Текст книги "Мануэла"

Автор книги: Анжела Де Марко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– Исабель, дочка, я прошу тебя сделать это, – укоризненно посмотрела на нее мадам Герреро.

– Приведи сюда адвоката Пинтоса и как можно скорее, – вдруг продублировала просьбу мадам Герреро Бернарда, которая стояла за спиной Исабель.

– Я скоро вернусь, мама. – Исабель поцеловала мадам Герреро в лоб, бросила гневный взгляд на Бернарду и вышла из палаты. Проходя по коридорам клиники, она как будто не видела тех, кто шел ей навстречу, и люди сами в последний момент вынуждены были уступать ей дорогу, удивленно глядя ей в спину. Но клиника есть клиника. Мало ли что случилось у девушки! Никто не обижался на явно расстроенную Исабель.

– Бернарда, уничтожь свои документы, – продолжила разговор, прерванный Исабель, мадам Герреро. – Я умоляю тебя! Когда-нибудь, если ты оставишь их в целости, они принесут горе нашей девочке.

– Я сделаю это сразу же, не теряя ни минуты. – Бернарда не могла пока понять столь настойчивую просьбу мадам. – Если, конечно, от этого будет зависеть счастье моей дочери. Но я никак не могу понять вашего страха. – Бернарде психологически было очень трудно выполнить просьбу мадам Герреро. Долгих двадцать лет эти документы, бережно хранимые в заветной шкатулке, оставались единственным доказательством ее материнства. Ей было бы проще проститься с собственной жизнью, чем с бумагами из этой шкатулки. Она считала, что, потеряв документы, или уничтожив их, она навсегда лишится возможности доказать свои права на Исабель.

– Бернарда, – торопливо шептала мадам Герреро, – я не одна готовила документы, свидетельствующие о том, что Исабель моя родная дочь. – Она многозначительно смотрела на Бернарду, надеясь, что та догадается о причинах ее столь внезапного страха. – Всем этим занимался доктор Пинтос, – чуть не разрыдалась мадам от отчаяния. – Когда мы закончили оформление документов, прошло совсем немного времени, и он стал намеками угрожать мне, что ему все известно и что он может использовать эти знания в своих целях. Правда, он всегда оговаривался, что использует их только тогда, когда посчитает необходимым. А сейчас, мне кажется, пришло именно то время, когда ему нужен будет рычаг, чтобы воздействовать на нас.

– Но как могло дойти до этого? – Пораженная Бернарда не знала, что сказать. Она давно знала адвоката Пинтоса. И хотя ей не приходилось иметь с ним деловых контактов, человек этот ей не нравился никогда.

«Откуда тебе знать, Бернарда, что за человек адвокат Пинтос? – думала мадам Герреро, видя удивление Бернарды. – У меня еще пока хватало силы воли и возможностей держать его на расстоянии от нашей семьи. Но с тех пор как я заболела и ослабела, что уже не могла, как раньше, вникать во все дела, с тех пор, как ведение дел полностью легло на плечи его адвокатской конторы, Пинтос успел очень навредить. – Мадам глянула на ожидающую объяснений Бернарду. – Пожалуй, если она попадет к нему в руки, когда меня не станет, Пинтос быстро подберет к ней ключик и попытается прибрать к рукам все без остатка».

Мадам Герреро знала от своих знакомых, что в последнее время у Пинтоса возникли кое-какие неприятности материального характера, и он ищет возможность их устранения. Он наверняка попробует разрешить свои трудности за счет Исабель, имея против нее материалы.

– Понимаешь, Бернарда, я подписывала некоторые документы против своей воли, – начала объяснять мадам Герреро, – только из одного страха, что этот человек, владеющий моей тайной, может стать мне врагом и воспользуется тайной в своих интересах. Понимаешь меня, Бернарда? Береги Исабель! – Мадам Герреро плакала без слез, с надеждой глядя на Бернарду. Взгляд ее был умоляющим. – Уничтожь свои документы, чтобы ими не смог никто воспользоваться.

– Успокойтесь, успокойтесь, мадам Герреро, – принялась увещевать Бернарда.

