Текст книги "Безымянная Колючка (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Я мысленно желаю ей провалиться в десятое пекло и убираюсь ни с чем.

Ну вот, последняя надежда раздобыть хоть какое-то вечернее платье с треском провалилась. Это притом, что мои запросы до смешного скромны: меня вполне устроил бы обычный закрытый наряд без дурацких кружев и сотни накрахмаленных подъюбников.

Два дня назад ректор вызвал меня к себе и с наивеличайшим отвращением сообщил, что скарт эрд’Таф обратился с просьбой позволить мне присутствовать на Празднике схождения. Сначала ректор устроил мне выволочку за то, что с момента моего появления весь Аринг-Холл буквально на ушах стоит, и у них постоянно что-то случается. Потом высказал все, что думает о присутствии Безымянной на празднике для членов Старших семей. Я молча, без единой эмоции на лице выслушала все претензии. Когда они иссякли, ректор какое-то время нарезал вокруг меня круги, а потом неожиданно сказал, что дал свое согласие. И, не позволив мне как следует насладиться радостью, огорошил: в качестве прислужницы. И лишь в том случае, если я найду подходящий наряд. Вот же сукин сын. Как будто в Аринг-Холле на каждом шагу швейные мастерские и лавки готового платья. А выходить за пределы академии под предлогом покупки наряда мне, понятное дело, никто не разрешит.

Сначала я обратилась к Роре. Она охотно согласилась помочь, но сразу предупредила, что у нее всего пара подходящих нарядов, и самый красивый она уже приготовила для себя. Но стоило ей открыть шкаф, как я поняла, что надо срочно искать убедительную отговорку, почему мне категорически нельзя взять ее платье. Платьем эти клочки ткани с аляповатой вышивкой бисером назвать никак нельзя. И потом – у меня совершенно нечего положить в такие глубокие декольте. К счастью, Рора выше и крупнее меня, и первая же примерка поставила крест на ее попытках убедить меня выбрать «кремовый восторг с рюшами».

Оставалась только портниха Аринг-Холла.

И она только что выгнала меня взашей.

До праздника остается три дня.

Я уныло бреду в лавку академии с огромным списком покупок, который выдал Рэн. Вот же засранец, знает, что мне с моими каменными копытами дьявольски тяжело обойти все нужные ларьки, но даже ухом не повел, когда я поинтересовалась, нельзя ли разделить покупки на несколько дней. В лавке оружейных снастей я покупаю два точильных камня, набор по уходу за клинковым оружием и флакончик со специальным маслом для обработки лезвия. Все это я уже покупала ему на прошлой неделе, но Рэн обладает уникальной способностью терять вещи по три раза на дню. Взошедшие, даже я не такая рассеянная! В лавке травника набираю целый мешок – серьезно, здоровенный мешок! – всяких корней, листьев и готовых саженцев. Скорее всего, этот павлин снова решил покрасоваться перед какой-то девчонкой с курса алхимии или травничества. Видели бы вы это жалкое зрелище: Рэн в лаборатории, пытающийся препарировать корень альгемы. И все ради девчонки с четвертым размером бюста. Он порезал себе все пальцы, заработал жутчайшую аллергию, но, кажется, ту ночь они все равно провели вместе. И такое случается едва ли не каждую неделю с момента, как я поступила к нему на службу. После этого все разговоры о том, что из-за моей сестры чуть было не распалась его помолвка, превращаются для меня в очевидную полнейшую чушь. Но расспрашивать его снова я так и не осмеливаюсь.

Последним пунктом в списке – мастерская таумической инфузии. Там всегда стоит ужасный смрад, буквально до рвоты. Такова цена за превращение золы в медный порошок, а медного порошка – в серебряную пыль. Работают здесь в основном студенты-старшекурсники, точнее сказать – отрабатывают воспитательные взыскания. Прежде чем зайти, я предусмотрительно перевязываю лицо шарфом, который взяла за правило всегда держать при себе.

Я действую по заранее продуманному сценарию, чтобы, упаси Взошедшие, не задержаться внутри ни одной лишней минуты. До сих пор не могу понять, почему мое первое взыскание обошлось мне малой кровью. Могли ведь и на конюшню отправить, или вот сюда, или вообще кладовые от всяких паразитов вычищать.

