Текст книги "Безымянная Колючка (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Если так пойдет дальше, я в совершенстве овладею мастерством маскировки. А заодно поднаторею в каллиграфии, лекарском деле, составлении монографий и прочих скучных дисциплинах, на которые Рэн не считает нужным убивать время.

Я переставляю книги в нужную секцию и, довольная проделанной работой, отряхиваю ладони. Понятия не имею, за какие заслуги Глер получил место библиотекаря, но в этом деле он определенно ничего не смыслит: постоянно путается, подолгу соображает, в какой секции искать нужные книг. К концу первого дня я заметила, что он вообще под любым предлогом перекладывает на меня все запросы по книгам, если только те не стоят прямо у него перед носом. Большую же часть времени горе-библиотекарь проводит либо у окна, таращась куда-то вдаль; либо в подсобке, где любит прятаться от своих многочисленных поклонниц.

– Ну вот, теперь – то, что нужно. – Я отхожу и не без удовольствия любуюсь стройным рядом корешков, которые я старательно выставляла по алфавиту. Теперь любую книгу здесь сможет найти даже такой бездарь, как этот смертный.

– До сих пор не понимаю, как ты во всем этом разбираешься, – говорит Глер у меня из-за плеча.

– Разве ты не должен разбираться в этом лучше меня? – Я отодвигаюсь, чтобы вернуть дистанцию между нами до комфортного мне «достаточно далеко». И все же странно, что я не чувствую запах его крови даже сейчас, когда вынуждена соблюдать кровяную диету (это тоже часть моего «взыскания», как я поняла – уникальная, придуманная специально для того, чтобы я не слишком радовалась компании книг).

– Я не настолько хорош, – признается Глер.

Звучит достаточно искренне, чтобы мне расхотелось отвечать какой-нибудь привычной гадостью.

Я возвращаюсь за свободный стол неподалеку от стойки библиотекаря. Время уже позднее, в библиотеке царит затишье. Пара студентов (они сидят здесь едва ли не с обеда) обложились горой книг и, кажется, провалились в какую-то свою реальность. Никто не ждет моей помощи, и я наконец получаю возможность заняться своими делами. Невзначай кошусь на Глера, но тот снова занял излюбленное место у окна. Он может час кряду стоять, как изваяние: скрестив руки на груди, ровный, словно вколоченный гвоздь. Несколько раз меня подмывало спросить, о чем он думает, но каждый раз, вспомнив, кто он, а кто – я, это желание испарялось. Со временем его присутствие вообще перестало меня интересовать. Существует много других вещей, требующих моего внимания.

С того самого происшествия в башне мангарские письмена не дают мне покоя. Они и странный призрак, стараниями которого чуть было не сорвался весь мой многострадальный план. Да и я сама чуть было не скончалась. Когда первый приступ паники от встречи с неизведанным прошел и ко мне вернулась трезвость и ясность мысли, я поняла, что в той ситуации могла запросто принять желаемое за действительное. Если бы не сплетни о призраке, которые стремительно расползлись по Аринг-холлу, я бы никогда не подумала, что на меня напал именно призрак. В конце концов, порыв ветра мог просто расшатать доски и поднять кучу пыли. Как оно там… воздушная воронка, завихрения – тем меня и метало по залу. А источником вспышек могла стать обычная гроза – пусть и бесшумная. В облаках Аринг-Холла такое периодически случается. Остальное дорисовало мое испуганное воображение.

Но символ на полу мне точно не привиделся. И я видела его так же ясно, как в эту минуту стол и стул перед собой. И кончики моих пальцев помнят, какой на ощупь темно-синий порошок. А еще рисунок в тетради.

Пользуясь тем, что у меня на какое-то время появился неограниченный доступ к книгам и я могу брать некоторые из них, не спрашивая разрешения и ничего не объясняя, выбираю несколько фолиантов об истоках таума. Если память мне не изменяет, именно мангарские письмена стали основой современного таумического начертания. Если мне повезет, я узнаю, что это за символы и для чего они нужны. Ну или хотя бы получу следующую подсказку.

