Текст книги "Зарубежный детектив 1979"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)
– Тебе не нравится, когда на тебя смотрят?
Я ласково провел рукой по ее волосам, затылку, шее, спине.
– Ты одна живешь?
Она прикрыла глаза:
– С дочкой.
– Зачем я потерял столько времени и не искал тебя, Йоланда?
Она открыла глаза, немного повернулась и легла рядом.
– Завтра я уезжаю.
– Как жаль, – ответил я.
– Мы еще увидимся?
– Не знаю.
Я приподнялся на локте и долгим, спокойным поцелуем приник к ее губам.
– Ты любишь жизнь, Йоланда?
– Я еще не разобралась.
Она замолчала и вдруг пристально посмотрела на меня.
– Но слушай, о какой жизни ты говоришь?
– О жизни, – ответил я, – об этой, жизни.
– Ты хочешь сказать, о революции?
– Ну, предположим.
– Да. Ее я люблю. А ты нет? Не правда ли? Она приподнялась и прикрыла грудь простыней.
– Ты не рассердишься, если я скажу тебе одну вещь?
Я тоже сел и стал шарить рукой по полу в поисках рубашки. Вынул пачку сигарет и спички.
– Это ведь наивно, понимаешь?
Я зажег сигарету, у меня дрожали руки.
– Что наивно?
Я выпустил струйку дыма и посмотрел в потолок. – Неужели ты думаешь, что я не заметила, как ты избегаешь говорить со мной о... – казалось, она искала слово, – революции?
Я посмотрел на нее. Тень тревоги легла на ее лицо.
– Но как это можно, Рикардо! Мы отдали ей нашу юность, мы ей отдали все! Как же можно, чтобы сейчас ты повернулся к ней спиной, как сделал это мой... тот, кто был моим мужем? За что же ты тогда боролся?
Я был готов разрыдаться, попытался взять ее за руку, но она отняла ее.
– Это так, словно бы ты умер, – сказала она и горько заплакала.
– Уже очень поздно, – пробормотал я и резким движением поднял голову; грудь разрывалась от острой, нестерпимой боли. Я встал и поспешно стал одеваться. Не застегивая рубашки, бросился к двери. Она смотрела на меня сквозь слезы.
– Рикардо!
Я остановился на пороге и обернулся, чтобы посмотреть на нее в последний раз.
– Тебе на что-нибудь пригодится, если я скажу, что не переставала любить тебя до сегодняшнего дня?
– Да, – ответил я, – мне это пригодится. Я повернулся и вышел из домика.
Мой первый год в Соединенных Штатах прошел довольно грустно. Мы с Элизабет (кажется, я еще не рассказывал о Лиз, да, впрочем, и не стоит) поужинали в ресторанчике на пляже, а потом пошли в кино. Я купил «бьюик», правда, выпуска 59-го года, но в хорошем состоянии, и это позволило нам немного прокатиться вокруг университета. Мы свернули с шоссе, ведущего к аэропорту, и без особого энтузиазма занялись любовью на заднем сиденье машины. Целый год.
И безо всяких известий с Кубы.
Наступило 20 апреля. Было около одиннадцати утра. Я встал поздно и собирался за один день расправиться с недельной работой, которую следовало поскорее сдать в издательство. Скучнейший текст по аналитической геометрии.
Зазвонил телефон.
– Рикардо Вилья Солана? – спросили меня по-испански.
– Да. Я вас слушаю.
– Это не вы забыли светло-коричневое пальто в кинотеатре Капитоль?
У меня перехватило дыхание, до меня с трудом доходило, что вот он – наконец-то долгожданный пароль из Гаваны!
– Да, действительно, – скорее прошептал, чем сказал я. – Светло-коричневого цвета с черными манжетами.
– Я жду вас завтра в десять утра в баре «Эйшес» на улице 8. Я вас знаю, вы меня – нет. Садитесь за столик подальше от стойки и спросите себе что-нибудь выпить. Я приду.
– Спасибо, – ответил я. «Спасибо!» – подумал я.
Я обнял ее.
– Когда? – спросила она.
– В пятницу.
Мы сидели в скверике Сан-Мариано.
– Через три дня, – прошептала ока.
– Да, через три дня.
Слезы из ее глаз падали мне на плечо. Я крепко прижал ее к себе.
– Она значит больше, чем все мы.
– Кто она?
– Она, – ответил я. – Революция.
