Текст книги "Безымянная Колючка (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Рабское клеймо, навсегда изменившее мою жизнь.

Внезапно воскресший Ашес, которого я беззвучно оплакивала почти каждую ночь.

Его еще более внезапно «воскресшая» невеста.

В общем, казалось бы, после всех этих событий единственное, что должно было бы меня беспокоить – состояние своего желудка в конкретный день и час, потому что все остальное, порой, менялось так стремительно, что к этому нельзя было подготовиться.

Но то, что сделала Кайлер…

Если бы он вдруг сказал, что на самом деле никакой не богатенький отпрыск древней династии, а переодетый старый тролль – это звучало бы менее шокирующе, чем эта «правда».

Неудивительно, что все присутствующие сначала замолкают, как будто это их честь и достоинство только что опорочили, а потом внезапно и тоже хором взрываются громким гулом. Даже когда я была просто мерзкой рабыней, они не смотрели на меня с таким отвращением. Кажется, даже черный балахоны таумати презрительно шевелятся.

Но во всей этой вакханалии меня волнует только одно лицо.

И оно не выражает абсолютно ничего.

«Это неправда!» – хочется заорать во весь рот, но Кайлер, как будто предчувствуя это, слегка наклоняет голову в мою сторону и едва слышно (я скорее читаю это по его губам), предупреждает:

– Не делай глупостей, Йоэль, я ведь пытаюсь спасти твою жизнь.

У стоящего рядом с ректором Ашеса каменное выражение лица. Настолько безэмоциональное, что мне хочется подойти к нему и потрогать, не превратился ли он в статую от всех этих «новостей». Единственное, что выдает в нем жизнь – взгляд, который он медленно переводит с меня на моего «защитника» и обратно, как будто пытается понять, когда именно мы успели настолько сблизиться.

«Не верь этому!» – я смотрю на него с мольбой, но именно в этот момент Ашес отводит взгляд и опускает голову так, что волосы падают на лицо и полностью скрывают его от моих глаз.

– Это чушь, – отмахивается таумати, тот самый, невероятно костлявый. И хоть голос его звучит тихо, он заставляет всех собравшихся моментально закрыть рты и снова погружает «сцену» в почти гробовую тишину. – Это существо – рабыня императора. Никто не может иметь с ней никаких дел.

– Где такое написано? – усмехается Кайлер. – И, кстати, что-то я не вижу здесь Ниберу, отстаивающего права на свою собственность. Только его… прислужников, которые с пустого места набрасываются на бедную девушку, вся вина которой только в том, что в этой чертовой академии постоянно что-то происходит! Возможно, все вопросы стоит задавать человеку, на которого возложена прямая обязанность следить за тем, чтобы жизни студентов не подвергались ежедневной опасности?

– Ты на что-то намекаешь, Кайлер? – низким от раздражения голосом говорит ректор, прекрасно понимая, что этот камень прилетел именно в его клумбу. Точно не случайно.

– Только на то, что человек, на которого возложена обязанность следить за безопасностью студентов, должен внимательнее относиться к тому, кого и почему он пускает в стены своего заведения. Единственные люди, которые способны творить настолько сильнее колдовство, чтобы крушить стены и разрушать башни, стоят сейчас прямо передо мной, но почему-то обвиняют в этом «пустышку». Кто-то из вас, – он обводит толпу надменным взглядом, – хоть раз видел, чтобы эта девушка творила какие-то заклинания? Малейшие фокусы. Высекала искры щелком пальцев или хотя бы подогревала воду?

Пока собравшиеся начинают неторопливо шушукаться, я думаю о том, что точно не делилась с этим типом печальной историей своей врожденной таумической «глухоты». Хотя, конечно, в Аринг-холле об этом знают даже пылевые клещи.

– Почему эти люди возомнили себя в праве хватать человека до того, как будет доказана хотя бы какая-то его вина? – продолжает Кайлер, играя голосом так складно, что не остается ни малейших сомнений – он определенно хорошо поработал над ораторским искусством. – Йоэль уже держали в императорских темницах, а после ее оттуда выпустили. Так почему теперь она снова в чем-то виновата после того, как Ниберу сам счел ее настолько безопасной, чтобы отправить… сюда?