– Уничтожь свои и сохрани те, которые для нее сделала я, – продолжала мадам, – за которые я заплатила своей жизнью! Ты должна использовать их ради Исабель! Ради счастья нашей дочери, Бернарда! Я прошу тебя так, как еще ни разу не просила, я умоляю тебя сделать это, Бернарда!

– А у кого они хранятся, эти документы, что вы сделали для Исабель? – поинтересовалась Бернарда.

– В целях безопасности, – начала шептать мадам Герреро, теряя последние силы, – я хранила их в сейфе. Но, к сожалению, сейф – не препятствие для адвоката Пинтоса. Если ему понадобится, он сумеет достать их оттуда. – Ей все труднее было говорить. – Если вдруг со мной что-нибудь случится, он постарается использовать их против Исабель.

9

Адвокат Пинтос встретил Исабель в своем кабинете чуть ли не с распростертыми объятиями, но как только услышал от нее, что срочно требуется ехать со всеми документами в клинику, мгновенно изменил свое отношение к гостье. Он сразу же стал потеть, как в прошлый раз, когда Исабель требовала от него в срочном порядке деньги для оплаты лечения мадам Герреро. То и дело проводя по лицу сложенным в несколько раз платочком, Пинтос мучительно искал причину, из-за которой можно было бы отложить поездку к мадам Герреро.

– О Господи! – вздыхал он так тяжело, словно его заставляли ехать куда-нибудь в Африку – Я не понимаю этих срочных вызовов! С чего это вдруг твоей матери вздумалось проверять меня? – Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, ослабив узел галстука. – Ведь все документы в полном порядке! – Пинтос состроил такую удивленную мину на лице, какой позавидовал бы любой киноактер. Глаза его готовы были вылезти из орбит. – Исабель, может, ты мне объяснишь, с чего это вдруг такая спешка?

– Я попросила бы вас не говорить мне «ты», – оборвала его разглагольствования Исабель.

– Хорошо-хорошо, – испуганно замахал руками Пинтос, – просто я иногда действительно забываюсь. Извините. – И он в очередной раз вытер лицо.

– Адвокат Пинтос, – обратилась к нему очень официальным тоном Исабель. Это подействовало.

– Слушаю вас. – Он водрузил на взмокший нос очки, и уставился на Исабель, будто охотничий пес, почуявший дичь.

– Моя мать, мадам Герреро, – сообщила Исабель, – некоторое время не сможет, к сожалению, вести дела. Из чего следует, что этим буду заниматься я. Прошу вас впредь обращаться ко мне, как полагается – сеньорита Исабель Герреро.

Пинтос несколько мгновений переваривал то, что услышал от стоящей напротив него девушки, потом вдруг вскочил и лихорадочно стал поправлять галстук, застегивать пуговицу на рубашке, одергивать полы пиджака. Прокашлявшись, он принял самый серьезный вид, склонил голову в поклоне и указал рукой на стоящий рядом с Исабель стул.

– Присаживайтесь, сеньорита Исабель Герреро. – То ли он спохватился всерьез, то ли опять лишь изображал почтительное отношение, определить было трудно. Дождавшись, когда Исабель сядет, он тут же упал на свой стул и утратил официальный вид. – Но вот только я не понимаю, зачем ваша мать, сеньорита Герреро, вызывает меня с такой срочностью в клинику? Наверное, она хочет решить какие-нибудь проблемы, которые я всегда решал сам, в соответствии с ее указаниями? – Он заискивающе смотрел на Исабель, ожидая, что она откроет ему причину столь внезапного вызова.

– Возможно, именно для этого, – кивнула ему Исабель, – но вполне возможно, для чего-то другого. – Ее настойчивый тон, уверенность в себе заставляли относиться к ней с уважением. Пинтос понял, что Исабель не относится к тем молодым сеньоритам, которых можно запросто обвести вокруг пальца. – Было бы неплохо, если бы вы продолжали выполнять свои обязанности согласно указаниям моей матери и моим, и сейчас отправились бы со мной в клинику.

– Конечно-конечно, – заулыбался Пинтос, не собираясь подниматься со стула. – Это вполне возможно.

