Текст книги "Правитель Аляски"

Автор книги: Аркадий Кудря

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц)

В один из таких дней, когда сельдь пошла плотно сбитыми косяками и колоши, опуская в воду шесты с набитыми на них гвоздями, легко и быстро наполняли рыбой свои большие баты, Лазарев познакомился на берегу с высоким, лет сорока, американцем, которого звали Уилсон Прайс Хант. Он пришёл в Ново-Архангельск на бриге «Педлер», и ранее уже бывал в Русской Америке, ведя торговые дела с Барановым как представитель базирующейся в Нью-Йорке Американской меховой компании.

   – Вы говорите на английском почти как англичанин, – сделал Хант комплимент Лазареву. Тот смущённо улыбнулся:

   – Пять лет на службе в английском флоте не прошли для меня даром.

Хант в удивлении поднял брови:

   – Поздравляю! В вашем возрасте – и уже такой опыт!

Лазарев пригласил американца пообедать на борту своего корабля и во время обеда не смог скрыть досады на то, что «верховный правитель», как не без иронии стали величать между собой Баранова офицеры «Суворова», маринует их на берегу, не отпуская в плавание.

   – Он почему-то решил сделать нас своими телохранителями, – с невесёлой улыбкой сказал Семён Унковский.

   – Подождите, он ещё пошлёт вас на острова Прибылова. – Хант осклабился, словно вспомнил что-то крайне занятное. – По милости господина Баранова я успел побывать и там. Три года назад я доставил ему кое-какие товары, но плату должен был взять сам, мехами, на острове Святого Павла. Господин Баранов забыл предупредить меня, что в ноябре море там часто штормит, и, попав на остров, я никак не мог отплыть обратно и две недели жил в хижине, сооружённой из костей кита, наслаждаясь обществом семи русских промышленников, не знавших ни слова по-английски, и столь же говорливых алеутов. Если вам знаком, господа, запах морских котов, во множестве населяющих этот остров, вы поймёте всю меру моих мучений.

Хант как в воду глядел. Не успел Лазарев вернуться в Ново-Архангельск после осмотра места крушения «Невы» и весьма удачной утиной охоты, как Баранов наконец-то предложил ему идти в плавание именно на острова Прибылова, чтобы взять там груз котиковых шкур. Лазарев согласился без колебаний и приказал готовить корабль к отплытию.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Ново-Архангельск,

июнь 1815 года

Поход «Суворова» к островам Святого Павла и Святого Георгия, не в пример неудачливому Ханту, прошёл без сучка и задоринки. Погода благоприятствовала, а расторопные служащие компании на островах сделали всё возможное, чтобы не задерживать судно, и в считанные дни загрузили трюм кипами котиковых и песцовых шкур, почти сотней пудов моржового клыка, который в Русской Америке именовали моржовым зубом, а также некоторым количеством китового уса, находившего растущий спрос из-за моды на изготовляемые с его помощью дамские корсеты.

Плавание заняло полтора месяца, и когда Лазарев вернулся в гавань Ново-Архангельска, наступила уже середина июня. Три новых судна появилось на рейде, все американские – «Форестер», «Альбатрос» и «Изабелла».

Баранов остался доволен благополучно прошедшей экспедицией и, выслушав в своём замке короткий отчёт командира «Суворова», почти сразу сделал предложение, заставившее сердце Лазарева радостно вздрогнуть:

   – Что ж, Михаил Петрович, спасибо. От бездействия больше страдать не будешь. Лето пришло, самая горячая пора. Готовься, скоро вновь в поход отправишься. Хочу послать тебя вместе с «Открытием» Подушкина на Сандвичевы острова за сандаловым деревом. Дерево то продать надо будет в Маниле. Из Манилы путь будешь держать на берега Перу, в Кальяо, где надо мягкую рухлядь выгодно сторговать. А уж оттуда – прямой путь обратно, в Кронштадт. Вместе с Подушкиным на Сандвичевых ещё одно деликатное дело сделаете, но о том потом поговорим.

   – Когда отплывать велите? – стараясь сдержать охватившее его возбуждение, деловито спросил Лазарев.

