Текст книги "Безымянная Колючка (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Мы спускаемся вниз, оттуда – в сырой и теплый узкий коридор. Он такой длинный, что к тому времени, как сворачиваем в широкую галерею, я успеваю немного согреться. Веланга шагает безмолвно и даже спиной дает понять, что у нее нет желания развлекать спутницу вежливой болтовней. Я бы сказала, что это достойно уважения, но в этом мире не существует сил, способных заставить меня уважать таких, как она – выродков. И все же молчание меня раздражает, поэтому я занимаю себя изучением того места, где оказалась. В галерее полно картин и гобеленов. По одну сторону висят преимущественно изображения знаменательных событий разных эпох. По другую – портреты всех предыдущих ректоров Аринг-Холла. Помните, я рассказывала про умника, который придумал «прореживать» студентов смертельными испытаниями, чтобы прикарманивать их деньги? Так вот, его место «неожиданно» пустует, а имя на табличке зацарапано чье-то справедливой рукой. Последним висит портрет нынешнего ректора, и я замедляю шаги, чтобы прочесть имя.

Лестер Та-гар’эрд’Герад.

Взошедшие меня подери, значит, Тэона ничего не придумала!

Родословная ректора совсем не путается корнями в родословной правящей династии, она – ее самая что ни на есть настоящая и вполне крепкая ветвь, потому что он не просто родственник, а кровный брат убитого императора Даэриса. А заодно родной дядя слащавого выскочки Ниберу. Формально, став ректором, он должен был отречься от всех посягательств на престол, но он по-прежнему один из Та-гар’эрд’Герад и, в известной степени, также может распоряжаться мною, как своей собственностью. Это бы противоречило уставу об отношениях между преподавателями и студентами, но, прикажи он мне слизать пыль с его сапог, никто бы не стал глядеть в устав. Кроме меня, само собой, но что с того? Все же Кианэт была права – мне следует умерить гордыню и принять новый статус не только как клеймо на щеке, а как часть моей новой жизни.

Что ж, теперь многое становится на свои места. Для брата человека, которого, по всеобщему мнению, на тот свет отправила моя семья, мое пребывание в Аринг-Холле все равно, что кость в горле. И эта нелюбовь крепко осложнит мне жизнь. В особенности ту ее часть, где мне предстоит отстаивать право учиться в его академии.

Мы проходим через открытую площадку, с трех сторон обдуваемую ветрами, где я снова до дьявола крепко замерзаю. Зато вид оттуда открывается просто чудесный – на покрытые шапками снега эбонитово-черные горы, уходящие куда-то выше небес. Я странное существо, которое и ненавидит холод, и может часами восторгаться белоснежными долинами, метелями и вьюгами, за которыми света белого не видно. Но лучше, конечно, из окна.

Стоит мне подумать, что до места назначения мы будем добираться еще целую вечность, как обращенная входит в массивные распахнутые двери, откуда мне в лицо веет знакомый аромат книг. Умиротворяюще знакомый, я бы сказала. Две трети своей скучной жизни я провела в обществе старых томов и хрустящих пергаментов, они были моими друзьями, советчиками, помощниками и молчаливыми слушателями. Правда, библиотека Аринг-Холла, как бы это помягче выразиться, побольше отцовской. Раз этак в сто. Или даже больше. Стеллажи с книгами кажутся такими же необъятными и огромными, как и только что увиденный горный массив. Даже представлять не хочу, кем нужно быть, чтобы знать точное местонахождение каждой книги.

Но, оказавшись в своей стихии, я даже немного мысленно приосаниваюсь. Кроме того, книги точно не станут задавать мне каверзные вопросы и смотреть с осуждением.

– Тебе запрещается покидать библиотеку без разрешения, – предупреждает Веланга. Затем протягивает мне плотный запечатанный конверт. Тяжелый и шершавый на ощупь, запечатанный гербом академии: большой буква «А» в окружении какой-то мудрой цитаты, написанной рунами. – Перечень дисциплин и тематика устного экзамена. В желтом пакете – письменное задание. Ты должна заполнить его в течение четырех часов. Я приду за пакетом.

