Текст книги "Правитель Аляски"

Автор книги: Аркадий Кудря

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)

   – Оно мне только помешает, – после короткого раздумья ответил Тараканов.

С ним отправился на берег и Алексей Однорядкин.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Остров Кауаи,

май 1817 года

Однорядкин вернулся на «Кадьяк» лишь вечером и сказал, что Тараканов виделся с королём, но особенного успеха в переговорах не добился. Каумуалии твёрдо стоит на своём: все русские и алеуты должны в ближайшее время покинуть остров. Виттимор привёз на своём корабле и передал Каумуалии ультиматум от американцев и Камеамеа: если русские не уйдут с Кауаи, американцы посадят на пять стоящих в Гонолулу кораблей вооружённых канаков и совместно с ними атакуют остров. Король может избежать бессмысленных жертв, но, если он хочет этого, ему лучше поскорее избавиться от пригретых им гостей. Тараканову удалось добиться лишь некоторой отсрочки отплытия с острова русских судов. Каумуалии разрешил временно, до завершения загрузки кораблей, оставаться на острове только нескольким русским, в том числе Тараканову, Лещинскому и Филиппу Осипову. Но доктор Шеффер не должен более показываться на берегу. Таков был окончательный приказ короля.

Используя благожелательное отношение к нему многих канаков, Тараканов днями напролёт обеспечивал доставку на берег находившихся на складе товаров компании и личных вещей промышленников. Он ночевал в хижине с Ланой, но теперь эти ночи не приносили ему счастья. Лана плакала, сквозь слёзы говорила, что скоро «кане лауае» покинет её. Тараканов мучился, не зная, как ему поступить: взять её с собой или оставить здесь в надежде, что всё как-нибудь образуется и он вернётся. Ежели ему придётся плыть на «Кадьяке», брать Лану с собой рискованно: Джордж Янг предупреждал, что на ходу «Кадьяк» ненадёжен. И ещё неизвестно, как поведут себя американцы и удастся ли благополучно достичь берегов Северо-Западной Америки. К тому же Лана сказала, что у них будет ребёнок, и он не хотел подвергать опасности её здоровье.

Пока эвакуация с острова шла полным ходом, на «Кадьяке» случилось чрезвычайное происшествие. Однажды днём томившийся в неволе Уильям Водсворт, узнав из подслушанных им разговоров, что русских вынудили уходить с Кауаи, начал отчаянно колотить в дверь и истошным голосом вопить: «Пожар! Пожар!» Едва дверь каюты открыли, как босой Водсворт, отпихнув охранника, бросился на палубу и, продолжая кричать: «Пожар!» – прыгнул с палубы в воду. На «Кадьяке» спустили шлюпку и организовали погоню, но Водсворта успела подобрать туземная лодка, и он был благополучно доставлен на берег.

Между тем в бухте вновь появился корабль «Авон». Доктор Шеффер в сопровождении охраны рискнул подплыть к кораблю для объяснений с капитаном Виттимором.

   – Признайтесь, мистер Виттимор, – сказал, поднявшись на борт, доктор Шеффер, – вы и ваши друзья Эббетс и Уиншип затеяли всё это лишь из зависти к нам?

   – Что вы имеете в виду, доктор Шеффер? – состроил непонимающую мину Виттимор.

   – Не прикидывайтесь! – не в силах сохранять дипломатический тон, вскричал доктор Шеффер. – Мне известно, кто настроил короля Каумуалии изгнать с острова русских. Вы угрожали ему, это вы настроили его против нас. Не пытайтесь уверять меня, что это не так. Я не верю в состряпанные вами слухи о конфликте между Россией и Соединёнными Штатами.

   – Вы отстали от жизни, мистер Шеффер, – спокойно отвечал Виттимор. – Вы давно не получали, сидя на Кауаи, свежих новостей. Отношения между Россией и США хуже некуда. Русский министр был выдворен с нашей территории, а российский консул в Америке закован в кандалы. Я не знаю, из-за чего всё это заварилось, но послушайте моего совета: убирайтесь отсюда поживее, пока ещё есть шанс безопасно доплыть до северо-западных американских берегов, где господин Баранов не дождётся возвращения своих кораблей.