   – О том будет моё распоряжение. Сначала надобно мне бриг «Мария» в Охотск с мехами отправить. На нём штурман Петров пойдёт. Отправим бриг – тогда уж и твоя очередь настанет.

Вернувшись на корабль, Лазарев поспешил поделиться с офицерами приятным известием. Кажется, изменчивая фортуна наконец-то повернулась к ним лицом. Перу, Манила, Сандвичевы острова – все эти названия зазвучали в сердцах моряков победной музыкой.

   – Там будет немножко потеплее, – мечтательно сказал Повало-Швейковский.

   – И можно даже рассчитывать на светские рауты, – весело поддержал его Семён Унковский.

   – И кто знает, друзья, – заключил Лазарев, – вдруг и на этом извилистом пути мы опять натолкнёмся на никем ещё не открытые острова.

Через пару дней, вечером, на корабль пожаловал уже знакомый американец Уилсон Хант. Он был встречен как дорогой и желанный гость. Лазарев распорядился подать в каюту лёгкое угощение и, удовлетворив преувеличенное любопытство Ханта по поводу того, как поживает на острове Святого Павла его давний друг Иван Черкашин, с которым так много было съедено чуть не из одной миски мяса птицы ары и сивучьих языков, Лазарев не преминул небрежно заметить, что, вероятно, скоро они покинут эти берега и пойдут сначала на Сандвичевы – за сандаловым деревом, потом – в Манилу, а оттуда, уже по пути в Россию, зайдут к берегам Перу.

Хант не смог скрыть своего удивления. Он расширил глаза, вскинул голову, его короткая рыжеватая бородка дёрнулась вверх. Однако он не торопился поздравить русских моряков с такой, без сомнения, радостной для них новостью.

   – Вот как? На Сандвичевы, за сандаловым деревом? Я вижу, Баранов решил расширить свои торговые операции. И как скоро?

   – Уже скоро, – уверенно заявил Лазарев.

Хант поднял бокал.

   – Что ж, господа, желаю успеха и надеюсь, вы не забудете позвать меня на прощальный банкет. Я дважды бывал на Сандвичевых, и, клянусь Богородицей, если на этой земле где-то есть рай, то он находится там. Вам трудно будет покинуть эту землю, вы никогда не забудете её и будете стремиться вернуться туда вновь. Какая природа, какие женщины и как умеют все они радоваться жизни! Я прошёл с востока на запад весь американский континент, встречал на пути массу племён, но ни одно из них не было столь дружественным и гостеприимным, как эти славные канаки-сандвичане.

   – Но они же убили капитана Кука, – показал свою осведомлённость Унковский.

   – Да, – кивнул Хант, – я даже видел место на острове Гавайи, где это произошло. Матросы Кука сами были виновны в этой трагедии. А что касается сандвичан, то с тех пор король Камеамеа не уставал внушать своему народу, что так поступать нехорошо, так поступать некрасиво, и теперь любой иностранец может жить там в полной безопасности.

   – Вы не говорили раньше, Уилсон, – сказал Лазарев, – что когда-то пересекли Американский континент. Как давно это было?

Хант вытащил из кармана замшевой куртки трубку, посмотрел на Лазарева.

   – Вы разрешите, Майкл, мне немного подымить? Слишком много волнений, слишком много воспоминаний связано у меня с этим походом. Это, может быть, самая радостная и, без сомнения, самая печальная страница моей жизни.

Хант неторопливо раскурил трубку, затянулся и начал свой рассказ:

   – Надеюсь, пока вы находитесь здесь, вы уже слышали о нью-йоркском меховом торговце Якобе Асторе. Это мой компаньон. Несколько лет назад мы вместе основали Американскую меховую компанию. Вели дела и с Барановым, но у Астора были большие планы относительно побережья Калифорнии. Он решил основать там постоянное поселение – в устье реки Колумбия, чтобы скупать меха у индейцев – и по побережью, и внутри континента. Туда четыре года назад был направлен корабль «Тонкин» с людьми и материалами для постройки форта. Мне же мистер Астор поручил возглавить сухопутную экспедицию, которой следовало достичь будущей фактории Астория – так её было решено назвать – с верховьев Колумбии. Мы должны были завязать по пути деловые отношения с окрестными племенами и убедить их в выгоде торговли с нами. Для этого предстояло пройти всю Америку с востока на запад, перевалить через Скалистые горы. Поверьте мне, господа, что на моей родине людей, которые сделали это до меня, можно сосчитать по пальцам одной руки. И Астор поручил эту экспедицию именно мне, поскольку я хорошо знал бассейн Миссисипи и Миссури, несколько лет занимался там коммерцией, живя в Сент-Луисе. Итак, я прибыл в Монреаль, чтобы набрать в поход подходящих спутников, закупить припасы, товары для торговли с индейцами и, что было не последним делом, большие прочные каноэ, способные выдержать немалый груз и дальнее плавание. Мне повезло: удалось перевербовать нескольких отличных парней из канадской Северо-Западной компании, соблазнить своими планами опытных трапперов, и вот всё готово, и в июле мы двинулись давно проложенным водным путём меховых торговцев, по реке Оттаве, по озёрам Гурон и Мичиган, пока через Верхнее озеро не вышли к истокам Миссисипи, откуда спустились до Сент-Луиса...

В этот вечер Хант был явно в ударе. Покуривая трубку и неторопливо попивая вино, он живо повествовал о том, как с превеликими трудностями добрался до Скалистых гор. Уже наступила зима, когда отряд Ханта начал преодолевать горы, следуя узким ущельем вдоль русла небольшой реки с бешеным течением и многими порогами, делавшими её совершенно непригодной для навигации.

   – И когда мы спустились наконец с гор и повстречали на равнине индейский лагерь, выглядели мы, вероятно, от перенесённого голода и тягот пути, так страшно, что индейцы, едва увидели нас, разбежались кто куда. В лагере осталось несколько лошадей и собак. Господа, – мечтательно вздохнув, сказал Хант, – раньше я и не подозревал, что мясо собаки может быть таким вкусным... Встреченные по пути племена давали нам ориентир, как лучше идти к реке, которая течёт к Большому Солёному Озеру, как они называли океан. Сплавляясь по Снейку, мы в конце концов вышли на Колумбию и к середине февраля достигли Астории. Но радость встречи была омрачена горестным известием о том, что бриг «Тонкин» с частью наших людей был захвачен в заливе враждебными племенами. Они вырезали всю команду, а на следующее утро вновь поднялись на палубу, чтобы разграбить корабль. И тут последовал ужасный взрыв, разметавший обломки брига и тела индейцев по заливу: на судне оставался один раненый, наш торговый агент Льюис, и вот таким образом, взорвав пороховой погреб и себя вместе с ним, он отомстил за смерть своих товарищей...

Хант попыхтел трубкой, минутой молчания чтя память коллеги.

   – Когда до оставшихся в Астории дошли вести о гибели корабля, положение их стало критическим. Их было не так много, и они не чувствовали себя в безопасности. И знаете, что спасло их? – хмыкнул Хант. – Начальник партии, Дункан Мак-Дагл, узнал, что местные племена как огня боятся заболевания оспой, несколько лет назад скосившей значительную часть населения, и решил сыграть на этом страхе туземцев. Он созвал в свой дом индейских вождей, показал им небольшую бутылку с каким-то лекарством и сказал, что в этой бутылке у него надёжно закупорена оспа, но стоит открыть пробку – и болезнь выйдет наружу и произведёт страшный мор. Понятно, что такая перспектива очень напугала доверчивых индейцев, и те стали умолять Дункана не делать им вреда, клянясь, что они верные друзья белым. Что же касается резни на «Тонкине», заявили индейцы, то это сделали люди из другого племени, их враги. С тех пор наш изобретательный Дункан Мак-Дагл получил у индейцев прозвище Великого Повелителя Оспы...