Я нарочно перекладываю книги так, чтобы они не привлекали внимания. Убедившись, что никому до меня нет дела, открываю первый том и нахожу нужный раздел. Двадцать семь страниц ерунды без капли конкретики. Что ж, глупо надеяться, что ответ отыщется вот так сразу.

Но и в следующей книге та же «вода». Там говорится, что мангарские письмена были основой современного таумического искусства, но и только. Пара-другая ничего не значащих абзацев, за которыми следуют рассуждения о природе вещей и плоти и прочей ерунде.

– Вот уж не знал, что ты интересуешься Истоками.

Взошедшие, почему я стала такой рассеянной и совершенно не слышу, когда ко мне подходит этот тип? Я быстро закрываю книгу и откладываю ее в сторону. Главное – не паниковать и не делать вид, что меня поймали на горячем.

– Я готовлю кое-какое исследование для Рэна, – не поднимая головы, бросаю в ответ.

Дьявол, все найденные книги, на которые я возлагала такие надежды, оказались бесполезны. Для полного фиаско сегодняшнего дня остается вляпаться в неприятность по имени «библиотекарь Глер». Понятия не имею, почему так взъелась на него. Среди моих однокурсников есть куда более скверные личности Низкой крови.

– Если ты не возражаешь… – Пытаюсь придать своему голосу нотки легкого раздражения, чтобы он точно понял – на разговоры с ним у меня нет ни сил, ни времени, ни, тем более, настроения.

– Я принес тебе перекусить, Йоэль.

Он ставит передо мной накрытый салфеткой поднос. Я не собираюсь изображать недотрогу и сразу разведываю, чем именно мне повезет «перекусить». Мясо, сыр, два сочных ломтя осетра, панированного пряными травами, бокал белого яблочного сидра.

А в фарфоровой пиале лежит разрезанный на четверти гранат.

Ох, Взошедшие…

Гранат.

Я не ела их с тех самых пор, как провела самый чудесный в жизни вечер с кронпринцем.

Словно обезумевшая, хватаю дольку и с жадностью впиваюсь в нее зубами. Наверное, со стороны мое голодное чавканье выглядит жалко и недостойно наследницы Высокой крови, но я ем – и не могу насытиться. В себя прихожу, только когда в пальцах не остается ничего, кроме корок. Сглатываю, с запозданием понимая, что основательно перемазалась в сладком и липком соку.

– Возьми. – Глер протягивает салфетку. – Ты очень славная, когда голодна, Йоэль.

Не поверите, но на это у меня не находится ни единой колкости в ответ. Всему виной гранат и чувство глубокой меланхолии, которое он во мне пробудил. Ну и капелька признательности. Моя единственная подруга – и та не подумала о моем голоде. Состояние моего желудка заинтересовало ее только если бы он стал ключом к успеху в ее амурных делах.

– Не возражаешь, если я составлю тебе компанию? – спрашивает Глер. Подпирает щеку кулаком и с интересом наблюдает за моими тщетными попытками оттереть засохший между пальцами сок. – Не люблю ужинать в одиночестве.

– Я… о… Это был твой ужин? – О нет, только не это. Еще не хватало вляпаться в неловкую ситуацию, чувство признательности и прочую совершенно лишнюю душевную чепуху. – Слушай, если бы ты предупредил…

Он снова не дает мне закончить.

– Я не люблю гранаты. – Библиотекарь безразлично пожимает плечами. – Как вижу, тебе они доставили несоизмеримо большую радость. Но учти – по два куска мяса на каждого. – Он нарочито хищно на меня скалится, изображая голодного кота, готового до последнего отстаивать добычу. – Сыр тоже можешь оставить себе.

Я осматриваю библиотеку, ожидая напороться на любопытные взгляды, но кроме нас в ней не осталось никого. Исчезли даже умники, правда, горы книг так и остались лежать на столе. Догадываюсь, кто займется ими завтра.

Мы ужинаем практически молча, лишь изредка перебрасываясь ничего не стоящими фразами. В основном я рассказываю, сколько хорошего и полезного успела сделать всего-то за два дня, а библиотекарь кивает и соглашается. Лучше всего, конечно, было бы помалкивать совсем, тем более что собеседник не из приятных, да и вообще предпочитает отмалчиваться. Но мое воспитание дает о себе знать: мама всегда вдалбливала Тэоне, что воспитанная эстрани обязана увлечь гостей ненавязчивой беседой за столом. Ну а я тоже слушала – и мотала на ус.

