Текст книги "Безымянная Колючка (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Знаете, что меня бесит больше всего? Не резкая смена его отношения от заискивания к пренебрежению и даже не высокомерный тон, которым сочится вся эта тирада.

Он даже не соизволил повернуться ко мне лицом.

Слышать, что ты Безымянная от равных себе – это одно, но низкокровный не имеет никакого морального права разговаривать со мной в таком тоне. Будь я хоть куском дерьма, если я – Старшая кровь, он обязан знать, что его место – у меня под ногами!

Приходится отложить свои учебные принадлежности, подойти к нему и убедиться, что он никак не сможет сделать вид, будто меня здесь нет. На всякий случай сцапываю его повыше локтя, но библиотекарь тут же шарахается от меня, как демон от Святого писания. В его взгляде появляется растерянность. Ну надо же, куда делось все геройство. Еще один человечишка, который прудит в штаны от присутствия старшекровных.

– Больше никогда так не делай, – злится он. – Не смей ко мне прикасаться, Безымянная!

Ничего себе, паразиты у человека в голове.

Я глазом моргнуть не успеваю, как оказываюсь схвачена за плечи. Он встряхивает меня, да так энергично, что хрустит шея и перед глазами плывут кровавые пузыри.

– Не приближайся ко мне, – предупреждает библиотекарь еще более злым тоном. – Иначе я за себя не ручаюсь.

Когда хватка ослабевает, я безвольной марионеткой бухаюсь на пол. У меня дрожат ноги и руки. Даже душа испуганно трепыхается за ребрами. Такой неприкрытой злости мне давненько не приходилось видеть. Хотя что там – я вообще не видела ничего подобного. Даже Ниберу, впечатывающий мне клеймо, выглядел в разы мягче, чем этот долговязый тощий человечишка.

Но, кажется, я разгадала его секрет. Во всяком случае, думаю, что разгадала. И это ничто иное, как артефактом в виде черного ошейника, который мелькнул за воротом белоснежной рубашки. Странно, как я раньше его не заметила. Наверное, всему виной мое отвращение к этому типу: я старалась поменьше смотреть на него даже в наши вынужденные короткие встречи.

Эх, если бы только я могла хоть чуточку «слышать» таум, то наверняка сразу бы поняла, что без заклятия не обошлось. Подобные фокусы не подвластны человеку, если только на его стороне не играет какая-нибудь сильная таумическая побрякушка. Из-за которой он умеет напускать такого страху, что у меня чуть душа в пятки не ушла.

Душа…

Я вскакиваю на ноги с прытью, которой после такой встряски никак от себя не ожидала.

Взошедшие, ну конечно! Конечно же, душа! Это так очевидно! Дура и идиотка с замыленными глазами! А еще считаешь себя умной, Йоэль бестолковая! Но самоуничижение после – сначала разберусь с задачей, решение которой меня только что озарило.

– Эй, низкокровный! – выкрикиваю я, не особо веря, что мои слова достигнут ушей адресата. – Спасибо за встряску!

В понедельник на лекции по основам небесных тел, когда очередь доходит до решения задачи, мы с Ророй готовы на сто процентов. Работа изначально предполагалась в парах, и то, что всю мыслительную деятельность я провела в одно лицо, мы, не сговариваясь, решили предать тайне и забвению. Моей напарнице позарез нужны хорошие отметки, потому что ее общая успеваемость болтается в хвосте всей группы, а мне нужен не задающий лишних вопросов человек, которому я запросто смогу соврать о том, куда собираюсь заглянуть на обратном пути из обсерватории. Я немного волнуюсь, что в нашей группе найдутся более смышленые – и тогда нам придется выгрызать свое лидерство, в буквальном смысле, с кровью.

