Текст книги "Правитель Аляски"

Автор книги: Аркадий Кудря

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 39 страниц)

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Остров Кауаи,

июль 1816 года

Полтора месяца прошло с тех пор, как доктор Шеффер проводил корабль «Открытие». Он вполне освоился на новом месте. Недалеко от деревни, в роще кокосовых пальм, с помощью выделенных Каумуалии людей было построено здание фактории и три дома для служащих русской компании. Вокруг фактории доктор Шеффер посадил фруктовые деревья и лекарственные растения.

Но положение его, всего лишь с дюжиной оставшихся на острове русских и алеутов, было слишком непрочным. Он опять оказался полководцем без войска. Куда уж там завоёвывать другие острова! Самому бы здесь продержаться. Тем более важно было время от времени напоминать королю, что, как только доктор получит подкрепление, русские предпримут более активные действия.

Король согласно кивал головой. Он верил доктору Шефферу и однажды, когда к острову приблизилось американское судно, продемонстрировал эту веру на деле, подняв возле своей резиденции на холме русский флаг. Судно лишь недолго постояло возле острова и опять ушло в море. От побывавших на его борту сандвичан стало известно, что корабль идёт в Кантон.

В начале августа доктор Шеффер в сопровождении двух русских и двух канаков предпринял на туземной лодке плавание вверх по реке Ваимеа. Это путешествие в чём-то подорвало его надежды на возможность использовать долину реки для разбивки здесь плантаций. Самые плодородные участки были уже заняты канаками, а далее река уходила в глубочайший каньон. Не увидев его воочию, доктор никогда бы не поверил, что такие провалы могут существовать на земле. Нечего было и думать заниматься земледелием на дне этого каменного ущелья, куда почти не проникало солнце.

Остров велик, утешал себя доктор, со временем он найдёт здесь более уютные места. Расспросив на привале проводников-канаков, доктор Шеффер услышал от них, что на северной стороне острова есть прекрасная долина, менее заселённая по сравнению с долиной Ваимеа. Там, в Ханалеи, земля богата жизнью и весьма плодородна. При первой же возможности, решил доктор Шеффер, надо обследовать её.

Вернувшись из путешествия по реке, доктор Шеффер стал собираться в поездку на Оаху, чтобы проверить, как исполняются его инструкции и всё ли там в порядке. Но неожиданно оттуда пришла американская шхуна «Лидия» под командой Генри Гайзелара. Капитан шхуны привёз доктору письмо от начальника фактории Петра Кичерова. Кичеров сообщал, что в конце июня в Гонолулу прибыл «Кадьяк». Как ранее и у «Ильменя», у корабля оказалась сильная течь, и он сейчас ремонтируется. «Ильмень» же теперь на ходу, и его капитан лишь ждёт приказа, чтобы отплыть на Кауаи. Кичеров побывал в принадлежащей компании долине Вайкаруа и пробовал было посадить там, как велел господин доктор, сахарный тростник, но столкнулся с недружелюбным отношением к нему туземцев. «Надобно, господин доктор, самому вам там побывать и с ними всё уладить», – заключал своё письмо Кичеров.

Нежданно пожаловал и Каумуалии.

   – Вот, – сказал король, протягивая Шефферу листок бумаги, – капитан Джон Эббетс предлагает мне купить для моих нужд эту шхуну, «Лидия». Вы же помните, доктор, про наше соглашение? Вы обещали снабдить меня вооружённым кораблём.

   – Я готов сдержать своё слово, – не раздумывая, ответил доктор Шеффер. – Но, как мы договорились, позже.

   – Позже, позже, – проворчал Куамуалии, – а это судно предлагают сейчас. Дайте мне нужного человека, чтобы он проверил его состояние.

Взяв с собой русского плотника, доктор Шеффер вместе с королём Каумуалии посетил корабль.

   – Гляньте, ваше благородие, – тыкал пальцем плотник Трофим Логунов то в одно место на шхуне, то в другое, – здесь подгнило и тут тоже, менять обшивку надо.

По словам Гайзелара, шхуна была спущена на воду восемь лет назад. Плотник же Логунов подозревал, что судну никак не менее десяти лет. И пушечное вооружение шхуны было слабоватым – всего-то три орудия небольшого калибра.

