Текст книги "Мануэла"

Автор книги: Анжела Де Марко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

– Он в машине, – ответила Исабель. – Если будут звонить, скажи, что меня нет дома. Я отдыхаю.

– Хорошо, сеньорита. – Проводила глазами Исабель Чела и поспешила навстречу Бенигно, чтобы узнать у него последние новости.

Бенигно поставил машину в гараж, протер ее мокрой тряпкой, чтобы она блестела, прихватил с сиденья те папки с документами, что отобрала для изучения Исабель в офисе адвоката Пинтоса, и теперь со спокойной совестью шел на кухню выпить стаканчик вина. Тот ему не помешает, ведь сеньорита поедет в клинику еще не скоро.

– Ты рассказал сеньорите про драку? – Чела аж приплясывала от нетерпения услышать, как на эту историю отреагировала Исабель.

– Да, – кивнул Бенигно.

– И что сказала по этому поводу сеньорита Исабель? – Чела перешла на шепот.

– Понимаешь, Чела, – Бенигно вдруг начал сипеть, непонятно было, что он говорит. – У меня что-то вдруг горло пересохло, – просипел он еле слышно. – Ты меня понимаешь, Чела? Его необходимо чем-то прополоскать! – и Бенигно подмигнул кухарке.

– Ох, вы опять за свое! – воскликнула Чела, догадавшись, что хочет получить Бенигно, прежде чем поведать о реакции Исабель на сообщение о драке. – Пойдемте на кухню, у меня, кажется, есть кое-что, способное вылечить ваше горло, – она кивнула Бенигно в сторону кухни, и они тихонько направились туда. – Но только, Бенигно, – остановилась Чела у самых дверей, – вы мне расскажете все и как можно подробней!

– Конечно-конечно, – заторопился Бенигно, – пойдем скорее на кухню. Если я сейчас не прополощу горло, я не смогу ничего тебе рассказать. Горло у меня такое нежное!

Они заболтались, и Чела вспомнила о том, что необходимо разбудить Исабель, только под вечер. Чела поспешила в спальню сеньориты. Когда Исабель узнала, который был час, она рассердилась на кухарку.

– Почему ты не разбудила меня раньше? – Исабель надела скромное платье вишневого цвета.

– Вы так сладко спали, сеньорита, – нашлась, как оправдаться Чела, – что мне не хотелось вас будить. Но ведь еще не так поздно?

– Я знаю, – Исабель не могла сердиться на Челу, та, если разобраться, была не виновата, что она проспала. Ведь служанке никто не давал задания разбудить Исабель. – Я хотела быть в клинике пораньше, – пояснила свое недовольство Исабель. Она достала из сумочки изящную пудреницу и стала приводить лицо в порядок, хотя оно и без косметики было свежее, без единой морщинки.

– Чела, пожалуйста, скажи Бенигно, пусть готовит машину, – попросила она кухарку.

– Хорошо, сеньорита, – ответила Чела, и в это время раздался звонок у двери.

– Кто бы это мог быть? – спросила сама у себя Исабель. – Я никого не жду.

Это был Эмилио. Дождавшись, когда Чела откроет дверь, он спросил ее, тяжело отдуваясь, словно всю дорогу сюда не в машине ехал, а бежал бегом:

– Сеньорита дома?

– Да, проходите пожалуйста, – кивнула Чела.

– Привет! – бросил Эмилио, подходя к Исабель.

– Привет.

– Я был в клинике, – начал объяснять он. – И Бернарда сказала мне, что ты поехала домой.

– Я сейчас возвращаюсь в клинику. – Исабель давала понять, что времени на разговоры у нее нет.

– Но мне необходимо переговорить с тобой.

– Мне тоже нужно поговорить с тобой, – многозначительно ответила Исабель. – Я недавно узнала о некоторых неприятных вещах…

– Я хочу тебе все объяснить, – прервал ее Эмилио, поняв, что она уже знает о драке.

– Этого я и жду от тебя, – строго сказала Исабель. Потом она обратила внимание на присутствие Челы и, чтобы удалить ее, попросила: – Чела, пожалуйста, передай Бенигно, пусть подождет меня в машине. Я скоро буду.

– Хорошо, сеньорита. – Чела вышла из комнаты.

