Текст книги "Правитель Аляски"

Автор книги: Аркадий Кудря

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 39 страниц)

   – Я слушал вас очень внимательно, Александр Андреевич, и всё хорошо понял. Я буду чётко следовать вашим рекомендациям и вести себя как хитрая русская лиса.

   – Вот и правильно, – усмехнулся Баранов. – Что ж, Егор Николаевич, мне осталось сказать вам для ободрения ещё кое-что, но давайте уж выпьем сначала за успех вашего вояжа на Сандвичевы. – Баранов присел к столу, поднял бокал, чокнулся с доктором: – За ваши успехи!

   – Ваше здоровье, Александр Андреевич!

   – Итак, сначала вам придётся действовать в одиночку. Постарайтесь подготовить почву для решения всех вопросов. А несколько позже к вам прибудет подкрепление, два корабля – «Открытие» и «Кадьяк». Эти суда со всеми их экипажами поступят в ваше распоряжение как моему личному представителю на Сандвичевых. На эти суда будете грузить сандаловое дерево. Сейчас, как вам известно, оба эти корабля находятся на промыслах. Не исключено, Егор Николаевич, что с командиром «Открытия» лейтенантом Подушкиным вы получите от меня дополнительные инструкции. И не забывайте о том, что излишняя говорливость бывает во вред, тем более в обстановке, где каждый будет готов воспользоваться вашим промахом.

Баранов поднялся. Вслед за ним, как по команде, вскочил со своего кресла и доктор Шеффер.

   – Деньги и товары, о коих я поминал, получите за день до отхода «Изабеллы». Я не очень напугал вас этим разговором, доктор Шеффер?

   – Я благодарю вас, Александр Андреевич, за оказанное доверие. Вы никогда не пожалеете, что поручили мне это дело. – Ив подтверждение серьёзности сказанных им слов доктор вновь, забыв совет Баранов, по-военному щёлкнул каблуками.

Баранов протянул ему руку. Шеффер ухватился за неё обеими руками и, не отпуская, долго тряс, преданно глядя в глаза Баранову.

   – Можно идти, Александр Андреевич?

   – Счастливо вам, Егор Николаевич. Готовьтесь к отъезду.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Сандвичевы острова,

ноябрь 1815 года

Лишь на третий день после прибытия «Изабеллы» на Гавайи доктору Шефферу удалось встретиться с королём.

К острову «Изабелла» подошла после месяца плавания от берегов Америки. Пока корабль огибал его северо-восточную оконечность, доктор Шеффер с палубы внимательно, взглядом разведчика всматривался в открывавшийся ландшафт.

Берега острова были обрывисты, кое-где виднелись отвесно падающие с горных вершин прямо в море серебристые, расцвеченные радугами ленты небольших рек. Зеленеющие долины прорезали кряжи гор, и доктору Шефферу нравилась эта картина буйной тропической природы. На этом острове будет его первый плацдарм, закрепившись на котором, завоевав доверие всесильного Камеамеа, он двинется дальше – на Оаху, Кауаи, чтобы отвоевать принадлежащий русским груз и добиться для компании тех торговых привилегий, которые она заслуживает. Он будет действовать осторожно, но напористо. Вероятно, Баранов и сам как следует ещё не представляет, что может извлечь компания из этих островов. Он, доктор Шеффер, обязан помочь Баранову.

По пути к деревне Каилуа на западной стороне острова, где жил Камеамеа, капитан «Изабеллы» решил сделать короткую остановку в деревне Кавахайе, где располагалось поместье премьер-министра Камеамеа англичанина Джона Янга.

