Текст книги "Безымянная Колючка (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Да что же такое творится, дьяволова задница? Куда ни плюнь – попадешь в какого-то одаренного ублюдка.

Я потихоньку смотрю по сторонам: стена и… стена. А коридор – единственный выход из угла, в котором я оказалась – перегораживают двое невидимок. Я их не вижу, но вряд ли это правило работает в обратную сторону. Вот и дилемма: остаться – и подслушать чужой секрет, или прикинуться безголовым големом и, как ни в чем не бывало, пройти мимо. Могла же я, в конце концов, их не услышать?

Одна проблема.

Я до чертиков любопытна. Если есть возможность узнать чужую тайну за «спасибо», не прикладывая к этому никаких усилий – только дурак закроет уши. Я знаю все подноготную многих родов Старшей крови именно потому, что частенько просто сидела в темном пыльном углу – внимательно слушала и запоминала. Не могу сказать, что это сильно пригодилось в жизни, но уж точно не стало обузой. Вот и сейчас, несмотря на то что я понятия не имею, кто скрывается за покровом, и о чем пойдет речь – твердо решаю, что должна узнать, ради чего такие предосторожности. Не станете же вы играть в прятки с таумом высшего порядка ради бестолкового розыгрыша?

– В следующий раз, прежде чем делать такие глупости, спроси меня, – говорит второй голос. Даже несмотря на покров, он все равно звучит грубее. Мужчина. Или женщина, которая не выпускает изо рта табачный лист? – Мы сильно рискуем.

– Ты знаешь, почему нам необходимо, чтобы она была здесь. Как иначе мы сможешь наверняка знать, что избавились от девчонки?

– Неужели ты думаешь, что кто-то бы выжил после такого? – Хриплый голос смеется. Ну, то есть я решаю, что каркающее издевательство над глоткой может быть только смехом. – Она сдохла. Точка. Пришло время начинать крупную игру.

– Ты слишком торопишься, – отвечает второй. Этот голос куда тише, я с трудом разбираю слова. – Я не хочу, чтобы кто-то узнал о… нас с тобой.

Нас с тобой? Я легко могу поверить, что застукала двух любовников, но … что-то здесь не чисто. О ком они говорят? Кто такая «она», которая должна быть «здесь»? И какая девчонка должна была сдохнуть?

– Может быть, – соглашается хриплый голос, хотя я не могу точно понять, было это снисхождение или вынужденная уступка.

– Эрд’Кемарри больше не будут тебе мешать, – произносит его тихий собеседник, – моя часть сделки выполнена.

– Но одна из них до сих пор жива.

– Демон тебя дери, хватит постоянно напоминать мне об этом. – Даже ругань у этого «невидимки» звучит так мягко, как может говорить только истинная кокетка.

– Просто хочу, чтобы мы оба осознавали ответственность. А ты в первую очередь. В любом случае – я позабочусь обо всем.

– Только не говори…

– Скажу, – перебивает собеседника хриплый. – Я предпочитаю решать задачи по мере их возникновения. И из двух зол, одно из которых – порождение твоего воображения, а второе – реальная живая эрд’Кемарри, я вижу угрозу лишь во втором. Когда – если! – твоя подозрительность превратится в реальную угрозу, вот тогда и подумаем, что с ней делать.

– Знал я одного умника, который любил говорить: «Проблемы, как ножи, становятся опасны только когда заточены». Мы оба знаем, что с ним сталось.

– Он был дураком.

Чтобы не выругаться самой, я прикусываю обе губы и крепко сцепляю руки в тугой замок за спиной. Хотя, этого все равно слишком мало, чтобы сдержать рвущиеся наружу чувства. Еще один пункт к моему личному перечню причин, почему нужно ловить любой шанс: никогда нельзя быть уверенным, что именно ты услышишь и какую тайну вскроешь одним своим случайным появлением в нужном месте и в подходящее время.

Вот как сейчас: я искала одну правду – а нашла другую.

Я так взволнована, что с трудом заставляю себя стоять на месте. Если бы только мое тело не было таким немощным, а ноги – такими тяжелыми из-за треклятых «сапог», у меня не было бы оправдания, чтобы торчать в темноте и бездействовать. В голове я воображаю, как швыряю в «невидимок» парочку изобличительных заклинаний, обездвиживаю их или, еще лучше, превращаю в каменные изваяния, чтобы посмотреть на их удивленные лица. Но в теперешнем положении я не могу сделать ровным счетом ничего.