Терзаемый неуверенностью, сомнениями, доктор Шеффер приказал завершать сборы и готовиться к отплытию. Последним из русских на борт «Кадьяка» поднялся Тимофей Тараканов. Он был один, без Ланы.

Накануне ночью Тараканов, прежде чем лечь спать, вышел из хижины и несколько минут безмолвно стоял, впитывая в себя благоуханные ароматы земли. Неужели ему суждено навсегда уйти отсюда? Неужели конец недолгому счастью с Ланой? Небо было ясным, и среди скопления звёзд он вдруг увидел, как в чёрной бездне возникло падающее тело и, чертя яркую траекторию, понеслось к земле. «Знамение!» – тревожно вздрогнул промышленник и страстно возжелал: он должен непременно вернуться сюда и снова быть рядом с Ланой. Он успел подумать об этом за мгновение до того, как горделиво распушивший огненный хвост небесный странник погас, чуть не достигнув глади моря.

На следующий день русские корабли покинули бухту. Вместо торжества по поводу годовщины подписания знаменательного акта последовало унизительное изгнание из Ваимеа.

Крушение грандиозных планов ввергло доктора Шеффера в состояние глубочайшей прострации. Но он не собирался пока покидать Кауаи. Корабли держали курс вокруг острова, в гавань Ханалеи. Доктор Шеффер твёрдо решил, что из Ханалеи он просто так не уйдёт. Он будет держаться там до последнего и, если потребуется, даст бой канакам.

Чтобы сократить путь, доктор Шеффер приказал лоцману Мэдсону, которому он поручил командование «Кадьяком», и возглавившему экипаж «Ильменя» Джорджу Янгу идти в Ханалеи с западной стороны острова. На «Кадьяке», не успели пройти и двух миль, вновь открылась течь, и все пассажиры шхуны, посменно вставая к помпам, откачивали воду.

На шхуне отплыл в Ханалеи и верный друг русских вождь Ована Платов. Он рассчитывал, что в местах, где его многие знали и уважали, сможет оказать русским в этот тяжёлый для них момент посильную помощь.

Тараканов, едва обнаружилась течь, первым встал к помпе и добросовестно отработал в трюме пару часов. Он вышел на палубу, когда его сменили, и, наскоро перекусив, устроился на носу шхуны. Он хотел удержать в памяти облик этого острова, где пережил так много счастливых минут.

Свежий ветер склонял вершины пальм на песчаных дюнах, срывал пенистые гребни с набегавших волн, пружинил крылья парящих над морем чаек. Вскоре зелёные долины с одиноко устремлёнными к ясно-синему небу вершинами гор сменились граничившими с прибоем серебристыми песками. Изредка средь песчаных отмелей, изборождённых ровными, оставленными прибоем морщинами, вздымались причудливые деревья с извилистыми голыми стволами и длинными, заострёнными, как сабли, листьями. Их мощные корни, похожие на паучьи лапы, жадно впивались в землю. Сколько бурь, ураганов выдержал за свою жизнь каждый из этих суровых стражников песчаных берегов!

Ближе к вечеру пейзаж вновь стал другим. Там и тут скалистые кряжи прорезали узкие долины – голый камень вверху, буйный лес по склонам и внизу. Всё чаще прямо к кромке моря подступали отвесные каменные стены. А ещё дальше глазам предстал и вовсе фантастический вид – череда остроконечных, конусообразных скал в глубоком мрачном ущелье. Заходящее солнце высвечивало их огненно-рыжие вершины.

Вождь Платов присел рядом с Таракановым и, покуривая трубку, односложно произносил канакские названия этих долин и гор, звучавшие, несмотря на их суровое обличье, с присущей языку сандвичан музыкальностью. И так Тараканов услышал, что глубокую узкую долину канаки зовут Аваавапули, а мрачный гористый берег за ней – это Напали. Поразивший его воображение каньон с остроконечными скалами носил имя Каллалау.