Меня жутко раздражает ее безразличный тон. Как будто она вынуждена разговаривать с дверным косяком.

– Протяни руку, Безымянная.

Она будет мне приказывать?!

Ох, как меня подмывает обозвать ее уродливым мерзким выродком, но мое ужасное положение вынуждает прикусить язык и повиноваться. Обращенная задирает рукав моего платья, достает из набедренной сумки металлическую скобу и цепляет ее мне на запястье, при этом умышленно, скорее всего, оцарапав мне кожу в двух местах. Едва скоба оказывается у меня на руке, меня прошибает болезненной судорогой. Я с трудом держусь на ногах, которые внезапно становятся слабыми и совершенно безвольными.

– Меры предосторожности, чтобы ты не вздумала бежать, – сообщает Веланга, всем видом давая понять, что она получила удовольствие от их исполнения.

– Я и не собиралась, – сквозь зубы цежу я, едва переставляя окаменевшие в буквальном смысле ноги.

Остается только посетовать, почему вместе с неспособностью к тауму мне заодно не достался и иммунитет к нему. Да-да, знаю, что все «серьезные» гипотезы по приобретению последнего описаны в книгах, чьи авторы еще при жизни снискали себе славу безумцев и фантазеров, но помечтать-то можно?

Убедившись, что обращенная, наконец, уходит, я рискую задрать подол и «любуюсь» на свои окаменевшие ноги. То есть буквально, потому что теперь у меня, как в той идиотской старой сказке про происки счастья, гранитные сапоги до самых колен. Теперь каждый сделанный мной шаг явно будет слышен окружающим и, конечно, бегать в этих «обновках» я не смогу даже если буду очень стараться. С другой стороны… Я ставлю ногу на пятку, выставляю ее вперед, вспоминая, что именно так Тэона разглядывала новенькие туфельки и именно так хвасталась ими своим подругам. Теперь я точно знаю, что меня тут считают очень опасной и серьезной девушкой, иначе не стали бы в дополнения к существующим ограничениям обувать еще и в «это». А еще…

– Выглядите крепкими, – обращаюсь к своим гранитным обновкам. – Значит, будете хорошо и долго носиться.

У меня сейчас настолько печальное финансовое положение, что крепкая пара сапог, которая выдержит и грязь, и снег, и прогулку под дождем, не развалится и не отсыреет, будет как раз кстати.

Несмотря на не совсем уж позднюю пору, в библиотеке, кроме меня, никого нет. Хотя, возможно, запустение царит лишь в этой ее части. И, возможно, исключительно из-за моего присутствия, хотя я и не видела лихорадочно удирающих студентов, брезгующих обществом рабыни. В общем, я усаживаюсь за стол в надежде, что библиотекарь, если таковой вообще имеется поблизости, обратит на меня внимание. Как там его? То ли Грум, то ли Глор. Я не сочла нужным забивать голову такой ерундой. Сейчас моя первостепенная задача: освежить в памяти весь немалый массив своих знаний и сделать так, чтобы у моих мучителей не осталось ни единого повода вышвырнуть меня за порог.

Библиотекарь появляется буквально через несколько минут.

– Мы, кажется, уже знакомы, эстрани, – здоровается он. Что ж, по крайней мере, что-то не отталкивающее в нем есть: низкий бархатистый голос, как будто этому огрызку человеческой плоти стоит усилий сдерживать его истинную мощь.

– Не называй меня так, если не хочешь лишиться хлебного места, – предупреждаю я. Не из доброты душевной – просто некоторые жизненные уроки научили меня, что за ошибки часто платит не тот, кто их совершает, а тот, кто имел неосторожность просто стоять рядом.

Человек хмурится. То есть это нечто среднее между сморщенным лбом и сузившимися глазами, как будто он вдруг стал плохо видеть. Кто его знает, может, правда подслеповат? У людей полным-полно разных до смешного бестолковых болячек.