– Ты слышишь? – вдруг забеспокоился «тонкий голос».

От этих слов я перестаю дышать. Цепенею, как почуявший опасность грызун.

– Кто-то идет, – торопливо соглашается хриплый.

– Увидимся…

Где именно «тонкий голос» предлагает увидеться, я уже не слышу, потому что коридор неожиданно наполняется десятками голосов. Через несколько мгновений от расфуфыренных студентов и студенток начинает рябить в глазах. Кто-то сетует на мрачную обстановку – и коридор тут же наполняется яркими разноцветными вспышками, застывающими где-то под украшенным лепниной потолком. Потом тишину взрывает какофония несвязанных звуков. Подозреваю, кто-то, напрочь лишенный слуха, решил прихвастнуть своими талантами в волшебстве.

Будь они все прокляты тысячу раз!

Нужно выбираться, пока меня не заметили. Может быть, мне повезет еще раз, и я нападу на след. Я тут же ругаю себя за необдуманное безрассудство. Надежда – это, безусловно, хорошо, но беспочвенная надежда – чистый яд. Кого мне искать? Скрытых покровами невидимок?

Мне почти удается выбраться наружу.

Почти.

Глава двадцать шестая

Глава двадцать шестая

Чья-то лапа сгребает меня в охапку, прижимает к стене, словно тряпичную куклу – и мне в лицо ударяет крепкая алкогольная вонь. Прежде, чем я соображаю, что происходит, моя одолжения у Роры маска летит на пол.

– Кто тут у нас, а?

Нет, только не сейчас. Взошедшие, ну зачем вы так со мной?

Дэмос.

Мне очень хочется посмотреть ему в лицо. Собственными глазами убедиться, что его рожа такая же опухшая, как и в тот день, когда я бросила в него обжигающей пылью. Но стоит представить, что я увижу в его взгляде – и моя храбрость начинает очень не по-геройски ныть и требует не испытывать судьбу.

– Нашел себе подружку? – говорит кто-то слева от меня.

Окружили. Я продолжаю молча таращиться на мягкий ковровый настил, прикидывая разные варианты развития событий. Интересно, меня сразу придушат или сначала поиздеваются? Мысль о пытке мытьем посуды, как альтернативе происходящему, больше не кажется такой уж скверной. Что плохого в полировке хрустальных кубков или, скажем, чистке блюд из горного хрусталя? Зато я прямо сейчас вижу один очень ощутимый плюс – это, по крайней мере, не угрожало моей жизни!

– Это наше Безымянное пугало, – говорит Дэмос порядком заплетающимся языком.

Так-так-так, кто-то вылакал приличную порцию алкоголя и явно не рассчитал свои силы.

Я сразу чувствую прилив сумасшедшего оптимизма: от пьяного сбежать легче. Хотя бы потому, что пьяный бегает так же медленно и неуклюже, как и я в своей чудо-обуви. Одно скверно: под рукой нет ни унции мало-мальски жгучего реагента, чтобы отшлифовать морду Дэмоса, так сказать, до идеального состояния.

– Во что это она вырядилась? – Передо мной всплывает женское лицо с размазанным выпивкой взглядом. Да эти ребята, похоже, времени зря не теряли, и, пока я там начищала ложки и тарелки, успели набраться вдрызг.

– Спроси лучше, что она здесь делает, – поправляет пьяную спутницу Дэмос. – Рабыня среди отпрысков Старшей крови. Кто-то очень крепко поплатится за это неслыханное унижение: либо должностью, либо головой.

На миг я представляю, как мне придется объясняться с ректором, и даже воображение подсказывает, что мое вранье, равно как и правда, будут ни черта не убедительными.

– Рабыня? – Чьи-то жесткие пальцы хватают меня за подбородок, дергают лицо вверх. Наманикюренный ноготь больно чиркает по коже. Я скорее понимаю, чем чувствую, что из образовавшейся ранки начинает течь кровь. В теперешнем состоянии я способна ощущать только злость и отчаяние. И еще страх, хоть и не хочется в этом признаваться.

