Текст книги "Поэзия Африки"

Автор книги: авторов Коллектив

 
Люби меня не так,
Как собственную тень:
Она с тобой проводит день,
А я не прочь
Пробыть и ночь.
И не как перец:
Брюхо он спалит,
А голода не утолит.
Не как подушку:
Ночью вы вдвоем.
А днем?
И не как рис:
Ведь, проглотив его,
О нем не помнишь ничего.
И не как мед:
Он, правда, сладок,
Но кто же до него не падок?
Не так, как нежные слова,
Что прозвучат – и улетят.
Люби меня, как сладкий сон:
Глядишь – и явью станет он.
Люби, как серебро:
Оно с тобой всегда,
Да и для дальнего пути
Надежней друга не найти.
Люби меня, как калебас:
Пока он цел – стоит с водой.
А разобьется – не беда:
Подставкою для струн послужит он тогда.
 

 
Одно словечко, сударь.
Один совет, сударыня.
Я не из тех, кто может надоесть,
Как ложечка большой тарелке.
Я не из тех, кто рад любой безделке,
Чтоб проболтать весь день, как дуралей ручей.
Я говорю, как друг, по дружбе, для друзей.
 
 
Ведь я не расписной сосуд из тыквы,
что гордо выставляет свой живот,
Я и не лодка, что перевернется,
дороги не найдя среди спокойных вод.
Злак с человеком сходятся в одном:
Тот мыслями богат, другой – зерном.
Я не танцую там, куда меня не звали.
Я не из тех холостяков, что любят поучать женатых простаков.
(Слепец поможет зрячему едва ли!)
 
 
Вы не глупцы, которых учит кто угодно.
Происхожденье ваше благородно.
Вы – две воары средь густой листвы,
Две лилии бесценных – вот кто вы!
Любовь явилась к вам в прекрасный час,
Когда никто не видел вас, —
Не как слеза, что выжал дым из глаз,
Не как зеленый виноград, ребенком сорванный до срока.
Храните ж чувство, как зеницу ока.
Ведь трижды в год не расцветет авоко,
А новолуние бывает в месяц раз.
Любовь да не оставит вас.
Сладчайшая любовь податливее хлопка,
 
 
А все ж
Ее не разорвешь.
Любовь как тропка:
Тропа жива, пока по ней идешь.
Пусть в вас любовь живет всегда,
Как под песком живет вода.
Пускай, как мокрая веревка,
Любовь супругов скрутит ловко.
Возьмем, к примеру, соль:
Играет нежность ту же роль.
Соль крупная вам зубы повредит.
От тонкой соли лучше аппетит,
Картошку растолки – она мука,
А испеки – она и так мягка.
Простыл – согрейся,
А устал – приляг.
 
 
В неделю разлетятся в прах
Горшки из глин Амбоанжоба.
Любовь и брак как мясо и костяк —
Их не разъять уже до гроба.
Теперь о ссорах и об их причинах.
Причин для ссоры как в песке песчинок!
Совет: не походите на щенка,
Который от пинка визжит на всю округу.
Семейные дела не для всего села.
 
 
Все на земле чему-нибудь да служит:
С москитами болото дружит,
Гора – противница туманов,
Ленивая вода – приют кайманов,
А человек, он разума сосуд.
Тебя за храбрость люди чтут,
А ты один впотьмах идти боишься, —
Так чем же ты гордишься?
 
 
Семья не птичий двор. Побольше такта:
Петух поет – наседка не кудахтай.
Натянутые струны не тяните,
Гнев попусту на помощь не зовите.
Незрелые плоды доводят до беды.
Раздор в семье – нарыв на лбу,
С ним проклянешь свою судьбу.
Соседям не завидуйте напрасно:
Чужое платье вам не по плечу.
Еще совет подать хочу —
Безмерные желания опасны:
Кто вершею скребет по дну,
Тот тину выудит одну.
Пусть мудрость украшает вас:
Она при жизни покрывало,
Она и саван в смертный час.
 
 
Кошачьему не подражайте роду,
Что любит рыбу, да не лезет в воду,
Труд – лучший друг людей. Не ссорьтесь с ним.
Не любят нищих и не верят им.
Бездельнику позор:
В саду он – вор,
На людях – попрошайка,
А дома – лишний рот.
Клянет его хозяйка.
Труд человека создает.
Пока жена в дому полна хлопот,
Муж в поле трудится с рассвета до захода.
Трудитесь, забывая про невзгоды.
Судьба не улыбнется – бог спасет.
Трудитесь, труд вам счастье принесет.
 

