Текст книги "Мануэла"
Автор книги: Анжела Де Марко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)
Перед глазами Бернарды возникли узкие улочки большого поселка, дома из камня, который добывали неподалеку. Этим же камнем были вымощены все улочки. Они были настолько узкими, что балкончики противоположных домов почти касались друг друга.
– У ее родителей было немного земли, которую они возделывали и которая кормила семью и давала возможность даже откладывать немного на черный день. Был также каменный дом. Впрочем, такие дома были почти у всех жителей. Однажды…
Перед глазами Бернарды вдруг ясно предстал тот самый день, когда она увидела его, свою первую любовь. И защемило сердце. Стоял теплый солнечный день. Правда, на улочках было прохладней, потому что солнечные лучи не проникали в эти узенькие щели между высокими домами. Она шла домой, веселая, чуть танцующей походкой, и прямо посреди улочки, уже у самого дома, вдруг увидела его. Он с товарищем толкал перед собой небольшую тележку, в которой они перевозили инструменты. Она сразу же выделила его. Взглянула, и дыхание перехватило от предчувствия большой любви.
– Однажды она увидела его напротив своего дома, – звучал ровный голос Бернарды. – У него была такая красивая улыбка, широкая, добрая, что, казалось, освещала все вокруг…
И вновь Бернарда следила за собой со стороны, глазами женщины, которой было на двадцать лет больше. Она видела, как юноша оставил на товарища тележку и подошел к ней. Снял фуражку и поклонился. При этом лицо его так и светилось улыбкой, он что-то сказал девушке. Ясно было, что это комплимент, который заставил ее покраснеть от удовольствия, смутиться, спрятать глаза под опущенными длинными пушистыми ресницами и ускорить шаг. Но юноша не отставал от нее, следуя чуть позади. Она взбежала на высокое каменное крыльцо своего дома и, словно почувствовав себя уверенней под защитой родных стен, остановилась и уже взглянула на него смелее. Они стояли друг против друга, только она чуть выше, на ступеньках крыльца, а он на тротуаре, и они смотрели друг на друга, как зачарованные, и улыбались, с каждой секундой все радостнее, счастливее. Товарищ наблюдал за этой немой сценой и временами делал знаки другу, стараясь дать понять, что тот должен заговорить с приглянувшейся ему девушкой.
– Здравствуй, красавица. – Юноша протянул девушке руку.
– Бернарда! Бернарда! – раздался властный женский голос из открытой двери дома, и испуганная Бернарда, а это была именно она, отдернула свою, уже было протянутую юноше руку и быстро скрылась за дверью.
Юноша проводил ее восторженным взглядом и повернулся к товарищу. Тот торопил его. Ведь были они на работе и из-за встретившейся им Бернарды здорово опаздывали. Рабочие инструменты, которые они везли на тележке… Их давно уже заждались. Но юноша махнул товарищу рукой, чтобы тот не расстраивался, и они быстро покатили тележку дальше.
А в доме в это время мать делала выговор дочери, наступая на нее и потрясая кулаками. Бернарда не могла понять, почему так сердится на нее мама. Только лишь из-за того, что она обменялась взглядом с парнем? Она ведь уже достаточно взрослая, и пора бы подумать о муже.
– Знаешь, кто этот парень? – Глаза матери сверкали праведным гневом. – Ты знаешь, кто он?
– Нет, – развела руками Бернарда. – Откуда мне знать? – воскликнула она. – Я его сегодня в первый раз увидела на нашей улице. Да и что такого я сделала, мама? – спросила она. – Я даже не говорила с ним! Может, мне теперь и из дома нельзя выйти? Ведь ты сама говорила, что я красивая, а на красивых всегда парни обращают внимание.
– Это старший сын злейших врагов нашей семьи! – закричала мать. – Ты что, забыла, что живешь на Сицилии? Ты никогда не должна ни разговаривать с ним, ни смотреть на него, ни думать о нем. Иначе быть тебе наказанной. Ты не должна забывать о наших обычаях. Он твой кровный враг! – Мать бросилась к Бернарде и схватила ее за плечи. – Ты поняла меня? Поняла? – трясла она Бернарду так, что у той заболела голова.