Когда очередь доходит до первого умника, тот начинает блеять про образы, посланные Глазами Взошедшей Леди, и о том, что в загадке она указала грешнику путь к какому-то древнему храму. Все настолько нудно и размыто, что само по себе нуждается в дополнительной расшифровке. Таким образом, отваливается первый конкурент на мое место. Со второй еще веселее – она пытается внушить магистру, что та неверно истолковала загадку и на самом деле речь идет вовсе не о том, что вопрошающий грешник увидел между звезд, а о том, кем он был на самом деле. И быстро, пока обалдевшая от такой наглости магистресса не успела ничего возразить, начинает излагать опус о личности грешника. По ее мнению, он был одним из предков третьей правящей династии, что, по словам девчонки, объясняет его стремительное восхождение на императорство куда убедительнее, чем военный переворот и массовая резня. Когда к магистрессе возвращается дар речи, она приходит в ярость и так бушует, что я начинаю верить – вот сейчас она точно сорвется и от девчонки не останется даже мокрого места. Но все намного прозаичнее: магистресса отчитывает ее за неуважение к официальной истории и наказывает тремя взысканиями, что примерно равно девяти дням общественных работ. «Я лично похлопочу, чтобы тебя, Джена, отправили в помощь архивариусу, и попрошу его дать тебе для переписывания самую большую историческую книгу», – предупреждает она в завершение, и девчонка с кислой физиономией плетется на свое место.

Когда приходит наша с Ророй очередь, во взгляде магистрессы остается одна сплошная усталость. После того, как ее любимчики оплошали, она, видимо, окончательно разочарована в остальных и уж точно не ждет правильного решения от тех, кто и раньше не подавал признаков рвения именно по ее предмету. Поэтому стараюсь сделать свой выход как можно более эффектным. Потому что собираюсь как следует поработать на репутацию, чтобы впоследствии она работала на меня.

Я выхожу к доске и, выжав максимум из своих художественных талантов, рисую на куске гладкого каменного среза всего одну руну.

– Это душа, магистесса Люсия. Грешник увидел между звезд отражение своей души – именно таким мог быть единственный ответ, который послали ему Взошедшие. Потому что они не дают готовых решений, не указывают верный путь, а только направляют. Грешник должен был увидеть самого себя, прежде чем отринуть прошлое и пойти дальше. Старые ошибки исправить он уже не мог, но, увидев, к чему привели его пороки и слабости, понял, как не совершить новых. И разве это не лучшее пророчество для каждого из нас?

Мне достаточно одного взгляда на изумленно-восхищенное лицо моей преподавательницы, чтобы понять: место в группе наше.

– Изумительно, Йоэль, – произносит она и всплескивает руками. Кажется, еще немного – и бросится ко мне с рыданиями. Я надеюсь, что этого не случится, потому что подобные проявления чувств всегда вызывают во мне брезгливость. – Признаться, от тебя я не ожидала.

– Я просто сделала то, чему вы нас учите: посмотрела – и увидела.

Лесть – самый безотказный способ расположить к себе кого угодно. Главное – правильно выбрать время, место и тему, и, считай, человек у тебя в кармане. На эту простую уловку ведутся все без исключения. Наверное, даже я, если бы кто-то пытался заручиться моим расположением.

По окончании лекции мы с Ророй подходим к магистрессе и получаем свои пропуска на мероприятие, которое должно состояться в ночь с пятницы на субботу. И – о, чудо! – оказывается, что вместо пяти человек, нас будет только двое, потому что кроме нас с ней давших правильный ответ студентов больше не оказалось. Люссия с осторожной надеждой спрашивает, уверена ли я, что именно Рору хочу взять в напарники. Как будто я без ее вопроса не чувствую прожигающие ненавистью взгляды умников, которые остались не у дел. Я повторяю имя Роры, одновременно чуть не треснув от желания размазать по ее лицу туповатую довольную ухмылочку. Я бы с удовольствием водила компанию с кем-то поумнее и посообразительнее, но среди таких нет желающих дружить с Безымянной.

И не говорите, что друзей не выбирают, – чушь это все. Выбирают, оценивают и находят, потому что от их качества зависит также качество вашего досуга и степень исцеления душевных ран.

