Текст книги "Осень"

Автор книги: Ба Цзинь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)

24

Цзюе-синь долго сидел за столом, глядя в раскрытый роман, но ничего не понимая. Он пытался сосредоточить внимание на мелком шрифте, но это плохо ему удавалось: смысла он так и не схватывал. В голове, казалось, была сплошная пустота, там раздавались лишь голоса ругающихся женщин. Эти грубые, визгливые звуки назойливо лезли ему в уши; ему казалось, будто кто-то напильником водит ему по нервам. Сначала это причиняло ему боль, затем чувства его притупились. Духота, казалось, гипнотизировала и усыпляла его. Мало-помалу усталость взяла свое, напряжение ослабло. Брань во флигеле затихла, вдруг ему послышалось протяжное пение монахов и тихий девичий плач; еле различимые звуки постепенно наполнили его грустью, в голове зашумело, она стала тяжелеть и клонилась все ниже и ниже. Через мгновение он уткнулся лицом в книгу.

Очень знакомый голос тихонько окликнул его. Цзюе-синь поднял голову и увидел перед собой Хой в скромной одежде.

– Сестра? Когда ты пришла? – испуганно и радостно спросил он, быстро поднимаясь с места.

Не отвечая, она молча глядела на него. Во взгляде ее были любовь и жалость. Выражение скорби делало ее нетронутое косметикой лицо еще более прекрасным.

Вдруг он заметил, что она вся мокрая.

– Что с тобой, Хой? Ты вся мокрая. Откуда ты? – тревожно спросил он.

– Из дома. Дождь очень сильный, а паланкин протекает – вот я и промокла, – пожаловалась она.

Он смотрел на нее с любовью и состраданием. Быстро достав платок, он протянул его сестре:

– На, вытри лицо. А я позову Хэ-сао она принесет тебе умыться, – и он встал.

– Не уходи, брат, мне нужно с тобой поговорить, – взволнованно удержала она его рукой: в другой руке девушка держала платок и вытирала лицо.

Цзюе-синь остановился. С жалостью оглядев ее с головы до ног, он произнес:

– Что же, Го-гуан дал тебе дырявый паланкин? Ведь ты можешь простудиться.

– Где же ему заботиться обо мне! Он будет рад, если я умру днем раньше, – всхлипнула она и низко опустила голову, дрожа всем телом.

– Сестренка, – нежно воскликнул он. – Ты должна сама заботиться о себе. – Глаза его наполнились слезами.

Подняв голову, Хой смотрела на брата глазами полными слез, и вдруг из груди ее вырвалось рыдание:

– Брат, спаси меня! Я больше не могу! – Она крепко сжала его руку. Ее мольбы о помощи, словно ножом, полоснули его по сердцу. Он попытался побороть отчаяние. Казалось, какая-то тяжесть клонила его к земле, он хотел сбросить ее, хотел помочь любимой девушке.

В глазах вдруг посветлело – это в них ударил свет от лампы. Чья-то рука легла ему на плечо. Цзюе-синь быстро оглянулся. Около него, ласково улыбаясь, стояла Шу-хуа. Не веря себе, он посмотрел по сторонам – в тихой комнате больше никого не было. Цзюе-синь легонько вздохнул:

– Я видел сон.

– Шел бы ты спать, Цзюе-синь. Смотри-ка, ведь ты уснул прямо за столом, – мягко сказала Шу-хуа и спросила: – Сон? Кого же ты видел во сне?

Помедлив, Цзюе-синь снова вздохнул:

– Хой. Она умоляла о помощи.

Лицо Шу-хуа сразу изменилось, словно на него повеяло грустью. Немного погодя она с чувством произнесла:

– Да, жалко Хой.

– Мне совестно перед ней – ведь я ничего для нее не сделал, – сокрушался Цзюе-синь.

– Не говори так, Цзюе-синь. А разве не ты ходил к Го-гуану улаживать вопрос с похоронами? – пыталась успокоить его сестра.

– Мне еще больнее, когда я слышу об этом, – нахмурился Цзюе-синь. – Я остался в дураках, он и не собирается этого делать. Гроб по-прежнему стоит в кумирне, а он и пальцем не шевельнул. Ведь пятое уже завтра. Последние дни я его не видел. Говорят, что сейчас он занят поисками невесты. Кто бы мог думать, что он так бессердечен. – На лице Цзюе-синя появилось выражение гнева.