У стойки всегда топчется кто-то из преподавателей, кто присматривает, чтобы старшекурсники не наломали дров с инфузиями. Иначе фейерверк будет побольше того, который устроила сестра Нэсса. Раз эдак в десять.

Я молча протягиваю бумажку преподавателю, он так же молча ее читает.

– Возьмите все, что нужно, у эстра эрд’Зарана. Двенадцатый стол.

Быстро прохожу в самый конец лаборатории и останавливаюсь около нужного стола. Наказанный студент как раз стоит на четвереньках и судорожно сгребает зеленый тлеющий порошок. Вот же дурья башка, разве можно трогать нефтовую пыль голыми руками? Я шарю взглядом по столу, нахожу пару перчаток и протягиваю их мученику со словами: «С этим будет проще». А через секунду уже жалею о своем добром поступке. Хотя я почти всегда жалею о подобных проявлениях слабости. Редко когда они не выходят боком лично мне.

– Безымянная, – глядя на меня покрасневшими мутными глазами, говорит Дэмос.

Он игнорирует мою помощь, упрямо сгребает остатки порошка в ладонь и высыпает его в стеклянную посудину. Потом медленно поднимается. Его порядочно качает. На всякий случай я отхожу на безопасное расстояние. Опека Рэна, конечно, почти избавила меня от нападок, но умники продолжают доставать меня бестолковыми шутками. Но с Дэмосом все иначе. Он звереет от одного моего вида. К счастью, в те разы, когда он оказывался поблизости, у меня была спина Рэна, чтобы спрятаться. А мой «господин», кроме того, что славится своими любовными похождениями, так же славится умением надрать уши любому желающему.

Сейчас Рэна рядом нет, а придурок Дэмос выглядит еще более чокнутым, чем обычно. Я не большой спец во всяких «веселящих и открывающих сознание веществах», но, по-моему, он принял одно из них. И определенно не то, что веселит.

– Ну и что ты тут делаешь, рабыня?

Я молча протягиваю ему список. Дэмос рвет его не глядя. Остервенело превращает бумагу в горсть обрывков и швыряет их мне в лицо. Я поднимаю руки вверх, демонстрируя смирение и медленно, стараясь не делать резких движений, отступаю к двери. Краем глаза поглядываю за стойку, надеясь, что в случае чего смогу закричать – и преподаватель за меня вступится. Ну и куда же он делся?!

– Прошу прощения, что потревожила тебя, эстр, – стараясь выглядеть как первозданное смирение, извиняюсь я. – Больше этого не повторится.

Но моя трусость производит прямо противоположный эффект: Дэмос в два прыжка оказывается рядом, хватает за волосы и притягивает к себе. Я едва касаюсь ногами пола.

– Что ты все время тут вынюхиваешь, рабыня? – От него разит чем-то кисло-сладким и еще, почему-то, фиалками. Вот же гребаный стыд: от здорового увальня за милю воняет девичьими цветочками. Не будь я так запугана, от души бы посмеялась. – Почему ты вообще до сих пор не сдохла?

– Пожалуйста, отпусти меня, – все еще надеясь разбудить в нем хоть толику человечности, умоляю я. – Клянусь, я больше никогда…

В этот момент он второй рукой перехватывает меня за горло и сжимает так сильно, что у меня разом хрустят все шейные позвонки. Я не могу ни вздохнуть, ни выдохнуть, перед глазами все плывет. В голове истерично бьется единственная мысль: я не могу умереть вот такой дурацкой смертью. Я выбралась из императорской темницы, выбралась из огня, не разбила башку о камни на том проклятом веревочном мосту! Демон его все задери! Я не могу умереть вот так, задушенная, как кролик в лапах здоровенного садиста.

Дурацкая мысль, конечно, учитывая, что эти секунды могут быть последними в моей жизни.

– Ты омерзительная тварь, рабыня, и я знаю, почему ты здесь. – Я не вижу его лица, только размытый черный силуэт. – Думаешь, ты такая умная? Думаешь, твой план никому не по зубам? Я с легкостью могу сломать тебе шею и скажу, что ты просто неудачно упала. Тебя сожгут, прах выбросят в нужник, а мне, возможно, дадут еще одно взыскание. Чувствуешь разницу между нами, рабыня?

