Текст книги "Геракл"

Автор книги: Антонио Дионис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

ТРЕТИЙ ПОДВИГ
Геракл и Керинейская лань

Уже с самого утра день обещал жару и зной. Притихшие под синевой горные утесы, поросшие редким лесом, прогрелись солнцем.

Хеммис и Фермуфид направились в горы с самого рассвета. Подростки торопились успеть за хворостом до жары, но уже нагретый камень прожаривал пятки. Спасала дубленая кожа. Мальчишки целыми днями гоняли по селению, поднимая дорожную пыль.

Хеммис! – жалобно позвал младшего брата старший.

Несмотря на разницу в годах, сила и ловкость, по велению богов, достались меньшому. Хеммис, напевая, цепко карабкался по кручам. Фермуфид поотстал, заглядевшись на пять хорошеньких пятнистых яичек в гнезде. Всякий раз, как братья выбирались в горы на эту тропу, подросток раздвигал густую зелень, проверяя, не вылупились ли птенцы. Узнай Хеммис о тайне брата, на спор, он подавил бы яички в кулаках, а сплетенное из веточек и хворостинок гнездышко пустил по ветру.

Ну,– остановился на узком горном карнизе Хеммис,– долго тебя дожидаться? Вечно ты тащишься черепахой!-возмутился мальчик, поглядывая на небо.

Нечего было и думать вернуться с этим рохлей до полудня. Горы курились прозрачной дымкой на солнце. Словно туго натянутое полотнище, без облачка, без единой морщинки, синело небо.

Ни шелохнется лист, не пискнет пичуга. Мальчики, достигнув рощицы на пологом горном склоне, разбрелись, перекликаясь.

Еще некоторое время Фермуфид слышал голос брата, а затем углубился в заросли. Трава в половину человеческого роста, достигала мальчику до груди. Желтые цветы, окруженные золотым сиянием пчел, заманчиво звали растянуться и подремать среди ароматов лета. Фермуфид зевнул, преодолевая соблазн: впереди, переплетаясь тонкими стволами, виднелся засохший куст. Подросток усмехнулся: то-то удивиться брат, когда Фермуфид притащит кучу хвороста!

Лань, чье убежище нечаянно рассмотрел юный собиратель хвороста, подняла голову, чутко поводя ушами. Ее прекрасные глаза следили за приближающимся человеком. Опыт подсказывал, что надо лежать, не двигаясь. Но все перепуганное естество животного протестовало. Лань вскочила на ноги: шаги человека уже были зримы.

Подросток беззаботно напевал, сбивая палкой по дороге венчики цветов.

Лань прыгнула, высоко взметнув стройные ноги.

Фермуфид, когда прямо перед ним на тропе выросло прекрасное животное, растерялся. Некоторое время человек и лань глядели друг на друга.

«Не обидишь? Не убьешь?» – спрашивали темно-лиловые блестящие глаза, опушенные загнутыми вверх ресницами. Рыжая шерстка, темная по спине и светлеющая до цвета топленого молока к брюху, ровно блестела. Крутые бока самки чуть заметно поднимались.

Красавица!– проговорил подросток, протягивая к животному руку.

От звука голоса и человеческого жеста лань встрепенулась, широко раздувая ноздри. И бросилась вскачь, уходя по крутым склонам.

Куда же ты?-окликнул Фермуфид, видя, как все выше и выше поднимается лань. Ловкое тело грациозно изгибалось. Когда под ногами оказывалась глубокая расселина или трещина, лань, подобрав передние ноги, прыгала. Тельце животного с гордо откинутой головой, украшенной двумя стройными рожками, на мгновение оказывалось в воздухе, словно летела над пропастью бескрылая птица. Когда лань превратилась в маленькую далекую точку, а силуэт сделался размытым и неотчетливым, подросток огорченно вздохнул. И, позабыв про хворост, заспешил к брату с невиданной вестью.

Где тебя носит? -гневно накинулся Хеммис. Рядом с ним возвышалася ладная вязанка хвороста.

Я видел лань с золотыми рогами! – выдохнул запыхавшийся от быстрого бега Фермуфид.

А бога Зевса в золотой колеснице ты не видел? – съехидничал брат.– Лодырь! Лучше помоги увязать хворост.