Когда наши тарелки пустеют, я допиваю вино и с нескрываемым наслаждением облизываю губы. О, Взошедшие, как же давно я не ела с таким аппетитом!

– Почему студентов не кормят так же вкусно? – беззлобно возмущаюсь я, оценивая гору пустой посуды.

– Их кормят, Йоэль. Просто курс Помощников не такой престижный. Родители, которые отправляют сюда своих ненужных детей, не станут поднимать шумиху из-за меню. Им все равно.

– Это несправедливо. – Я вовремя прячу икоту в салфетку, хотя все равно чувствую себя так, словно сделала это громко и демонстративно, как пьяница, в одно горло вылакавший бутылку спиртного. – Спасибо, что не дал мне умереть с голоду.

– Ты всегда уходишь в другой мир, когда увлечена книгой. И всегда забываешь, что вокруг существует другая реальность, в которой твоему телу нужна еще и физическая пища.

Дьявол задери, а ведь я сама бы лучше не сказала.

– Как будто ты что-то обо мне знаешь, – ворчу я.

Мне категорически не нравится, что этому человеку удается непостижимым образом заставлять меня чувствовать себя… в безопасности. Как будто рядом с ним можно вообще ни о чем не беспокоиться и не озираться по сторонам, ожидая удара в спину. И в то же время он все еще жутко раздражает. Поглядите, какой умник выискался, да еще и с благородными манерами. Что он вообще может знать о манерах?

– Я сказал что-то лишнее? – беспокоится Глер.

– Всего лишь позволил мне забыть, кто я и где мое место.

– А разве ты не знаешь, кто ты? Йоэль эрд’Кемарри, разве ты хоть на секунду переставала думать, кто ты?

Я так отвыкла от звучания своего полного имени, что его фраза хлещет меня словно пощечина. Я что есть силы стискиваю зубы, чтобы не сорваться, не наговорить кучу злых глупостей, которых этот болван не заслуживает. Вместо этого, как ужаленная, срываюсь с места и в два счета собираю посуду обратно на поднос. Нужно поскорее убираться с его глаз, пока он не увидел, как я реву в три ручья.

Но вместо этого чувствую, как руки Глера обнимают меня за плечи, притягивают к себе. Его ладонь ложится мне на затылок, настойчиво прижимают голову к своему плечу. Я из последних сил пытаюсь сделать вид, что мне все равно, но, если честно, не очень-то усердствую.

Он такой… теплый. И приятно молчаливый.

И я реву. Как последняя размазня, плачу от всего сердца. Иногда даже вою и скулю, как маленький обиженный щенок.

Ненавижу всю ту несправедливость, которая со мной случилась, ненавижу себя за то, что не могу стать другой Йоэль – той, которой по ночам не снится торжество справедливости, заслуженные похороны ее семьи, и которая забыла свое настоящее имя.

Когда слезы кончаются, я выскальзываю из объятий Глера и старательно дистанцируюсь. Он хмуро смотрит на меня, почему-то став бледнее смерти. Я всегда считала его внешность слащаво-медовой, но на долю секунды мне кажется, что в его злости притаилось что-то совершенно бешеное, бесконтрольное.

Но стоит моргнуть – и передо мной снова стоит все тот же Глер, правда, какой-то взъерошенный.

– Больше никогда не называй меня по имени, которое больше мне не принадлежит, – прошу я почти вежливо. – Это слишком больно.

Последнее признание огорошивает меня саму. Чего ради я так разоткровенничалась перед этим человечишкой? Мой взгляд падает на посуду и пустой бокал из-под вина.

– Я ничего тебе не подсыпал и не собираюсь выводить на неудобный разговор – Глер безошибочно угадывает ход моих мыслей. – Думаешь, я собираюсь донести на тебя Ниберу?

– Императору Ниберу, – поправляю я.