Я уже открываю рот, чтобы перечислить внушительный список необходимых мне книг, но мой взгляд падает на один из стеллаже – и я раздумываю. Кроме того, боюсь, этот тонконогий человек сломается раньше, чем дотащит хоть бы четверть из того, что мне нужно.

– Мне запрещено покидать библиотеку, а как насчет свободного перемещения внутри нее?

На лице библиотекаря появляется непонимание. На вид я дала бы ему не больше двадцати человеческих лет, но ведет он себя словно годовалый баран. Как будто я разговариваю на одном из Забытых языков.

– Я хочу сама найти нужные мне книги, – объясняю с трагическим вздохом. – Мне нужна секция истории, географии, математики…

Я говорю и говорю, а когда заканчиваю, человек просто разводит руками.

– Библиотека в твоем распоряжении, эстрани.

Интересно, а если я скажу, что он вонючая ослиная задница – он поймет, чем заслужил нелицеприятное сравнение? Вряд ли. Поэтому предпочитаю сделать вид, что ничего не слышала. Но на будущее беру на заметку, что лучше держаться от него подальше.

Ходить с превращенными в гранит ногами – то еще удовольствие, но что поделать? «Хочешь сделать что-то как следует – сделай это сам», – гласит древняя мудрость, и, хоть обычно я ее игнорировала, пришло время воспользоваться дельным советом. И все бы хорошо, если бы не одно «но». Точнее, тысячи «но» с такими аппетитными названиями, что мне едва хватает силы воли не тащить с полок буквально каждую книгу. Ох, Взошедшие, вы издеваетесь или даете еще один намек, почему мне непременно следует задержаться в Аринг-Холле на следующие четыре года?

Не будь я так беспощадно ограничена во времени – с удовольствием потерялась бы между этими полками, источающими сладкий аромат знаний.

Я выбираю несколько толстых энциклопедий, пару справочников, с содержанием которых уже немного знакома.

– Я помогу.

Библиотекарь оказывается поблизости и, не дожидаясь согласия, забирает из моих рук солидную стопку книг. Ну, хоть какая-то польза от его присутствия. Кстати, он не ломается и не сутулится, а вполне бодро шагает со своей ношей, пока я остаюсь позади, чтобы взять еще пару пыльных томов.

А когда возвращаюсь к облюбованному столу, то нахожу там еще кое-что, кроме книг: поднос с кувшином, до краев наполненным миндальным шоколадным ликером, немного ветчины и сыра. Человек стоит рядом и всем видом предлагает мне принять еще один щедрый дар – подбитую мехом накидку. Я, не изображая оскорбленную неприступность, позволяю обернуть ею свои плечи. В конце концов, он – Низшая кровь и, невзирая на клеймо на моей щеке, должен относиться ко мне с почтением и уважением.

– У меня так сильно урчал живот? – Я усаживаюсь за стол, без церемоний разрываю конверт и вытряхиваю на стол его содержимое.

– Я подумал, ты голодна, эстрани. Вряд ли в императорских темницах тебя кормили, как следует.

– Это точно.

Первым делом я просматриваю конверт с письменным заданием. Целых тринадцать листов с задачами вроде: «Что вы будете делать, если узнаете, что на днях с неба свалится одна из лун?» По две задачи на лист, всего – двадцать шесть. И в этих заданиях нет понятия «верный» или «неверный» ответ, каждый вариант рассматривается коллегией для вынесения вердикта, можно ли считать его удовлетворительным или же это полная чушь. То есть, грубо говоря, при желании именно на этом этапе отбора можно отсеять всех «неподходящих» кандидатов. Таких, как я, например.

– Если тебе будет что-то нужно, эстрани, – я всегда здесь, – говорит библиотекарь, задним ходом растворяясь где-то в лабиринтах полок.

Я рассеянно киваю, наливаю в кубок немного ликера и сую в рот целый ломтик ветчины.