– Я не совсем уверена в том, что знаю, почему вас хочет видеть моя мама, поэтому и не говорю вам ничего конкретного. Но в другом я совершенно уверена. Это в том, что кое-что в наших отношениях изменится.

Пинтос тяжело вздохнул, озадаченный таким грустным началом их сотрудничества. Он закатил к потолку глаза, всем своим видом показывая Исабель, что слушает ее лишь из вежливости. Но Исабель не обращала на его кривляния никакого внимания, продолжая твердо проводить свою линию.

– Я бы хотела вести дела сама, – уведомила она. – Как вы на это смотрите, адвокат Пинтос?

– Да-да, конечно, это отличная идея, и я всегда к вашим услугам, сеньорита Исабель Герреро, – заторопился Пинтос, стараясь взять тот же деловой тон, какой избрала Исабель. Он был весь внимание, он готов был броситься сейчас же выполнять любое ее поручение, он глядел на нее преданными глазами сквозь толстые стекла очков. Пинтос был очень хитрым человеком и лишь прикидывался простаком. Нередко ему удавалось поймать на эту наживку солидную рыбешку, богатенького клиента, которому услуги Пинтоса скоро влетали в очень солидную сумму.

– Сейчас я еду домой, – сообщила адвокату Исабель, – а позже, когда вы мне понадобитесь, я вам перезвоню. Договорились, сеньор Пинтос?

– Договорились, – кивнул адвокат.

Исабель поднялась и направилась к выходу. Пинтос вскочил со стула, чуть не опрокинув его, и бросился к двери, намереваясь успеть к ней раньше, чем Исабель. Девушка специально замедлила шаг, чтобы дать ему возможность это сделать. Пинтос, открыв дверь, склонился в полупоклоне. Она вышла, не сказав ему больше ни слова и даже не поблагодарив, восприняв его рвение как должное.

Оставшись один, Пинтос тотчас же сорвал с себя галстук и зашвырнул его куда-то в сторону; на спинку стула полетел пиджак, пуговица на рубашке уже была расстегнута. Постояв у двери, словно не веря, что Исабель ушла и больше не вернется, Пинтос подошел к столу и выпил подряд два стакана минеральной воды. Ему стало немного легче. Лишь после этого он устроился поудобнее на диване и стал обдумывать ситуацию, сложившуюся в семье Герреро, и то, как ему следует себя вести, пока еще жива мадам. В том, что ей осталось жить немного, он почти не сомневался. А вот как ему обработать Исабель, чтобы не было проблем в будущем? Может быть, пришло время прибрать к рукам некоторые документы и воздействовать на малышку мягким шантажом, как у него это получалось с мадам Герреро? Он пока не знал, как ему быть, потому что Исабель производила впечатление достойного противника. С ней будет нелегко, понял он…

Фернандо сидел в своем офисе на одном из последних этажей высотного здания. Из широкого окна открывалась великолепная панорама города. Иногда Фернандо проводил целые часы, изучая город сверху.

Но сегодня ему было не до любования городом. Радоваться не было причин.

– Марсия, зайдите ко мне, – приказал он по селектору. Ожидая секретаршу, он подошел к окну и прикрыл жалюзи. Так было лучше.

– Вы меня вызывали? – спросила Марсия, входя в кабинет. Она держала наготове блокнот и ручку.

Сотрудники фирмы были очень квалифицированные работники. Фернандо тщательно подбирал себе штат, не доверяя рекомендациям, предпочитал давать оценку сотруднику в процессе работы. Если кто-то не подходил ему, они расставались. Если же кандидат на место удовлетворял его, Фернандо старался создать все условия, чтобы тот использовал максимум своих способностей. Марсия относилась к тем, кто полностью устраивал его.

– Да, – кивнул Фернандо, с одобрением бросив взгляд на раскрытый блокнот. – Найдите мне, пожалуйста, номер телефона… – Он замолчал.

– Чей номер, сеньор Салинос? – переспросила Марсия, приготовившись записывать.

– Найдите номер телефона семьи Герреро, дозвонитесь до них, спросите сеньориту Исабель Герреро и, если она дома и подойдет к телефону, соедините меня с ней.

