Текст книги "Осень"

Автор книги: Ба Цзинь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 39 страниц)

3

После обеда пришла Цзинь. Шу-хуа давно еще поручила Цзюе-синю, когда он будет в семье Чжоу, пригласить Юнь. Сейчас, видя, что Юнь не появляется, она от имени своей мачехи послала слуг с паланкином за барышней Юнь.

И действительно, это возымело свое действие. Не прошло и часа, как Юнь прибыла. Не успел паланкин остановиться перед входом в прихожую, как Цинь, Шу-хуа, Шу-чжэнь и служанки Ци-ся и Цуй-хуань выбежали навстречу. Когда Юнь вышла из паланкина, они бросились к ней.

Юнь поклонилась Цинь, Шу-хуа и Шу-чжэнь. Ци-ся и Цуй-хуань почтительно приветствовали ее. Юнь ответила на приветствие каждой в отдельности. Круглое личико Юнь, как всегда хранившее выражение наивности, было покрыто ровным слоем пудры и крема, сзади свешивалась пышная коса.

– Желаю всем здоровья, – радостно улыбнулась Юнь и, обращаясь к тщательно, словно гимназистка, одетой Цинь, произнесла: – Сестра Цинь, как давно я тебя не видела, что же ты не заходишь к нам?

– Мама поручает мне много дел по дому. Кроме того, мне приходится готовиться к лекциям, и еще я занимаюсь с Цзюе-минем английским языком. Поэтому даже сюда, к старшей тете, и то редко прихожу, – извинялась Цинь. Ее овальное личико светилось улыбкой, а ясные глаза восторженно смотрели на Юнь.

Юнь проводили в комнату госпожи Чжоу, которая уже поджидала их. Девушка справилась о ее здоровье, и госпожа Чжоу пригласила ее сесть. Сначала разговор вели госпожа Чжоу и Юнь, остальные молчали. Тетка расспрашивала Юнь о семье Чжоу. Во время разговора ее голова покачивалась в такт словам.

Когда же госпожа Чжоу заговорила о предстоящей женитьбе Мэя, Шу-хуа не выдержала:

– Юнь, говорят, что твоей будущей невестке в этом году стукнуло двадцать, она старше тебя.

– Она действительно старше меня на четыре года, в феврале ей исполнилось двадцать два, – не громко, с легкой грустью ответила Юнь, опустив голову.

Госпожа Чжоу укоризненно взглянула на Шу-хуа, она была недовольна ее болтливостью. Но на Шу-хуа это не произвело никакого впечатления, и она продолжала:

– Не понимаю, почему так упорствует дядя…

Госпожа Чжоу нахмурилась и, перебив Шу-хуа, с досадой заметила:

– Не забывайся. Как ты смеешь осуждать дядю! Хорошо, что здесь все свои и Юнь не обидится.

– Ничего, тетя. Шу-хуа сказала это случайно, – вежливо улыбнулась Юнь.

Шу-хуа усмехнулась:

– Скажешь что-нибудь нечаянно, а мама все принимает всерьез. Но мне все же немного обидно за Мэя.

– Самому Мэю как будто безразлично, – подхватила Юнь, – Что ему дядя скажет, то и ладно. У Мэя от рождения такой характер. Но я знаю, что он в отчаянии. Я ни разу не видела, чтобы он улыбался. Он иди прячется дома с книгой, или бродит взад-вперед под окнами и что-то бормочет, словно разговаривает сам с собой.

– Мэй тряпка. Доведись мне, я бы ни за что не согласилась на эту свадьбу! – возмущалась Шу-хуа.

– А ты волнуешься больше, чем Мэй, – рассмеялась Цинь, даже Юнь улыбнулась.

– Дядя говорит, что семья Фэн из поколения в поколение отличалась образованностью и что дед барышни Фэн обладал глубокой эрудицией и высокими моральными качествами…

Не дав Юнь закончить, Цинь перебила ее.

– Это Фэн Лэ-шань?

Подумав, Юнь отвечала:

– Кажется, да. Но точно не помню. Говорят, что имя барышни Фэн – Вэнь-ин.

– Наверняка он. Без Фэн Лэ-шаня нигде не обходится, – негодовала Шу-хуа.

Юнь изумленно взглянула на Шу-хуа, потом на Цинь и с недоумением спросила:

– Как, вы знаете? Что он за человек?

Цинь хотела было ответить, но промолчала. Шу-хуа запальчиво воскликнула:

– А разве ты забыла? Эта барышня Фэн когда-то должна была стать нашей невесткой. Цзюе-минь не согласился, и сватовство расстроилось. Вот уж никак не думала, что она еще не замужем и попадет в ваш дом. – В словах Шу-хуа слышалась насмешка. Ей доставляло удовольствие высказывать свои мысли, и она нисколько не считалась с тем, что ее слова могут произвести неприятное впечатление на окружающих.