Все, что мне сейчас нужно: тепло, тишина, и чтобы этот приставучий тип убрался с глаз долой.

Глава десятая

Глава десятая

Я очень сильно переоцениваю свои силы. Это если выражаться мягко и приличными словами.

Когда до экзамена остается меньше получаса, мои глаза беспомощно закрываются, а я сама, как бы ни стараюсь держаться, скатываюсь в пропасть сна. Венцом этого падения становится библиотекарь, который вместо того, чтобы разбудить меня, зачем-то подкладывает мне под голову какую-то свернутую валиком тряпку.

– Мне нельзя… спать.

Усилием воли заставляю себя оторвать голову от столешницы и не думать о том, что импровизированная подушка выглядит невероятно соблазнительно. Часы отсчитывают последние минуты до старта события под названием «Выживи и исполни задуманное или сдохни рабыней». Честно говоря, несмотря на сон и дикую усталость, меня начинает колотить лихорадка. Настолько сильная, что вертящийся неподалеку Глер с опаской тут же предлагает свою помощь. Я отмахиваюсь от него и, не трудясь подбирать слова, прошу отставить меня в покое.

– То, что на мне рабское клеймо и я теперь Безымянная, не означает, что любой человек может вот так запросто возле меня околачиваться. То, что запах твоей крови не будит во мне Жажду, еще не означает, что мне не захочется разорвать тебе глотку.

– Я… – Он отступает на безопасное расстояние. – Конечно, Безымянная, впредь я буду обращаться с тобой соответствующим образом.

Плевать, что он обиделся, главное – перестал изображать заботливую мамашу.

За десять минут до назначенного времени за мной приходят двое, судя по одежде и нашивкам на ней, – из личной охраны академии. Чтобы заслужить это место, желающим приходится из шкуры лезть, но в итоге вакансия достается только самым крепким и сильным. Неудивительно, принимая во внимание, скольким внутренним и внешним угрозам Аринг-Холл подвергается практически постоянно.

Когда выясняется, что обращенной деканши с ними нет и некому снять браслет, я вою, нисколько не заботясь о том, как после этого буду выглядеть в глазах сопровождающих. Крик, к сожалению, ничего кроме личного удовлетворения не дает, и весь путь до экзаменационного зала мне приходится, фигурально выражаясь, «тащить на себе целую гору». Сначала я злюсь вполсилы, потом, когда с меня начинает градом катиться пот, бешусь окончательно. Если бы мерзкая обращенная попалась мне на глаза – я бы не нашла ни единого аргумента против желания немедленно ее придушить. И лишь около двери понимаю, что это именно то, чего мне не хватало все это время: чистой незамутненной злости. Страх не справиться экзаменами полностью исчезает, а вместо него появляется холодная решительность и уверенность, что кем бы ни были мои экзаменаторы, какие бы каверзные вопросы они мне ни задавали, как бы ни пытались сбить с пути – им от меня не избавиться.

На этот раз в зале кроме ректора и деканши-обращенной сидят еще семеро. Пока я стою перед этой восседающей за столами братией, они неспеша передают друг другу листы с моим письменным заданием. Я выжидаю достаточно, чтобы обратить на себя внимание, но до меня снова никому нет дела. Приходится нарочно погромче откашляться в кулак, но в ответ привлекаю лишь строгий взгляда от вентраны с толстым моноклем в правом глазу.

Что ж, похоже, ничего не остается, кроме как смиренно ждать, когда старикам надоест делать вид, что меня не существует, и они вспомнят, ради чего все это представление.

– Итак, Безымянная, – ректор первым нарушает молчание, – ты все еще претендуешь на место на факультете Помощников?

Вот такими словами и начинается моя персональная пытка под названием «экзамен».