– Да, мама, я поняла! Отпусти меня, мне больно! – по щекам Бернарды текли слезы. Отчасти от боли, а отчасти из-за несправедливых обычаев ее родины. Она не испытывала к этому парню, что так мило улыбался ей на улице, никакой вражды. Наоборот, ей впервые так понравился молодой человек. Но она должна отказаться от своих чувств, принеся их в жертву старинной вражде, корни которой уходили далеко в прошлое.
– Вот так-то будет лучше, – уже негромко проронила мать и отпустила Бернарду. Она долго еще молча, не отходя от дочери, смотрела ей в глаза, словно проверяя, поняла ли ее дочь и крепко ли засели в ее юной и потому легкомысленной головке наставления.
– Но почему эта девушка должна была так поступать? – возмущенно воскликнула Исабель, зачарованно слушавшая эту историю о любви, больше похожую на мелодраматический роман какой-нибудь модной писательницы. Все ее чувства были на стороне юной Бернарды. Она даже не могла сообразить, что та Бернарда из сказки о любви и сидящая сейчас перед ней женщина – одно и то же лицо. И поэтому она говорила о юной Бернарде как о третьем лице.
– Это старые счеты, – попыталась объяснить Бернарда. – Тебе действительно трудно понять это сейчас. А тогда обычаи были гораздо сильнее государственных законов. Это старые распри другой земли, где говорят на другом языке и живут другой жизнью. – Бернарда бросила украдкой взгляд на мадам Герреро, которая дрожала, словно в лихорадке.
– Мама, ты плохо себя чувствуешь? – испугалась Исабель, заметив состояние матери. – Если ты хочешь, мы можем отложить этот разговор до тех пор, пока ты не поправишься.
– Нельзя отложить неизбежное, – простонала мадам Герреро.
– Но почему? О чем ты так трагически говоришь, мама? – Все происходящее по-прежнему было для Исабель тайной за семью печатями.
– Сейчас ты все узнаешь и поймешь, – сказала ей Бернарда и повернулась к мадам Герреро. – Хотите, чтобы я продолжала, мадам? – спросила она.
– А разве ты бы остановилась, если бы я сейчас сказала тебе нет? – с горькой иронией ответила мадам, с трудом повернув голову в сторону Бернарды, чтобы видеть ее лицо.
– Договор должен выполняться, мадам Герреро, – ответила Бернарда, не отводя своего взгляда.
– Да о каком договоре в конце-то концов идет здесь речь? – Исабель переводила глаза с одной женщины на другую, пытаясь понять загадочные фразы, которыми те время от времени обменивались. – Я слышу это слово уже в тысячный раз! Между кем и кем был заключен этот договор и в чем он заключается?
– Дай мне рассказать до конца, – попросила Бернарда, – и ты сама поймешь, о каком договоре идет все время речь. Но для этого ты должна выслушать все до конца. – Бернарда помолчала и продолжила свое повествование: – Эти семейства, о которых я говорила, и к одному из которых принадлежала девушка, а к другому – юноша, издавна жили в глубокой вражде из-за клочка земли. О начале раздора никто не помнил, но длилась распря уже второе столетие.
– Боже, – прошептала Исабель, – разве может такое быть? Разве могут люди помнить так долго зло? Эта история напоминает мне историю о Ромео и Джульетте.
– Да, – согласно кивнула Бернарда, – действительно, эти истории похожи. И так же, как Ромео и Джульетта у Шекспира, здесь от вражды больше всех пострадали молодые влюбленные.
Мадам Герреро с горечью бросила взгляд на рассказчицу, словно хотела бы ее прервать, да не посмела.
– Они что, погибли? – в страхе воскликнула Исабель. Она была очень впечатлительной девушкой и за короткое время рассказа прониклась сочувствием к молодым людям.
– Нет, – успокоила Бернарда, – они не погибли. – И она вновь замолчала, словно переносясь опять мыслями в далекое прошлое. Со вздохом продолжила: – Возможно, смерть была бы для них менее страшна в сравнении с тем, что произошло с их любовью.
