Текст книги "Зарубежный детектив 1979"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

– Я не один, Буянт. Если вы попытаетесь меня убить и даже убьете, то уж из рук товарища, который караулит наверху, вам ни за что не уйти. Это я вам гарантирую. Так что бесполезную игру советую бросить.

– Негодяй, я не желаю разговаривать с тобой. Наглый грабитель! Если хочешь остаться живым, убирайся отсюда немедленно! Обещаю перед бурханом никому об этом не докладывать.

– Перестаньте молоть вздор. Я не шпион, подобный вам, готовый за деньги на любую подлость. Я патриот, защищающий свою землю от таких паразитов, как ты. Сдавайся по-хорошему, – потребовал Балдан.

Словно в ответ над ухом у него просвистел топор, и Буянт сделал бросок вперед. Но на этот раз Балдан успел предупредить нападение китайца мощным ударом в челюсть и в скулу. Китаец упал навзничь и лежал неподвижно. Балдан быстро связал его по рукам и по ногам, обыскал. Потом поднялся по лестнице в дом китайца и из окна посветил фонарем Гомпилу.

–        А я уже совсем забеспокоился. Что-то очень долго...

– Китаец этот – зверь матерый. Страшной силы человек. У него не руки, а клещи. Чуть не задушил меня.

– Смотрите, скоро рассвет. Летом ночи короткие. Что теперь делать будем?

– Идите за мной.

– Этот тип-то где?

– Где ж ему быть? Здесь.

Балдан с Гомпилом спустились в погреб.

–        Смотрите, вот так погреб! Прямо жилая комната! Опытный волк. Ишь где себе логово устроил, всего сюда натаскал. Видать, в тревожное время здесь отсиживался, – не переставал удивляться Гомпил. – Разжирел на нашем мясе, карманы деньгами набил, у-у-у, поганый, сколько лет нашу землю топтал...

В углу на земляном полу возился и дергался Буянт, пытаясь освободиться от пут.

– Послушайте, освободите меня, отпустите! Все сделаю, что пожелаете. Озолочу! – умолял китаец, увидев за спиной Балдана водовоза и только теперь по-настоящему поняв, что Балдан не Балдан.

– Хватит дурака валять, – прервал его Балдан, – выкладывайте все шпионские сведения, которые собрали. Быстро, ну!

–        Развяжите веревки сначала.

Буянт поставил на лавку ящик с проявленными фотопленками, несколько фотоаппаратов, достал им же составленную подробную карту местности с указанием важных объектов, колодцев, родников, дорог и пастбищ.

– Послушайте, простите меня. Вы должны попять, что я не желаю зла Монголии. Мне обещали награду, а я хотел спокойно дожить до старости, не думая о куске хлеба. Если хотите, я все это могу уничтожить собственными руками, – заюлил китаец.

– Сообщите, каким образом и где собирались переходить границу? И не вздумайте врать!

– Я скажу правду. Через границу меня должен был переправить старший брат жены богатого Лувсана лама Лодон по приказу хамба-ламы Содова. Ему Лодон присягнул перед образом бурхана. Завтра в полночь Лодон должен прийти с оседланным конем в этот хашан и подать условный знак, позвенев стременами.

Балдан еще раз осмотрел вещи, выложенные китайцем на лавку.

–        Это все? – строго спросил он.

– Нет-нет. Я забыл кое-что еще. Сейчас принесу, – и Буянт опрометью бросился в угол.

– Стой! Ни с места! Вы арестованы. Сопротивляться не советую. В случае сопротивления стреляю. – Балдан держал китайца под прицелом. – Гомпил, свяжите ему руки за спиной и обшарьте хорошенько тот угол.

Быстро исполнив приказание Балдана, Гомпил отодрал две доски и извлек тяжелый брезентовый мешок. Осторожно развязав его, вытащил несколько гранат, пару наганов, патроны, приспособление для фотографирования на дальнем расстоянии, оборудование для проявления фотопленки и печатания фотографий, толстую тетрадь в кожаном переплете.

Обыскали и дом. В матраце, на котором спал китаец, обнаружили много японских и китайских денег. Больше обыск ничего не дал.