– Это просто демагогия, – говорит «библиотекарь» и низкий, едва сдерживаемый рык его голоса заставляет мое тело покрыться неприятными колючими мурашками. – Но он прав. Если Ниберу так хочет снова в чем-то ее обвинить – пусть хотя бы предоставит доказательства.

– Императорским таумати не пристало рыскать по углам, как крысам, – шипят сразу трое костлявых, но на этот раз никто не спешит поддерживать их одобрительным рокотом.

– Я желаю видеть доказательства, – после некоторой паузы, наконец, говорит ректор. – И принесите мне, черт подери, журнал посещений Архива!

Мне кажется или они с Ашесом обмениваются едва заметными кивками?

Журнал – это хорошо. Моего имени там точно не может быть, потому что умник, который так радостно тыкал в меня пальцем, вчера даже не соизволил оторвать свой зад от стула, чтобы выполнить все предписанные порядком правила. Поэтому я всегда следила за тем, чтобы Ашес заполнял журнал (потому что он все время об этом забывал), а иногда заполняла его сама, потому что хорошо видела кто когда приходит и какие книги берет.

Взошедшие, да пусть же здравствует и процветает человеческая лень!

– Вот видишь, – снова едва слышно шепчет Кайлер, а вслух и громко добавляет: – До тех пор, пока не будет доказана вина Йоэль эрд’Кемарри, она находится под моей защитой. Любой, кто попытается причинить ей вред, должен осознавать неминуемые и крайне болезненные последствия этого опрометчивого поступка.

– Не помню, чтобы я просила себе личного защитника, – шиплю себе под нос, потому что его поведение не только не «смягчает» новость о том, что мы вместе провели ночь (Взошедшие, да как ему это вообще в голову пришло?!), но и раскрашивает ее новыми красками.

– Напомни, пожалуйста, почему ты оказалась в этом дурацком положении, – шепчет в ответ Кайлер, – и во что превратилась твоя комната.

Как это ни странно, но только теперь я соображаю, что лишилась всего. В самом буквальном смысле этого слова. Буквальнее, черт подери, просто не бывает! Все те прекрасные платья, которые мне отдала Ниа, новенькие пергаменты, книги и чудесная лампа, от которой у меня не болели глаза! Вчера я была на седьмом небе от счастья, потому что из нищенки вдруг превратилась в почти пристойную молодую эстрани, а сегодня у меня нет вообще ничего, даже кровати без ножки, подпертой стопкой старых глупых томов.

Сегодня у меня есть только то, что на меня надето. И это снова чертовски буквально!

Если я срочно не придумаю, где раздобыть денег, то таумати не нужно будет стараться искать причины упечь меня в темницу – они будут просто околачиваться где-то рядом и наблюдать, как я медленно и болезненно умираю от голода!

И это в тот момент когда я, наконец, начала хоть что-то выкапывать из-под завалов всей этой истории.

Когда через несколько минут приносят журнал из Архива, ректор лично пролистывает туда и обратно последние страницы, но, конечно же, не находит там моего имени. Потом за дело берутся таумати: колдуют, страшно шипят и водят крючковатыми пальцами, пытаясь выявить следи того, что мое имя могли вывести таумическим способом. Но как бы коршуны Ниберу не старались – даже им не под силу найти то, чего нет.

Но даже я, зная всю правду, немножко напрягаюсь, пока проходят все эти манипуляции. Мало ли что. Раз кому-то очень приспичило меня убить, значит, он мог пойти на какие угодно ухищрения, лишь бы доказать, что я «пошла по стопам сестры» и сделала это сама, исключительно из сильнейшего желания напакостить хотя бы напоследок.

Но когда правда все-таки торжествует и таумати бессильно щелкают зубами прямо у меня перед носом, я снова ищу взглядом Ашеса. Он ведь должен быть рад! И он действительно тоже смотрит прямо на меня. В упор.