Юнь слегка нахмурилась и не отвечала. Госпожа Чжоу лежала на софе, легонько покачивая головой. Ей не нравилось, что Шу-хуа говорит такие вещи: слова дочери унесли ее в область воспоминаний, похожих на дурной сон, который с ужасом вспоминаешь при пробуждении. Необъяснимая грусть охватила ее. Глубоко задумавшись, она старалась побороть эту грусть.

Цинь тоже мысленно перенеслась в прошлое. Но мысли ее проносились быстрее, и она без труда подавила неприятные воспоминания. Чувствуя, что в комнате сейчас воцарится гнетущее молчание, она хотела перевести разговор на другую тему, чтобы разрядить обстановку, но в это время за дверьми послышались шаги, дверная занавеска раздвинулась и на пороге появилась стройная, сильная фигура Цзюе-миня. Его приход рассеял гнетущую атмосферу.

– А, Цзюе-минь! Лёгок на помине! – обрадовалась Шу-хуа.

Юнь поспешно встала и поклонилась. Цзюе-минь с улыбкой поклонился ей в ответ. Оба сели.

– Что заставило вас вспомнить обо мне? – спросил Цзюе-минь.

– Мы говорили о барышне Фэн, – ответила Шу-хуа и, глядя на Цзюе-миня, улыбнулась.

Улыбка мгновенно сбежала с лица Цзюе-миня, и он глухим голосом промолвил:

– Я знаю: Мэй вместо меня будет нести этот крест.

– Какой крест? Зачем такие пышные слова? Не понимаю, – намеренно громко рассмеялась Шу-хуа, вызвав у всех улыбку.

На лице Цзюе-миня тоже появилась улыбка, но он тут же спрятал ее. Не обращая внимания на Шу-хуа, он вполголоса произнес:

– Здесь очень душно, – и посмотрел в окно. Внутренний дворик был залит светом. Солнечные лучи играли на каменных плитах дорожки. По обеим сторонам дорожки в горшочках стояли весенние цветы, чуть колеблемые ласковым дуновением теплого ветерка. Обрамленные зелеными листочками, они еще ярче пламенели в солнечных лучах. На коньке крыши неумолчно чирикали воробьи. Из разноголосого гомона выделялась нежная, ласкающая слух, песенка дрозда.

– Пойдем-ка лучше пройдемся, – предложил Цзюе-минь, обращаясь к Цинь.

Цинь кивнула головой, встала и вежливо обратилась к госпоже Чжоу:

– Тетя, разрешите нам пойти погулять с Юнь!

– Зачем такие церемонии, Цинь? Конечно, идите. Вам, молодым, только и веселиться. Чего же сидеть со мной в комнате? – ласково сказала госпожа Чжоу.

– Мы пойдем в сад, – горячо подхватила Шу-хуа.

– В сад, – повторила обычно молчаливая Шу-чжэнь. Она беззаботно улыбнулась, но в уголках ее глаз застыла грусть одиночества.

Пойдемте с нами, тетя. Мы хотим погулять вместе с вами, пригласила Юнь госпожу Чжоу и поднялась.

Правда, тетя, пойдемте с нами. Нам будет еще веселее. Сегодня вечером мы будем играть в «пилань». И вы с нами сыграете, – с живостью подхватила Цинь.

– Я согласна. А потом будем играть в застольные игры, и проигравшие будут пить вино, – обрадовалась Шу-хуа.

– Я не буду играть в «пилань» и не хочу бесплатного угощения. Приглашаю вас сегодня вечером к себе, – оживилась госпожа Чжоу.

– Мама, мы сегодня вечером соберемся на веранде, – весело сказала Шу-хуа.

– Хорошо. Пусть будет по-вашему, – согласилась госпожа Чжоу. – Ну, вы идите, я приду немного погодя. – И затем шутливо добавила: – Только смотрите не перессорьтесь.

Цинь нарочно надула губы и заметила:

– Тетя опять смеется над нами. Что мы, маленькие, чтобы ссориться! Вот подождите, тетя, вам наверняка придется выпить в наказание за проигрыш.

– Если ты выиграешь у меня, я, конечно, выпью. А вот подожди, скоро твои сестры поднимут тост за тебя и тебе тоже придется выпить, – насмешливо воскликнула госпожа Чжоу.

Цинь поняла шутку, улыбнулась и, смущенно промолвив:

– Где уж мне переговорить вас, – вместе с Юнь вышла из комнаты.

