Текст книги "Зарубежный детектив 1979"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

– На воздвижение святого субургана ничего не пожалею. Пока мои стада принадлежат мне, я сам распоряжусь ими. Иначе не успеешь оглянуться, как они будут в руках у Сэда.

– Я верил в тебя, потому и приехал, Лувсан-гуай. Но об этом не надо нигде говорить громко. – Дамиран понизил голос. – Вообще, я кое-что скажу тебе по секрету. – Засучив широкие рукава дэли, он выбрал с подноса самый большой и жирный кусок баранины и начал есть, громко чавкая от удовольствия, отрезая куски большим широким ножом возле самых губ и уставившись сальными глазками на жену Лувсана, сидевшую у очага. Время от времени он подмигивал ей и многозначительно улыбался. Этот низкорослый тайджи в молодости был большим ветреником, никто не мог точно сосчитать, скольких девушек он соблазнил и бросил. В преклонные годы характер его остался прежним, поэтому жена Лувсана быстро поняла намеки тайджи, в ответ чуть заметно кивала головой и тихонько хихикала.

Не вставая с подушек, хозяин юрты вытащил из сундука заветный кувшинчик с водкой, припрятанный на особый случай.

–        Подогрей-ка водочку, да побыстрей. Мы с тайджи еще немного попьем, – крикнул он жене.

С тех пор как ушла последняя служанка, все заботы о домашнем очаге легли на ее плечи. Чтобы не выслушивать злых окриков и брани не в меру гневливого мужа, она безропотно исполняла любую его прихоть. Молча подав мужу подогретый кувшинчик с водкой, женщина затянула полог и прилегла отдохнуть.

–        Дорогой Дамиран, теперь нам никто не будет мешать говорить откровенно. Я ведь тоже ненавижу эту власть. Судьбой свыше нам была предопределена совсем другая жизнь, особая. Мы были поставлены над всеми оборванцами, протягивавшими к нам свои грязные руки за куском. А теперь посмотри-ка, что делается? Теперь, выходит, мы должны есть с ними из одного котла, – вздыхал Лувсан.

–        Народная власть долго не продержится. Только одними вздохами тут не поможешь. Слушай, – Дамиран перещзл на шепот, – постарайся сделать все возможное, чтобы окрестные араты поголовно приняли участие в воздвижении субургана и чтобы жертвовали ружья, сабли, кинжалы – одним словом, любого рода оружие. Золото – золотом, а главное сейчас – это оружие. Ясно? Скотоводы будут защищать свою власть с пеной у рта, как свой очаг. Вот и надо оставить у них в руках одни кнуты. Понимаешь? Нужно вооружать лам, которые день и ночь возносят молитвы бурхану за наши прегрешения. Отец нашей религии святой и всемогущий Банчин-богд благословляет своей десницей деяния наши, направленные на освобождение послушников бурхана из цепких рук неверных.

Схватив Лувсана за лацкан рубахи и притянув его багрово-сизое лицо к самым своим губам, Дамиран зашептал:

–        С той стороны, откуда встает солнце, придет войско, всю нечисть сметет с лица нашей земли, и все повернется по-старому. Все ламство – истинные защитники нашей веры – поднимется с оружием в руках на священную войну за веру. А вместе с ними и мы. Понял теперь, зачем я пришел к тебе?

– Сам бурхан всемогущий прислал вас, почтенный тайджи, в мой дом. Сам святой богд изрекает мудрые речи вашими устами. Ай, как хорошо, если японское войско придет сюда и вернет мне мои табуны...

– Обязательно придет, я это знаю точно. Только ты не болтай лишнего. Смотри осторожней будь. Не то эти революционные оборванцы быстро упекут тебя в каталажку.

– Вы же меня знаете. Конечно, я не так учен, и мой ум не так широк, как ваш, но все же я ваш единомышленник и очень этому рад... Уже за полночь, тайджи. II водка вся кончилась... Ложитесь спать.

– Неужели ты думаешь, что я пришел к тебе за этим? – Дамиран кивнул на опустевшие кувшины. – Этого добра у меня, слава бурхану, всегда с избытком. Открой-ка лучше уши да слушай, что еще скажу. Выспаться успеем. Объявился в ваших краях один революцонер. Сэдом звать. Слыхал про такого?

