Текст книги "Правитель Аляски"

Автор книги: Аркадий Кудря

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

Баранов сидел на корме шедшей впереди байдары насупившийся, явно не в духе. В той же лодке плыл и его переводчик, служивший в компании американский матрос Абрахам Джонс.

Баранов, когда пристали к «Педлеру», поднялся по трапу на борт. Войско Огородникова, осмелев, полезло на палубу с разных сторон, используя и трап, и канаты, словно брало судно на абордаж. Встревоженный капитан «Педлера» Самуэль Нортроп стоял на шканцах в окружении группы матросов, ожидая объяснений Баранова. Тот, никак не приветствуя капитана, сразу резко спросил:

   – Где Хант?

   – Он на борту «О'Кейна». А в чём дело, господин Баранов?

Баранов на мгновение замешкался. Он предпочёл бы выложить свои обвинения лично Ханту. Однако, если уж поднялись сюда, надо было довести дело до конца.

   – Ваш хозяин, Уилсон Хант, – жёстко заговорил Баранов, – допустил недружественные действия по отношению к вверенной мне российской колонии, поставляя оружие и порох диким туземцам. Он нарушил наш договор с господином Астором о запрете на подобную деятельность. Я вынужден отдать приказ обыскать корабль.

Абрахам Джонс, более поднаторевший в переводе бесед на коммерческие темы, говорил чуть сбиваясь, явно чувствуя двусмысленность своего положения.

Едва он закончил, как Баранов обернулся к стоявшему рядом Огородникову:

   – Выполняй, Матвей, приказ!

Огородников, легко отстранив попытавшегося встать на его пути матроса, пошёл в сопровождении угрожающе зашумевших соратников обыскивать корабль. Вскоре они вернулись, катя по палубе два бочонка пороха. Один из помощников Огородникова держал в руках пару конфискованных ружей.

Ткнув пальцем в бочонки и ружья, словно видя перед собой неопровержимое свидетельство вины Ханта и капитана «Педлера», Баранов жёстко сказал:

   – За нарушение законов, принятых на этой русской территории, я объявляю ваше судно арестованным. Приказываю вам спустить флаг, разоружить команду. Отказ выполнить этот приказ буду расценивать как объявление нам военных действий... Матвей, помоги матросам спустить флаг.

Капитан Нортроп стоял как парализованный, видимо, не совсем понимая, что всё это значит и может ли он выразить протест в отсутствие хозяина судна.

Флаг «Педлера» медленно пополз вниз.

   – Пошли на «О'Кейн», – решительно сказал Баранов.

Ободрённые лёгкой победой бородачи-«гвардейцы» дружно зашумели:

   – Покажем Ханту кузькину мать!

   – За борт его – и все дела!

Людям Баранова не чинили препятствий, пока они поднимались на палубу «О'Кейна», но там их встретила толпа матросов, стоявших с ружьями на изготовку вокруг капитана судна Роберта Макнейла и Уилсона Ханта.

Тут Баранов избрал другую тактику, предпочтя вначале поговорить со своими «гвардейцами».

   – Гляньте на них, – с недоброй усмешкой кивнул он на ощетинившийся ружьями экипаж. – Вот этот наш гость, мистер Хант, нагадил в приютившем его доме, вооружая колошей, а потом спрятался под защиту сородичей и воображает из себя невинную овечку. Так-то плюют они на наши законы, так-то благодарят нас за гостеприимство! – И приказал Джонсу: – Переведи!

Покрасневший от смущения Джонс попытался выразить ту же мысль более дипломатическим языком:

   – Господин Баранов очень недоволен, что мистер Хант нарушил местные законы, продавая оружие колошам. Господин Баранов считает, что мистеру Ханту не надо строить из себя овечку.

   – Да что за выдумки? – с вызовом крикнул Хант. – Что вам от меня надо?

Сделав шаг вперёд и едва сдерживая накипавшую ярость, Баранов гневно бросил ему в лицо:

   – Так ты хочешь, Хант, чтобы нас здесь всех уничтожили? Дикие осмелели, когда ты продал им своё оружие. Они уже нападения чинят на моих людей. Ты нарушил договор, который заключил с нами твой компаньон Астор. Ты подло предал моё доброе отношение к тебе. Дорога в Ново-Архангельск тебе отныне заказана... Матвей, – обратился он к Огородникову, – выполняй приказ об аресте мистера Ханта.