Библиотекарь издает странно похожий на рык звук, забирает поднос с грязной посудой и уходит. Я быстро подтираю сопли и устраиваю себе настоящий мысленный нагоняй. Как можно оставаться такой беспечной после всего, что произошло? А что если этот тип – ищейка Ниберу? За кругленькую сумму любой человек согласится выполнять непыльную работенку. Всего-то нужно подпоить глупую девчонку, притвориться добреньким и понимающим, чтобы та распустила язык. И плевать, что это выглядит как паранойя. Моя жизнь будет в опасности до тех пор, пока я не распутаю треклятое вранье, из-за которого мою семью убили, словно жертвенный скот.

Пользуясь тем, что Глера нет поблизости, быстро распихиваю книги по местам. Когда возвращаюсь, чтобы забрать свои вещи и уйти, он уже стоит около стола и в задумчивости вертит мою тетрадь. Ту самую, в которой нарисован набросок мангарского символа.

Я быстро вырываю тетрадь из его рук, забираю учебники и спешу к выходу.

Вот же дьявол! Ну почему, черт подери, именно рядом с ним у меня напрочь отключается интуиция, нюх и инстинкт самосохранения?!

– Зачем тебе забытые знания, Йоэль? – мне в спину спрашивает он.

– Не твое дело, – огрызаюсь я. Мерзкий человечишка точно что-то вынюхивает. Нужно держать ухо в остро.

– Ты права, не мое. Но я бы мог тебе помочь. Бесполезно искать здесь книги, которые помогут с мангарскими письменами, эстрани. Никто не выкладывает во всеобщее пользование материалы, которые могут быть превратно истолкованы. Тебе нужен пропуск в Архив.

Нет-нет-нет, скользкий тип, я не попадусь на эту уловку. Тебе не обвести меня вокруг пальца… снова.

– Я не интересуюсь забытыми знаниями, человек, – не поворачивая головы, бросаю уже с порога. – И тебе не советую. Говорят, за такое любопытство можно поплатиться жизнью.

Глава двадцатая

Глава двадцатая

Весь следующий день я могу думать только о том, как бы мне попасть в Архив. Прикидываю разные варианты и возможности и все больше понимаю, что это практически непосильная для меня задача. Меня нет в списке выдающихся студентов и ничто не указывает на то, что мне удастся туда попасть в каком-то обозримом будущем. Но и ждать, когда подвернется подходящая возможность, я тоже не могу. Кто-то из великих умников сказал, что нытик сидит и жалуется на судьбу, а победитель сам создает возможность. Что ж, я собираюсь воспользоваться этим советом.

На лекции по основам геральдики в аудиторию заходит обращенная декан Веланга, рыщет взглядом поверх голов и, найдя меня, делает властный жест: мол, спускайся ко мне. Обычно ее появление не сулит ничего хорошего. На прошлой неделе она устроила грандиозный разнос за то, что мальчишки с моего факультета в обход запрета и таумических оградителей умудрились провести в мужское общежитие девиц легкого поведения. Вчера выписала воспитательное взыскание Роре за то, что та поддела под форменный пиджак блузу кремового цвета вместо белой.

В общем, то, что сегодня Веланга обращает внимание на меня, не сулит ничего хорошего.

– Вещи можешь оставить, Безымянная, это не займет много времени.

Рора бросает мне успокаивающий взгляд: мол, присмотрю, не переживай.

Мы с Велангой выходим в коридор и сразу поворачиваем направо. У меня немного отлегает от сердца – кабинет ректора располагается в другой части Аринг-Холла. Раз меня сняли с занятий, значит, дело серьезное. Очень хочется спросить, к чему готовиться, но с этой отвратной теткой нечего и надеяться на ответ. Иногда мне кажется, что хоть я ни разу не давала ей повода меня ненавидеть, Веланга испытывает ко мне жгучую антипатию. Разве что обращенная так же ненавидит старшекровных, как и мы ненавидим таких, как она.

Очень скоро мы приходим в богато меблированную светлую гостиную. Не так много здешних комнат могут похвастаться столь изысканным стилем: каждая вещь на своем месте, все цвета идеально гармонируют друг с другом. И даже срез веток цветущего шиповника в вазе выглядит так же прекрасно, как редкие сорта роз в императорском саду.