Пока Тараканов с тоской в сердце, вызванной тяжёлыми раздумьями о неожиданных поворотах судьбы, смотрел на постоянно меняющийся пейзаж острова, доктор Шеффер на «Ильмене», очнувшись от меланхолии, писал письмо вероломному королю Каумуалии. Он хотел соблюсти чувство собственного достоинства, но переполнявший его гнев находил выход в упрёках, резких выражениях и даже в угрозах. Фразы звучали энергично, как тревожная дробь барабана.

«Ваше величество, – писал на английском доктор Шеффер, – завтра я рассчитываю быть в Ханалеи, чтобы забрать оставшуюся часть нашего имущества. Мне хорошо известно, что революция против русских была организована вопреки Вашей воле. Вы прекрасно знаете, что я заботился только о Вашем благе и благе Ваших людей. Не верьте никому, кто скажет Вам, что Российская империя стерпит надругательство над её флагом и оскорбление чести её подданных. Вы забрали всю нашу собственность, а теперь изгоняете нас с острова, не заплатив за то, что Вы обязаны мне по нашему соглашению. Помните: Вы сами просили у нас протекции России и русский флаг.

В течение года я защищал Вас своими людьми и с помощью двух кораблей. Третий корабль, шхуну «Лидия», я отдал Вам для Ваших собственных нужд. Всё это время никто не тревожил Вас и Ваших людей. Так не забывайте, что Вы обещали Российско-Американской компании всё сандаловое дерево, растущее на острове. Не забывайте, что Вы подарили компании долину Ханалеи вместе с портом. Не забывайте, что компания владеет на острове другой землёй, за которую я заплатил Вашим вождям. Не забывайте о нашем соглашении и всех других подписанных нами бумагах. Если Вы не хотите навлечь позор на себя и предпочитаете избежать грозящего Вам наказания, как следует подумайте о том, что я написал. Я готов уладить всё мирным путём».

Подписывая письмо, он опустил на сей раз все свои громкие титулы. Его подпись выглядела просто и скромно: «Доктор Шеффер».

В гавань Ханалеи прибыли из-за медленного хода «Кадьяка» лишь в полдень следующего дня. На борт «Ильменя», едва был брошен якорь, поднялся начальник местной фактории Пётр Кичеров. Сюда уже дошли слухи от гонцов Каумуалии, пришедших через горы, что русских изгнали из Ваимеа. Пока здесь спокойно, но неизвестно, что будет завтра.

Ночью разыгрался шторм, суда болтало на якорях, и доктор Шеффер был рад, что они поспели в безопасную бухту вовремя. Утром он вызвал к себе Тимофея Тараканова.

– Я не теряю надежды, – сказал доктор, – что король одумается и признает, что поступил с нами несправедливо. Я написал письмо Каумуалии. Его надо срочно доставить королю. Лучше вас, Тимофей Осипович, это не сделает никто. Море ещё штормит, плыть опасно, но, по словам Кичерова, здесь есть проход к Ваимеа через горы. Вождь Платов или вождь Ханалеи должны знать его. Они могут дать проводника. Вы берётесь доставить моё письмо королю?

Тараканов раздумывал недолго. Этот поход в Ваимеа давал ему возможность вновь увидеть Лану.

   – Согласен, – сказал он. – Готов выступить хоть сейчас.

   – Я не сомневался в вас, – счёл нужным подчеркнуть доктор Шеффер. – Поговорите с Платовым. Пусть даст надёжного проводника. И – с Богом! Будем надеяться, что Господь не оставит нас. Вот письмо Каумуалии, – доктор протянул Тараканову запечатанный конверт. – Постарайтесь не попадаться в Ваимеа американцам. Они могут задержать вас. Я буду ждать ответ короля.

Вождь Ована Платов быстро понял Тараканова.

   – Я дам тебе проводника, Тим. Он хорошо знает тропу через горы. Если выйдете сегодня, завтра можете прийти в Ваимеа. В горах бывает холодно. Надо взять тёплую одежду.

Навестив деревню, Платов привёл с собой высокого парня лет двадцати трёх.

   – Его зовут Калаа, – сказал Платов. – Он мой родственник и готов идти вместе с тобой.

Они взяли с собой запас провизии на двое суток – козлиное мясо, корни таро, посоленную свинину – и около полудня двинулись в путь. На сей раз оружием Тараканов пренебрегать не стал. Он прихватил с собой пистолет и охотничий нож.