– Значит, может быть, когда мы ее завершим... Я поцеловал ее полные слез глаза.
– Да. Когда мы ее завершим. Наверное, тогда.
Я хотел бы всю ее жизнь вместить сейчас в мою грудь. Но мы уже расставались. И вот мы уже далеки друг от друга. Так лежащий на земле камень далек от звезды, сверкающей в небе.
Часть III
ЖИЗНЬ
...присвоить посмертно...
ПЯТНИЦА
До пяти часов ,утра он ездил по Манхэттену. Шофер сиял от удовольствия – счетчик показывал 22 доллара 80 центов.
В пять двадцать он вышел у аэропорта Кеннеди.
У аэропортов тоже есть свои часы сна и наиболее оживленной жизни, и хотя аэропорт Кеннеди никогда не просыпается,потому что никогда не засыпает, все же от пяти до шести утра он напоминает метро; накатывают и откатываются волны мужчин ж женщин, направляющихся в самые разные места страны, в самые разные города планеты – Атланта и Сингапур, Даккар и Лондон, Дели и Осло.
Каждые двадцать-тридцать секунд громкоговорители извещают о прибытии или вылете самолетов. Рикардо смешался с человеческим муравейником, движущимся по километровому вес-ибюлю аэропорта. Он подошел к кассе национальных авиа-иний и закомпостировал билет на шестичасовой рейс в Майами.
Там стояла небольшая очередь. Он протянул билет в окошечко.
– Багаж? – спросил кассир.
– Только ручной чемоданчик. Кассир проштемпелевал билет. Рикардо поискал вывеску кафе и направился туда. В толпе н не сразу заметил, что рядом с ним плечом к плечу идет какой-то человек. Лишь почувствовав легкий толчок с другой стороны, он сообразил, что происходит.
Заблокировав его с двух сторон, шли двое мужчин.
– Полагаю, ты меня помнишь, – тихо сказал один из них. – Когда мы виделись в последний раз, ты целился в меня из револьвера. А сейчас мой направлен на тебя. Иди и не вздумай что-нибудь выкинуть.
Рикардо узнал одного из агентов, убивших Сан Хиля на Парк-авеню.
– Куда мы идем?
– Иди к той двери.
Они повернули и направились к выходу номер 6, ведущему на стоянку машин.
– Не спеши, —предупредил Чарли Мелтон. Они вышли на улицу. Лимонный «мерседес-бенц» стоял в самом конце. Людей здесь почти не было. Чарли вынул револьвер и подтолкнул им Рикардо.
– Полезай, красавчик.
Второй человек открыл заднюю дверцу машины, и Рикардо наклонил голову, словно собираясь сесть в нее. Но вместо этого он резко повернулся и кулаком ударил Чарли в лицо. Чарли выронил пистолет и навзничь упал на асфальт.
Второй человек также выхватил револьвер, но не успел даже поднять его, как Рикардо швырнул ему чемоданчик в грудь, и человек упал. Рикардо бросился бежать, виляя между автомобилями, как можно ниже наклонив голову.
Вслед раздался выстрел. Чарли сумел доползти до упавшего револьвера и дважды выстрелил в бежавшего Рикардо.
– Сардуй?
– Да, капитан.
– Ты уже встал?
– Встал.
– Я еду к себе. Там увидимся без пятнадцати семь.
– Хорошо, капитан. Рикенес повесил трубку.
Пули его не достали.
Он свернул в сторону и поспешно вошел в вестибюль аэропорта. Бросил взгляд на часы: 5.59. Он поискал окошечко справочного бюро и, натыкаясь на людей, бормоча извинения, быстро пробрался к нему. Пару раз оглянулся, но агентов не было. Они, конечно, не решатся стрелять по нему в вестибюле. Чемоданчик остался валяться на стоянке, но, в конце концов, он терял лишь немного белья и глушитель. Сам револьвер, ленту с записью рассказа Сан Хиля, документы и деньги он держал в карманах.
Подошла его очередь.
– Есть сейчас рейс на Лос-Анджелес?
Служащий полистал расписание, раза два позвонил по телефону и ответил:
– Да. Отправление в 6.15. Компания ТВА, касса номер 36.
– Спасибо.
Касса номер 36 компании ТВА отстояла достаточно далеко. Стараясь все время находиться в людской гуще, Рикардо сумел добраться до нее. Он жадно искал взглядом лицо Чарли или того, второго. Никого.
Он купил билет на рейс до Лос-Анджелеса.