– А что произошло? – Исабель затаила дыхание, ожидая продолжения истории.
– Их любовь прокляли, – заговорила Бернарда, вспоминая тот летний день, когда они с матерью и отцом отправились после долгих сборов в церковь, набросив на себя накидки, за которыми можно было при желании спрятать лицо от слишком любопытных взглядов. – Они пришли одними из первых в церковь и сели на скамейку для прихожан в первых рядах. Скоро церковь стала заполняться остальными жителями поселка. Испокон веков церковь в их краях пользовалась большим уважением и властью. Со всех сторон на Бернарду, сидящую рядом с матерью, которая открыла на коленях Библию, смотрели лики святых, а в ее сердце пела любовь, но песнь эта была посвящена не Богу, а земному парню. Они полюбили, но не могли даже сказать друг другу о своей любви. Бернарда тихонько повернулась и окинула взглядом помещение церкви, пытаясь увидеть среди прихожан и любимое лицо. Это было единственное место, где они могли видеть друг друга, не опасаясь злой молвы. Звучала тихо церковная музыка, навевающая мысли о вечном, а Бернарда и ее возлюбленный думали не о Боге, а друг о друге. Бернарда со страхом и надеждой подняла свой взгляд на большое распятие, мысленно прося у Господа прощения и помощи.
Юноша видел впереди себя ее голову, изредка профиль, и его мысли были созвучны ее мыслям. Сидящие рядом с ним родственники бросали искоса взгляды на него, чтобы пресечь неугодную ни им, ни Богу любовь. То же самое происходило и со стороны родственников Бернарды. Ибо их взаимные чувства уже перестали быть тайной.
– Не вертись! – Незаметно для окружающих мать Бернарды больно толкнула ее в бок, заметив, что дочь пытается посмотреть назад. – Смотри перед собой, на алтарь! – шептала она дочери сквозь зубы, чтобы не услышали другие. – На Христа, он будет следить за тобой. Он все видит! Он узнает, если ты захочешь совершить грех непослушания матери.
Бернарда медленно подняла к распятию свои большие черные глаза, полные слез. Она верила, что тот, на кого она сейчас смотрела, милосерден и поймет ее. Поймет и простит.
Несмотря ни на что, ни на какие препоны, что ставились родителями и родственниками молодых влюбленных с той и другой стороны, случай встретиться представился им.
За ними постоянно следили, не спуская с них глаз, запрещали выходить из дома без сопровождения кого-либо из старших, все время внушали им мысль о взаимной ненависти, вражде, обычаях, которые необходимо соблюдать, о божьей каре. Но время шло, и вместе с ним притуплялась бдительность окружающих. А у влюбленных, наоборот: чем больше проходило времени, тем ярче разгоралось пламя взаимной любви. И вот однажды произошло следующее. В соседней деревне, до которой было несколько километров, родила одна из родственниц Бернарды. Надо было обязательно сходить к ней, навестить, поздравить от всей семьи и отнести по этому случаю подарки. Поскольку провожать Бернарду было некому, ибо шли полевые работы и каждая пара рабочих рук была на вес золота, решили отправить ее одну, проводив до окраины. Посчитали, что это соседняя деревня и туда влюбленный вряд ли побежит, тем более что ему и невдомек, должно быть, куда пошла Бернарда. Но родственники и родители молодых предполагали, а влюбленные располагали. И в первую очередь предчувствием. С утра юноша сказал, что пойдет на работы в поле, пошел туда и потихоньку исчез.
Бернарда шла с корзинкой, в которой были подарки молодой маме и новорожденному, между двумя каменными невысокими заборами, отделяющими виноградники одного хозяина от виноградников другого. Она так задумалась, что внезапное появление любимого чуть не лишило ее сознания. Она громко вскрикнула и уронила на тропинку корзинку с подарками.