Глава пятнадцатая

Глава пятнадцатая

После всех пар и практического занятия по игре в «Короли и Палачи» я без особой радости плетусь в Малую теплицу, где мы с Рэном договорились встретиться. Ему нравится дышать воздухом в тени густых зарослей маховника, а мне отведена роль собирательницы компонентов для зелий. В курсе его специализации алхимия и прочие подобные дисциплины отсутствуют (не считая обязательных основ травологии, которые проходят все без исключения), но Рэн частенько ввязывается в драки и потому перманентно ходит то с подбитым глазом, то с распухшей губой. Хотя, в целом, его рейтинг по части начистить кому-то физиономию один из самых высоких в Аринг-Холле. Мне же в моей новой ипостаси отводится еще и роль его лекарки. Кто-то бы возмущался, а я, наученная жизнью стараться во всем видеть радость, принимаю это за возможность хорошенько попрактиковаться: как-никак, через два месяца мне придется сдавать зачет по ОФА.

Пока Рэн коротает время, развалившись на лавочке и блаженно жуя травинку, я тщательно, как охотник в поисках добычи, осматриваю кустики ромашки, мяты и дикого корня, собираю в специально подготовленные склянки сок со среза черноягодника и крохотные капельки маслянистой росы мертвокоста. При этом приходится еще и конкурентов отваживать – в основном студентов факультета Таумалхимии. Когда все необходимое у меня в руках, я аккуратно складываю на свои места перчатки, фартук и садовые ножницы, снимаю с волос косынку – и выхожу.

– Я собрала все необходимое, Рэн.

Каруин приоткрывает один глаз, что-то бормочет и похлопывает ладонью по скамье рядом с собой. Я послушно сажусь. Погода стоит на удивление теплая, и даже законченной мерзлячке, вроде меня, хочется немного понежиться под лучами закатного солнца. Росчерк горизонта такой насыщенно темно-бордовый, словно кому-то на небесах вскрыли вены, и он щедро поливает горизонт кровью. От невольной ассоциации жадно сглатываю. Порция крови, которую мне выдают раз в неделю, всегда холодная и безвкусная. И еще это кровь животного – не такая сладкая, не такая сочная и густая. И ее хватает ровно на один глоток. Ох, Взошедшие, я все утро боролась с желанием демонстративно зашвырнуть ее куда подальше. Неужели меня недостаточно унизили, чтобы добивать таким омерзительным способом? Кровь животных пьют только обращенные, потому что, по законам Шида, человеческая кровь для них под строжайшим запретом.

– Ты собираешься идти на Праздник по случаю Схождения? – Этот вопрос не дает мне покоя с того самого дня, как Рора обмолвилась о необходимости моего там присутствия.

– Да, конечно, – лениво бросает Рэн. – В этом году я буду одной из Масок.

– Это еще что такое?

Он усмехается и, наконец, снисходит наградить меня взглядом. Знаете, если бы память о моем ненаглядном мертвом Ашесе не была так болезненно свежа, я бы, пожалуй, залюбовалась этим взглядом. Он точно не пустой, и в нем скрывается невероятное количество соблазнительных загадок.

– Путем голосования выбирают семь девушек и парней, – объясняет Рэн, не упуская случая поумничать первый раз за все время нашего сотрудничества. – Избранных одевают в одинаковые костюмы и маски. На празднике они будут разыгрываться как жребий. Кому повезет – тому Маска будет угождать весь вечер.

– Угождать? – Он точно не ошибся словом?

– Развлекать. – Рэн прищуривается, словно разгребает завалы в голове.

Я по-прежнему не понимаю, что это значит.

– Танцевать, веселить приятной беседой, скрашивать досуг. То же, что делаешь ты в качестве моей служанки, но более изящно. – Он елозит языком во рту, как будто от последнего слова ему сводит челюсть.

– Более изящно? – не могу не фыркнуть в ответ. – Это намек на то, что я недостаточно низко кланяюсь?

– Это намек на твой строптивый характер, – беззлобно посмеивается Рэн.