Госпожа Чжоу с улыбкой смотрела вслед Цинь. Когда сестры скрылись, она искоса взглянула на стоявшую рядом Ци-ся, лицо которой выражало нетерпение.

– Ци-ся! – приказала она, – сейчас кальян мне не нужен. Отправляйся в сад прислуживать барышням и кстати позови Чжан-сао.

Лучшего приказания Ци-ся не могла и ожидать. Она живо ответила: «Слушаюсь» – и легкими шагами выбежала из комнаты.

Шу-хуа шла впереди, за ней Цзюе-минь. Юнь и Цинь шли позади и разговаривали. Шу-чжэнь ни на шаг не отходила от Цинь, иногда Цинь брала ее под руку. Эта одинокая девушка видела в Цинь единственную опору. Только рядом с ней, слыша ее звонкий, жизнерадостный, уверенный голос, она чувствовала, что ей немного веселее.

Цуй-хуань замыкала шествие и слышала разговор Цинь и Юнь. Сегодня у нее было какое-то странное настроение. Она беспрерывно смотрела по сторонам. Все ласкало ее взор: цветы, трава, деревья, вода, камни, птицы, бабочки, стрекозы… Она чувствовала, как радость наполняет все ее существо. На лице ее показалась улыбка. Необъяснимая тоска, которая последние несколько месяцев терзала душу, сейчас исчезла, словно под дуновением легкого ветерка.

Выйдя из сосновой рощи, компания очутилась на берегу озера. Шу-хуа первая поднялась на арочный мост и увидела на другом берегу во дворике группу ребят, сидевших кружком на корточках. Заинтересовавшись, она перешла мостик, прошла через лужайку и, подойдя к ступенькам, разглядела ребят: это были Цзюе-ин, Цзюе-цюнь, Цзюе-ши и Цзюе-жэнь. Они окружили зеленую фарфоровую скамеечку и что-то там делали.

«Целыми днями бездельничают. Зачем было приглашать учителя? И сейчас неизвестно, что вытворяют. Даже противно. Хороши же, нечего сказать. Будь здесь сестра Шу-ин, она наверняка бы рассердилась», – рассуждала про себя Шу-хуа. Не выдержав, она поднялась по ступенькам и крикнула:

– Цзюе-ин, опять бездельничаешь! Что это вы там делаете?

Цзюе-ши и Цзюе-жэнь, услышав голос Шу-хуа, испуганно вскочили. Цзюе-ин и Цзюе-цюнь, подняв голову, только посмотрели в ее сторону.

– Не твое дело, – грубо сказал Цзюе-ин.

Шу-хуа спустилась во дворик и направилась к ним. Она увидела, что Цзюе-цюнь запустил руку внутрь цветка, вырезанного на скамеечке.

– Тише, – в один голос зашикали Цзюе-ин и Цзюе-жэнь, делая предостерегающие жесты.

Подойдя к ним, Шу-хуа услышала, как Цзюе-цюнь радостно завопил:

– Поймал, поймал!

Вытаскивай, – торопил его Цзюе-ин, легонько постукивая рукой по скамеечке.

– Быстрей, быстрей. Сколько поймал? – с восторгом закричали Цзюе-ши и Цзюе-жэнь. Оба были необычайно возбуждены.

– Осторожнее. Не раздави, – командовал Цзюе-ин.

Цзюе-цюнь медленно вытащил руку. Из кулака выглядывала головка желторотого птенца с широко открытым клювом.

– Давай сюда, давай сюда, – заторопился Цзюе-ин и, увидев, что Цзюе-цюнь поднялся, тоже встал. Цзюе-ши и Цзюе-жэнь от радости захлопали в ладоши и закричали:

– Где клетка? Давайте посадим его в клетку, – тараторил Цзюе-цюнь, не отдавая птенца Цзюе-ину.

– Давай сюда, там увидим, – не соглашался Цзюе-ин и протянул руку, чтобы отнять птенца.

– Я сам. Я поймал, – увертывался Цзюе-цюнь, не желая отдавать свою добычу двоюродному брату.

– Отдашь ты в конце концов или нет? – разозлился Цзюе-ин.

– Не отдам, не отдам, – упрямо твердил Цзюе-цюнь и бросился вверх по лестнице.

– Врешь, не убежишь, – ухмыльнулся Цзюе-ин и пустился вприпрыжку догонять Цзюе-цюня. Цзюе-ши и Цзюе-жэнь, спрятавшись под кустом орхидеи, сидели не шелохнувшись.