Офицеры весело рассмеялись, а Повало-Швейковский, пользуясь паузой, сказал:

   – Это напоминает истории, которые я слышал здесь о Баранове. Он ведь тоже считается у местных племён великим шаманом, и такую репутацию Баранов заработал некоторыми хитроумными трюками. Рассказывают, что он ставил перед собой пленных туземцев, давал им в руки лук и приказывал стрелять в него, целясь прямо в сердце. Но стрелы отскакивали от надетой под рубаху стальной кольчуги, и это повергало индейцев в священный трепет. Потом он продемонстрировал какие-то фокусы с магнитом, и так они окончательно уверились, что он колдун. Туземцы зовут его На ну ком, и одно это имя держит в страхе местные племена.

   – Да, – подтвердил Хант, – я тоже слышал такие истории о нём. Ваш Баранов, без сомнения, мужественный и весьма находчивый человек.

   – Так что же случилось с Асторией? – вернулся к рассказу Ханта Лазарев. – Она процветает?

   – Вот это и есть самая грустная страница моей жизни, – вздохнул тот. – В августе двенадцатого года я ушёл из Астории на судне «Бивер», которое доставило грузы на Колумбию, для нужд форта. По соглашению Баранова с Астором часть товаров предназначалась и для Ново-Архангельска. Вот тогда я и попал на острова Прибылова. Потом отплыл на Сандвичевы, чтобы подрядить там группу островитян для работы в форте. Тем временем началась известная вам война, которую англичане объявили Соединённым Штатам. В моё отсутствие в Асторию явился уполномоченный нашего давнего конкурента – Северо-Западной компании и заявил, что наша песенка спета: сюда идут британские военные корабли для захвата поселения. Он предложил моим партнёрам в виде компромисса продать форт со всем его имуществом. Что им оставалось делать? Они не имели никаких известий о «Бивере», никаких известий обо мне. Их мучили самые худшие предположения, и в конце концов они уступили нажиму и продали форт со всеми находившимися там мехами за сорок тысяч долларов, что составляло не более трети его реальной стоимости. Когда я всё же добрался туда с Сандвичевых островов, всё было кончено: мне пришлось поставить свою подпись под этой грабительской сделкой. Только прошу, господа, – Хант опять пыхнул трубкой и потёр пальцами бородку, – не надо слов сочувствия. Это немалое испытание, но оно позади. Вот только стоило ли всё это смерти нескольких моих спутников на нашем долгом, одиннадцатимесячном пути к Астории через весь Американский континент? Определённо, не стоило.

Лазарев в юном порыве встал с места и протянул руку Ханту. Рассказ глубоко тронул его.

   – Я не буду, Уилсон, как вы просили, говорить слова сочувствия, но позвольте предложить вам свою дружбу. Если я когда-нибудь смогу помочь вам, можете рассчитывать на меня.

Хант тоже приподнялся и молча скрепил уговор крепким рукопожатием.

   – Я засиделся у вас. Пора возвращаться к себе, на «Педлер». Между прочим, Майкл, Баранов не упомянул вам о некоторых неприятных известиях с Сандвичевых островов?

   – Нет, об этом он ничего не говорил, – встрепенулся Лазарев.

   – За день до того, как вы вернулись с островов Прибылова, с Сандвичевых на «Альбатросе» прибыл капитан Беннет. Он сообщил, что в эту зиму судно Баранова «Беринг» с большим грузом продовольствия, закупленного на островах, было выброшено штормом на рифы острова Кауаи. Островитяне растащили весь груз и, кажется, даже сняли медную обшивку с корабля: медь у них в большой цене. Так что не удивляйтесь, если Баранов попросит вас завернуть на остров Кауаи и переговорить с местным королём по поводу возврата груза.

   – Если это необходимо для компании, я это сделаю.

Хант откланялся, и Лазарев вышел вместе с ним на палубу, чтобы распорядиться об обратной доставке гостя на «Педлер».

Небо немного прояснилось. Луна проглядывала в тучах над горой Верстовой. С берега доносились песни подгулявших промышленников.

   – Спокойной ночи, Уилсон! – крикнул Лазарев, когда американец спустился в поджидавшую его шлюпку.

   – И тебе того же, Майкл! Если будет настроение, подгребай к моему кораблю. Всегда рад встретиться с тобой.

   – Непременно, – пообещал Лазарев.