Уже в первый день Тараканов понял, что, согласившись идти в Ваимеа, он несколько переоценил свои силы. За последние годы, проведённые преимущественно на кораблях, в море, он отвык от пеших походов и теперь с трудом поспевал за лёгким и быстрым шагом проводника. Что там вспоминать экспедицию с Ефимом Поточкиным на реку Медную, когда вот так же, как сейчас, они, бывало, целый день напролёт шли по склонам гор, по тундре, по снегам, пока не натыкались на туземное стойбище. Это было так давно, он был лишь немного старше своего нынешнего спутника, Калаа, и тело тогда ещё хранило закалку бродячей жизни сибирского охотника.

Поначалу Тараканов обращал внимание на удивительную природу долины Ханалеи. Взгляд останавливался то на пламенеющем в кустах цветке, похожем на дикобраза с красными иглами, то на разноцветных рыбках, шнырявших в прозрачном ручье, который они преодолевали вброд. Но скоро ему стало не до этого. Он думал лишь о том, как бы не отстать от неутомимого Калаа.

Судя по солнцу, они шли от гавани на юго-запад. У пересёкшей их путь быстрой реки Калаа отыскал припрятанное в кустах каноэ, и они переправились на другой берег.

Они поднимались всё выше и выше, и, глядя на величественные цепи окружавших гор, Тараканов стал опасаться, что не сможет преодолеть кряж, если другого пути в Ваимеа нет. Но вождь Платов недаром порекомендовал ему этого неразговорчивого парня. Калаа ориентировался в горах как идущая по следу собака. Они часто меняли направление; продираясь через кусты, выходили в распадок, потом в другой, и вот внизу, у подножия одного из хребтов, открылся густой, полузатопленный лес. Пары тумана стлались над ним. Солнце отражалось в бочагах. Казалось, что тёмные, замшелые деревья поднимаются меж бесчисленных осколков разбитого лесными богами зеркала.

   – Алакаи, – сказал, указывая вниз, проводник.

Должно быть, небо тоже услышало его. Из тучи, скрывшей вершину соседней горы, вдруг хлынул проливной дождь. Сплошая стена воды мгновенно скрыла и тропу, и болотистый лес, и очертания гор. Смывая мелкие камни, потоки воды с рёвом понеслись вниз, но Калаа уже тянул Тараканова за собой. Пройдя несколько шагов, они оказались в небольшой пещере, укрывшей их от воды и камнепада.

Там и заночевали. Калаа, что-то мурлыкая себе под нос, развёл костёр. Едва перекусили, как измученный тяжёлой дорогой Тараканов сомкнул глаза и тут же погрузился в сон.

Он проснулся от холода ещё до восхода солнца. Быстро вскочил, стал разжигать костёр. Вершины гор уже золотились рассветом, и, приветствуя наступающий день, весело перекликались неведомые птахи. Всё тело Тараканова ломило, но почему-то возникла уверенность, что сегодня идти будет легче. Он вскипятил в котелке воду, разбудил Калаа. Позавтракав, они вновь двинулись в путь.

К Ваимеа подошли долиной реки Макавели. Уже стемнело. В канакской деревне горел костёр, кое-где сквозь стены хижин мерцали тусклые огоньки светильников – это горели лучины, опущенные в масло орехов кукуй. Поблагодарив спутника, собиравшегося ночевать в доме своего родственника, Тараканов пошёл к оставленной им несколько дней назад хижине на берегу реки. Ждёт ли его Лана, что скажет она, увидев его? Но хижина была пуста.

Тараканов разыскал её в деревне, в доме родителей. Не заходя в дом, чтобы не тревожить спящих, он негромко позвал: «Лана!», потом громче повторил её имя, и она выбежала к нему, должно быть, ещё не веря, что это не сон донёс до неё дорогой и всегда желанный голос. Она бросилась ему на грудь, смеясь и плача одновременно, недоверчиво ощупывая его руками, касаясь пальцами бороды, пытаясь разглядеть его лицо во мраке тропической ночи. И он, крепко целуя, обнял её плечи и повёл в их одинокую хижину, в приют их любви.