– Слыхать-то Слыхал, а что такое?

– Убрать его надо с нашей дороги – вот что!

– Как это – убрать?

–        Очень просто: повернуть лицом к нирване, попросту говоря – убить. Мы решили поручить это ответственное дело тете. Больше надеяться не па кого. Ты теперь не спорь с Сэдом. Наоборот, постарайся во всем с ним соглашаться и войти к нему К доверие. Я думаю, когда ты таким образом сойдешься с ним поближе, то без труда сможешь лишить его возраста, нe вызвав ни у кого подозрений. Выполнишь? Ты должен это сделать!

От такого поручения Лувсан окончательно протрезвел. Все внутри у него похолодело, он сидел, открыв рот, не говоря ни «да», ни «нет».

–        Дорогой Лу, ты ведь не ребенок, скрепи сердце, возьми себя в руки, – увещевал кургузый тайджи. – Бурхан не забудет тебя. Каждый, кто понравится бурхану, удостаивается его [великих милостей. Так всегда бывает, я знаю.

«Как же я смогу выполнить подобное? Сейчас не те времена, когда можно было за пару коров купить на такое дело любого голодного арата. Нет, сейчас никому нельзя довериться. Почему бурхан послал мне такую тяжелую долю? – Лувсан бросил недобрый взгляд в сторону развалившегося на волосяном тюфяке Дамирана. – Ему-то что? Вон как сладко спит. Со своих плеч свалил тяжелое бремя, взвалив на меня непосильную ношу. Но раз бурхану угодно подобное, пусть свершится...»

10

Едва из-за холма вылетел на дорогу всадник в широкополой шляпе, как вездесущая босоногая детвора загалдела:

–        Председатель бага приехал! Председатель   Сэд приехал! Дети вперегонки бегали по хотону* от юрты к юрте, передавая радостную новость:

*Хотон – стойбище, группа юрт.

–        Председатель приехал! Говорить будет!

Сэд, молодой энергичный парень, в окружении целой ватаги ребятишек прошел в большую пятистенную юрту старого скотовода Жамбы.

–        А ну-ка, ребятки, зовите всех сюда. Важное сообщение хочу сделать.

Вскоре юрта была битком набита людьми. Окинув взглядом собравшихся, Сэд развязал узелок, вытащил из него небольшую тетрадь и обстоятельно начал говорить:

–        Дорогие товарищи, в нашей местности усиленно распространяются клеветнические слухи, направленные на подрыв нашей мирной жизни. Поэтому я получил задание от сомонского начальства подробно ознакомить вас с политикой нашей партии и правительства.

Сразу же прекратились всякие разговоры и шепот, люди затаили дыхание. Даже старики вытащили изо ртов трубки и с открытыми беззубыми ртами ожидали, что скажет Сэд.

–        Светские и духовные феодалы, лишенные всех привилегий, а также их приспешники нарочно выдумывают всякие небылицы, чтобы опорочить деятельность нашей народной партии и правительства. По хотонам и аилам враг разбрасывает листовки следующего содержания: «Революционные араты отбирают у верующих и сжигают в огне костров предметы религиозного культа, а верующих аратов заставляют выполнять непосильную работу, после чего ссылают за море». Некоторые из вас тоже, возможно, читали эту ложь. Некоторые, еще отсталые араты услышав подобную фальшивку, принимают ее за чистую монету и падают духом. А это как раз на руку нашим врагам, мечтающим лишить вас всех ваших завоеваний, лишить свободной и счастливой жизни, вернуть себе привилегии и, ничего не делая, опять жить вашим трудом. Товарищи! Будьте бдительны, не поддавайтесь на подобные провокации!

Вы знаете, что наша конституция гарантирует право на свободное вероисповедание. Это, я считаю, является своего рода уважением, проявленным нашей народной властью к верующим и защитой законом их интересов.