– Багаж, сэр?
– Нет, – горько бросил он. – Даже без ручной клади.
– Отправление в 6.15, выход № 23.
– Благодарю.
Рикардо посмотрел на часы: 6.08. Оставалось еще семь минут.
Он решил подойти к двери № 23. Нащупал в кармане «магнум», хотя и понимал, что стрелять в здании аэропорта не будет, помимо всего прочего, глушитель остался в чемоданчике.
Он зажег сигарету и смешался с группой монахинь, двигавшихся в этом же направлении. Бельгийки или француженки. По счастью, они дошли почти до той же самой двери. Рикардо пробрался между пассажирами, ожидавшими у выхода. Там стояли двое офицеров из военно-воздушных сил. Они курили и разговаривали о чем-то связанном с последним теннисным матчем. Он подошел к ним и попросил огонька. Как можно медленнее (надо было выиграть еще хоть несколько минут) прикурил от протянутой ему зажигалки. Улыбнулся, вернул ее и спросил:
– Рейс задерживается?
Один из офицеров взглянул на часы:
– Не думаю. Сейчас только шесть одиннадцать. Успеваем.
– Вылет в шесть пятнадцать, правильно?
– Так объявили,
– ТВА обычно очень пунктуальна, – сказал Рикардо. – Не то что Национальная... Помню, однажды в Вашингтоне вылет задержали на два часа, и это при хорошей йогоде...
Одна из обычных банальных бесед, которые ведут в зале ожидания. Рикардо великолепно умея справляться с ними. – У меня деверь служит в военно-воздушных силах. В Германии. Может быть, вы даже его и знаете. Капитан Мартин-Густав,
– Мартин Густэн? – вежливо переспросил офицер. – Да, нет, пожалуй, не знаем.
Сдерживая дыхание, Рикардо прослушал объявление о вылете.
Дверь открылась, и пассажиры начали выходить на поле.
Рикардо остался сзади.
Вполне возможно, что сейчас будут стрелять по нему со смотровой площадки.
Впереди оставалось еще пять человек.
Почти не раздумывая, он раздвинул их и бросился бежать по полю. Пассажиры остановились, в удивлении глядя на сломя голову бегущего по асфальту человека. Он бежал зигзагом, изо всех сил напрягая ноги.
– Послушайте, куда вы? – крикнул ему вслед дежурный. Рикардо добежал до трапа и, перепрыгивая через ступеньки,ворвался в салон. Стюардесса удивленно посмотрела на него.
– Я выиграл пари, я выиграл! – крикнул ей Рикардо с самой глупой из своих улыбок. – Мы с Джерри, красавица моя, поспорили на десять долларов, что, выйдя последним, я первым войду в самолет.
– Вижу, – улыбнулась девушка. Рикардо подмигнул ей.
Рикенес сел за руль своего «фольксвагена». Шесть пятнадцать утра. Он чувствовал легкое покалывание в шейных позвонках. Наверное, перекурил вчера. Жил он в районе Серро. Поднялся по улице Ла Роса, пересек Аиестаран и выехал на Ранчо Бойерос.
День обещал быть хлопотливым.
В 6.30 Чарли позвонил Норману и в подробностях рассказал ему обо всем случившемся. Вплоть до того, как Рикардо бежал по полю и ни он, ни Ковак не смогли застрелить его со смотровой площадки.
Поток грязных ругательств был ему ответом. Нервы Нормана сдали, и он вылил на Чарли целый ушат грязи. Тот спокойно дал Норману выговориться.
Когда напряжение спало, Норман пробурчал в телефон: – Сию же секунду отправляйся к Чангу. Фотографии зтого подонка у тебя есть. Дай их Чангу и дай ему денег, столько, чтобы хватило на пять дней в Майами. Я не думаю, что этот пес долго пробудет в Лос-Анджелесе. Не стоит беспокоить их полицию. Он, конечно, будет перебираться в Майами. Если за пять дней он там не появится, то позвони Джо Девину. Я и сам ему сегодня позвоню, чтобы он дал еще денег Чангу. А Чангу скажи, что я свяжусь с ним сегодня после семи вечера.
В семь утра в пятницу 9 октября трое агентов, посланных Норманом, вошли в квартиру Роберто Сан Хиля на Парк-авеню.