– Хорошего зятечка выбрал себе дядя! Что же он теперь скажет? – рассердилась Шу-хуа.

– Бабушка и тети сердятся, а ему – хоть бы что! Твердит одно и то же: «Замужняя дочь – из дома прочь». Его словно и не касается все это дело с Хой. Если бы бабушка не заставила его, он вообще не думал бы об этом.

– А сейчас бабушка предлагает что-нибудь? Ведь не допустит же она, чтобы гроб там оставался.

Цзюе-синь ответил не сразу, по-видимому он пытался разобраться в своих чувствах. За окном завыла сирена. От этого протяжного заунывного звука, раздавшегося в ночной тишине, оба вздрогнули. – Сейчас погаснет электричество. Подожди, я пойду зажгу лампу, – торопливо произнесла Шу-хуа и направилась к обеденному столу.

Последняя вспышка электрической лампочки, вернула Цзюе-синя к действительности; мысли его вдруг прояснились – выход был найден. Он поднялся:

– Это дело я все-таки закончу, – решительно произнес он, словно обращаясь не к Шу-хуа, а к кому-то другому. Еще раз его взгляд скользнул по комнате и остановился на висевшей на стене фотографии умершей жены. Его охватил какой-то безотчетный страх. В это время лампа погасла.

С керосиновой лампой в руке подошла Шу-хуа и, поставив ее на письменный стол, увидела, что Цзюе-синь как будто застыл на месте.

– О чем ты задумался, Цзюе-синь? – встревоженно спросила она.

Словно очнувшись, он повернулся к ней. Полный молодой энергии взгляд сестры несколько успокоил и ободрил его. Казалось, его вернули из другого мира – из мира отчаяния, мира скорби, мира, который убивал его чувства. Но теперь его чувства воскресли.

– Так, ни о чем, – не желал он выдавать своих мыслей.

– По-твоему, можно что-нибудь сделать для Хой? – спросила Шу-хуа, не зная, что творится у него на душе.

Вместо прямого ответа Цзюе-синь сказал:

– Пойдем к матери, Шу-хуа. Услышим, что она скажет.

Он поговорил о Хой с госпожой Чжоу, но ни к чему определенному они не пришли, так как ничего не могли придумать, кроме того чтобы снова отправиться в семью Чжэн для переговоров. Результатом их разговора Шу-хуа была разочарована. Ей казалось, что они медленно действуют, но как повлиять на Го-гуана – она не знала.

Пятое число не принесло никаких перемен. Чжэн Го-гуан словно забыл об обещании, данном Цзюе-синю. Гроб с прахом Хой по-прежнему одиноко стоял в одной из келий монастыря «Ляньхуаянь». В одном из его углов пауки раскинули свою сеть, а на крышке уже на вершок лежала пыль. Табличка с именем умершей покосилась и упала. Одно из траурных полотнищ сорвало ветром.

Чжоу-гуй вернулся в дом Чжоу возмущенный и сообщил обо всем, что видел, старой госпоже Чжоу и госпоже Чэнь. Тогда они послали его в дом Гао, где он еще раз рассказал то же самое госпоже Чжоу и Цзюе-синю.

– Нужно еще раз вызвать Го-гуана для объяснения, – предложил Чжоу Бо-тао.

– Найти его и еще раз поговорить с ним, – поддержал Цзюе-синь.

Старая госпожа Чжоу тут же послала за Чжэн Го-гуаном, но тот отказался прийти. Тогда старая госпожа Чжоу заставила пойти туда Чжоу Бо-тао. Но ему удалось увидеть лишь отца Го-гуана, с которым он перебросился несколькими ничего не значащими словами. Вопрос так и остался нерешенным. Чжоу Бо-тао вернулся домой ни с чем.

Седьмого вечером к Чжэнам отправился Цзюе-синь. Увидеться с Го-гуаном не удалось и ему. Но, заметив в доме фонарики и украшения, он расспросил привратника и узнал от него, что вопрос о вторичной женитьбе Чжэн Го-гуана уже решен и в доме уже идут приготовления к помолвке.

Бесхитростный рассказ привратника, казалось, подлил масла в огонь, бушевавший в душе Цзюе-синя. Он сразу направился в дом Чжоу и там, ничего не скрывая, сообщил эту важную новость старой госпоже Чжоу и госпоже Чэнь.

– Скажи, что будем делать? – обратилась к Чжоу Бо-тао старуха, еле сдерживая гнев.