Краснолицый Лувсан, помня наставления Дамирана, поспешил вставить словечко:

– Правильно говорит председатель. Только глупцы, которым бурхан зря под носом сделал рот, распространяют всякую ерунду. Чего вздор болтать, если государство на законном основании разрешает свободу вероисповедания? Верно? – обратился он за поддержкой к Сэду. – Такую околесицу только темные невежи нести могут, неграмотные, отсталые кочевники...

– Откуда ты взял, что лживые слухи против народной власти распространяют отсталые араты? Нечего сваливать на отсталых и невежественных! А не кажется ли тебе, что клевета на революционеров – дело рук некоторых «умников»? – с места возмутился согбенный старик, недавний крепостной богатого феодала.

Сэд внимательно выслушал слова старика и в знак солидарности кивнул головой.

–        Товарищи! Не стоит сейчас рядить-судить о том, кто распространитель вредоносных слухов. Главное, товарищи, не поддаваться провокациям и панике. Будьте бдительны к проискам врагов нашей с вами народной власти. Это правда, что государство гарантирует свободу религии, но использовать ее во вредных для государства целях запрещено законом. Прошу всех принять это к сведению.

Слова попросил пожилой караванщик с огрубевшим от степ-пого ветра и солнца корявым лицом и вышел на середину юрты.

–        Народная власть – это наша власть, она дала нам свободу.   Зачем же  мы будем против  своей же власти сети плести?

– Правильно председатель сказал: клевета на нашу власть и попытки посеять смуту – дело рук бывшей знати.

–        Правильно, дед Жамба, – хором поддержали караванщика собравшиеся.

– Конечно, Жамба-гуай прав, – поспешил реабилитировать себя Лувсан, – я ведь ничего плохого не хотел сказать. Я только хотел вставить пару слов в поддержку народной власти.

– Кто еще хочет выступить? Высказывайтесь, товарищи, кто что думает. Не бойтесь. Может, у кого вопросы есть?

С места поднялась бойкая на язык старуха Ульдзий, известная в округе жалобщица.

–        Говорят, что в здешнем монастыре будут возводить большой субурган. Правда ли это? И можно ли вносить свои пожертвования на возведение субургана?

Вопрос этот, вероятно, волновал сердца всех жителей хотона, поэтому, ожидая, что скажет Сэд, все сразу замолчали.

–        Пока никаких официальных заявлений насчет возведения субургана не поступало. Но слухи о новом субургане, видимо, не лишены основания. Лепту, разумеется, вносить никому не запрещено. Каждый вносит, что хочет. Однако наивно думать, что с воздвижением субургана все сразу станет прекрасным и что ваши желания тотчас сбудутся. Никакой субурган, даже самый огромный, не принесет абсолютно никакой пользы аратам. По-моему, чем отдавать ламам деньги и ценности, лучше купить в магазине вещи, которые пригодятся вам самим в вашем хозяйстве.

–        Сколько веков мы безропотно поклонялись и молились бурхану, но жизнь наших дедов и отцов от этого не становилась лучше. Бедные нищали, а богатеи еще больше жирели. Если бурхан действительно посылает свое благословение верующим за их великие пожертвования, то почему он благословляет только богатых? А вот народная власть, которой и десятка лет не наберется, уже изменила нашу жизнь в корне. Мы, бедняки, никогда не евшие досыта, а только пасшие бесчисленные стада феодалов, сейчас имеем скот и хорошие юрты для жилья. И все сыты, обуты, одеты. Зачем же мы будем отдавать на субурган свое имущество и скот, которые дала нам народная власть? Мы должны сами ими пользоваться.

Это выступил член народно-революционной партии Цултэм, отец которого работал табунщиком у краснолицего Лувсана, но упал с необъезженного коня, сильно расшибся, долго болел да так и не встал с постели. Место его с ранних лет занял Цултэм, на которого постоянно сыпались шлепки, подзатыльники и пинки злого и жадного хозяина. Сколько унижений, оскорблений и издевательств он вынес в детстве! Но вот пришла в их край новая жизнь, сделавшая всех граждан равными и свободными. И жизненная дорога показалась Цултэму длинной и широкой. Увидев среди собравшихся надменное лицо своего бывшего хозяина Лувсана, вспомнил Цултэм, как однажды толстая жена Лувсана измывалась над его голодным сынишкой. Она заставляла его сортировать мучную приправу для чая и не давала ребенку ни щепотки, чтобы утолить голод; вспомнил Цултэм, как она обзывала его сына недоноском, ублюдком и дико при этом хохотала. В тот вечер, пригнав табун и с трудом успокоив плачущего сына, Цултэм собрал пожитки, взвалил их на арбу и перекочевал в другой хотон, где скотоводы уже объединились в артель. Артельщики, учитывая бедственное положение Цултэма, выделили ему в безвозмездное пользование двух дойных коров и коня из конфискованного у феодалов скота. С этого дня Цултэм понял, что значит народная власть, и стал ее верным защитником. Из года в год жизнь артельщиков становилась зажиточней, и бедняки давно перестали заглядывать в чужие котлы.