Фермуфид обиженно засопел, придавливая коленом вязанку. Вдвоем они стянули хворост-сухостой веревкой, и Хеммис взвалил вязанку на плечи, предупредив:

Я несу половину пути, а половину – ты!

Фермуфид не стал спорить, хотя горы к самой долине делали резкий крен, и тропа становилась труднее.

Он раздумывал о прекрасном животном, которое ему посчастливилось увидеть.

Ну, так что там о лани? -спросил, освободившись от ноши, Хеммис.

Несмотря на все недостатки нытика-брата, Фермуфид всегда говорил правду. Вначале подросток, волоча на себе тяжелую вязанку, хотел промолчать, но долго сердиться было не в его характере.

Понимаешь, я иду! И тут она! А рога-то, рога сверкают! И смотрит на меня, как человек!-возбужденно рассказывал Фермуфид, жестикулируя свободной рукой. Но выразить охвативший мальчика восторг от встречи с таким чудом одной руки было маловато. Плохо затянутый узел развязывался, и хворост, треща и подскакивая, посыпался вниз, устилая горный склон.

Тартар тебя побери! – разозлился Хеммис.– Вот видишь, что ты наделал со своей проклятой коровой!

Фермуфид виновато пополз вниз, подбирая хворостины: он и в самом деле же видел лань с золотыми рогами!

С тех пор лесорубы и дровосеки не раз встречали удивительное животное, поселившееся на склонах Аркадийских гор. Не раз и не два смельчаки отправлялись в далекий путь, похваляясь, что каждый из них поймает и приведет чудо-лань, связав золотые рога крепкой веревкой. Но лишь счастливцам удавалось подойти так близко, что можно было мечтать о победе. Лань с удивительной изворотливостью обманывала охотников, обходила ловушки и капканы, надсмехаясь над неудачниками и сверкая рогами с далекой вершины.

Слух о чудесной лани все ширящимися волнами раскатился далеко по селениям и городам. Достиг слух с разносчиками, торговцами и уличными певцами и ушей царя Эврисфея.

Тут же глазки, заплывшие жиром, стали еще меньше: царь уже видел способ посрамить выскочку Геракла.

Герой, услыхав, что его призывают во дворец, отложил камень, которым точил свой кинжал.

Опять неймется великому царю!-хмыкнул Геракл, подмигнув приятелю Иолаю.– Что-то, друг мой Иолай, засиделись мы среди аркадских садов и ласк добродушных дев!

Геракл оказался прав в своем предчувствии. Повелел хитрый Эврисфей Гераклу поймать и живой привести в Микены неуловимую лань, след которой не удавалось взять ни одному охотнику.

На следующий же день, взяв с собой Иолая, Геракл выправился в путь, достигнув гор на закате.

Дикими скакунами мчали их кони, мысль об азарте их подгоняла. Не иначе, как боги сопутствовали охотникам.

Спешились, когда солнце поникло за густые кроны деревьев. Именно в этом мрачном лесу в последний раз люди видели чудо-лань. Лес, сумрачный и тревожный, глухо шумел, предупреждая путника о грядущих опасностях. Колючие кусты цеплялись за одежды, словно скрюченные руки демонов стремились преградить охотникам путь.

Геракл хотел тут же отправиться на розыски, пробуя на разрыв веревки. Ни одна не казалась достаточно прочной: лишь вчетверть силы тянул Геракл, веревка лопалась гнилой соломой.

Да пусть!-не выдержал Геракл.– Поймаю – на спине унесу!

Иолай воспротивился:

Как ты ночью в лесу думаешь отыскать чудесную лань?

А луна на что? -сердито отвечал Геракл: ему не терпелось.

Иолай только презрительно хмыкнул.

Стали лагерем, выбрав пристанищем залитую лунным светом полянку. Отпущенные лошади мирно пережевывали траву, вкусно шлепая мягкими губами.

Иолай на угольях жарил кусочки мяса, нанизав баранину на гибкий прут. Жир, падая на горячие уголья, шипел, распространяя аппетитные запахи и будоража желудок.

Геракл, примирившись с ожиданием до утра, присел у костра, задумчиво обхватив руками голые колени. Назойливо у самого лица звенели комары, которых не пугал даже дым костра. Геракл суковатой палкой поворошил поленья. Багровые сполохи стали ярче.