Цзюе-цюнь бежал, то и дело оглядываясь назад. На лужайке Цзюе-ин догнал его, одним ударом свалил на землю, навалился сверху и, разжав его руку, вырвал птенчика. Цзюе-цюнь громко заревел, а Цзюе-ин с птенчиком в руке торжествующе побежал через арочный мост.

Поднявшись с земли, Цзюе-цюнь, вытирая слезы, плачущим голосом завопил:

– Твоя мать – ведьма, а предки – черепашье отродье!

– Ты чего это ругаешься? – не выдержав, закричала Шу-хуа, она сидела на скамейке и была свидетельницей потасовки.

– А зачем он отнял у меня птенца, черепаший выродок? – орал Цзюе-цюнь.

– Он отнял у тебя птенца, иди пожалуйся на него и все. Его предки были твоими предками. Его мать – тоже родня тебе. Эх ты размазня! У тебя отняли, а ты ревешь. И не стыдно? – корила его Шу-хуа.

В это время к Цзюе-цюню подошли Цзюе-ши и Цзюе-жэнь и заискивающе сказали, беря его за руки:

– Не плачь, Цзюе-цюнь. Мы пожалуемся на него.

– Хорошо, пусть ему всыплют, – пробормотал Цзюе-цюнь, перестав плакать. Затем они все трое пошли по арочному мосту.

Цинь и Юнь, стояли на лужайке и, любуясь озером, вели беседу. Шу-чжэнь, разумеется, была подле Цинь. Цуй-хуань тоже стояла рядом, слушая их разговор. Несколько раз они оборачивались, чтобы посмотреть, как ссорились Цзюе-ин с Цзюе-цюнем.

– Если таково все молодое поколение, то на что могут надеяться так называемые интеллигентные семьи? – в горестном раздумье произнесла Цинь.

– Почему мы видим все время такие примеры? Неужели нет выхода? – скептически заметила Юнь.

– Но они никогда не поверят, что впереди их ждет гибель. И никто не может спасти их, – с досадой сказала Цинь.

– Гибель? Я не совсем понимаю, – удивилась Юнь. – Неизвестно, может быть только наши семьи такие.

– Только наши? Ты еще увидишь, – настаивала на своем Цинь. – Разумеется, есть исключения, но немного. Возьмем любой пример: Фэн Лэ-шаня, Чэнь Кэ-цзя и, наконец, отца Чжэн Го-гуана. Все эти люди, говорят, отличались в свое время «глубокой эрудицией и высокими моральными качествами», они были замечательными людьми своего века». Однако они были готовы на любую подлость и знали только одно: губить людей.

– Я тоже не могу понять, почему старший дядя всех своих детей толкает к гибели. Как вспомнишь о старшей сестре – сердце кровью обливается. А теперь очередь за Мэем, – печально произнесла Юнь. Она вдруг обернулась, умоляюще взглянула на Цинь и дрогнувшим голосом спросила:

– Цинь, ты много читаешь, имеешь опыт, много знаешь. Скажи мне, правда ли, что старые книги и старая мораль, как говорят передовые люди, губят человека? Мне просто непонятно, почему дядя Чжоу Бо-тао так глупо погубил свою старшую дочь.

Цинь в волнении легонько сжала руку Юнь и сокрушенно сказала:

– Я и сама не совсем понимаю. Возможно, старая мораль делает людей совершенно бесчувственными. Ты не читала статью «Людоедская мораль?» Если хочешь, могу дать тебе несколько книг. Прочтешь их и поймешь, для чего мы родились на свет. Это лучше, чем поддаваться глупому обману. Порой кажется, что в этих книгах написаны наши собственные мысли. Знаешь, как интересно!

– Шу-ин тоже советовала мне читать новые книги. А я боялась, что не пойму, и не решалась. Взяла у нее только несколько иностранных романов, и, хотя не все поняла там, они показались мне интересными.

– Женщины других стран намного счастливее нас. Я слышала, как старший дядя ругал иностранцев за то, что они не знают этикета, но из этих романов видно, что иностранцы живут счастливее нас, – откровенно призналась Юнь.

– За границей женщину все же считают человеком, а у нас, в Китае, забавой. В этом вся разница, – возмущенно вставила Цинь. Слова Юнь вызвали в ней некоторое удовлетворение, и она почувствовала, что взгляды их почти совпадают.

Цзюе-минь сидел на скамейке рядом с Шу-хуа. Он спокойно наблюдал за тем, как Цзюе-ин отнимал у Цзюе-цюня птенца; он видел, как оба мальчика упали на землю, как Цзюе-ин вскочил и убежал, слышал брань Цзюе-цюня, но продолжал спокойно сидеть. Взгляд его изредка останавливался то на Цинь, то на Юнь, стоявших на берегу озера. Он видел, что они ведут задушевную беседу, и это радовало его. Он не собирался мешать им. Когда Цзюе-цюнь с двоюродными братьями ушел через арочный мост, Шу-хуа с обидой сказала ему:

– Цзюе-минь, ты сидел здесь и слова не сказал, не вмешался даже. Ты что, в Будду хочешь превратиться?

