Текст книги "Поэзия Африки"

Автор книги: авторов Коллектив

 
Я пою
над тобою,
над счастьем своим.
С удивлением
ты
на меня не гляди.
Я пою
еле слышно,
чтоб маленький сын
задремал и уснул
у тебя
на груди.
Я читаю
твой взгляд:
«Для чего
он поет,
будто сердцем свободен
от всяких забот,
будто он
не изведал
всю боль неудач,
будто он —
Сулейман,
легендарный богач?
Он беспечен,
как щедрый халиф
ар-Рашид…
А в карманах
по-прежнему
нет ни гроша.
Для чего он поет
и соседей смешит?
Мой нескладный,
мой добрый,
простая душа…»
Да, любимая,
я не халиф,
не богач.
Нашу бедность
мы вряд ли
от всех утаим.
Только
ты не горюй,
не тревожься,
не плачь:
я владею сокровищем —
сердцем твоим.
Достоянье мое,
мой единственный клад —
две слезы
у тебя
на ресницах горят.
И пускай на столе
только хлеб и вода,
все равно
я смеюсь,
все равно
я пою!
Спит наш сын
в колыбели,
как в небе звезда…
Славлю
сердце твое
и улыбку твою!
 

 
Мы наполнили золотом вашу казну.
Мы – босые,
голодные,
голые —
гибнем!
Мы пустыню водой напоили,
мы ей подарили весну,
и она расцвела,
словно сад
под живительным ливнем.
Мы деревья сажаем,
и сладок их плод —
не для нас!
Мы дворцы воздвигаем,
в них веселье цветет —
не для нас!
Нами созданы перлы искусства —
наслаждаются ими другие.
Мы вам шьем одежду роскошную,
а сами нагие.
Вечный праздник, почет и богатство —
ваша жизнь!
Крепкие вина, обильные яства —
ваша жизнь!
За неделей мелькает неделя —
ваша жизнь!
Даже собакам у вас – постели…
Ваша жизнь!
От нас отмахиваетесь,
как от мухи:
«Чернь!
Убирайся прочь!»
Что нам на долю осталось?
Муки,
день
и ночь.
Стены ветхие без крыши, —
жди: рассыплются вот-вот.
На полу одна циновка,
над циновкой – небосвод.
Что у нас есть?
Нищета, и лохмотья, и сор.
Что у нас есть?
Чистый воздух – первый сорт.
Что у нас есть?
Нагота и широкий простор.
Что ж? Это много,
если ты – человек простой.
Вы обращали к нам увещанья
тысячу раз.
Вы раздавали нам обещанья
тысячу раз.
Жизнь совершенно не изменилась.
Не изменилась!
Стало еще тяжелей обнищанье
в тысячу раз.
Вы говорите:
такова неизбежность.
Ложь!
Вы говорите:
борьба – безнадежность.
Ложь!
Вы тираны,
вы кровь нашу пьете.
Мы ненавидим
вашу надменную лень,
безмятежность,
ложь!
Мы не будем рабами!
Счастье добудем сами!
Солнце над нами взойдет.
Жизнь отдадим без страха,
чтоб уничтожить гнет!
 

 
Когда светлеют облака,
дрожа под брызгами зари,
ты вспоминай меня.
Когда стремятся стаи птиц
навстречу раннему лучу,
ты вспоминай меня.
Когда соскальзывает ночь,
как одеяло, с плеч земли,
ты вспоминай меня.
В безмолвный час, когда пожар
охватывает небосклон,
ты вспоминай меня.
Когда неясная тоска
прихлынет к сердцу твоему,
ты вспоминай меня.
Когда от непонятных слез
ресницы станут тяжелы,
ты вспоминай меня.
Когда зальется соловей
горячей трелью на заре,
ты вспоминай меня.
Когда, заслушавшись, заснет
простой цветок под эту трель,
ты вспоминай меня.
Я участь горькую кляну,
но, чтобы облегчить ее,
ты вспоминай меня.
Чтобы меня отгородить
от темных одиноких дум,
ты вспоминай меня.
Чтоб раны сердца моего
зарубцевались наконец,
ты вспоминай меня.
Моя звезда, моя беда,
моя надежда, мой удел,
ты вспоминай меня.
Теперь, когда печаль и скорбь
уже не властны над тобой,
ты вспоминай меня.
Теперь, когда разлуки тень
уже не застилает мир,
ты вспоминай меня.
Отрадна память прежних дней.
Тебе одной я верен был,
ты вспоминай меня.
Любовь моя была проста,
как песня птицы поутру,
ты вспоминай меня.
Ты вспоминай, как я любил,
как жил и сердце не берег,
ты вспоминай меня.
Ты наши ночи вспоминай,
что были слишком коротки,
ты вспоминай меня.
В душе упреков не храни.
Как примиренья светлый луч,
ты вспоминай меня.
Не для того, чтоб горевать
над пеплом отгоревших дней,
ты вспоминай меня.
Не в сумерках, не в час ночной,
а на рассвете, на заре,
ты вспоминай меня.
 