Вдруг одна из лошадей, стрижа ушами, коротко заржала.

Волки? – приподнял брови Иолай.

Геракл, дурачась, взвыл, подражая предводителю волчьей стаи.

И тотчас темный лес принес ответ. Выла, верно, волчица, тоскуя о друге. Иолай поежился, подбрасывая в костер сушняк. Пламя взметнулось, ровным кругом разгоняя тьму.

Геракл поднял с травы накидку.

Пойду посмотрю! – кивнул другу герой, набрасывая ее на плечо.

Выйдя из леса, Геракл повторил призыв самца и почти тотчас услышал, как зовет волчица. Геракл оглядел окрестные холмы. В сиянии лунного света серебрились уступы. На черном фоне четко выделялась, словно вылепленная из бронзы, фигура зверя с запрокинутой мордой. Хриплый тоскующий вой вырывался из глотки волчицы. Геракл тихо отступил, опуская палицу.

Ему тоже было ведомо это дикое желание выть, испытывая гнев и тоску. Единственное, что сопутствовало герою со дня его рождения – это бремя избранности, когда друзья сторонятся тебя, испытывая неловкость за свою слабость рядом с героем. Подруги ветрены и неверны, любя не столько самого Геракла, сколько милостивый взор небес, что не оставляли Геракла со дня его рождения. И Геракл, гордость и слава греческого народа, шел по жизни в одиночестве, словно путник, чей дом разрушен ураганом, а впереди череда бесконечных дней и ночей в поисках несуществующего приюта.

Ну,– встретил вопросом Иолай.

Не нашел,– отвел Геракл глаза, усаживаясь к костру и принимаясь за жареное мясо.

Но утром Геракл уже стыдился за минутную слабость. Охотничий азарт подхватил Геракла с кучи веток, служивших ему ложем.

Вставай, за соня! – дернул герой приятеля за ногу.

«Нет места жалости в сердце,– размышлял Геракл,– я должен забыть свою человеческую суть и стать гончим псом. Лишь смелым и безжалостным принадлежит мир – тут нет места мечтателям и фантазерам. Вчера я пожалел волчицу – смилостивилась ли бы она, попадись я ей на пути, слабый и беспомощный?»

А ноги сами несли героя в чащу. Крепкие ноги попирали колючие кусты, руки разрывали непроходимые заросли там, где не справлялись нож или меч.

Охотники углубились в лес. Ни зверя, ни птицы в мрачной чащобе. Лишь седыми космами колышутся мхи на обомшелых вековых деревьях. Мысли о веселых долинах с журчащими водяными потоками, оставленными за спиной, еще более угнетали душу. Там – дыхание жизни трепетало в каждой былинке, в солнечном блике, почудившемся сквозь сень листвы. В чаще же лишь корявые пни, выпирающие из песка узловатыми корнями, да редкий зеленый оттенок травы говорили, что на свете существует еще что-то, кроме все плотнее смыкающихся серых крон и стеной встававших перед охотниками стволов.

Проходил день за днем. Из охотников Геракл и Иолай превратились в простых лесорубов. Весь день они врубались в чащу, подсекая вековые стволы, обрубая ветви, оттаскивая поваленные деревья с тропы. Но проходила ночь – и бессмысленны оказывались старания: на месте срубленных вставали стволы еще толще, деревья еще выше.

Иолай в отчаянии вскричал.

Труды наши напрасны! Поиски бесплодны! Много недель мы провели в пустых усилиях! Мы даже ни разу не напали на след чудо-лани, хоть рысью взбирались на холмы и спускались в ущелья! Поддались глупым людским выдумкам о необыкновенном звере, но мало ли неправды в фантазиях людей?!

Тогда я пойду один! -сумрачно отвечал Геракл, не собираясь отступаться от цели.

И тут они увидели сквозь чащу темный силуэт, сверкнувший золотыми рогами. Боги наградили упорство героя. Геракл бросился по следу лани, которая уходила красивыми прыжками. Но Зевс прокладывал сыну дорогу, раздвигая вековые заросли и расстилая мягким пологом колючий терновник.