Глядя на разгневанную Шу-хуа, он чувствовал, что его разбирает смех:

– И охота тебе, Шу-хуа, соваться в чужие дела! Чего от них ожидать, когда они растут в такой обстановке. Я предпочитаю тратить свое время на более полезные вещи.

– Можно подумать, будто ты доволен, что они такие шалопаи, – не сдавалась Шу-хуа.

Цзюе-минь помолчал, а затем терпеливо пояснил:

– Что ж, это тоже хороший урок нашему старшему поколению. Вредишь другим – можешь навредить самому себе. Я хочу посмотреть на плоды их деяний.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась Шу-хуа. Она внимательно посмотрела в лицо Цзюе-миню и с испугом спросила: – Ты настолько ненавидишь их?

По лицу Цзюе-миня прошла судорога. С силой закусив губу, он медленно встал, подошел к Шу-хуа и, положив ей руку на плечо, с горечью сказал:

– Ты забыла, что пока мы еще в их власти. – И, помолчав, добавил: – Я ненавижу не их, а их поступки.

– Нет, этого не будет. Я не боюсь их, – пересиливая себя, произнесла Шу-хуа: в ушах ее все еще звучали его слова.

– Мы и не должны бояться их, – с воодушевлением продолжал Цзюе-минь и затем сказал: – Цинь и Юнь все время одни. Пойдем к ним.

Шу-хуа послушно встала. Спустившись по ступенькам на лужайку, они услышали, как на арочном мосту кто-то кричит: «Цуй-хуань!» Это была Ци-ся. Она шла запыхавшись, с корзиной в руке и громко говорила:

– Вы, оказывается, здесь, а я просто с ног сбилась, пока нашла вас.

– Плохо искала, значит. И нечего шум по пустякам поднимать, – улыбаясь, укоризненно выговаривала ей Цуй-хуань, идя навстречу.

– Зря ты меня укоряешь. Даже господин Цзюе-синь и молодой барин Мэй вас долго искали. – Сказав это, Ци-ся спустилась с моста. В это время на мосту показались двое. Они шли, беседуя. Один, в сером халате из ситца, был Цзюе-синь. На другом был голубой шелковый халат с накинутой поверх синей курткой. Это был молодой Мэй.

– Господин Цзюе-синь, барин Мэй! – в радостном изумлении воскликнула Цуй-хуань. Этот возглас привлек внимание Цинь и Юнь. Видя, что Цзюе-минь и Шу-хуа пошли навстречу Цзюе-синю, они прекратили беседу и тоже направились к мосту.

4

Из ивовых зарослей показались две лодки, они острым ножом разрезали зеркальную поверхность воды. При каждом ударе весел появлялись легкие волны, вода издавала монотонное, едва слышное журчанье. Весла рисовали на ее поверхности узоры. Один за другим взлетали взрывы смеха, который дробился и падал вниз, раздавались всплески воды. В прибрежных зарослях звонко пели птички. Они, словно соперничая друг с другом, заводили свои лучшие песни. Пара зимородков неожиданно вылетела из зарослей ивы и, пронесясь над самой водой, скрылась в зарослях на другом берегу. Все провожали взглядом этих красавцев.

Тент над лодкой защищал людей от солнца, но не мешал им видеть все вокруг. Теплый весенний ветерок разогнал мрачные мысли. Кругом все было полно света, дышалось легко и свободно, повсюду жизнь била ключом. Со всех сторон доносились ласкающее слух пение птиц, плеск воды, шелест ветерка и шорох листвы. Все дышало миром и спокойствием.

Одна за другой лодки медленно выплыли из-под арочного моста. Задняя, на которой греб Цзюе-синь, догнала переднюю, и обе лодки поплыли рядом. В лодке Цзюе-синя сидели Цзюе-минь и Мэй, на корме примостилась Ци-ся. На другой лодке были Юнь, Цинь, Шу-чжэнь, Шу-хуа и Цуй-хуань. Шу-хуа сидела на носу, Цуй-Хуань гребла на корме.

– Какая здесь красота! Как я вам завидую! – подавляя грусть, вздохнул Мэй, и на его бледном лице появилась горькая улыбка.

– А чему завидовать? Нам уже все это надоело, – не подумав, ответил Цзюе-минь; он не понимал настроения Мэя.