   – Вы твёрдо намерены, ваше величество, купить этот корабль? – увлекая короля на бак, решил уточнить доктор Шеффер.

   – Я не собираюсь покупать его, – поправил король. – Но я хочу, доктор, чтобы вы купили его для меня. Надо же мне с чем-то воевать против Камеамеа.

К счастью, последнюю реплику король произнёс, когда они достаточно отдалились от владельца шхуны Гайзелара.

   – Пусть будет по-вашему, – сказал Шеффер.

Он не стал убеждать короля, что для военных целей эта шхуна малопригодна, ибо даже себе запрещал думать о войне с Камеамеа. Уж её-то он как-нибудь постарается избежать. Главное, что этот мифический повод позволил ему добиться своих целей. И доктора Шеффера вполне устраивало, что король готов удовлетвориться таким старым корытом. Дешевле обойдётся.

Гайзелар запросил за судно тринадцать тысяч долларов. Король советовал не торговаться: он компенсирует все затраты сандаловым деревом. И всё же, упирая на возраст судна и подгнившие части палубы и корпуса, доктор сбил цену до десяти с половиной тысяч долларов.

   – Не будет ли лучше, доктор, оформить покупку в Гонолулу? – предложил Генри Гайзелар.

Не чувствуя подвоха, доктор Шеффер согласился. В гонолульской фактории можно эффектнее отпраздновать сделку. А кроме того, представлялась возможность проверить мореходные качества судна непосредственно в плавании.

Взяв с собой для охраны четырёх вооружённых промышленников – мрачноватый капитан Гайзелар всё же не внушал ему полного доверия, – доктор Шеффер отправился на борту «Лидии» на Оаху.

Гонолулу,

август 1816 года

Тимофею Тараканову всё больше нравилась жизнь в Гонолулу. Когда ремонт судна был завершён, а груз подсушен и доставлен обратно на борт корабля, появилось достаточно времени, чтобы обследовать окрестности. По утрам, пока солнце ещё не очень пекло, Тараканов нередко уходил на побережье океана, туда, где любили купаться канаки. К юго-востоку от деревни, у подножия горы Лаеахи, тянулась обширная отмель, покрытая чистейшим песком. Канаки называли это место Ваикики. Прибой был здесь особенно хорош. Волны, вздыбив седые гривы, шли к берегу одна за одной. Их гребни то и дело скручивались спиралью, они сердито шипели и с грозным рёвом обрушивались на песок, оставляя на нём клочья белоснежной пены.

Здесь, в Ваикики, Тараканов увидел однажды, как на гребне прибоя вдруг возник идеально сложенный парень. Слегка расставив ноги, он мчался на волне, словно подчинивший её своей воле морской бог. Когда волна достигла берега, отважный канак скользнул чуть наискось по её склону и спокойно выбежал на песок, подхватив что-то у своих ног. Подойдя к нему ближе, Тараканов рассмотрел, что юноша держит в руке небольшую, чисто отполированную доску со слегка загнутым передком. Именно она и помогала ему превратиться в необычного морского всадника.

Подрядив одного из канаков, Тараканов построил с его помощью хижину недалеко от русской фактории и теперь всё время жил на берегу. Когда в гавань пришёл «Кадьяк», Тараканов предложил комиссионеру корабля Дмитрию Торопогрицкому поселиться в его туземном доме.

Постепенно Тараканов начал с помощью то одного, то другого канака постигать азы их родного языка. Он уже знал, что прилегающая к гавани цветущая долина называется Ануану. С севера её окаймлял горный кряж, но, по словам канаков, в горах был узкий проход, и как-то Тараканов отправился туда вместе с одним из своих новых знакомых. Покидая долину, проводник надел на себя и своего спутника ожерелья из цветов. Тараканов пробовал протестовать: зачем, мол, ему цветы, но канак строго сказал, что так надо. Они поднялись узкой тропой к венчавшей проход седловине в горах. Там, на крошечной площадке у края пропасти, стояли высеченные из камня два грубых идола. Прежде чем продолжить путь и начать спуск по ту сторону седловины, проводник снял с себя и Тараканова цветочные ожерелья и заботливо надел на туловища каменных истуканов. Теперь, важно пояснил он, Акуа Но Ка Пури, стражи пропасти, будут оберегать их и им уже не грозит опасность сорваться со скал. Так Тараканов получил первый урок уважения языческой веры этих людей.