– Я не забыл, как некоторые слали мне проклятья, когда я прошлым летом вступил в партию, – продолжал Цултэм. – Они пугали меня тем, что если я вступлю в ряды нашей партии, то на моих родителей найдет порча, и они умрут, а бурхан накажет меня и моих детей. Некоторые пытались даже повлиять на меня через моих родных и близких. Но я, конечно, поступил по-своему. Всем сердцем чувствую, что способствовать усилению Монастырей не следует. Вообще возведение субургана лично мне представляется странным. Разве недостаточно нашим верующим уже готовых субурганов?   Обычно на возведение  субургана  намечаются обильные пожертвования. Думаю, что к этому вопросу каждый верующий должен подойти с умом. Лучше внести свою лепту в организацию школ для наших детей. – Цултэм кончил говорить и сел напротив Лувсана.

«Ну, подожди, дождешься своего часа. Ишь какой разговорчивый стал. Лучше бы я тебя в степи конем раздавил», – говорили глаза бывшего его хозяина. С мест загалдели хором:

– Так будут или нет возводить субурган?

– Сколько и что жертвовать?

Председатель подождал, пока люди угомонятся, и сказал:

–        Товарищи, я вас пригласил сюда не для обсуждения вопроса о субургане, а для того, чтобы призвать вас повысить бдительность, не верить клеветническим слухам затаившихся врагов, давать отпор их нападкам на нашу народную власть.

На этом собрание закончилось. Люди с шумом расходились небольшими группками, в каждой оживленно обсуждали наболевшие вопросы. Возле коновязи Сэд увидел Цултэма.

– Хорошо говорил, доходчиво. Прошу тебя как члена партии понаблюдать, откуда ползут слухи. У нашей молодой власти еще много врагов. Они ни перед чем не остановятся, чтобы отвернуть народ от нее. Эту заразу мы должны вырвать с корнем.

– Ясно, товарищ председатель. Да тот же богатей Лувсан настроен к нам враждебно. Он сидит среди нас с лицом ягненка, а за нашей спиной действует, как шакал. Я бы их всех перестрелял.

– Нельзя всех стричь под одну гребенку, – Сэд положил свою руку на плечо Цултэма. – И среди зажиточных встречаются не последние люди, понял? Почему ты думаешь, что Лувсан – наш первейший враг? У тебя что, улики против него есть?

– Нет. Но он всегда ненавидел бедняков и был бы очень рад, если бы вернулись старые порядки.

– Правильно рассуждаешь, братец, только не горячись. Иначе можно дров наломать.

Они пожали друг другу руки, Сэд вскочил в седло и быстро скрылся за поворотом.

11

Сообщение, полученное из Центра, Балдана очень обрадовало. Во-первых, ему была объявлена благодарность за действия, связанные с поимкой опасного врага народной Монголии, ставленника японской разведки Буянта, во-вторых, ему сообщили, что жена и дети, оставшиеся в Улан-Баторе, здоровы и с нетерпением ждут его возвращения из командировки. Ему и самому страшно хотелось хоть на часок очутиться в столице и хоть одним глазком взглянуть на своих близких. Но его профессия – защищать родину, а впереди была напряженная работа.