Чтобы вы понимали, я не настолько безумная, чтобы без причины разговаривать с ним таким тоном. Но когда он встает «с той ноги» или получает самый высокий бал, или уделывает кого-то из старшекурсников на спарринге – он закрывает глаза на мою дерзость. А сегодня у моего златоглазого «господина» просто отличное настроение.

– В общем, это бестолковая благотворительная хрень, – продолжает Рэн, хотя по виду и не скажешь, что он в трауре по этому поводу. – Для участия в розыгрыше нужно купить жетон. Все деньги пойдут на нужды каких-нибудь дармоедов.

Спрашивать, сколько стоит жетон, я не собираюсь. Благотворительность мне точно не по карману.

– Значит, если ты будешь Маской, я буду тебе… не нужна на этот вечер? Ну, знаешь, если за тобой будет ходить местное пугало, все сразу поймут, кто под маской, интрига раскроется.

– Тебя уже пригласили? – Рэн неожиданно подозрительно щурится. – Кто? Когда?

– Что?! Меня?! Взошедшие, что за чушь. – Я быстро прикусываю язык, опасаясь, как бы он не принял высказывание за нелестную оценку его сообразительности. – Никто не пригласит Безымянную, Рэн. Мне не в чем пойти, и, даже если бы я настолько сошла с ума, что потратила бы все свои сбережения на кусок яркой тряпки, мне бы все равно хватило максимум на пару лент. Я прошу тебя освободить меня от выполнения обязанностей твоей служанки на время Праздника. Пожалуйста. – Дьявол, у меня голос дрожит, как будто я вот-вот зареву. Очень может быть, что и правда зареву. От безмерной жалости к себе. – Надо мной и так все насмехаются. Если я приду на праздник в своей ученической форме, представь, какая начнется травля.

– Разве тебя кто-то хоть пальцем тронул с тех пор, как ты под моим покровительством?

– Эммм… Нет. – Ну не стану же я говорить, что у слова «издевательство» множество значений. И что пригоршня зловонных дохлых гнильников в сумке будет похлеще выкручивания рук. Уж я-то, к сожалению, кое-что в этом смыслю. – Но ведь ты все равно будешь занят. А доставать меня начнут после праздника.

Рэн поднимается, шарит по карманам форменного пиджака и выуживает футляр с филигранной позолоченной росписью по красному металлическому корпусу. Берет оттуда пару сушеных листьев и забрасывает в рот. Что ж, похоже, моя попытка воспользоваться его расположением и хорошим настроением провалилась. Знала бы – ни за что не стала бы умолять. Йоэль, ну и тряпка же ты. Еще немного – и еще бы слезу пустила, идиотка беззубая.

– Прошу меня простить, господин Рэн, больше я не позволю себе таких глупостей.

Я поднимаюсь и, прихватив с собой сумку, шагаю прочь. У меня будет почти три недели, чтобы свыкнуться с мыслью, что новой порции позора не избежать.

– Ты точно, как она, – раздается мне в спину.

– Как кто?

– Тэона. – Каждый раз, когда речь заходит о моей сестре, голос Рэна становится тусклым и неживым. – Она никогда и никому не давала закончить. Вечно вколачивала себе в голову какой-то бред, демонстративно фыркала и уходила. Уходила, чтобы ее бросились догонять. Потому что за ней все всегда бегали как за принцессой.

А вот это вполне в духе Тэоны. Я бы даже сказала, ее коронный трюк. Тысячу раз наблюдала, как вот такими уловками она заставляет мир кружиться вокруг себя.

– Я не настолько бестолковая, чтобы всерьез думать, что кто-то, тем более наследник эрд’Граверр, будет за мной бежать. Всего лишь трезвая оценка твоих жестов и немного выводов из нашего общения – и я увидела ответ. Больше подобное безрассудство не повториться.

– Ты говоришь, как столетняя девственница-зануда.

– Наверное потому, что зануда и девственница. Вот дьявол, надеюсь, не доживу до ста лет. Страшно представить, во что превращусь, если уже сейчас настолько невыносима.

От сарказма следовало избавиться в первую очередь, но он так бережно мною выпестован, что рука не поднялась совершить над собой еще одно изуверство. Лишите меня способности врать, отберите притворство и иронию, отсеките сарказм – и что от меня останется? Бледная тень.