– Пройди сюда, пожалуйста, – Исабель пошла в другую комнату. Она так говорила с Эмилио, словно была старшей сестрой, собирающейся прочесть ему лекцию о правилах поведения. Они устроились в маленькой комнатке, где их никто не мог услышать.

– Значит, Фернандо, – не теряя времени даром, Эмилио решил перейти в наступление, – прибежал к тебе и нажаловался на меня, рассказав о драке? – спросил он, пряча за ироничной улыбкой свое беспокойство.

– Он ничего мне не говорил! – отрезала Исабель.

– Ничего? – Эмилио был удивлен. – Так кто же тогда сказал тебе?

– Не важно, от кого я узнала о драке. – Исабель была возмущена самим происшествием, ей было стыдно, что причиной этой драки послужила она. – Зачем ты затеял ее? Ведь у тебя не было никаких причин нападать на него.

– Не было никаких причин? – Эмилио едва не задохнулся от обиды. – Ты знаешь, Исабель, я жалею, что у меня не было под рукой фотоаппарата, чтобы запечатлеть в качестве доказательства одну сцену там, в клинике, когда вы сидели, обнявшись, и ворковали, словно голубки.

– Ты сам не знаешь, что говоришь, – покачала головой разочарованная Исабель. Она до этого дня гораздо лучше думала о нем.

– Нет, я знаю, о чем говорю! – настаивал Эмилио, не понимая, что своим упорством лишь портит отношения с Исабель. – Если ты сама не в состоянии защититься от приставаний этого подонка, то я его отважу от тебя, – пригрозил он.

– Не вмешивайся больше в мои отношения с Фернандо Салиносом! – Вспыхнула Исабель. Ее словно покоробило от той ненависти, с какой говорил о Фернандо Эмилио. – Я в долгу перед ним.

– В долгу? – Не понял Эмилио.

– В долгу, – повторила Исабель. – Фернандо оплатил гарантийный депозит, который требовала от меня администрация клиники. Неужели, по-твоему, я не могу быть по отношению к нему хоть немного благодарной?

– Но я же говорил, что возьму на себя заботы об этом, – начал было Эмилио, но Исабель прервала его.

– Я благодарна тебе за желание помочь, но сейчас оставим все так, как есть! – Исабель решительно поднялась и направилась к выходу. Этим она показала Эмилио, что разговор закончен и она торопится в клинику.

– Исабель, подожди! – Эмилио тоже поднялся, потрясенный ее резким тоном.

– Мне пора в клинику, – сказала Исабель.

– Я провожу тебя? – растерянно спросил Эмилио.

– Нет, не надо, – решительно отказалась Исабель.

Вернувшись от священника, Коррадо вошел в спальню, где уже ждала Мерседес, удивленная его долгим отсутствием. Кухарка забыла сказать ей о том, что он пошел в церковь.

– Мерседес. – Он взял жену за руку и посадил против себя. – Я должен рассказать тебе старую историю из моей жизни, которая произошла задолго до встречи с тобой, – тяжело начал Коррадо, не глядя в глаза жены, в которых зажглись тревожные огоньки. – Это произошло там, на Сицилии, в моем поселке, где я родился.

– Это история о другой женщине? – спросила Мерседес.

– Да. – Нехотя кивнул Коррадо. – О другой женщине и еще кое о чем.

И он поведал ей подробно о всех событиях, что произошли с ним и с молодой девушкой из их же поселка. Он рассказывал неторопливо, ничего не пропуская, давая возможность Мерседес почувствовать вместе с ним ту атмосферу поселка, те обстоятельства, что руководили порой их поступками.

Мерседес молча слушала Коррадо. Она была умной женщиной, прожившей со своим мужем большую часть своей жизни, которую считала счастливой, и не хотела судить его сгоряча, не подумав. К тому же у них росла дочь, Мануэла, которую они оба безумно любили. Девочка крепила их семью. Ради нее они оба были готовы пойти на любые лишения. И вот сейчас Мерседес думала, стоит ли прошлая история, которую ей рассказал муж, сегодняшней жизни, их благополучия, их будущего и будущего Мануэлы.