 
Простите, друзья, но в этом году
деревья не принесли плодов,
и стол мой скуден, и встретить вас
как подобает я не готов,
и кладовые мои бедны,
не скрою – все у вас на виду.
Я не скуп, но поле мое
не уродило в этом году.
Простите, друзья, что в доме горит
одна-единственная свеча —
каплями воска плачет она,
добра, печальна и горяча.
Простите, друзья, что сердце мое
горем пылает, словно огнем, —
негде радость ему найти,
откуда взяться веселью в нем?
 

 
Встреча с тобою, мой город, —
загадка и боль,
встреча с тобой —
ожиданье, горечь и скорбь.
Но едва я увидел
огни твои ночью в аэропорту,
я ощутил, что прикован к тебе
и не в силах уйти.
Я прикован к асфальтовым улицам,
к площадям раскаленным,
где увядают под солнцем зеленые листья
мне отпущенных дней.
Город – раскрытая рана моя,
вновь и вновь прикасаюсь к тебе,
замирая от боли.
Так суждено,
чтобы ты утолял свою жажду
сердцем моим,
чтобы песни рождались
под огненной пыткой
прикосновенья к тебе,
чтобы годы мои
растворились в пыли переулков,
в шуме кварталов,
в тумане прогорклого масла,
чтобы Дельта и Нил,
щебень, мусор и камни
приняли тело мое,
для которого будет
вытесан обыкновенный египетский гроб.
 
 
Встреча с тобой —
и разорвана грудь,
обнажается сердце;
дышит оно тяжело,
одержимое страхом и жаждой.
Встреча с тобой – потрясенье,
забвенье обид,
воскрешенье надежд.
 
 
Город, люблю тебя —
пестрый туман застилает глаза,
словно при виде любимой,
и слезы
сами собой
сыплются, словно песок.
Сдавленный голос едва произносит слова:
«Город, люблю тебя», —
хоть и не слышу признанья,
и птица ручная моя улетела из клетки,
и нет ни покоя, ни крова,
и заперты двери,
и ты мне подносишь к губам
горькую воду тоски, —
все прощаю тебе и не уйду никуда.
 

(Из поэмы о Фараджалле Хелу [97]97
  Фараджалла Хелу– секретарь ЦК Ливанской коммунистической партии, убитый арабскими реакционерами в дамасской тюрьме 29 мая 1961 года.


[Закрыть])

Голос

 
Нет его с нами,
с тобой и со мной,
с миллионами братьев,
с ширью земной.
Был он таким,
как из нас любой.
Он умер,
умер за нас с тобой.
 

Хор

 
Не надо, друг,
не говори:
«Он умер».
Мы не хотим.
Не говори:
«Он умер».
Не верим мы,
что в этот день весенний,
когда земля в лучах зари,
он умер.
Он с нами,
в миллионах
он бессмертен.
В отважных,
закаленных
он бессмертен.
В любви к свободе,
в справедливом гневе,
в сердцах непокоренных
он бессмертен.
 

Голос

 
Был он таким,
как из нас любой,
простым человеком
из крови и плоти.
Пел,
и смеялся,
и чувствовал боль.
Жизнь проходила
в трудной работе.
Как он любил
солнечный свет!
Как улыбался
детям!
Почему его с нами нет
и солнце
ему
не светит?
 

Хор

 
Мы – зерна
для грядущих урожаев.
Мы прорастем,
когда наступит срок.
Нам гибелью бесславной
угрожает
неумолимый
кованый сапог.
Мы всходим
в царстве сорняков и гнили,
где наш удел —
могильная тюрьма.
Но час пробьет —
заколосятся нивы
и счастье
переполнит закрома.
 