– А если сеньориты Исабель Герреро не окажется дома? – спросила на всякий случай Марсия. – Что делать тогда? Мне передать, чтобы она перезвонила вам, как только появится, или нет?

– А если ее не будет дома… – Задумался Фернандо. Он как-то не принял в расчет этот вариант. – Вы тогда не говорите, что звонил я, хотя… – Фернандо вновь задумался. – Хотя можете сказать… нет, ничего не надо говорить! – Он как-то растерялся от этого вопроса секретарши. А действительно, говорить или нет, что это звонил он? Но Марсии он так и не сказал определенно, как ей ответить, предоставив девушке самой решить этот вопрос. – Надеюсь, Марсия, вам все ясно?

– Более или менее, – кивнула Марсия и тут же состроила гримаску непонимания, как только заметила, что он не смотрит на нее.

– Так чего же вы ждете? – спросил он. – Идите и звоните.

– Слушаюсь, сеньор. – Марсия направилась к двери, удивляясь про себя, что это случилось сегодня с шефом. Никогда она не видела его таким рассеянным. Обычно Фернандо отличался крепкой деловой хваткой и завидной рассудительностью.

– Марсия! – остановил ее у самой двери Фернандо. – Нет, я передумал, не надо никому звонить. Я сам это потом сделаю, – пояснил он, заметив недоумевающий взгляд секретарши. – Лучше позвоните Амалии Мариес, а если ее нет, то Марте. А если нет и Марты, то позвоните в агентство… Ну, или еще куда-нибудь! Понятно? – Фернандо понимал, что в глазах Марсии он сейчас выглядит человеком с явными психическими отклонениями. И от этой мысли еще больше нервничал.

– Да, сеньор. – Марсия решила ничему не удивляться. «Хозяин влюбился, – решила она, выходя из кабинета. – И совершенно ясно, что ему не отвечают взаимностью». И еще Марсия подумала, что она бы на месте той девушки была рада вниманию такого завидного кавалера, как ее шеф Фернандо Салинос.

А Фернандо уже жалел, что отменил звонок Исабель и ругал себя за непоследовательность. Действительно, его поступки не были достойны настоящего мужчины. Раз решил позвонить, значит, надо звонить. Но вызывать Марсию обратно в кабинет не стал. Это было бы совсем глупо.

Мерседес разговаривала по телефону со своей лучшей подругой. Они созванивались редко, предпочитая ходить друг к другу в гости. У подруги был сын, немного старше Мануэлы, и Мерседес ничего не имела против того, чтобы их детская дружба переросла со временем в нечто более прочное.

Их телефонный разговор касался того, чтобы встретиться в следующее воскресенье в церкви, а после службы пойти с детьми в поход по магазинам. И Мануэла, и сын подруги росли не по дням, а по часам, им периодически надо было покупать одежду большего размера.

– Нет-нет, пусть будет так, как мы уже с тобой договорились, – отвечала Мерседес, наблюдая за дверью в комнату. В окно она заметила, что вернулись с пастбища Мануэла и Коррадо.

Мерседес не очень приветствовала стремление Коррадо воспитывать дочь так, словно на ее месте был мальчик. Мануэла с младенческого возраста уже знала, как выглядит настоящая лошадь. Коррадо часто брал дочь кататься верхом, пристраивая ее перед собой. А как только Мануэла чуть-чуть подросла, он научил ее держаться в седле и теперь все свободное время она проводила возле загона с лошадьми. У нее были среди тех свои любимчики и, похоже, животные прекрасно понимали маленькую девочку. Она ни разу не упала с лошади. Порой Мерседес думала, глядя на дочь, что та ни в чем не уступит мальчишке, а многих и превзойдет в шалостях.

– Мануэла! – Бросила трубку испуганная Мерседес, увидев слегка прихрамывающую дочь в проеме дверей. На коленке у девочки ярким пятном алела ссадина. – Что с тобой случилось? – Она бросилась к дочери и встала на колени, чтобы лучше видеть ее лицо. – Что у тебя с ногой? – Но, как заметила Мерседес, Мануэла и не думала плакать или жаловаться, что упала с лошади.