– Не волнуйтесь, мама. Собственно говоря, срок был очень небольшой. Мне кажется, Го-гуан не нашел хорошего участка и решил повременить. Ведь это касается прежде всего материального положения их семьи, поэтому нам неудобно вмешиваться. – Чжоу Бо-тао попытался улыбнуться, но эта улыбка не придала его темному лицу, ни капли привлекательности.

– У тебя всегда довод найдется. Ты за Го-гуана все продумал. Ты забыл, что ты – отец нашей Хой! – вышла из себя старая госпожа Чжоу.

– По-моему, бесполезно сердиться, мама. Лучше наберись еще немного терпения – ведь года не прошло после смерти Хой; срок не слишком долгий, – упрямо стоял на своем сын.

– Убирайся вон. Не желаю тебя слушать, – замахала на него руками старуха. Но он не собирался уходить.

– Не волнуйтесь, бабушка. Всегда можно что-нибудь придумать, – принялся уговаривать ее Цзюе-синь.

Старая госпожа Чжоу задыхалась. Чжоу Бо-тао как-то странно смотрел на мать, а взгляд госпожи Чэнь, обращенный на мужа, был полон ненависти. Госпожа Сюй и Юнь молчали, иногда сочувственно поглядывая на старую госпожу Чжоу, иногда сердито – на Чжоу Бо-тао.

Вдруг гнетущую тишину разорвал женский голос. Послышались злые ругательства:

– Ты кто такая, чтобы мне перечить? Это ты мне принесла такого чаю? Может быть, в доме Чжоу перевелся хороший чай? А ну-ка, марш за другим. Мне наплевать, что ты служанка старой госпожи, наплевать, что ты была служанкой у Шу-ин. Думаешь, меня можно не слушаться?

Слова эти сопровождались каким-то звоном – очевидно, чашку бросили на пол.

– Слышите, опять молодуха ругает Цуй-фэн. Спит до двенадцати часов и еще имеет совесть кричать на людей, – вздохнула старая госпожа Чжоу, указывая на окно.

– Да, – в один голос откликнулись госпожа Чэнь и госпожа Сюй. Затем госпожа Чэнь с горечью добавила: – Еще раз судьба посмеялась над, нами: Хой плохо кончила, а теперь Мэю досталась такая жена.

Чжоу Бо-тао молчал, делая вид, что ничего не слышит.

– Жаль Цуй-фэн. Только вчера ей попало, и она долго плакала в моей комнате. Я ее никогда не ругала, – взволнованно произнесла Юнь.

– И я не ругала. А теперь вот – глава дома появился, – процедила старая госпожа Чжоу.

Слышно было, как Цуй-фэн пыталась оправдаться, а молодая ругалась, стуча кулаком по столу и топая ногами. Ей помогал Мэй. Цуй-фэн горько плакала.

– Да, шумно стало у нас в доме, – грустно пошутила старая госпожа Чжоу.

– Молодые всегда бывают такими. Мэй и тот резвее стал, – вставил Чжоу Бо-тао.

– Теперь, может быть, тебе ясно, как жилось Хой в доме Чжэн? Ее там замучили до смерти, а ты, отец, и голосу не подавал. Вот теперь наша очередь выслушивать оскорбления от твоей снохи, – упрекнула госпожа Чэнь мужа.

Чжоу Бо-тао только было раскрыл рот, чтобы ответить, как мать перебила его:

– Не трать, дочка, сил на разговоры с ним. Такого бесчувственного человека мне еще встречать не приходилось. Целыми днями толкует о древней науке, а разобраться – так он, наверное, и в книжках ничего не понимает. Ну, скажи, сделал ли он хоть что-нибудь разумное? Только и знает что проедать отцовские денежки.

Цзюе-синю эти слова пришлись по душе; он находил эти обвинения совершенно правильными. Остатки уважения к дяде исчезли, и, видя, что тот не знает, что ответить, Цзюе-синь почувствовал удовлетворение, словно сам отомстил дяде. Но вместе с тем он ощутил гнев и отчаяние: эти слова в довершение ко всему, что он уже слышал за этот короткий промежуток времени, убедили его в том, что разбито будущее еще одного юноши, разбита еще одна мирная семья. За небольшой период времени своеволие одного упрямого глупца сможет привести к трагическому концу многих людей. Он ощутил ненависть к строю, который наделяет одного человека такой большой властью. Но даже сейчас он придерживался своей обычной точки зрения: он бессилен перед этим проклятым строем. Эта мысль еще больше увеличила его смятение и отчаяние.