Голос

 
Тираны
наших братьев убивают
в сыром застенке
в полуночный час,
и, как поток,
струится кровь живая,
чтоб вспыхнуть
в сердце каждого из нас.
Пусть палачи
свое свершают дело
трусливо,
подло,
тайно,
по ночам.
Но мужеству героев
нет предела —
они
в лицо смеются палачам.
 

Хор

 
Не говори:
«Умер Фарадж», —
не говори!
Траура нет
на алом флаге зари…
 

 
С нетерпеньем жду тебя: приди!
Занялся костер в моей груди,
Руку приложил к щеке: гляди —
Запылала узкая рука!
 
 
Счет мгновеньям я привык вести,
Нет, не захотела ты прийти.
Милая, страдальца навести!
Ах, когда б умел я не любить!
 
 
Может, зря в глазах моих огонь,
Нежностью чужое сердце тронь,
Знаю: холодна твоя ладонь,
Человек другой в душе твоей!
 
 
Разве мы расстались навсегда?
Разве обожгла меня беда?
Иль обидел я тебя когда?
В чем-то виноват перед тобой?
 
 
Угли подо мной раскалены,
Помыслы тревогою полны,
Легкие шаги твои слышны
В тихом дуновенье ветерка!
 
 
Целый день брожу я сам не свой,
Целый день я слышу голос твой,
Все друзья качают головой,
Думают, что я схожу с ума!
 
 
Дни мне обещаешь и года,
Клятвы нарушаешь без стыда,
В миг свиданья – холодна, горда
Или не являешься совсем!
 
 
Отговорку ты всегда найдешь,
На устах твоих благая ложь,
Мне тоскою сердце не тревожь!
Ах, когда б умел я не любить!
 

 
Говорят, что звездочеты
Удивительный народ.
Говорят, что звездочеты
Знают судьбы наперед.
Ну, а я свою заботу
Не доверю звездочету,
От меня пиастра в год
Не дождется звездочет!
 
 
Мне справляться нет охоты
Про свое житье-бытье:
Ведь не хуже звездочета
Знаю прошлое свое.
Не тревожась, не горюя,
В настоящем сам живу я,
Буду сам – повремени —
Знать и будущие дни.
 
 
Коль предскажут мне дорогу,
Я скажу без долгих фраз:
Все мы в жизни, слава богу,
Путешествуем не раз —
В самолете иль вагоне,
На верблюде или пони,
И, крутясь, как заводной,
Всех нас возит шар земной.
 
 
Если б вправду звездочеты
Наши судьбы знать могли,
Если б вправду звездочеты
Нам о том сказать могли,
То тогда до самой смерти
Было б скучно жить, поверьте:
Что случится, кто умрет —
Всё б мы знали наперед…
 
 
Звездочеты ходят скопом
И повсюду сеют ложь,
Их мудреным гороскопам
Я не верю ни на грош,
А кривлянье их смешное —
Лишь одно вранье сплошное!
Впрочем, даже для вранья
Примененье есть, друзья.
 
 
Вон спесивый чужестранец
В шлеме пробковом стоит,
И собою чужестранец
Портит весь окрестный вид.
Вот когда для звездочета
Подходящая работа!
Ну, приятель-звездочет,
Наступает твой черед!
 
 
Если б ты по звездам сразу
Напророчить мог ему
И заразу, и проказу,
И крушенье, и чуму,
Чтоб, от ужаса бледнея,
Прочь убрался он скорее, —
Вот тогда бы, звездочет,
Был и впрямь тебе почет!
 

I

 
Мне было светлое «Вчера» дано,
Но навсегда потеряно оно,
Встает в похмелье «Завтра» для меня;
Забыть «Вчера» сегодня суждено.
 
 
Я на судьбу ропщу, я одинок,
Душа моя сжимается в комок,
Мое «Вчера» – потеряно оно,
День завтрашний печален и жесток.
 

II

 
«Вчера» мое прекрасно и светло,
Как утро, что едва лишь рассвело,
Веселье, наслажденье было в нем,
Оно весною молодой прошло.
 
 
Мой сон хранила колыбель любви,
Но где ж «Вчера» и где огонь в крови?
У гаснул он, и холод наступил,
И счастья не вернуть, как ни зови!
 