В креслах напротив окна сидят двое: молодой вентран и женщина в летах. Его богатый наряд указывает на высокое происхождение, чего нельзя сказать о его спутнице. Скорее всего, помощница. Одна из тех, кем могу стать я, если не докопаюсь до правды.

– Скарт эрд’Таф, я привела Безымянную.

Эта фамилия мне знакома.

Даже слишком хорошо знакома. И если ничего кардинально не поменялось, то этот щеголь однажды имел честь сватать мою сестру. И получил ее категорический отказ.

Когда дверь за Велангой закрывается, я понимаю, что мне совсем не нравится находиться в компании этой молчаливой парочки. И, хоть женщина смотрит на меня с полным безразличием, вентран озадаченно хмурился. Интересно, узнал ли он…

– Йоэль, – опережая мою догадку, произносит с некоторым недоумением. – Что ты… Мне сказали, что Безымянная…

– Это я, Нэстрин. Многое переменилось.

В те времена, когда они с Тэоной пребывали в отношениях «чуть больше, чем просто друзья», он часто бывал у нас дома. Да что там часто: мог несколько дней кряду околачиваться у нас, радуясь, что Тэона не гонит от себя. Как-то раз, когда мне приснился дурной сон, и я, словно призрак, бродила вокруг дома, то заметила свет откуда-то из недр нашего Каменного сада. И нашла там Нэсса: бедолага так перепугался, что первое время не мог сказать ни слова. И отчаянно прятал за спину чернильницу и кипу исписанных пергаментов. Краснея, признался, что сочинял стихи, чтобы покорить неприступное сердце Тэоны.

Таким я его и запомнила: неуверенным романтиком.

Тогда все было иначе, и я имела полное право называть его Нэсс. Но, видимо, не только в моей жизни все изменилось, раз мечтательный Нэсс превратился в хмурого скарта.

– Все думают, что ты сгинула в императорских темницах, – недоуменно бормочет он.

– Может, оно и к лучшему.

Я делаю пару шагов навстречу и нарочно становлюсь так, чтобы Нэсс видел мое изувеченное лицо. В ответ он громко и непристойно ругается. Этим он всегда отличался от поклонников Тэоны: был весь как на ладони и совершенно не умел контролировать чувства. Не будь он таким бесхитростным, сестра, быть может, не отвергла бы его любовь.

– Можно сказать, мне повезло, – улыбаюсь я. – Отделалась позором, но сохранила жизнь.

– Дьявол, Йоэль. – Нэсс наконец перестает хмуриться, но каждый раз, когда его взгляд падает то на клеймо, то на шрам, он качает головой, как будто отчаянно разубеждает себя, что увиденное не может быть правдой.

Я даю пару минут, чтобы Нэсс пришел в себя, а потом интересуюсь, зачем меня привели. Судя по его поведению, Нэсс ожидал увидеть неизвестную Безымянную, а не старую знакомую.

– Присаживайся, – вежливо предлагает он и делает знак помощнице. Пока она готовит чай своему господину, тот приоткрывает завесу неизвестности: – Девочка, которую ты спасла из горящей лаборатории, – моя сестра, Ниа. Вчера она пришла в чувство и рассказала, кого мне следует благодарить за ее спасение.

Сестра? Я смутно помнила, что Нэсс был вторым ребенком в семье, но никогда не интересовалась подробностями. Знала лишь, что бедолаге Нэссу сильно не повезло родиться вторым в паре близнецов. Какая-нибудь пара минут – и право на титул скарта получил его старший брат. Как-то я подслушала разговор матери и сестры: Тэона рассказывала, что старший наследник эрд’Таф сильно не в ладу с головой, но семья скрывает это, чтобы не испортить репутацию.

В остальном мне хватало того, что, будучи выходцем из куда более богатой и значимой семьи Старшей крови, Нэсс не брезговал водить дружбу с обнищавшими эрд’Кемарри. И хоть для подобного великодушия была вполне низменная причина, Нэсс никогда не давал повода усомниться в том, что относится к нам, как к равным.