Июль 1815 года

В этот июльский вечер Баранов допоздна засиделся в своей конторе. Он ждал известий о результатах допроса трёх колошей, захваченных днём на одном из небольших островков посреди залива. Накануне поступила жалоба от женщин-алеуток, собиравших на острове малину, что они подверглись вооружённому нападению. Бывший с ними русский промышленник открыл огонь, и колоши скрылись. Женщин успокоили и вновь послали на сбор ягод. Ночью в кустах была организована засада с целью захвата воинственно настроенных туземцев, если те снова объявятся на острове. План удался.

Несколько дней назад Баранову донесли, что кто-то из находящихся в гавани американцев, поставив палатку на лесной тропе, по которой дикие ходили в крепость, организовал контрабандную продажу оружия и пороха в обмен на меха. Палатку убрали прежде, чем Баранов успел предпринять розыскные действия. Но сейчас допрос захваченных колошей, у которых найдено американское оружие, мог прояснить, кто же этот корыстолюбивый храбрец, посмевший нарушить известный всем строжайший запрет главного правителя на продажу туземцам ружей и боеприпасов.

Баранов поднялся с диванчика, служившего ему для отдыха, подошёл к окну. Уже стемнело. Бледный пучок света маяка пробивал мрак у входа в залив. Зажгли фонари и на кораблях. «Форестер» под командой шкипера Пито недавно покинул гавань, уйдя к берегам Сибири. Но три американских судна ещё стояли на рейде – «Педлер», «Альбатрос» и «О'Кейн». На одном из них находился человек, посмевший бросить вызов установленным компанией порядкам. Что ж, кто бы он ни был, ему придётся дорого заплатить за это.

Последние, полученные из разных источников новости не способствовали хорошему настроению. Капитан Джеймс Беннет дал своё объяснение случившемуся на острове Кауаи. По его словам, владевший островом король Каумуалии самовольно захватил компанейский груз, находившийся на разбитом в шторм «Беринге». Беннет, стремясь, видимо, снять с себя вину за гибель вверенного ему судна, с пеной на губах убеждал Баранова, что тот должен наказать короля и отобрать уворованный груз силой, послав на Кауаи хорошо вооружённый корабль. Но прибывший с Беннетом на том же «Альбатросе» приказчик компании Верховинский, отвечавший на «Беринге» за торговые дела, объяснял всё иначе. Беннет, мол, сам разрешил королю забрать остатки разбитого судна – железные части и медную обшивку, но в обмен за это просил сохранить груз корабля. Верховинский высказал предположение, что «Беринг» погиб из-за безразличия к его судьбе капитана Беннета, который не мог простить себе, что слишком дёшево продал свой корабль Баранову, напугавшись потери судна в обстановке войны с англичанами.

Правота Верховинского косвенно подтверждалась и личным письмом Баранову от короля Каумуалии, написанным за месяц до гибели корабля. Король просил в письме прислать ему мушкеты, порох, ядра для пушек и даже бриг водоизмещением от девяноста до ста тонн. В обмен же предлагал сандаловое дерево, соль и прочие нужные Баранову товары. Похоже, Каумуалии всерьёз готовился к войне со своим давним соперником королём Камеамеа, владевшим всеми прочими Сандвичевыми островами. Но вмешиваться в их конфликт, поставляя одному из королей оружие и боевой корабль, не стоило, давно решил для себя Баранов. Тем более что Камеамеа всегда считал Баранова своим другом. Теперь в друзья навязывается и Каумуалии.

Баранов подошёл к сейфу, где хранил секретные документы, и достал перевод написанного по-английски письма короля Каумуалии, перечитал. Письмо заканчивалось словами: «Я отношусь к вам как к другу, и, надеюсь, Вы относитесь ко мне так же. Мне бы хотелось, чтобы Вы посетили мой остров, поскольку я много слышал о Вас и некоторые мои подданные Вас видели. Моя жена шлёт Вам привет и знаки своего уважения. Ваш искренний друг...» Нет, этот человек не мог допустить враждебных действий против Баранова. И Беннет не без злого умысла пытался сейчас, используя ситуацию с кораблём, стравить их между собой. Должно быть, Беннет, как и другие американские капитаны и торговцы, осевшие на Сандвичевых, очень не хочет укрепления торговых отношений Российско-Американской компании с тамошними королями – владельцами островов. Американцы видят в русских опасных конкурентов в борьбе за высоко ценимое в Китае сандаловое дерево.