– Вот что значит повезло так повезло! – рассмеялся он, сдвинув кепку на затылок. Он уже полчаса поджидал ее за этим каменным заборчиком, прячась в высокой траве и поедая гроздь винограда, сорванную с ближайшего куста. Виноградник был на склоне холма, с которого просматривался почти весь поселок. Он прекрасно видел, как вышла Бернарда из своего дома, как провожавший ее отец свернул на участок, а она пошла дальше одна, и вот наконец он перед ней. «Боже, как она хороша!» – подумал он, любуясь ее немного растерянным лицом, стройной фигурой.
– Посмотри, что ты наделал! – воскликнула Бернарда, напуская на себя грозный вид. Перед ними на тропинке валялись выпавшие из корзинки подарки. – Что скажет моя мать, если узнает про нашу встречу? – Бернарда уже пришла в себя. Она присела и стала собирать аккуратные свертки. С виду она сердилась, а в душе была рада тому, что парень оказался настойчивее и упрямее ее и своих родителей.
– Подожди, потом я помогу тебе собрать все, – горячо зашептал он ей на ухо, присев рядом. Она и не заметила, как его сильные руки осторожно, но требовательно, обняли ее за плечи. Они встали друг против друга, и он попытался привлечь ее к себе, чтобы поцеловать. Бернарда начала тихо отступать от него, но он не отставал ни на сантиметр. Тропинка была узенькой, и вскоре Бернарда почувствовала за спиной плоские теплые камни заборчика. Дальше ей отступать было некуда. Но ей уже и не хотелось отступать. Она знала, что должно было произойти, того не миновать. Сладкая истома лишила ее всякой силы сопротивления. Он прижал ее к камням забора, закрыв с двух сторон руками пути к побегу. Но по затуманившимся глазам, по учащенному дыханию ее он понял, что никуда она не убежит.
– С тех пор как я тебя тогда в первый раз увидел, – зашептал он ей, приблизив лицо почти вплотную к ее лицу, – я ни о чем не могу больше думать, только о тебе.
– Ты не должен говорить со мной, – жалобно возразила она, чувствуя, что сейчас у нее отнимутся ноги от овладевшей ею внезапной слабости. Она попыталась осмотреться, но поняла, что все равно ничего не видит, кроме его глаз. – Мы не должны встречаться друг с другом, – в растерянности ухватилась она за знакомую фразу, которую твердили ей каждый день родители.
– Это все для стариков, у которых жизнь уже в прошлом. Не слушай их, – возразил он ей.
Они молча смотрели друг другу в глаза. Оба знали, что обратного пути уже нет. Он ласково и осторожно провел тыльной стороной ладони по ее щеке, убрал прядь волос, подумав о том, какая у нее нежная кожа.
– Твоя кожа мягче козьего пуха, – шепнул он ей, приближаясь горячими губами к ее губам. – И пахнет лучше, чем апельсиновый цвет. – Пальцы его перебирали ее густые волосы.
– Пожалуйста, – теряя последние силы, шептала она чуть слышно, – оставь меня.
– Я никогда не смогу оставить тебя, – возразил он ей и коснулся губами ее губ. Словно током пронзило Бернарду. Это был первый поцелуй в ее жизни…
В комнате наступила тишина, и Исабель внезапно поняла, что она находится не там, где сейчас была, перенесенная воображением, а сидит против рассказывающей эту трогательную историю Бернарды и рядом с матерью, которая слушала этот рассказ с закрытыми глазами. Исабель охватила тревога: ей вдруг показалось, что, пока она была в стране юности Бернарды, мать умерла. Но потом вздохнула с облегчением, заметив, как дрожат у нее веки и еле-еле подымается при дыхании одеяло на груди. Она взглянула на Бернарду. Та находилась под воздействием собственных воспоминаний и не вернулась еще в реальность сегодняшнего дня.
Бернарда продолжала рассказ:
– И тогда девушка поняла, что несмотря ни на что, ни на какие препятствия в ее дальнейшей судьбе, она будет любить этого мужчину всю свою жизнь, до самой смерти.