Дэмос грубо отбрасывает руку девицы, сгребает меня за шиворот и что-то каркает своим товарищам. Кажется, предлагает ему «ассистировать». Значит, без неприятностей никак не обойтись. И даже если я буду клясться, что сожалею, и нести прочую лживую чушь, меня вряд ли отпустят без наказания.

Пока я лихорадочно соображаю, как выбираться из этой глубокой задницы, Дэмос тащит меня в сторону одной из комнат.

– Тут заперто, – говорит один из его спутников, судя по голосу, единственный кто либо трезв, либо умеет разговаривать связно даже в пьяном состоянии.

– Ну так открой! – прикрикивает Дэмос. Его пальцы на моем затылке сжимаются так сильно, что у меня не получается сдержать крик. И, чтоб его все, из глаз начинают течь слезы.

В ответ на мою слабость мучитель все-таки заставляет посмотреть ему в глаза.

Ох, Взошедшие, зачем вы снова испытываете мое терпение? Конечно, он в полумаске, скрывющей верхнюю часть лица, но нижняя-то совершенно открыта, и я вижу почему. Он весь, словно жаба, покрыт язвами, прыщами и бородавками. Некоторые настолько вздулись, что, кажется, вот-вот лопнут. И надо же: стоит мне об этом подумать, как наполненная зеленой гнилью папула лопается – и все ее содержимое течет по подбородку Дэмоса.

Я честно пытаюсь себя пересилить.

Я даже пытаюсь думать о своей убитой семье, хоть это и кощунство.

Но смех все равно прорывается наружу.

Причем, скажу я вам, вид этого мистера Злая жаба вызывает у меня самый злой, самый торжествующий хохот. Я бы даже сказала – насквозь издевательский.

Первую секунду или две Дэмос таращится на меня с недоумением. Как будто в его бестолковой башке не хватает мозгов даже для того, чтобы взять в толк, почему какая-то Безымянная вместо того, чтобы униженно просить о пощаде, как полоумная хохочет ему в лицо.

Конечно же, я тут же получаю крепкую оплеуху. Называть это ударом я не буду даже если меня прямо сейчас поведут на плаху. Ударить может только мужчина, и только другого мужчину, равного себе по силе. А мужчина, бьющий беззащитную девчонку, способен разве что на бабскую пощечину.

Упасть мне не дает его же рука, все еще с остервенением сжимающая мой затылок. От боли у меня начинаются судороги: пальцы рук мелко дрожат, а перед глазами все плывет и превращается в бесформенное пятно. Ублюдок вообще понимает, что еще одно небольшое усилие – и он сломает мне шею, как цыпленку, и лишится своей игрушки?

Тем временем его напарник открывает дверь. Интересно, насколько это законно – использовать таум, чтобы вломиться в запертую комнату? Я, может быть, и заявилась на Бал без официального приглашения, но уж точно без умысла потрошить чужую частную собственность.

Хоть в чем-то Дэмос ведет себя как мужчина: пропускает даму вперед. То есть, просто швыряет меня через порог. Я безвольно растекаюсь по ковру, радуясь, что плотный ворс хоть немного смягчил удар. Быстро, как только могу, встаю на колени и отползаю к камину, около которого стоит полная поленница дров и внушительных размеров кочерга. Мне бы только заполучить ее в руки, а там уж поганцу придется испытать на крепость мои нервы. Убить его я, к сожалению, вряд ли смогу, а вот добавить красоты и без того «очаровательной» роже – это с радостью. Мысль о возможности поквитаться дает сил и задора быстрее шевелить каменными ногами.

Мне не хватает совсем чуть-чуть. Дэмос с ревом хватает меня за волосы и дергает вверх. Я понимаю, что мои дела совсем плохи, когда чувствую, что болтаю ногами в полуметре от пола, и что волосы с треском вырываются из скальпа.

– Ах ты тварь Безымянная! – Новая оплеуха приходится наотмашь, отчего вся правая часть моего лица мгновенно немеет. – Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда я буду отрезать тебе язык!

Еще одна затрещина – и я слышу хруст собственного носа. Или шеи. Сейчас не понять. По верхней губе течет кровь – ее слабый железный вкус солонит на языке.