Неожиданно в комнату старой госпожи Чжоу широкими шагами вошел Мэй. Красный от возбуждения, он обратился к госпоже Чэнь:

– Мама, эта Цуй-фэн прямо от рук отбилась. Она смеет пререкаться с моей женой. Ты бы приструнила ее.

«Отбилась?» – с горечью думал Цзюе-синь, с жалостью глядя на Мэя. Госпожа Чэнь не изменилась в лице и не произнесла ни звука.

– Мама, Цуй-фэн довела мою жену до слез. Еще немного, и у нее начался бы сердечный приступ. Вчера из-за Цуй-фэн она тоже плохо себя чувствовала, – говорил Мэй.

– Позови-ка Цуй-фэн! – строго сказал Чжоу Бо-тао.

Мэй кивнул и, довольный, вышел из комнаты. Все напряженно ожидали, что будет. Никто не проронил ни слова до тех пор, пока Мэй не привел Цуй-фэн.

– Цуй-фэн, что же ты не слушаешься молодой госпожи? Когда она велит тебе сделать что-нибудь и ты ошибаешься, то ничего страшного нет, если она и поругает тебя. Как же ты осмеливаешься с ней спорить? – Старая госпожа Чжоу видела, что Цуй-фэн стоит перед ней, опустив голову, и трет глаза, чувствуя, что ее несправедливо обидели. Про себя она уже определила, кто прав, кто виноват, но, не меняя тона, продолжала отчитывать служанку.

– Да разве я посмею с ней ссориться? Я делаю все, что мне приказывает молодая госпожа. Я ей и слова поперек не сказала, не знаю, чем я провинилась перед ней. Она велела принести ей чаю, я и налила ей чаю, который вы пьете… – прерывающимся голосом жаловалась Цуй-фэн, но тут ее вдруг перебил Мэй.

– Врешь! Замолчи! – грубо крикнул он.

– Некогда тратить время на ее болтовню. Дать ей как следует, и дело с концом, – нетерпеливо произнес Чжоу Бо-тао.

Атмосфера в комнате накалилась. Необычное возмущение овладело многими. Цуй-фэн испуганно замолчала, не решаясь больше говорить. Дрожа от страха, она подняла глаза на Юнь, словно умоляя ее о помощи.

– Тебе некогда? Тогда убирайся отсюда. В моей комнате твоего мнения никто не спрашивает, – накинулась на сына старая госпожа Чжоу прерывающимся от гнева голосом.

Чжоу Бо-тао сразу раскис и не решался открыть рта. Красное лицо Мэя побледнело, и он понуро стоял на своем месте, напоминая мяч, из которого выпустили воздух. Теперь он уже не глядел на Цуй-фэн грозным взглядом.

– Не бойся, Цуй-фэн, говори, – мягко обратилась к ней старая госпожа Чжоу.

Осмелев, Цуй-фэн подняла голову и, чувствуя себя свободнее, посмотрела на старую госпожу – слова старухи сняли тяжесть не только с души Цуй-фэн, почти всем стало легче.

– Я принесла молодой госпоже чаю. А она заявила, что чай плохой, что пить его нельзя. Велела мне налить другого. Я говорю: «Этот самый хороший, лучше в доме не найти». А она меня – ругать, а потом как бросит в меня чашкой. Хорошо еще, что увернулась. А чашка разбилась, – немного успокоившись, рассказывала Цуй-фэн. Пока она говорила, Чжоу Бо-тао и Мэй все ниже и ниже опускали головы, в то время как остальные воспрянули духом.

– Цзюе-синь, решай, кто прав, кто виноват. Как ты думаешь: можно ли ни с того ни с сего обругать и избить человека, если даже это и прислуга? Справедливо ли это? – гневно спрашивала старшего внука старуха Чжоу.

Цзюе-синь вежливо поддакивал ей.

– Я пью этот чай, а она не может! Она выливает мой чай, а вы ее защищаете. Она меня ни во что не ставит, и вы тоже, – кипятилась старая госпожа Чжоу. Неожиданно она повернулась к Цуй-фэн: – Принеси-ка мне метелку для обметания пыли, я сегодня тоже буду бить кое-кого.

Цуй-фэн робко кивнула в ответ, но с места не двинулась, не зная, идти ли ей за метелкой, и не понимая, кого старая госпожа собирается бить.