Она видела сейчас одна эту узенькую тропинку между двумя невысокими каменными оградами, где после поцелуя двое молодых людей, не говоря ни слова, опустились на колени и стали складывать в корзину рассыпанные подарки. Они даже не смотрели друг на друга, а лица у обоих были серьезные, словно оба предчувствовали те испытания, какие выпадут на их долю. Когда подарки были собраны, юноша осторожно накинул девушке на плечи упавший платок. О сколько было любви в этом простом движении! Они молча пошли по тропинке рядом, слегка касаясь друг друга.
– Они были очень молоды? – Вопрос Исабель вывел Бернарду из задумчивости.
Исабель пересела с кровати на пол, чтобы было удобнее слушать эту сентиментальную историю.
– Она была еще почти девочкой, а он уже был мужчина, и поэтому, может быть, более виновен.
– В чем? – удивилась Исабель. – Разве в любви могут быть виновные и невиновные? – Все-таки Исабель, несмотря на то, что провела долгое время в Штатах, обучаясь в колледже, осталась наивной девочкой, только начинающей познавать жестокий мир, который ее окружал.
– В соблазнении этой юной девушки, – по слогам после небольшой паузы ответила Бернарда, словно ей трудно было произнести эти слова.
– Бернарда! – предостерегающе воскликнула мадам Герреро.
– Но он соблазнил ее, мадам! – резко повернулась к ней Бернарда. Она произнесла это почти яростно. Эта ярость заставила мадам Герреро отвернуться от нее, словно обвинение каким-то образом касалось и ее.
– Это правда, что соблазненная им девушка горячо любила его, – продолжала Бернарда, словно найдя кое-что оправдывающее парня. – Но он сумел найти подходящие для этого место и время… – И вновь Бернарда обвиняла, словно в суде перед присяжными заседателями, от которых зависел приговор. А роль этих присяжных заседателей в едином лице играла сейчас Исабель. Ведь это только для нее рассказывала Бернарда и ради нее терпела душевные муки мадам Герреро.
– И тогда? – Исабель не хотелось верить в страшный конец романтической истории. Ей не хотелось быть судьей, не хотелось выносить приговор. Любой: хоть оправдательный, хоть карающий. Она еще была слишком молода для этого, и ей самой, как и юной героине рассказа, хотелось любить и быть любимой.
– В то время, как девушка бывала в соседней деревне у своей родственницы, – продолжала Бернарда, – мужчина каждый день приходил к ней. Ведь в той деревне родственники не были посвящены в тайну их отношений и не следили за ней так строго, как это делали в ее родной деревне родители. У них была возможность побыть наедине без страха, что их застигнут в самый неподходящий момент. Первые дни были полны веселых любовных игр, когда они бегали друг за другом, смеялись и немного походили на сумасшедших.
Потом все чаще эти игры прерывались поцелуями, становившимися все продолжительнее, все сладострастнее. Они пьянили и ее, и его. Они испытывали влечение друг к другу уже не просто так, а как влечет мужчину к женщине и наоборот. Девушка инстинктивно старалась отдалить тот момент, когда должно было произойти их сближение как мужчины и женщины. Но однажды они оказались в пустом сарае, где обычно хранилось сено для скота. Там все и произошло. Она вбежала, смеясь, в это помещение и слишком поздно поняла, что совершила ошибку. Пока она сообразила, что ей не следовало бы этого делать, мужчина обнял ее и стал жадно покрывать ее лицо поцелуями. Объятия его становились все крепче и крепче, руки ласкали все настойчивее, он поднял ее и отнес в тот угол сарая, где сохранилось немного сена, и опустил на это простое ложе.
Девушка уже не контролировала то, что происходило. Природа и ее чувства к нему брали верх над разумом, и вот уже и ее руки страстно обнимали мужчину, ее губы сами искали его губы, а затуманенные счастьем глаза ничего не видели, кроме лица любимого. Она помнила потом лишь короткое ощущение боли, его шепот и чувство огромного счастья. Потом они долго лежали в сене, прижавшись друг к другу, без слов, и лишь его руки благодарно ласкали ее. Потом его ласки опять стали настойчивыми, опять начались поцелуи, и повторилось все то же самое. И лишь тогда Бернарда начала чувствовать себя женщиной. Что-то изменилось в ней, не только физически, а в первую очередь – психологически. Наверное, в каждой женщине в первую очередь просыпается инстинкт матери, который они, пока не появится ребенок, переносят на своего возлюбленного. Бернарда чувствовала к лежащему рядом с ней мужчине нечто большее, чем просто любовь девушки.