Что? Но как он…

– Немедленно поставь ее на место, – раздается где-то позади низкий мужской голос.

Я почти отключаюсь и смутно узнаю в нем знакомые нотки, но все равно не могу понять, кто этот вступившийся за меня смельчак. Дэмос же просто огромный, и он точно на сто процентов чокнутый! Мало кто кроме Рэна рискует переходить ему дорогу.

– Повторяю последний раз – отпусти ее, слизняк.

Глер?! Он что, совсем спятил?

И – о чудо! – лапища Дэмоса внезапно исчезает с моего горла. Как-то даже слишком резко, потому что я мешком грохаюсь на пол и очень неприятно прикладываюсь затылком. Из глаз брызжут искры – уж не знаю, то ли от удара, то ли от внезапного притока воздуха в легкие, то ли от всего сразу.

– Йоэль, ты в порядке? – На этот раз голос Глера звучит почти над ухом.

Я не успеваю ответить, потому что Дэмос резко бросается на библиотекаря и валит его на пол, подмяв под себя. Глер пытается выбраться из-под него, и ему это почти удается, но кулак Дэмоса тараном врезается ему в нос. Раздается противный хруст, кровь брызжет во все стороны и ее запах щекочет мне ноздри. Они борются в метре от меня, и я отлично вижу, с каким остервенелым отчаянием библиотекарь пытается справиться со значительно превосходящим его по силе врагом. Ему даже удается высвободить одну руку и врезать противнику. На миг Дэмос запрокидывает башку. Глер пользуется случаем и опрокидывает врага на спину, но тут на помощь Дэмосу прибегают товарищи. Двое хватают библиотекаря за руки, рывком ставят на ноги. И начинается настоящий ужас: Дэмос колотит его, словно мешок с сеном. Беспощадно, с обеих рук, – по голове, груди, животу. Голова Глера болтается из стороны в сторону, кровь заливает лицо. До меня уже вообще никому нет дела. На миг, когда наши с Глером взгляды встречаются, мне кажется, что он шепчет: «Беги». И это действительно может быть лучшим выходом: убраться, пока Дэмос не вспомнил о зачинщице и точно таким же манером не выместил зло на мне. Вот только…

Прежде чем до головы доходит, что делают руки, я хватаю горсть нефтовой пыли и с чувством, что иду на верную смерть, бросаюсь на Дэмоса. Наверное, это безумие происходящего делает меня такой смелой – другого объяснения такому несвойственному мне бестолковому геройству просто и быть не может. С пронзительным визгом я налетаю на Дэмоса и впечатываю ладонь с пылью прямо ему в рожу. Его вой перекрывает мой визг. Не знаю, как объяснить, почему он вообще не отбросил меня, как котенка. Почему то же самое не сделали его дружки. Дэмос падает подо мной, словно срубленное дерево. А я взбираюсь на свою «добычу» и щедро растираю пыль по его мерзкой перекошенной физиономии. Когда пыль попадает гаду в глаза, раздается такой оглушительный вопль, что дрожат стекла.

Происходящее заставляет опешить даже дружков Дэмоса. Воспользовавшись их замешательством, хватаю Глера за руку и волоку к выходу, потому что сам он, судя по заплывшим глазам, ничего не видит. Да и на ногах еле держится. Странно, что вообще не грохнулся в обморок – из мордобоя с Дэмосом мало кто выходит на своих двоих.

Где-то на половине пути меня пытается задержать нерадивый преподаватель, видимо вылезший из своей коморки на шум борьбы. Я ловко отделываюсь от бестолковых вопросов, и через секунду мы с Глером уже на лестнице.

– Ты дурак! Тупица! Идиот! Хренов герой! – Я не стесняюсь в выражениях. – Он же мог тебя убить!

– Почему ты не сбежала? – отдышавшись, еле шевеля разбитыми губами, спрашивает Глер.

– Потому что ты за меня вступился, – нехотя бросаю я. – Спасибо. Хоть ты и дурак, каких поискать, но все равно – спасибо. Я отведу тебя в лазарет.

– Я не пойду в лазарет.

– Куда ты денешься, – бормочу себе под нос, но, стоит нам спуститься в холл, библиотекарь настойчиво и бесцеремонно вырывает у меня свою руку. Поверить не могу, что я только что поблагодарила его за спасение. Да я еле сдерживаюсь, чтоб ему не наподдать! – Слушай, Глер, ты в своем уме? Да ты еле живой!