– Мэй, если тебе нравится, можешь приходить сюда хоть каждый день. Мы всегда будем рады тебе, – сочувственно сказал Цзюе-синь. Ему казалось, что он понимает несчастного юношу.

Мэй покачал головой и подавленно ответил:

– Вряд ли отец разрешит. Да и сегодня, если бы ты не зашел за мной, он не отпустил бы меня.

– Как, тебе не разрешают выходить? А мы-то думали, что тебе самому нравится сидеть дома! – с удивлением сказал Цзюе-минь.

– Отец обо мне заботится. Он говорит, что у меня слабое здоровье и мне лучше спокойно сидеть дома. Как-то он заикнулся было о том, чтобы я ходил к вам заниматься, но, увидев, что здоровье мое ухудшилось, больше уже не вспоминал об этом, – уныло пояснил Мэй.

Цзюе-минь подумал, что юноше в семнадцать лет не пристало так говорить, слова Мэя произвели на него неприятное впечатление, но он не стал спорить и спросил:

– Почему же дядя не пригласит врача?

Мэй покраснел и ничего не мог ответить. Лишь через некоторое время он промямлил:

– Я ведь не болен. Отец говорит, что если я спокойно поживу год-другой, то все будет в порядке.

– Но ведь ты уже больше года живешь спокойно, и сейчас тебе должно быть лучше, – с иронией заметил Цзюе-синь. Он в душе осуждал этого юношу за то, что тот заблуждается.

Помолчав, Мэй смущенно произнес:

– А мне уже лучше.

Цзюе-синь, опасаясь, что Цзюе-минь снова начнет нападать на Мэя, вмешался в разговор:

– Мэй, возьмись-ка за весла.

– Я не умею, греби лучше ты, – покачал головой Мэй.

– В таком случае, Цзюе-минь, ты возьми весла. Я больше не буду грести, – сказал Цзюе-синь и неторопливо встал.

Девушки, которые были на другой лодке, увидели, что Цзюе-минь меняется местами с Цзюе-синем. Всегда находчивая Шу-хуа рассмеялась:

– Цзюе-синь, что ж ты не гребешь? А я как раз собиралась соревноваться с тобой.

– Ну, это очень просто. Соревнуйся со мной, – с вызовом ответил только что севший на весла Цзюе-минь.

– С тобой не буду. Ты – вроде Цзюе-ина: гребешь так, словно за тобой кто гонится, – со смехом отказывалась Шу-хуа.

Все засмеялись.

– Где уж тебе до меня! Я тебя обгоню в два счета! – подзадоривал сестру Цзюе-минь.

Ну, это мы еще посмотрим! Не думай, что я стану терпеть насмешки и меня можно испугать, – задорно, с гордостью отвечала Шу-хуа и тотчас же сильным ударом весел послала лодку вперед.

– Вот теперь я узнаю свою сестру, – захлопал в ладоши Цзюе-минь. Он вовсе не собирался догонять ее и не спеша работал веслами.

– Барин, что же вы не догоняете барышню? – спросила с кормы Ци-ся.

– Не стоит, Цзюе-минь. Приятнее плыть тихонько, – сказал Цзюе-синь.

Отплыв немного, Шу-хуа заметила, что Цзюе-минь не догоняет ее. На лбу у нее выступили бусинки пота, руки слегка ныли. Она почувствовала усталость. Бросив весла, она крикнула:

– Цзюе-минь, ты проиграл! Струсил, не решился догонять!

Цзюе-минь что-то прокричал в ответ, но Шу-хуа не расслышала.

Впереди с одной стороны был павильон, с другой – высокая каменная стена, а вдалеке виднелись силуэты арочного моста и беседки в центре озера.

– Барышня Шу-хуа! Давайте пристанем у павильона, – предложила Цуй-хуань.

Шу-хуа не отвечала: ее внимание было приковано к лодке Цзюе-миня. Цинь, занятая разговором с Юнь, машинально ответила: «Хорошо». Цуй-хуань направила лодку к павильону и причалила прямо под его окнами. Вокруг были заросли лотоса, и летом, во время их цветения, поверхность воды казалась сплошным зеленым ковром, усыпанным розовыми цветами.

Цзюе-минь, услышав, как хвалится Шу-хуа, вдруг оживился и приказал Ци-ся:

– Греби сильнее! Мы сейчас их догоним! – и с силой налег на весла. Две пары весел дружно ударяли по воде. Оба гребли с увлечением. Цзюе-минь не прислушивался к разговору Цзюе-синя с Мэем, они разговаривали очень тихо. Он любовался окружающей природой. Вскоре их лодка приблизилась к павильону.