Балдан просмотрел фотопленку при свете лампы. Почти весь восточный район был сфотографирован, на каждой части стоял номер и индекс. Особенно четко выделялись дороги, ведущие в глубь страны. Балдан перелистал тетрадь. Скорее всего это был дневник шпиона. По-китайски скорописью сюда были занесены поручения хамба-ламы и хубилгана Довчина, сроки их выполнения, записано краткое содержание бесед с ними. В одной из таких записей значилось: «Хуб. Д. Настал момент ввода япон. во-оруж. сил. Мы уже в сост. всеми силами и средствами оказать иомощь япон. войскам. Продовольствие, гужевой транспорт – в готовности. Ввод япон. войск по Керуленскому напр, – к столице...»

Балдан перевел написанное по-монгольски.

– Ха! – воскликнул Гомпил. – Ишь чего захотели! Кто это япошкам продовольствие и лошадей наготовил? А вот этого не видели? – Он показал увесистый кукиш. – Да араты за народную власть сколько жизней положили! Ну и продаяшые нее шкуры эти китайцы.

– Не горячитесь, Гомпил. Их судить будет народ. Ну а вы что скажете, господин японский приспешник? Неужто так быстро надеетесь народно-революционную власть одолеть?

– В лоб, конечно, трудно будет. А в обход можно попробовать. Что у аратов есть? Да ничего, кроме кнутов. А разве кнут устоит против пулеметов? Смешно и говорить. Ламы из монастыря Святого Лузана воздвигают субурган. На днях объявят всенародно. Вся округа – сплошь верующие. И все самое ценное – золото, деньги, снаряжение для лошадей, одежду, а некоторые даже единственную юрточку, – все они отдадут на воздвижение субургана, чтобы удостоиться в трех коленах рода благословения господня. Вы ведь сами знаете. Ну что у них останется? Ха-ха-ха. Даже приличного ножа не останется. Так-то.

– Гомпил, останешься здесь до вечера. Днем этого типа доставить в центр незамеченным нет никакого способа. А я тебя навещу и принесу поесть.

– Хорошо. А как же с водой? Кто вместо   меня   привезет воду?

–        Это я беру на себя.

Балдан запер двери хашана, проверил, хорошо ли завален жердями лаз, и побежал домой, быстро привел себя в порядок. Накинув дэли со стоячим воротником, скрывавшим черные пятна от пальцев китайца, отправился к хамбе. «В это время он как раз читает молитвы, запивая их утренним чаем, и бывает в хорошем расположении духа», – размышлял он.

Просунув голову в дверной проем юргы настоятеля и пожелав ему всех благ, сообщил, что водовоза отправил с поручением и что на сегодняшний день воду привезет другой. Хамба кивнул головой, продолжая шептать молитвы и перебирать четки.

7

В нескольких километрах от монастаря Святого Лузана в пади между отрогами гор, покрытых редколесьем, два всадника поили у родника лошадей. В одном из них, одетом в просторный длиннополый дэли из дешевой ткани – далембы – с длинными рукавами и широкими обшлагами, скрывающими кисти рук, какие обычно носят худонские скотоводы, нетрудно узнать Балдана. Другой – коренастый, крепко сбитый парень по имени Ванчиндорж.

– Как только узнал, что нужен вам, сразу в седло и галопом до самого родника без передышки. Знаю, что просто так не позвали бы.

– Благодарю. Хорошо, что вам сообщили вовремя. Жаль только, что не догадались взять запасного коня. Но это дело поправимое, лошадь достать можно. Как незаметно доставить китайца – вот вопрос.

– Разве что ночью. Среди бела дня никак не выйдет, чтобы незаметно.

– Ночью так ночью. Ничего не поделаешь. Справитесь один? Китаец этот – зверь коварный. Гомпила бы с вами послать, но тут может осечка выйти. Хамба слишком хитер, да и неглуп. Заметить может. Все же пусть Гомпил проводит вас немного. Так будет спокойней. А теперь прощайте.