Я могу только шептать что-то бессвязное даже для меня самой. Точнее, шипеть, потому что на грани потери сознания даже это – целый солидный подвиг.

Понимаю ли я, что Дэмоса это только раззадорит? Конечно. Знаю ли, что умолять о пощаде – мое единственное спасение? Само собой.

Но именно сегодня, сейчас, я не хочу унижать сама себя. Если он меня прирежет прямо сейчас, или изобьет и будет молча наблюдать, как я корчусь в предсмертных судорогах, я хочу знать, что хотя бы на том свете никто не скажет, что Йоэль эрд’Кемарри униженно просила о пощаде слизняка с гнилой рожей.

– Дэмос, хватит… – пытается осадить моего мучителя кто-то из его товарищей.

– Заткнись, Морк!

– Она уже посинела. Что ты тво…

Но вместо окончания фразы почему-то раздается булькающий гортанный звук. Как будто мой «защитничек» решил прополоскать горло чем-то густым и плохо усваиваемым. Одержимая любопытством, я все-таки нахожу силы, чтобы открыть глаза – возможно, последний раз в жизни – чтобы посмотреть, что же творится вокруг.

В ту секунду, как мой взгляд упирается в гниющее лицо Дэмоса – он тоже булькает. Настолько противно, что я нахожу силы на еще одну эмоцию – чистое и незамутненное отвращение. Но когда вижу, из-за чего он булькает, мне становится страшно.

Так страшно, что я оказываюсь как никогда близка к тому, чтобы обмочиться.

В глотке Дэмоса, прямо в середине кадыка, торчит тонкое лезвие кинжала. И кровь с его узкого кончика капает прямо на белоснежный ворот рубашки моего мучителя, растекаясь в какой-то до чертиков красивый орнамент смерти. В следующую секунду пальцы Дэмоса в моих волосах разжимаются, и я снова падаю. На этот раз, хвала Взошедшим, удар при падении приходится на спину. Я поворачиваю голову – и натыкаюсь на незнакомое мне лицо в луже крови. Через секунду с тихим стуком на пол приземлятся тело Дэмоса. Вот так я оказываюсь в «милой» компании двух трупов с перерезанными глотками. Не то, чтобы мне сильно их жаль. Хотя, дьявол дери, говоря по правде, мне плевать на их кончину, ведь если бы не сдохли эти мучители – они непременно сделали бы так, чтобы сдохла я. Ну или сделали бы меня еще большим страшилищем, чем я уже есть, что в моем теперешнем положении равносильно медленной смерти.

Я слышу шаги. Осторожные, мягкие, достаточно тихие, чтобы запросто потеряться в других звуках, будь в комнате, скажем, оживленный разговор. Пытаюсь встать на колени, лихорадочно соображая, что делать дальше. У меня и под рукой-то ничего нет, чтобы защищаться. То есть вот эти дохлые засранцы, будь они хоть немного внимательнее, могли хотя бы попытаться использовать таум. А у меня даже клыков нет!

Ползать на коленях в каменных сапогах – то еще удовольствие. Но мне не привыкать унижаться. Собственно, меня волнует лишь вопрос моего выживания, все остальное здесь и сейчас не имеет значения. Не настолько я обезумела, чтобы переживать из-за того, будет ли у мня сопливый нос, когда убийца решит меня выпотрошить, или увидит ли он, какого цвета мое нижнее белье.

Я отчаянно ползу в сторону кочерги, смутно представляя, что буду делать, когда заполучу ее в руки. Утешаюсь лишь тем, что если сегодня мой день, чтобы отправиться на тот свет, то, когда меня найдут, я буду хотя бы пристойно выглядеть. В отличие от соседних трупов двух дуралеев.

– Какого беса тут происходит? – раздается знакомый грубоватый голос за секунду до того, как мои пальцы смыкаются на железной ручке. – Йоэль?

– Беги, идиот! – что есть силы ору я, одновременно – желание выжить придает мне силы! – вскакивая на ноги. Как сумасшедшая, не глядя, начинаю колотить кочергой пустоту перед собой. Я не вижу убийцу, но чувствую, что он здесь. – В этой комнате убийца!