 
От равеналы [195]195
  Равенала —род дерева семейства банановых, встречающееся на Мадагаскаре. Здесь обычно равеналу называют «деревом путешественников».


[Закрыть], дерева скитальцев,
Уходят шесть дорог:
Одна ведет в селения забвенья,
Другая – в никуда,
На третьей ждет беда,
Четвертая – по ней прошла когда-то
Любовь… и не оставила следа.
Дорога пятая – для тех, кто навсегда
Убил в себе любовь и сожаленья.
Последняя? Я знаю первых пять.
Последнюю я не успел узнать.
 

 
Сумасшедшие травы
Мою затопили дорогу.
Что ж, тем хуже для них.
 
 
Набегают мечты и уходят,
Только песенка рядом идет.
Справа нет никого,
Слева нет ничего,
И не видно, чтоб персик расцвел.
Но запах тончайший настиг и окутал меня.
Может быть, я влюблен?
 

МАЛИ

 
О вечная правда палящего солнца!
О блеск африканских лучей!
Вы рвете на части мое безучастье,
Покорность мою перед силою власти
Глухих деспотичных ночей.
Луна на Мали! Твои светлые стрелы
Впиваются в тело тоски, что владела
Душой омраченной моей.
О, правда без тени – малийское утро!
О, вечер весенний, прозрачный и мудрый!
Спасибо за щедрость, за то, что смогли
В тяжелые годы,
В дни горькой невзгоды
Хранить и поддерживать голос народа
Родной африканской земли.
Томилась она,
Изнывала она,
Была ее ночь беспросветно темна.
Но порваны путы,
И с этой минуты
Воспряла земля, распрямилась спина.
И правду свою защитить мы сумеем,
Мы твердо решили до гроба быть с нею,
Чтоб злоба врагов нас не сбила с пути.
Рассеялись тучи,
Чей сумрак нас мучил,
К смиренью тащил нас по дебрям дремучим,
От кручи сознанья хотел увести.
И ритмы тамтама рокочут упрямо,
Из леса летят, из зеленого храма,
Где птицы смолкают,
Услышав их звук.
Летят к моей хижине ритмы, и прямо
С порога зовут меня ритмы тамтама,
И мне говорят они:
Кончилась драма!
Свобода зовет в свой ликующий круг.
 

 
В небо черное,
к звезде бессонной,
ты, земля,
от горести седа,
простирала руки
исступленно:
«Упади,
алмазная звезда!
 
 
Чтобы голод,
злоба и невзгода
не терзали землю
никогда,
к нам сюда
с глухого небосвода
упади,
алмазная звезда!
 
 
Чтобы смерть ушла,
а жизнь продлилась,
чтоб навек
рассеялась вражда,
приходи скорее,
справедливость,
упади,
алмазная звезда!
 
 
В этот мир,
где слышатся рыданья,
неизбывны
горе и нужда,
где еще глумятся над рабами,
упади,
алмазная звезда!
 
 
В этот мир,
где вера и свобода
проданы на рынке без стыда,
с незапятнанного
небосвода
упади,
алмазная звезда!
 
 
В этот мир,
где истина распята,
где любовь
не радость, а беда,
приходи,
спасенье и расплата,
упади,
алмазная звезда!
 
 
Ради наших малых,
ради самых
слабых и беспомощных
сюда,
к нам
в полусожженные саванны,
упади,
алмазная звезда!
 
 
Чтоб надежда не иссякла,
слышишь,
чтоб душа воспрянула,
горда,
к братьям
под соломенные крыши
приходи,
алмазная звезда!»
 
 
И в ответ
ударили вулканы,
заклубились пыльные столбы,
в трубы
затрубили океаны,
водопады
встали на дыбы,
промелькнула
молния слепая,
в небе
засветилась полоса,
дрогнула земля…
 
 
Звезда упала!
Во вселенной
Ленин родился!
 

 
Африка наша,
империя знойного солнца,
наша земля,
напоенная светом и тенью,
ты – для иных —
только царство горького мрака,
только ночь,
отчаянье,
грязь,
нищета и позор.
 