Я даже не буду пытаться передать весь ужас этого действа, скажу лишь, что, когда у моих мучителей иссякли вопросы, я едва могу ворочать языком, а за окнами алеет яркое рассветное солнце. Я горю от желания проклясть всех на свете за то, что меня раз за разом пытались сбить с толку, путали собственными ответами и высмеивали. Это была настоящая моральная порка. Выстоять оказалось куда сложнее, чем я могла представить, а не поддаться панике – и того хуже. В какой-то момент я даже начала верить, что у меня ничего не получиться, и происходящее – всего лишь издевательство по заказу Его величества Ниберу, а сам он сидит в потайной комнатушке и наслаждается этим заказным зрелищем. И когда ему надоест, меня просто схватят под руки и отволокут в уже давно приготовлено холодное сырое местечко в подземельях императорского замка. Но, даже невзирая на мрачные предположения, я продолжала огрызаться. Подчас слишком грубо и резко, за что получила нагоняй от мерзкой обращенной. Знала бы она, что чем чаще и громче повышает голос – тем крепче я становлюсь.

Когда меня, наконец, оставляют в покое и приказывают дождаться окончательного вердикта за дверью, я едва выползаю наружу. Воздух в коридоре отчего-то сладкий и холодный. Мысленно плюнув на всех и вся, усаживаюсь прямо на пол и жадно, часто дышу, наслаждаясь тем, что мои легкие избавляются от спертого воздуха «допросной». Очень хочется спать, но не получается даже на минуту закрыть глаза. Так и сижу, уставившись в потолок, в ожидании приговора.

К счастью, с ним не затягивают.

В гробовой тишине обращенная протягивает мне свернутый трубочкой пергамент. Внутри написано, что Йоэль Безымянная прошла экзамен и получает право обучаться на факультете Помощников. И ряд разнообразных подписей в количестве девяти штук. Я так измотана, что едва ли чувствую радость, скорее – удовлетворение оттого, что взяла вторую ступень на пути к реализации своего смелого плана.

Славное начало, Йоэль. Была бы у меня лишняя наличность, я бы непременно раздобыла бутылку вина и пару ломтей бекона с кровью. Но, увы, проблема денег – следующая в цепочке моих задач.

Пока же меня передают на поруки моложавому преподавателю, которому вполне может быть тридцать лет, а может и сто тридцать – все крайны умеют продлевать свою «молодость» за счет чужой крови. Поэтому их так часто хоронят в закрытых гробах – это почти массовое помешательство на желании непременно оставаться юными до самого издыхания.

– Следуй за мной, Безымянная, – приказывает красавчик.

Я протягиваю руку с колодкой на запястье. Они что, правда думают, что я железная? Или что вытерпела всю эту моральную порку ради сомнительной попытки побега?

Он смотрит на меня так, будто я прошу отпилить эту совершенно бесполезную руку.

– Сатиа Веланга разве не предупредила?

– О чем?

– Колодка – обязательное условие твоего пребывания в Аринг-Холле. Распоряжение ректора. Ты будешь носить ее до конца обучения.

Проклятье. Тройное проклятие на все ваши головы!

Когда наемный убийца едва не выколол мне глаз и на память об этом у меня на всю жизнь остался уродливый шрам на лице, я была уверена, что хуже быть не может. После клейма оказалось, что степень «хуже» очень многогранна. Но, как выяснилось только что, и это еще не предел.

– Я едва могу переставлять ноги, – скорее себе, чем ему, жалуюсь я.

– Это твои трудности, Безымянная. Хочешь избавиться от колодки – можешь хоть сейчас написать отказ от дальнейшего обучения. И пытка кончится. – Он так приторно улыбается, словно выпрашивает плевок в свою цветущую физиономию.

О, нет-нет, вам меня не спровоцировать.

– Я привыкну, – отзываюсь я, мастерски изображая смирение.

Чтобы поспевать за ним, приходится выложиться на всю катушку. Уверена, он нарочно шагает вдвое быстрее обычного, чтобы в будущем у меня не возникало желания дерзить и делать вид, что не существует оплеухи, способной сбить меня с ног. Надо сказать, я действительно нахожусь на грани. Но, как говорил кто-то из древних умников: если нет сил идти к цели, можно к ней ползти. Или, на худой конец, лежать по направлению к ней. А раз я в состоянии пусть медленно, но передвигать своими бедными ногами, то и ныть нечего.