Вот черт.

Ведь если я действительно не спускалась в Архив не проторчала там всю ночь, значит, я провела ее в другом месте. И Кайлер говорит правду.

Нам нужно поговорить, когда все это закончится.

Не сейчас, конечно, даже если меня разрывает от желания наплевать на собственную безопасность и проорать всю правду вслух: что я не была ночью ни в чьей компании, и не занималась непонятно чем, а торчала в библиотеке, запертая, голодная и совершенно уверенная в том, что моя сестра ни капли не виновата в том, в чем ее так несправедливо обвинили. Лишь бы только Ашес не смотрел на меня так, будто даже к камням в этих старых стенах у него больше уважения, чем ко мне.

– Я готов взять на себя ответственность за то, чтобы Йоэль никуда не исчезла из стен Аринг-холла, – говорит Кайлер, и я не сразу понимаю смысл его слов. Ответственность? Я разве кому-то угрожаю или уже намылилась просочиться в дымоход? – Она будет находиться в моей комнате до тех пор, пока не закончится разбор завалов и уважаемые таумати не предоставят хотя бы какие-то весомые доказательства ее вины.

В его комнате.

Я мысленно громко раздраженно выдыхаю, потому что он только что фактически не оставил никаких вариантов всем присутствующим, кроме как окончательно убедиться, что мы с ним, черт подери, любовники!

– Это нарушает устав, – рокочет ректор, – потому что самым прямым образом указывает на то, что тип вашего… общения, выходит за рамки взаимоотношений, разрешенных между студенткой и преподавателем.

– Разве? Преподавателям запрещено защищать студентов, которых несправедливо обвиняют непонятно в чем? – Кайлер откровенно издевается над попытками обвинить его в том, в чем он сам только что признался. – Разрешите напомнить о пункте правил, который обязует Аринг-холл в лице его администрации и всего персонала, обеспечивать студентам защиту и безопасность, а так же доступ к знаниям. Я всего-лишь прилежно исполняю свой долг. Или никто из присутствующих не потрудился прочесть то, под чем ставил свой росчерк кровью?

Если честно, именно так все и выглядит. Хотя скорее всего дело в том, что никто не хотел связываться с таумати и привлекать ненужное внимание его Императорского величества, за свой короткий срок правления уже снискавшего себе славу мстительной истерички.

– Тем более, что в сложившихся обстоятельствах Йоэль потеряла жилье, а вряд ли кто-то из присутствующих готов настолько рискнуть собственной шкурой, чтобы взять ее на поруки и поделиться крышей над головой.

Мне кажется или он нарочно бросает вызов, но не всем вокруг, а только одному человеку – тому, который снова порывается к нам, но снова «вязнет», остановленный крепкой дядиной хваткой? Не может же Кайлер в самом деле не знать, что жених его сестры – жив? Но зачем в таком случае провоцировать Ашеса?

Может, потому что Кайлер знает, что Ашес, как и все остальные, тоже во всем винит мою семью и я единственная живая эрд’Кемарри, которая уцелела на потому что случилось чудо, а как раз вопреки этому?

– Хорошо, – скрипит зубами таумати и вся троица отступает, словно призраки перед Незабвенным светом. – Но Император Ниберу узнает об этом в самые кратчайшие сроки.

– Пожалуйста-пожалуйста, – небрежно машет рукой Кайлер. Он как будто даже рад этой угрозе. – Заодно передайте ему мои самые искренни поздравления по случаю его предстоящих именин.

Зачем, интересно, он их дразнит? Хочет устроить драку с императорскими таумати? С людьми, чья сила ограничена лишь волей их сюзерена? Это все равно что мышь нападала бы на льва и искренне ждала, что он примет вызов.

– На этом все.

Слова ректора словно наделены особенной силой, потому что сразу после этого студентов как ветром сдувает, и в большом холодном зале, где меня уже до костей продули вс сквозняки Шида, остаемся только мы с Кайлером.

Ашес уходит, даже не взглянув на меня на прощанье.