К своему большому удивлению, они нашли жену Сан Хиля живою. Она потеряла много крови, но прослушивалось ее слабое дыхание. Согласно инструкциям Нормана Макс Груйлеоу позвонил в полицию и на станцию «Скорой помощи» госпиталя имени Джефферсона. Потом он позвонил Майку Норману.
Побледневший от бессонной ночи, изнервничавшийся после звонка Чарли и всего того, что тот ему сообщил, Норман молча выслушал доклад Макса. – Полицию известил?
– Да, сэр. И госпиталь имени Джефферсона.
– Слушай меня внимательно, Макс, – подумав немного, приказал Майк. – Пускай эти типы из «Скорой помощи» отвезут ее в госпиталь Вестчестера на Кинз. Знаешь, где это?
– Да, сэр. Госпиталь управления.
– Именно туда. Поезжай сам с ней в карете «Скорой помощи». Полицейским скажешь, что дело это строго секретно и что ЦРУ уже занимается им. Понятно?
– Понятно, сэр.
Норман приложил все усилия, чтобы собраться с мыслями:
– Там ты тут же... Погоди...
Из ящика письменного стола он достал записную книжку и принялся листать ее, нашел букву К и под ней фамилию:
– Поговоришь с доктором Вилли Клюгером.
– Доктором Вилли Клюгером, – повторил Макс.
– Да, с ним. Я позабочусь о том, чтобы он тебя ждал. И еще одно, – Майк говорил быстро, но так, чтобы можно было разобрать слова, – Оставь кого-нибудь с трупом Павелчака. И пусть он не отвечает ни на какие вопросы, если они не согласованы с программой, которую я тебе дал. Всем будешь говорить: этим делом занимается ЦРУ, и чтобы ни звука не вышло наружу. Понятно?
– Понятно.
– Если кто-то из полицейских захочет ехать с тобой – пускай. По ты подождешь меня. Ясно?
– Ясно, сэр.
– Когда его повезут в морг, ты тоже мне позвонишь. Об остальном я сам позабочусь. Пускай они действуют по своим правилам: снимают фото, регистрируют следы. Но один из наших должен остаться рядом с телом Павелчака, а ты будешь с женщиной. О'кэй?
– Я вас понял, сэр.
Повесив трубку, Норман заглянул в записную книжку и набрал номер доктора Клюгера. В трубке долго звучали гудки. Норман от всей души желал, чтобы Клюгера не было дома (это значит, что он был бы в госпитале). Но ему ответил сонный голос Клюгера.
– Клюгер?
– Да.
– Это Майк Норман. Слушай меня внимательно. Ты уже не спишь?
– Нет. Говори.
– Сейчас же одевайся и поезжай в Вестчестер. Понял?
– Слушаю, слушаю, – грустно повторил Клюгер.
– Через полчаса там появится один из моих людей с тяжелораненой женщиной. Слушай внимательно, Вилли, эту женщину никто не должен видеть... Изолируй ее, пока я сам не приеду повидаться с ней. Помести ее в отдельную палату. Словом, сам знаешь, как это устроить.
– Понимаю, – ответил Клюгер.
– Говори всем, что это приказ Стюарта Дыока. Это действительно его дело. Если нужно назвать кого-нибудь повыше, то называй Каплана или в крайнем случае Дж. Дж.
– С Капланом я знаком, – пробормотал Клюгер.
– Запиши остальные два имени. Пиши...
– Подожди, – попросил Клюгер. Он взял ручку и записал на страничке «Ньюсуик» то, что ему продиктовал Норман.
– Ты начинай со Стюарта Дыока. Это очень важно. Если его имя тебе не поможет, называй Каплана и Дж, Дж. Меня назы-вать нельзя. Понял?
– Понял, мистер Норман.
– И не уходи из госпиталя, пока я не приеду.
– Хорошо.
– И последнее, Вилли. Эта женщина должна выжить. Понял?
– Я сделаю все возможное.
– Ты сделаешь и невозможное, – приказал Норман. – Олл райт. И невозможное.
– Выезжай сейчас же.
Норман повесил трубку.Потом зажег сигарету. Несмотря на то, что в его кабинете был включен аппарат кондиционированного воздуха, он весь покрылся липким потом. Медленно снял трубку.
Один звонок, другой, третий... Наконец трубку на другом конце провода сняли:
– Чанг? – спросил Майк.
– Да. Я ждал вашего звонка.
– Чарли принес тебе фотографии, деньги и билет?
– Да.
– Рейсом в девять утра вылетай в Майами. Запиши:, улица 12.1, дом № 23864, квартира 12-А.