– Я разрешаю тебе не приходить на Праздник, – наконец, говорит Рэн. – И повернись уже наконец, демон тебя задери.

Медленно, опасаясь, что стала жертвой слуховых галлюцинаций, разворачиваюсь к нему лицом. Рэну требуется всего пара шагов, чтобы сократить расстояние между нами до вытянутой руки. В воздухе появляется горьковато-терпкий аромат – должно быть, от тех трав, что он лениво перекатывает во рту.

– Больше никогда так не делай, Йоэль, – предупреждает он. – Сейчас я был как никогда близок к тому, чтобы из злости заставить тебя мучиться. А я, что бы ты там не вколотила в свою голову, не милый добрячок.

– И в мыслях не было считать тебя добрячком. Я понимаю, почему ты так себя ведешь. Сам же сказал, что мы с сестрой похожи, а ты ее любил.

Думаете, я снова «случайно проговорилась»? Черта с два. Это чистейшая и крайне грубая провокация. Для более изящного способа заставить Рэна разоткровенничаться у меня не хватило времени. А упущенный момент хуже испорченной попытки.

– Я… Йоэль, ты что, начала собирать сплетни местных пустозвонок?

И вдруг он смотрит на меня с таким откровенным презрением, что сразу хочется отмотать время назад и заклеить себе рот. Так искусно врать и притворяться даже я не умею, а Рэн, при том, что я считаю его смышленым парнем, притворяться не умеет от слова «совсем».

– Скажешь, это не так? – стараясь быть предельно осторожной, все-таки продолжаю я.

– Скажу, что, если еще раз сунешь нос в мое прошлое, – ты перестанешь быть моей служанкой, лишишься моего покровительства, и твое существование в стенах Аринг-Холла настолько усложниться, что ты и думать забудешь обо всем, кроме выживания. А теперь убирайся вон, пока я еще в состоянии контролировать, что говорю и делаю.

Меня не нужно просить дважды. Пусть Рэн всего две недели назад появился на горизонте моей жизни, я ни разу не видела его таким взбешенным. Даже когда по своей неуклюжести опрокинула на него отвар из сока ягод шиповника. Чтобы вы понимали, о чем речь, намекну – воняет это похуже чем кошачья моча. И пока мои ноги несут меня прочь от его злости, я все больше убеждаюсь в том, что нащупала что-то важное. Возможно, настолько важное, что ради этого не грех и спину под палку подставить. Но лучше бы после того, как Рэн выполнит обещание избавить меня от колодки, а в кошельке прибавится пара сотен монет.

В общественной лаборатории воздух лежит плотным туманом, воняющим всякими химикатами и экстрактами. Тем, кто зашел бы сюда впервые, следовало хорошенько подумать, прежде чем соваться в эдакий туман. Если, конечно, вы не какой-нибудь гаррой, у которого зрение лучше, чем у кошки. Мне же помогает память: я бываю здесь каждый день и даже с завязанными глазами могу найти свободное место. Сегодня мне везет: стол в углу комнаты, неподалеку от стеллажей с колбами и ретортами, пустует.

На все про все у меня уходит минут сорок. Когда варево приобретает необходимый лиловый цвет, я бросаю в котел четверть унции молотой черной соли, позволяю закипеть еще раз – и закручиваю вентиль горелки. Как раз заканчиваю разливать настойку по склянкам, когда мое внимание привлекает несвойственный этому месту шум. В лабораторию вваливается группа студентов, судя по форме – компания с факультета Боевого таума. Они так стараются перекричать друг друга, что в вакханалии голосов не разобрать ни единого внятного слова. Я старательно закупориваю склянки и, переложив их тряпкой, чтобы не разбились, прячу в сумку. «А вот и повод появился подойти поближе и послушать из-за чего сыр-бор», – глядя на грязный инвентарь, радуюсь я. Мойки находятся как раз за спинами стремительно обросшей любопытными тушками компании.