Через день Балдан получил еще одно сообщение из Центра: при попытке поджечь склад с оружием арестованы Пунцаг, с ним два монгола и три китайца; их взяли с поличным. Арестован Шушма. Взят на месте преступления при поджоге хранилища с продукцией ламской артели. «Отлично. Теперь перерожденец без Шушмы все равно, что без правой руки. Сейчас мне надобно встретиться с хамба-ламой и упрочить его доверие ко мне. Сделаем завтра утром третий ход конем».

Он принял решение и с сознанием исполненного долга погрузился в сон.

Рано поутру Балдан со свирепым видом и проклятиями ворвался без стука и доклада в юрту настоятеля, громко хлопнув дверью. Хамба, видимо, провел ночь без сна. Глаза его покраснели, веки припухли, весь вид его говорил о смятении. Таким хамбу Балдан еще не видел. Но настоятель как ни в чем пе бывало по обычаю приветствовал гостя, спросил о новостях. Не отвечая на приветствия хамбы, что считалось неслыханным святотатством, Балдан без приглашения прошел в красный угол, бесцеремонно уселся на подушки самого настоятеля и высокомерным тоном потребовал у него объяснений:

–        Не соизволите ли дать объяснения, высокочтимый отец, почему наши люди, едва оторвав жирные зады от тюфяков и подушек, просиженных до дыр, проваливаются один за другим на иервом же деле? Некоторые уже коротают свои дни за железной решеткой в Улан-Баторе. Мы упускаем драгоценное время, мы не выполняем возложенных на нас обязательств, наконец, мы не оправдываем доверия японских господ. – Балдан сорвался на крик. – Я требую ответа, настоятель!

Хамба-лама, сохраняя внешнее спокойствие и достоинство, сделал, однако, крайне удивленный вид, услышав из уст Балдана подобные упреки, и попросил его рассказать подробнее о событиях в Улан-Баторе.

«Ох и хитрый пес! Прикидывается! Л сам все знает», – раскусил его Балдан.

–        Я и сам удивлен, почему наши люди сразу же попали в руки красным. Это ведь наиболее преданные нам единомышленники, присягавшие на жертвеннике, как вы думаете? – настоятель исподлобья уставился на Балдана. Выдержав взгляд хамбы, Балдан, нарочно растягивая слова и делая ударение на каждом слове, твердо произнес:

–Хватит валять дурака и успокаивать меня ничего не значащими фразами! Немедленно свяжитесь с хубилганом и наладьте работу. Через неделю буду докладывать господину Инокузи лично!

Взгляд настоятеля потеплел.

– Милостью бурхана почитаемый всеми нами хубилган остался цел и невредим. Не извольте гневаться, дорогой Балдан. Все это прискорбно, но ведь мы почти не имеем опыта подпольной работы. Перерожденец обязательно что-нибудь сделает, чтобы загладить наши упущения и возвысить нас в глазах японцев.

– Это все лишь слова. А действия? Где действия? – заорал Балдан и стукнул кулаком по голенищу сапога.

«Злость его бушует огнем. Несомненно, это свой человек. Ишь как его взбесили провалы в Улан-Баторе!»

– Богатый Лувсан, Дамиран-тайджи и Лодон направили все силы на вовлечение широких аратских масс в дело возведения субургана. Если они сумеют осуществить задуманное, половина успеха нашего дела будет обеспечена.

– Но в Харбине от меня требуют отчета в конкретных действиях, понимаете? Господин Инокузи и благословенный недавно святым Банчин-богдом на ханский престол халхасский хан и каноник Дамдин-Очир повелевают обратить внимание на состояние восточной границы.

– С этим делом у нас как раз все в порядке. Можете сообщить в Харбин, что мы знаем расположение пограничных застав, численность пограничных войск, их вооруженность, командиров частей. Подлинники материалов у Буянта, а копии – у Дамирана-тайджи. Дамиран-гуай сам со дня на день должен пожаловать к нам, и вы сможете с ним побеседовать.

– Хорошо, отец, – примирительно ответил Балдаи. – Сейчас нам необходимо как можно скорее встретиться с хубилганом для координации действий. Нужно ехать в Улан-Батор. Кто поедет: я или вы?

– Согласен с вами. С хубилганом встретиться нужно. Я, пожалуй, поеду сам. Вы не возражаете, дорогой Балдан? – хитро прищурил глаза перерожденец.