Но тут вышла осечка. Матросы «О’Кейна» вдруг обнажили тесаки и выставили вперёд ружья, а капитан Макнейл твёрдо заявил:

   – Мистер Хант мой гость, и никуда он отсюда не уйдёт!

   – Хорошо же, – начал остывать Баранов. – Тогда вы и будете отвечать за то, чтобы он не покидал борт вашего корабля. Я не могу теперь поручиться за безопасность мистера Ханта на берегу. И я запрещаю вам делать вояжи по проливам без моего на то дозволения.

Смерив Ханта холодным, неприязненным взглядом, Баранов пошёл к трапу.

Волнения прошедшего дня долго не давали Баранову уснуть. В памяти вставало то возмущённое, наивно-непосредственное лицо Лазарева, то циничное выражение физиономии многоопытного Ханта, когда, широко расставив ноги и скосив в усмешке рот, американец слушал обращённую к нему гневную тираду.

И всё же, по давней привычке, встал он рано. Комната уже золотилась проникавшим сквозь шторы светом восходящего солнца.

Баранов неторопливо оделся, натянул сапоги. Утром, ещё до завтрака, он любил пройтись по крепости, обмолвиться парой слов с часовыми.

Раздвинув шторы, посмотрел в окно. Такие деньки выдавались здесь редко. Солнце слепило глаза, отражаясь от ровного зеркала бухты. По её краям смотрели в глубину вод тёмные вершины окрестных гор. Изредка гортанно вскрикивали парящие над волнами чайки.

Но что это? Распустив паруса, из бухты медленно, неслышно выходил трёхмачтовый красавец. Неужто «Суворов»?

Баранов, не доверяя глазам, бросился к бюро, схватил зрительную трубу, навёл на судно. Да, это был «Суворов». Теперь были ясно видны суетящиеся на реях матросы, медленно вращающий штурвал рулевой. В стоявшем на палубе офицере он узнал Лазарева. Капитан не смотрел на покидаемую крепость. Взгляд его был устремлён вперёд, к выходу из гавани. Подчиняясь его командам, судно слегка лавировало, обходя лежащие на пути подводные камни.

На созерцание времени не оставалось. Да как он посмел тайком, самовольно покидать гавань?! Какое право имеет он принимать решения, когда уже отстранён от командования кораблём?!

Баранов выбежал из дома, истошно закричал: «Тревога!» Бросился в расположенное рядом с его домом помещение, где проживал Огородников. Влетев, с бешенством заорал:

   – Спите, олухи? Прохлопали корабль: «Суворов» уходит!

Спокойно попивавший чай Огородников, ещё ничего не понимая, вскочил из-за стола и вслед за правителем, тяжело топая, бросился из избы. Уставился, протирая глаза, на гавань.

   – Пушки приказывай зарядить! Собирай людей, в лодки, в погоню! – в исступлении кричал Баранов.

   – Да разве его догонишь! – с сомнением покачал головой Огородников.

Баранов и сам понимал теперь абсурдность своих суматошных приказов. Корабль был уже вне досягаемости орудий крепости. Он миновал опасную зону, которую капитаны обычно проходили в сопровождении лоцмана, и, набирая скорость, уверенно шёл вперёд. Поймавшие ветер белоснежные паруса выгнулись дугой. Вот бушприт коснулся черневшей на фоне неба линии замыкавшего гавань мыса. Ещё несколько секунд была видна высокая, приподнятая над палубой корма. Потом и она пропала. Чистая гладь среди взбуренной ветром воды простиралась там, где только что скользил по волнам корабль.

Ещё не до конца веря в случившееся, Баранов всё же опамятовался и позвал тронувшегося с места Огородникова:

   – Ничего не надо делать, Матвей. Поздно!

До него окончательно дошло, что горячий в действиях Лазарев не вернётся. Он ушёл непонятно куда, может, туда, куда ему было отказано, – к Сандвичевым, в Манилу или в Перу.