– Ты слышала? Принеси мне метелку, – нетерпеливо повторила старая госпожа Чжоу. Цуй-фэн пришлось повиноваться.

Чжоу Бо-тао приподнял голову и взглянул на мать, но, увидев ее гневное лицо, заговорить не решился. Мэй дрожал всем телом – он готов был провалиться сквозь землю.

Остальные почувствовали некоторое облегчение, но, не зная, до какой степени может разгневаться старая госпожа Чжоу, испытывали также некоторое беспокойство и страх. Все ждали – ждали, когда атмосфера разрядится.

Цзюе-синь внимательно следил за всеми действиями старухи, напряженно ожидая, как она поступит дальше. Так как у самого у него не хватило бы ни сил, ни решимости выступить против самодура, которого защищал общественный строй, то он, конечно, готов был с удовольствием наблюдать, как с таким человеком расправятся другие.

Цуй-фэн принесла метелку и передала ее старой госпоже Чжоу. Та крепко сжала ее в руке и приказала Мэю:

– Ну-ка, подойди ко мне.

Перепуганный Мэй исподлобья глядел на бабку и не решался тронуться с места. Старая госпожа Чжоу сердито поторапливала его. Чжоу Бо-тао не сказал ни слова, а только поглядывал на Цзюе-синя, словно ожидая, что тот выступит в роли примирителя.

Собственно говоря, Цзюе-синю очень хотелось посмотреть, как метелка будет гулять по чьей-то спине и своевольные упрямцы получат возмездие. Но сейчас жалкий вид Мэя и гневное лицо старой госпожи Чжоу (он видел, что за этот год она сильно сдала) изменили его чувства. Он больше не мог оставаться безучастным зрителем. Он поднялся и, стараясь придать своему тону убедительность, обратился к бабке:

– Бабушка, прости на этот раз Мэя, он еще молод, не понимает, что делает. Прости его на этот раз – в будущем он станет умнее. – При этих словах Цзюе-синя Мэй всхлипнул.

– Подойди, Мэй, я не буду тебя бить, – смягчаясь, обратилась к нему старая госпожа Чжоу, подтверждая свои слова кивком головы. Но Мэй все еще колебался.

Цзюе-синь подбодрил его, посматривая на бабку:

– Иди, иди. Не бойся, бабушка бить не будет.

Подала голос и Юнь:

– Иди, раз бабушка зовет. Она хочет с тобой поговорить. Не бойся.

Мэй медленно подошел к бабке и, весь дрожа, взглянул ей в лицо.

– Ведь ты уже взрослый, пора понимать, – начала поучать его старая госпожа Чжоу, подавив гнев и глядя на него полусердито, полуласково. – Зачем ты берешь пример с жены и так ведешь себя? Разве ты не знаешь, что твоему деду не легко было наживать имущество? Сейчас ты пока не имеешь права жить так, как тебе хочется. – Мэй только поддакивал. – Служанка – тоже человек. Не думаю, чтобы она была хуже тебя. Она всегда занята больше, чем ты. Скажи, какое же ты имеешь право ругать и бить ее? Я сама когда-то купила Цуй-фэн и оставила ее твоей сестре. Подчиненные тогда уважают хозяина, когда он справедлив к ним. В обращении с подчиненными тоже нужно быть человеком. Не думай, что если у твоего деда были кое-какие деньги, то ты теперь должен задирать нос. Не будь таким упрямым, как твой отец, и таким бесчеловечным. Он уже забыл, как трудно приходилось мне и его отцу в свое время – тогда он был еще мал. А теперь он рассуждает об уважении к другим и берется учить меня. – Тут она подняла метелку и процедила сквозь зубы: – Если уж речь зашла об уважении, то, пожалуй, как мать я могла бы и наказать своего сына.

Эти слова как громом поразили Чжоу-Бо-тао. Лицо его потемнело еще больше, он незаметно подался в сторону и, поглядывая на дверь, думал о том, как бы ускользнуть.

Но как раз в этот момент взгляд матери упал на него, и его почти незаметное движение не укрылось от нее. Снова закипая гневом против сына, она взмахнула метелкой и повысила голос:

– Хочешь уйти? Ну и иди себе. Кому ты тут нужен? Только злишь меня своим присутствием.

Но Чжоу Бо-тао не обратил на ее слова внимания. Поспешно пробормотав что-то, он вышел с таким видом, словно получил полное прощение. Все (за исключением старой госпожи Чжоу и Мэя) с облегчением вздохнули.