В двадцатых числах августа в Гонолулу неожиданно появился доктор Шеффер, приплывший с Кауаи на шхуне «Лидия». Игнорируя знакомство с судовым старостой «Ильменя», Шеффер, однако, несколько раз вечерами заходил в его хижину для бесед с комиссионером Торопогрицким, и задетый этим невниманием Тараканов, чтобы не мешать, каждый раз деликатно оставлял их наедине. Но как-то в очередной приход доктор Шеффер задержал его у двери и, протянув руку, сказал:

   – Я слышал о вас. Вы командир охотников с «Ильменя» Тимофей Осипович Тараканов. А я, как вам должно быть известно, торговый представитель Баранова на Сандвичевых островах, доктор медицины и естественных наук, коллежский асессор Егор Николаевич фон Шеффер. Баранов дал мне полномочия задерживать на Сандвичевых любое русское судно, и надеюсь, капитан Водсворт уже объяснил вам, что после прибытия в Гонолулу вы находитесь в моём подчинении. Он говорил вам об этом?

   – Что-то такое говорил, – сдержанно сказал Тараканов.

Напыщенный тон доктора Шеффера, слишком пространный титул, каким он счёл необходимым представить себя, как и командирские замашки и неприятный металлический акцент речи, – всё это вызвало у Тараканова безотчётную неприязнь к невысокому белобрысому немцу с воинственно торчащими усами.

   – Мне отзывались о вас, – тем же резким неприятным голосом продолжал доктор Шеффер, – что вы толковый человек и хорошо владеете английским. Это так?

   – Объясняюсь, – скупо ответил Тараканов.

   – Я покупаю шхуну для кауайского короля Каумуалии и завтра в честь этого события устраиваю в три часа пополудни обед в здании нашей фактории. Приглашаю и вас. Сейчас мне некогда, но, возможно, завтра вечером, после обеда, мы поговорим с вами более подробно.

Выложив всё это голосом, напоминавшим скрип заржавленных петель, доктор круто развернулся и быстрым шагом пошёл по направлению к гавани.

Вот уж послал Господь на нашу голову, невесело подумал после его ухода Тараканов. Водсворт-то был прав: с этим лихим начальником они ещё наплачутся.

По словам Торопогрицкого, Шеффер поручил ему накрыть завтра стол в здании фактории на пятнадцать персон. Ожидался приход Джона Янга и находившихся в Гонолулу капитанов американских торговых кораблей.

Около двух пополудни доктор Шеффер, поднявшись на борт «Лидии» в сопровождении капитанов русских судов Уильяма Водсворта и Джорджа Янга, заплатил Гайзелару обещанные десять с половиной тысяч долларов, после чего был составлен акт о передаче судна во владение короля Каумуалии. Его подписали, кроме самого Гайзелара, выступившие свидетелями этой торговой сделки капитан корабля «Альбатрос» Уильям Смит и владелец недавно пришедшего в Гонолулу корабля «Авон» Айзек Виттимор, женатый на сестре братьев Уиншип и уже посвящённый Натаном в некоторые детали их плана сведения счетов с доктором Шеффером.

   – Разрешите, господа, в честь этого события пригласить всех вас на обед, который состоится в русской фактории, – любезно заявил после окончания процедуры доктор Шеффер.

Приглашение было принято, и, сев в шлюпку, вся компания отправилась на берег.

У входа на территорию фактории их приветствовали, взяв винтовки с примкнутыми штыками на караул, поставленные Торопогрицким двое часовых из русских промышленников.

В помещении фактории был уже накрыт праздничный стол. Когда подошли и другие гости – Джон Эббетс с недавно приплывшим в Гонолулу двадцатисемилетним сыном Ричардом, тоже моряком, Натан Уиншип, Александр Адамс, Оливер Холмс и несколько русских, прислуживавшие на званом обеде алеуты внесли на двух больших блюдах только что испечённых по-сандвически поросят, и гости стали подсаживаться к столу. Задерживался лишь Джон Янг, и, зная его влияние здесь, доктор Шеффер не рисковал начать торжество.