На мгновение, перед горной трещиной, лань остановилась. Геракл и Иолай воочию смогли убедиться, что все рассказы, слышанные ими о чудесном животном, не смогли отразить правды. Необычайно грациозное тельце, увенчанное ветвистыми рожками, ловкая головка с печальными насмешливыми глазами – герои стояли, зачарованные, но только мгновение. Потом с рысиной быстротой стали карабкаться следом, преодолевая уступ за уступом.

Словно неведомая сила придавала охотникам скорости и мужества. Геракл, как всегда бывает на охоте, ощущал странный жар и трепет, устремляясь по следу. Лани не было видно, но следы ее хорошеньких копыт вели в примятой траве все выше и выше. Густой лес сменился редким кустарником. Потом голый склон без единого намека растительности. Герои ступили на запорошенную снегом террасу. Вдалеке мелькнул коричневый силуэт животного. Теперь Геракл и Иолай продирались по колени в снегу, а снежный покров становился все глубже. Но охотники, охваченные близостью цели, словно не замечали, как все более дикой и пустынной выглядит местность. Они пробивались сквозь снежную мглу, застившую глаза и ледяной крупой бьющею в грудь. Львиная шкура, служившая Гераклу одеянием, намокла и покоробилась, покрывшись тоненькой коркой льда. Они поднимались к самому небу, то теряя след лани, то вновь натыкаясь на раздвоенное копытце. Даже сумерки не остановили яростной погони.

– Погоди! – взмолился Иолай. Не такой выносливый, как Геракл, не наделенный божественной силой, Иолай давно держался лишь на одной привязанности к другу.– Давай отдохнем!

Геракл в запале хотел возразить, но посмотрев на изможденное лицо приятеля, смолчал. Лицо Иолая, обветренное и потрескавшееся от мороза, походило на свежеочищенную свеклу. Курчавые волосы приятеля намокли и развились, сосульками позванивая на ветру. Кожаные сандалии протерлись до дыр. Не раз подвязанные жгутом из гибкого ивняка и веток, теперь они почти совсем развалились. Баранья шкура, служившая Иолаю плащом, слабо защищала от холода и ледяного ветра.

Геракл решился искать грот или пещеру для ночлега – Иолай трясся в ознобе и стучал зубами.

Жди меня здесь!-приказал Геракл, укрывая друга собственным плащом.

Стоило снять даже заскорузлый плащ, как ветер набросился на Геракла с новой лютой силой, пробирая до ребер. Мрачные ночные тени служили слабым ориентиром в ночных горах. Не час и не два блуждал Геракл в поисках пристанища, но горные кручи монолитом без единой трещины вставали на пути.

Вдруг Геракл насторожился. Почудилось, или в самом деле потянуло дымом, теплом, запахом человеческого жилья? Он двинул на слабый след костра, а вскоре увидел и курящуюся над расщелиной струйку дыма.

Мир тебе, добрый человек! -позвал Геракл, заглядывая в полумрак пещеры.

Да хранят тебя боги!– раздался в ответ старческий голос.

Теперь Геракл рассмотрел старика, помешивавшего деревянной ложкой что-то в котелке, подвешенном над костерком. Из котелка соблазнительно пахло. Геракл только тут почувствовал, как он голоден и устал.

Старик не возражал, когда герой втиснулся через узкую трещину входа и протянул руки к огню. Ладони тут же пронзили сотни иголок.

Что ты делаешь тут, где нет ни людей, ни животных, кроме разве что нелюдимых горных орлов? – не сводя взгляда с огня, спросил старик.

Уж не ты ли, этот горный орел? -насмешливо улыбнулся Геракл: седовласый старик, время на нем оставило следы не одного прожитого десятка лет, скорей походил на нахохлившуюся древнюю ворону, которая живет лишь потому, что не знает, как умереть.

Но старик то ли не понял иронии, то ли простил жестокой юности едкость насмешки.

Куда уж нам? – только поднял кустистые брови. На Геракла сверкнули удивительно живые и ясные карие глаза, так не вязавшиеся с остальным обликом.

А все ли долги заплатил ты, Геракл? – внезапно назвал старик героя по имени.

Враги мои получают сполна! – взвился юноша.

Добро! – спрятал улыбку в бороду отшельник.– Но что ждать от тебя друзьям?