Балдан снова спешил к монастырю. Во что бы то ни стало, нужно было раздобыть коня и как можно скорее отправить Буянта в центр. К тому же сегодняшний день был как раз тем десятым днем, когда Балдану предстояло связаться с японским раз-ведуправлением и доложить о своих действиях. Балдан решил сделать еще один ход конем: сообщить японцам, что их бывший верноподданный Буянт наплевал на все обязательства и окончательно продался народно-революционным аратам и красным русским, а заодно спросить у япошек, как быть с ним дальше. Таким образом он решил вывести Буянта из игры.

У самого монастыря он дал шпоры коню и почти влетел в ворота. Круто осадив коня возле юрты настоятеля, Балдан вбежал к хамба-ламе и срывающимся голосом, вытирая вспотевшее лицо полою дэли, быстро заговорил:

– Почтенный отец мой! Я только что выходил на связь с господином Инокузи. Получил задание лично переправить Буянта через границу. Велите Лодона послать ко мне и распорядитесь выделить для Буянта доброго коня. Время – деньги. Поспешите, достойный отец.

– Хорошо, сын мой. Сделаем все, как надо. А разве нам господин Инокузи ничего не передал? А про нас, про нас-то он что-нибудь спрашивал? Что вы ему о нас сообщили?

– Об этом поговорим после. Не волнуйтесь, отче, я высоко оценил ваши действия, и господин Инокузи не скрыл своего удовлетворения.

– Ну, хорошо, хорошо. А как насчет военной помощи и оружия? Что они говорят?

– Наставник, простите великодушно, но сейчас не время для беседы. Потом я расскажу все подробно. О вас знают, вас ценят.

Хамба-лама был очень польщен ответом Балдана.

–        Ну, ладно, – молвил он, – бурхан услыхал наши молитвы. Лодона я к вам сейчас же пошлю, а конь к вечеру будет. Идите отдыхать. Граница не так-то близка. Два дня пути. Выспитесь хорошенько перед дорогой. Провиант вам приготовят.

–        Благодарствую, отец мой.

Балдан вернулся к себе в деревянную пристройку, лег в постель, но сон не шел к нему. Всякие мысли вертелись в голове, нагромождаясь одна на другую. Провалявшись часа два, он услышал за дверью чьи-то шаги и нарочитое покашливание. Балдан сунул наган под подушку, лег на спину и закрыл глаза.

Шаги повторились снова, приоткрылась скрипучая дверь, и пожилой лама осторожно, с опаской переступил порог комнатушки. Он снова кашлянул в кулак и уставился на спящего Балдана.

Балдан чуть приподнял веки, протер глаза и сел на постели, свесив босые ноги. «Это Лодон. Все приметы совпадают: красное, точно кирпичом натертое лицо, злые, глубоко запавшие глаза, сильно приплюснутый нос. Лодон», – догадался он. В ответ на приветствие Балдана Лодон чопорно поклонился.

– Желаю здравствовать. Хамба-лама прислал меня к вам. Осмелюсь спросить, чего изволите желать.

– Вы брат жены богатого Лувсана? Искренне рад вас видеть и с вами беседовать. – Балдан широко улыбнулся, сверкнув двумя рядами крепких белых зубов.

–        Да-да, я и есть Лодон.

– Пройдите сюда, садитесь. Я угощу вас чаем. Ужасно жаркий день сегодня. Какие новости в худоне?

– Прижимают нас со всех сторон. Слыхали про такого Сэда? Это председатель одного здешнего бага. Он мутит народ против нас. Против религии пошел, против бурхана. А ламы окрестные – те все, как и мы, уповают на Банчин-богда и ждут не дождутся, когда придут войска из Страны восходящего солнца и освободят нас.

– Нечего уповать на бурхана. Простое созерцание – в государственных делах помощник ненадежный, – заметил Балдан с недовольным видом.

Лодон понял, что сказал не то, и, боясь прогневить посланца Страны восходящего солнца, поспешил исправить свою оплошность:

– Мы ведь не только молимся. Мы действуем, и молитвы нам помогают. Например, когда председатель Сэд выступает в защиту народной власти, мы открываем аратам глаза на ее уязвимые места и оборачиваем дело в свою пользу. Бурхан все видит, все знает. Таким, как председатель Сэд, бурхан никогда не предопределяет долгой жизни. Это я вам говорю совершенно точно. А сколько еще жить осталось председателю Сэду в нашем бренном мире, точнее всех знает наш зять Лувсан. Бурхан не посчитает большим грехом, если Сэд немного раньше перейдет в нирвану. Под покровительством мудрейшего хамба-ламы и всесильного хубилгана мы...