– Я не пойду в лазарет, – упрямо и жестко снова отказывается он. – Если хочешь помочь, я был бы признателен… если бы обо мне позаботилась… ты. Ты же делаешь лекарства для Рэна.

– Не твоего ума дело, что и для кого я делаю. И не воображай, что твоя дурацкая выходка заставит меня до конца дней выносить за тобой ночной горшок.

Он только пожимает плечами. Я с тоской смотрю на его попытки держаться на ногах. Бедолаге приходится прислониться к стене, чтобы не упасть. Проклиная все на свете и в первую очередь свою так некстати проснувшуюся совесть, молча подставляю библиотекарю плечо.

– Тебе нужно лечь, умник, и обработать раны, пока ты не истек кровью. У тебя могут быть сломаны ребра, повреждены внутренние органы. Я могу сделать настойку, чтобы притупить боль, и мазь для заживления ран, но я не умею сращивать кости и штопать печень.

– Со мной все в порядке, Йоэль. Правда.

Правда, как же. Но раз уж герой сегодня он, а не я, то так и быть – сыграю по его правилам.

– Давай-ка для начала я отведу тебя в комнату, уложу в постель и смою кровищу. Хочу своими глазами увидеть все твое «в порядке».

Он как-то странно косится на меня, но не возражает.

– Только я тут подумала, наверное, будет лучше, если мы зайдем в общежитие преподавателей через черный ход. Не хотелось бы нарваться на лишние вопросы.

– Моя комната на первом этаже, мы можем влезть в окно.

– В твоем-то состоянии?

– Я же сказал, что в порядке, – упрямо повторяет мой подопечный.

Глава двадцать вторая

Глава двадцать вторая

Чтобы не вдаваться в подробности, скажу лишь, что к заветному окну нам приходится продираться сквозь заросли терновника, который, кроме того, что дьявольски колючий, так еще и в самом разгаре цветения. Нам крепко достается от диких джаггров – противных прыгающих тварей с зубами длиной в фалангу пальца. Обычно они селятся в густом кустарнике и не нападают без веской необходимости. Мы же притащились разорять их гнездо.

– Ты всегда держишь окно открытым, или приходится частенько заходить не через парадный вход? – спрашиваю я, когда мы, наконец, оказываемся в комнате.

– Бывало пару раз, – уклончиво отвечает Глер.

Его комната совсем небольшая и довольно скупо меблирована. По сути, она ничем не отличается от моего собственного жилища. Единственное, что бросается в глаза, – огромная массивная кровать с резными спинками из орехового дерева, инкрустированными черными нитками звездного металла. Настоящее произведение искусства, а не способ скоротать ночь.

– Досталась в наследство, – невнятно бубнит библиотекарь, проследив мой взгляд. – Мне разрешили забрать ее на время, пока я тут… работаю.

– То есть ты не планируешь задерживаться надолго?

– Пока не уверен, но, возможно, изменятся некоторые обстоятельства.

Я помогаю Глеру лечь и даже расщедриваюсь до того, чтобы снять с него сапоги. Странное дело, но библиотекарь действительно выглядит не так уж плохо, как казалось на первый взгляд. Учитывая размер кулаков Дэмоса и силу, с которой он вминал их в соперника, подобное выглядит как… чудо. А что, если все дело в том чудном ошейнике, который я однажды на нем видела? Правда, с тех пор он как нарочно начал носить рубашки с высоким и наглухо застегнутым воротом.

– Мне нужно около часа, чтобы приготовить все необходимое. Не пропадешь без меня? – Я еще раз со всей критичностью оцениваю его состояние, но так толком и не могу понять, в порядке ли он или пора звать серьезную помощь.

– Постараюсь.

– Окно не закрывай.

Только когда его комната остается далеко позади, я понимаю, как сильно на самом деле испугана. Дэмос и без сегодняшней выходки на меня взъелся, а теперь совсем со свету сживет. Правда – тут я не могу сдержать злорадную ухмылку – как только приведет в порядок рожу. Когда нефтовая пыль попадает на кожу – это больно и неприятно, но терпимо. То ли дело слизистая. То ли дело глаза.