У меня нет друзей!-отрезал Геракл, отворачиваясь. Он с благодарностью принял протянутую стариком ложку и, морщась и обжигаясь, начал хлебать горячее варево, только что снятое с огня. Сладкая сытость и истома разлились по телу героя, и он не приметил, как и куда исчез старик.

Ну и демоны с ним! – пробурчал Геракл, заворачиваясь в вонючее и пропахшее прогорклым жиром тряпье, видимо, служившее старику постелью.

Через мгновение сон смежил веки юноши, и дивные видения посылали ему боги, оберегавшие покой сына бога богов.

Проснулся Геракл от внезапной возни и тут же выхватил кинжал, не соображая, где он.

Потише! – обрезал узнанный Гераклом голос.– Помоги лучше!

Геракл вспомнил все, что предшествовало его сну. Старик, повернувшись к герою спиной, пытался что-то или кого-то тащить через узкий вход. Раздался стон Иолая. Геракл бросился к приятелю, проклиная себя за беззаботность: он совсем позабыл, что все эти часы, пока он блаженствовал в тепле, Иолай мерз на морозе в снегу.

Жив? -ощупал тело друга Иолая Геракл.

Жив -жив, подмерз только маленько,– пробурчал старик. И, помедлив, добавил: – Лучше быть твоим врагом, Геракл, о котором ты никогда не забываешь, чём другом, о котором ты вспоминаешь лишь в минуты собственной нужды!

Геракл взвился, но тут же стыд пригвоздил его к месту. Он и в самом деле принимал заботу и любовь близких, как нечто, само собой разумеющееся. С детства Геракл знал о своей исключительности, как должное принимая привязанность друзей, родных, приятелей. Ему всегда было не до простых людишек, до тех, кому предназначено прожить отмерянный мойрами путь и кануть в вечность горсткой развеянного по ветру праха. Геракла ждала другая судьба, судьба бессмертного. И в обуявшей его гордыне он лишь снисходительно позволял о себе заботиться, думая расплатиться тогда, когда он станет богом, и все земное будет ему подвластно.

Но, только теперь, глядя на обмороженное тело Иолая, Геракл понял, что забота, долг перед близкими только тогда имеют цену, когда ты вовремя расквитаешься по долговым распискам. Что б проку было Иолаю в божественном будущем Геракла, если б парень замерз среди гор этой ночью?

Меж тем старик сорвал с Иолая одежды, положил юношу на сальную шкуру и принялся втирать в тело жир, четырьмя пальцами черпая черное снадобье из глиняной плошки. При этом он что-то бормотал. Огромная тень старика, склонившегося над распростертым Иолаем, быстрый шепот из неразборчивых слов, Гераклу даже показалось, что на неведомом языке, вселяли священный ужас. Душевное волнение героя росло, он почти задыхался...

Быстрее рыси вскочил Геракл, метнувшись к выходу, чтобы никто не увидел его слез.

«Вот старый отшельник,– размышлял Геракл,– он мог бы прогнать нас или остаться равнодушным к несчастьям, нас постигшим. Но он без слова укора отдал мне свой скудный ужин, а сам, рискуя жизнью, отправился за тем, которого никогда не видел. А я, гордый своим тщеславием, не глупец ли я, ослепленный собственной удачливостью? Я любезен богам? Но что заставляет меня преступать законы человеческие?» – и слезы стыда и горечи катились по щекам Геракла, застывая на лице ледяными каплями.

Прошло несколько дней в пещере старика, пока Иолай окреп, его речь из бессвязного бреда вернула свойственную лишь человеку размеренность и гармонию звуков. Раны, заботливо лелеемые стариком, затянулись. Но Геракл, несмотря на мольбы Иолая не медлить из-за него, продолжая охоту, упорствовал, пока не минула любая опасность, а лихорадка прошла.

Но когда все было готово к пути, разыгралась метель. Старик, молчавший все время присутствия незваных гостей, проговорил:

Вам охотиться у лесного озера по ту сторону гор, но лишь тогда вы сумеете преодолеть перевал, когда стихнет буря!