Появлению Джона Янга предшествовала какая-то возня у входа в факторию. Послышался грозный окрик на русском: «Не трожь!», а потом смачное проклятие на английском.

   – Вы что здесь устроили? – заорал, обращаясь к Шефферу, ворвавшийся в помещение Джон Янг. – Как смели вы поставить у дверей вооружённых солдат? С каких это пор русские стали командовать на этом острове? Запомните, хозяин здесь только один – Джон Янг, – при этом он ткнул себя указательным пальцем в грудь, – и я не собираюсь делить свою власть с какими-то заезжими докторишками!

Налитое кровью лицо Янга свидетельствовало, что премьер-министр находится в состоянии, близком к апоплексии.

   – Да в чём дело, мистер Янг? – попытался успокоить его доктор Шеффер. – Это всего лишь почётная стража, и вы не должны так реагировать на этих людей.

Вызванный Торопогрицким для объяснений караульный – бородатый, лет тридцати пяти, промышленник – пояснил, что это пожилой гость с проклятьями напал на него и норовил вырвать ружьё.

   – Вы напрасно пытались обезоружить его, мистер Янг, – стремясь обратить всё в шутку, сказал доктор Шеффер, – в драке он мог бы проткнуть вас штыком.

Это замечание упало маслом в огонь. Джон Янг, размахивая кулаками, подступил к доктору и выкрикнул ему в лицо:

   – Или вы немедленно уберёте от дверей своих солдат, или я приведу моих, и посмотрим, кто здесь сильнее.

Янг хотел было схватить Шеффера за ворот сюртука, но Тараканов встал между ними. Как бы он ни относился к доктору, сейчас защита чести русского дома была важнее.

   – Полегче, полегче, мистер Янг, – спокойно сказал Тимофей, слегка сжав запястья премьера.

   – Что ты лезешь к нему! – вдруг вскочил со своего места Ричард Эббетс.

Тут встал и Оливер Холмс и попробовал мягко урезонить Янга:

   – Мы же в гостях, мистер Янг, и, право, эти люди совершенно не собирались обидеть вас. Вы всё не так поняли.

   – Я понял всё как надо! – продолжал буйствовать Джон Янг, и теперь-то было уже совершенно очевидно, что он намеренно нарывался на скандал. – Ноги моей в этом доме больше не будет!

Хлопнув дверью, Янг покинул растерянно замершее собрание. Вслед за ним, бормоча под нос какие-то угрозы, вышел Ричард Эббетс.

   – Господа, – пытаясь овладеть ситуацией, провозгласил доктор Шеффер, – не будем придавать значения этому инциденту. Я предлагаю тост за наших американских друзей.

Американцы выпили, чокнувшись лишь друг с другом и словно не заметив протянутую им в знак примирения рюмку доктора Шеффера.

   – Здесь, кажется, запахло жареным, – пробурчал, вставая из-за стола и направляясь к двери, Джон Эббетс. – Я, пожалуй, лучше перекушу на своём корабле.

Уход Эббетса-старшего послужил сигналом и для других американцев. За столом, кроме оскорблённых хозяев и капитанов русских кораблей Уильяма Водсворта и Джорджа Янга, остался лишь Оливер Холмс. Праздник был безнадёжно испорчен.

И всё же доктор Шеффер призвал своих коллег не расходиться и отдать должное искусству их поваров.

   – Они явились сюда с намерением устроить нам скандал, – сделал он вывод. – Может, они считают, что я заплатил за «Лидию» слишком мало?

   – Они надеются, что вы заплатили за «Лидию» слишком много, – бросил загадочную фразу Оливер Холмс, соболезнующе глядя на доктора.

У того брови полезли вверх. Но тут вмешался Торопогрицкий:

   – Боюсь, Егор Николаевич, дело здесь не в «Лидии». В День независимости они тоже пытались затеять ссору с нами.

   – А я не намерен, когда меня оскорбляют, лебезить ни перед Джоном Янгом, ни перед Эббетсом, ни перед кем-либо другим, – своим резким скрипучим голосом сказал доктор Шеффер, и это твёрдое заявление вызвало молчаливое одобрение даже со стороны тех из русских, кто, подобно Тараканову, не питал к доктору особой симпатии.