Понурившись, Баранов направился обратно к дому. Опять кровь гулко застучала в висках, кольнуло сердце. «Мальчишка, – с тупым отчаянием думал он, – самовольный мальчишка!»

Часть вторая
ГАВАЙСКАЯ АВАНТЮРА

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Побережье Калифорнии,

22 сентября 1815 года

Два чёрных, с вытянутыми телами зверька копошились на дне бухты, что-то вытаскивая из-под камней. Точнее, их было трое, но малыш, которого самка придерживала лапой на своём животе, не принимал участия в работе и лишь с любопытством таращился на извивающиеся в воде стебли морской капусты и быстро снующих туда-сюда рыбок. Завершив свои сборы, зверьки, энергично работая ластами и гибкими туловищами, одетыми в роскошные меховые шубки, стали подниматься наверх. Один за другим они вынырнули из воды и, крутя усатыми мордочками, внимательно огляделись. Бояться нечего. Невысокие волны всё той же бесконечной чередой накатываются на берег, с шумом плещутся о торчащие из воды камни. Голо, пустынно вокруг.

Вот уже месяц, как мигрирующая на юг семья каланов облюбовала эту тихую бухточку с выступающими из воды недалеко от берега камнями. Здесь хватало нужного им корма – зарослей капусты, моллюсков, морских ежей и ползающих по дну крабов. И самец и самка прекрасно владели всеми приёмами для добывания пищи. Нырнув на дно, они не спеша набирали несколько раковин и прятали их в складках жира на животе. Заодно прихватывали пригодный для работы камень. Поднявшись на поверхность, ложились на спины и, держа камень лапами, упорно били им по ракушкам, пока скорлупа не трескалась. Теперь можно было без препятствий лакомиться сидящими внутри моллюсками – устрицами или мидиями. Столь же успешно разбивали камнями прочные панцири крабов.

Иногда, в тихую погоду, они подплывали к одной из небольших скал, чтобы немного полежать на голом камне. Самец взбирался первым и ждал, пока самка не бросит ему из воды детёныша. Он ловко ловил его вытянутыми лапами и укладывал рядом с собой. Потом на камень влезала и мамаша.

В этот день, плотно закусив, они спокойно отдыхали на скале все вместе, обдаваемые брызгами бивших о камень волн. Чёрные тела сливались с цветом камня, маскировавшего их присутствие здесь от возможных врагов. Море перед ними было чисто. Ничто, казалось, не предвещало беды...

Партия из двенадцати промысловых байдарок медленно входила в бухту, огибая прикрывавший её с севера утёс. Шедший впереди, подняв весло, указал другим на заросли капусты меж камней в центре бухты. Там могли таиться те, кого они искали.

   – Заходи, Прохор, слева, – скомандовал возглавлявший партию Тараканов. – Возьмём их в кольцо.

В отличие от своих спутников, кадьякских алеутов, плывших в двулючных байдарках, Тараканов шёл на однолючной. Его лёгкая, обшитая шкурой лахтака лодка, подчиняясь ритмичным движениям гребца, как пробка скользила с волны на волну.

Вот один из охотников неожиданно взмахнул рукой и бросил стрелу в ещё не видимого другим зверька. Он вертикально поднял весло, обозначая место, где калан ушёл в воду, и другие партовщики тут же споро заработали вёслами, расширяя круг и стараясь блокировать все пути спасения нырнувшего зверя.

Подчиняясь общему азарту, Тараканов поставил лодку поперёк волны и, откинув предохранявший от воды полог, сунул руку на дно байдарки, где хранил ружьё. Несмотря на большой опыт, он всё же не мог сравниться с алеутами в искусстве охоты на быстро ныряющих морских бобров, как называли каланов в Русской Америке. Но иной раз ему везло, и метким выстрелом он вносил свой вклад в общие успехи партии.

Поражённый стрелой калан, теряя силы, упорно плыл под водой дальше в море, пытаясь отвлечь охотников от укрывшихся меж камней сородичей. Лишь на миг он высунул из воды морду, жадно глотнул воздух, но его ждали и здесь. Ещё одна стрела вонзилась ему в грудь, и, превозмогая боль, калан опять нырнул. Он истекал кровью и вскоре был вынужден всплыть опять. Третья стрела пронзила его судорожно дрогнувшее тело близ сердца. Зверёк сложил лапы на груди и, покачиваясь на волнах, отдал себя в руки преследователей. Теперь ему было всё равно, он был мёртв.