Геракл выглянул из пещеры. Ветер гнал набрякшие облака. Ледяная крупа сбивала с ног. Ледяной ветер могучей рукой швырял с горных вершин огромные валуны. Вдруг земля загудела, словно боги темной стороны земли рвались из мрачных подземелий, чтобы нести на землю смерть и разрушения.

Землетрясение?..

Старик поправил огонь в очаге.

Нет, это снежная лавина сползла со склона!

Здесь, в горах, Гераклу приходилось помалкивать, чтобы так по-ребячески не попасться впросак.

Так прошел день. И ночь. И еще день, серый и неразличимый. Лишь на третье утро небо очистилось, просияв свежей синевой.

Приятели поблагодарили старика за приют и зашагали по указанной стариком тропе. По ту сторону гор уступы, словно размытые водными потоками, смягчились, полого сбегая в зеленеющую внизу долину. Снега сменились пышным цветеньем полей и лугов.

Геракл и Иолай, сбежав по узенькой веселой тропинке, очутились среди дурманящего разнотравья, словно никогда и не бывает снежных завалов и лютых морозов.

– Странное место,– сказал Иолай, оглядываясь.

Геракл не мог не согласиться. Они оказались словно на дне глубокой чащи, стенками которой служили окружающие долину горы, острыми пиками пронзающие небо. Там, на высоте, неприступно лежали снежные шапки, выли одинокие ветра и гремели лавины. Здесь царило вечное лето, сплетаясь с нежной свежестью первых весенних побегов и жарким дыханием осени, пронизанной спелостью винограда.

Плоским блюдом посередине долины, окруженное тростником дремало озеро. А на берегу озера, беззаботно подобрав под себя ноги, спала лань. Ее золотые рожки сверкали золотом. Животное, измучанное долгим преследованием назойливых людей, выбилось из сил, и достигнув, наконец, спасительного водопоя позабыло об опасности. Друзья переглянулись: цель, к которой они так долго стремились, была так близка, а добыча далась слишком просто.

Друзья, неслышно передвигаясь, почти совсем приблизились к лани. Но тут животное, почуяв опасность, проснулось. Два великолепных темно-лиловых глаза уставились на охотников. Лань вскочила на ноги и словно окаменела. Теперь убить ее ничего не стоило, но у Геракла не поднималась рука на такое прекрасное творение природы. Вдруг лань отскочила и прыгнула. Приятели залюбовались стройными ногами, вознесшими лань в воздух. Никогда им не доводилось встречать такую крупную самку, умевшую так прыгать. Лань, словно играя, повторила прыжок. И только тут охотники сообразили, что так добыче недолго и уйти от них. Они бросились следом, карабкаясь по каменистым террасам.

Лань выбрала неверный путь: на вершину вела лишь одна тропа, а с другой стороны склон вертикально падал крутым обрывом.

Животное, первым достигшее вершины, замерло. Вначале показалось, что лань, обреченная на погибель, сейчас бросится в пропасть. Но она лишь возбужденно раздувала ноздри. Узкая тропинка над пропастью казалась ей ненадежной: она перебирала ногами. Цокот копытцев подхватывало горное эхо. Прислушайся Геракл с Иолаем внимательнее, они б различили, что не четыре, а восемь копыт дробят эхо далеким гулом.

Но лань, словно послушавшись незримого приказания, помахивая коротеньким хвостиком, как ручная козочка, приблизилась к оторопевшим охотникам. Геракл лихорадочно набросил на шею животного сплетенный из веревок аркан, не веря в удачу. Иолай приветствовал друга радостными криками. По правде сказать, Иолаю давно б хотелось прекратить сомнительную прогулку по неприступным горам и вернуться в город, где нет опасности свалиться в пропасть или замерзнуть в ущелье.

Проторенной тропой друзья двинулись в обратный путь. Друзья весело переговаривались, хохоча над пережитыми приключениями. Лань послушно следовала за ними.

Вдруг черная молния прорезала небеса. Страшный грохот сотрясал окрестности. Иолай, присев в ужасе на корточки, закрыл уши ладонями и зажмурился.

Даже вздрогнул бесстрашный Геракл. Прямо перед ними на тропе возникла прекрасная всадница, чье лицо пылало гневом. Черный конь играл под золотым седлом, перебирая нетерпеливо ногами. Огромный конь с черной гривой и блестящими глазами, со стройными, тонкими ногами и блестящими боками был под стать прекрасной всаднице, державшей поводья.