Доктор Шеффер знал надёжное средство, как бороться с плохим настроением. После скандала в фактории он облачился в некогда пожалованный ему мундир офицера московской полиции, где в прошлые времена служил врачом, и так расхаживал, решая большие и малые дела. Один вид мундира, по мнению доктора Шеффера, дисциплинировал не только его самого, но и подчинённых.

Во-первых, он вызвал к себе капитана «Ильменя» Уильяма Водсворта и потребовал, чтобы через два дня судно было готово выйти в плавание к острову Кауаи. Они пойдут вместе с проданной Каумуалии шхуной «Лидия». Сам он намерен отправиться на «Лидии» в северную провинцию острова – Ханалеи. А «Ильмень» должен бросить якорь в Ваимеа, где находится резиденция короля и уже построена русская фактория.

Во-вторых, он подробно обсудил с начальником местной фактории Кичеровым и комиссионером «Кадьяка» Торопогрицким, что им следует делать здесь в его отсутствие.

   – Вчера вы видели, – сказал доктор Шеффер, – лица наших врагов – Джона Янга, отца и сына Эббетсов, Натана Уиншипа. Я полночи размышлял, почему они ненавидят нас. Причина может быть только одна: у них есть на Кауаи свои тайные агенты, и через оных агентов они что-то разузнали о контракте, который я подписал с королём Каумуалии. Я догадывался, что, как только они разнюхают о данных нам привилегиях, сразу примутся интриговать против. Вчерашний скандал – это только начало. Теперь от них всего можно ожидать. Нужны ответные меры. Надо немедленно взяться за строительство на территории фактории каменного форта. Этим вы и займётесь. Поскольку «Кадьяк» до окончания ремонта будет пока находиться в Гонолулу, считаю необходимым занять всех свободных от ремонта людей на строительстве форта...

   – А кто же будет возделывать долины, которые принадлежат компании? – спросил Пётр Кичеров.

   – Эту работу придётся пока отложить. Вам надо сосредоточить усилия на защите собственности компании здесь, в Гонолулу. Если мы проиграем здесь, долины нам уже не понадобятся. Я жду, что сегодня Джон Янг и Ричард Эббетс принесут мне свои извинения за оскорбления, нанесённые всем русским. Если этого не произойдёт, значит, нам объявлена война со всеми вытекающими отсюда последствиями.

К вечеру на факторию действительно явилась делегация – Джон Эббетс, Натан Уиншип и Джон Янг. Янг был настолько пьян, что, если бы Эббетс и Уиншип не поддержали его, он бы растянулся во дворе. Выпучив глаза, заплетающимся голосом Джон Янг заявил, что, насколько он помнит, вчера они повздорили.

   – Но я никому, – Янг погрозил доктору Шефферу пальцем, – слышите, никому, в мундире ты или без, не позволю оскорблять меня. Я губернатор острова Оаху, и всем вам будет лучше, если вы будете жить со мной в мире.

   – Так будет лучше, доктор Папаа, – ухмыльнувшись, поддакнул Джон Эббетс.

   – Если я правильно вас понял, – сдерживая накипавшее негодование, сказал доктор Шеффер, – вы пришли, чтобы принести извинения за вчерашний скандал?

   – Это ты, Папаа, должен принести нам извинения, – грубо ответил Джон Янг.

Что ж, война так война, решил доктор Шеффер. Es ist gerade Zeit zum Teufelzusagen[2]2
  Настало время послать к чёрту (нем.).


[Закрыть]. Своим резким, скрипучим голосом он сказал:

   – Потрудитесь выйти вон, все трое. И если вы ещё раз самовольно переступите порог русской территории, пеняйте на себя.

Янг и Эббетс с нарочитым спокойствием переглянулись, лениво повернув головы друг к другу. Похоже, столь категоричный ответ пришёлся им даже по вкусу. Не проронивший ни слова Натан Уиншип смотрел на доктора Шеффера, не скрывая весёлого любопытства.

   – Ты ещё не раз пожалеешь об этом, – пьяно улыбнувшись, процедил Джон Янг, – но будет поздно. Джон Янг обиды не прощает.