Подплывший к нему охотник крепко прихватил пышную чёрную шубку и торжествующе поднял зверька в воздух, показывая другим, что с этим покончено.

Затаившаяся на камне семейка со страхом наблюдала погоню. Когда охотники повернулись к ним спинами и стали уходить в море, зверьки скользнули в воду – сначала самец, а за ним и самка. Она взяла детёныша себе на грудь и, придерживая лапами, поплыла на спине, торопясь вслед за своим более сильным партнёром покинуть бухту, оставаться в которой стало слишком опасно.

Охотников доставил в этот район недалеко от миссии Санта-Барбара бриг Российско-Американской компании «Ильмень». Купленное у американцев судно уже второй год использовалось для ведения промыслов у калифорнийских берегов. Команда состояла наполовину из русских матросов, наполовину – из американцев. На борту его находилась партия из пятидесяти кадьякских алеутов под командой судового старосты Тимофея Тараканова.

Тараканов уже давно, с тех пор как был вызволен из тлинкитского плена, по уговору с Барановым стал работать на совместном с иностранцами промысле. Баранов знал, что, попадая в селение, Тараканов тоскует и не находит себе места, и потому старался поменьше держать промышленника на берегу.

Тимофею Тараканову стала привычна эта бродячая морская жизнь. Постоянное общение с американскими матросами и капитанами позволило изучить их язык, и теперь он говорил на английском столь же свободно, как на языке своих промысловых спутников – кадьякских алеутов. И те и другие ценили это, как и спокойный характер Тараканова и превосходное знание им всех мест, где водились ценные морские звери – котики, сивучи, каланы.

В эти два года плавания на «Ильмене» они использовали как своего рода перевалочную базу крепость Росс, заложенную Кусковым в Калифорнии, к северу от Сан-Франциско. Там сдавали добытые меха и снабжались харчами.

В прошлом году им составил компанию семнадцатилетний Антипатр Баранов. Это было уже второе серьёзное плавание сына главного правителя: ранее он несколько месяцев ходил в море вдоль калифорнийских берегов на судне «Меркурий» под командой Джорджа Эйрса. Баранов просил американских шкиперов не делать для его сына никаких скидок, пусть работает юнгой рядом с другими матросами, и Антипатр, как убедился Тараканов, совсем неплохо преуспел в требующей навыков морской практике.

Тараканову было хорошо известно: то, чем они занимались все эти годы, промышляя морского зверя в испанских водах, было делом незаконным. Приходилось таиться, выдумывать, когда их застигали на берегу, всякие басни о мнимой неисправности судна, вынудившей их пристать к берегу. Случалось, по ним открывали огонь и убивали его товарищей, а других захватывали на берегу и надолго заточали в камеры местных фортов.

Этим летом они столкнулись с ещё более настойчивым сопротивлением их попыткам промышлять здесь со стороны испанских властей, возглавляемых новым губернатором Калифорнии Пабло Висенто де Сола. Испанцы зорко сторожили все источники пресной воды по побережью и запрещали иностранцам приставать там. Лишь вчера, когда капитан «Ильменя» американец Уильям Водсворт и комиссионер судна португалец Джон Элиот де Кастро высадились на шлюпке и попытались договориться с миссионерами о закупке мяса и овощей, их с угрозами встретил сержант испанского сторожевого наряда и потребовал немедленно убираться отсюда вместе с их кораблём.

Был поднят якорь, и «Ильмень» отошёл вдоль побережья на несколько миль. Охота в затянутой водорослями морской капусты бухточке оказалась не особо успешной: добыли лишь четырёх каланов. Но к вечеру на берегу недалеко от бухты был замечен пасущийся дикий скот. Посовещавшись, капитан Водсворт, комиссионер Элиот де Кастро и Тараканов решили рискнуть на следующее утро сделать высадку с целью поохотиться на бизонов. Операцию планировалось завершить быстро, чтобы вновь не привлекать к себе внимания испанских сторожевых постов.