Пора, давно склонялся к мысли Баранов, основывать на Сандвичевых постоянное поселение, и именно эту миссию он хотел поручить Лазареву вместе с Подушкиным и доктором Шеффером. Но, приглядевшись к капитану «Суворова», понял, что вряд ли тот смог бы выполнить это деликатное поручение, которое в случае необходимости требовало и демонстрации силы. Слишком щепетилен, да и не умеет держать язык за зубами. Зачем надо было болтать американцам, что Баранов посылает его за сандаловым деревом? Они сразу и насторожились, стали выяснять, правда это или нет. И тогда он переиграл свои планы и, вызвав Лазарева, заявил ему, что бриг «Мария», как оказалось, нуждается в ремонте и не сможет доставить меховой груз в Охотск для поставки мехов на китайский рынок через Кяхту. Откладывать же этот вояж, пока цена на котиковые шкуры высока, нельзя. «Придётся тебе, Михаил Петрович, идти в Охотск», – сказал он Лазареву. Тот же оскорбился, как девица, закипятился: «А как же Манила, как же Сандвичевы острова, Перу?»

Что-то они не поделили с доктором Шеффером во время плавания. Шеффер жаловался, что капитан Лазарев и офицеры корабля относятся к нему без всякого уважения, высмеивали его, он чувствует себя чужим среди них. Сам же Шеффер производит хорошее впечатление, и привезённое им рекомендательное письмо от Лангсдорфа тоже немалого стоит. Генеральный консул России в Рио-де-Жанейро доктор Лангсдорф, бывавший в Русской Америке вместе с камергером Резановым, не только превосходный учёный. Он, как можно было судить по их личным встречам, хорошо разбирается в людях, его мнению можно доверять. Почему-то из всей команды «Суворова», которой Лангсдорф оказывал гостеприимство во время стоянки корабля в Рио, он особенно выделил доктора Шеффера, хваля его знания как в области медицины, иностранных языков, так и по части сельского хозяйства и рекомендуя Баранову использовать опыт доктора Шеффера, если тот выразит желание задержаться на компанейской службе в Русской Америке.

Баранов вспомнил первую встречу с Шеффером, когда тот появился здесь после прибытия «Суворова»: «Я много слышал о вас, герр Баранофф, от нашего общего друга герра Лангсдорф. Он очень уважает герр Баранофф. Он просил меня передать вам большой привет и вот это письмо». Что ж, служившие в компании иностранцы, и немец Бенземан, и судостроитель англичанин Шильц, достойно показали себя. Почему бы не испытать и доктора Шеффера в серьёзном деле?

Мысли Баранова прервались негромким стуком в дверь. Вошёл, пригнув голову, чтобы не задеть дверной косяк, Матвей Огородников, огромный, звероватого вида мужик. Именно ему Баранов поручил допросить с толмачом захваченных на острове колошей.

   – Ну, – нетерпеливо потребовал Баранов, – что колоши показали?

   – Они признались, правитель, что оружие и порох выменяли у американца Ханта.

   – Та-ак, – сжав зубы, протянул Баранов.

Огородников стоял молча, ожидая дальнейших распоряжений.

   – Вот что, Матвей, – наконец объявил своё решение Баранов. – Завтра утром мне надо срочно повидать капитана Лазарева. Колошей из-под стражи пока не выпускай.

   – Он просто капризный деспот!

   – Он обманул нас!

   – Истинный варвар! Совершенно с нами не считается...

Таковы были самые мягкие выражения, звучавшие на борту «Суворова» после того, как Лазарев сообщил о неожиданном изменении Барановым планов дальнейшего использования корабля. Слишком сильно было желание увидеть легендарные Сандвичевы, Манилу, Перу, чтобы легко и без эмоций согласиться с предстоящим вояжем в скучный северный Охотск. Как же было не припомнить теперь Баранову вопиющие, с точки зрения офицеров «Суворова», порядки, которые по воле и милости главного правителя были установлены в Русской Америке.