В следующую секунду прямо перед моим лицом раздается хлесткий свист вспоровшего воздух лезвия. Инстинкты меня не подводят – я успеваю отклониться. Удар такой сильный, что если бы лезвие попало, скажем, мне в глаз, то запросто пробило бы череп. Интересно, это тот же самый «неудачник», который однажды уже чуть не избавил Шид от моего существования?

Я мысленно ругаю себя за неподходящие мысли и снова замахиваюсь кочергой, на этот раз метя в ту сторону, откуда почувствовала удар моего до сих пор невидимого противника.

Мимо. Кочерга пролетает, не встретив даже намека на сопротивление, но, что куда хуже, меня тянет вслед за ней. Я оступаюсь и, почти не сомневаясь, что вот теперь мне точно не повезет, лечу вперед. Проклятые каменные колодки, чтобы вам пусто было!

– А ну уберись от нее! – грохочет где-то поблизости голос Глера.

А этот парень умеет быть грозным.

Раздается звук короткой борьбы, передо мной мельтешат неясные черные силуэты.

Представьте, что вы подглядываете за кем-то в замочную скважину, и этот кто-то находится в темной комнате и вы понятия не имеете, куда вообще смотреть, чтобы увидеть? Вот примерно то же самое происходит сейчас со мной. Я снова поднимаю кочергу для удара и даже мысленно прошу прощения у Глера, если и ему достанется за компанию, но прежде, чем успеваю опустить свое «орудие возмездия», что-то сильно толкает меня в грудь. Я падаю, и – Взошедшие, за что вы так со мной?! – кочерга улетает куда-то под софу.

Раздается хлесткий удар, влажный звук вошедшего в плоть лезвия – и следом за кочергой за диван улетает библиотекарь. А вместе с кочергой и Глером улетает и моя последняя надежда на спасение. Взошедшие, лучше уж быть прирезанной сразу и без лишних прелюдий, чем вот так – каждую секунду ждать смерти и радоваться, что удалось еще разок вдохнуть.

К сожалению, у меня больше не остается сил на борьбу. Когда убийца идет на меня, я понимаю, что даже загородиться могу только одной рукой, потому что всякая попытка поднять вторую заканчивается вспышкой боли в районе ключицы. Похоже, я буду великолепным покалеченным трупом.

Тень идет на меня. Может, все дело в том, что я смотрю на убийц снизу вверх, а, может он действительно такой огромный, но от страха у меня дрожат колени. Не понимаю, как можно смотреть в лицо смерти и думать о чем-то кроме того, что через мгновение тебя прирежут, как свинью.

На всякий случай издаю громкий вопль. Противно и пронзительно, так, чтобы услышал весь треклятый Аринг-Холл. Может быть, меня уже и не спасти, но праздник-то я им подпорчу!

– Хватит с меня этого маскарада, – разбавляет мой смертный час злой и низкий мужской голос.

Краем глаза ловлю какое-то шевеление за спиной моего убийцы – и в следующую секунду из-за дивана поднимается… милый моему сердце кронпринц Ашес.

Я глупо и счастливо улыбаюсь.

Если это смерть, в которой мы соединились, то я готова умирать снова и снова.

Даже в день нашей первой встречи он не был так прекрасен. Наверное, потому, что вся одежда на нем превратилась в рванье, и даже в темноте я хорошо вижу в дырах тугие крепкие мышцы. То, что было впору тонкому и нескладному Глеру, Ашесу бы и на нос не налезло. В одной руке он держит что-то темное, подозрительно похожее на ошейник.

Ашес брезгливо швыряет его куда-то за спину, раздается короткий металлический лязг. Во второй руке кронпринц взвешивает кочергу, и, судя по хищному оскалу, собирается воспользоваться ею не по назначению.

Стоп.

Кочерга.

Значит, я все-таки не умерла и все, что вижу – не плод моего воображения?

Я слабо стону, скорее от счастья, чем от боли.

– Ты в порядке, эстрани? – требовательно спрашивает Ашес.

– Да, мой принц, – отвечаю я.

Через секунду он рвется вперед, перехватив кочергу второй рукой. Со стороны это выглядит так, будто здоровый дядька пытается упражняться зубочисткой, но и в этой неподобающей своему статусу ситуации кронпринц выглядит самым сильным и воинственным мужчиной во всем Шиде.