– Об этом я хорошо осведомлен самим настоятелем, – прервал Лодона Балдан. – Сейчас нет времени побеседовать с вами более обстоятельно, дорогой Лодон. Давайте перейдем к делу, ради которого я просил хамба-ламу послать вас ко мне.

–        Выполню любое ваше поручение, – с готовностью подхватил Лодон. – Во мне не сомневайтесь. Я перед жертвенником клялся бороться против новой власти и от клятвы не отступлюсь ни на волосок. До самец смерти останусь ее непримиримым врагом. Сначала хамба хотел поручить переброску Буянта через границу этому кургузому недоростку Дамирану-тайджн. Но я упросил настоятеля доверить это важное дело мне.

–        Молодец, Лодон, вы далеко пойдете.

–        Тот, кто в нашем бренном мире переродился, став человеком, должен посвятить себя осуществлению благородных порывов, если он не хочет в последующем перерождении попасть в горящий ад.

–        Вполне согласен с вами. – Многословие этого ничтожества начинало выводить Балдана из себя. – На этот раз прошу никуда не отлучаться от дома. Вы получите другое важное задание. Постарайтесь, во-первых, завербовать водовоза Гомпила. Используйте любые средства, не гнушайтесь ничем. Он малый не промах и нам может оказать большую услугу. Он возит воду всем аилам(1) всех знает, ему верят, с его мнением считаются. Поняли? А Буянта господин Инокузи поручил лично мне доставить к границе целым и невредимым. Далее, прямо в Харбин его поведет надежный человек. Кроме хамба-ламы и вас, Лодон, никто этого не знает и знать не должен. Поняли? У степных людей чутье острое, они за тридевять земель чуют, откуда потянуло жареным мясом. Сейчас отправляйтесь к настоятелю, а после полудня доставьте сюда коня и провизию. Идите... Да, за Сэдом наблюдайте получше. Ясно?

1 Аил – семья, юрта; дом, в котором живет семья.

– Все будет исполнено. – Лодон, уходя, низко поклонился два раза, оставаясь в каждом поклоне по нескольку минут. Нарочитая чопорность лам всегда раздражала Балдана. И теперь, выпроводив наконец Лодона, он вздохнул с огромным облегчением. С другой стороны, оторванность монгольского ламства от внешнего мира, его отсталость и невежество были сейчас, как никогда, на руку Балдану. Закрыв покрепче дверь и опустив оконную занавеску, Балдан достал ящик с передатчиком, поставил на стол, стер пыль. Вдруг охватило страшное волнение: ему никогда прежде не приходилось передавать шифровки за границу. «А вдруг сорвется? Вдруг японцы не примут этого Балдана? Нет, я должен, должен довести дело до конца. Во имя родины». И Балдан начал выстукивать ключом... Он сумел передать все, что наметил. На запрос, как быть с «изменившим присяге» Бу-янтом, ответ не заставил себя ждать: «Убрать немедленно». Балдан получил новое задание: докладывать раз в неделю в условленное время о внутреннем положении Монголии, о трудностях, с которыми приходится сталкиваться новой власти, о деятельности заговорщиков. Окончив сеанс связи, Балдан ликовал: «Клюнули, гады! Теперь весь клубок будет распутан до последнего узелка».

8

В одном из низких глинобитных домиков,   выстроившихся в  ряд в просторном хашане бывшего коммерсанта Шушмы, собралось за столом человек десять китайцев и монголов. Повар Шушмы и его слуга – два пожилых китайца – то и дело появлялись с подносами, уставленными закусками и вином. За столом на по» нетном месте восседал хубилган Довчин, говорил почти он один. Другие слушали, льстиво улыбались и без устали кивали головами, как игрушечные китайские божки.