Судя по проделанному пути, мы уходим довольно далеко. Однажды даже спускаемся в сырое темное подземелье, полное летучих мышей и других летающих паразитов, которые мало того, что мерзко пищат, так еще и норовят укусить. Сначала я успешно от них отмахиваюсь, но чем темнее становится коридор, тем наглее и яростнее делаются их нападки. К счастью, мелкие гады кусают не только меня, но и моего провожатого, и когда их становится слишком много, он резко скидывает руку – и обращает в прах большую часть надоедливых мелких кровопийц. Без единого слова, без злости и намерения показать свое превосходство. Он просто смахивает их со своего пути, как опытная служка одним взмахом тряпки стирает пыль с целого комода. Как же я ненавижу его в этот момент, как же сильно восхищаюсь всеми, кто умеет вот так мастерски, будто играючи, обращать силу таума себе в помощь.

Из подземелья мы выходим в небольшой зал, а оттуда – в просторный холл, где на нас буквально набрасывается громкая группа студенток. Я узнаю их по форме, которую прекрасно помню на своей сестре: темно-красные с черной отделкой пиджаки поверх белоснежных блузок, юбки длиною до колен, остроносые ботинки на крохотных каблуках. Мне становится дурно, когда пытаюсь представить себя в таком же наряде. А еще, как бы странно это ни звучало, несмотря на моду последних лет, я ни разу в жизни не носила ничего короче щиколотки. О брюках, которые в Аринг-Холле также считаются частью формы, даже думать не хочется. Может быть, для студентов-помощников все более… прозаично? Для чего столько тонкостей тем, кто основную массу времени все равно проводит за чтением книг и шлифовкой навыка каллиграфии?

– Декан эрд’Инус! – Девчонка, на голове которой красуется, без преувеличений, целое произведение искусства, созданное из волос, заколок и лент, первой присаживается в почтительном реверансе.

Остальные тут же следуют ее примеру.

От моих глаз не скрывается румянец, который, подобно заразе, растекается по их припудренным щекам. Ну да, как же, знакомая песня: красивый, в самом соку декан – и половозрелые студентки. Уверена, эрд’Инус не последний, кто пользуется успехом у слабого пола, равно как и у студентов-парней есть парочка своих любимиц среди особо «стервозных» преподавательниц.

Тем временем декан лениво поднимает руку, указательным пальцем с длинным черным ногтем чертит в воздухе непонятную фигуру, которая тут же наливается черным маслянистым дымом. Оказывается, это всего лишь циферблат часов. Вторая пара стрелок на среднем круге указывает на половину шестого утра. Догадываетесь, о чем я думаю в этот момент? Точно не о том, почему в такую раннюю пору студентки не лежат в своих постелях, а шляются по академии, да еще недвусмысленно размалеванные и напомаженные. Наверняка пробирались в свои комнаты с затянувшейся гулянки – страшно незаконной и страшно веселой. Меня смущает лишь их наряд. Почему форма? Почему не какая-нибудь выходная одежда? Или в стенах Аринг-Холла она запрещена? Тэона об этом ничего не говорила.

Впрочем, плевать на одежду. Сейчас меня не на шутку пугает перспектива отправиться на первую лекцию и позорно там задрыхнуть. Для благородной эстрани наверняка сделали бы исключение в виде пары часов дополнительного сна, но Безымянной лучше не рассчитывать на поблажки.

– Студентка эрд’Стиана. – Декан нарочно растягивает ее имя и подается вперед. С моего ракурса выглядит это почти… неприлично. – Не могла бы ты объяснить, почему в пять тридцать два утра ты не находишься у себя в постели?

Ох, слышали бы вы этот голос. Даже мне, небольшому знатоку флирта, слышна эта плохо прикрытая нота сладости. Он как будто делает вынужденную работу, хотя на самом деле только и ждет, когда ему предоставят веский повод для оправдания поздних гулянок.