Я по-прежнему не вижу убийцу, но не сомневаюсь, что Ашес держит ситуацию под контролем. Просто потому, что, когда рядом такой образчик совершенства, девушке стоит беспокоиться лишь о том, как бы не сойти с ума от восторга и не потерять голову от трепета.

Никогда бы не поверила, что подобная сопливая чушь приключится и со мной, но в ту секунду, когда кочерга с хрустом проламывает невидимке череп, и его мозги вперемешку с осколками костей разлетаются по сторонам, я понимаю, что окончательно и бесповоротно влюбилась.

Безголовое тело грузно падает к моим ногам.

– Идем. Быстрее.

Ашес бросает кочергу и легко, будто я совсем ничего не вешу, подхватывает меня на руки.

Ох, Взошедшие, это слишком. Стоит моим пальцам прикоснуться к его коже, в голове странно шумит – и мир превращается в большую, клокочущую теплом и нежностью пустоту.

Глава двадцать шестая

Когда я медленно и – буду честной! – крайне нехотя выныриваю из теплой неги, то первое, что вижу перед собой – склоненное надо мной лицо Ашеса. Его хрящевидные волосы свисают вдоль лица темным жгутами, глаза лавового цвета мягко сверкают на смуглом лице.

А сама я, судя по всему, валяюсь в постели.

Рассеянно осматриваюсь, чтобы подтвердить догадку.

Так и есть – в этой самой комнате Глер впервые поцеловал меня.

То есть, не Глер, а…

Мои глаза округляются от внезапной догадки и чувства захлестывают с новой силой. Мне следовало доверять своей интуиции, когда она говорила, что в наследнице Старшей крови простой человек не может пробудить и толики тех чувств, что вызвал во мне поцелуй Глера. И теперь причина этого внезапного всплеска сидит прямо передо мной и рассматривает с нескрываемым интересом.

Взошедшие, он же кронпринц!

Моя попытка сесть полна искреннего энтузиазма, но в итоге превращается в невнятное барахтанье на одеяле.

– Мой принц… – бормочу я со всем уважением, на какое только способна. – Я так рада, что вы живы…

– Полежи пару минут спокойно, эстрани. Смею тебя уверить, что, если после реверанса ты снова упадешь в обморок, это не доставит мне радости. Кроме того, я неподобающе одет для таких формальностей.

Пока я валялась без сознания, Ашес успел переодеться. В черной рубашке и черных кожаных штанах он не менее привлекателен, чем в рванье, но для моего воспаленного воображения это, несомненно, большое облегчение. Оказывается, не все, что пишут в романтических книжонках – беспросветная выдумка и абсурд для слабоумных девиц. Можете считать меня Йоэль-идиоткой, но я не сомневаюсь, что, вздумай кронпринц снова поразить меня созерцанием своего совершенного тела, это неминуемо привело бы к новому обмороку.

– Я не могу лежать в твоем присутствии, мой принц, – зачем-то говорю я.

– Очень даже можешь, эстрани.

Ашес улыбается, и вид его крепких белоснежных клыков окончательно сводит меня с ума.

После всех горестей, которые мне пришлось пережить, я заслужила эту каплю счастья: красная ночь за окном, хоровод лун, самый красивый мужчина всего Шида – и я в его постели. Будь я хоть капельку более искушенной и красивой, я бы бросилась ему на шею, как ни низко это звучит.

– Простишь меня за этот маскарад? – Он хмурится в ожидании моего ответа.

Не будь я так увлечена созерцанием его лица, подумала бы, что только смертник под таким взглядом рискнет сказать «нет, не прощу».

– Я знаю, что у моего принца должны были быть веские причины, и вы совершенно не должны просить прощения у Безымянной. Одно мое общество оскорбляет вас. Мне нужно немедленно удалиться.

– Твое общество, Йоэль эрд’Кемарри, скрашивает мой траур, – говорит он с подкупающей искренностью. – И, ради Взошедших, прекрати звать меня «мой принц».

– Тогда, может быть вы…

– Ты, – властно и безапелляционно поправляет он, чем снова поражает мое и без того истерзанное его обществом сердце. – Ашес – когда будем оставаться наедине, и Глер для всех остальных случаев.

«Когда будем оставаться наедине…»

Поверить не могу, что все это происходит со мной: и тяжесть внизу живота, и дурацкое желание не сводить с него глаз и глупо улыбаться, будто я не отошла от крепкого удара по башке.