 
О, почему, аллах, тяжел для нас
От прошлого счастливого отказ?
Мне было светлое «Вчера» дано,
Но навсегда потеряно сейчас.
 

III

 
Судьба ко мне холодною была,
Подобно тени, жизнь моя прошла,
Судьба совсем забыла обо мне,
Не трогают ее мои дела.
 
 
Забвенью преданы и песнь, и стих,
И та любовь, что отразилась в них,
Мои надежды и мои мечты —
Все то, что жило в помыслах моих.
 
 
Ужели не вернется никогда
Ко мне воспоминаний череда?
Мне было светлое «Вчера» дано,
Но потерял его я навсегда.
 

IV

 
Утех любовных радость, где же ты?
Где смех среди полночной темноты?
Где, душу волновавшие мою,
Улыбчивые, легкие мечты?
 
 
Где песни нашей светлой простоты
И где луга цветущей красоты?
Где ложе, ожидающее нас,
И травы молодые, и цветы?
 
 
Их нектаром мне было суждено
Наполнить кубок доверху – не раз,
Мне было светлое «Вчера» дано,
Но навсегда утеряно сейчас.
 

V

 
Желаний я почти не сохранил,
Угас моих мечтаний прежний пыл,
Я славу, опьянявшую тогда,
И прошлое свое почти забыл.
 
 
Почти забыл я, что немало дней
Уже из жизни прожил я своей,
Забыл, что раньше веселиться мог,
Смеяться мог, бывая средь людей.
 
 
Забыл, что в песнях все отражено,
О чем я раньше думал и мечтал,
Мне было светлое «Вчера» дано,
Но навсегда его я потерял.
 

VI

 
Ответь, аллах, настанет ли пора
Для возвращенья милого «Вчера»?
И может ли мне время исцелить
Боль старых ран, что так же все остра?
 
 
Мне «Завтра» улыбнется или нет,
Судьбы услышу ль благостный привет?
Вернутся ли опять ко мне мечты
Моих далеких и счастливых лет?
 
 
Иль все уже судьбою решено, —
Лишь вспоминать о прошлом мне дано?
Я знал свое счастливое «Вчера»,
Но навсегда потеряно оно.
 

 
Мы – свидетели.
Мы клянемся великим аллахом
Говорить только правду.
Мы, ставшие прахом,
Мы пришли в этот мир
Лишь на час.
И сейчас перед вами стоим,
Чтобы после обратно
Вернуться к могилам своим.
 
 
Мы – свидетели.
Мы клянемся великим аллахом
Говорить только правду.
Что проку в обмане феллахам?
Их спросите о мире —
А что у них есть в этом мире?!
Только жизни задворки —
Событья проходят над ними.
И глядят бедняки
На тиранов, князей, королей,
А потом умирают в угаре военных полей.
 
 
Прежде чем умереть,
Все мы землю пахали,
Все мы были матросами,
Слугами иль пастухами.
Прежде чем умереть,
Мы красивые строили зданья.
Может, по одному
Мы прошли через смерть и страданья,
Но пришли сюда вместе,
Костлявые руки воздев,
Чтоб поднять общий голос,
Возвещающий горе и гнев!
 

 
Как сладость надежды,
нам влага его дорога,
Как в райском краю,
зеленеют его берега.
Как девушка, свеж он,
как сказочный воин, могуч.
По глади зеркальной,
блестя, рассыпается луч!
Как море, течет он,
разливом весенним своим
Кормя человека
и все, что посажено им.
Он – зерна пшеницы,
он – хлопок для наших одежд.
Бессмертный исток
наших радостей, наших надежд!
Добро даровать —
так закон его жизни гласит,
Ко всем справедливый,
он каждый клочок оросит,
И знатным и бедным —
он всем принесет урожай,
А только пожнешь —
и опять поскорее сажай!
Он – вечно в пути,
а посмотришь – как будто стоит:
Так мощно и мудро
безбрежные воды струит;
Но чуть возмутится,
запенив густую струю,
С рычанием львиным
вздымает он гриву свою.
 
 
Как сладость надежды,
нам влага его дорога,
Как амбра, смуглы
и душисты его берега.
Пусть мутен и глинист —
он райские реки затмил,
Святой,
полноводный,
извечный кормилец наш – Нил!
 