23 сентября 1815 года

Утром, едва рассвело, на двух шлюпках направились к берегу. Тараканов и четверо алеутов предпочли привычные им байдарки. В общей сложности набралось более двадцати человек.

Шлюпки первыми достигли неширокой, укатанной волнами полосы прибрежного песка. Со своей байдарки Тараканов видел, как капитан Водсворт – здоровенный, но с лишним жирком на животе битюг, родом из Массачусетса, невысокий, смуглый португалец Элиот и несколько матросов, взяв ружья, пошли по каменистой тропе к вершине поросшего кустарником холма. По словам накануне побывавшего здесь разведчика, стоило перевалить через холмы – и до пастбища, где гуляли бизоны, рукой подать.

Группа во главе с капитаном и комиссионером уже скрылась в кустах, когда и Тараканов доплыл наконец до берега. Он намеренно взял подальше, много левее, чтобы воспользоваться для подъёма неглубокой лощиной. По его мнению, для охоты вполне хватило бы человек пять-шесть, но если уж захотелось поразвлечься другим, он мешать им не будет и выйдет к стаду так, чтобы не мешали и ему.

Тараканов начал подниматься лощиной наверх, но внезапно оттуда, где высадились его товарищи, раздались выстрелы. Оглянувшись, он увидел, как из кустов выскакивают испанские солдаты, стремясь захватить шлюпки. Хорошо, что на берегу на всякий случай было оставлено двое часовых. Они и открыли огонь по испанцам.

Сверху скатывались по камням попавшие в засаду матросы. Выстрелы участились. Слышались проклятья на русском, испанском, английском языках. Операцией захвата командовал тот же высокий черноусый сержант, который пару дней назад посоветовал им убираться подальше.

Троих матросов схватили и, повалив на землю, вязали руки. Одна шлюпка с людьми уже отваливала от берега. С неё вели огонь по испанским солдатам. Но где же капитан, где Элиот де Кастро? Неужели задержали и их?

Тараканов побежал назад, к своей байдарке. Он видел, как после удара прикладом по голове рухнул на землю один из алеутов. Но вот появился и капитан. Он возник в стороне от каменистой тропы, на песчаном обрыве, без сапог и без ружья.

Тараканов, уже отплывавший от берега, отложил в сторону весло и полез за ружьём. Похоже, Водсворту понадобится помощь, потому что на второй шлюпке, кажется, забыли про капитана. Успевшие добраться до неё матросы начали судорожно грести к кораблю.

Капитан Водсворт, оттолкнув кинувшихся к нему солдат, прыгнул с обрыва вниз и заскользил по песку. Скоро он был уже на прибрежной полосе и бежал к воде. Испанский солдат, припав на колено, стал целиться в него. Тараканов выстрелил, и солдат ткнулся носом в землю. Тем временем капитан с разбега нырнул в набежавшую на берег волну и пропал из виду. Водсворт был отличным пловцом, и теперь Тараканов не сомневался, что он ускользнёт от преследователей. С берега раздалось ещё несколько выстрелов, но это была уже стрельба вслепую. Лишь на мгновение голова капитана показалась над волнами, а потом он вновь нырнул.

Тараканов направил байдарку так, чтобы повстречать Водсворта на пути к кораблю. Он видел, как капитан вновь появился на поверхности и дальше поплыл, уже не скрываясь под воду. Вскоре Тараканов поравнялся с ним и спросил:

   – Ты не ранен, Билл, помощь не нужна?

   – Всё в порядке, – отфыркнувшись, ответил Водсворт, – доплыву.

   – Где Элиот?

   – Испанцы взяли его, будь они прокляты! И сам, как видишь, ушёл чудом. Кого ещё взяли, Тим?

   – Человек пять-шесть.

Свои потери они подсчитали лишь на борту «Ильменя». Кроме Элиота, захвачены были четверо русских матросов, один американец и один алеут – должно быть, тот самый, кого оглушили прикладом по голове.