Это было на руку доктору Шефферу. При последнем свидании с Барановым в Ново-Архангельске, накануне отплытия «Изабеллы», Шеффер получил от правителя совет постараться наладить хорошие отношения с Джоном Янгом. По словам Баранова, этот бывший английский матрос ещё лет тридцать назад осел на Гавайях после кровавой стычки, случившейся между экипажем его корабля и островитянами, в результате которой местные жители, мстя за убитых сородичей, перебили весь экипаж. Янг остался цел лишь потому, что не принимал участия в бойне. Мудрый Камеамеа пощадил его, сделал своим советником, поставил во главе мастеров, сооружавших военные корабли. Позднее, когда Камеамеа захватывал соседние острова, Джон Янг, как и другой бывший английский матрос, кому Камеамеа оказал своё покровительство, Дэйвис, участвовал в его военных походах. Будучи опытными пушкарями, они содействовали успехам Камеамеа в подчинении его власти соседних островов. Оба англичанина женились на знатных сандвичанках, получили от короля плодородные участки земли и, говорят, были вполне довольны судьбой, вознёсшей их на вершину элиты Гавайского королевства.

Однако, когда с «Изабеллы» спустили шлюпку, в которой капитан корабля Тайлер, а с ним и возвращавшийся на Гавайи капитан Беннет, виновный в гибели «Беринга», и ещё кое-кто из американцев собрались пойти на берег для встречи с Джоном Янгом, произошло нечто, глубоко уязвившее самолюбие доктора Шеффера. Его задержали у трапа.

   – Но мне тоже надо увидеться с мистером Янгом! – воскликнул доктор, обращаясь к сидящему в шлюпке капитану.

   – Места в шлюпке больше нет, доктор Шеффер, – ответил Тайлер.

   – Да как же нет? – потерял выдержку доктор. – Я же вижу, что есть!

   – А я вам говорю, что нет, – с той же наглой невозмутимостью повторил капитан.

Беннет и ещё два американца красноречиво ухмылялись. Оскорблённо проводив глазами отвалившую от борта шлюпку, доктор Шеффер тут же договорился с одним из островитян, окруживших корабль на своих лёгких каноэ, о доставке на берег и лишь с небольшим опозданием прибежал вслед за американцами к просторному, европейского типа белокаменному дому Джона Янга, стоявшему меж кокосовых пальм и окружённому банановыми и апельсиновыми деревьями.

   – Мне срочно надо повидать мистера Янга! – крикнул доктор встретившему его слуге-сандвичанину в набедренной повязке.

Слуга проводил его в дом.

Джон Янг уже угощал напитками американских капитанов, когда на пороге вдруг возник невысокий человек с вздёрнутыми вверх усиками и, щёлкнув каблуками, выпалил:

   – Разрешите представиться, мистер Янг. Георг Шеффер, доктор медицины и естественных наук, натуралист на службе Российско-Американской компании. Прибыл на Гавайи для личной встречи с королём Камеамеа.

Седоватый, краснолицый Джон Янг недоумённо уставился на незваного гостя и, только когда стоявший рядом Беннет что-то шепнул ему на ухо, осклабился:

   – Здравствуйте, натуралист Шеффер, добро пожаловать на Гавайи!

Не сходя с места, Янг барским жестом вытянул руку. Подскочивший к нему доктор Шеффер с энтузиазмом пожал её.

   – Выпить хотите? – спросил Янг и, не дожидаясь ответа, налил и протянул доктору бокал.

Что за дрянь была в этом бокале, доктор так и не понял, но он испытал такое чувство, словно влил в себя расплавленный свинец. Он выпучил глаза, закашлялся, схватился за живот. Янг весело смотрел на него. Американцы от смеха согнулись пополам. Но доктор Шеффер всё же овладел собой и тоже сделал попытку улыбнуться.

   – Крепкая штука! – одобрительно сказал он.

   – Хотите ещё? – спросил Янг.

   – Нет, спасибо, с меня достаточно, – вежливо отказался доктор Шеффер.

Так состоялось его знакомство с Джоном Янгом.

После короткого приёма Джон Янг выразил желание проводить гостей в Каилуа, чтобы представить королю. Поднявшись на борт «Изабеллы», Янг тут же удалился в капитанскую каюту, и доктор опять был лишён возможности переговорить с ним по своему делу.