– Мы занимались… историей, декан, – не тушуется девчонка, смирено заглядывая ему в глаза и хлопая ресницами. На вид ей определенно больше моих семнадцати. Скорее всего, третьекурсница. А судя по обворожительной улыбке и блеску в глазах – так и с четвертого.

– У нас завтра сдача у профессора Салед, – пищит из-за ее плеча какая-то невыразительная маломерка, по количеству веснушек на физиономии сильно похожая на одну из моих несостоявшихся своячениц.

Подружки хором на нее шикают, и веснушчатое недоразумение ныряет обратно в свое болото. Похоже, у красотки, принявшей удар на себя, негласные особенные права, в том числе – право кокетничать с молодым деканом.

Эрд’Инус продолжал буравить красотку взглядом, явно дожидаясь ее варианта отговорки.

Взошедшие, дайте мне терпения! Только не говорите, что вы будете тут миловаться за счет моего личного времени, которое я планировала потратить на сон. Как же права была Кианэт эрд’Морна, когда говорила, что лишь в принятии себя новой мое спасение. Я, как заведенная, твержу себе, что ничего же сложного от меня все равно не требуется – нужно просто молча слушать и терпеть, пока очередь дойдет до меня. Терпеть… Проблема в том, что мне смертельно хочется в туалет. Настолько, что готова надуть прямо здесь, не сходя с места.

– Мы занимались, декан, – сладко щебечет красотка, – обложились книгами и не заметили, как быстро пролетело время. История культа Бескровных такая интересная.

Ох, Взошедшие, даже фонарный столб соврал бы лучше. Нехорошо делать выводы по первому мнению, но меня оправдывает слабость, голод, эмоциональное бессилие и естественная природная нужда, которая заставляет буквально топтаться на месте, создавая вокруг себя «гранитную шумиху». Мои внутренние демоны в считанные мгновения изготавливают ванильный ярлык с карамельной надписью «Пустышка без мозгов» и под рваную какофонию приколачивают его в самый центр ее лба. Мне даже почти удается справиться с раздражением, если бы не любопытные носы из свиты красотки. Та из девчонок, что покрасивее веснушчатой, но все еще недостаточно хороша на фоне Королевы, увидев мое клеймо, тут же принимается громко сообщать об этом остальным. «Рабыня», «безымянная», «чья-то собственность» – это я сношу на удивление легко. Гораздо сложнее устоять на месте после едкого: «Неужели теперь в Аринг-Холл пускают всякий мусор?» Стало быть, обращенная и человек – это нормально, а вот рабыня – разносящая проказу мерзость.

К счастью, эти едкие замечания заставляют декана вспомнить о моем существовании и он, напомнив нерадивым студенткам об обязательных отработках за «вопиющее нарушение внутреннего распорядка», продолжает наш пусть. Уходя, я еще долго слышу возмущенный шепот в спину. Ну и бесы с ними, пусть зубоскалят, мне-то что?

Снова несколько лестничных пролета вверх, по которым я взбираюсь буквально из последних сил. Мы оказываемся в маленькой узкой арке, покрытой выщерблинами, словно в нее ежедневно протискивается кто-то явно несоответствующих габаритов. Интересно, чем еще меня удивит Аринг-Холл? После людей и обращенных я не удивлюсь даже появлению представителей «очеловеченной» ветки троллей. Говорят, в прошлом сезоне их наследный шаман наделал много шума и произвел настоящий фурор в нашем разнеженном аристократическом обществе кровопийц.

– Крамора – башня женского общежития, – говорит декан, когда мы выходим в круглый холл, откуда во все стороны, словно лучи, расходятся длинные стрелы коридоров.

Я успеваю насчитать шесть.

Рядом с нами как из-под земли вырастает коротконогая полная кровопийца-гаронна. Ее голова обернута куском черной материи, на фоне которой бледное лицо кажется каким-то жутко ненастоящим. Присмотревшись, я понимаю, что не ошиблась – на ней траурная маска. Она вдова? О ритуале самоотречения я читала только в книгах и была уверена, что он давно и безнадежно устарел.