Лаская друг друга, они уснули не скоро. А когда Тараканов открыл глаза, вся хижина была уже пронизана сверкающими меж жердей солнечными лезвиями. Лана, поджав под себя ноги, сидела у изголовья постели и задумчиво смотрела на него. Тараканов, обхватив ладонями её голову, притянул жену к себе и потёрся носом о нос. Лана счастливо рассмеялась. Прощаясь с ней перед отплытием из Ваимеа русских кораблей, кане лауае сказал, что непременно вернётся, они снова будут вместе. Она боялась поверить, но теперь твёрдо знала, что он не обманщик.

   – Мне надо повидаться с королём, – сказал Тараканов, когда Лана принесла завтрак – чашку пои и надрезанный кокосовый орех. – Я вручу ему послание от кауки Папаа.

Лана согласно кивнула головой.

Каумуалии встретил Тимофея Тараканова без канулся, мягко привлёк к себе и сказал, что ему надо сообщить ответ короля кауке Папаа. Но он вернётся и будет с ней вместе. Теперь Тараканов и сам верил в это.

Отправив Тараканова с письмом в Ваимеа, доктор Шеффер предпринял решительные действия, чтобы показать канакам, кто здесь настоящий хозяин. Он высадился на берег с отрядом вооружённых промышленников и велел поднять флаг Российско-Американской компании над недостроенным фортом Александра. Для усиления огневой мощи форта доктор Шеффер приказал установить на одном из бастионов орудие с корабля «Ильмень». Когда необходимые меры для обороны и устрашения местного населения были приняты, доктор Шеффер отдал распоряжение Петру Кичерову собрать возле форта вождей долины: он будет говорить с народом и объявит ему свою волю.

Никто теперь не спешил к нему, как прежде, с положенным оброком. Приглашённые Кичеровым вожди подходили хмурые, настороженные. Их сопровождали воины с копьями в руках. В общей сложности набралось десятка три канаков.

Доктор Шеффер вышел из крепости вместе с переводчиком, прищуренным взглядом оглядел собравшихся у подножия холма сандвичан и, расправив кончиками пальцев вздёрнутые кверху усы, начал речь с приветствия «наших верных друзей и союзников, вождей и всех жителей долины Ханалеи» – острота момента потребовала от Шеффера вернуть долине её прежнее имя, дабы не бередить патриотические чувства канаков.

   – Вы, надеюсь, слышали, – продолжал доктор, – что из-за происков наших врагов нам пришлось покинуть Ваимеа. Я послал гонца к королю Каумуалии с предложением всё уладить мирным путём и надеюсь, что король вспомнит, кто его настоящие друзья. По нашему соглашению с королём Российская империя оказывает своё покровительство всем жителям острова Кауаи, и именем императора России Александра я ещё раз торжественно подтверждаю: пока вам грозят опасности от внешних врагов, мы не уйдём отсюда и будем вас защищать. Пользуясь данными мне правами, я объявляю себя первым вождём долины Ханалеи. Я призываю вас возобновить мирный труд на полях и плантациях и на строительстве фортов и не верить любым грязным слухам, какие могут распространять здесь о русских. Мы ваши друзья и союзники, и вам не грозит от нас никакая опасность.

Доктора выслушали в полном молчании. Вожди со своими воинами расходились, как и пришли, неулыбчивые, с заботой на лицах. И всё же доктор Шеффер надеялся, что его слова должны успокоить и взбодрить местное население.

Однако в последующие день-два никаких признаков улучшения обстановки замечено не было. Кичеров, Лещинский и другие служащие сообщали, что канаки уходят с полей и плантаций, где они работали вместе с русскими, высказывают в адрес былых союзников смутные угрозы. Доктор уже и сам видел, что ни один канак не трудится на строительстве фортов Александра и Барклая.

Так прошло несколько дней. Тараканов всё не возвращался. Между тем поступили сигналы, что канаки вооружаются и с гор к ним подходит вооружённое подкрепление. При попытке вновь объясниться с вождями посланникам доктора – Петру Кичерову и Алексею Однорядкину – дали у канакской деревни от ворот поворот. Кичеров сообщил доктору, что вожди требуют немедленно покинуть долину Ханалеи. В противном случае они атакуют русские укрепления на берегу и корабли и не позволят взять с собой никакой провизии.