 
Но для меня
ты – земля, на которой я вырос,
мать моя,
черный алмаз,
новолунье, затмившее звезды,
каменнотвердые плечи
братьев моих…
 
 
Ты рождена для свободы,
как сердце мое – для любви.
Ты рождена для свободы,
как ураган – для простора.
Ты победишь
вопреки слепому насилью,
ибо жаждут победы
твои молодые орлы.
 
 
Завтра, да, завтра
ты выгонишь прочь навсегда
всех – до последнего! —
бывших хозяев,
как выметает буря
жалкие клочья
старых вороньих гнезд.
 
 
Солнце погаснет,
исчезнет луна,
океан обмелеет,
горы на воздух взлетят,
если ты не станешь свободной!
Африка наша,
империя знойного солнца,
наша земля,
напоенная светом и тенью,
ты рождена для свободы,
как сердце мое – для любви!
 

 
Река животворной воды,
предтеча истории древней!
Империи рушились в прах,
тонули в пучине веков.
Но ты продолжала свой путь,
торжественный и повседневный,
кормилица черных племен,
надежда простых пастухов.
Река, ты сквозь мирные дни
текла, наслаждаясь покоем.
Твой синий простор одарил
народов большую семью.
Но лишь появлялись враги,
ты в бой устремлялась, как воин,
и чудилось: волны твои —
солдаты в походном строю.
Пой песню, что тысячи лет
звенит над твоими волнами.
Будь щедрой и доброй рекой,
будь матерью нашей земли,
обуздывай засухи гнев,
смиряй ненасытное пламя,
смывай животворной водой
горючие слезы Мали.
На теле твоем голубом
повязка из радужной пены…
Шуми, разливайся, струись,
к безбрежному морю спеши.
Поэт я еще молодой.
Стихи мои несовершенны.
Но я посвятил их тебе,
родная река, от души.
 

 
Приходит тихий золотистый вечер.
По зарослям скользит неслышный бриз.
Дымящие костры на берегу зажглись.
Звучит свирель печалью человечьей.
 
 
Уходит солнце гибели навстречу.
Струится кровь по серым облакам.
Размеренно рокочет океан.
Неторопливо наступает вечер.
 
 
На баобабах, кряжистых и древних,
сидят орлы косматые и дремлют,
усталые, огромные орлы.
 
 
Из океана выплывает сумрак,
и заунывен лай собак безумных,
и рады звери наступленью мглы.
 

 
Маленький белый сказал,
Добрый белый сказал,
Незлой колонист сказал:
«Патрис? Какой же Патрис?..
 
 
А! Тот крестьянин простой,
Который волей судеб
Случайно премьером стал,
А потом был кем-то убит!»
 
 
Белая дама на улице
Сказала тебе, Патрис:
«Эй, отойди с дороги,
Черная образина…»
А директор почты сказал:
«Садись, цивилизованный негр.
Это слово тебе подойдет!»
 
 
Один журналист рассказал,
Что сам бельгийский король,
Взгромоздившись на пышный трон,
С тобой говорил, Патрис,
И что в память об этом дне
Полубогом назвали тебя,
А когда ты вернулся, Патрис, —
Из Брюсселя вернулся домой, —
Наручники ждали тебя.
 
 
Так прокурор приказал.
Один журналист рассказал,
Что пронзили тебя, Патрис,
Холодным бельгийским штыком
И кинули тело твое
В холодильник бельгийский, Патрис.
Чомбе так приказал.
 
 
Ты слышишь, ты слышишь, Патрис:
Набат свободы гудит,
Это колокол нашей борьбы
Ты раскачал, Патрис.
 
 
Верь же, Патрис, что мы
Хорошим пинком угостим
Тех, кто расселся в тени
Африканских деревьев, Патрис.
Мы сумеем их вышвырнуть прочь —
Тех, кому Африка-мать
Радушно дала приют,
Вспоила своим молоком,
Точно родных детей, —
А они убивают нас,
Презирают и душат нас,
Распинают и грабят нас.
 
 
Ты видишь, ты видишь, Патрис!
Надвигается ураган,
О нем тамтамы гремят,
Ночью гремят и днем.
Надвигается ураган.
Он сильней, он грозней, чем они,
Африки палачи.
 