– Это неподобающее обращение, мой принц.

– Неподобающе перечить своему принцу, – парирует он. Безапелляционно, даже не оставляя надежды на возражение. – Хоть он и одет, как голодранец с большой дороги. Осточертело это притворство.

– Можете мне не верить… – Под строгим взглядом я все-таки набираюсь храбрости и исправляю саму себя: – … Можешь мне не верить, но я знаю, что такое вынужденное кривляние.

– Так и знал, что ты пришла сюда за тем же, что и я: узнать, кто причастен к смерти наших близких.

– И пока совершенно в этом не преуспела.

Я с облегчением понимаю, что мне удается вернуть некоторую часть прежней трезвости и ясности мысли. Хотя до сих пор балансирую на опасной грани.

– Жаль, что ты не прислушалась к моему совету, эстрани, и пришла на Маскарад. Я был уверен, что кто-то воспользуется толчеей, чтобы подобраться к тебе.

– Значит, вы… ты веришь, что моя семья не причастна к убийству твоей?

И зачем я спросила? Если он скажет, что не верит, мне останется только сигануть с башни башкой вниз. Что, конечно же, ставит большой и жирный крест на моих планах отыскать истину в мутной воде.

– Прости, эстрани, но в данном вопросе я склонен верить фактам, а они таковы, что лишь ты во всей этой истории была совершенно незаинтересованным и не посвященным в детали человеком.

Ну, хотя бы так.

Я с облегчением выдыхаю и тут же ловлю на себе его улыбающийся взгляд.

– Что? – Рассеянно шарю по лицу, приглаживаю спутанные, все в запекшейся крови волосы. Проклятье, у меня, оказывается, еще и пальцы дрожат как у какой-то воздушной девицы без мозгов. – Прошу прощения за этот вид, мой принц.

– Знаешь ли ты, что после того, как девушка побывает в постели мужчины, он, как порядочный человек, обязан на ней женится? За мной водится пара грешков, но бесчестие не из их числа.

– Нельзя так шутить с Безымянной рабыней императора. – Я сокрушенно качаю головой. – Кроме того, я уже однажды побывала замужем и смею тебя уверить – нет в этом деле ничего приятного.

– Кто сказал, что я шучу?

– Конечно шутишь. – Я так фальшиво улыбаюсь, что челюсти сводит как от оскомины. – Ты – наследный принц Империи. Насколько я помню, очередь из невест не иссякала даже в засуху.

– В данный момент я всего лишь Глер. Воинствующий библиотекарь – Ашес вскидывает бровь и негромко смеется. Я не могу не улыбнуться в ответ. – И должен тебя уверить, что в качестве моей жены ты не была бы разочарована. – Он мягко очерчивает пальцами линию моего подбородка. – Ни в чем.

Знаете, что такое все эти треклятые порхания в животе, будь они неладны?

Чистая, незамутненная вымыслом правда!

А, гори все синим пламенем! Если Глеру-Ашесу было позволено без спроса хватать меня и целовать, то и Безымянной-Йоэль такое должно сойти с рук.

Я обнимаю моего ненаглядного Ашеса за шею, прижимаюсь крепко-крепко. Наши тела так идеально сливаются, будто Взошедшим было угодно сделать нас единым целым.

– Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, где сейчас находишься? – осторожно интересуется Ашес, обнимая меня в ответ.

Ох, Взошедшие, ни в одной из неприличных книжек не писали о том, что происходит с телом, стоит ему угодить в ловушку крепких мускулистых рук. Наверное потому, что писали их неудачницы, которым не посчастливилось прочувствовать то же, что чувствую я в эту секунду.

Незамутненное ничем счастье.

– Еще как отдаю, мой принц, – шепчу я, одновременно позволив себе вольность поцеловать его в уголок рта. Великолепного, жестко очерченного рта.

– Я же не железный, Йоэль. – На этот раз его голос становится еще ниже, а пальцы, погладив мою спину, оказываются где-то в области подмышек. Поднимаются выше, замирают.

Клянусь, я хочу сказать что-то колкое или ироничное, вытравить эту неловкость уместной остротой и свести на нет собственное стеснение, но стоит открыть рот, как оттуда вырывается только какой-то слишком недвусмысленный вздох.