– Послушники бурхана! Наше время настало. С прибытием мудрого посланника Страны восходящего солнца мы воспрянули духом и гордо подняли головы. Каждый из нас обязан показать, на что он способен. Нас всех объединяет кровная клятва, принесенная каждым из нас на жертвеннике. Наш час пришел! С Пунцагом пойдет группа к складу с оружием. Как раз в самый надом преподнесем свой подарок новой власти. Пунцаг, бурхан воздаст за вашу доблесть, сын мой. Если склад будет сожжен, это станет каплей нашей помощи японским войскам, которые скоро поспешат к нам на помощь. Послушники бурхана! Не пугайтесь опасности. Ваши дела и поступки заслуживают высокой награды бурхана. Победивший и все миновавший великий и всемогущий Будда пошлет вашему роду счастливую судьбу до третьего колена.

Рябой банщик и темнолицый монашек, сидевшие за столом по левую сторону от Довчина, тоже изъявили желание войти в группу Пунцага; видимо, им не терпелось заполучить из рук бурхана счастливую звезду до третьего колена.

Пунцаг понимал, что ждет его в случае провала. Он сидел, не шевелясь и не притрагиваясь к кубку с вином. Желая воодушевить его, хубилган обратился к сидящим за столом с высокопарной речью:

– Пунцаг – единственный среди нас человек, готовый принести себя в жертву бурхану. Он доказал это делом, повернув бывшего моего послушника Чойнхора лицом к нирване. Именно ему по велению бурхана я и поручаю теперь возглавить опасное, но благородное и святое дело, открывающее нам путь к спасению. – Прошептав заклинание, Довчин отпил из кубка вина, окинул всех сидящих тяжелым взглядом и продолжал: – Если мы теперь будем оказывать милосердие таким, как Самдан, бывший секретарем ревсомольской ячейки в дамской артели, то потом сами же станем рвать волосы на своей голове. Повелеваю каждому из вас перед началом празднования надома повернуть лицом к нирване по одному-два наиболее ярых партийных выскочек. И чтобы все было гладко! Засыпавшийся согласно обету отойдет в страну спокойствия сам, без посторонней помощи. Далее. Вырезать всех поголовно, уличенных в поношении и посрамлении нашей религии и ламства. Эту операцию проводить исключительно от имени революционной власти. Далее. От имени народно-революционной власти и правительства врываться в аилы, хватать у аратов с домашних жертвенников статуэтки бурханов, топтать их на глазах у хозяев и швырять в огонь. Этим вы вызовете гнев и ненависть аратов к новой власти... Что уставились? Ничего страшного. Потом замолите этот грех перед бурхаиом. Бурхан простит любой грех, принятый во имя осуществления великой цели. – Довчип кончил говорить, сложил ладони и начал читать заклинания, закатив глаза и раскачиваясь взад-вперед.

Шушма, и половины пе понявший из того, что говорил хубилган, принялся на все лады расхваливать перерожденца, повернувшись к Пунцагу, но так, чтобы хубилган мог слышать его слова:

–        Ай, перерожденец, ай, мудрейший из лам! Его волшебный, необъятный ум может предвидеть события нескольких последующих лет!

Пунцаг ничего не ответил на громкий шепот Шушмы. Он сидел молча, погруженный в свои мысли, и ел глазами Довчина. Темнолицый монашек, забитый и какой-то пришибленный, за весь вечер не вымолвил за столом ни единого слова. В душе он боготворил хубилгана, считая его самым великим человеком, и в то же время страшно боялся даже его взгляда.

Все снова выпили немного вина и поели горячей пищи. Довчин поманил рукой Шушму и посадил его возле себя.

–        Вам поручаю в ближайшие дни сжечь ламскую артель – рассадник всякой нечисти. Привлеките в помощники своих людей, вы знаете кого. Пунцага не трогайте. У него задание особое. К тому же он сам работает в этой артели. Пунцаг, а вы будете делать вид, что спасаете имущество артели. Все Понятно, я надеюсь? Разработайте план действия и доложите мне.

Когда сумерки сгустились, заговорщики поодиночке вышли из хашана Шушмы.