 
Гремят тамтамы, гремят,
Надвигается ураган,
Поднимается на врага
Наша земля.
 
 
Спи спокойно, родной Патрис,
Символ нашей борьбы.
 

 
Если быть коммунистом —
значит жить для народа,
защищая отчизну,
как собственный дом,
если быть коммунистом —
значит долгие годы
оставаться бесстрашно
на посту боевом,
если быть коммунистом —
значит выйти с оружьем
и с друзьями шагать
плечом к плечу
и в последнем бою
умереть, если нужно, —
не колеблясь,
я стать коммунистом хочу!
Если быть коммунистом —
значит на землю скинуть
тех, кто любит кататься
у нас на горбу,
если быть коммунистом —
значит выпрямить спину
и забрать в свои руки
свою жизнь и судьбу,
если быть коммунистом —
значит драться с насильем,
крикнуть «нет!» без боязни
в лицо палачу,
и добиться свободы,
и мечту сделать былью, —
заявляю:
я стать коммунистом хочу!
Если быть коммунистом —
значит быть человечным,
и бороться за дружбу
в нашей братской семье,
и шагать не сгибаясь
урагану навстречу,
как Лумумба.
Туре [199]199
  Секу Туре(род. в 1922 г.) – президент Республики Гвинеи.


[Закрыть],
как Фели́кс Мумие [200]200
  Мумие Фели́кс(1925–1960) – камерунский политический деятель. Председатель Союза народов Камеруна (ЮПК). Отравлен в Женеве агентами террористской организации колонизаторов «Красная рука».


[Закрыть],
чтоб не смел больше враг,
разъярен и неистов,
предавать африканцев
огню и мечу,
если все это вместе
значит быть коммунистом, —
подтверждаю:
я быть коммунистом хочу!
 

 
Конта, Карабента, Кумаре —
рыбаки, хозяева Джолибы,
сколько тайн вы рассказать могли бы,
как и ваши братья на горе
из племен надо или догонов!
Воспевают мудрые гриоты
ваше мужество, труды, заботы,
ваши лодки средь пучин бездонных.
 
 
Конта, Карабепта, Кумаре!
Вы плывете с полным грузом рыбы
по волнам бушующей Джолибы
от Дженне и до Сарафере. [201]201
  Дженне, Сарафере, Ансонго, Кумикоро– города в Мали.


[Закрыть]
Вы минуете леса и горы
на своих стремительных пирогах
вдоль разливов и речных порогов
от Ансонго и до Куликоро.
 
 
А Джолиба награждает скупо!
Так что быть должна у рыбака
грудь так необычно широка,
чтоб на ней установилась ступа
и чтоб две девицы в полной силе,
крупной стати и большого роста
в ступе той могли толочь бы просо
и зерно в муку бы превратили!
 
 
Чтоб шестом челнок продвинуть свой
среди мелей, где бессильны весла,
должен быть рыбак настолько рослым,
чтоб касаться крыши головой.
И мешки, наполненные сорго,
весом около двухсот кило
из села в далекое село
должен он легко нести для торга.
 
 
И рыбак обязан плавать так,
чтоб догнать в заливе ламантина
и чтобы каймана, в гуще тины увидав,
мог заколоть рыбак.
Как вам удается, рыбаки,
останавливать гиппопотама,
чтобы он, плывя вперед упрямо,
не топил бы ваши челноки?
 
 
Как вы можете среди лагун
видеть все, что глубь речная скрыла,
чтобы прямо в сердце крокодила
кинуть свой отточенный гарпун?
Что за волшебство в такой игре
вам всегда удачу приносило?
В чем секрет могучей вашей силы,
Конта, Карабента, Кумаре?
 

 
Когда увидишь ты ладони моей матери
И каустиком съеденные пальцы,
Шершавые, как пальмы ствол сухой;
 
 
Когда увидишь ноги моей матери,
Ступни, источенные жадными клещами,
Все в трещинах, как скалы над рекой;
 
 
Когда увидишь ты улыбку моей матери,
Поверженного ангела печальней,
И рот ее, сведенный немотой;
 
 
Когда увидишь очи моей матери,
Прекрасные, как праведников души,
И полные покорности тупой;
 
 
Когда увидишь спину моей матери,
Изрытую оврагами-рубцами,
Сеченную дождем, и ветром, и жарой, —
Тогда поймешь ты, почему я слез не лью
И почему в строю я и в бою.
 