Рассказывая, Коррадо понимал, чем рискует, и боялся глядеть, как слушает его рассказ Мерседес, боялся посмотреть ей в глаза. Но дело было начато, и оставалось только довести рассказ до конца и потом ждать реакции Мерседес. Больше всего Коррадо жалел, что не рассказал ей обо всем раньше.

8

Рассказывая жене свою историю, Коррадо пытался представить себе раненого брата, лежащего на берегу. Коррадо казалось, что он отчетливо видит, как исказила боль черты лица брата, как пальцы его рук зарываются в песок, как волна перекатывается через тело, наполовину лежащее в воде, – такое неподвижное и беспомощное.

Коррадо часто представлял себя на месте брата. Как вдруг хлесткая боль пронзает тело, как перестают подчиняться руки и ноги, тело становится чужим, а боль остается. Как кровоточащую рану разъедает соленая морская вода. Мир вокруг меркнет и наступает темнота, от всего необъятного мира остается только боль, которая становится нестерпимой…

Может быть, эти фантазии питала его больная совесть. Ведь во всем происшедшем был виноват лишь он один, а пострадал его брат. Сейчас Коррадо уже не думал о Бернарде, которую оставил одну на произвол судьбы и которой грозила тогда не меньшая кара, чем ему. Родители и братья могли запросто убить ее, чтобы восстановить честь семьи.

Первое время она еще являлась ему во снах, но постепенно образ ее угасал, он все меньше вспоминал дни, проведенные с нею, и все труднее ему было представить, как выглядело ее лицо. Позже он часто задавался вопросом: а была ли вообще Бернарда в его жизни? Была ли вообще эта любовь? Может быть, всего лишь дурной сон? Но искалеченный пулей его родной брат был доказательством того, что все происшедшее – не плод фантазии.

Каплю за каплей последующая жизнь вытравляла из его памяти образ брошенной девушки. Чем труднее ему приходилось в борьбе за выживание в незнакомой Аргентине, тем реже он думал о том, что, возможно, у него уже есть сын или дочь. Едва только это приходило ему в голову, все валилось из рук и приходилось многое начинать сначала.

Когда он говорил Мерседес, что оставшаяся в двадцатилетней давности девушка превратилась в его памяти в бледную тень, он не кривил душой. Это была правда.

Предстань сейчас перед ним Бернарда, пусть и изменившаяся за двадцать лет, он, возможно, узнал бы ее мгновенно. Но, возможно, и прошел бы мимо, не обратив внимания. Человеческая память – очень сложная и непонятная штука, и никто не знает, что должно произойти, чтобы она ожила или, наоборот, умерла.

Внезапно Коррадо понял, что слишком погрузился в свои мысли, тогда как Мерседес терпеливо ждет продолжения его исповеди. Эта исповедь была куда труднее для него и ответственнее, чем предыдущая, – перед святым отцом. Церковь никогда не играла в жизни Коррадо большой роли, а вот Мерседес была для него такой важной составляющей, что, случись с ней беда, и вся его жизнь рассыпется в прах.

– Человек, который лежал на берегу, был мой брат, – Коррадо закончил рассказ, но не торопился взглянуть в глаза Мерседес. – То ранение сделало его на всю жизнь калекой, а недавно я узнал, что он умер, – сказал Коррадо. – После брата осталось двое маленьких детей.

– И ты мог скрывать от меня это столько лет? – спросила Мерседес. – Я всегда считала, что у нас с тобой нет тайн друг от друга.

– Да, – кивнул Коррадо, не пытаясь даже что-то придумать в оправдание. – Я хранил в себе эту тайну, потому что боялся открыть ее тебе. Я боялся потерять тебя. Потом у нас родилась Мануэла, и я стал бояться вдвойне. Так что не думай, будто это было легко, хранить от тебя тайну. Я всячески старался забыть прошлое, но порой мне хотелось кричать о нем тебе, чтобы ты тоже знала, как моя жизнь омрачена этой трагедией, но что-то заставляло меня молчать.

И вновь в комнате повисла тяжелая, гнетущая тишина. Мерседес не торопилась говорить что-то мужу, а Коррадо молча ждал ее суда. Мерседес медленно поднялась, сделала несколько шагов по комнате, повернулась к мужу спиной. Ей тяжело было говорить.