– В девять, через два часа. 121, дом 23864, квартира 12-А, записал, – подтвердил Чанг.
– Тебе Чарли объяснил, в чем дело?
– Да, объяснил. – Чанг...
– Да?
– Я на тебя надеюсь...
Турбовинтовой самолет прибыл в Лос-Анджелес. На этот раз Рикардо не остановился ни в «Королевской», ни в «Колумбии». Он выбрал плохонький третьеразрядный отель, расположенный далеко от центра. Позвонил на центральную АТС отеля и попросил разбудить его ровно в семь утра. И тут же заснул. И сон, который ему привиделся, пожалуй, как нельзя более подходил ко всему тому, что случилось накануне. Ему приснилось, что он бредет по улочке в Бруклине (Бруклин всегда пах бойней), кровь обильно течет из носа, и он с силой тянет на веревке труп какого-то мужчины. Потом он вдруг увидел себя на Восточном шоссе, том самом, что мягко скользит среди холмов и равнин. День стоял теплый, моросило, он лежал навзничь на асфальте, и по лицу стекали струйки воды. Он хотел встать, но лишь слабо пошевелил пальцами и открыл глаза. Сейчас проедет грузовик или авто и раздавит его.
И вдруг он уже не на шоссе, а словно в замедленной киносъемке бежит по какому-то мосту; он узнает ого, очень похоже на Кохимар – там, в окрестностях Гаваны, только почему-то не видно моря. Йоланда сидит, прислонившись спиной к дереву, метрах в ста от него. Он ей улыбается и жестом приглашает подойти. Вот-вот он и сам подойдет к ней, коснется ее пальцами, вот и она простирает к нему руки. И вдруг она исчезает, а на ее месте сидит этот тип, наставив на него револьвер. И стреляет.
Весь в поту, он проснулся. Звенел телефон. Это ему звонили из бюро обслуживания известить, что пробило семь утра. Он что-то пробормотал в ответ и повесил трубку.
Все тело болело, и, казалось, совсем уже не было сил. В ванной он взглянул в зеркало: губа вздулась, около носа появился темный синяк. Он принял душ, оделся и спрятал револьвер в карман пиджака. Потом-спустился в холл, выпил кофе со слив-ками и позвонил в аэропорт. Рейс на Майами будет в 12.00 пополудни. Сегодня пятница, а завтра, в субботу, Гавана получит его шифровку с планом нападения на порт Сьенфуэгос.
Но Йен Чанг уже летел самолетом, следующим рейсом до Майами, Флорида..,
Без пятнадцати двенадцать в ту же пятницу, 9-го, Майк Норман сидел в приемной Стюарта Дьюка. Машинистка, повернувшись к нему спиной, перепечатывала какой-то документ. Норман решил развернуть свой корабль носом к ветру, направить его прямо в сердце бури. В любом случае, рано или поздно, старик об всем узнает.
В восемь утра он заехал в госпиталь, и доктор Клюгер сказал, что жена Сан Хиля вне опасности (и главное – ее никто не может видеть: после операции, когда ей извлекли пулю из плеча, доктор сумел так устроить, что ее поместили в изолированную палату в западном крыле здания, предназначенном для родственников служащих агентства). Клюгер солгал в регистратуре; он записал эту женщину как свою свояченицу, указав в карточке, что она случайно попала себе в плечо, прочищая охотничье ружье. Норман успокоил его, заверив, что сегодня же вечером женщину перевезут в частную клинику на Кинз.
– Она сегодня вечером сможет дать показания? – беспокойно спросил он.
– Она сможет говорить, как только пройдет действие наркоза, – ответил Клюгер.
– Хорошо, Вилли: ты усыпи ее, если она проснется. Но мне она будет нужна в восемь вечера.
Грязное дело, но Вилли стольким был обязан Норману, что не смог отказаться.
– Около половины восьмого я приеду и заберу ее. Не уезжай из госпиталя.
Клюгер попытался было слабо запротестовать, но Норман уже повернулся к нему спиной и вышел.
В десять утра он появился в морге. Труп Павелчака сторожил человек, приставленный Максом. Заведующий моргом, невзрачный человечек с расплывчатыми чертами лица, толстыми очками и прилизанными по лысому черепу прядками светлых волос, был преисполнен волнения, ибо чувствовал себя причастным к «государственным секретам», заговорам и так далее. Когда же «первый помощник палаты» представил ему Нормана как «большого начальника», он совсем растерялся.