Что ж, значит, есть еще и сестра.

– Как она себя чувствует? – Мне, строго говоря, плевать, и за все эти дни я вообще впервые вспоминаю о ее существовании, но отдаю дань вежливости.

– Лекари дают хороший прогноз для ее поврежденного глаза, но видеть им так хорошо, как раньше, она уже не сможет.

– Что говорят таумисты?

– Они спасли все мягкие ткани, какие можно было спасти. – Нэсс устало, совсем по-взрослому трет переносицу.

Я точно помню, что в минувшем году, как раз накануне моей помолвки, мы праздновали его двадцатилетие. Стало быть, сейчас ему двадцать один. Удивительно, как старит человека ответственность. От задорного весельчака уже почти ничего не осталось. Нэсс вырос в зрелого мужчину и наверняка не единожды на собственной шкуре почувствовал, что такое ответственность.

– Я хотел отблагодарить Безымянную… – Он виновато кашляет в кулак. – Тебя! За то, что не дала моей сестре умереть от собственной глупости. С тех пор, как Ниа пришла в себя, она только о том и говорит, что обязана тебе жизнью.

– Рада, что пригодилась. Я бы хотела попросить передать ей мои пожелания скорейшего выздоровления, но, боюсь, это грозит мне новыми воспитательными взысканиями.

– Взошедшие всевидящие, этот мир обезумел.

– Двести лет тому назад.

Очень тяжело держать хорошую мину при плохой игре. Особенно, когда рядом тот, от кого веет теплыми воспоминаниями о доме, о тех днях, когда я украдкой пробиралась в библиотеку и трижды обыгрывала Нэсса в «Корону». Почему я была уверена, что всем вокруг всегда плевать на меня?

– Йоэль, я не знал, что увижу… тебя, поэтому в качестве благодарности приготовил вот это.

Его помощница кладет на стол передо мной внушительных размеров мешочек. Металлический лязг внутри нельзя ни с чем перепутать.

– Я бы не хотел обижать тебя таким недостойным даром, но…

Быстро, пока он не начал придумывать какую-то чушь и денежки от меня не уплыли, я хватаю кошелек. Не представляете, сколько счастья может принести увесистый кошель. Взошедшие, да там не меньше сотни монет!

– Ты не будешь обижаться? – Он хоть и заметно повзрослел за этот год, все тот же Нэсс – всегда излишне деликатный.

Мое мнение оставалось и остается таким, что, если бы в нем было чуть больше мужской наглости, и он пару раз как следует отчихвостил Тэону за ее недостойные выходки – она бы поддалась на его ухаживания.

– Нэстрин, посмотри на меня – и вспомни, кто ты. – Чтобы не смущать его абсурдностью ситуации, напускаю на себя самый беззаботный вид. – Если ты плюнешь мне в лицо, я должна буду счастливо утереться и попросить добавки. В память о нашей старой дружбе я бы хотела попросить тебя: не заставляй меня вспоминать прошлое. Это… больно даже для такой бессердечной заразы, как я.

– Йоэль, ты была самым сердечным человеком в своем доме! – совершенно искренне говорит он, вскакивает на ноги и сгребает меня в охапку. У меня даже кости трещать от таких «сильных чувств». – Прости, я веду себя, как болван, но, когда узнал про всех вас, про заговор и про… Тэону. Я не знал, что думать.

– Благословенный император Ниберу подумал за всех нас, – злее, чем требовалось, напоминаю я.

И осторожно, но напористо освобождаюсь из его хватки.

Если бы моя сестра была сейчас здесь, она бы пожалела, что отвергла чувства Нэстрина. Взрослость пошла ему на пользу, в особенности взгляду. Теперь в его серых с золотыми крапинками глазах светится печать ответственности за свою семью. Не знаю, как это объяснить, но мне достаточно даже этого короткого разговора, чтобы увидеть в Нэссе разительные перемены. А может, все дело в аккуратной бородке, которая ему ужасно идет?

– Я бы хотел сделать больше. – Он вопросительно ждет, что в ответ на эти слова я озвучу какие-то просьбы.