– Я не могу поверить, что ты столько лет таил от меня эту историю. Я только сейчас поняла, что ничего не знаю про твою жизнь до нашей встречи. Будто ты родился в тот день, когда мы познакомились с тобой.

– Но она, настоящая, действительно началось в тот день, когда мы познакомились, – убежденно сказал Коррадо.

Он сейчас смотрел на жену таким взглядом, какой бывает у преданной собаки, которая совершила проступок и осознает это.

– Я не осуждаю тебя, – повернулась Мерседес к мужу, – но я не смогу жить с тобой дальше, делая вид, будто ничего не произошло. – Она начала массировать кончиками пальцев виски, словно пыталась освободиться от головной боли. – Я не смогу не думать о том, что все эти годы не подозревала о многих твоих мыслях, твоих страхах, о твоих воспоминаниях, угрызениях совести. Я не понимаю, Коррадо, почему ты не доверял мне все это время? – почти крикнула она.

Как всякой любящей женщине, ей казался диким тот факт, что у ее мужа могла быть другая женщина, которую тот любил до нее. Умом она могла это понять, а сердцем, своей любовью к нему – нет. Никогда она не знала ревности, веря твердо во взаимное чувство Коррадо. А теперь она не была уверена в нем.

Если бы Коррадо рассказал ей обо всем тогда, когда они встретили друг друга и полюбили, у Мерседес не возникло бы сомнений. Но то, что Коррадо молчал об этом столько лет, сыграло ту же роль, что и платок в трагедии Шекспира. Не будь у них дочери, возможно, это был бы конец их семейной жизни. Но мысль о дочери, о ее будущем отрезвляла Мерседес.

– Потому что не хотел делать тебе больно! – Коррадо видел, как он ошибся. Больно Мерседес было именно сейчас. Ведь она тоже любила его, и обида, нанесенная недоверием к ней, заставляла ее страдать как никогда. – Потому что надеялся, – продолжал оправдываться Коррадо, – что молчание поможет мне стереть память о прошлом, которое давным-давно превратилось в тень.

– Она никогда не была тенью, – не согласилась с ним Мерседес. – Ты постоянно получал письма с Сицилии, – Мерседес закусила губу, чтобы не расплакаться. – А может быть, все письма были об этой женщине. – «Господи, – подумала вдруг Мерседес, – а вдруг это правда? А вдруг эти письма действительно от той женщины? Ведь она никогда не читала этих писем, доверяя ему».

– Только не от нее! – замахал руками Коррадо. – Верь мне, Мерседес, от нее я никогда ничего не получал. Я так и не узнал, что сталось с нею. Память об этой женщине действительно превратилась в тень. В бледную тень, которая постепенно стирается в моей памяти. – Коррадо со страхом понимал, что сейчас, на его глазах, Мерседес отдаляется от него, между ними возникает пропасть, которая становится все глубже и глубже. – Клянусь тебе, клянусь, Мерседес! Ты должна мне верить! Я признался тебе в вещах, которые таил в самых отдаленных уголках своей души. – Коррадо опустился перед женой на колени. – Я пытаюсь излечиться от того, с чем не мог справиться ранее, когда Должен был это сделать. – Но Мерседес молчала и ее молчание пугало Коррадо все больше. – Могу поклясться тебе, что женщина, с которой произошла эта глупая и трагическая авантюра, умерла для меня давно. Я даже не могу вспомнить ее лица.

– Хорошо, – крикнула Мерседес и поднялась со своего места, оставив Коррадо стоять на коленях посреди комнаты. По ее щекам текли слезы, и что она хотела сказать этим «хорошо», Коррадо не понял. То ли она простила его, то ли отложила разговор на потом. Коррадо медленно, с трудом поднялся с коленей. Он за время этого разговора с женой вдруг постарел, утратил свои обычные молодцеватость, подтянутость.

– Я не могу заставить тебя поверить мне, Мерседес, – говорил он в спину жене, – но, клянусь своей совестью, я говорю правду. – Мерседес повернулась к нему, и это придало Коррадо смелости. – Может быть, впервые за свою жизнь я говорю всю правду.

– Хорошо, – повторила тихо Мерседес. – Прошу тебя только об одном… Обещай мне, что эта история никогда не отразится на нашей жизни.