Я справляюсь меньше, чем за час. На обратном пути забегаю в лазарет под предлогом разболевшегося ожога на руке. Пока лекарка ходит за мазями и настойками, потихоньку утаскиваю пару бинтов. В общем, в комнату к Глеру влезаю уже во всеоружии. О том, что нарушаю все мыслимые нормы морали, стараюсь не думать. Ничто не скомпрометирует вас сильнее обвинения в заговоре против императора. После этого, даже если вы полюбитесь с чужим мужем на виду у всех, говорить будут все равно о вашем предательстве. Закон жизни.

– Я велела лежать в постели. – Чтобы выразить свое недовольство, нарочито громко выкладываю все принесенное на прикроватную тумбочку.

За время моего отсутствия Глер успел умыться и переодеться в чистую одежду. И выглядит, в самом деле, неплохо. Не считая побитой физиономии, но и с той припухлости успели дивным образом сойти. Да и синяки уже не кажутся такими страшными. Спрашивается, чего ради я старалась-торопилась?

– Думал, ты не вернешься. – Глер смотрит на меня с легким удивлением, как будто действительно уже успел со мной попрощаться и распланировал остаток дня другими делами.

– Обычно я держу слово, – огрызаюсь в ответ. – Кроме тех случаев, когда валяюсь в цепях в императорской темнице. Мне нужна пара мисок или что-то глубокое, чтобы смешать настойки.

Он рассеянно шарит взглядом по комнате.

– Не помнишь, где и что у тебя лежит?

– Кажется, так.

– А говорил, что в порядке. Не возражаешь, если я сама поищу?

– Йоэль, я не думаю, что это удачная идея. Если кто-то узнает, что ты была наедине с мужчиной в его спальне…

Поверить не могу, что он несет такую чушь.

– Слушай, геройствующий библиотекарь, что я тебе скажу: я, может, и стала рабыней, но от этого в моей голове ничего не изменилось. Я – наследница Старшей крови, а ты – низкокровный человек. Между нами ничего не может быть – это очевидные вещи. Не станешь же ты подозревать в непристойностях козла и кошку только потому, что они были наедине в одном сарае.

– Ты так ненавидишь людей?

– Я их не ненавижу. Они такая же часть Шида, как и дождевые черви или слизняки. Где-то между двумя этими видами. Я удовлетворила твое любопытство?

Он кивает.

– Отлично, а теперь – живо в постель.

Вместо этого он подтаскивает кресло к окну и садится в него, всем видом давая понять, что это максимум, на который я могу рассчитывать. Ну и бес с ним, чего я вообще так распереживалась? Подумаешь, поколотили рожу из-за меня – сам же и ввязался.

Я честно залезаю почти в каждый уголок в его комнате, но не нахожу ничего подходящего для смешивания. Зато делаю странный вывод. Комната выглядит так, будто в ней никто не живет. Странно звучит, особенно, когда шкаф забит мужскими тряпками, а на столе кавардак из книг. Все вокруг выглядит ненастоящим, бутафорским. Созданным однажды – и нетронутым. Я невзначай скольжу пальцем по столу, чтобы подтвердить догадку. Так и есть – толстый слой пыли вокруг книг. И на самих книгах, если присмотреться, тоже пыль. Неужели Глер проводит каждую ночь в койке какой-то очередной пассии, а в комнату приходит только чтобы переодеться? Вполне-вполне.

– Будет немного жечь, – предупреждаю я. – Постарайся не плакать.

Честно говоря, ему снова удается меня удивить. От этой дряни матерился и шипел, как прижученная змея, даже Рэн, которому Глер даже в подметки не годится. Но библиотекарь молчит. Изредка чуть заметно кривится, но не издает ни единого звука. И даже когда я начинаю натирать его царапины жгучей мазью, самообладание его не подводит.

– Ну, вот и все. Через пару дней будешь как новенький.

– Спасибо, – он рассеянно прикасается к лицу, как будто проверяет, на месте ли оно после моих манипуляций. – Ты очень добра, Йоэль.

Тут мое терпение выслушивать и терпеть его глупости окончательно рвется, и я, не сдерживаясь, от души хохочу. И смеюсь до тех пор, пока живот не сводит. Все это время Глер молча и без улыбки наблюдает за моими конвульсиями. Когда же я успокаиваюсь, как ни в чем ни бывало спрашивает:

– Ты идешь на Праздник Схождения?