На том их неудачный спектакль и окончился. Так думал доктор Шеффер.

В оставшиеся до отплытия на Кауаи дни он, объявив всем, кому считал нужным, что примирения не получилось и надо удвоить бдительность, наметил вместе с Кичеровым место для постройки форта и даже начертил примерный план. Навестил своего соседа Оливера Холмса и рассказал о вызывающем поведении Джона Янга, Эббетса и их некоторых, как он при этом выразился, подпевал.

   – Вообразите, Оливер, – возмущённо говорил доктор Шеффер, – сегодня к нам попробовал ввалиться этот верзила Александр Адамс. Он тоже был пьян, как в тот раз и Янг. Когда я приказал дать ему от ворот поворот, он начал грязно оскорблять меня и угрожал, что вскоре прибудет на Кауаи, сорвёт русский флаг и будет топтать его ногами.

   – Да-а, – настороженно выдавил Холмс, – это уже переходит всякие рамки.

   – Что вы посоветуете мне? Как можно обуздать этих пьяных негодяев?

   – Янг имеет здесь слишком большую власть. Его все боятся. Вы вели себя мужественно, но, поверьте моему опыту, доктор, в столкновении с Янгом никто не захочет быть на вашей стороне. Я вам сочувствую, но помочь ничем не могу.

   – Я не прошу помощи. Я пришёл за советом.

   – Постарайтесь поскорее уйти отсюда на Кауаи. Может, в ваше отсутствие всё уладится само собой.

И ещё одно хотел узнать у него доктор Шеффер – где разыскать испанца Марина, который, как упоминал ранее Холмс, успешно выращивает на Оаху различные сельскохозяйственные культуры. И в этой просьбе Холмс ему не отказал.

Последним, с кем доктор Шеффер беседовал перед отплытием на Кауаи, был Тимофей Тараканов.

   – Я поручаю вам командование всеми русскими и алеутами, находящимися на «Ильмене», за исключением, разумеется, матросов корабля, – строго сказал доктор Шеффер, чем немало озадачил Тараканова: он и так исполнял функции командира охотников. – Сам я пойду на «Лидии» в долину Ханалеи, и вы прибудете в Ваимеа без меня. Поторопитесь сразу же нанести визит вежливости королю Каумуалии, передать привет от меня. Скажите, что пожелание его выполнено: я купил для него шхуну «Лидия». Насколько вы доверяете капитану Водсворту? – неожиданно спросил доктор Шеффер.

   – Вполне ему доверяю, – чистосердечно признался Тараканов.

   – А я не очень, – резко сказал доктор Шеффер. – Как-никак он американец. После случившейся здесь ссоры он может переметнуться на сторону наших врагов. А что представляет из себя ваш лоцман Мэдсон? Я слышал, американцы оскорбляли его в День независимости за то, что он служит русским.

   – Мэдсон неплохой парень, и в тот день, на банкете у Уиншипа, он сказал: каждый сам выбирает, кому служить. Если, мол, кому-то нравится служить у Камеамеа, пусть служат, он к ним не лезет. Джону Янгу его ответ не понравился.

   – Мэдсон, кажется, действительно правильный парень. Но я всё же советую вам присматривать за Водсвортом.

   – Извините, Егор Николаевич, но я Водсворту не нянька, – твёрдо сказал Тараканов. – Присматривать и докладывать, кто как себя ведёт, не моё это... Найдутся другие любители на такие дела.

   – Кто, например? – быстро спросил доктор Шеффер.

   – А я почём знаю, – равнодушно уронил Тараканов. – Но найдутся. Сами к вам придут и обо всём доложат.

От сопровождавших Шеффера в Гонолулу промышленников Тараканов слышал, что руководить факторией на Кауаи доктор поручил в своё отсутствие приказчику Лещинскому. К нему у Тараканова было отношение сложное. С одной стороны, Лещинский спас жизнь Баранову, предупредив правителя о заговоре. Но, с другой, как было известно многим в американских колониях, он сделал это, предав доверявших ему людей, ради спасения собственной шкуры. И потому Лещинский среди промышленников доброй славой не пользовался. Его сторонились и даже побаивались. Именно Лещинского и имел в виду Тараканов, намекая, что люди, готовые присматривать за другими и докладывать, кто и как себя ведёт, найдутся.