– Да я не просто обещаю тебе это, Мерседес, – Коррадо сел на кровать рядом с женой, – я клянусь тебе в том, что будет именно так, как ты меня просишь.

– Что ты собираешься делать с семьей твоего брата на Сицилии? Ты собираешься ее искать? – Мерседес заметила, как ее вопрос подействовал на мужа, и тут же успокоила его: – Я от тебя ничего не требую! Прошу только говорить мне всегда правду.

– Мой брат тогда рисковал жизнью ради меня. – Коррадо опасался, что после рассказанной им истории Мерседес не захочет и слушать о помощи детям брата, но, слава Богу, жена была милосердна и он еще раз почувствовал всю силу своей любви к ней. – Пуля, которая должна была убить меня, попала в него и сократила ему жизнь. Несмотря на это, он никогда от меня ничего не требовал. Для него достаточно было того, что я успел убежать. Сейчас остались сиротами дети: мальчик и девочка. – Он посмотрел на слушавшую его жену. Мерседес покачивала головой, словно соглашаясь с ним. – Они приедут в Буэнос-Айрес. Я очень хочу им помочь, я просто обязан сделать это. Я должен буду посвятить им часть своей жизни. – Теперь Коррадо ждал, что скажет ему Мерседес.

– Хорошо, – одобрила она. – Ты не был бы самим собой, если бы думал иначе.

– Ты согласна принять их? – Коррадо бросился к жене и обнял ее, заглядывая с надеждой в ее глаза. – Ты согласна с моим решением?

Мерседес долго молчала. Молчал и Коррадо, ожидая с замершим сердцем ее решения.

– Я согласна, – повернулась Мерседес к мужу, внимательно вглядываясь в его лицо. – Я согласна с твоим решением, потому что люблю тебя, Коррадо. И если с тобой когда-то произошла эта история… Что ж, она уже в прошлом. – Мерседес обняла мужа, и они долго сидели так, друг у друга в объятиях. Они прожили вместе целую жизнь, прошли долгую дорогу, но чувство любви было у них такое же сильное, как в начале пути.

Чела с осуждением наблюдала за тем, как Бенигно поглощал любимое им вино, уже не смакуя, как раньше, а осушая стакан в несколько глотков.

– Ах, дон Бенигно, дон Бенигно! – воскликнула она, качая головой. – Мне вас жаль! Вы такой важный, такой видный и умный мужчина, но слишком часто прикладываетесь к бутылке! – Она ткнула ножом, которым разделывала мясо, в сторону наполовину пустой бутылки, стоявшей перед Бенигно на столе. Она тяжело вздохнула и продолжила приготовление обеда. – Бенигно, смотрите, как бы вам это не повредило! Вино в таких количествах еще никому не приносило пользы.

– Нет-нет, мне это не может повредить! – начал убеждать Челу Бенигно, с сожалением глядя на пустой стакан. Чтобы было свободнее сидеть, он снял пиджак, расслабил галстук. – Иногда приятно выпить стаканчик-другой, понимаешь, Чела? Вино полезно для организма. Прочищает мозги и прочее. Мне лично выпивка помогает уяснить некоторые вещи. Мой разум после стаканчика становится ясным-ясным.

– Оно помогает вам забыть некоторые вещи, Бенигно. – На отношение Челы к вину выводы Бенигно нисколько не повлияли. – И не пытайтесь обмануть себя и меня и оправдать эти ваши стаканчики, которые вы выпиваете тайком от всех. – Чела так разволновалась, доказывая Бенигно свою точку зрения, что едва не порезалась. – Трудно поверить, Бенигно, что, когда вы находитесь не на кухне, а в другом месте, вы совсем другой человек.

– Нет-нет, Чела, не надо так говорить. – Бенигно плеснул себе еще в стаканчик. – Иногда жизнь делает с нами все, что ей хочется, тасуя нас, как колоду карт, – он посмотрел на Челу, заметил в ее глазах все то же осуждение и повторил: – Да-да, как колоду карт! Какая-то ложится сверху, закрывая другие, в то время как лишь одна из всех знает победителя! – и Бенигно, уже изрядно захмелевший, с трудом закончил свою речь и поднял стакан. Он так увлекся рассуждениями, что не обратил внимания на знаки, которые ему подавала Чела; девушка заметила появившуюся в коридоре Исабель. – Так много тайн вокруг нас, так много сомнений, – воскликнул Бенигно, выпив вино, и вдруг услышал стук каблуков Исабель. Та вошла на кухню и подошла к слуге.