Когда корабль подошёл к небольшому заливу, на берегу которого располагалась резиденция Камеамеа, доктор с горечью убедился: мало того что и Тайлер и Беннет не желают считаться с ним – они успели каким-то образом ославить его в глазах Джона Янга. Во всяком случае места в шлюпке, куда сели Янг, Тайлер и Беннет, для доктора Шеффера опять не нашлось. Он лишь сумел сунуть Янгу письмо Баранова к королю, умоляя вручить его Камеамеа.

Они вернулись на корабль лишь поздно вечером. Поджидавший их на палубе доктор Шеффер, едва англичанин поднялся по трапу наверх, бросился к нему:

   – Мистер Янг, вы вручили письмо королю Камеамеа? Его величество прочёл письмо господина Баранова?

Изрядно захмелевший Джон Янг полез в карман камзола, вытащил нераспечатанное письмо и небрежно сунул его Шефферу.

   – Возьми. Мне было не до письма.

Теперь доктору было очевидно, что уже формируется заговор с целью не допустить его встречи с Камеамеа, а если ока и случится, всячески осложнить их отношения. Баранов был прав: тут хватает любителей ставить русским палки в колеса, даже и не зная, о чём они собираются говорить с королём. «Ничего, – ободрял себя доктор Шеффер, – справимся и с этим».

На следующий день, не имея желания очередной раз испытывать унижение, связанное с отказом взять его в лодку, доктор Шеффер отплыл на берег в каноэ. Интуиция повела его тропой, проложенной мимо крытых листьями жилищ островитян к резиденции короля, расположенной в тени кокосовых пальм. Там стояли два белокаменных дома, а недалеко от них – несколько больших хижин, построенных в традиционном для гавайцев стиле. Близ берега залива виднелось на возвышенной каменной площадке языческое капище. По периметру его окружали вырезанные из дерева жутковатого вида идолы с непропорционально большими головами.

Приметив идущего от крытого листьями дома высокого туземца в европейских панталонах и распахнутом сюртуке, под которым виднелась голая грудь, доктор Шеффер, полагая, что это кто-то из приближённых короля, с достоинством подошёл к нему и начал по-английски говорить, что он посланник главного правителя американских колоний России Баранова, прибыл на корабле «Изабелла» и уполномочен передать королю Камеамеа личное письмо от Баранова. Шеффер вынул письмо, достал ручку и по-английски написал на конверте: «Доктор Шеффер, корабль «Изабелла». Потом протянул письмо сандвичанину и ещё раз внушительно сказал, показав на каменный дом: «Камеамеа!», давая понять, что письмо для короля.

Сандвичанин с улыбкой, показавшей, как и кивок головы, что он всё понял, взял письмо и направился обратно к дому.

Теперь оставалось ждать результатов, и, прогулявшись по берегу залива, доктор Шеффер вернулся на корабль.

Утром на «Изабеллу», всё ещё стоявшую на якоре в заливе Каилуа, прибыл посланник короля с известием, что Камеамеа приглашает на беседу доктора Шеффера. Доктор положил в саквояж подарки для короля и его жён и в том же каноэ, на каком прибыл королевский гонец, отправился на берег.

Камеамеа встретил его у дверей большой деревянной хижины. Король был высок, свыше шести футов ростом, с могучей фигурой атлета и одет по-европейски – светлые бархатные панталоны, ослепительно белая рубашка из голландского полотна, белые чулки, огромные башмаки из тёмно-коричневой кожи с блестящими пряжками. Мощная шея повязана чёрным шёлковым платком.

Во время плавания к Сандвичевым доктор немало наслушался рассказов и от капитана Беннета, и от матросов о храбрости, проявленной Камеамеа в борьбе за объединение островов, и о том, какой это искусный воин. На военной учёбе он, например, заставлял не менее дюжины своих солдат кидаться на него с копьями и успевал отразить все удары. В рукопашной схватке Камеамеа, по слухам, не имел себе равных. В чертах его изборождённого морщинами лица доктор Шеффер уловил властную силу с оттенком некоторой жестокости.

   – Натуралист доктор Георг Шеффер, – чётко представился доктор, встав перед королём по стойке «смирно».

   – Алоха! – приветливо отозвался король и протянул для пожатия руку.