И он приходил теперь к ней каждый раз, когда она оставалась в этой деревне. Девушка старалась отдалить момент возвращения к родителям. Словно чувствовала, что счастье закончится здесь. И ей хотелось продлить его как можно дольше. Она порой не замечала, что они перестали просто так, как это было раньше, веселиться, сходить с ума, смеяться без причины, гоняться друг за другом. Все время они проводили теперь в открытом ими убежище. Оно стало их первым домом. Но она была счастлива, ничего не замечала, и одного ей хотелось – не возвращаться, как можно дольше оставаться с ним.
– Бернарда! Бернарда! – словно сквозь туман услышала женщина голос Исабель. – Бернарда, ты что, плачешь? – Исабель с участием смотрела на старую служанку, которая сама, наверное, не заметила, как начала плакать.
– Нет-нет, – поспешила Бернарда вытереть слезы. – Я не плачу. Это просто воспоминания о том далеком поселке, в который я так никогда и не вернулась, взволновали меня.
Исабель и мадам Герреро смотрели на Бернарду с некоторым удивлением. Пожалуй, такой она предстала перед ними впервые. До сих пор они привыкли видеть в ней хорошую служанку, домохозяйку, умеющую держать их большой дом в образцовом порядке, умеющую управлять штатом прислуги, держать на учете каждую вещь. Она лучше всех знала, где что лежит, умела прекрасно готовить, старалась экономить деньги. Она сама вела переговоры со всеми обслуживающими их людьми и конторами и сама с ними рассчитывалась. И вдруг эти слезы…
– А как долго длилась их любовь? – робко спросила Исабель.
– Девушка любила его много лет, – просто ответила Бернарда и, посмотрев на нее ласково, спросила, словно предупреждая, мол, лучше откажись от моего предложения, не то будет всем не очень хорошо: – Хочешь, чтобы я продолжала? – Потом повернулась к мадам Герреро и поймала ее взгляд. Она понимала смысл этого взгляда. Взгляд мадам Герреро просил, требовал, умолял не продолжать, сделать так, чтобы эта романтическая история любви девушки и парня из далекого прошлого так и осталась для Исабель просто однажды рассказанной красивой сказкой, не имеющей никакого значения ни для самой Бернарды, ни для мадам Герреро, ни тем более для Исабель. А мадам Герреро в свою очередь поняла ответ, который прочитала во взгляде Бернарды. Решать судьбу будет сама Исабель. Как она захочет, так и будет. Даже если она откажется слушать до конца, Бернарда стерпит ту душевную боль, которая придет к ней. Ведь она привыкла терпеть. Ей пришлось это делать в течение долгих лет, пока не подросла Исабель и ей не исполнилось столько лет, сколько было оговорено в договоре. Но Бернарда не хочет причинять боль Исабель. Если сейчас девочка скажет, что не станет больше слушать никаких историй, тайна останется между ней и мадам Герреро и никогда Исабель не узнает правды. Но если она велит продолжить рассказ, то никакие безмолвные просьбы мадам не возымеют действия.
– Да, я хочу, чтобы ты продолжала, – ответила Исабель, но сама она чувствовала, что, может быть, не следовало настаивать на этом. И отчаяние во взгляде матери, и странное переглядывание Бернарды с нею предвещали что-то недоброе. У девушки зарождалось холодное, неприятное чувство страха перед той новостью, которую она может сейчас услышать. Этот страх скользкой змеей все глубже заползал ей в душу. – Но прежде я хочу понять, какое отношение имеет ко мне вся эта история? – Исабель знала, что еще немного и она расплачется. Ей не хотелось никаких изменений, которые могли бы нарушить привычный ход жизни, причинить вред дорогому ей человеку – ее матери. Господи, она еще там, в Штатах, когда получила телеграмму с просьбой немедленно приехать, поняла, что кончилось безоблачное лето ее детства и отрочества, что этой телеграммой кто-то резко меняет ее привычную жизнь, предлагая взамен страдания и переживания. Она заметила, как заломила руки лежавшая до этого без движений мать, как она отвернулась, закрыв лицо руками, словно не хотела ни видеть, ни слышать того, что должно было сейчас произойти. И страх новой волной подступил к сердцу.