   – Люди здесь не знают отдыха. Ему ничего не стоит снять с корабля матросов и послать их на рубку леса, – возмущался Семён Унковский.

   – А то ещё и на промыслы под проливным дождём, – вторил ему штурман Алексей Российский.

   – Ссыльные каторжники в Новой Голландии живут в тысячу раз лучше, чем здешние промышленники, – вносил сравнительные краски в тему Повало-Швейковский.

   – Потому они и бегут отсюда при первой же возможности.

   – Положение в колониях алеутов – это неприкрытое рабство. Они не распоряжаются ни своим имуществом, ни своей жизнью.

   – Это тирания в её классическом виде.

   – Я слышал, господа, что служивший здесь поручик Талин хотел повесить Баранова на рее.

   – Надо полагать, было за что.

   – Власть Баранова держится лишь на плечах преданной ему банды каторжников, которых он ублажает водкой и ромом.

Они говорили, закрывшись в кают-компании, чтобы их случайно не услышали матросы корабля. Надо было всё же сохранять видимость лояльности местной власти и её верховному представителю. Чтобы они ни думали о Баранове, нельзя было допустить, чтобы содержание крамольных речей просочилось на берег.

Лазарев не мешал высказываться своим горячим сослуживцам, и хотя разделял их взгляды, но считал нужным иногда и осадить:

   – Довольно, господа! Не будем всё валить на Баранова.

   – Капитан, по-моему, это доктор Шеффер стоял сейчас у двери. Быть нам всем на эшафоте: у доктора, как он любил хвастаться, прекрасные связи с московской полицией.

Лазарев, понимая, что его разыгрывают, отвечал:

   – Можете не волноваться, господа. Я осведомил доктора, что он лицо на судне нежелательное, и посоветовал обосноваться на берегу.

   – Два дня назад он отвёз на берег свои вещи.

   – Для него Баранов сумел выделить вполне приличную квартиру.

   – Говорят, он крепко подружился с Барановым и что правитель принимает его в любое время.

   – Представляю, какие песни о нас напел он господину Баранову.

Разговоры разговорами, но надо было подчиняться приказу. На корабль были погружены меха для доставки в Охотск, приняты депеши Баранова. Осталось наполнить бочки свежей водой – ив путь.

Утром на «Суворов» неожиданно прибыл известный всему Ново-Архангельску Матвей Огородников. Поднявшись на борт, он голосом, подобным иерихонской трубе, объявил, что господину правителю надобно срочно говорить с капитаном Лазаревым.

Уж если сам Огородников явился за ним, то, решил Лазарев, дело действительно серьёзное: раньше такие поручения исполняли совсем другие люди. Он быстро собрался, надел мундир.

   – Не поминайте, братцы, лихом! – шутя сказал он, спускаясь в корабельную шлюпку: не хватало ему досужих домыслов промышленников, будто он следует на берег под конвоем Огородникова.

Баранов, облачённый в давно вышедший из моды шёлковый сюртук, с которым по своим консервативным вкусам, видимо, никак не хотел расставаться, встретил Лазарева внешне приветливо, ласково, если употребить его любимое словечко. Однако за полгода их знакомства Лазарев уже успел понять, что правитель, когда ему необходимо, умеет скрывать настоящие чувства.

   – Как ваше житьё-бытьё, Михаил Петрович, как идут сборы в дорогу? – любезно поинтересовался Баранов.

   – Собираемся, – суховато ответил Лазарев. – Водой нальёмся и пойдём. Или опять у вас новые планы? Не лучше ли всё же, Александр Андреевич, на Сандвичевы? – чуть ли не угодливо, в последней попытке тронуть чёрствое сердце Баранова, сказал он.

   – Нет, Михаил Петрович, на Сандвичевы не лучше, – обрезал Баранов. Правитель помолчал и испытующе взглянул на Лазарева. – Плохие здесь события происходят, не слышали?

   – Что же такое, Александр Андреевич?