Доктор был приглашён в дом короля, обставленный совсем просто: у стены стоял большой сундук, рядом – бюро, сделанное из красного дерева, два стола, один из них круглый, из того же красного дерева. Пол хижины был покрыт плетёными циновками. Окна отсутствовали, но через зазоры в стенах свободно циркулировал воздух, принося желанную прохладу.

На полу, на циновках, сидело около десятка мужчин, преимущественно пожилого возраста, – вероятно, решил доктор, ближайшие помощники короля, вожди племён. На них тоже были европейские одеяния, но, в отличие от короля, никто из его приближённых не сумел достичь в своём наряде необходимой законченности. Один был лишь в панталонах, с голой грудью. Другой – в распахнутом на груди жилете и без панталон, в набедренной повязке. Доктор Шеффер с почтением поклонился вождям. Переводчиком Камеамеа служил молодой англичанин по фамилии Кук.

Камеамеа пригласил доктора Шеффера присесть в кресло возле стола и сам сел на единственный в доме стул.

   – Мне прочитали доставленное вами письмо от моего друга Баранова, – сказал через переводчика король. – Как он чувствует себя?

   – Слава Богу, здоров, – тут же отозвался доктор.

Из-за отсутствия в родном ему языке некоторых звуков король произносил фамилию главного правителя Русской Америки на свой лад: «Каланов», но переводчик Кук называл известное ему имя так, как надо. По той же причине, из-за невозможности произнести фамилию доктора на своём языке, король вообще избегал упоминать её в своём обращении к гостю.

   – Баранов просит меня, – продолжал король, – чтобы вам была оказана помощь в сборе на островах растений. Я распоряжусь, чтобы вам помогли. Вам будет предоставлен небольшой корабль для поездок по острову и, если потребуется, на другие острова. Я постараюсь также помочь вам вернуть груз с разбитого на Кауаи русского корабля.

Король взял в руки стоявший на столе графин с какой-то красной жидкостью и наполнил два бокала. Один бокал взял себе, другой предложил гостю и произнёс короткий тост. Кук перевёл:

   – Его величество желает доктору успеха.

   – Я очень признателен его величеству.

Шеффер, вспомнив, как угощал его Джон Янг, лишь чуть-чуть пригубил напиток. Но это оказалось некрепкое виноградное вино, вероятно, изготовленное в Европе.

   – Мне сказали, что завтра «Изабелла» уходит, – продолжал король. – Вам надо где-то жить. Я дам указание, чтобы вам построили дом в деревне. Место можете выбрать сами. Кроме письма, Баранов прислал для меня что-нибудь ещё?

   – Да, да, конечно, – обрадованный, что всё складывается так удачно, с энтузиазмом сказал доктор. Он тут же раскрыл свой саквояж и торжественно извлёк из него большой отрез красного вельвета и два хрустальных бокала. – Это подарки Баранова для вашего величества. – Шеффер с поклоном преподнёс дары королю. – У меня есть подарки и для жён вашего величества, но я хотел бы вручить их лично.

Король одобрительно рассмотрел материю и бокалы, постучал по хрусталю тонкой тросточкой, с удовольствием слушая мелодичный звон. Поднялся и сказал:

   – Идёмте. Вы сами выберете место для вашего будущего дома. Заодно познакомлю с моими жёнами.

В сопровождении переводчика они пошли тянувшейся по берегу залива пальмовой рощей. Для своего будущего дома Шеффер облюбовал место на холме, откуда открывался чарующий вид на залив.

   – Через два дня вы сможете поселиться здесь, – пообещал король.

   – Премного благодарен, – с поклоном ответил доктор Шеффер, – и прошу ваше величество иметь в виду, что я опытный врач и, если вам или вашим домочадцам будет нездоровиться, я буду рад оказать помощь.

Дом, занимаемый жёнами короля, представлял собой такую же просторную хижину из жердей, крытую листьями, в какой принимал доктора Камеамеа.