Ровно в полночь к высокому, из толстых лиственничных бревен частоколу, окружавшему дом и двор Буянта, подъехали два всадника. Один остался снаружи, держа под уздцы лошадей, другой открыл увесистый замок и вошел в хашан. Полсуток прошло с той минуты, как Гомпил один остался караулить Буянта. В домике горела керосиновая лампа, из-за двери доносился терпкий запах китайской пищи. Открыв дверь, Балдан увидел Гомпила с наганом в одной руке и с засохшим манту 1 в другой. Рядом на табурете стояла наполовину опорожненная миска с какой-то едой. Буянт, как ни странно, не только не оказал ни малейшего сопротивления Гомпилу, а будто желая облегчить ему «дежурство», сразу же завалился на лежанку и весь день храпел.

1 М а в т у – пресная лепешка, испеченная на пару.

–        Я уж совсем вас заждался!

Балдан поманил рукой Гомпила, отвел в угол и шепнул: I – На улице возле ворот нас ждет с лошадьми местный инспектор госбезопасности. Я с ним отправлю китайца. Ванчиндорж доставит его в центр аймака, а оттуда в Улан-Батор. Возвращайся домой, а завтра, как обычно, приступай к работе. Если спросят, где был, скажи, что помогал Балдану собирать пожертвования на возведение субургана. У меня в пристройке как раз лежат еще не учтенные несколько золотых и серебряных слитков, снаряжение для лошадей и оружие. Понял? И еще скажи хамбо, что скотоводы будто очень приветствуют возведение субургана. А Ванчиндоржа я провожу сам.

Балдан подошел к Буянту. По вздрагивающим векам и напряженному выражению лица сразу понял, что тот только притворялся спящим. Он, конечно, следил за каждым движением ненавистных ему людей, напрягая слух, чтобы уловить хоть одно слово из их разговора.

– Разрешите побеспокоить. Поторопитесь встать, – потребовал Балдан.

– Ваша воля, – покорно ответил Буянт и нехотя поднялся. – Куда повезете?

Балдан, не ответив, молча указал на дверь. Правая рука не выпускала в кармане наган.

–        Гомпил, развяжите ему руки, пусть оденется теплее. Ночи стоят холодные.

Буянт потер затекшие кисти рук, скинул ватник и надел короткополый дэли на мерлушке. Быстрым шагом вышел из хашана и сел на одну из лошадей. Весь вид его, казалось, говорил о покорности судьбе. «Хорошо, что они везут меня ночью. Если бы это было днем, араты забили бы меня насмерть камнями: я сделал немало, чтобы заслужить их ненависть. Неужели это конец? Нет, господа, точку на мне ставить еще рано. Провожатый – человек зеленый, обмануть его будет нетрудно. В общем, хорошо, что сейчас ночь». – Буянт закрыл глаза и замурлыкал сквозь стиснутые зубы что-то заунывное.

–        Послушайте, мое дело кончено. Развяжите мне руки. Даю слово, не убегу. При малейшей попытке к бегству прошу стрелять в меня.

Ванчиндорж подъехал к Балдану.

– Китаец, наверное, совсем закоченел. Давай развяжем. Нас двое, не убежит.

– Развязывай.

Когда Буянту развязали руки, он заметно повеселел, стал разговорчив, начал даже шутить.

–        Знаете, я здесь почти десять лет проторчал. Если рассказывать о том, что я успел сделать по заданию японской разведки, то и дня и ночи не хватит. Да здесь и не место, и не время для подобных рассказов. Но посудите сами, разве это не кощунство судьбы, не игра случая?! За все время я так и не передал своим хозяевам ни одного особо ценного материала. Хотел сам их доставить, денег за них мне обещали много. И вот конец...

– Почему вы, китаец, поступили на службу к японцам в разведывательное управление? – поинтересовался Балдан.

– Что я могу сказать? Я был беден. А все бедные прежде всего думают о своем желудке. Я, как и большинство моих соотечественников, – раб желудка своего. На что только не толкает людей голод.

Балдана подобными разговорами не разжалобить... До рассвета ехали молча тихой рысью. Кони устали, утомились и всадники. Страшно хотелось спать, отяжелевшие веки сами опускались на глаза. Буянт раскачивался в седле, словно пьяный, делая вид, что спит. «Хитрюга. Почти сутки прохрапел на лежанке у себя дома. А теперь ждет удобного момента. Ну, жди». – Балдан изо всех сил старался преодолеть дремоту, то привставая на стременах, то насвистывая какую-нибудь мелодию.