Посовещавшись с Таракановым, Водсворт решил уходить отсюда. Возле Сан-Педро они оставили партию из двадцати четырёх алеутов во главе с помощником Тараканова Борисом Тарасовым. Надо было срочно забрать их, пока и они не попали в засаду. Судя по всему, испанцы начали основательно подготовленную охоту на русских промышленников.

Ново-Архангельск,

1 октября 1815 года

«Вот и осень пришла», – думал Баранов, глядя из окна кабинета на расцвеченный багрянцем и золотом лес по склонам гор. Рваные клочья туч прикрыли вершины гор на противоположной стороне залива. С утра сыпал мелкий дождь.

На рейде лишь два судна, оба американские, – злополучный «Педлер» Уилсона Ханта и «Изабелла». Ежели чужеземный мореплаватель случайно завернёт к ним на постой, может подумать, что попал в американский порт.

Свои суда все в разъездах, на промыслах. «Открытие» под командой Подушкина возглавляет партию где-то у Шарлоттовых островов. «Кадьяк» тоже крутится в проливах недалеко от Ситхи. «Ильмень» и «Чириков» – в Калифорнии.

У Кускова в селении Росс дела, судя по его сообщениям, идут неплохо. Укрепился, застроился и кузницу завёл и другие мастерские, мельницу хочет ставить. Может, уже и верфь в заливе Румянцева основал, как собирался. С головой мужик, самый надёжный помощник. И овощи растит, и мясом от своих стад угощает.

Посеянные когда-то в Калифорнии покойным Резановым семена добрососедства дали всходы. Недаром гишпанцы даже пару десятков голов рогатого скота и лошадей Кускову на развод подарили. У него и овцы, доставленные на «Ильмене» из других миссий, уже есть. И торговля с тамошними гишпанскими селениями развивается. Теперь можно и Сандвичевым внимание уделить.

План отправки надёжного человека на Сандвичевы вынашивался с лета. Когда-то хотел доверить это дело Лазареву, но передумал. Не оттого ли так обиделся на него молодой флотский офицер? Вернувшись в Кронштадт, будет, конечно, жаловаться на Баранова, чтоб оправдаться в глазах начальства. Но и он суть конфликта с Лазаревым в записке главному правлению уже изложил. Пусть в морском министерстве дадут оценку своевольным действиям их офицера в период пребывания на службе компании. Характер-то у него совсем не сахар, что и ссора с ним доктора Шеффера доказывает.

В прошедшее после ухода «Суворова» время Баранов неоднократно встречался и беседовал с доктором медицины и естественных наук Егором Николаевичем Шеффером. Он нашёл в воспитаннике Гёттингенского университета, ещё семь лет назад связавшем свою судьбу с Россией, внимательного собеседника, всегда готового послушать рассказы об испытаниях, какие довелось перенести Баранову за четверть века жизни в Америке. Доктор с видом преданного пса смотрел ему в рот, согласно кивал головой и с глубоким участием говорил: «Как я понимаю вас, дорогой Александр Андреевич! Как жестока и несправедлива была к вам судьба! Вы полностью можете располагать мною. Буду счастлив заслужить ваше доверие и принести пользу компании». Что ж, сейчас тридцатишестилетний доктор, при его образовании, со знанием европейских языков и молодой кипучей энергией, действительно может принести компании пользу. Именно ему решил Баранов поручить ответственную миссию на Сандвичевых островах. Другого человека, который мог бы справиться с этим делом, он сейчас не имел.

Несколько дней назад Баранов спросил у Шеффера, как бы тот отнёсся к поездке в интересах компании на Сандвичевы. О крушении на острове Кауаи «Беринга» и разграблении груза компании в Ново-Архангельске слышал, вероятно, уже каждый, и догадливый доктор, должно быть, сразу сообразил, с чем может быть связана такая поездка. Он не задавал никаких вопросов, но вытянулся во фрунт и, по-военному щёлкнув каблуками сапог, глядя прямым взглядом в глаза главному правителю, дал решительный ответ: «Я буду рад оправдать ваше доверие, Александр Андреевич! Вы можете полностью положиться на меня».