В хижине сидели на циновках три очень крупные, очень толстые женщины, одетые в простые рубашки из тонкой материи, и что-то лениво жевали. Позади каждой стоял молодой слуга в набедренной повязке и опахалом из ярких перьев заботливо отгонял мух от своей госпожи и... от её арбуза. Да-да, жёны ублажали себя именно сочной арбузной мякотью – наконец-то разглядел Шеффер.

Король произнёс несколько слов, и дамы с интересом взглянули на доктора. Камеамеа поочерёдно представил гостю своих жён. Шеффер уловил лишь одно знакомое ему имя – Каахумана и внимательно посмотрел на неё, отметив властное и одновременно несколько капризное выражение её круглого лица, хранившего следы былой красоты.

   – Алоха! – певуче приветствовали доктора королевские жёны, а Каахумана жестом предложила присесть на полу рядом.

Король, оставив в доме переводчика Кука, покинул их. Не теряя времени, доктор раскрыл саквояж, вынул разноцветные отрезы шёлковой материи и, объяснив, что это подарки от Баранова, с поклоном преподнёс каждой женщине по отрезу. Самовольное распределение цвета обернулось промашкой.

   – О, Каланов! – протянула Каахумана, косым взглядом провожая красный отрез, доставшийся жене помоложе.

Простое любопытство, подумал доктор. Ан нет, это было притязание. Между женщинами последовал оживлённый диалог, и после короткой перепалки та, что помоложе, отдала кусок алой материи Каахумане в обмен на материю зелёного цвета. Доктор закусил губу. Но, налюбовавшись подарками, женщины, как по команде, положили их себе на колени и ласково посмотрели на доктора. Он почувствовал себя прощённым компанией этих чересчур дородных туземных красавиц и, чтобы закрепить достигнутое, робко произнёс:

   – Я врач, я умею лечить различные болезни...

Выслушав перевод, женщины посмотрели на гостя с ещё большей симпатией. Каахумана что-то сказала своему слуге, и тот встал так, чтобы удобнее было отгонять мух и от своей госпожи, и от гостя. Доктор воспринял это как знак явного благоволения со стороны любимой королевской жены.

Каахумана в один присест доела остатки своего арбуза и, отодвинув в сторону тарелку с горой корок, с блаженным вздохом огладила большой живот. По её команде слуга принёс раскуренную трубку. Королева несколько раз с удовольствием затянулась, выпустила дым через ноздри и с улыбкой подала трубку доктору. Шеффер не курил, но отказ мог стать второй ошибкой. А ему так хотелось угодить любимой жене Камеамеа. Он чуть втянул в себя дым, закашлялся и тут же вернул трубку. Каахумана передала её соседке.

На первый раз с него хватит, решил доктор. Он поднялся и через переводчика поблагодарил за угощение.

– Мне было чрезвычайно приятно познакомиться с вами.

Женщины, не вставая с циновок, поочерёдно протянули ему руки. Доктор, не зная, как они воспримут поцелуй, осторожно пожал кончики пухлых пальцев.

Он был очень доволен достигнутым за этот день. Теперь он верил, что благодаря поддержке короля и его жён сможет выполнить отнюдь не лёгкое поручение Баранова.

В последующие два месяца доктор Шеффер сумел значительно укрепить свои отношения с королём Камеамеа и его ближайшим окружением. Вскоре после вселения в построенный для него дом, куда были доставлены все товары, привезённые на борту «Изабеллы», доктор вновь посетил короля, чтобы вручить ему большую серебряную медаль. Доктор пояснил, что эта медаль – знак особого отличия императора России, и, прежде чем передать её королю, с чувством поцеловал лицевую сторону медали. Камеамеа, почтительно приняв её, сделал по примеру доктора то же самое.

– Теперь я вижу, – сказал он, – что ваш император помнит о короле Камеамеа и хорошо относится ко мне. А вот мой английский брат Георг до сих пор ничего так и не прислал. Зачем же капитан Ванкувер говорил мне, что его король обязательно пришлёт мне письмо? Ванкувер-то, получается, меня обманул. – В голосе Камеамеа сквозила нескрываемая обида.