– Если придумаю, что надеть.

– С Рэном?

Я окидываю взглядом стол со склянками: ничего из этого мне уже не пригодится, разве что на голову свалится очередной полоумный герой с отсутствием элементарного инстинкта самосохранения.

– Я – Безымянная рабыня, – на всякий случай напоминаю Глеру. Он, похоже, головой треснулся куда серьезнее, чем кажется на первый взгляд. – Никто и никогда не пригласит меня в качестве спутницы, разве что кому-то взбредет в голову демонстративно втоптать в грязь собственное имя.

– Я бы тебя пригласил, – очень искренне и неожиданно говорит он.

Это признание на минуту заставляет меня отвлечься от разглядывания своих пальцев и вытаращиться на библиотекаря. Нет, нет и нет, только влюбленного человека мне не хватало. Я категорически не хочу развивать эту тему, поэтому просто молча прикладываю ладонь к его лбу, хмурясь, как будто сильно сомневаюсь в его физическом здоровье. Потом щупаю пульс. Глер молча позволял мне разыгрывать спектакль.

– На твоем месте, герой, я бы вернулась в постель. Похоже, все куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Если ночью услышишь голос, который скажет сигануть с крыши для просветления, – не слушай его. А лучше попроси кого-нибудь привязать тебя к кровати. Так будет надежнее.

Он перехватывает мое запястье, совсем как в нашу встречу в библиотеке, когда я видела странный артефакт на его шее. За секунду соображаю, что это шанс на его разоблачение. Может быть, самое время подлить масла в огонь?

– И вообще, с чего ты решил, что я бы пошла с тобой? – Дерзко и прямо смотрю в его прищуренные глаза. – Тот факт, что я стала рабыней, не отменяет моего отношения к людям. Ты – всего лишь еда. Меня неправильно поймут, если я заявлюсь на Праздник в компании отбивной.

Он притягивает меня ближе. Теперь между нами и комар бы не проскочил. И мне вдруг становится очень не по себе от такой близости. Знаете, через несколько недель мне исполнится восемнадцать – возраст, в котором эстрани могут вступать в брак. Время зрелости для… телесного контакта. До тех пор никто не смеет прикасаться к наследнице Старшей крови столь недвусмысленным способом. И сейчас поведение Глера оправдывает лишь мое новое положение. Рабыня – просто вещь женского пола. Как бы мерзко это ни звучало, но, захоти он повалить меня на постель и надругаться, вряд ли хоть кто-то явится на мой крик о помощи. Ох, Взошедшие, и зачем я только это затеяла? Да какая к бесам разница, что у него за секреты?

– Ты – самая необычная девушка из всех, кого я знаю, – неожиданно низким голосом признается он. – И самая умная. И всегда знаешь, что сказать.

– Просто много читаю.

Я разрываюсь между желанием врезать ему в причинное место и все-таки разгадать загадку. Попытки заглянуть ему за ворот не увенчались успехом. Ну и дьявол с ним, пора улепетывать.

– Вижу, тебе стало лучше, – я пытаюсь выдернуть руку, но это так же безнадежно, как пытаться избавиться от проклятой колодки. – Найди себе другой предмет для заигрываний, я тебе не по зубам.

Он как-то хищно ухмыляется – и в следующую секунду притягивает меня для поцелуя.

Наши губы встречаются.

Я так ошарашена, что даже пошевелиться не могу. А Глер мягко и осторожно прихватывает мою нижнюю губу и легонько кусает. И будь я трижды проклята, если в эту минуту моя голова не идет кругом. Как поцелуй может быть таким? Приглашающим и покоряющим. Он будто желает раз и навсегда вытравить из моей головы мысли о пропасти между нами и вместе с тем распахивает дверь, приглашая продолжить самой. Его хватка на моем запястье перемещается ниже, большой палец поглаживает ямочку на ладони. Простая ласка вызывает во мне странное желание… выдохнуть. Именно так я и делаю, и вместе с воздухом из моей груди вырывается едва слышный стон.

Все, хватит, это нужно прекратить. Нужно вспомнить, что он – мужчина, хоть и низкокровный. И если так пойдет дальше, все может очень-очень плохо кончиться.