Он просто поворачивается спиной, как будто я какая-то грязь на прекрасной белой стене, с которой он сперва смирился, а потом понял, что смотреть на нее – выше его сил. А мне остается только пытаться откопать из недр своей неунывающей души еще немного оптимизма. Кажется, я только что распечатала последнюю порцию, ту, которую берегла на самый крайний случай, если вдруг придется травить палачу скабрезные шутки в надежде что он лопнет от смеха и не закончит свое черное ремесло.

– Моя репутация окончательно испорчена, – произношу вслух, когда становится ясно, что нас совершенно некому подслушивать.

– О, – Кайлер пытается вложить в этот возглас что-то вроде сожаления, но мы смотрим друг на друга и одновременно морщимся как от оскомины. – Я не знал, что ты так дорожишь той славной отметкой на память от Ниберу, что предпочла бы вернуться в его темницы, чем снискать репутацию… ммм… дамы моего сердца.

– Не смущайся и называй меня «шлюха», потому что «дама твоего сердца» звучит как форменное издевательство.

Он выглядит действительно удивленным, пока переваривает мои слова.

– Не понимаю чем заслужил подобный укор, тем более, что за мной никогда не водилась слава бабника и сердцееда.

Если совсем начистоту, то я просто зла из-за Ашеса, а все остальное – просто попытки оправдать эту злость и тот факт, что во всем случившемся нет ничьей вины. Просто, как говорил один великий полководец, когда его десятитысячную конницу разбила маленькая армия вооруженных палками и щитами туземцев: «Дерьмо случается».

– Пойдем, – Кайлер поворачивается и уже идет в сторону одного из проходов, противоположного тому, в котором скрылся Ашес, – покажу тебе твои новые апартаменты.

Я молча и послушно бреду за ним, потому что, как бы мне не хотелось наплевать на все и броситься вдогонку за моим милым принцем – сейчас это все будет только во вред всем нам. Он может выйти из себя и невольно сбросить личину, я могу попасться в руки поджидающим где-то в темноте таумати, а вся эта история пойдет на новый виток, еще более бессмысленный, чем предыдущий.

В полной тишине мы с Кайлером проходим несколько коридоров и лестничных пролетов, выходим в обдуваемую всеми ветрами галерею. Он так резко останавливается, что я, задумавшись о своем, тараню носом его спину. Поворачивается и смотрит на меня сверху вниз, чуть склонив голову на бок, словно один из тех волков на картинке в детской книжке про глупого поросенка. Я невольно понимаю, что мы оказались какой-то отдаленной части замка, где нет ни души, и что он может запросто просто подтолкнуть меня с края, где мое падение не спасет ни один, даже самый крохотный бордюр. Взошедшие, может, именно поэтому он вдруг пялится на меня как на добычу? И самое главное – никто не поставит под сомнение его «правду» о том, что я пыталась сбежать и случайно упала или любую другую «правду», которую придумает его мозг, потому что винить его в моей гибели после того, как он фактически, вырвал меня из пасти императорских таумати, будет просто нелепо.

Но зачем, черт подери, было меня спасать, чтобы тут же прикончить?

– Ты замерзла. – Кайлер снимает куртку и небрежно накидывает ее мне на плечи, а сам остается в простой черной рубашке, но, конечно, сшитой из настолько дорогого шелка, что даже ветры утихают, чтобы ненароком не надуть на нее хотя бы пару пылинок.

Я смущенно что-то бормочу о благодарности, и тут же поплотнее закутываюсь в его «подарок».

– Так зачем ты спускалась в Архив, Йоэль? – неожиданно спрашивает Кайлер и, подцепив мой подбородок двумя пальцами, резко вздергивает его вверх. – Что ты там искала?

Проклятье. Он все-таки знает правду.

А самое ужасное, что его вопрос застает меня врасплох, еще и в самом неподходящем месте, где у меня от холода сводит не только зубы, но и мыслительные потуги. И даже его куртка кажется вдруг совершенно беспомощной против здешних сквозняков. А самое главное, если сложить одно и другое, то неподходящее место для меня – как раз очень даже подходящее для него, и выбрано Кайлером совершенно не случайно.