Вскоре король, как и обещал, предоставил доктору небольшую шхуну для научных путешествий по острову. Шеффер попросил Камеамеа во избежание неприятностей поставить, пока он будет в отъезде, охранника у его дома, но король ответил, что делать это совершенно не обязательно: он наложит на дом табу, и никто, кроме доктора, не посмеет войти в него.

И вот шхуна отплыла к восточному побережью острова. Под предлогом сбора растений доктор собирался сделать там оценку запасов сандалового дерева в надежде, что ему удастся уговорить короля подписать контракт о поставке компании этого столь ценимого китайцами товара.

Его высадили в деревушке Хило на берегу живописного залива. На юго-востоке возвышался средь голубых вод небольшой, поросший кокосовыми пальмами островок. С противоположной стороны уходила в облака вершина вулкана Мауна-Кеа, на склоны которого собирался подняться доктор Шеффер.

Доктор считал себя более сведущим в медицине, нежели в ботанике, но всё же был поражён буйной щедростью окружающей природы. Необыкновенные цветы всех мыслимых и немыслимых оттенков свешивались с кустов, выглядывали из земли, торчали откуда-то сверху, с крон деревьев, пьяня голову сладким ароматом. С холмов стекали прозрачные ручьи, небо над головой было безмятежно чистым. А полуголые сандвичане, предпочитавшие называть себя канаками, приветливо улыбались невысокому усатому незнакомцу в лёгком сером костюме, с озабоченным видом лазавшему по окрестностям и собиравшему непонятно для чего цветы, плоды, травы. Может, он хочет подняться пару миль от деревни вверх по реке Ваилуку, чтобы посмотреть на водопады? Любознательный доктор советом не пренебрёг и пришёл туда в сопровождении целой оравы мальчишек и девчонок, добровольно согласившихся стать его проводниками. Здесь он остановился и долго стоял на отвесной скале, глядя, как его спутники-подростки бесстрашно прыгают с берега вниз, в каменную чашу, заполненную хрустально чистой водой. Под самым водопадом в горе открывался тёмный зев пещеры. Стены и потолок её поросли изумрудным ковром из мха, папоротников, неведомых вьющихся растений. Доктор безмолвно стоял на вершине скалы не менее получаса. Наконец, поддавшись уговорам мальчишек, тоже разделся и, спустившись чуть ниже, прыгнул в воду. Обратно выбрался, по примеру ребятишек, по спущенному со скалы толстому канату. За мужество и силу духа малолетние поклонники наградили усатого чужеземца замечательно крупной раковиной.

Как и намечалось, доктор совершил поход с проводником к подножию вулкана Мауна-Кеа и поднялся настолько высоко, чтобы иметь возможность обозреть его склоны. Обилие на горе сандалового дерева вполне его удовлетворило: используемой китайцами для воскурений в храмах ароматической древесины хватит надолго и компания, если удастся договориться с Камеамеа, сможет заработать на этом товаре большие деньги.

Экскурсию в лежащую близ вулкана долину Ваимеа пришлось отложить: прибывший от короля гонец известил Шеффера, что королеве Каахумане нездоровится и король Камеамеа просит подлечить её. Доктор поспешил назад.

У королевы был острейший приступ лихорадки, и Шеффер начал усиленно пичкать её хинином. Через неделю королева почувствовала себя значительно лучше. В благодарность Каахумана объявила, что дарит доктору участок земли в местечке Вайкарау на юге острова Оаху и в придачу десять овец и сорок коз из выпасавшегося там её личного стада. «Что ж, – с глубоким удовлетворением подумал доктор, – услуги опытного врача здесь ценятся не так уж плохо, и это надо иметь в виду».

Наряду с приятными событиями появились и проблемы. Во второй половине декабря из Нью-Йорка на судне «Энтерпрайз» в Каилуа прибыл капитан Джон Эббетс, а вместе с ним и хорошо знакомый Шефферу по конфликту в Ново-Архангельске с Барановым Уилсон Хант. Доктор счёл нужным засвидетельствовать американцам своё почтение, но Хант, увидев его, холодно и весьма недружественно процедил:

   – А вы-то что здесь делаете?