– Ничего не случилось, мама! – весело ответила Мануэла, освобождаясь из объятий матери. Благодаря воспитанию Коррадо, Мануэла не очень любила поцелуи, объятия и прочие нежности.

Но Мерседес вновь прижала ее к себе и сердитым взглядом встретила вошедшего в комнату Коррадо. Посадив дочь в кресло, она внимательно изучила ссадину. Конечно же, ничего страшного не случилось, но все равно Мерседес разозлилась на Коррадо. Девочка должна воспитываться как девочка, должна играть в куклы, а не ездить верхом.

– Ничего с моей ногой не случилось, мама, не пугай меня, пожалуйста! – Мануэла высвободилась-таки из материнских объятий и теперь весело болтала ногами, сидя в глубоком кресле и демонстрируя, что ничего особенного не произошло. Она обратила внимание на быстрый сердитый взгляд матери в сторону отца, который стоял в глубине комнаты с виноватым видом.

– Да-да, я вижу, что с тобой все в порядке, – успокоилась Мерседес и ласково потрепала дочь за пухленькую щечку. – Но я всегда так боюсь за тебя.

– Пока ты и папа со мной рядом, что может произойти страшного! – засмеялась Мануэла, глядя то на отца, то на мать и приглашая их присоединиться к ее смеху. – Если я не боюсь, то и тебе нечего бояться, мама!

– Конечно-конечно, доченька, ты права у меня, как всегда! – Мерседес вновь заключила Мануэлу в объятия и крепко прижала ее к груди. На этот раз дочь не сопротивлялась, обняв мать за шею. – Ничего-ничего не может случиться, пока я с тобой! – она смотрела поверх головы Мануэлы на Коррадо, намеренно подчеркнув, что дочь принадлежит только ей. Она дала понять ему, что не простила пока той истории, какую узнала от него лишь после стольких лет совместной жизни! И теперь Мануэла и Мерседес как бы выступали в качестве залога: прошлое не должно вторгаться в их жизнь, иначе Коррадо может потерять и жену, и дочь.

Коррадо прекрасно понял намек жены. Он был согласен с ее условиями. Прошлое касалось только его и никоим образом не должно было коснуться ни дочери, ни жены. Хотя Коррадо теперь был уверен, что эта история незримой преградой ляжет между ним и женой навсегда. Та искренность, которая существовала между ними все годы совместной жизни, уже не вернется.

Он сам себе усложнил жизнь, решив исповедаться сначала святому отцу, а потом, по настоянию последнего, и жене. Но иначе поступить он не мог. Эта исповедь помогла освободиться его душе от тяжкого груза, позволила принять решение перевезти детей умершего брата сюда. За все в этой жизни надо платить. Вот сейчас он и расплачивался.

* * *

События последних дней сблизили мадам Герреро и Бернарду как никогда. Если раньше их и связывала общая тайна, то не крепко – не так, как сейчас связала общая цель, – сделать Исабель счастливой.

Интуиция подсказывала мадам Герреро, что надо торопиться, что жить ей осталось не так много. Видимое улучшение ее состояния не могло обмануть ее и вселить надежду на выздоровление. Наверное, действительно, человек предчувствует свою кончину…

Мысль о том, что после ее смерти у Исабель могут возникнуть проблемы из-за неясности происхождения, очень беспокоила мадам. Она поэтому и умоляла Бернарду уничтожить те документы, которые удостоверяли, что Исабель является дочерью Бернарды. Наличие двух разных документов, имеющих одинаковую силу, было недопустимо. Могло получиться так, что Исабель не признают ни Герреро, ни дочерью Бернарды. Это обстоятельство способно было превратить ее жизнь в ад. Любой чиновник мог бы вить из нее веревки. А уж такой ловкий проходимец, как адвокат Пинтос, – тем более.

Мадам Герреро весьма сожалела, что раскусила адвоката слишком поздно, когда их уже накрепко связывала тайна поддельных документов Исабель. Она уже не могла отказаться от его услуг, и мало того – попала под пресс шантажа.