В тот же вечер, едва его гонцы вернулись с полученным от вождей ультиматумом, доктор Шеффер собрал на фактории десятка два наиболее надёжных людей, чтобы изложить им свой план действий.

   – Господа промышленные! – сказал доктор, внимательно всматриваясь в заросшие лица сподвижников. Горевшие на столе свечи бросали тревожный отблеск на стоявших по стенам бородачей. – Сегодня угасла последняя надежда уладить дело мирным путём. Поддерживаемые нашими врагами бандиты острова Кауаи обнажили свои истинные намерения. Нам грубо объявили, чтобы мы убирались отсюда. Подкупленные американцами вожди канаков угрожают атаковать наши укрепления и корабли и лишить нас съестных припасов. Я рассматриваю эти заявления как декларацию о начале военных действий. Организованная в Ваимеа революция против русских докатилась и до Ханалеи. Я не хочу приуменьшать серьёзность нашего положения. У нас лишь один исправный корабль – «Ильмень». Шхуна «Кадьяк» течёт, на ней далеко не уйдёшь. Но нам и не надо уходить отсюда. Все вы знаете, сколько сил, сколько надежд вложили мы в долину Ханалеи. Это наша земля, политая потом наших людей, и мы не можем оставить её, подчиняясь шантажу. Я хочу показать всем этим туземным бандитам, что честь русских нельзя оскорблять безнаказанно. Никому не позволено глумиться над именем нашего императора! – Доктор Шеффер, заворожённый музыкой своих слов, всё более воодушевлялся: – Я намерен показать всем этим варварам, что русский офицер способен справиться с бунтом и подавить вдохновлённую нашими недругами революцию. Кто из вас "присоединится ко мне в этом правом деле? – громко выкрикнул доктор Шеффер и, усиливая ораторский напор, вновь воззвал: – Кто последует за мной и будет сражаться перед лицом лишений и страданий? Я призываю тех, кто остаётся со мной, дружно крикнуть: «Ура! Ура!» Вы должны верить мне. Я никогда не покину вас. Мы будем вместе стоять до конца, защищая честь Российской империи и собственность нашей компании. В ближайшее время я ожидаю подкрепление от нашего общего отца и благодетеля Александра Андреевича. Верите ли вы мне, мои братья и соратники?

На этой почти истеричной ноте доктор Шеффер завершил выступление, с нетерпением ожидая, каков же будет ответ промышленников.

   – Стало быть, воевать будем? – уточнил кто-то из темноты.

   – Мы не трусы и будем воевать, будем защищать от бандитов и грабителей имущество компании и честь русского флага! – воинственно выкрикнул доктор Шеффер и быстро спросил: – Так вы поддерживаете меня?

   – Да что там, мы с вами, Егор Николаевич. – Доктор Шеффер узнал голос Алексея Однорядкина.

Дверь внезапно открылась, и из мрака ночи в помещение кто-то вошёл.

   – Кто там? – резко окликнул доктор Шеффер. Полумрак слабо освещённого свечами дома скрывал от него лицо вошедшего.

   – Да это же Тимоха! Тараканов! – радостно сообщили сразу несколько голосов. – Вернулся!

Тараканова пропустили в центр. Доктор Шеффер торопливо сунул ему руку.

   – Ну как, успешно? Что ответил король?

   – А ничего, – как-то безучастно сказал Тараканов. – Так и заявил, что отвечать, мол, нечего и не может дозволить нам оставаться на острове. Таковы, дескать, обстоятельства, что он должен требовать нашего ухода.

   – Понятно, – в мрачной тишине заключил доктор Шеффер. – Это его американцы вынудили.

   – Берите свои вещи, сказал король, – тем же тоном продолжил Тараканов, – и покидайте Ханалеи.

   – Пусть и не надеется! – с вызовом воскликнул доктор. – Мы, Тимофей Осипович, уже всё обсудили и согласно решили, что поднимем брошенную нам перчатку и будем стоять до конца. Ведь так?