– И повторить участь моей семьи? Не начинай городить огород. Я почти поверила, что ты выдворил все сквозняки из своей непутевой башки. – Хочется, как раньше, потрепать его по волосам (хотя для этого мне приходилось становиться на носочки), но я снова напоминаю себе, что больше ни на что не имею права. Даже на ностальгию. А точнее – особенно на нее. – Но ты действительно можешь кое-что для меня сделать. Я ничего не знаю о том, что произошло с…

Я осекаюсь, когда его помощница подходит, чтобы подлить чаю в опустевшую чашку господина.

– Подожди меня за дверью, – велит ей Нэсс. Через секунду в комнате остаемся только он и я. Признаться, мне очень нравится этот новый Нэстрин. В особенности то, как мастерски он отдает приказы. – Я доверяю ей, как себе самому. У меня есть для этого веские причины, Йоэль, но это долгая историю. Я услал помощницу ради твоего душевного спокойствия. Так что ты хотела?

– Расскажи мне о заговоре. Все, что знаешь. И я не побрезгую даже самыми невероятными слухами.

– На самом деле я тоже мало что знаю. – Нэсс сам наполняет вторую чашку и протягивает ее мне. – Накануне покушения отца сразил Голод. Те несколько дней пролетели как в тумане. Я нанял лучших лекарей, лучших из тех, которые смогли прибыть до того, как его еще можно было спасти, но с моей стороны было слишком наивно надеяться на благоприятный исход.

– Мне жаль, Нэсс. – Все, что я помню о его отце, умещается в два слова: высокомерный сноб. К счастью, именно поэтому он так ни разу и не почтил наш дом собственным визитом. И у меня были все основания верить, что он понятия не имел о сватовстве сына к бедной эрд’Кемарри, иначе посадил бы Нэсса под замок, пока не одумается. – Я надеюсь, его кончина была скорой и безболезненной.

– Пилигримы все уладили.

Голод – это проклятие одного Забытого бога, который, умирая, наказал нас за проступки наших создателей. Кровь делает нас сильными, помогает нашим ранам быстрее затягиваться, она превращает нас в лучшие версии самих себя. Но иногда кровь превращает нас в одержимых жаждой пить ее постоянно. Это – Голод. И от него нет спасения. Я читала множество медицинских справочников и научных трактатов на тему различных методов, которые помогают притупить ее проявление, но ни разу в жизни не слышала, чтобы кто-то смог полностью заглушить в себе Голод. Пилигримы – орден, который занимается «избавлением» одержимых от страданий. Ни одному человеку, будь он даже Высокой крови, не сойдет с рук убийство высококровного, даже если это убийство из милости. Но после времен Падения Взошедших, когда Голод распространился повсеместно, появились они – Пилигримы, которые наделены высочайшим разрешением на милосердное умерщвление.

Я ни разу их не видела, но слышала, что Пилигримы те еще бездушные монстры.

– Он нашел успокоение, – говорю я просто потому, что должна что-то сказать. Я не мастер высказывать сожаления и соболезнования и не хочу обижать Нэсса наигранной скорбью. Я не знала его отца, и, честно говоря, мне плевать, была ли его смерть легкой или нет. Сейчас я искренне сочувствую вентрану, который, как, оказывается, всегда был добр ко мне. – Ты исполнил свой сыновний долг.

– Я говорю себе это постоянно. – Нэсс ставит чашку на стол, фарфор печально звякает о блюдце. – Прости, мне не следовало так забываться и взваливать на тебя еще и это.

К счастью, я давно научилась пропускать сквозь себя все лишнее и чужое, и весть о кончине его отца трогает меня в той же степени, в какой бы тронула весть о смерти муравья.

– Когда отца не стало, мне пришлось заниматься похоронами и вступать в свои права скарта. Брат… – Он мнется, видимо, переворачивая еще одну неприятную страницу своей жизни. – Все эти обязанности не для него. Не представляешь, сколько всякого дерьма нужно делать ежедневно, чтобы земля, на который живешь, приносила доход, чтобы отваживать разбойников от своих границ. В какое вонючее болото нужно влезать, чтобы приструнить соседа, разинувшего пасть на чужую землю.