Геракл не мог отвести глаз от белокожего лица, обрамленного чудными густыми локонами. Короткая накидка не скрывала красоты женских форм, а изящные линии рук пленяли воображение, будя шаловливые мысли. Голову женщины венчал венец из вечно зеленого лавра. К седлу вороного скакуны были приторочены лук и стрелы.

– О презренные! – вскричала прекрасная наездница.– Вам мало, что вы испоганили леса и долины там, у себя внизу, вы осмелились проникнуть в мои владения и похитить сокровище, вам не принадлежащее?!

При этих словах чудо-лань, неведомо как высвободившись из пут, подбежала ко всаднице и начала ласково тыкаться мокрым носом в голую пятку богини. Геракл давно узнал в наезднице дочь Зевса, богиню охоты Артемиду.

О богиня! -смело отвечал Геракл.– Не забавы ради вторглись мы сюда, а по повелению твоего отца, всемогущего Зевса! И неверно, что заказан человеку путь на вершины! Оглянись, богиня! Суров и прекрасен твой край, но кому любоваться его красотой? Ты говоришь, не ценим мы дарованную нам землю, но разве не человек – украшение природы?

Смягчился взгляд богини, с усмешкой благосклонности выслушала она дерзкие речи. Потеплели глаза Артемиды, спешилась наездница, отпустив вороного красавца-коня.

Присядем, герой,– указала богиня на бьющий из горной расселины чистый источник.

Они направились к роднику, свернув с тропы. Лань с золотыми рогами неотвязно следовала за владелицей.

А теперь расскажи, чем же так славен твой людской род, Геракл? – полюбопытствовала богиня, усаживаясь на траву.

Тотчас с серой вершины с громким криком сорвалась орлица и, расправив крылья, спустилась к богине. Змея выползла из подземной пещеры, обвиваясь вокруг щиколотки Артемиды. Геракл схватился за меч, но богиня остановила кровопролитие, подняв на ладони плоскую голову пресмыкающегося.

Видишь, герой,– прищурилась богиня, лаская змею,– ты скор на расправу, труслив, мелочен в своих речах и поступках. Что ж дает тебе право говорить, что нет на земле ничего прекраснее, чем человек?

Оглянись, о герой!

Молчали горы, снисходительно глядя на крошечные фигурки людей. Их величественность и неприступность давили на плечи непосильным грузом. Геракл показался сам себе никчемным земным червем. Зашелся в рыданиях Иолай, потрясенный теми же смятенными мыслями.

И ты хочешь,– продолжала богиня,– чтобы в этот край пришли люди с топорами и кирками. Копошились, добывая из горных недр богатства, оставляя после себя зияющие раны на камне, и все во имя того, чтобы набить ненасытное брюхо?

Тогда зачем боги пустили человека на свет? – вскричал Геракл, не в силах справиться с охватившим его волнением.

Артемида задумчиво ласкала прильнувшую к богине лань. Ее прекрасные пальцы ворошили короткую блестящую шерстку животного.

Глаза были устремлены поверх людских голов.

Зачем, ты спрашиваешь? – произнесла богиня.– Я и сама не знаю, но только вижу, что все теснее и теснее от людской сутолоки становится моим подданым на земле. Всякий зверь, любая пичуга не чувствуют себя в безопасности при встрече с человеком. Даже лютый тигр покидает охотничью тропу, учуяв запах людского пота! И во имя чего?

Но ни богам, ни человеку не постигнуть законы, что движут историей мира. Все предопределено, предначертано тем, чему не придумали имени, но что правит бытием всего сущего.

Внезапно вскочила Артемида, кликнула своего скакуна. Крикнула гортанным голосом и понеслась прочь, в вихре полета спасаясь от безответных вопросов. Ее конь рассекал воздух широкой грудью, волосы богини летели вслед широким плащом.

Герои проводили ее печальным взглядом: в одном права богиня – богам и людям не жить в согласье на одной земле.

Идем, Иолай! -наконец сказал Геракл, наматывая на стиснутый кулак веревку: каким-то чудом лань снова оказалась на аркане.