– Призраки не материальны и не могут никого ударить, – слышу я чье-то справедливое замечание.

– Ты бы видел ее синяк! – пищит одна из девиц. Здоровая, головы на две выше меня, да еще и с Боевого факультета. А верещит, как свинья резаная. А выглядит и того хуже: глаза на выкате, в уголках рта собралась слюна, руки дрожат. Стыд, да и только.

– Значит, тем более не призрак, – сомневается кто-то неверующий.

– Ее кто-то разыграл, – вклинивается еще один женский голос.

– В Архиве никого не было! – как ужаленная, спорит сразу со всеми здоровая перепуганная девица. – Сами знаете, туда заходят только по именным пропускам.

О пресловутом Архиве я слышала всего раз и то немного. Это что-то вроде особенной секции с книгами и свитками. Чтобы попасть туда, нужно прежде оформить дьяволову кучу всяких прошений и, условно говоря, не словом, а делом доказать, что достоин заглянуть в святая святых – в место, где за семью печатями хранятся особенные тайны, которые не следует доверять недостойным умам.

Я почти решаю махнуть рукой на происходящую возню, рассудив, что девчонку просто зло разыграли, но тут спорщица набирает в грудь побольше воздуха и выдает:

– Это Тэона! Она обещала отомстить!

Я ожидаю услышать новый всплеск недоверия и снисходительных смешков, но не тут-то было. Наоборот, в лаборатории становится на удивление тихо – настолько, что оставленное кем-то без присмотра шипящее варево кажется чуть ли не извержением вулкана. Так и есть: одна из любопытных всплескивает руками и бежит исправлять то, что еще можно исправить.

– Лэра отказалась помогать ей – и Тэона поклялась кровью, что отомстит. Вы все слышали! – Здоровая девица вертит головой в поисках тех, кто собирается оспорить эту аксиому.

– Но призраков не существует, – говорит чей-то голос рассудка. Говорит – и тут же тонет в предупреждающем шепоте.

– Моя прабабка поклялась кровью, что отомстит за убийство своего мужа, – с налетом пафоса рассказывает парень, который минуту назад высмеивал истеричку. А теперь желание насмехаться у него резко пропадает. – Она вернулась после смерти. И всех убила, одного за другим. А потом родителям пришлось вызывать экзорциста, чтобы разорвать связь и отправить бабку на покой.

Большей ерунды я в жизни не слышала. Душа не может существовать отдельно от тела. Она умирает вместе с ним. И никуда никогда не возвращается. И уж тем более не может строить козни. Такую истину дали нам Взошедшие, а иные домыслы от слепой веры в Забытых богов – сказки, рожденные их путаным учением. Что, впрочем, не мешает разного рода культистам использовать вот такие свободные видения с пользой для себя: если вдруг у вас что-то не ладиться, а все ваши родственники мрут, как мухи, – обряд изгнания духа спасет вас от всех невзгод. А заодно сделает карман экзорциста заметно тяжелее.

Когда речь заходит о чем-то, что не получается объяснить законами бытия – мы, Высшая кровь, подчас так же легковерны, как и низкокровные. А обмануть того, кто готов обмануться, – едва ли не благородное дело.

И все же, всплывшее в таком неожиданном контексте имя сестры, заставляет меня навострить уши. Такое впечатление, что всюду, куда бы я ни пошла, она напоминает о себе. Неужели можно проучиться два месяца – и наследить всюду, где только можно? Как ей это удалось, если даже мне, местному пугалу, удается быть незамеченной?

– Лэра сказала, что слышала какой-то шепот перед тем, как потеряла сознание.

Судя по тому, что я успела услышать о случившемся, эта Лэра крепко получила по башке. После такого и не только шепот услышишь. Мне, когда я валялась в заточении эрд’Аргаван, песнопения дьяволов тоже казались реальностью. Правда, хвала Взошедшим, в голове прояснилось до того, как я во все это уверовала.