Если Бернарда уничтожит свои документы, Исабель навсегда останется Герреро и никто не сможет доказать иное. Даже Пинтос, потому что без документов сделать это он будет бессилен. Когда Бернарда после долгих разъяснений осознала необходимость уничтожения этих бумаг, мадам Герреро облегченно вздохнула и мысленно поблагодарила Бога. Она чувствовала, что теряет последние силы и спешила распорядиться.

– Я доверяю тебе, Бернарда, – шептала она лихорадочно. – Уничтожь документы, которые находятся в твоих руках. Потому что, если кто-нибудь когда-нибудь, пусть совершенно случайно, их найдет, Исабель будет в большой опасности. – Ее речь иногда становилась бессвязной и Бернарда понимала: на ее глазах мадам расстается с жизнью. – Возьми те, что сделала для нее я, и береги их как зеницу ока, умоляю тебя, Бернарда. – Ей было все труднее говорить. Она задыхалась, хватала воздух широко открытым ртом. – Ради Исабель, ради ее будущего ты должна будешь это сделать!

– Я позову врача, мадам Герреро! – в испуге воскликнула Бернарда и хотела броситься к двери, но неожиданно рука мадам поймала ее руку и крепко сжала, не давая женщине отойти от кровати.

– Нет-нет, не отталкивай мою руку, Бернарда, – шептала почти в бреду мадам Герреро. – Я хочу этим крепким пожатием передать тебе все мое чувство к Исабель.

Бернарда с ужасом почувствовала, как пальцы мадам Герреро все крепче сжимают ее руку. Что-то сверхъестественное было в происходящем. И Бернарда чуть не закричала, глядя в глаза мадам.

– Я хочу передать тебе все свои силы, – продолжала шептать торопливо мадам Герреро, боясь не успеть сказать все, что ей хотелось, – чтобы ты стала крепче… – Она замолчала, потому что силы покинули ее.

– Мадам! – шептала Бернарда, рыдая. Она видела, как сильно любила мадам Герреро Исабель. Не всякая мать любит так свое дитя. – Пожалуйста, прошу вас, успокойтесь, вам нельзя так волноваться, – причитала она, глядя на то, с каким трудом удается сделать очередной вздох мадам Герреро.

– У меня не остается для этого времени, Бернарда, – вновь заговорила она едва слышно, – я это знаю совершенно точно. Я медленно умираю, Бернарда!

– Не говорите так! – Бернарда поправила ей подушку, чтобы мадам было легче дышать. – Я позову сейчас врача!

– Не надо, Бернарда, не ходи никуда, а то я не успею сказать тебе все, – остановила ее мадам Герреро. – Слушай, послушай меня, береги ее, береги нашу дочь. Ты остаешься с ней одна, Бернарда. – И тоска, и зависть прозвучали в голосе мадам Герреро; сердце Бернарды словно кто-то сжал железными пальцами, так ей стало жаль умирающую мадам Герреро. – Возьми мои силы, собери твою и мою любовь к Исабель и береги дочь. – Их руки поверх одеяла переплелись, будто действительно мадам передавала свои силы и любовь Бернарде. – Береги ее, заклинаю тебя, Бернарда, береги! – Что-то захрипело у нее в груди, она вскрикнула: – Исабель! – И голова ее откинулась в сторону.

– Мадам! – прошептала в ужасе Бернарда, понимая, что это последние мгновения жизни сеньоры Герреро.

– Исабель! – прошептала едва слышно мадам имя любимой дочери, которую она воспитала, но не родила. Это было последнее ее слово, произнесенное в грешном и жестоком мире. Мадам Герреро умерла. Пальцы ее ослабели и выпустили руку Бернарды.

– Господи! – рыдала Бернарда, глядя в мертвое лицо мадам Герреро. Она выпрямилась и перекрестилась. – Я клянусь, – дрожащим голосом произнесла она, – перед Богом и вами, что сделаю все для счастья нашей дочери. – Постояв еще несколько минут у кровати, Бернарда медленно вышла из палаты, чтобы сообщить персоналу клиники о смерти мадам Герреро. На пороге, прежде чем закрыть дверь, она еще раз посмотрела на неподвижное тело мадам и твердо прошептала: – Это наша дочь, Исабель Герреро!

На экране осциллографа светилась неподвижная прямая линия.