 
Покой дается тем, кто, путы разорвав,
В решающей борьбе своих добился прав.
Но в преждевременном и праздном ликованье
Египту послужить не смогут египтяне.
Для дела нашего упорный нужен труд, —
Пусть радость не пьянит, а скорби не гнетут.
Печаль бесплодная всегда туманит взгляд, —
Сквозь слезы ничего глаза не разглядят.
Безверьем сумрачным, отчаяньем своим
Мы самый светлый день мгновенно помрачим.
Будь тверд и терпелив, пред боем отточи
И копья меткие, и грозные мечи.
Своим вооружась геройством и бесстрашьем,
Не путай мелких дел с великим делом нашим.
Пусть только истина, как лучший друг в борьбе,
Повсюду и всегда сопутствует тебе.
И в миг опасности – спасительный приют,
Убежище тебе товарищи найдут.
 

 
Жизни вернулась с тобой чудотворная сила.
Слава мгновенью, что снова тебя возвратило.
Вместе с разлукой мои исчезают печали, —
Эта разлука отраду тебе принесла ли?
Даже зарю умолял я, тоскуя, скорбя,
Чтобы вернуться она убедила тебя.
Ветру посланья вверял для тебя, для любимой, —
Сетовал ветер, что жгутся они нестерпимо.
Радостью, скорбью, – как хочешь любовь назови,
Но заблуждается тот, кто не ценит любви.
Ты – мое счастье. Не верь клевете и злословью,
Будто утешился я и расстался с любовью.
Если останется все, что сказал, без ответа, —
Знай, что люблю, и запомни хотя бы про это.
Мне за тебя пережить твои скорби позволь,
Муки твои пусть в мою превращаются боль.
Люди уснули, но мне задремать не пришлось
Лишь потому, что люблю до страданья, до слез…
 

 
Сомненья нет, что суждено свершиться упованьям,
Кто вышел ночью, трудный путь закончит утром ранним.
Сомненья нет, что роковой развеется обман,
Что ключ к правам своим теперь в руках у египтян.
Великой доблести порыв ничем неукротим,
Нас побеждавшую судьбу мы сами победим.
Не дрогнем мы, наперекор сомненьям и тревогам,
А устоявшие в борьбе вознаградятся богом.
Начнется жизни новый день и новая страница,
И наша долгая печаль вдруг в радость превратится.
Нет, ничего из прав своих мы не считаем лишним,
Мы будем свято дорожить любым зерном горчичным.
Страшны преграды, труден путь, опасны рвы и кручи,
Погибнуть может караван в кромешной тьме дремучей.
И лишь народ, избравший путь единственный и правый,
Способен все преодолеть, достичь бессмертной славы.
Но как в грядущее войти, решает сам народ:
За шагом шаг, а может быть, вдруг броситься вперед?
Что ночью кажется тебе и сложным и премудрым,
Так удивительно легко ты совершаешь утром.
Но ты борись и побеждай спокойно, не гордясь,
Свои великие дела ты скромностью укрась.
Когда гремит сражений гром и жаркий бой идет, —
Утратам, славе и добру тогда теряют счет.
Пускай история решит, какой отважный воин
Венков лавровых, и хвалы, и жемчуга достоин.
Решать не надо самому, кто славен и велик, —
Ведь о подобных же делах писалось много книг.
Они рождались из любви, и злобы, и печали,
Где пламень жаркий иногда с водой соединяли.
А в слабых есть такой огонь, что сильным и неведом,
И только правде суждено нас приводить к победам.
 

 
Через тысячи миль
я по свету кружу,
через тысячи рук
я в пути прохожу,
из-за вас,
обитатели сел и столиц,
я в скитаньях упорных
не знаю границ!
 
 
То бесстрашно плыву
океанами я,
то уныло бреду
с караванами я,
то по диким хребтам,
то в дремучем лесу
потаенные вести
я людям несу!
 
 
Не великий мудрец
и не сплетница я,
но для многих —
и друг
и советница я.
Неподкупно и свято
в чужой стороне
сберегаю я все,
что поручено мне!
 
 
Глубоки мои тайны,
и путь мой далек,
и встречают
то радость меня, то упрек, —
сколько счастья скрывает
иль горького зла
тот конверт,
что избраннику я принесла!
 
 
О, как часто рыдать
заставляю я тех,
у кого на губах —
только шутка и смех,
а порою
улыбкой украсить могу
даже самую злую
старуху каргу.
 