Норману не стоило большого труда объяснить человечку, в чем дело, тем более что он вообще ничего не объяснял. Лишь смутно упомянул о «государственной безопасности», и, казалось, человечек вот-вот вытянется по стойке «смирно». Норман заверил его, что в четыре часа дня они заберут трупы Сан Хиля и Павелчака, и попросил (почти приказал) сделать вскрытие.
В 11.30 Норман позвонил Чарли Мелтону и поручил ему все связанное с Павелчаком: известить семью, организовать все в похоронном бюро и заняться похоронами. Ему же он поручил и жену Сан Хиля: найти место в хорошей частной клинике на Кинз и в 7.30 вечера ждать его с каретой «Скорой помощи» у госпиталя управления.
Было без пяти двенадцать дня. Норман погасил сигарету.
– Пройдите, пожалуйста, мистер Норман, – сказала секретарша.
– Сони нет, – нервно бросил Хосеито Менокаль.
– А что еще ты смог разузнать? – спросил Фико Таблада, выпуская дым через нос.
– Какого черта, Фико? Убили Роберто – вот что сейчас главное.
Таблада снова вспомнил свой вчерашний телефонный разговор с Роберто Сан Хилем: «Ортис хочет меня видеть». «Он в Нью-Йорке?»
«Нет, мне позвонил некий... Рамон Сьерра. Ты его знаешь?» «Никогда о нем не слышал».
Сан Хиль обещал позвонить ему после семи вечера. В десять Фико охватила тревога, и он позвонил Хосеито Менокалю и попросил его съездить на Парк-авеню. В двенадцать ночи Хосеито перезвонил и сказал, что квартира Сан Хиля не отвечает.
Рано утром на следующий день Хосеито снова вернулся на Парк-авеню и нашел там группу полицейских и кареты «Скорой помощи». Он смешался с толпой зевак и увидел, как на носилках выносили тело Сан Хиля и еще какого-то незнакомого ему человека.
Он бросился к Фико Табладе. Но где же Соня, жена Сан Хиля?
– Думаю, что толстяк Ортис должен кое-что объяснить нам, – пробормотал Фико. – Который час?
– Девять тридцать.
– В двенадцать я буду ждать тебя в аэропорту. Если придешь раньше, возьми два билета на Лос-Анджелес.
Без пяти двенадцать. Стюарт Дьюк сидел в кабинете, молча покусывая кончик сигары. Он размышлял о том, что сказать Майку Норману. Видимо, случилось серьезное, потому что Майк
рано утром позвонил его секретарше и срочно попросил встречу на двенадцать дня.
Он откинулся назад на вертящемся стуле с высокой спинкой и положил палец на красную кнопку вызова, но не нажал ее.
С того самого мгновения, когда утром секретарша сказала, что Майк Норман прибудет ровно в полдень для какого-то сверхсрочного сообщения, Дьюка охватило чувство легкой тревоги. Он так и не сумел справиться с ним. Отчего такое нервное напряжение? Раньше он даже не вспомнил бы о встрече до того самого момента, пока не нажмет кнопку и не попросит секретаршу пропустить посетителя в кабинет. Но это в прошлом. Сегодня же все утро в голове теснились какие-то смутные мысли. Да, уверенность в себе и закалка остались позади. И вовсе не потому, что он, Стюарт Дьюк, вдруг мгновенно состарился (хотя он действительно постарел). Просто слишком быстро изменился мир и оставил его в хвосте.
Наконец он решился.
Крепко прикусил зубами сигару и нажал кнопку. Минуту спустя, побледневший, но как всегда подтянутый и самоуверенный, Норман вошел в кабинет.
Они летели над белым ковром облаков. Самолет забрался более чем на пятикилометровую высоту, внизу проплывали горы. Сейчас 12.40 дня, в 14.00 они прибудут в Майами.
Рикардо машинально листал купленный в аэропорту номер «Таймса», но его взгляд скользил, не задерживаясь, до строчкам. Мысли блуждали далеко.