   – Я против, – раздалось из тёмного угла.

   – Да кто ты? Отзовись! Имя! – грозно потребовал доктор.

   – Степан Лихачёв я, – дерзко отозвался скрытый за спинами мужик.

   – Почему против? – инквизиторским тоном вопросил доктор Шеффер.

   – Не хочу воевать с канаками, вот и всё!

   – Остальные «за»? – с надеждой воззвал доктор Шеффер.

   – Мы с вами, Егор Николаевич, – опять за всех ответил Алексей Однорядкин.

Тараканов слишком устал после долгой дороги, чтобы встревать в спор. Утро вечера мудренее. Выспится всласть, узнает, что случилось здесь, пока он ходил в Ваимеа, о чём речь вели на собрании, тогда и выскажется.

Отпустив промышленников – некоторые держали караул в фортах, другие – на кораблях, – доктор Шеффер уединился в своей комнате на фактории и сел писать письмо Баранову. Нельзя было предвидеть, что случится завтра, сможет ли он написать письмо позже. Сейчас же требовалось дать отчёт о случившемся за последние дни и недели и аналитически оценить текущий момент. Оправдывая задержку на Сандвичевых брига «Ильмень», доктор Шеффер сообщил главному правителю, что во всём виноват капитан Водсворт, который мало того, что отказывался покинуть Сандвичевы острова, но пропил половину имущества корабля и пытался посадить его на мель. Доктор Шеффер подробно описал предательство капитана Водсворта, арест этого, как он выразился, «пирата» и его последующее подлое бегство с корабля, когда на острове начался инспирированный американцами бунт против русских. Несколько горестных строк было посвящено подробностям изгнания их отряда из Ваимеа и провалившейся попытке дипломатической миссии Тараканова.

«Я удерживаю остров, – торопливо писал доктор Шеффер, – именем нашего великого императора, пока мы не будем достаточно сильны, чтобы осуществить наказание». Чтобы подчеркнуть драматичность положения русской колонии на острове Кауаи, доктор Шеффер добавил: «Всё в руках Господа, и ежели я умру или буду убит, пожалуйста, Александр Андреевич, пошлите сообщение о моей безвременной кончине во франкфуртские газеты».

Но завершать письмо на этой печальной ноте не хотелось. И доктор Шеффер добавил несколько строк о состоявшемся на фактории собрании с обсуждением плана действий и что вся команда, за исключением одного, одобрила его призыв удержать остров любой ценой. «Я намерен доказать, что заслуживаю Вашего доверия и ранга русского офицера, – писал доктор Шеффер. – Пришлите мне как можно скорее несколько сот алеутов, два-три корабля и побольше рыбы, чтобы кормить алеутов. Я могу заверить Вас, что все Сандвичевы острова будут принадлежать России. Ни о чём не беспокойтесь. Как только мы получим помощь, всё будет улажено. Верный слуга Вашей чести доктор Шеффер».

Доктор решил отправить письмо с призывом о помощи вместе с «Ильменем», который под командой Янга надо срочно послать в Ново-Архангельск. Сам же он с оставшимися людьми будет держать оборону в долине, которая недаром названа им долиной Шеффера. Он заставит канаков запомнить это имя!

Утром доктор Шеффер объявил совету промышленников, что он принял решение послать «Ильмень» за подмогой в Ново-Архангельск.

– Со мной останутся самые стойкие, – говорил Шеффер, глядя поочерёдно на Тараканова, Кичерова, Однорядкина и Филиппа Осипова. – Нам придётся непросто, но мы должны продержаться здесь до прибытия подкрепления от Баранова. В письме Александру Андреевичу я изложил все наши невзгоды последних дней и всю драматичность нашего нынешнего положения, и я уверен, что, как только он получит это письмо, на Кауаи прибудет усиленный отряд русских и алеутов. Джордж Янг уже получил мой приказ готовить судно к отплытию, и через пару дней оно выйдет из гавани. Я надеюсь, что в этот суровый час никто из вас не дрогнет и до конца вынесет доставшийся нам жребий судьбы.