– Ты хочешь знать, какое отношение к тебе имеет эта история? – переспросила побледневшая Бернарда, словно сама боявшаяся того, что ей предстояло сказать. Она уже не обращала внимания на слезы, льющиеся по ее щекам.
– Да, – прошептала Исабель против своей воли. Но что-то заставило ее сказать это «да». Может быть, та атмосфера недоговоренности, враждебности, которая витала в доме после ее возвращения из колледжа. Ей хотелось разрушить эту настороженность, вернуть то, что было в их доме прежде. Любовь, искренность и правду. Хотя, может быть, она была слишком маленькой, чтобы понимать, что есть настоящая правда и настоящее доверие. А теперь подросла и почувствовала фальшь.
– Самое прямое, – тихо сказала ей Бернарда, словно не желая, чтобы это слышал еще кто-нибудь, кроме Исабель. Даже мадам Герреро.
– Как прямое? – переспросила Исабель, еще не понимая смысла сказанного, но уже предчувствуя его трагизм и заранее пугаясь.
– Самое непосредственное, – уже тверже сказала Бернарда, словно первое признание давало ей право и силы продолжить начатое и наконец-то увидеть финал всех душевных мук. Своих и мадам Герреро. Но глядя на Исабель, Бернарда вдруг с болью подумала: а сделает ли ее признание счастливой Исабель? Как отнесется она ко всей этой истории? Где уверенность в том, что это открытие принесет ей такую же радость обретения любимого человека, как ей, Бернарде. Ведь Исабель прожила всю свою жизнь, не зная того, что когда-то между мадам Герреро, ее матерью, и Бернардой было заключено соглашение. А вдруг этот день станет самым черным днем в жизни Исабель? Простит ли тогда сама себе Бернарда то, что, стремясь к своему собственному, личному счастью, сделала несчастной Исабель? Такие мысли терзали сердце Бернарды, так долго ждавшей этого момента, так долго скрывавшей в душе то, что ежеминутно рвалось наружу при виде Исабель.
Когда Бернарда произнесла последнее слово, Исабель словно перестала слышать и воспринимать окружающий мир. Она замерла на том месте, где сидела, и даже не заметила, как Бернарда, пытавшаяся перехватить ее взгляд, чтобы понять, как реагирует на услышанное Исабель, отчаялась добиться этого и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Мадам Герреро лежала, повернувшись к ней спиной, закрыв лицо руками. Так прошло довольно много времени. Наконец Исабель пришла в себя и попробовала рассуждать логически. Что же такое сейчас произошло? Почему она так близко к сердцу восприняла эту историю, которую рассказала Бернарда? Может быть, потому, что Бернарда так давно живет в их доме и по существу как бы стала ее второй матерью? Мать, мадам Герреро, часто болела и ухаживала за Исабель, заботилась о ней Бернарда. Наверное, ей так стало жаль бедную Бернарду, что она потеряла контроль над собой.
Мадам Герреро слабо застонала и попыталась повернуться к дочери. Но это у нее не получилось. Исабель поняла, что у матери очередной приступ. Она не могла сообразить, что надо делать, и метнулась к двери, чтобы позвать Бернарду. Та появилась мгновенно, словно стояла за дверью и ожидала, чтобы ее позвали. Она сразу же поняла, в чем дело, взяла со столика кувшин с водой и налила в стакан. Потом капнула туда несколько капель лекарства и подала стакан мадам, предварительно подняв ее на подушку повыше, чтобы удобнее было пить.
Исабель порывалась хоть чем-то ей помочь, но Бернарда успевала все сделать сама. Мадам Герреро сделала несколько глотков из стакана и притихла. Открыв глаза, она увидела склонившуюся над ней Бернарду.