Бернарда, потрясенная смертью мадам Герреро, медленно шла по коридору клиники, сама не сознавая, куда идет. Она раньше не могла и предположить, что смерть хозяйки станет для нее такой потерей. Что-то очень значительное вдруг ушло из ее жизни. А ведь действительно – значительное. Она прожила рядом с мадам Герреро целых двадцать лет. Они виделись десятки раз каждый день, она знала до мельчайших подробностей все привычки мадам, ее слабости. Последние годы, когда здоровье мадам Герреро значительно ухудшилось, Бернарде приходилось проводить в ее комнате дни и ночи, выполнять роль сиделки, медсестры, няни.

Коридор клиники в этот час был пуст, посетители ушли, поэтому никто не мог видеть выражения лица Бернарды. На нем отразилась такая печаль, что ни один человек не смог бы пройти мимо, не обратив на это внимания и не предложив своей помощи. Коридор был так длинен, что, пока Бернарда шла по нему, ей удалось вспомнить все двадцать лет, проведенные рядом с мадам Герреро.

Бернарде несказанно повезло тогда, в ту ночь, темную, холодную и дождливую, когда она случайно набрела на дом, принадлежащий мадам Герреро, и уснула у его дверей. Ей не пришлось потом испытывать те унижения, которые преследуют всякого эмигранта, оказавшегося на далекой чужбине без денег, друзей и покровителей. Мадам Герреро приютила ее.

Она взяла ее в дом, тогда юную, но уже познавшую жизнь с не самой лучшей стороны, дала ей возможность спокойно родить Исабель и предложила ту сделку, когда дочь Бернарды считалась бы дочерью мадам и могла пользоваться всеми благами наравне с детьми богатых сеньоров. Если бы не это, кем бы сейчас была Исабель, да и выжила ль бы она, будь ее мать нищей, единственным местом приюта для которой оставалась церковь?

Может быть, в течение этих двадцати лет и копилось в душе Бернарды раздражение против мадам, рожденное ревностью. Ведь та не имела права вести себя с Исабель как мать. Но сейчас Бернарда была даже рада тому, что Исабель останется Герреро. С этой фамилией ей открыт весь мир. А будь она дочерью экономки – выше служанки в богатом доме ей не подняться.

Сейчас, когда мадам Герреро не стало, Бернарда не чувствовала по отношению к ней никакой обиды. А вот ощущение потерянности, зыбкости окружающего у нее возникло. Ведь раньше все проблемы решала мадам. Характер у нее был почти мужской, она могла заставить относиться к ней уважительно любого человека. Это была ее заслуга, что Исабель училась в лучших колледжах Америки и стала современной образованной девушкой…

Бернарда вздрогнула от неожиданности, когда ее остановил голос той самой медсестры, в ведении которой была палата мадам Герреро. Бернарда даже не заметила, как та подошла к ней, и не сразу поняла, что медсестра говорит. Бернарда даже не сразу сообразила, что должна сообщить ей о смерти мадам. А когда захотела сказать, почувствовала, что не может выговорить эти роковые слова. Но по выражению ее лица медсестра заподозрила неладное.

– Сеньора Бернарда, что с вами? Что случилось? Вам что-то нужно?

– Передайте врачу, доктору Вергара, – с трудом выдавила из себя Бернарда, – что его пациентка, мадам Герреро, только что скончалась.

Медсестра не произнесла ни звука, зажав себе рот рукой от неожиданности. Ведь последнее время в состоянии мадам Герреро наметилось улучшение. Никто не ожидал такого исхода, и тем более доктор Вергара. Он был так доволен курсом комплексного лечения. Это будет для него тяжелым ударом. Тем более, что мадам он лечил многие годы, был ее личным врачом. Медсестра оставила Бернарду одну в пустынном коридоре и поспешила сообщить доктору о случившемся.