Доктор Шеффер был доволен этой короткой и энергичной речью, призванной поднять у его ближайших сподвижников боевой дух, и не обратил внимания, что, выслушав его, Тараканов с Кичеровым как-то странно переглянулись, словно услышали в словах начальника подтверждение самых худших своих опасений. Но вслух оба ничего не сказали, и, распуская совет, доктор Шеффер был убеждён, что промышленники всецело поддерживают его.

Над окружённой горами долиной мирно сияло солнце, спокойным было и море, но из канакской деревни и со склонов гор, откуда просачивались всё новые и новые отряды вооружённых жителей, спешивших соединиться со своими сородичами, слышалось грозное звучание барабанов.

Команду «Ильменя» надо было снабдить провизией, и доктор Шеффер распорядился собрать в долине штук восемь свиней и с десяток коз из числа принадлежавших компании. На сбор скотины отправился отряд промышленников под командой Степана Никифорова.

Они ещё не успели вернуться, как по начавшейся стрельбе доктор Шеффер понял, что его отряд атакован туземцами. Тут же было принято решение помочь им подкреплением из десяти человек. Определённому командиром Однорядкину Шеффер приказал:

   – Стреляйте поаккуратнее, экономьте патроны. Мы должны отбить у дикарей всякую охоту воевать с нами. Ежели столкнётесь с превосходящими силами, отступайте к крепости, не теряя ни одного человека.

Доктор Шеффер испытывал в эту минуту удивительный прилив сил. Наконец-то он мог выразить себя на военном поприще, проявить дремавшие в глубинах его души способности тактика и стратега боевых операций.

Проводив отряд со двора, доктор Шеффер увидел, как со склонов гор движется около сотни воинственно настроенных канаков.

   – Открыть огонь для острастки нападающих! – скомандовал доктор бомбардиру единственной установленной на фактории пушки.

Раздался орудийный выстрел. Когда дым рассеялся, доктор Шеффер увидел, что напуганные канаки залегли в траве, а к фактории бегут его люди, подгоняя жалобно блеющих коз. Запыхавшийся Степан Никифоров доложил:

   – Найти свиней, Егор Николаевич, не удалось. Должно быть, канаки их растащили. Да и коз забрать не давали. Устроили на нас засаду, стали палить из ружей. Алеута Федотку в руку подстрелили. Пришлось и нам огнём ответить.

В полдень к доктору Шефферу вдруг явилась делегация – Тараканов, Степан Лихачёв, Пётр Кичеров и Иван Бологое.

   – Мы тут, Егор Николаевич, посоветовались, – глядя тяжёлым взглядом на доктора Шеффера, сказал Тараканов, – и согласно решили, что не надо нам войну канакам объявлять. Нам с ними делить нечего. Они нас к себе не звали. Мы сами к ним пришли. У меня жена сандвичанка, и у других среди канаков друзья и подруги есть. Они как братья нам стали. И уж увольте нас, Егор Николаевич, стрелять в канаков. На это смертное дело руки наши не поднимутся. Ежели не хотят они, чтоб мы на их земле оставались, добром уйдём отсюда, не будем мешать их жизни. Марать же руки кровью канаков считаем делом позорным и богопротивным.

Не ожидавший такого заявления от человека, которого считал своим самым верным союзником, доктор Шеффер буквально онемел. Он молча перевёл взгляд с Тараканова на спокойно, но выжидательно стоящих Кичерова и Бологова, минуя Лихачёва. Тот смотрел на него с дерзким вызовом: всё, мол, не по-твоему, а по-моему вышло!

   – Это что же? Неподчинение, бунт? – Доктор Шеффер попробовал выкрикнуть строго и грозно, но голос его сорвался чуть не на визг.

   – Это не бунт, а разногласия, – рассудительно сказал Тараканов. – Мы из вашего подчинения, Егор Николаевич, не выходим. Но ежели вы не согласитесь с нами, вот тогда мы уж всё по-своему решим. Только вам с нами лучше согласиться, потому как и матросы с «Кадьяка» оставаться здесь более не хотят.

   – Вот как! Да вы уж всё за всех и решили, а мне лишь приказ ваш подписать советуете, так, что ли? – дрожа от ярости, прохрипел доктор Шеффер.