– Друг, сон меня одолевает со страшной силой. Смотри за этим типом в оба, – шепнул он Ванчиндоржу.

Лошади шли шагом. Буянт ехал впереди, все так же мерно покачиваясь в седле. За ним шел следом конь Ванчиндоржа. Балдан замыкал шествие.

Вдруг в предутренней тиши громовым эхом прокатился звук выстрела, и следом за ним по усохшей на солнце дороге застучали копыта. Балдан очнулся. Устремляясь к лесистой пади, галопом скакал Буянт, на земле неподвижно распласталось тело Ванчиндоржа. Все произошло в считанные секунды. Балдан пришпорил коня и помчался наперерез Буянту. Под ним был лучший конь из табуна хамба-ламы. Расстояние между Балданом и китайцем быстро сокращалось. Буянт, размахивая наганом Ванчиндоржа, что-то кричал. До леса было недалеко, китаец рассчитывал скрыться. Казалось,   фортуна   вновь   ему   улыбнулась. Но Балдан настигал врага. Буянт выстрелил и первым же выстрелом, почти не целясь, сбил с Балдана шапку, выстрелил еще несколько раз, но промахнулся. Балдан с тяжелым стоном, вырвавшимся из самой глубины сердца, прицелился, выстрелил, и конь под Буянтом, дико всхрапнув, перекувыркнулся через голову, отшвырнув тело седока на несколько метров. Балдан поскакал к китайцу, перевернул его на спину, из угла рта тоненькой струйкой стекала на землю кровь.

–        Из-за этого паршивого китайца такого   коня   застрелил! Встать! Быстро! Хватит притворяться.

Китаец продолжал лежать неподвижно.

–        Если сейчас же не встанешь, пристрелю, как последнюю собаку. Ну!

Буянт заворочался, встал на четвереньки, вытер руками рот, исподлобья глядя па Балдана, и вдруг, встав на колени, запричитал, раздирая на груди дэли:

–        Убейте меня, я не человек, застрелите меня!

–        Хватит играть спектакль, насмотрелись уже! Балдан на этот раз крепко связал ему руки за спиной, прицепив длинный конец веревки к своему поясу. Посадив китайца на своего коня, он пошел к тому месту, где оставил товарища. Ванчиндорж пришел в себя и лежал на спине, зажимая ладонью рану на голове.

–        Жив, друг? – обрадовался Балдан.

– Оплошал я, сон сморил, проклятый, – винил себя Ванчиндорж. Его жег стыд.

– Ничего, друг. Хорошо, что голова цела. А рана пустяковая, как говорится, до свадьбы заживет. На мне рубаха тонкая. Сейчас перевяжу тебя, и двинемся дальше.

Он посадил Ванчиндоржа позади себя, привязал к седлу повод коня, на котором сидел китаец, и они двинулись в путь.

Дорога шла степью, пересеченной грядами высоких холмов, поросших лиственницей, на самом горизонте синели подернутые дымкой отроги гор. Легкий ветерок играл высокой травой, словно кудрями ребенка. Кругом ни души. Простор, тишина и спокойствие под ослепительными лучами солнца на ярко-голубом безоблачном небе.

Через пару часов они доехали до развилки.

–        За холмом справа, километров пяток отсюда, в небольшой долинке у родников стоят несколько юрт. Там у меня есть знакомые, я могу взять чего-нибудь поесть и попросить коня. Разрешите на часок отлучиться, – попросил Ванчиндорж.

– Как у тебя с головой? Не болит?

– Нормально.

–        Тогда поезжай. Долго не задерживайся. Буду ждать тебя у подножия того холма, в тени. – Балдан указал рукой вперед.

9

К большой белоснежной пятистенной юрте краснолицего богача Лувсана на взмыленном коне подъехал всадник. По тому, как тяжело поднимались и опускались потные бока лошади и как, кряхтя и охая, спешился седок, с трудом переставляя подкашивающиеся ноги, было нетрудно догадаться, что конь и человек проделали немалый путь, прежде чем добрались до этого аила. На конский топот из юрты выбежала жена Лувсана.

–        Ой, да никак это Дамиран-гуай. Я   сначала   вас и не знала. Смотрю и думаю: какой-то пьяный   человек приплелся!