– А если я скажу то, что тебе не понравится, ты просто бросишь меня башкой вниз? – озвучиваю свое предположение, в надежде потянуть время.

Может, сюда забредет хоть какая-то заблудшая душа и этому франту не хватит смелости убивать меня на глазах у свидетелей? Хотя, кого я обманываю? Он может запросто сделать это при сотне свидетелей и все они присягнут перед священными реликвиями, что это была отчаяния самооборона.

– Йоэль, ради Взошедших, если бы я хотел от тебя избавиться, то куда проще было бы не вступаться за тебя и позволить шавкам Ниберу сделать то, за чем их послали.

– И лишиться шанса его позлить? – тут же парирую я. И вдруг понимаю, насколько это очевидно. – Ты просто хотел сделать ему назло! Все это – совсем не потому, что тебе есть дело до моей шкуры, единственная причина, по которой ты там оказался и устроил этот спектакль – желание досадить Ниберу.

Его лицо абсолютно никак не меняется. Не дергается ни одна мышца, не расширяются зрачки. И как, черт подери, мне понимать, попала я в яблочко или неожиданно полностью промахнулась?

– У нас с Ниберу свои старые старые счеты, – неожиданно признается Кайлер. А потом поворачивается спиной и снова шагает вперед. – Пойдем, ты так дрожишь, что стук твоих зубов вот-вот устроит локальное землетрясение. И эту твою выходку, в отличие от проникновения в Архив, мне будет гораздо сложнее оправдать.

Звучит это так, будто он добровольно взвалил на себя тяжкое бремя моего защитника.

Миновав еще пару холодных галерей, мы выходим в место, которое мне совершенно незнакома, но по некоторым признакам я узнаю, что это – Башня Красного света, место, где живут преподаватели и другие почти_важные и незаменимые работники Аринг-холла. Здесь повсюду в стенах то и дело вспыхивают алые красные трещины – признак того, что она сложена из небесного камня, который когда-то, много веков назад, прилетал в эти края практически без передышки. Пока мы поднимаемся по широкой лестнице, я с любопытством верчу головой, изучая красивые тканые гобелены и развешенные трофейные щиты.

– Этот принадлежал моему пра-пра-пра-прадеду, – говорит Кайлер, когда замечает, что мой любопытный взгляд уперся в расколотый надвое щит, чьи половины причудливо прибиты одна рядом с другой.

– И почему такая священная реликвия хранится не в родовом замке та-гар’эрд’Айтран?

– Потому что в той битве мой предок отвоевал деревню, но потерял город, – раздраженно бросает мой спутник и ускоряет шаги, как будто одно присутствие напоминания о тех временах, когда его еще и в помине не было, больно треплет его нервы. – Хотя для правящей династии эта победа решила все.

Впервые в жизни я жалею о том, что некоторую часть истории Шида, я просто оставила без внимания, и с трудом понимаю, о чем идет речь. Надо обязательно при случае заполнить такой чудовищный и непростительный пробел в знаниях.

– Мы пришли, – говорит Кайлер, замедляя шаг и останавливаясь перед массивной дверью из какой-то черной древесины.

На вид она кажется довольно простой, но стоит мне подойти ближе, как невооруженным взглядом становится видно, что вся внешняя поверхность покрыта мелкой паутиной более светлых прожилок, которые складываются в причудливый узор. Я быстро одергиваю руку и отступаю под насмешливым взглядом Кайлера.

– Мог бы и предупредить, – ворчу себе под нос.

Это – не просто темное дерево, это – карганас, «черный гнев», дерево, которое, как говорят, растет только там, где когда-то были великие таумические битвы и оно впитало в себя их отголоски. Поэтому древесина этого карганаса особенно ценна там, где нужны беспрецедентные меры безопасности, потому что это дерево, как верный пес, служит только своему хозяину. Сделанный из него стул ужалит зад незваному гостю, кровать – придушит любого, кто ляжет на нее без разрешения. Ну а дверь, видимо, просто сожжет любого, кто попытается ее открыть.