– А я не каменная, – все-таки отвечаю я. – Ну, почти вся.

– Знаешь, потрошить мятежников и жечь города врагов Империи было куда проще, чем сдерживаться сейчас. – Есть в этом признании что-то по-мужски искреннее и подкупающее в своей простоте.

– Еще как знаю. Я же Йоэль-та-еще-Соблазнительница.

– Ох и острый же у тебя язык, моя эстрани.

Ашес прищелкивает языком, и его ладони очень медленно, болезненно медленно скользят вверх по моей груди, перемещаются на шею и обхватывают лицо.

Мне нужно время, чтобы осознать, что ничего не происходит. И только тогда я со всего размаху падаю с небес на землю. Часто-часто моргаю, пытаясь сообразить, что не так сказала и не так сделала.

– О, я … Прошу прощения, мой принц, твоя близость слишком будоражит мой неокрепший ум. – На самом деле, я хочу сказать, что, следуя логике всех прочитанных мною книг, он, как порядочный принц, был просто обязан воспользоваться моей слабостью.

Что ж, ну хотя бы в чем-то эти треклятые книги врут.

Вместо ответа он отводит волосы от моего уха, прижимается к нему губами и мягко шепчет:

– Я готов продолжить, моя эстрани, но не сейчас и не в этой постели. Ты заслуживаешь большего. Хоть, Взошедшие мне свидетели, я едва сдерживаюсь.

Если бы не это признание, я бы, пожалуй, даже обиделась за то, что меня так жестоко отвергли. Хотя, кого я обманываю? Этому мужчине я готова простить гораздо больше, чем «все на свете».

Чтобы не упасть в грязь лицом, прищуриваюсь и со всей непринужденностью, на которую вообще способна, говорю:

– В таком случае, мой принц, придется поймать тебя на слове. Возможно, грешки за тобой действительно водятся, но как человек чести ты должен будешь сдержать слово.

Ну и глупо же это звучит. Глупо и слишком откровенно, но, в конце концов, это первый в моей жизни флирт! Я имею полное право быть неумехой в этой области.

– Считай, что у тебя есть мое обещание, – обволакивающим шепотом обещает он, мягко касается губами моего уха – и решительно встает с кровати. – А сейчас расскажи мне все, что ты знаешь, моя эстрани.

Я и не думаю лукавить – выкладываю все начистоту.

К сожалению, знаю я не так много.

Когда мой короткий рассказ подходит к концу, Ашес выглядит мрачнее тучи.

– Мне жаль, что тебе пришлось столько пережить, Йоэль.

– Ерунда. Главное, что я жива, а ведь могла стать короче на голову. При моем росте такая потеря была бы просто возмутительной.

Мне все-таки удается вызвать его улыбку, хоть злость из взгляда кронпринца никуда не исчезает.

– Могу ли я рассчитывать узнать твою версию случившегося? – рискую поинтересоваться я. – Возможно, если мы соберем твои и мои осколки, то сможем склеить какую-то правдоподобную химеру.

– Не сейчас, моя эстрани. – Он помогает мне подняться, осматривает критическим взглядом. – Нам нужно вернуться на праздник.

Я неожиданно вспоминаю красавицу-блондинку, которая прилипала к плечу «библиотекаря» и в каждом своем жесте недвусмысленно намекала на то, что охотно завоюет этот трофей на всю предстоящую ночь.

«Молчи, Йоэль. Просто молчи. Может быть, он и ведет себя лояльно, но это не означает, что Безымянная имеет право задавать вопросы кронпринцу».

Я сползаю с постели, оцениваю свой вид сверху вниз: что и говорить, в таком антураже я сразу стану гвоздем ночного шоу, что уж точно не прибавит мне любви местной элиты. Но, что куда неприятнее, передо мной снова маячит перспектива не найти даже сменного платья. Разве что вернуться в комнату Роры, забрать ужасное канареечное нечто и позволить Веланге меня «найти». Если убийца был не один и где-то в Арннг-Холе прячется его напарник, вряд ли он осмелеет настолько, чтобы идти по мою душу через трупы десятков мертвых поварят. Тем более после того, как Ашес играючи проломил башку его преемнику на право меня прирезать.