– Ничуть, высокородный хамба-лама. Но мне искренне будет жаль вас, если вам в вашем возрасте придется двое суток трястись в седле. Может, вам лучше остаться здесь и заняться Сэдом и Цултэмом согласно задуманному?

– Ну хорошо, я займусь ими. Это наши ярые враги, и этих черных грешников мы отправим к праотцам. Между прочим, есть и благотворитель, который лишит их возраста.

От этих спокойных слов хамбы, будто речь идет вовсе не об убийстве людей, а о каком-то весьма заурядном деле, у Балдана все внутри похолодело. Он с трудом сдержался, чтобы не схватить его за горло.

– Кто же этот добродетельный человек, в руки которого вы вложили судьбу двух грешников? Вы уверены, что этот благотворитель оправдает ваше святое доверие?

– Уверен, уверен. В выборе я не ошибся, – ответил настоятель, но, видимо, из осторожности имени не назвал.

В дверь постучали. Хамба с Балданом замолчали и разом обернулись к двери. Вошел Дамиран-тайджи, низко склонился в подобострастном поклоне перед хамба-ламой, потом поздоровался с Балданом. По монгольскому обычаю, прежде чем задавать какие-либо вопросы или говорить о деле, настоятель предложил тайджи пиалу горячего чая с молоком, а когда тот осушил ее, спросил:

–        Как поживаешь, тайджи? Я вижу, ты привез новости. Так выкладывай их поскорее!

Дамиран в нерешительности уставился на хамбу маленькими колючими глазками, как бы спрашивая, говорить или нет.

–        Говори, не бойся. Посторонних здесь нет. Балдан – свой человек.

Еще несколько дней назад хитрый настоятель велел Дамирапу не очень-то доверять Балдану и хорошенько к нему присматриваться. «Чем потерять дорогую вещь и рвать на себе волосы, лучше совсем никогда не иметь этой вещи», – поучал он Дамирана – свою правую руку.

–        Председатель Сэд упал с лошади, нога его застряла в стремени, конь сгоряча далеко протащил его, и Сэд погиб. Вот эту печальную новость я и пришел вам сообщить.

На лице хамба-ламы тотчас заиграл румянец и заплясала улыбка. Но как высокое духовное лицо, исповедующее религию, которой противна любая насильственная смерть, он начал читать заклинания и со словами: «Бедняга, пусть его последующее перерождение будет счастливым», – повернулся к Балдану:

–        Что вы скажете по этому поводу?

–        Все понятно. Прикажите рассказать подробней: кто сделал, когда и как замели следы? Все наши действия получат соответствующий резонанс в разведуправлении в Харбине и в его филиале – в Хайларе. Рассказывайте!

–        Говори, тайджи, – подбадривал Дамирана хамба-лама. Дамиран заметно волновался. Он расстегнул верхние пуговицы на дэли, сглотнул слюну, облизал сухие губы и начал:

–        По заданию нашего наставника я должен был убрать Сэда. Он оказывал огромное влияние на аратов. Но я стар, и мне, разумеется, самому трудно было бы справиться с этой нелегкой задачей. Поэтому я нашел подходящего человека, нашего верного единомышленника, тоже, как и мы, пострадавшего от новой власти.

– Кого же вы нашли, уважаемый Дамиран? – Балдан нетерпеливо похлопывал ладонью по голенищу сапога.

– Краснолицего Лувсана. До народной власти он был самым богатым человеком в нашем хошуне'. Новая власть раздала его бесчисленные табуны и стада, оставив ему жалкие крохи. В общем, он разделил мою участь.

– Я не одобряю вашего шага, – рассердился Балдан. – Да каждый глупец сразу укажет на него пальцем! Может быть, пока мы здесь лясы точим, его уже схватили. Идиоты! Ни одного задания не могут выполнить профессионально!

Морщинистое лицо тайджи покрылось красными пятнами, руки задрожали, упавшим голосом он попытался оправдаться перед всесильным японским посланником.

–        Никто не заподозрит нас, не бойтесь. Подобных случаев в наших краях было немало. Даже опытные наездники, случалось, именно так и погибали в степи. И я не помню случая, чтобы кого-то подозревали при этом... Притом Лувсан не наемный убийца. Он преданный нам человек, сам заинтересован в нашем священном деле.