Не только своей многоликостью поражает Африка, этот континент-исполин, но и зачаровывает непостижимыми тайнами.

На севере катит спокойные волны Средиземное море. На юге – мыс Бурь. На востоке – мыс Гвардафуй, за ним уже Азия. На западе – Зеленый Мыс, отмечающий границу с другим миром.

Всхолмленные зыбкие пустыни с их миражами и самумами перемежаются саваннами. Сглаженные скалы вразброс. Реки, кишащие крокодилами и гиппопотамами. Огромные озера с опрокинутыми в них заснеженными горами.

А вот и девственный лес, одаряющий землю перегноем и тенью, такой высокий, что чудится, будто он устремился на завоевание неба, и тут же рядом – безбрежная гладь Конго.

И надо всем этим, от одного тропика к другому, от одного океана к другому, великолепный огненный шар щедро расточает свои богатства под отчужденным взглядом Хармакхи.

Вихри рождаются почти всегда у подножья деревьев, в час, когда солнце в зените.

До самого неба взметают они столбы обжигающей пыли.

Трепещут старые циновки, вдребезги разбиваются дырявые калебасы, валятся изгороди, и с крыш слетает солома.

А иногда взвивается пламя пожара, и всей деревней овладевает безудержный ужас.

Женщины и дети изо всех сил барабанят в деревянные ящики, стараясь прогнать злого духа.

И – смотрите – он удаляется в направлении колодца, пламя угасает.

Днем, под чернеющим солнцем, промчалась туча, роняя крупные, как черепашьи яйца, капли.

А когда пали сумерки, напоенные освежающими запахами, из самой глуби земли просочилось глухое урчание.

Догадливый землепашец знает, что пора дождей миновала; отныне только роса поможет зерну дозреть.

А там, наверху, едва различимый в безбрежной лазури, орел одиноко парит над своими владениями.

Черной лентой по песку вытягивается захваченная врасплох бида [204]204
  Бида– ядовитая змея.


[Закрыть]. Глаза ее мечут пламя, с быстротою молнии высовывается и исчезает раздвоенное жало, и путник, пригвожденный к месту, умирает прежде, чем падет на землю.

Ребенок напроказничал. Его ожидает наказание, а он ни о чем не догадывается.

Отец срезает гибкую пальмовую ветку, но в тот миг, когда он заносит руку, ребенок, улыбаясь, поднимает голову.

Как противостоять его улыбке? Розга выпадает из рук. Мать поспешно уводит свое дитя и долго его обнимает.

Плачущий ребенок не будит сострадания. Это поющий рожок, треснутые литавры или бурдюк продырявленный.

Временами кончики ресниц отягощаются крупными каплями, временами глаза сухи, и только топают ножки и, словно крылья, бьются ручонки.

«Зачем все это?» – я спрашиваю. Это знает лишь мать.

Словно цветок гомбо еще в бутоне под жарким солнцем, словно лилия вся в отливах золотистого пламени, откуда вылетают наяды, – любовь расцветает с одного взгляда.

Зажав между коленями маленький рог лани, Мариам то и дело опускает в него палочку из черного дерева. Осторожно вынимает ее, проводит кончиком вдоль век и любуется собою в металлическом зеркале. Она и впрямь прелестна. Небрежно накинутая одежда. Два золотых кольца в ушах и двойная гирлянда цветов моро-моро. А какая у нее кожа! О, этот блеск, эта нежность, этот трепет вырванной печени.

Пока ты набиваешь свою утробу, все в ожидании – и собака, и кошка, и куры, и даже муравьи.

Пока ты набиваешь свою утробу, вспоминай о том, что говорил в посевную страду, доверяя зерна разрыхленной земле:

– О даритель дождей! Ниспошли в изобилии влагу, чтоб еды хватило на всех. На меня и семью. На птиц в небе и муравьев на земле, на сироту и случайно забредшего путника.

И вот полились дожди, а после их окончания, щедро орошенные росой, зерна дозрели. Птицы склевали не все. Обезьяны, пальмовые крысы, дикобразы пощадили твой урожай. Мольбы твои исполнились. Так не забывай же о голодных, набивая свою утробу.