– Хотел убедиться что ты действительно так умна и эрудирована, как о тебе говорят, – сообщает Кайлер, без труда толкает дверь и та гостеприимно распахивается.

– И где были все те люди, нахваливающие мои достоинства, когда Ниберу сделал со мной это, – прикасаюсь к шраму, но в комнату все равно захожу прячась за спину белобрысого красавчика.

– Большинство из них – в соседних темницах, – задумчиво говорит Кайлер.

– А общался ты с ними когда не знал, как спастись от осенней хандры.

– Кстати, про твой острый язык мне тоже рассказывали.

Кажется, этот пижон за словом в карман не лезет.

Но все это ерунда в сравнении с тем, в каком странном и, одновременно, великолепном месте я нахожусь. Стоит моему взгляду упереться в массивный стол, заваленный книгами, названия которых мне хорошо знакомы, как перепалка с Кайлером отходит на второй план. Я подлетаю к этим сокровищам и дрожащей рукой приподнимаю обложку старого тома, покрытого потертой и засаленной серой замшей, чтоб убедиться, что глаза меня не обманывают.

– Это же Кровосток! – произношу громким шепотом. И уже громче, потому что поставленная внизу дата буквально выдавливает воздух из моих легких. – Взошедшие, это… оригинал?!

Кайлер безразлично дергает плечом.

– Вот уж не думал, что в моей жизни будут женщины, которых невозможно впечатлить вот этим, – показывает на оставленный в оружейной стойке огромный (без преувеличения!) меч, – но которые падают в обморок при виде ветхих книженций.

Мы обмениваемся взглядами и ядовитыми полуулыбками, потому что понимаем без слов, что я, хоть и впечатлена, но далека от того, чтобы лишиться чувств, а он определенно не так небрежно относится к этой «ветхой книженции», как пытается показать.

– И так, – я медленно и с огромным трудом отрываю взгляд от книги, – полагаю, у тебя есть какой-то план? В таком случае я желаю знать его подробности, раз уж он на прямую или косвенно включает мое участие.

– Я спас тебя от прекрасной перспективы провести ночь – хотя, скорее, остаток своей короткой жизни – в императорской темнице, и избавил от необходимости терпеть приторный пафос Ниберу. Это хороший план?

– Брось, Кайлер. – Мне неприятно вести себя так, словно он действительно не сделал ничего существенного, но это вынужденная мера и единственный способ вывести его на чистую воду. – Никто просто так, если только он не безумец и не желает запечатлеть себя в веках как человек, совершивший самый бессмысленный уход из жизни, не будет нарываться на императорский гнев. Тебе просто нужен был повод. Какой-то более-менее вменяемый повод, чтобы Ниберу клюнул на него раньше, чем заподозрил неладное. А все, кто хоть раз имел удовольствие с ним общаться, знают, что он терпеть не может, когда его игрушки трогают без разрешения.

– Вот уж не знал, что ты так тонко осведомлена о маленьких слабостях нашего новоиспеченного Императора. Мне казалось, положение эрд’Кемарри не предполагало тесных… контактов с императорской семьей.

Почему-то его слова будят во мне воспоминания о том чудесном дне, когда Ашес, скинув личину, отнес меня на руках в постель и там поцеловал. Ничего более тесного, кажется, в моей жизни уже не будет.

Я позволяю себе непростительную слабость на мгновение забыться, и упускаю момент, когда Кайлер оказывается рядом и вздергивает мое лицо за подбородок, изучая его с придирчивостью ювелира, заподозрившего подделку. Пытаюсь вырваться, но он держит меня достаточно крепко, чтобы я благоразумно отказалась от этой затеи.

– Надеюсь, Йоэль, это не мысли о Ниберу заставили твое лицо покрыться этим милым романтическим румянцем.

Я громко фыркаю и он тут же меня отпускает.