– А, Цзюе-минь! Наконец-то! А я тебя заждалась, – самодовольно и насмешливо протянула Шу-хуа.

– Это не считается. Вот теперь мы посостязаемся, – покачав головой, сказал Цзюе-минь и, подзадоривая ее, добавил: – Ну-ка, берись за весла. Чего здесь стоять? Погоди! Проиграешь, не пеняй тогда на меня.

– Э, нет, меня не проведешь, – смеясь возражала Шу-хуа. – Остановись, я с тобой соревноваться не буду.

– Ты не хочешь, а я хочу. Жду тебя у рыболовной беседки, – подзадоривал ее Цзюе-минь, едва сдерживая смех. Он налег на весла, и лодка тронулась.

– Видишь Цинь, как Цзюе-минь меня обижает? Говорит, что этот раз не считается. Ты проучи его как следует, – сказала Шу-хуа, выместив свою досаду на Цинь, когда лодка Цзюе-миня отплыла.

Цинь слегка покраснела, но притворилась, что не понимает:

– Какое это имеет отношение ко мне? Что ты меня приплетаешь?

– Потому что Цзюе-минь слушается только тебя. Кто, как не ты, может его проучить? – возразила Шу-хуа.

– Господи, вот и договорились. Погоди, я укорочу тебе язык, – сердилась раскрасневшаяся Цинь.

– Серьезно? – поддразнивала Шу-хуа.

– Юнь, посмотри-ка на нее. Взрослая девушка, а ведет себя, как девчонка. И ни побранить ее нельзя, ни высечь. Просто не знаю, как ее проучить, – словно не слыша Шу-хуа, обратилась Цинь к Юнь.

Юнь, не выдержав, прыснула, Цуй-хуань и Шу-чжэнь тоже рассмеялись.

– Не слушай ее, Юнь, а то попадешь впросак, – засмеялась Шу-хуа, и, не желая оставаться в долгу, продолжала спорить. – Вы только послушайте ее. Цзюе-минь и то не осмеливается говорить со мной таким тоном. – И увидев, что Цинь не обращает на нее внимания и смотрит на каменную стену, заносчиво сказала: – Цинь, мне действительно хочется, чтобы ты меня проучила. Я сама знаю, что слишком плохо разбираюсь в приличиях.

– Не мне тебя учить, – притворяясь рассерженной, ответила Цинь.

Шу-хуа знала, что Цинь не может на нее сердиться, а умоляюще заговорила:

– Цинь, моя милая сестричка, моя хорошая сестричка, моя самая лучшая сестричка…

Рассмеявшись, Цинь обернулась и насмешливо сказала:

– А, теперь по другому запела!

Все снова рассмеялись, а Шу-хуа, сдерживаясь, продолжала:

Младшая сестра не умеет разговаривать с людьми. Она обидела старшую сестру. Она умоляет старшую сестру не обижаться. Старшая сестра может побить меня. Я никогда больше не буду так поступать.

– Барышня Цинь, послушайте, как жалобно говорит барышня Шу-хуа. Простите ее на этот раз, – со смехом вступилась Цуй-хуань за Шу-хуа.

– Так и быть, на этот раз прощаю. Но в следующий раз наказание будет тяжелое, – шутя пригрозила Цинь.

– Слушаюсь, – почтительно ответила Шу-хуа и шепотом добавила: – На этот раз простила, а в следующий раз и подавно ничего не будет, – чем опять рассмешила всех.

– Шу-хуа, это хорошо, что ты смеешься с утра до вечера, наверно поэтому ты такая полненькая. А посмотрите, какая худенькая Шу-чжэнь. – Цинь сказала это, чтобы отомстить Шу-хуа и одновременно напомнить о Шу-чжэнь, которая все время молчала. Она участливо взглянула на Шу-чжэнь: ее бледность была скрыта пудрой и кремом, но от глаз, впалых щек и складок у рта так и веяло печалью.

Юнь не обращала внимания на Шу-чжэнь, ее мысли были заняты Шу-хуа:

– У Шу-хуа действительно на редкость жизнерадостный характер. А нам и хотелось бы лишний раз посмеяться, да не хватает духу. Интересно, в чем секрет ее жизнерадостности. Я бы с удовольствием поучилась у нее.

– Одни говорят, что я завзятый оптимист. Другие, что я веду себя не так, как подобает девушке. Третьи, что я грубиянка. А мне кажется, что я такой человек: серди меня – я не умру от этого, пугай – не запугаешь, – самонадеянно заявила Шу-хуа и приказала: – Греби, Цуй-хуань, мы едем. – Она направила лодку на середину озера, Цуй-хуань налегла на весла.