Правда ли то, что эти два типа, допрашивавшие и убившие Сан Хиля, действительно из ЦРУ? Может быть, они просто наемные убийцы из какой-нибудь нью-йоркской банды, которую Сан Хиль, возможно, предал? Но если они действительно из ЦРУ, стало быть, действия Сан Хиля не согласованы с управлением? Рикардо знал, что ЦРУ, тесно связанное с Торресом и его планами, развязавшее психологическую войну против Кубы, старается объединить под единым командованием все вооруженные группы или, во всяком случае, контролировать их действия. Может быть, акция Сан Хиля нарушила какой-то важный стратегический план? А может быть, на его примере решили проучить других, чтобы впредь было неповадно? Пока ясно одно: в своем рассказе Сан Хиль ни словом не упомянул об управлении. Похожу, операция с яхтой, которая должна выйти из никарагуанского корта, финансированная Международной телеграфно-телефонной компанией, как об этом поведал Сан Хиль, была задумана и готовилась именно им и его людьми на свой страх и риск. Разумеется, косвенно ЦРУ и здесь тоже замешано; сам Сан Хиль в 1966 году прошел курс учебы в школе управления, специализируясь на взрывах зданий, но, как показывают факты, мышь сейчас побежала впереди кошки.
Сегодня пятница. Необходимо дождаться субботы и передать в Гавану шифровку о готовящемся в воскресенье на рассвете нападении на порт Сьенфуэгос. У Гаваны останется всего десять часов, чтобы подготовить врагу достойную встречу. Впрочем, десяти часов Вальтеру хватит.
Десять часов.
Норман молча ждал, когда заговорит Стюарт Дьюк.
На едином дыхании, не вдаваясь в подробности, он рассказал Дьюку о случившемся. Его (Нормана) люди производили обыск в квартире кубинца на Парк-авеню. Они хотели раздобыть улики. Действовали согласно данным, полученным из центрального досье, и сообщению Гарри Терца (при этом имени Стюарт потупил глаза); то есть они работали, учитывая распорядок дня Сан Хиля. Но в этот день он непонятно почему вернулся домой на два часа раньше обычного и застал агентов врасплох. Вероятно, он подумал, что это воры, открыл огонь и застрелил одного из них. Второй выстрелил, защищаясь, и, в свою очередь, убил Сан Хиля. Вот и все. Просто не очень точно рассчитали.
Майк Норман не только солгал насчет случившегося в квартире Сап Хиля. Он умолчал и о женщине и, уж конечно, о кубинце Рикардо Вилье, унесшем магнитофонную ленту с рассказом; а кубинец этот еще и прямой свидетель происшедшего. Майк не хотел раскрывать своих карт.
Дьюк задумчиво пожевал сигару.
– Очень плохая работа, – наконец вымолвил он.
– Действительно, сэр. Плохая работа. Случайность...
Норман великолепно разыгрывал роль старательного работника, впервые совершившего ошибку; он даже сумел вызвать на своих бледных щеках что-то вроде легкой розовой окраски.
Но Дьюк не собирался так легко проглотить столь огромную пилюлю.
– Полагаете, что вы избрали правильный путь получения нужной нам информации? – спросил Дьюк.
– Обыскать квартиру, сэр? Вы это имеете в виду? – Да, это.
– Мне действительно, сэр, этот путь показался наилучшим, хотя в резерве я держал и другой.
– Например?
– Пропустить Сан Хиля через «усиленный допрос», сэр.
Дьюк прекрасно знал, что означал «усиленный допрос». Сыворотка правды, электронный гипноз, даже пытки. Первыми двумя в золотую пору Дьюка не пользовались, третье средство было в ходу и тогда.
– С этого и нужно было начинать, – пробурчал Дьюк.
– Мне показалось более благоразумным начать, сэр, так сказать, снизу, а потом уже идти дальше. Ступенька за ступенькой.
– Вы представляете себе, сколько всего теперь за этим потянется?
– Прекрасно представляю, сэр. Но я уже все обдумал.
– И?
– С позволения сказать, сэр, я думаю, не стоит вдаваться в детальные разъяснения. Давайте представим всю эту историю как дело рук самих кубинцев, грызущихся между собой. Но кубинцы пускай подозревают (мы, естественно, подтверждать этого не будем), что здесь замешано управление. И тогда никто не осмелится впредь выходить за пределы предписанных норм поведения.
– А как быть с вашим агентом?
– Здесь трудностей не представится. Я говорил с Дуаном – нашим человеком из городской полиции. Они готовы похоронить это дело. Он дал мне все гарантии.
– И какая же картина вырисовывается?
– Сан Хиля убили кубинцы из соперничающей с ним группы, сэр. Мы же оставляем вопрос открытым, пусть подозревают нас.
Дыок зажег сигару. Медленно выдохнул дым.