– Зачем она вообще связывалась с этой гадиной? – Голос такой злой и нервный, что меня так и подмывает наплевать на осторожность и пробраться в самую толпу, чтобы своими глазами увидеть его владелицу. – Тэона всегда и всем портила жизнь. Она – тварь. Лэра правильно сделала, что выдала ее. После того как мерзкая эрд’Кемарри…

В следующую секунду что-то грохочет так мощно, что дрожат стены.

И мир взрывает сотня крохотных стеклянных осколков, в которые за одно мгновение превратились, кается, все колбы в лаборатории.

Глава шестнадцатая

Глава шестнадцатая

Раздается истошный крик, кто-то истерично визжит.

Я глазом моргнуть не успеваю, как снова что-то взрывается. Шипящая огненная вспышка озаряет лабораторию, охает и растекается волной жара. Я пячусь к двери, но все равно делаю это недостаточно быстро из-за треклятых окаменевших ног.

Будь оно все неладно, из-за чьей-то паранойи я могу запросто сгореть!

Мимо меня проносится группа студенток, среди которых я узнаю перепуганную рассказчицу. Она-то и на меня и налетает и на всем ходу просто сбивает с ног. Кричит что-то срывающимся голосом и бросается наутек. В воздухе воняет гарью и адской смесью химикатов. Прекрасно, если я не сгорю, меня доконает зловонная гремучая смесь. Или сведет с ума, или превратит в безмозглый овощ, что вполне возможно, учитывая количество горящих в этом общем «котле» компонентов и реагентов.

Когда испуганный табун пробегает к двери, я тоже начинаю отползать. На заднем фоне слышна возня, но я не обращаю на нее внимания. Своя шкура ближе к телу. А новый взрыв только укрепляет меня в этом мнении. Я влезаю рукой во что-то вязкое и липкое, оглядываюсь проверить, не отрава ли это, – и натыкаюсь на молодого вентрана. Он валяется на полу в нелепой позе, с выражением наивного непонимания происходящего. А в самом центре его лба торчит стальная спица для смешивания щелочных и кислотных зелий. И теперь вся моя рука перепачкана в его крови. Чудесно.

– Помоги… – раздается оттуда же, откуда я секунду назад слышала возню. Хриплый девичий стон, настолько тихий, что странно, как я вообще его услышала во всей этой вакханалии. – Пожалуйста, прошу…

«Нет, Йоэль, – требует мой абсолютно здравомыслящий внутренний голос, – не поднимай голову, уже и так дышать нечем. Ползи к выходу, осталось совсем немного. Если кому-то очень сильно не повезло, это не значит, что его нужно спасать ценой собственной жизни. Парню вон вообще кранты – и ничего, лежит тихонько, не жалуется».

На самом деле я просто боюсь. И лишь попытка все высмеять и представить в нереальном свете помогает держать не падать духом.

– Умоляю! – всхлипывает девушка.

Знаете что? Я редкостная дрянь. Но меня никто и никогда не умолял. Потому что все всегда думали, что от таких, как я, никакой пользы. За одно мгновение перед моими глазами проносятся сцены из жизни, в которых меня всегда отталкивали там, где я действительно могла быть полезна. Я всегда стояла в углу, когда другие сообща плели праздничные венки или жарко спорили о каком-то новом пророчестве, в котором я смыслила больше всех их вместе взятых. Но кто станет просить «пустышку»? Пусть под ногами не путается, и то помощь.

А ведь когда тебя умоляют таким жалобным, умирающим голосом – это то еще испытание воли. Я даже пошевелиться не могу, потому что мечусь между инстинктом самосохранения и возможностью хоть раз в жизни сделать что-то хорошее. Даже беззубым заразам и «пустышкам» это нужно.

«Посмотрю одним глазом – просто чтобы знать, что сделать все равно ничего нельзя», – обещаю себе я и делаю разворот на животе.

Через завесу черного дыма и высокие – в половину моего роста – языки пламени, которые жадно пожирают все вокруг, не видно практически ничего. И все же я успеваю разглядеть ее: худую рыжую девчонку-гаронну. Именно она бросилась тогда на звук шипящего зелья и, кажется, стала причиной этого безобразия. Ох, Взошедшие, и они еще упрекают Тэону в том, что она устроила огненную ловушку? Да тут впору руки отрывать некоторым нерадивым студентам.