Почти военная реакция доктора на предложение, о сути которого он мог только догадываться, пришлась Баранову по душе. Доктор, с его чином коллежского асессора, соответствующим в русской армии званию капитана, и с его военным опытом в период осады Москвы войсками Наполеона, любил не без гордости говорить, что считает себя российским офицером. И эта черта в нём тоже нравилась Баранову. Сегодня он собирался подробно проинструктировать доктора о предстоящей ему миссии на Сандвичевых.

Доктор явился с военной точностью, как и было договорено, ровно в полдень. Зайдя в кабинет, щёлкнул каблуками и доложил:

   – Коллежский асессор, доктор медицины и естественных наук Егор Шеффер по вашему приказанию прибыл!

Баранов пожал ему руку и с добродушной улыбкой сказал:

   – Так, совсем уж по-военному, Егор Николаевич, не стоит. Не забывайте, что вы всё-таки находитесь на службе торговой компании.

   – Я никогда об этом не забываю, господин правитель, – с той же военной чёткостью ответил Шеффер.

   – И не надо этого обращения – «господин правитель». Для вас я всегда Александр Андреевич. От ваших военных привычек вам надобно поскорее отвыкнуть. В той миссии, которую я поручаю вам на Сандвичевых, это будет совершенно лишним и вызовет даже ненужные подозрения. Вы всё же человек гражданский, натуралист на службе компании, доктор медицины и естественных наук. Этим и гордитесь. А сейчас присядьте, Егор Николаевич, слушайте меня внимательно, разговор будет серьёзный.

Баранов жестом указал на кресло. Сам предпочёл говорить, расхаживая по комнате. В движении думалось ему как-то лучше.

   – Вам, Егор Николаевич, должно быть, известно о несчастном приключении, случившемся с принадлежащим компании судном «Беринг» на Сандвичевых островах, а точнее – на острове Кауаи. Судно было послано для закупок продовольствия, и оное продовольствие было приобретено на острове Оаху. Что-то хотели докупить и на Кауаи, но капитан судна американец Беннет слишком мало думал об интересах компании и, покинув корабль в новогоднюю ночь, отдал его на волю разбушевавшейся стихии. В результате судно было выкинуто на рифы, а, как только шторм утих, груз его был растащен туземцами. Более того, при попустительстве тамошнего короля Каумуалии с корабля, как мне доложили, была содрана медная обшивка, вытащены все медные болты и гвозди. А один только корпус этого судна стоит десять тысяч пиастров. Общие потери я оцениваю не менее чем в сто тысяч рублей. Для компании это немалые деньги, и мы должны потребовать возмещения причинённого нам ущерба. Это и будет вашей основной задачей на островах.

Баранов остановился у окна.

   – Вон там, – он кивнул на лежащую внизу гавань, – стоит «Изабелла». На днях корабль отправляется в Кантон. Но по пути зайдёт на Сандвичевы. Судно поведёт шкипер Тайлер. Я упомянул ему, что, возможно, на Сандвичевы пойдёт вместе с ним один из моих людей. Он не возражает. Так даже будет лучше, ежели вы придёте туда на американском корабле. Я вручу вам перед отъездом письмо моему давнему другу королю Камеамеа. В этом письме я рекомендую вас самым положительным образом: что вы опытный врач и натуралист и собираетесь заняться на островах сбором редких экземпляров флоры и фауны, коих там в изобилии. Я прошу короля оказать вам помощь в этой работе на благо науки. В том же письме я выражаю озабоченность по поводу разграбления груза компаний и прошу короля оказать содействие в возврате похищенного груза. Ежели это будет невозможно, я настаиваю на компенсации за утраченный груз поставками компании сандалового дерева, которые должен осуществить на Кауаи король этого острова Каумуалии. По всем делам, связанным с возвратом груза или компенсацией его стоимости, я рекомендую королю иметь дело с доктором Шеффером, уполномоченным действовать по этому вопросу как торговый агент компании. Тон письма достаточно решительный, и я предупреждаю короля Камеамеа, что ежели он окажется не в силах убедить Каумуалии удовлетворить наши требования, то тогда мы будем решать это дело другими методами и будем рассматривать короля Каумуалии за нарушение им законов дружбы и гостеприимства, равно как за оскорбление русской нации, компании и, стало быть, нашего императора, как нашего личного врага, со всеми вытекающими из этого последствиями.