Бухта Ваимеа,

август 1816 года

В конце месяца «Ильмень» и «Лидия» отплыли с острова Оаху на Кауаи. Помощник Водсворта Николас Харпер предпочёл остаться в Гонолулу. На подходе к острову корабли разошлись: шхуна «Лидия» с доктором Шеффером на борту направилась к расположенной на севере Кауаи долине Ханалеи, «Ильмень» пошёл в бухту Ваимеа.

Едва «Ильмень» встал на якорь, как к нему подошла лодка с тремя русскими промышленниками. Среди них Тараканов углядел и Фёдора Лещинского. Светловолосый, с поджарым телом, Лещинский выказал живейшую радость от появления в гавани русского корабля. Он бросился навстречу Тимофею и, широко улыбаясь щербатым ртом, закидал его вопросами, едва выслушивая ответы, и всё лопотал, лопотал своё:

   – Ну вот, наконец-то подмога прибыла. А где же Егор Николаевич?.. Значит, обследует долину Ханалеи, прибудет через несколько дней?.. А вы?.. Так, так. Надобно с королём встретиться? Ну, конечно, представиться, как положено... И пару слов от доктора передать значит? Да сегодня же и встретимся. Он тоже вас ждёт. Вон, гляньте-ка, дом его на холме, над рекой, а там и флаг наш, русский. Тоже вас приветствует. С дороги-то, Тимофей Осипович, извольте ко мне в гости. Попьём чайку, поговорим, а? Новости последние расскажете. А потом и короля Каумуалии вместе навестим». Ну да, ну да... Вот радость-то для него, что русский корабль наконец пришёл.

На берегу, пока Лещинский угощал жареной рыбой и чаем, Тараканов рассказал ему о том, что случилось в Гонолулу.

   – Я так понял, – заключил Тараканов, – дошли до бостонцев слухи, что король Каумуалии российское подданство принял и предпочтение нашей компании перед американцами теперь показывает. Вот они и настроили Янга, чтобы он скандал нам закатил. Боюсь, тяжело будет нашим, кто в Гонолулу остался. Кабы драчки там не случилось. Недаром доктор перед отъездом с Оаху приказал каменный форт рядом с факторией строить, чтоб, значит, оборону надёжней держать.

Лещинский присвистнул.

   – Вишь, Тимофей, там-то, в Ново-Архангельске, они все в друзья Баранову набивались, а чуть интересы их здесь задели, они и войной готовы на нас идти. Ведь так, а? Но нашего-то Егора Николаевича на испуг не возьмёшь. Он хоть с виду не шибко казист, а, ей-Богу, и храбр, и отважен, и спуску никому не даст. – Лещинский при этом пытливо взглянул на Тараканова: согласен, мол, со мной или нет?

Не желая присоединиться к славословиям в адрес доктора Шеффера, показавшимся ему не вполне искренними, Тараканов уклончиво сказал:

   – То верно. На испуг наших не возьмёшь.

К королю взяли с собой для полноты делегации капитана Водсворта.

   – Что он за человек-то, этот американец, надёжный? – вполголоса спросил Лещинский у Тараканова, когда они вышли из дома фактории.

   – Раз служит нам, значит, надёжный, – уверенно сказал Тараканов.

Король встретил их у своей резиденции. Когда Лещинский представил гостей, Каумуалии с самым радушным видом потряс руки – сначала Тараканову, потом Водсворту, поздравил с прибытием на вполне сносном английском и поинтересовался:

   – А где же мой русский друг доктор?

   – Скоро прибудет, – ответил Тараканов. – Просил передать вам свой привет. Шхуну «Лидия» купил для вашего величества и отправился на ней посмотреть долину Ханалеи.

   – У моего русского друга всё в порядке? – участливо спросил король.

   – Всё в порядке, ваше величество, – уверил его Тараканов. Королю-то совсем не обязательно было знать о случившемся в Гонолулу скандале. Ежели доктор найдёт нужным, сам по возвращении обо всём королю расскажет.