Удивительное дело, но стоит мне попытаться высвободиться, как Глер тут же отрывается от моих губ и позволяет увеличить расстояние между нами. Первые секунды я прихожу в себя, собираю в кучу мысли, которые превратились в перепуганных летучих мышей и не спешат усаживаться на места.

Я что, только что позволила человеку себя целовать? И что куда хуже, кажется… даже… ответила ему?!

В моей голове совсем некстати возникает образ Ашеса: он смотрит с укоризной и качает головой, как будто хочет сказать, что уж от меня подобного падения он точно не ожидал.

– Я не должен был так компрометировать тебя, эстрани. Но просто не смог устоять. – И ни капли раскаяния в голосе. С тем же успехом кошка может просить прощения у мыши, которую собирается сожрать. У него на лбу написано: случись такая ситуация снова – и он, не раздумывая, опять ею воспользуется.

Я всерьез раздумываю над тем, чтобы схватить что-то тяжелое и врезать ему как следует. К сожалению – а, скорее, к счастью – ничего подходящего поблизости нет. Разве что книгой? Первая растерянность проходит, и во мне закипает злость. С каждой секундой она становится все сильнее. Интересно, а если я все-таки выцарапаю ему глаза – меня сильно накажут?

– Больше. Никогда. Не смей. Ко мне. Прикасаться, – шиплю я, поражаясь, как мерзко может звучать мой голос. Змеи благозвучнее шипят.

– Я… – Он выглядит как человек, который собирается разродиться огромной тирадой в свою защиту, но потом понимает, что от гильотины она его все равно не спасет, а потому лучше не стараться вовсе. – Прости. Не смог устоять.

Так просто и с подкупающей искренностью разбивает мое негодование вдребезги. И потом, чего уж там, поцелуй оказался приятным. Да и не случилось ничего эдакого, он же язык в рот мне не совал и за задницу не трогал. А кто говорил, что я ничего не знаю о плотской любви и страсти? Была у отца одна книжица, нашла ее между справочником о насекомых и ботаническими записками известного на весь Шид эстрана. Как всякая прилежная читательница, я изучила ее от корки до корки. Просто потому, что в любой непонятной ситуации люблю владеть если не практическими, то хотя бы теоретическими знаниями. И потому что собиралась замуж за Брайна, который, что-то мне подсказывало, в постельных играх знал куда меньше меня.

– Будем считать, что ты просто крепко треснулся башкой, – угрюмо бросаю я. – В следующий раз, если в твоей голове появится мысль повторить подобное, сделай одолжение нам обоим и расшибись обо что-нибудь. Твое убийство жизнь мне не облегчит.

На сей раз приходит очередь Глера хохотать. Да так заливисто, что я невольно улыбаюсь.

– Я знаю, чем тебя отблагодарить, – наконец, говорит он, как только перестает трястись от смеха.

– Имеешь в виду отблагодарить меня за то, что я полечила тебя после того, как ты получил за то, что вступился за одну невезучую Безымянную?

– Вроде того. Если ты дашь мне пять минут…

– Валяй, – перебиваю я.

Стоит ему уйти, как я еще раз осматриваю комнату. Чтобы убедиться, что была права. Ни бритвенных принадлежностей, ни разбросанных носков, кровать застелена безупречно. Я, конечно, не пример для сравнения, но частенько позволяю себе галопом нестись на занятия, не переживая из-за оставленной в беспорядке постели. Да и вещи иногда бросаю, где ни попадя. Возможно, у преподавателей какие-то невозможно щепетильные горничные?

Жаль, что все мои изыскания не дают ответа на куда более интересный вопрос: где в таком случае проводит время этот геройствующий библиотекарь? Не может быть, чтобы в самом деле кочевал от любовницы к любовнице. Слишком это рискованно. Да и при таком смелом образе жизни не попасться просто невозможно. Разве что он гений, в чем я имею все основания сомневаться. А с расцарапанной рожей ни разу его не видела. До сегодняшнего дня. Но что самое важное, в Аринг-Холе на сей счет до сих пор нет абсолютно никаких слухов. Все знают о похождениях Рэна, а ведь если моя догадка верна, в сравнении с Глером, он вообще сущий одуванчик.