– Бенигно, – обратилась она, – а может, эти тайны и сомнения стали появляться с тех пор, как ты начал пить? – Исабель сердито смотрела на него. Когда она еще только подходила к дверям кухни, она услышала голос Бенигно и поняла, что старик изрядно выпил. А этого Исабель терпеть не могла. – Тебе не кажется, Бенигно, что ты совершаешь непоправимую ошибку, заглядывая сюда слишком часто? – Исабель брезгливо указала пальцем на стакан. Она заметила, что ее появление просто ошеломило Бенигно. Тот, кажется, был уверен в том, что она сейчас в клинике. Ему стало стыдно. – Я и представить себе не могла, – продолжала она его корить, – что ты пьешь!

– Извините меня, сеньорита, – испуганно вскочил Бенигно и неуверенным движением сорвал со спинки свой пиджак. – Я не думал, что вы придете.

– Меня очень волнует твоя неожиданная дружба с выпивкой, Бенигно. Один вопрос: когда ты начал пить? – Видя, что старый слуга намерен ретироваться, Исабель поспешила довести до конца разговор об увлечении вином.

– Я знаю, сеньорита, что вам это не нравится, – бормотал пойманный с поличным Бенигно, никак не попадая рукой в рукав пиджака.

– У тебя эта дурная привычка появилась давно? – Не давала ему опомниться Исабель. – Или ты начал пить только сегодня?

– Сеньорита, – Бенигно удалось наконец надеть пиджак и поправить галстук, – я всегда справлялся со своими обязанностями. – Он стоял перед Исабель, вытянувшись в струнку, словно новобранец перед строгим капралом.

– Слушай меня внимательно, Бенигно. – Шагнула к нему Исабель, перейдя на доверительный тон, который в данной ситуации звучал куда весомее, чем крик. – Слушай и запоминай. Это последний раз, когда ты выпил хотя бы каплю спиртного!

– Хорошо, сеньорита, – кивнул посерьезневший Бенигно. – Обещаю вам, что ни капли не возьму в рот, когда вы дома.

– Нет! – возразила Исабель. – Нет, Бенигно, по-моему, ты меня не понял! Я хочу быть уверенной, что ты не пьешь даже в мое отсутствие! – Она смотрела на него до тех пор, пока он не опустил голову. – А теперь относительно тайн и сомнений. Забудь о них навсегда. Потому что единственный, кто имеет право выяснять их, это Господь Бог. А наша обязанность – молчать!

Бенигно так и не осмелился поднять глаза на Исабель.

Начатый вечером разговор между Коррадо и Мерседес возобновился с утра, когда супруги пили кофе. Мерседес была задумчива, тиха, все делала по хозяйству молча. Коррадо наблюдал за ней, не смея обратить на себя внимание. Он знал, что она сама, когда будет готова, заговорит с ним. Так и произошло, за утренним кофе Мерседес нарушила молчание.

– Извини, Коррадо, но я никак не могу избавиться от какого-то страха. – Она вертела в руках пустую кофейную чашку, обдумывая, что сказать дальше. Коррадо молча курил и не торопил жену. – У меня еще не было достаточно времени, чтобы прийти в себя и обдумать все, что узнала. – Прожив рядом с Коррадо многие годы, Мерседес была уверена в том, что знает его даже лучше, чем себя. Но оказалось, что это было далеко не так. Открытие нового Коррадо застало ее врасплох и как бы отдалило их друг от друга. Пока она не могла найти тот выход, который позволил бы им опять сблизиться.

– Я понимаю, Мерседес, что это сложно, но очень тебя прошу, – сигарета обожгла ему пальцы, Коррадо затушил ее и сразу же прикурил новую, – по крайней мере, не утаивай от меня своего страха, говори все, что хочется сказать. Я прошу тебя об этом. Мы сейчас должны быть открыты друг для друга как никогда.

– А если случится так, что когда-нибудь в нашей жизни появится эта женщина? Что тогда?