Дородный, с живыми тёмными глазами, излучавший неподдельную приветливость, король Каумуалии в целом произвёл на Тараканова самое приятное впечатление.

Да и долина реки Ваимеа, где предстояло прожить неизвестно как долго, выглядела весьма симпатично. Всё в пышной тропической зелени. Кокосовые пальмы клонят свои вершины под напорами налетающего с моря ветра. Яркие набедренные повязки туземцев, снующих меж аккуратных, крытых листьями хижин, соперничают своими красками с крупными диковинными цветами, устилающими землю, гроздьями свисающими с деревьев. Как и полюбившаяся ему Гонолулу, эта земля дышала ленивой негой, волнующей кровь страстью, и не раз, пока они возвращались от резиденции короля к берегу моря, сердце Тараканова радостно вздрагивало при виде встречавшихся по пути молодых сандвичанок. Их лёгкой походке была присуща прирождённая грация доверчивых, не знающих стыда детей природы. Проходя мимо иноземцев, девушки, не скрывая любопытства, открыто смотрели на них, сверкали белозубыми улыбками, иногда приветливо здоровались: «Алоха!» Смуглые, полуобнажённые тела дикарок излучали могучий чувственный призыв.

Первую ночь в Ваимеа Тараканов провёл на корабле, а на другой день Лещинский предложил ему перебраться за компанию с кем-нибудь ещё из прибывших на «Ильмене» промышленников в один из пустующих домов фактории. День ушёл на переезд и обустройство на новом месте.

Вечером, когда солнце клонилось к горизонту, Тараканов, привлечённый доносящимися со стороны канакской деревни песнями и перестуком барабанов, пошёл прогуляться вдоль реки, и ноги сами собой направили его туда, где беспечно, не думая о завтрашнем дне, веселился народ.

Толпа из примерно тридцати сандвичан всех возрастов, от детей до стариков, окружила группу дававших представление певцов и музыкантов. Играли трое. Курчавый парень, лет двадцати, бил по обтянутому рыбьей кожей кокосовому ореху особой биткой, сплетённой из древесных волокон. Другой подыгрывал ему на барабане из тыквы. Третий, постарше, с голой грудью, украшенной ожерельем из акульих зубов, вёл свою мелодию на бамбуковой флейте. Певиц тоже было трое – все молоденькие, от семнадцати до двадцати лет. Их песня показалась Тараканову очень красивой. Он не знал, о чём они поют, но, судя по манере исполнения, подумал, что поют о счастье жить на земле. Да и вся картина вокруг – пламенеющее закатом небо, синь моря на горизонте, эта поляна среди кокосовых пальм, под сенью которых прячутся напоминающие большие грибы домики с решетчатыми стенами, радостно настроенные сандвичане, – картина эта дышала таким беззаботным счастьем, таким давно забытым в его скитальческой жизни мирным покоем, что у Тараканова от внезапно нахлынувших чувств защемило сердце.

Певиц сменили танцовщицы. Обе одетые в короткие яркие юбочки, босоногие, с гирляндами пышных цветов на шеях, они под аккомпанемент барабанов начали танец медленными и гибкими, как покачивания змей, колебаниями всего тела. Младшей, стройной как тополь девице, было не более пятнадцати – шестнадцати лет. Но Тараканов, стоя чуть сзади толпы канаков, больше смотрел на её подругу. Ей было на вид около двадцати, а, впрочем, кто ж их разберёт, этих дочерей юга, сколько им лет. Та, на кого он смотрел, отличалась фигурой уже вполне зрелой женщины – с налитыми округлыми бёдрами, с сильными, красивой формы ногами – как лань, вышедшая показать себя в самую пору любви. В правой руке она держала сделанную из ореха погремушку, украшенную на рукояти птичьими перьями, и изредка взмахивала ею в такт прихотливому ритму танца. Тараканову казалось, что руки её, рассказывая какую-то понятную островитянам историю, ведут собственную игру, в то время как гибкое тело то приседало, то выпрямлялось, изгибалось влево, вправо, стремительно вращалось, убыстряя и убыстряя темп танцевальных движений, становившихся всё смелее, дерзновеннее, всё сладострастней, словно она приглашала кого-то, кто ей мил, разделить с ней ложе любви.