1 Г у а и – вежливое, почтительное обращение, прибавляемое к имени.

Из юрты потянуло запахом свежевыгнанной теплой молочной водки. От знакомого запаха, который был так мил сердцу кургузого тайджи Дамирана, он сразу приободрился и, стреляя глазами в сторону толстой жены Лувсана, начал шутить:

– От такого благоуханного запаха, голубушка, который исходит из вашего дома, нетрудно осоловеть... Какие новости? Хозяин дома? – уже серьезно спросил Дамиран, стараясь скрыть от нее свою усталость.

– Какие могут быть у нас новости? Разве что вы привезли издалека что-нибудь новенькое, – захихикала женщина. – Да вы входите, входите, Лувсан дома. Он уже налакался. Вам бы только водку горячую хлебать, бездельники.

Завидев Дамирана, Лувсан вскочил с пухлого тюфяка, на котором только что лежал. Его и без того красное лицо еще больше побагровело. По старинному обычаю он протянул обе руки для приветствия и усадил Дамирана в красный почетный угол юрты.

–        Благодарю счастливую судьбу, пославшую вас в мой дом, – заплетающимся языком прогнусавил Лувсан. – Я искренне рад, что вы приехали. Сейчас выпьем и закусим, а потом всласть посмеемся над новой властью. Ха-ха-ха-ха...

–        Благословенный Лувсан, богатый и счастливый человек, правильно говорит. Плоды благодеяний надо уметь вкушать. Ха-ха! Попьем и поедим сначала. Ха-ха!

– Пока эти революционные голодранцы не отобрали у меня последние стада, возрадуем свои желудки, пожрем жирного мясца и запьем его горячей молочной водочкой. Никогда еще не было в этом мире места, где были бы все равны. Нам с вами предначертано свыше вкусно есть и пить... Ха-ха-ха...

– Рано или поздно эти голодранцы за свои грехи поплатятся. Проклятая новая власть лишила меня всего. Вчерашние мои слуги, целовавшие мои следы за объедки с моего стола, сегодня проходят мимо, не поклонившись, словно они теперь мои хозяева. А некоторые из этих нищих еще и счеты грозятся свести, канальи... Но у этой власти возраст будет невелик!

Хозяин внимательно следил за быстро опорожняющимися пиалами и все подливал и подливал гостю горячей молочной архи .

'Архи – водка.

–        Достойнейший тайджи, чего соблаговолите откушать? Надеюсь, вы не захотите возвращаться на ночь глядя и заночуете у нас?

Дамиран положил в рот большой кусок ароматной молочной пенки и, обтирая масляные пальцы о дэли, ответил набитым ртом:

– Что приготовите, то и поедим. Конь устал, а то бы я поехал.

– Нет, уважаемый, я вас не отпущу ночью. Утром выберете из моего табуна легкого на ногу свежего скакуна. А жена нам отварит хорошей баранины.

Пока женщина возилась у печки, накладывая в котел с во-,дой большие куски мяса, мужчины тихо беседовали.

– Я давно хотел повидать тебя, Лувсан-гуай. Не с кем мне поделиться сокровенными мыслями. Верить стало никому нельзя.

– Да-да. Ужас, что делается на нашей земле. Наш скот и ^имущество раздают налево и направо этим неимущим. Бывшие |вечно голодными вдруг разбогатели за наш счет и стали сыты-|ми. Ничего, их животы скоро лопнут.

– А мы будем сидеть сложа руки и смиренно смотреть на |эти безобразия? Нет, Лувсан. Мы с тобой, преданные бурхану его послушники, доляшы защищать нашу веру против всех неверных.

– Если бы я знал, как ее защищать, то и живота своего не пожалел бы. Сейчас я похож на горного барса, изъеденного муравьями и обессилевшего.

– Не говори так. Бурхан нас не оставит. Придет время, и он протянет нам свою щедрую длань. А мы, чтобы возблагодарить его, не пожалеем ни золота, ни своей крови.

– Ай, правильно говорите, Дамиран-гуай. Я тоже частенько об этом подумывал.

– А если так, то помоги возвести субурган. Пожертвуй, что можешь. А бурхан, благословляя тебя и очищая прегрешения твои, сторицей тебе воздаст.