– То, что ты спас мне жизнь не дает тебе права оскорблять меня подобным возмутительным образом, – отступаю подальше, чтобы увеличить расстояние между нами, и натыкаюсь локтем на стоящую на отдельной треноге продолговатую стеклянную колбу, которая только чудом не падает на пол. Хороша бы я была, устроив беспорядок в первые пять минут «новоселья». – Сомневаюсь, что в этом мире есть хоть что-то, что способно дышать и перемещаться, что может испытывать к нему теплые чувства.

К сожалению, я снова не успеваю вовремя прикусить язык, слишком опрометчиво откровенничая с мужчиной, чьи планы и намерения так же запутаны и непонятны, как и мои собственные. То, что он профессионально сыграл роль рыцаря в белых доспехах, не отменяет того факта, что под этими эфемерными сверкающими латами все еще скрывается очень странный тип. А я непростительно много болтаю о том, что может стоить мне головы.

– Ай! – Я вскрикиваю, когда колба, к которой прикасаюсь локтем, неожиданно больно жжет кожу.

Отскакиваю, выставляю вперед руку, ни капли не сомневаясь, что там там внутри какой-то огненный кристалл, но под толстым стеклом, зажатый между двумя металлическими держателями, только тонкий, размером с ладонь осколок, похожий на щепку. Горячим все это точно не выглядит.

– Знаешь, – я недовольно потираю обожженное место, хотя ткань платья не продырявлена, – совесть не позволяет мне злоупотреблять твоим гостеприимством. Может, ты лучше попросишь для меня какой-то пыльный угол? Я согласна даже на лошадиное стойло.

А про себя добавляю, что после случившегося ректор вряд ли согласиться на что-то большее. Хотя он так же вряд ли смириться и с тем, что моя мерзкая личность продолжит существовать в стенах его академии. Кажется, скоро Аринг-холл можно будет переименовывать в «место, где эрд’Кемарри совершили самые страшные свои злодеяния».

– Боюсь, что до тех пор, пока мы не выясним, кто пытался тебя убить, в безопасности ты можешь быть только здесь. – Он подходит к колбе, прикасается к ней пальцами и мгновение как будто ждет, что что-то должно произойти. Но потом небрежно стряхивает с пальцев что-то невидимое глазу и снова поворачивается ко мне. – А чтобы ты не волновалась, это сегодня же уберут.

– Какой-то древний артефакт? – не могу сдержать любопытство. Мне показалось или Кайлер ждал, что его обожжет точно так же, как и меня?

– Безделушка, – он безразлично усмехается, – подарок от одной…

– … влюбленной дуры? – охотно подсказываю свой вариант.

– … поклонницы, – исправляет он и идет до двери. – Я распоряжусь, чтобы вынесли мои вещи, а потом мы с тобой позавтракаем и обсудим детали.

Кажется, мне ничего не остается кроме как смириться с тем, что по крайней мере до конца сегодняшнего дня я вынуждена «наслаждаться» правилами моего спасителя. С одной стороны я испытываю к нему что-то вроде чувства благодарности, потому что с тех пор, как мою семью погубила одна чудовищная ложь, он был вторым человеком, рискнувшим за меня вступиться. Но с другой стороны…

Я смотрю на закрывшуюся за ним дверь и, с облегчением выдохнув, роняю свой зад на ближайший стул (кто бы сомневался, что он окажется чертовски удобным!) и вспоминаю тот взгляд Ашеса. Совершенно холодный. Или это было целое презрение?

В моем животе раздается возмущенный рык и я вздыхаю еще громче, потому что в последний раз ела – страшно сказать! – еще вчера утром. Завтрак был бы кстати, даже если за ним мне придется снова пикироваться с Кайлером.

Чтобы хоть как-то себя развлечь, тянусь «Кровостоком», но натыкаюсь взглядом на колбу со странным осколком и снова чувствую боль в том месте, где эта непонятная реликвия меня обожгла. Подхожу к зеркалу и, убедившись, что за дверью не слышны никакие шаги, приспускаю с плеча платье.