Гнев старой госпожи Чжоу еще не улегся окончательно. Видя, что Мэй, съежившись от страха, все еще стоит перед ней, она бросила метелку и махнула рукой:

– И ты уходи с глаз моих. Отправляйся к своей жене.

Когда он ушел, старая госпожа Чжоу устало закрыла глаза и долго сидела не двигаясь. Теперь настала очередь госпожи Чэнь и госпожи Сюй успокаивать старуху. Цзюе-синь понял, что момент для разговора о Хой неподходящий: дальнейшее пребывание здесь лишь увеличило бы его страдания. Поэтому он распрощался. Его оставляли обедать, но он ушел под каким-то благовидным предлогом.

Вернувшись домой, он у дверей комнаты Цзюе-миня столкнулся с ним самим. Тот как раз выходил из комнаты и, увидев выражение печали на лице Цзюе-синя, спросил испуганно:

– Цзюе-синь, где ты был? Я ходил в контору, но тебя не застал.

– У бабушки, – коротко бросил Цзюе-синь.

Цзюе-миню все стало понятно. Сочувственно взглянув на брата, он мягко спросил:

– Опять по поводу Хой?

Цзюе-синь кивнул.

– Решили что-нибудь?

– Го-гуан уклоняется от встречи. Он снова женится. Послезавтра сговор. Разве ему теперь до Хой? – с горечью отвечал Цзюе-синь.

– А что говорит дядя? У него же всегда есть выход.

Цзюе-синь нахмурился и закусил губу. Он хотел было промолчать, так как не мог высказать словами обуревавшие его сложные чувства, но что-то подтолкнуло его, и он, помедлив, ответил:

– Не говори мне о дяде. Он только все испортил. Если бы не он, давно бы все уладили. Ведь это, по сути дела, пустяк. А сейчас они не знают, что делать. Бабушка только сердится – и все.

– А по-твоему, что следует предпринять? Неужели так и допустим, чтобы Го-гуан продолжал увиливать? – Цзюе-минь был обескуражен бессилием стольких людей, но продолжал спрашивать.

– А что я могу? У них весь дом в таком же положении, – развел руками Цзюе-синь, словно оправдываясь. Но на самом деле он просто дал выход своему гневу. Он все время бился именно над разрешением этого вопроса и до сих пор не верил, что не найдет выхода.

Братья стояли на ступеньках у входа. Кругом была полная тишина, и только с крыши доносился однообразный писк ласточек. Солнечные лучи подбирались под карниз. Из противоположного флигеля вышла госпожа Шэнь с Цзюе-хуа, сыном Си-эр, на руках и, с довольным видом усевшись в пустое плетеное кресло, стоявшее под окном комнаты Шу-чжэнь, принялась играть с ребенком.

– Выход-то есть и очень легкий. Не знаю только, согласитесь ли вы на это, – вдруг решился Цзюе-минь.

– Что же ты предлагаешь? – удивленно повернулся к нему Цзюе-синь.

– Мы найдем Го-гуана и заставим его написать расписку. Тогда посмотрим, сумеет ли он увильнуть! – уверенно произнес Цзюе-минь.

– Все можно будет уладить, если он согласится прийти, – без особого энтузиазма сказал Цзюе-синь, которому казалось, что из предложения брата ничего не выйдет, кроме бесполезного разговора.

– Он-то, конечно, не захочет прийти. Мы пошлем ему приглашение. Я знаю, что у них в доме паланкина нет и Го-гуан всегда нанимает его у перекрестка. Сделаем так: мы посылаем человека, который поджидает поблизости. Го-гуан выходит, этот человек его останавливает и сообщает, что дядя хочет видеть его по важному делу. Посмотрим, как он вывернется, – выкладывал свой план Цзюе-минь.

– Но если не удастся встретить его? Опять зря потратим время, – раздумывал вслух Цзюе-синь.

– Обязательно встретим. Он мне и вчера и сегодня попадался, – настаивал Цзюе-минь.

– Неужели? Где же ты его видел? – удивился Цзюе-синь.

– А я специально ходил к тому перекрестку, чтобы убедиться в правильности своего плана, – улыбнулся младший брат.

Цзюе-синь задумался на момент, затем сказал, словно размышляя вслух:

– Ну что ж, пожалуй, попробуем сделать по-твоему. Я сейчас пошлю человека.