– Она никогда не появится, – уверенно сказал Коррадо, стараясь этой уверенностью отмести все опасения жены за их будущее.

– Она осталась там одна, беременная, возможно, у нее родился от тебя ребенок. Почему судьба не может снова столкнуть вас?

– Потому что тайну моего местонахождения знал только брат. Вместе с ним умерла и тайна, – Коррадо старался говорить как можно увереннее. – Той женщины больше не существует. И судьба никогда не сведет вновь наши пути. Пожалуйста, Мерседес, поверь мне.

– А как же ее сын или дочь?

– Я даже не знаю, родился ли тогда у нее кто-нибудь. – Коррадо хотел закурить еще одну сигарету, но подумал, что Мерседес может воспринять это как признак его неуверенности и передумал. – Этого ребенка, даже если он и родился, никогда не было в моей жизни и не будет. Мерседес, я же сказал тебе, что все это очень призрачно. Это лишь тень прошлого. И если ты мне поможешь, она исчезнет совсем из моей жизни и никогда не вернется. Этой женщины нет, как и нет ничего такого, что связывало бы меня с ней.

– Мануэла, – вдруг произнесла имя дочери Мерседес.

– При чем здесь наша дочь? – не понял Коррадо.

– А при том, – пояснила Мерседес, – что наша дочь никогда не должна узнать эту историю. Ты мне должен это обещать. Поклянись, что никогда не расскажешь ей то, что рассказал вчера мне. Если ты смог столько лет прятать эту историю от всех, то и впредь она не должна появиться ни в какой форме!

– Конечно, – согласился Коррадо. Он и сам думал, что Мануэле не обязательно знать все это. Кто может предугадать, каким образом на нее это подействует? А Коррадо очень любил дочь и никогда бы не смог сделать ей больно.

– Я принимаю твое прошлое, – сказала Мерседес, – но только с этим условием. Я хочу обеспечить спокойное будущее своей дочери и буду бороться за него всеми средствами. Она никогда не должна узнать об этой истории, ничего о той женщине, даже если память о ней превратилась в бледную тень, готовую исчезнуть. – Мерседес теперь не прятала глаз от мужа. Она смотрела, как он кивал головой, согласный с каждым ее словом. – Я умоляю тебя, Коррадо, я требую, чтобы ты все сделал для этого. Поклянись мне, что Мануэла никогда не узнает об этом!

– Я клянусь тебе! – Коррадо был уверен, что сможет выполнить условие, поставленное женой. От этого зависела их дальнейшая совместная жизнь. А свою жизнь Коррадо без жены и дочери не представлял. – Мануэла и ты – это моя жизнь. Все, что я делаю, я делаю только для вас. В моей жизни нет ничего дороже вас! – Он положил свою руку поверх руки Мерседес, и она не противилась этому. Они сидели за столом и молча смотрели в глаза друг Другу. Это была как бы молчаливая клятва в верности.

Мерседес могла быть спокойна за будущее Мануэлы. Она знала своего мужа и была уверена: если Коррадо что-то обещает, он это обязательно выполнит. Но она все равно будет приглядывать за ним.

Бенигно было крайне неприятно, что Исабель застала его за бутылкой вина. До сих пор об этой его маленькой слабости знала одна Бернарда. Она скрывала от всех это, рассчитывая в нужный момент воздействовать на Бенигно обещанием все рассказать мадам Герреро. А этого старый слуга боялся больше всего. И всегда уступал Бернарде, стоило той лишь намекнуть на его пристрастие.

Когда мадам заболела и Бернарда стала проводить вместе с Исабель все время в клинике, о слабости Бенигно узнала и Чела. И тоже пользовалась ею, наливая стаканчик-другой вина в обмен на последние новости или подробности из жизни хозяев. И вот теперь обо всем узнала Исабель. Бенигно чувствовал, что готов провалиться сквозь землю от стыда, стоя сейчас перед девушкой на кухне.

– Я не такой уж плохой человек, сеньорита Исабель. – Решился наконец поднять глаза на молодую хозяйку Бенигно. – И никогда не был плохим.