   – Колоши на девок наших, алеуток, нападение устроили. Тех колошей мы взяли. Оружие у них нашли. Допытывались, откуда огнестрельное оружие. И ответ был – от американца Ханта, у него выменяли.

Лазарев невольно побледнел: продажа оружия диким, всем о том было известно, считалась в колониях тягчайшим грехом.

   – Я знаком с мистером Хантом и не могу поверить, чтобы он решился на это.

   – Как-то вот, Михаил Петрович, решился, – угрюмо сказал Баранов. – Думал я, что применить к нему, чтобы другим впредь неповадно было, и решил: надо за нарушение наших законов арестовать его судно вместе с самим Хантом. – Баранов сделал паузу – и тоном приказа: – И сделать это я прошу вас, Михаил Петрович, опираясь на ваш экипаж и боевую силу вашего корабля.

   – Что?! – вскинулся Лазарев. – Мне – арестовать Ханта? Нет, я от этого отказываюсь!

Баранов сузил глаза, встал из-за стола, заложил руки за спину.

   – Вы хотите сказать, Михаил Петрович, что отказываетесь выполнить мой приказ? На кого же мне опираться здесь, ежели мне не подчиняются флотские офицеры на службе компании?

   – Я имею честь считать мистера Ханта своим другом и потому не могу выполнить этот приказ, – с обретённой твёрдостью ответил Лазарев.

Левое веко у Баранова задёргалось, что предвещало неконтролируемый приступ гнева.

   – Хорошо, лейтенант Лазарев. Пользуясь данной мне здесь властью, я отстраняю вас от командования судном. Готовьтесь сдать дела человеку, которого я сочту более для того подходящим. Возвращайтесь на корабль, поставьте его ближе к берегу, под батареи крепости, и немедленно приступайте к разгрузке мехов. Ступайте выполнять приказ!

Лазарев резко повернулся и вышел. Его душила ярость.

Столкнувшись с отказом Лазарева выполнить приказ, Баранов вдруг почувствовал себя старым и беспомощным. Заломило в висках. Он тяжело опустился в кресло и некоторое время сидел совершенно неподвижно. Значит, с ним уже могут и не считаться? Уже можно, ничего не боясь, открыто признаваться в дружбе с людьми, которые причиняют компании злонамеренный вред? Нет, всё с большим ожесточением думал он, рановато списывать Баранова в расход, ещё поборемся.

Он взял в руки погремушку туземной работы, которой пользовался вместо звонка, и встряхнул, вызывая конторщика Григория Терентьева. Когда крепкий темнокожий креол вошёл и молча взглянул на него своими узкими глазами, Баранов сказал:

   – Найди Огородникова. Пусть соберёт людей, с оружием. Передай: поедем на «Педлер» арестовывать Ханта.

Дурные вести в небольшом поселении разносятся быстро, и, когда в байдары стала садиться «гвардия Баранова», как называли в Русской Америке возглавляемый Огородниковым охранный отряд крепости, уже было ясно, что надвинулись тучи и скоро грянет гром.

Диковинную картину представлял со стороны этот отряд: как на подбор дюжие, мрачного вида бородатые мужики от тридцати пяти до пятидесяти лет, среди которых были и отошедшие от промысловых дел за возрастом старовояжные, и бывшие матросы, и ссыльные посельщики, одетые кто во что горазд, – одни в потёртых камлейках, другие в толстых шерстяных свитерах, третьи – в плотных, подбитых мехом брезентовых куртках. Всех их объединяла преданность Баранову и готовность идти за него хоть в огонь, хоть в воду, за что и поощрял их правитель некоторыми благами и привилегиями. Им было не привыкать участвовать и в стычках с туземцами, и в усмирении бунтовщиков, которым не нравились заведённые Барановым порядки. Но вооружённая акция против американского корабля была им в новинку, и некоторые с неуверенностью в себе поглядывали на Баранова, словно безмолвно спрашивали: а всё ли правильно, нет ли какой ошибки? Как-никак дружба Баранова с капитанами-«бостонцами» всем известна, и не тронулся ли умом старый правитель, если решил объявить им войну?