   – Правильно, Александр Андреевич, – счёл нужным ввернуть Шеффер. – Я и сам сторонник решительных действий.

   – А вот излишне горячиться в этом вопросе вам, Егор Николаевич, не следует, – поучительно сказал Баранов. – Я изложил схему наших возможных действий, имея в виду самые крайние варианты, когда не принесут успеха другие меры. Вы же, повторяю ещё раз, натуралист и должны, чтобы не привлекать излишнего любопытства, вести себя соответственно. Постарайтесь как врач и натуралист завоевать доверие короля Камеамеа. Используйте любую возможность, чтобы быть ему полезным. Неплохо было бы подружиться и с его первым министром, которого за его проницательность и ум на островах называют Питтом, тем самым сравнивая с известным английским министром. Эти люди хоть и ходят нагишом, но имеют собственный королевский двор, и, как и при любом европейском дворе, там действуют примерно те же законы: могут интриговать, могут во всём полагаться на мнение своих любимцев. Даже жёны короля, а их у него, по слухам, то ли пять, то ли семь, отчасти могут управлять планами и намерениями Камеамеа. Постарайтесь войти в доверие и к жёнам, окажите им знаки внимания. Любимая жена короля – Каахумана. С ней будьте особо ласковы и предупредительны. И королю, и его жёнам я пошлю с вами подарки. Для короля я посылаю также серебряную медаль на ленте в честь святого Владимира. Эту медаль вы должны вручить ему в подходящий момент, но так, чтобы ни он, ни проживающие на островах иностранцы не могли истолковать этот жест как знак подчинения его России. Три меньших размеров серебряные медали будете вручать тем людям, коих сочтёте наиболее подходящими в содействии решению наших вопросов. Вам будут выданы и подарки королю Каумуалии: надо постараться сперва задобрить его и расположить к полюбовному с нами соглашению.

Баранов сделал паузу, взял с бюро вырезанную из дерева погремушку и, встряхнув её, вызвал из соседней комнаты конторщика Григория Терентьева.

   – Принеси, Гриша, бокалы и бутылочку вина для нас с доктором.

Креол вскоре вернулся с двумя бокалами и уже открытой бутылкой вина. Баранов сам наполнил бокалы, но предлагать тост, как ожидал доктор, решивший, что беседа закончена, пока не стал.

   – Это ещё не всё, Егор Николаевич, – продолжал Баранов. – Как только завоюете расположение короля Камеамеа, заведёте с ним разговор о том, что компания, которую вы представляете, хотела бы заключить с ним соглашение о торговле сандаловым деревом, наподобие того, какое заключал он с американцами Дэйвисом и братьями Уиншип. Ежели король пойдёт на это, то имейте в виду, что на последних торгах в Кантоне сандаловое дерево шло по девять долларов за пикуль. С учётом стоимости перевозки груза до Кантона, нам, конечно, было бы интересно, чтобы король уступил этот товар долларов по семь-восемь, не дороже. На торговые цели вы тоже получите кое-какие ценимые на островах товары, а помимо того, тысячу пиастров наличными. Но деньги зря не транжирьте, помните, что у компании лишних нет, а пропажа «Беринга» с грузом обошлась нам, как я уже упоминал, весьма накладно. Последнее. Я надеюсь на присущий вам здравый смысл и смекалку и не хочу, чтобы вы попались в ловушку, которую могут вам расставить, и оказались одураченным. Ловушку же и разные неприятные сюрпризы можно ожидать от обосновавшихся на островах торговцев, прежде всего бостонских. Как только прознают они о желании нашем торговать с Камеамеа, приобретать у него сандаловое дерево, так увидят в вас конкурента и будут ставить вам палки в колеса. Там есть и англичане, и у них своё соперничество с американцами за благосклонность Камеамеа и выгодную торговлю с ним. Когда же увидят они, что и русские в эту игру ввязались, то тут, полагаю, самые неожиданные ходы с их стороны могут быть. Будьте поосторожнее, похитрее. Иным поведением в этом тонком деле успеха не добьётесь. Вы хорошо поняли меня, Егор Николаевич?