Действительно, Бенигно весьма трудно было причислить к плохим людям. За всю свою довольно долгую жизнь он не причинил никому зла. По своей сути он был очень мирным и скромным человеком. Пожалуй, излишняя скромность мешала ему достичь какого-либо успеха в жизни. Придя на службу к мадам Герреро еще достаточно молодым, Бенигно так и остался на всю жизнь водителем. Его вполне устраивали эта спокойная должность, кров над головой и жалованье, которого вполне хватало на то, чтобы быть прилично одетым, и даже иногда посидеть в ресторанчике.

Если Бенигно хоть как-то повезло с постоянным и надежным местом работы, то в личной жизни не повезло вовсе. Еще до того, как он устроился к мадам Герреро, у него была попытка завести семью – увы, она закончилась неудачно. Девушка, которая ему нравилась, предпочла другого человека, у которого все в жизни получалось куда ловчее, чем у Бенигно. Он так переживал по этому поводу, что никогда больше не стремился наладить личную жизнь.

Все свое внимание, заботу Бенигно теперь перенес на доверенный ему автомобиль. Он содержал его в таком идеальном порядке, что машина прослужила столько лет, сколько работал на ней Бенигно. Она и теперь будто новенькая, мотор работал как часы, и она могла дать фору любому другому автомобилю, выпущенному совсем недавно. Бенигно по праву гордился своей машиной.

Все, что касалось семьи Герреро, стало касаться и его самого. Бенигно стал частью этой семьи. У мадам Герреро от него почти не было секретов. А жизнь Исабель вся прошла у него на глазах…

– А я и не говорю этого, – ответила ему Исабель. – Просто я хочу отучить тебя от пьянства, – кивнула она на почти пустую бутылку, стоящую на столе. – Эта дурная привычка может принести тебе однажды очень много неприятностей.

– Спасибо, сеньорита Исабель, я знаю это, – кивнул Бенигно, соглашаясь со сказанным. – Но я думаю, что вы никогда не смотрели на меня, как на плохого человека? – Неожиданно он повел себя уже не так скованно в присутствии Исабель, опустился на стул, с которого вскочил при ее появлении, и заулыбался. Вполне возможно, это было действие вина, которое он успел выпить до ее прихода. – Я ведь мог бы рассказать вам кое-что такое, о чем вы, возможно, и не подозреваете и что заставило бы вас смеяться.

– Нет, Бенигно, не надо мне ничего рассказывать. – Не проявила никакого интереса к его предложению Исабель. Она поняла, на что ей намекает старый слуга. Ей не понравилось это. Можно было подумать, он предлагает не обращать внимания на его пристрастие к вину взамен на молчание.

– А я ведь всегда знал об этом, Исабель, – перестал улыбаться Бенигно. – Я всегда знал всю правду, – повторил он, уже не глядя на нее, кивая после каждого слова, будто в подтверждение сказанного. – Знал о страданиях Бернарды, о ее любви к тебе, о мадам Герреро, знал, как открылись двери этого дома, чтобы в него вошла новая жизнь. – Вино все-таки сделало свое дело. Бенигно расчувствовался, разоткровенничался, его потянуло на воспоминания. – Этой жизнью была Исабель, – он посмотрел на девушку с улыбкой. – Маленькая Исабель, бедная и беззащитная…

– Послушай, Бенигно! – прервала его разгневанная Исабель. – Я, кажется, не просила тебя исповедоваться!

– Как?.. – Ее крик, ее гневные глаза вдруг привели его в растерянность, и Бенигно забормотал уже нечто непонятное и невнятное. Ведь ему казалось, что откровения сближают его с Исабель и что она даже благодарна ему за них. – Я… всегда верный Бенигно… – Глаза его растерянно забегали из стороны в сторону. – Верный Бенигно даже предложил дать этой малютке свою фамилию…

– Замолчи! – Бросилась к нему Исабель. – Ты что, – склонилась она к его лицу, – забыл, кто хозяин в этом доме? Ты забыл свое место в нем? Смотри, Бенигно, – Исабель уже не кричала, а говорила почти шепотом, но от этого у Бенигно забегали мурашки по спине. Такой он еще никогда не видел Исабель. Он даже протрезвел. – Смотри, как бы твое пьянство, – она взяла пустой стакан и поднесла его к глазам Бенигно, – не привело тебя к очень нехорошим последствиям!