Балдану хотелось собственноручно расстрелять этих отщепенцев, которые, прикрываясь молитвами, сеяли по земле черное зло и рассуждали об убийстве человека с таким же спокойным равнодушием, как будто говорили о куске жареного мяса. Ему было невыносимо жаль честного, прямого, умного председателя Сэда, чуткого к горю людей, очень доброго человека, все мысли которого всегда были с народом. У Балдана щемило сердце от сознания своей вины, что он не успел предотвратить это гнусное убийство пламенного борца за народное счастье.

1 Хошун – уезд.

А в это время в центр сомона бешеным галопом скакал Цултэм. Подъехав к дому, где находилось сомонное управление, он с ходу прыгнул на крыльцо и вбежал в кабинет председателя сомона.

–        Убили товарища Сэда. Вечером, когда он возвращался домой, его убили, свалили с коня, заяжав ногу в стремени, и пустили лошадь галопом, дав ей такого кнута, что на крупе осталась темная полоса. Я знаю, чьих рук это дело. Убийца здесь, но у меня нет пока доказательств.

Председатель сомона, ранее работавший писарем в уезде, был по натуре человеком невозмутимым. Но, услышав эту весть, он сразу вскочил.

– Что ты мелешь? Какое может быть убийство в здешних краях, где каждый верует в бурхана, запрещающего насилие над человеком?! Отродясь не слыхивал про убийства!

– Да не мелю я, председатель! Сэд был ненавистен некоторым из бывших! Они давно точили на него зуб и открыто угрожали. Вы лучше меня знаете Сэда; всю душу он отдавал народу, боролся за пашу власть, прижимая к ногтю всякую контру!

–        С этим делом разберемся, Цултэм.

– Председатель. Еще одно. Сейчас у нас ни о чем другом не говорят, как только о новом субургане и о пожертвованиях на enji возведение. Запретили бы вы его вовсе, этот субурган! Люди, по-» моему, даже есть перестали от этих разговоров.

– Нельзя. Сколько веков люди жили в темноте и невежестве подумай! Даже хан для них был живым богом! Люди верят еще в перерождение и в лучшую жизнь после смерти. Одним приказом тут не поможешь. Надо разъяснять на конкретных примерах вред всяких субурганов и показывать наглядно, сколько добра и счастья принесла народу революционная власть, открывшая дорогу из мрака к свету. Понял, сынок?

12

В селении, как и уверял Дамиран, никто не искал злоумышленников, оборвавших жизнь председателя Сэда. Все считали, что несчастный случай повернул лицо этого доброго человека к стране спокойствия, и искренне желали ему счастливого перерождения. Один Цултэм не допускал, чтобы изнуренный частыми дальними разъездами конь, привыкший исполнять любую волю хозяина, мог так запросто, ни с того ни с сего сбросить хорошего, можно сказать, удалого наездника, каким был Сэд. Он был убежден, что гибель председателя – это выплеснутая наружу черная злоба заклятых его врагов, лишившихся богатства, нажитого кровью неграмотных аратов, бывших феодалов и богачей. И Цултэм дал себе слово найти убийц председателя и воздать им по закону.

Сообщив в Центр о печальных событиях минувшей нсчи, Балдан решил не трогать до поры до времени Лувсана.

На телеге Гомпила, запряженной парой волов, он ездил по хотонам и аилам, собирал с верующих пожертвования на субурган, строго отмечая, кто что давал. Часто он брал с собой и Гомпила. Тогда Балдан садился на верхового копя, а Гомпил правил подводой. Однажды, объехав несколько аилов, разбросанных по степи и в долинах на значительном расстоянии друг от друга, они направились к хотону, где жил Лувсан. Балдан пришпорил коня и ускакал вперед. Войдя в юрту Лувсана и получив от хозяина пиалу традиционного чая, заправленного сливками, Балдан объяснил причину своего приезда, и напряженное выражение тотчас исчезло с сизого, испитого лица Лувсана.