Если ты спишь, стало быть, ты в мире с собою. Если ты спишь, стало быть, у тебя слишком много времени. Если ты спишь, стало быть, сердце твое не обременено заботами. Если ты спишь, значит, дремлет и твоя мысль.

Как смеешь ты спать в час, когда гибнут люди?

– В час, когда узники стонут в оковах?

– В час, когда рыдают сироты и вдовы?

– В час, когда другие, с болью в душе, думают о твоем спасении?

Кто ты? Откуда родом?

За какие грехи бог лишил тебя разума?

МАРОККО

 
До чего же мы хрупкие с вами созданья!
И хотя для Аллаха,
Для Брахмы,
Для Бога-отца
Люди были венцом мирозданья.
Однако какой-нибудь сущий пустяк —
Инфузория, жалкий микроб —
Без особых усилий
Сводит нас в гроб.
 
 
О боги из бронзы!
Творение рук человека!
По образу своему и подобию
Создавал он вас, боги.
Молитесь на человека,
Молитесь за человека,
Потому что ему вы обязаны многим.
 
 
О боги из камня!
Неустрашимых и сильных,
Вас изваял человек,
Боязливый и хилый…
С высоты пьедесталов своих
Вы глядите, как мимо проходят века,
И ни время, ни бури
Не могут лишить вас величья и силы.
 
 
Так явите же милость тому, кто вам жизнь даровал,
Кто вас создал и, как говорится, поставил на пьедестал.
Он, создавший вас, любит цветы – вихри рвут их со злобой,
Он боится болезней – разносят их ваши микробы,
Дорожит своей жизнью – ее поломать вы способны шутя,
Позабыв, что извлек он вас, боги, из небытия.
Почитает он вас, очищает от грязи и пыли.
Строит пышные храмы, чтоб вы среди роскоши жили,
Оживляет и бронзу, и камень, и дерево, чтобы вы плоть обрели
И чтобы пылкая вера
Пред вами склонялась до самой земли.
 
 
И, однако,
Во власти своих постоянных забот и тревог,
Дать вам сердце
Создатель ваш так и не смог.
По вине человека
Бессердечны вы, боги!
 

 
Быть —
Это «нет» говорить пустоте,
«Нет» – ночной немоте,
«Нет» – абсурду дорог.
Бесконечных дорог.
Затерявшихся в темноте.
 
 
Жить —
Это быть
На скрещенье путей,
Где тепло меня греет улыбки твоей,
Где мое отраженье в глазах у людей,
Где живут, умирают,
Вступают в борьбу,
«За» и «против»,
Во власти кипящих страстей.
 
 
Пустота…
Есть дыхание в той пустоте.
Немота…
Но гармония есть и в ночной немоте.
Неспроста
Ночь огнями зажглась над абсурдом дорог,
Затерявшихся в темноте.
 

 
Когда вулкан перестал грохотать,
Земля ожила
И покрылась опять
Колосьями,
Чьи золотистые стебли
Переплетаются,
Словно
Друг к другу ласкаются…
Ровно
Дышат они и качаются
Плавно…
Им трудно на месте стоять.
 
 
А в огромном лесу
Бродит ветер, не разбирая дороги,
И тихо
Вздрагивают ветви деревьев
В ритме сердца и в ритме его тревоги.
 
 
По осенней земле,
По осколкам молчанья
Ступают мои утомленные ноги.
 
 
И привкус одиночества вдруг исчезает,
И появляется чувство особого рода,
Непостижимое чувство,
Что теперь мы втроем:
Я,
воспоминание о тебе
и природа.
 
 
И мне не страшно:
Ведь я не один.
 

 
О город печальный, хотя и пьяный от солнца,
Город, сыростью отягощенный!
Ты хрупкие флейты мои не слышишь,
Сердце мое здесь эхо свое потеряло,
Я на странице дрожащей пишу окровавленной пеной.
 
 
Город горечи,
Нервов лишенный Рабат!
Ритм словам придавать
Здесь поэты себе запрещают.
Вокруг разговоры ведут
И ничего ровным счетом
Не говорят.
Среди гула слова умирают,
Цветы увядают,
И ветер сметает безжалостно их аромат.
 
 
Если бы люди умели смеяться,
Они б оставались всегда молодыми.