   – Я собираю здесь по просьбе Баранова коллекцию растений и насекомых для Российской академии наук, – любезно пояснил доктор Шеффер.

Но Хант, кажется, всерьёз это объяснение не принял к подмигнув Эббетсу, понимающе сказал:

   – Знаем мы, что вы тут собираете!

Не только Хант, но и Эббетс что-то имел против Баранова, и доктор подозревал, что, нанеся визит Камеамеа, они представили его пребывание здесь в совершенно ложном свете.

Когда три дня спустя на «Энтерпрайзе» стали готовиться к отплытию, доктор неожиданно получил от Эббетса приглашение посетить корабль. За ним даже прислали шлюпку. Но уже наступила ночь, и доктор слышал, как на судне поднимают якорь. Что же это могло означать, как не хорошо расставленную ловушку? Заманят на корабль, отойдут от берега, а там сунут в мешок и выкинут в море. Посланнику Эббетса доктор передал для капитана записку с коротким и выразительным текстом: «Нашёл дурака!»

В том, что подозрения насчёт всяких сплетен Ханта и Эббетса о его миссии здесь, о Баранове и в целом о компании небеспочвенны, доктор Шеффер убедился довольно скоро. При ближайшей встрече король Камеамеа обеспокоенно спросил его:

– Неужели русские действительно хотят начать войну против меня? Неужели вы хотите захватить мои острова?

Опешивший поначалу доктор быстро овладел собой и уверенно ответил:

   – Кто бы, ваше величество, ни сказал вам об этом – всё это наглая и бессовестная клевета. Баранов ничего не хочет более, нежели дружить с королём Камеамеа и установить с ним добрососедские отношения во всём равных партнёров.

Чтобы сгладить неблагоприятный эффект, произведённый встречей с королём Ханта и Эббетса, доктор счёл целесообразным вновь одарить короля, его жён и некоторых вождей ценными подарками. В ответ брат одной из королевских жён, которого на острове звали Джон Адамс, подарил доктору ещё один участок земли под названием Коани, опять где-то на острове Оаху, по реке Ива. Доктор Шеффер начинал чувствовать себя состоятельным землевладельцем и уже хотел просить разрешения короля отъехать на Оаху, чтобы наконец-то обозреть свои владения. Но тут приболел сам Камеамеа и призвал доктора.

– Я вылечил вашу жену, – уверенно заявил ему Шеффер, – вылечу и вас.

Король жаловался на сердце, и вновь интенсивный курс назначенного доктором лечения вскоре дал положительный результат. Камеамеа распорядился отметить своё выздоровление постройкой нового храма, а доктору Шефферу дал туземное имя Папаа – в честь местного знахаря, который когда-то пользовал его в молодые годы. Доверие короля к доктору было полностью восстановлено, о чём говорило и приглашение Шеффера-Папаа посетить военный лагерь, где Камеамеа показал, как он обучает боевым приёмам несколько сот полуголых воинов.

Даже старый Джон Янг, пронюхавший, что акции доктора Шеффера в глазах короля сильно возросли, счёл нужным позвать его в гости и угостил блюдом, считавшимся здесь деликатесом, – жареной собакой.

В ожидании прибытия кораблей доктор Шеффер стал готовиться к тому, чтобы уговорить короля заключить с компанией контракт на поставку сандалового дерева.

Перу, порт Кальяо,

февраль 1816 года

Уже свыше трёх месяцев корабль «Суворов» Российско-Американской компании под командованием Михаила Лазарева стоял в перуанском порту Кальяо, расположенном в шестнадцати вёрстах от столицы страны Лимы. Завтра намечалось отплытие судна на юг. Обогнув мыс Горн, они пойдут в Кронштадт, завершая тем самым своё кругосветное плавание.