– Есть тут одна загвоздка, Норман, – сказал он. – Совсем маленькая, прямо-таки незначительная. Да только я вот спрашиваю себя, что я скажу Каплану?
– Об этом деле, сэр?
– Да, да, о нем. Не могу же я заявиться к нему и доложить, что мы не смогли узнать, кто совершил налет на Бока де Пахаро потому, что... ну потому, что один из моих людей «случайно» застрелил Сан Хиля? Как по-вашему?
– Я продумал и это, сэр. Дьюк не очень удивился этим словам. Норман действительно был хитер и умел выходить сухим из воды.
– Посмотрим...
– Вы сейчас все поймете, сэр. Полагаю, у нас хватит времени узнать, была ли это группа Сан Хиля, или нет. Достаточно, если какая-нибудь из газет поместит сообщение, что его убили люди из соперничающей группировки, которую он предал, организовав на свой страх и риск обстрел Бока де Пахаро. И тогда останется только слегка поприжать кого-нибудь из его людей; заставить поверить, что мы точно знаем, что это они совершили налет на деревню.
Дьюк помолчал.
– А если это были не они?
– Тогда, сэр, идя методом исключения, мы делаем вывод, что речь идет об одной из двух других банд. Скорее всего о группе Артеаги.
Через пятнадцать минут приземление в Майами. Похоже, что его соседа, светловолосого великана, сладко заснувшего как только от самолета убрали трап в Лос-Анджелесе, мучили кошмары: он корчил гримасы и слабо постанывал. Может быть, ему снилось, что самолет вышел в пике и сейчас падает на землю, окутанный языками синего пламени.
Голода он не чувствовал, но очень хотелось кофе. Конечно, не той безвкусной бурды, к которой привыкли североамериканцы (он так и не смог привыкнуть), но настоящего, крепкого, сладкого кофе, которое варят на...
Где же? На Кубе, конечно, но кто?
У матери он выходил очень вкусным, хотя немного горчил. Но мать умерла, и вряд ли язык хранит вкусовое воспоминание о ее кофе – столько лет уже прошло. Может быть, такой кофе готовила воскресными днями Йоланда у себя дома в Виборе, очень сладкий, но не очень крепкий?
Вместе с далеким, полузабытым ароматом настоящего кофе к нему слетались воспоминания. Ловушки-воспоминания, добрые и недобрые, о той, другой его жизни, о его единственной настоящей жизни.
Не он, потому что он-то рано или поздно вернется, а те, кто придет ему на смену, придет продолжать его работу, чтобы никогда никому не удалось вонзить нож в спину острова Свободы, сколько лет они сумеют прожить своей истинной жизнью? Им придется остаться здесь на все необходимое время и еще на один час, на столько лет, сколько нужно, и еще на один год, до тех пор, пока не будет уничтожена опасность, нависшая над революцией.
А пока это не так, пока страна еще не может дышать мирным воздухом, нужно быть здесь, противопоставить свое мужество и веру этой чудовищной машине. Мужество, вера: ими они сильны, ибо от них зависит свобода родины. Иного пути нет. Небольшой благодатный остров в Карибском море, маленькая, бедная страна может выжить и победить лишь мужеством, хитростью, верой. Мужеством, чтобы если нужно – умереть стоя, без единой жалобы, чтобы суметь бороться в чудовищно тяжких условиях, и верой, потому что надо твердо верить в Фиделя, революцию, будущее. Миллиарды долларов, тысячи ученых, работающих во всех областях человеческих знаний, арсеналы оружия с точнейшей техникой, сотни институтов и университетов, разрабатывающих все новые и новые аппараты, предназначенные для разрушения и смерти, многочисленные группы шпионов, армии компьютеров... А по другую сторону черты – лишь маленькая страна, решившая выстоять; лишь мужество и вера. Когда-нибудь будет написана история этой героической битвы; и в ней будет рассказано о том, как напряженно работал ум, свойственный кубинцам, тем самым, которых обливали презрением, считали вульгарными мужланами, умеющими лишь танцевать гуарачу, способными продать родную пальму за глоток агуардьен-те, работал, чтобы добиться победы. Вот у него, Рикардо, в Соединенных Штатах есть только маленькая рация, изготовленная для нужд ЦРУ, тайно заброшенная на Кубу в помощь контрреволюции, разгромленной Департаментом госбезопасности, и снова переправленная в США для того, чтобы «пианист» Бруно мог вести свои передачи...