В том месте, где я прямо сейчас чувствую жгучее пульсирующее покалывание, абсолютно ничего нет – ни характерного покраснения, ни вздутия. И это очень странно. Однажды, когда нерадивая служанка опрокинула на меня кипяток и я три недели ходила с перевязанным запястьем, к которому лекарь прикладывал разные зловонные мази, ожог болел меньше, чем сейчас. Я проверяю руку, чтобы убедиться, что след от детского ожога остался до сих пор. Но плечо абсолютно нетронутое. Хотя я готова поклясться, что сейчас боль стала даже сильнее.

Интересно, что это за гадость, почему она так безжалостно «ужалила» меня и совершенно не притронулась к Кайлеру, хотя я готова поклясться, что именно этого он и ждал.

– Да слышу я! – прикрикиваю на безобразно скрипящий желудок и, стараясь не приближаться к колбе, хватаю книгу, чтобы устроиться с ней в кресле. – Голод можно утолить и знаниями. Ну, хотя бы на какое-то время.

Глава сорок третья

Глава сорок третья

– Йоэль, – я чувствую острожное, почти приятное прикосновение к своему плечу, и так резко вскидываюсь, что едва не падаю со стула.

Рассеянно хлопаю глазами, пытаясь понять, что произошло и где я нахожусь, и откуда перед моим носом это появилось блюдо с восхитительно пахнущими свежими фруктами, и торчащая сбоку в самой что ни на есть соблазнительной позе, запеченная в чем-то душистом жирненькая ножка куропатки.

– Это просто я, – говорит где-то над головой насмешливый голос Кайлера и я буквально за мгновения вспоминаю все, что произошло.

Меня пытались убить.

Он вырвал меня из лап таумати и спрятал в своей комнате до момента окончательного вынесения вердикта о том, сколько стоит моя жизнь.

Я так увлеклась чтением, что не заметила как уснула, подперев щеку кулаком. «Кровосток» так и лежит на моих коленях, но где именно я закончила – уже непонятно, потому что от внезапного появления Кайлера дыбом встали даже книжные страницы.

– Возможно, ты сначала хотела бы… привести себя в порядок? – Он садится напротив, но взглядом указывает куда-то в сторону арки с пикообразным «куполом». Наверное, там его личная ванна.

– От меня так дурно пахнет?

– Нет, ни в коем случае, – вежливо улыбается он.

– Тогда я сперва приведу в порядок свой желудок.

И, не дожидаясь его приглашения, в одно движение откручиваю от целой тушки сочный окорочок, чтобы тут же вонзиться в него зубами. В моей жизни с каждым днем становится все меньше и меньше удовольствий, так что не стоит тратить время и пренебрегать тем, которое само пришло в руки. В буквальном смысле. Кто знает, может, через пару минут сюда ворвутся цепные псы Ниберу и воспоминание об этом невероятно сочном, восхитительном, изумительно запечено мясе будет последним, запечатлевшимся в моей, еще прикрепленной к телу голове.

Может, это просто фокусы моего истосковавшегося по еде желудка, но куропатка действительно божественна, да простят меня Взошедшие! Покончив с одной ножкой, я, выждав паузу приличия, берусь за вторую. Кайлер как будто намеренно отодвигается от стола, расслабленно закидывает ногу на ногу и, взяв отложенную мной книгу, лениво перелистывает страницы.

– Возмездие без силы – немощно, – говорит он, слегка растягивая слова.

– Если хочешь возмездия – сверши его сам, – отзываюсь я.

– Мне казалось, ты не успела прочесть это от корки до корки, – немного удивляется он, потому что мы оба процитировали эту книгу, только он – ее начало, а я – конец.

– Я читала ее раньше. В библиотеке моего отца была… копия.

Он чуть склоняет голову к плечу и многозначительно усмехается, потому что всем, кто хоть сколько-нибудь разбирается в вопросе хорошо известно, что «Кровосток» никогда и никем не переписывался, только – подделывался и продавался любителям редкостей. Мой отец, какими бы бедными ни были эрд’Кемарри, любил пустить пыль в глаза.