Я как раз прекрасно представляю, потому что частенько отец занимался этим в библиотеке, где я запросто пряталась в плохо освещенном уголке. И прекрасно знаю, что Старшие семьи живут в ладу друг с другом только по двум причинам: чтобы затравить более слабого или чтобы объединиться против более сильного.

– Только через несколько дней я узнал, что твою семью обвиняют в заговоре с целью смещения власти. Но было уже слишком поздно.

– Ты бы все равно не смог ничего сделать. – «А если б попытался, то оказался бы на плахе рядом с ними». – Расскажи мне о заговоре. В чью пользу хотели устроить переворот?

Он снова мнется. И вдруг начинает озираться, как будто подозревает, что нас могут подслушивать. Очень даже могут, даже наверняка. И мне следовало подумать об этом раньше. Проклятье! Я так размякла от этой встречи, что потеряла бдительность и забыла, кто я и где нахожусь. Прежде чем Нэсс открывает рот, я ловлю его за руку, побуждая посмотреть мне в глаза.

– Здесь об этом говорить не стоит, – предупреждаю шепотом. – Но я все равно должна…

– Я приеду на Праздник Схождения, – так же шепотом отвечает он. – Думаю, мы найдем укромный уголок, чтобы поговорить без опаски.

– Зачем ты на нем будешь? – Что бы Нэссу делать на студенческом празднике?

Сперва он выглядел озадаченным, но потом понимающе улыбается.

– Ты всегда не любила всякие шумные пляски, – моими же словами отвечает он. – И никогда ничего в них не смыслила. На такие мероприятия Аринг-Холл приглашает всех членов семей.

– Я думала, это танцульки для студентов. – И тут же прикусываю язык, вспоминая, что ожидается присутствие самого Императора. – Если честно, я не собиралась идти.

– Узнаю прежнюю Йоэль, которая предпочитала танцам книги.

– Некоторые вещи не в состоянии изменить даже рабское клеймо. – Тихо, так, чтобы слышал только Нэсс, посмеиваюсь я. – Нэсс, я – Безымянная. Мне нельзя туда, где мое появление может оскорбить присутствующих высокородных задниц.

– Этот вопрос позволь уладить мне. – Он хитро подмигивает. – Я так рад, что ты жива, Йоэль.

– Кто сейчас скарт эрд’Кемарри? Я вышла замуж прежде, чем стать рабыней императорской семьи. Кому-то отдали наше имя. Я хочу знать, кому.

– Я не знаю, Йоэль. Он ведет затворнический образ жизни, нигде не появляется и, говорят, даже из замка не выходит.

– Сделай мне еще одно одолжению, – прошу я. – Разузнай, кто он. Возможно… я не знаю… это поможет мне хоть что-то понять…

– Ты пытаешься узнать, что произошло?!

Вот тут мне впервые хочется как следует его стукнуть. Совсем незачем оповещать о моих планах всю округу. Демон задери, для столь короткого общения я умудряюсь наломать кучу дров. А ведь обещала никому и никогда не доверять.

Я чопорно отодвигаюсь от Нэсса и встаю, склонив голову в почтительном поклоне.

– Йоэль, прости, я не…

– До встречи на Празднике схождения, скарт эрд’Таф.

Он выглядит совершенно потерянным. Я спиной чувствую его взгляд мне вслед. Возможно, Нэсс – единственный, кто по-настоящему искренен со мной. А, возможно, он – еще одна попытка Ниберу заставить меня разоткровенничаться и подвести себя под смертный приговор. Возможно все, что угодно. Старшие семьи способны и не на такие подлости, лишь бы добиться привилегий для себя или ущемлений для соперников.

И я ненавижу весь этот мир, а себя в первую очередь, за то, что позволила отраве сомнения, превратить меня в запуганную мышь.

Глава двадцать первая

Глава двадцать первая

– В мои обязанности не входит пошив нарядов, – ворчит старая кошелка-портниха в ответ на мой вежливый вопрос, не смогла бы она помочь мне с пошивом платья. – Тем более для Безымянный. Пошла вон отсюда, пока я не нажаловалась ректору, что ты отвлекаешь меня от работы.