– Если это правда, то это в высшей степени похвально. Не надо только все время хвалиться, а то лопнешь, – подзадоривала. Цинь.

– Не веришь? Подожди, сама увидишь, – выпалила Шу-хуа, работая веслами.

– Шу-хуа, я не люблю льстить. Но твой характер действительно заслуживает восхищения. Нам до тебя далеко, – с завистью произнесла Юнь и подумала: если бы у ее сестры Хой был такой же характер, ее не постигла бы столь печальная участь. Грусть наполнила ее сердце.

– У Шу-хуа действительно хороший характер. Поэтому последнее время она очень нравится Цзюе-миню. Но, очень жаль, Шу-хуа, что ты по-настоящему не берешься за учебу. Было бы хорошо, если бы ты взяла пример со своей старшей сестры, – серьезно сказала Цинь.

– Говоря по правде, Цинь, я немного ленива и не хочу ограничивать своей свободы. Да и усидчивости не хватает. Сколько ни учись – конца не видно. Кроме того, не знаешь, найдешь ли применение своим знаниям. Терпения не хватит и бросишь. В древних книгах написано: «На один жаркий день – десять дней морозных». По совести говоря, у меня именно так и получается, – откровенно призналась Шу-хуа.

– Такой характер нужно менять. Люди, подобные тебе, должны больше чем кто бы то ни было думать о будущем. Одному мужеству без знаний – грош цена, – горячо убеждала ее Цинь.

– Но одни знания без мужества еще хуже, – возразила Шу-хуа.

– Шу-хуа, с тобой говорят серьезно. Никто над тобой не смеется, – нахмурилась Цинь. Улыбка сбежала с лица Шу-хуа, и она ласково промолвила:

– Я верю в твои добрые намерения и знаю, что у меня скверный характер. Учиться необходимо, но ведь меня никто не направляет, да и наша семья не создает подходящих условий для учебы. Поэтому я утратила всякий интерес к занятиям. Вот, например, занятия английским языком. Как только Цзянь-юнь уехал, некому было со мной заниматься, и сейчас я уже почти все перезабыла.

– Ну о том, что некому тебя учить, не стоит печалиться. У тебя есть Цзюе-минь, да и я могу тебе немного помочь. Что же ты раньше не говорила? А мы думали, что ты сама не хочешь заниматься и несправедливо тебя укоряли, – с сожалением сказала Цинь.

Шу-хуа вдруг вспыхнула и смущенно улыбнулась.

– Это правда. Я действительно ленива и не очень люблю заниматься. Когда нет желания, трудно чего-нибудь добиться. Где уж тут обращаться к кому-нибудь за помощью. – Помолчав она продолжала: – Хватит бездельничать. Теперь я возьмусь за ум. Цинь, если ты согласишься мне помочь, то лучшего и желать нечего.

– Теперь я узнаю свою сестру Шу-хуа. Вот это разумно, – удовлетворенно похвалила Цинь, и лицо ее просветлело. Она не заметила, каким завистливым, робким и тоскливым взглядом украдкой смотрела то на нее, то на Шу-хуа прильнувшая к ней Шу-чжэнь.

– С этого дня ты моя наставница. Но помни, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Потом не раскаивайся! – обрадовано воскликнула Шу-хуа. Хотя она гребла без особых усилий, лодка уже приблизилась к рыболовной беседке. Тут их ждала лодка Цзюе-миня.

– Шу-хуа, быстрее! – крикнул Цзюе-минь.

– Где ты выкопала это изречение? Не забивай себе голову старыми романами. От них можно рассудка лишиться. Я-то не раскаюсь, боюсь, как бы ты не пожалела, – улыбнулась Цинь. Ей понравился ответ Шу-хуа.

Шу-хуа не ответила Цзюе-миню и обратилась к Цинь:

– Не знаю, когда на меня нападет лень, но ты мне спуску не давай. Ведь ты теперь моя наставница.

Лодка причалила к каменной лестнице. Цзюе-минь, услышав последние слова Шу-хуа, полюбопытствовал:

– Кто это твоя наставница, сестра?

– Цзюе-минь, я заполучила ученицу. Как, по-твоему, хороша? – ответила Цинь за Шу-хуа.

– Ну, в таком случае я буду старшим наставником, – весело ответил Цзюе-минь.

– А кто тебя приглашает на эту должность? – выпалила Шу-хуа и затем спросила: – Брат, что вы не сходите на берег? Я схожу.

Она порывисто поднялась, собираясь спрыгнуть на лестницу. Лодка закачалась.

– Потише, Шу-хуа, – предостерег Цзюе-синь с другой лодки.

– Осторожнее, барышня! – закричала и Цуй-хуань.