Девчонка распласталась на полу, лицом вполоборота вниз, ее голова в крови, а один глаз выглядит так, что меня одолевают сомнения, есть ли он вообще. А еще ее основательно придавило к полу упавшим шкафом. И все же она каким-то чудом остается в сознании и даже понимает происходящее. Пока я со всей возможной скоростью ползу к ней – соображаю, как смогу ее вытащить. И смогу ли вообще. В одиночку шкаф мне точно не поднять. Но я вижу вполне приличный просвет между ним и краем стола, который держит его основной вес и не дает расплющить девчонку как слизняка. Если бы у меня была какая-то крепкая палка, я бы могла использовать ее в качестве рычага.

– Пожалуйста… не дай мне… умереть… – стонет девчонка уже еле слышно. – Моя семья…

– Заткнись, – шиплю на нее, – береги силы.

Мой взгляд падает на ножку сломанного табурета. Достаточно длинную и крепкую, подходящую для реализации моей задумки. Одна проблема – лежит она в самой центре горящей кучи. И если я не потороплюсь, то станет совсем непригодна. Я зажмуриваюсь, проклинаю все на свете и в первую очередь – свое малодушие. Да-да, именно малодушие, потому что оно-то и не позволило мне спастись.

Добровольно лезть в огонь – это, скажу я вам, то еще «удовольствие». Но труднее всего побороть в себе инстинктивное желание одернуть руку. Я ору, как резаная. Пусть засранка знает, что мне тоже больно. А еще так банально легче переносить боль.

Хватаюсь за деревянную ножку, что есть силы тяну, высвобождая из-под хлама. Потом бросаю ее на пол, хватаю наполовину тлеющую книгу и сбиваю пламя.

– Эй, ты живая еще?

– Да… кажется, – шепчет девушка.

– Слушай внимательно: сейчас я приподниму шкаф. Постарайся выбраться как можно быстрее. Долго держать не смогу. На счет три, договорились?

– Да.

Встав на колени, подсовываю «рычаг» под тот край шкафа, что полулежит на опрокинутом столе, собираюсь с силам, концентрируюсь и, как следует, злюсь. Благо боль в обожженной руке служит отличным к тому катализатором.

«Будет тебе наука, идиотка ущербная, если сдохнешь вместе с этой полоумной. Но она хоть за дело, а ты – за глупость».

Когда наваливаюсь на рычаг, огонь уже настолько близко, что от жара у меня горит лицо. И дышать становится нечем. В своем воображении я поднимала шкаф намного больше, да и выглядела при этом не так жалко. На деле оказывается, что просвет увеличился совсем на чуть-чуть. Хорошо, что девчонка в последний момент собралась с силами и сумела откатиться в сторону до того, как я роняю всю конструкцию ей на ноги.

– Сможешь идти самостоятельно? – с сомнением осматривая ее окровавленную ногу, уточняю я.

– Если на что-то…

Новый грохот не дает ей закончить. Нас обеих обдает дымом и гарью, в лица бьет огнем. Мы, не сговариваясь, дружно ползем в сторону выхода. За время этого пути у меня перед глазами снова и снова проносится вся жизнь. Неприятно осознавать, что, если сейчас удача отвернется от меня, некому будет даже поплакать на моей могиле. Да и не будет у меня могилы. Знаете, как хоронят рабов? Их просто сжигают, а пепел закапывают в землю. Никакой красивой усыпальницы с мраморными изваяниями Взошедших, никакой надгробной эпитафии, никаких подношений в Ночь скорби. Может, кому-то это покажется странным, но и в семнадцать лет неприятно понимать, что от твоего существования не останется вообще никакого следа. Даже бездушная мертвая комета, падая, впечатывается пожизненным воспоминанием в тело земли. А я до сих пор не совершила ничего достойного быть запечатленной хотя бы в чьих-то воспоминаниях.