В задумчивом молчании завершили герои свой путь. Наконец показались Микены. Охотники вступили в царские чертоги царя Эврисфея. Их шаги насмешливым хохотом отдавались в ушах пристыженного царя: вновь не удалось посрамить героя – Геракл и из этого испытания вышел с победой.

Царь принял героев с их добычей, кутаясь в расшитый плащ.

Вот, великий царь,– выступил вперед Геракл,– мы добыли тебе забаву!

Дворец гудел растревоженным ульем. Казалось, весь город собрался приветствовать охотников, изловивших чудесную лань с золотыми рогами. Воины, слуги, простые горожане восхищенными воплями выражали радость и удивление. В толпе, сопровождавшей Геракла и Иолая, было немало и чужеземных лиц – весть о третьем подвиге Геракла разнеслась далеко за пределы страны.

Царь Эврисфей злился, но виду не показывал, благосклонно потрепав животное по холке.

Вот так и Артемида, дочь Зевса, ласкала свое сокровище,– как бы невзначай проговорил Геракл, пряча улыбку.

Как, эта лань принадлежит богине? – встрепенулся Эврисфей, отдергивая руку и пряча кисть за спиной.

Ну, конечно! – невинно округлил глаза герой.– Она сама так сказала!

Эврисфей перетрусил – его затея зашла слишком далеко. Одно дело послать на погибель сына Алкмены – и совсем иное навлечь на себя гнев грозной Артемиды– охотницы. Рассказывают, что всякого, на кого падет немилость богини, она пригвождает к стволу векового дуба золотыми стрелами. Но умирать даже от золотого оружия Эврисфей пока не собирался.

Уберите ее отсюда! -завизжал царь, размахивая руками.

Лань вздрогнула и подскочила в испуге. Неожиданный крик рассердил животное. Лань подпрыгнула еще раз, целясь крепким копытом в визжащего Эврисфея.

Геракл потянул к себе веревку, усмиряя взбесившееся животное. Лань тут же охотно подбежала к охотнику, словно к своему хозяину.

Эврисфей приоткрыл один глаз, сквозь пальцы поглядывая, не целится ли в него круглое копыто. Лань терлась мордой о бедро Геракла.

Эврисфей оправил одежды, поерзав, уселся на троне, пытаясь придать своему облику величественный вид. Под хохот собравшихся, видевших испуг царя, это было трудновато.

Пришлось спешно ретироваться.

Эй,– окликнул Геракл,– лань прикажете привести к себе в покои, чтобы в одиночестве, где не помешают глупые соглядатаи насладиться сокровищем Артемиды?

Напоминание о богине только придало царю скорости.

Убери ее с глаз долой! Что б я ее больше не видел! – крикнул Эврисфей напоследок.

Геракл невозмутимо под одобрительные возгласы толпы покинул дворец. Лань собачонкой следовала рядом.

Слушай,– остановил Иолай, трогая Геракла за плечо,– а что мы с ней будем делать?!

Гераклу не приходило в голову, что лань,– хоть и принадлежащая богине, все же обычное животное, которое надо кормить, водить к водопою, чистить. Нужен был хлевчик или хотя бы загородка, чтобы можно было привязывать животное на ночь. А тут еще городские собаки, пораженные невиданным чудом, лающей сворой устремились вслед за героями.

Геракл остановился. Поскреб в затылке, переводя взгляд с лани на Иолая.

Да, история!-хмыкнул Геракл.

Все испытания, выпавшие на его долю, те, что пришлось перенести и те козни, что в будущем непременно будет строить двуличный Эврисфей показались песчинкой в песчаной горе по сравнению с проблемой, куда конкретно девать лань хотя бы до утра.

А давай отпустим ее, и дело с концом,– предложил более практичный Иолай.

Мысль была не лишена смысла. Приятели обсудили и с облегчением привязали лань к повозке лесоруба, направлявшегося в Аркадские горы, взяв слово вернуть лань на родные просторы.

Лесоруб сдержал слово, хотя и опасливо косился на чудо-лань. Животное, почуяв запах знакомых пастбищ, упиралось и било землю копытом. Лесоруб, нестарый мужчина, рискнувший предпринять это дальнее путешествие в неведомые места в поисках пропитания для своей многочисленной семьи, достигнув сумрачной чащи, всполошился.