 
Сообщаю советы
полезные я,
погруженному в скорбь
соболезную я,
о наградах, событьях, делах —
обо всем
я и сестры мои
вам известья несем.
 
 
Через тысячи миль
я по свету кружу,
через тысячи рук
я в пути прохожу…
Разве стоит
наш верный,
настойчивый труд
тех монет,
за которые нас продают?
 
 
За гроши вы меня покупаете…
Нет!
Я – дороже стократ
ваших жалких монет!
Мудрецы иль безумцы —
вы все мне друзья,
всем служенья пример
бескорыстного я!
 

 
О парус над Тигром, уплывающий на закат!
Пусть мои слезы тебя от беды хранят!
По тихой воде иди, как некогда шел пророк,
Скользи по воде, как света лучи скользят.
Пристань к берегам, где плывут ароматы садов,
К дивным долинам, где радость и мир царят.
И в этом краю ты прощение мне испроси
У глаз антилопы, чей так печален взгляд,
В далеком краю, где живет мой великий народ,
Добывший свободу – лучшую из наград.
 

Скульптурный портрет короля Шамба Болонгонго. Народность бакуба (Конго). Полированное дерево. Высота 54 см. Британский музей

ЗАИР

 
Плачь, мой любимый черный брат,
в тысячелетьях скотской ночи!
Твой прах развеян по земле самумами и ураганом.
Ты, некогда воздвигший пирамиды
Для всех своих державных палачей,
Ты, загнанный в облавах, ты, разбитый
Во всех боях, где сила торжествует,
Ты, затвердивший в школе вековой
Один лишь лозунг – «рабство или смерть»,
Ты, прятавшийся в джунглях безысходных,
Встречавший молча тысячи смертей
Под маскою болотной лихорадки,
Иль под клыкастой маской тигра,
Или в объятьях топкого болота,
Душивших постепенно, как удав…
И день пришел, когда явился белый,
Он был хитрей и злее всех смертей,
Выменивал он золото твое
На зеркальца, на бусы-безделушки.
Насиловал твоих сестер и жен,
И спаивал твоих сынов и братьев,
И в трюмы загонял твоих детей.
Тогда гремел тамтам по деревням,
И люди узнавали, что отчалил
Чужой корабль к далеким берегам,
Туда, где хлопок – бог, а доллар – царь.
Приговоренный к каторге бессрочной,
Работавший, как вьючная скотина,
Весь день-деньской под беспощадным солнцем,
Ты был обучен славить в песнопеньях
Их гóспода и был распят под гимны,
Сулившие блаженство в лучшем мире.
И только одного просил у них —
Позволить жить тебе, позволить жить.
И у огня, в тревоге, в смутных грезах
Ты изливался в жалобных напевах,
Простых и бессловесных, как тоска.
Случалось, ты и веселился даже,
И вне себя в избытке сил плясал.
И все великолепье возмужанья,
Все сладострастье юное звучало
На медных струнах, в бубнах огневых,
И этой мощной музыки начало
Из ритма джаза выросло, как вихрь,
И громко заявило белым людям,
Что им принадлежит не вся планета.
Ты, музыка, позволила и нам
Поднять лицо и заглянуть в глаза
Грядущему освобожденью расы.
Пусть берега широких рек, несущих
В грядущее свои живые волны,
Твоими будут!
Пусть вся земля и все ее богатства
Твоими будут!
Пусть жаркое полуденное солнце
Сожжет твою печаль!
Пусть испарятся в солнечных лучах
Те слезы, что твой прадед проливал,
Замученный на этих скорбных нивах!
Пусть наш народ, свободный и счастливый,
Живет и торжествует в нашем Конго,
Здесь, в самом сердце Африки великой!
 

 
Голубь, белая птица,
белая птица солнца,
пряди, сядь на руку мою,
здесь грядущее зреет.
Тобой
окрыляется воля моя,
И забвение прячет
ястребиную хищную голову
с зеленым глазом болот.
Оно становится другом,
другом свободной мечты,
другом света, взбегающего по стволу
на высокую пальму.
Его губы поют для тебя
священную песнь братства.
Радуга – лук, натянутый в небе,
дай нам твои стрелы,
в них зреет порыв безрассудства.
Я жду,
жду красного часа решенья,
чтобы войти в тело битвы.
И вот уж свистит надо мною стрела,
уносящая вдаль
опьяненный порыв победы.