– Новая студентка, – представляет меня Эрд’Инус. – Эстра эрд’Янис – воспитатель женского общежития. Эстра, займитесь поселением и подготовкой необходимых пропусков. Безымянная, по всем вопросам обращайся к старосте первого курса. Учебники возьмешь в библиотеке. После окончания лекций сходи на примерку формы. И чтобы без глупостей.

Декан мерит меня подозрительным взглядом, одновременно давая понять, что мое общество тяготит и безмерно раздражает. Еще бы, я ведь не длинноногая красотка с кукольными ресницами, передо мной ни к чему распускать перья.

– Имей в виду, – он тычет пальцем мне в лицо, – два пропущенных месяца не дают тебе никаких поблажек. А о твоих успехах в учебе Император велел докладывать лично ему. Если он посчитает, что его рабыня недостаточно старается – тебя вернут владельцу.

Не слишком-то приятно осознавать, что теперь у меня нет вообще никаких прав, кроме права тихонько, когда никто не видит, злиться и проклинать весь мир за вселенскую несправедливость. Как будто мало мне было родиться некрасивой нежеланной «пустышкой».

Пока мы с воспитательницей идем по четвертому коридору (я запомнила, он отмечен соответствующей руной), она коротко и сухо вводит меня в курс дела. Подъем в семь утра шесть раз в неделю. Отбой – в одиннадцать. Если я проспала – мне записывают воспитательное взыскание. Если после отбоя меня нет в постели – воспитательное взыскание в двойном размере. Если на мое поведение будут поступать жалобы от других студентов – догадайтесь что? Воспитательное взыскание. Каждое взыскание списывается отработкой на общественно полезных работах. Уборкой комнаты я должна заниматься лично, грязное постельное белье и вещи нужно сдавать в прачечную. Столовая работает круглосуточно, но время завтрака, обеда и ужина строго по часам: в восемь утра, в час дня и в семь вечера. Насколько я знаю, плата за обучение покрывает доступ ко всему необходимому для учебы инвентарю, аренду полигона для практических занятий и трехразовое питание с обязательной порцией крови раз в десять дней. То есть с голода я ноги не протяну. И все же нужно обязательно найти способ зарабатывать деньги, потому что плата за обучение никак не покроет расходы на реализацию моих тщеславных замыслов.

– Твоя комната.

Воспитательница останавливается около двери с номер «139». Протягивает тяжелый черный ключ, пергамент и перо с острым серебряным наконечником. Я прокалываю палец и расписываюсь под соглашением о том, что ключ мною получен в единственном экземпляре – и я не буду передавать его третьим лицам. Насколько мне известно, все ключи от личных комнат заколдованы таким образом, что их невозможно подделать никаким способом. Но слухи об удачных попытках нет-нет, да и просачиваются в мир.

– Правила и распорядок – на столе около двери. Ознакомишься, подпишешь и передашь мне.

Глава одиннадцатая

Глава одиннадцатая

Я еще студенткой стать не успела, но уже раз сто услышала про правила, распорядки и прочие ограничения. Надо же, а все вокруг только и твердят, что таких гулянок, какие устраивают старшекурсники Аринг-Холла, больше нигде не найти. Значит, либо распорядок – дырявая ширма, либо слухи о качестве гулянок, мягко говоря, преувеличены.

Воспитательница, между тем, отбирает у меня ключ, вставляет его в замочную скважину, проворачивает дважды по часовой стрелке и один раз – обратно. Звуки при этом такие, словно в небольшом отверстии работает тысяча шестеренок и сотня механизмов. Когда лязг стихает, раздается звонкий щелчок – и дверь приоткрывается.

– Новый пароль придумай сама, – еще одно наставление, – посторонним, включая меня, говорить его нельзя. Если опоздаешь на завтрак, обед или ужин – будешь ходить голодная до следующего приема пищи.