–        Конечно, конечно, – закивал он головой, – в такое святое дело как не вложить своей лепты, достойный Балдан. За наши пожертвования бурхан дарит нас, своих послушников, особыми милостями. Каждый воздает столько, сколько может. – Лувсан выпрямился, выпятил грудь и громко, чтобы услышали соседи, сказал: – Я даю на возведение священного субургана два крупных буйвола, пять рысаков, сто тугриков и тридцать выделанных шкурок мерлушки. Да очистятся мои прегрешения, да пожалует мне благословение всемогущий бурхан!

Балдан церемонно поблагодарил его за такую лепту, повторяя по традиции за хозяином: «Пусть исполнится! Пусть исполнится!»

В ожидашш подводы, которую лениво тащила пара волов, Балдан зашел в соседнюю юрту. Все в ней говорило о бедности: две низенькие самодельные кровати без полога, покрытые старой, облупившейся клеенкой, некрашеный узкий столик, несколько протертых до дыр засаленных тюфячков, обломок зеркала на жертвеннике да два-три деревянных чемодана вместо шкафа – вот и вся обстановка. На левой, мужской половине сидел, скрестив ноги, крепко скроенный молодой мужчина и потягивал трубку, у железной печурки возилась худенькая женщина в дешевом далембовом дэли. Они оба без особого энтузиазма выслушали слова пришедшего о новом субургане.

– Давать-то, наверное, добровольное дело? Или нет? – неожиданно грубо спросил молодой хозяин.

– Конечно, добровольное.

– А если мы ничего не дадим, тогда что?

– Можно и пе давать. Насильно вас никто не может заставить. Не имеют права.

– Да у нас и нет ничего. А в таком случае бурхан не одарит нас своею милостью. Ну и не надо. Так проживем.

– Сандаг, Сандаг! – послышалось снаружи.

– Идите сюда, – позвал хозяин, и старуха неуверенно переступила порог юрты.

– Помоги мне, сынок, пока жива буду, не забуду твоей добродетели. Кроме тебя, сынок, не к кому обратиться за помощью.

– Что случилось, бабушка? Да вы не волнуйтесь, садитесь сюда, – пригласила молодуха.

– Субурган возводят, сыночек. А мне совсем нечего возложить на длань господню. Стыд падет на мою седую голову, я и без того несчастная грешница с тяжелой судьбой. Дай мне что-нибудь, сынок, век не забуду.

– Мать, ведь никто не заставляет нас давать подаяние на этот субурган, а вы пороги обиваете, милостыню выпрашиваете. Пусть дает, кто хочет, а нас с вами это не касается, мать. Мы только-только на ноги становимся, у нас и самих-то нет ничего.

– Если бы я знала, что ты мне откажешь в этом, я бы не пошла к тебе, – обиделась старуха.

– Не сердись, мать, спроси-ка лучше вот у этого человека, – он указал на Балдана, – он сам говорит, что подаяние на субурган добровольное, а ведь он лучше всех знает, потому что сам собирает пожертвования. Из монастыря он.

– Совершенно верно, бабуля, – вступился Балдан. – Зачем влезать в долги только для того, чтобы внести свои жалкие крохи? За таких, как вы, сполна пожертвовал Лувсан.

–        Интересно, что отдал наш богач, сынок? – прошамкала старуха. А когда Балдан подробно перечислил щедрые воздаяния Лувсана, всплеснула руками.

–        Господи! Всю жизнь мы гнули спину на этого жмота и самодура. И если сложить вместе все, что мы получили от него за многолетний тяжкий труд, то не наберется и половины того, что он возложил на субурган. Как странно устроен мир, в котором мы живем. Этот проклятый богач не знает, что такое ходить с протянутой рукой, потому и сам редко оставляет что-нибудь на ладони у других. В прошлом году он до полусмерти избил моего внучонка только за то, что ребенок осмелился взять у него с тарелки  кусочек  засохшего  арула (1)   Надо же, такой жадный и вдруг раскошелился,   расщедрился.   Наверное,   стал   задумываться над тем, что за все его грехи ему выпадет по судьбе плохое,  несчастливое  перерождение.  Вот  и  хочет  задобрить бурхана. По мне,  так пусть переродится  после  смерти,  став собакой!