Но все мои теории, попытки решить нерешаемое и объяснить необъяснимое растворяются, как туман на солнце, стоит библиотекарю вернуться. Он достает из-за пазухи огромный и невозможно красный гранат. Даже сквозь кожуру я чувствую до одурения сладкий аромат сочных зернышек. У меня глаза на лоб лезут, когда Глер достает еще один.

– Кажется, ты их любишь, – с некоторым сомнением говорит он.

Я не пытаюсь корчить недотрогу, рассыпаться в благодарностях и делать прочие шаблонные глупости. Просто сгребаю оба: один запихиваю в сумку, а в другой с жадностью впиваюсь зубами. Шкурка горчит, но сладкий сок брызжет мне в рот, перечеркивая все невзгоды этого дня.

– До чего же вкусно, – громко и неприлично чавкая, выдыхаю я. – С какой стати такие привилегии?

Он пожимает плечами и, чуть склонив голову набок, с любопытством наблюдает за тем, как я уминаю его «подарок» вместе с косточками и пленочками. Кажется, справляюсь за пару минут. И вся пачкаюсь в соке, но уж на это мне точно плевать. Не перед кем разыгрывать благовоспитанную барышню. Мы целовались, в конце концов, и, между прочим, по его инициативе. Если моя перепачканная в гранатовом соке физиономия его оттолкнет – хвала Взошедшим.

– Тебе не стоит идти на Праздник схождения, Йоэль, – ни с того ни с сего заявляет он. – Тебе там не место.

– Спасибо, что напомнил. А то я, знаешь, от хорошей жизни начала забывать, что Безымянная рабыня. К счастью, твое мнение на этот счет меня не интересует.

– Дело не в твоем клейме! Взошедшие, что же ты постоянно все перекручиваешь?! – Он снова непредсказуемо злиться. Не так, как в прошлый раз, но похоже. – Это небезопасно. Как тебе это разрешили? Лестер никогда бы до этого не додумался.

– Лестер?

– Ректор эрд’Герид.

– И давно ты зовешь его по имени? – А вот это уже интереснее отсутствия признаков жизни в его комнате. До этого дня я вообще ни от кого не слышала такого фамильярного обращения к главному человеку в Аринг-Холе. И уж точно не ожидала его услышать от простого смертного.

– Йоэль, ты меня, вообще, слушаешь?

– У меня есть друзья. И они, в отличие от геройствующих библиотекарей, до сих пор считают меня благородной эстрани.

Я выбираюсь в окно, почти уверенная, что Глер попытается меня остановить.

Но он не пытается.

Глава двадцать третья

Глава двадцать третья

– Глазам не верю, – шепчет Рора, когда я извлекаю содержимое коробки.

А уж я-то как не верю. И чтобы окончательно убедиться, что не брежу, подношу ткань к носу. Знакомый аромат нового платья. Для кого-то – приятный, напоминающий о статусе, о внимании любимого отца или жениха. А у меня он всегда ассоциируется с одиночеством. Эрд’Кемарри были бедны, но мать неустанно повторяла, что у Тэоны должны быть подходящие туалеты, потому что она наследница и просто не может ходить в старых, вышедших из моды и до неприличия застиранных тряпках. Возможно, гардероб сестры был скуднее, чем у других девушек ее положения, но обновки появлялись и появлялись. Со старья снимали кружева и ленты, отпарывали бисер и прочие украшения – все это еще пригодится, чтобы «обновить» то, что рано списывать на «подарки» для слуг. А обезображенные наряды ушивали и отдавали мне. До определенного возраста я легко проглатывала эту наживку, но потом перестала. Я хотела новых, своих собственных платьев, своих собственных пахнущих обновкой нарядов, пошитых так, чтобы подчеркивать мои достоинства, а не выпячивать недостатки. И у меня они появились: целых два. Матушка несколько дней причитала, что пришлось потратиться на «чепуху» – и это было все, что она скала, когда я примерила платье и вышла покрасоваться. Помню, тогда мне отчаянно хотелось взять ножницы и начать срезать его прямо с себя, кусок за куском. Но я знала, что, если сделаю это, придется знакомиться с женихом без единого козыря в рукаве. А уже тогда я понимала, что только замужество с последующим получением титула скарты может хоть что-то изменить в моей жизни.