А Бернарда продолжила свой путь по бесконечному коридору клиники. Она сейчас думала о последнем наставлении мадам Герреро. По сути это было ее завещание. Мадам хотела уберечь Исабель от всех опасностей жизни, она завещала Исабель ей, Бернарде, и Бернарда поклялась сделать все, чтобы их общая дочь стала счастливой. А сможет ли она выполнить наказ мадам? Ведь она в этой жизни без мадам Герреро никто, просто экономка, которую слушается одна Чела. Даже с Бенигно они не всегда понимают друг друга. А ведь Бенигно в курсе всех событий, он прошел рядом с мадам Герреро тот же отрезок пути, что и Бернарда. Даже больше.

В доме пока еще никому не было известно о смерти хозяйки. Исабель была наверху, в своей комнате, она еще только собиралась поехать в клинику и заменить Бернарду. Чела занималась уборкой. Ей нравилось это дело, потому что во время уборки ей казалось, что она хозяйка всего огромного дома.

Она с деловым видом, повязав передник, взяв в руки метелку и влажную тряпку, ходила из комнаты в комнату. Вообще-то основной уборкой занималась приходящая прислуга, а на долю Челы оставалось лишь обнаружить слишком явные огрехи этой уборки и устранить их. Когда в доме никого не было, Чела громко распевала песни, порой покрикивала на невидимых слуг, изображая важную сеньору, или вертелась возле огромного зеркала в комнате Исабель, внимательно рассматривая себя с разных сторон и находя свою внешность совсем даже недурной. Во всяком случае ей хотелось верить, что очень скоро найдется симпатичный молодой человек, который предложит ей свои руку, сердце и состояние.

– И откуда эта привычка бросать свои вещи где попало! – воскликнула она, увидев на журнальном столике возле камина ключи от машины, забытые Бенигно. Чела относилась к старому слуге покровительственно, потакая его маленьким слабостям, таким, как стаканчик вина. Взяв ключи, она опустила их в карман передника и начала сметать пыль метелкой. Забыв о том, что в доме она не одна, Чела начала пританцовывать и напевать. Сама того не ведая, Чела блистательно исполняла роль Золушки, правда, одета была куда опрятнее, чем героиня сказки. – А вот еще! – Обнаружила она в пепельнице пуговицу. – Пепельница не место для пуговиц! – Она отправила пуговицу туда же, куда спрятала только что ключи. – По крайней мере, в доме Герреро должен быть идеальный порядок! И я наведу его здесь, чего бы это мне ни стоило. – Чела не заметила, как в комнату, где она убирала, вошел Бенигно.

– Чела, ты не видела ключи от машины? – спросил он ее, испугав внезапным появлением. Испуг Челы его позабавил. Бенигно был небрит. Густая щетина свинцового цвета покрывала его подбородок и щеки.

– Это ваша работа, сеньор Бенигно? – Решила отыграться на нем за испуг Чела, демонстрируя пуговицу. – Конечно ваша! Вон на пиджаке я не вижу самой нижней! Это вы ее оставили в пепельнице?

– Пуговицу? – Изобразил крайнее удивление Бенигно, хотя сам прекрасно знал, что пуговица его. Зазвонил телефон. Бенигно направился к аппарату. – О пуговицах мы с тобой поговорим потом, отдельно, – бросил он. Сняв трубку, Бенигно сообщил, что дом Герреро «на проводе». – Да, – кивнул он важно. – Вы можете сказать все мне. Никого из хозяев дома нет… Кто я? Я дворецкий, – вспомнил он свою запасную должность. – Звонят из клиники, – прошептал он Челе, которая делала ему знаки, которые означали просьбу держать ее в курсе разговора. Внезапно выражение его лица начало меняться.

– Что случилось? – шепотом спросила напуганная его видом Чела.

Бенигно дрожащим голосом переспросил в трубку:

– Что? Мадам Герреро?.. Да, сеньор, да… – Бенигно дряхлел от услышанной новости на глазах. Еще крепкий физически он за пару минут сгорбился, обмяк, потух. – Да, я сообщу об этом ее дочери сейчас же. Спасибо, что позвонили, сеньор, – поблагодарил он и дрожащей рукой бережно положил трубку на рычажки аппарата.

– Мадам? – прошептала Чела, уже догадавшаяся обо всем. Глаза ее наполнились слезами. Хоть Чела и недавно работала в доме мадам Герреро, она успела узнать хозяйку и проникнуться к ней уважением.