Пару дней назад на борт судна были приняты необычные пассажиры, обитатели Кордильерских гор – девять грациозных лам, одна альпака и одна вигонь. Офицеры «Суворова» приобрели их на собственные средства, за пятьсот талеров, чтобы по возвращении в Россию попробовать акклиматизировать на родине, в имении Повало-Швейковского. Содействовавший им в этой сделке местный негоциант сеньор Абадия, президент солидной Филиппинской компании, предупредил, что едва ли животные перенесут предстоящее им тяжёлое плавание. Ранее уже делалась попытка доставить их в Европу на корабле, принадлежавшем Французской империи, но по пути ламы скончались.

   – Раз так, – весело ответил ему Лазарев, – то дело нашей национальной чести и морского искусства – привезти их в Европу в целости и сохранности.

Лазарев собрал весь экипаж и спросил матросов, кто берётся обеспечить перуанским гостьям должный уход, дабы они благополучно достигли берегов России. Два матроса, имевшие, по их словам, немалый опыт в обращении с разной скотиной, добровольно вызвались приглядеть за ламами, вигонью и альпакой.

   – Вот только, ваше благородие, – попросил старший из них, матрос первой статьи Кузьмичев, – распорядиться надобно, чтоб каждой животине отдельное ведро для корма было выделено. По глазам их вижу, что они большие чистюли и из чужого ведра ни воду, ни корм принимать не захотят. Да и парусина надобна, чтоб навес от солнца сделать. Иначе запарятся.

   – Всё, что необходимо, получите, – пообещал Лазарев. – А если сохраните их, благодарность обещаю и премию от себя лично выдам.

   – Будем, ваше благородие, стараться, – заверил Кузьмичев.

После угрюмых северо-западных берегов Америки жизнь в солнечной Лиме казалась русским морякам светлой и безмятежной. Самовольный, по общему согласию офицеров корабля, уход из Ново-Архангельска давно не терзал их души. Какое, в конце концов, право имел Баранов отстранять Лазарева от командования судном? Не он назначал командира, не ему и отстранять.

   – Чёрт не выдаст, свинья не съест, – с показным равнодушием отвечал Лазарев, когда его друзья по экипажу случайно касались вопроса о неизбежных неприятностях по возвращении в Россию.

После того как бросили якорь в порту Кальяо, Лазарев дал команду тщательно отремонтировать потрёпанное штормами судно, исправить такелаж, проконопатить корпус и палубы, заново покрасить корабль, и после окончания всех этих работ «Суворов» выглядел как новенький, и ни одно из стоявших в порту судов других стран не могло сравниться с ним по красоте и опрятности, что отмечали зачастившие на борт корабля купцы и знатные представители перуанского общества. Посмотреть же впервые пришедший к берегам Перу русский корабль хотелось многим.

Русским морякам было что показать, помимо самого корабля. Лазарев вёз с собой целую коллекцию туземных редкостей – бумеранги и копья аборигенов Австралии, деревянные маски и боевые доспехи колошей, байдарки и образцы одежды алеутов Северо-Западной Америки.

Даже вице-король Перу, маркиз де Абагадиль, почтил их своим вниманием и пригласил Лазарева и офицеров корабля отобедать с ним.

Чтобы по возвращении в Россию к ним не было претензий хотя бы по торговым делам, Лазарев принял все меры для реализации в Лиме имевшегося на борту мехового груза – мягкой рухляди, как именовали этот товар российские купцы, – шкур морских и речных бобров, медведей, лисиц, котиков, песцов, а также некоторого количества китового уса, общей стоимостью в два миллиона рублей.

Осуществить обоюдно выгодные торговые сделки помог президент Филиппинской компании сеньор Абадия, которому было чрезвычайно приятно установить прямые связи с Российско-Американской компанией. В обмен на часть товаров русским предложили чилийскую медь, хину, перуанский бальзам, вигонью шерсть, хлопчатую бумагу. За остальные же было уплачено наличными.

В конце февраля все грузы были приняты на корабль, а с ними и подарки от вице-короля маркиза де Абагадиля императору России Александру – драгоценные произведения культуры инков. Вице-король передал Лазареву и личное письмо на имя императора, содержавшее весьма лестные отзывы о визите в Перу первого корабля из России.