Текст книги "Отступники (СИ)"

Автор книги: Антон Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

Например, Вилл внутренне удивлялся тому, какие тяжкие испытание посылают своему хозяину благородство и альтруизм. А взамен спасенного мира можно получить всего лишь приключение, о котором будет известно паре людей и одному креслу. И грыжу. «Я спаситель цивилизаций». Это лучшее, что можно сказать на людях, не имея тому доказательств.

Накат пытался вспомнить, не сводила ли его судьба с ползучими черепами до этого. Его раздражала неуверенность в том, что врага можно уничтожить обычным оружием. Параллельно он думал о том, чем займется позже. При этом Рем Тан’Тарен удивился бы, узнав, что Накат вовсе не был оптимистом. После своего перерождения бывший инквизитор стал просто неспособен к фатализму. Смерть в бою была уделом дураков и неудачников. Такова была философия Наката.

Ики размышлял о прекрасных креслицах эпохи Древних королевств. Он вовсе не был скрытым гедонистом и бабником, но дух сайского полицейского печалило то, что никто не вспомнит его героическую гибель. Невидимой глазу слезой, и неслышным вздохом. И незаметной истерикой. Большинство кресел, как известно, глубокие флегматики.

А Великое Оно было в ярости.

И думало в основном о поганой человечьей натуре. Подняв костлявой лапой прибывший череп, Оно посадило его на плечи и с хрустом размяло их.

Эти двое…

Споры вспыхнули вдвое сильнее.

Нет.

Эти двое не подчинялись плесени.

Великое Оно было готово ко всему. Плесень нисколько не сомневалось в мудрости светозверя и его смекалке. В конце концов, в Кодексе светозверей были указания на такой случай. Вполне ожидаемы были армады жнецов, вооруженные огромными каменьями. Какие-нибудь хитрые манипуляции с земной корой. Может быть, немного диковинных кислотных дождей, в конце концов!

Великое Оно поняло, что переоценило своего создателя.

Оно соорудило множество маггических ловушек, щитов и сигнализаторов как раз на эти случаи.

Но светозверь послал двух людей, которые почему-то не подчинялись приказам плесени. Они уже так надышались спорами за все это время, что должны были по крайне мере лишиться воли. Вместо этого вторженцы двигались вперед как маленькие тщедушные танки.

Великое Оно могло бы засомневаться, если б эти двое не выглядели так… не по-геройски. В действительности, они больше походили на двух доходяг из-под моста.

Можно было бы пристукнуть их прямо сейчас, обратить в ничто, измельчить тоньше пустоты. Но разум Великого Оно поразило любопытство. Кто эти двое, что за судьба ковала их, раз их воли достаточно, чтобы противостоять Плесени?

Шаги становились все ближе, и Великое Оно затаилось, закутавшись в одеяло собственного тела.

– А это место имеет свое очарование, – говорил Ики. – Если бы не кости под колесами, я, наверное, остался бы тут. На время. Как легко тут должно быть сочиняются хайку. Вот например:

Зеленая дрянь

С белою тесно

Плесень цветет

– Что это? – осведомился Вилл.

– Лучше не спрашивай, – запоздало предупредил Накат.

– Ты не знаешь? – снисходительно скрипнул Ики. – Это поэзия моего народа.

Вилл понял, что снова чуть не угодил в опасную ловушку. На этот раз на его пути затаился капкан национальных чувств. Чтобы не дай Марлей, не ляпнуть лишнего, он просто уважительно кивнул и добавил:

– Отличные рифмы.

Ики остановился.

– Сейчас начнется, – проворчал Накат. – Там не должно быть рифм.

– Там не должно быть рифм!

– Вы ничего не понимаете в тонком искусстве.

– Вы ничего не понимаете в тонком искусстве!

– Коротких, но всеобъемлющих строк.

– Коротких, но всеобъемлющих строк!

– Похожих на секущие взмахи меча.

– Похожих на секущие взмахи меча!

Сбитый с толку, Вилл хотел извиниться, но его перебил поднявшийся шелест ветра. Никли бледные рощи, колтуны и ульи закачались, и трепетала мелкая поросль под ногами. Ветер все усиливался, споры поднялись в еще выше, они закрыли собой темноту невидимого потолка.

– Это плесневая буря! – крикнул Накат. – Ики, не отставай, а то потеряешься!

– Как же мы теперь найдем след черепа?! – голос Вилла едва преодолевал вой ветра и шорохи плесени.

Ему никто не ответил, ветер взбеленился, он снимал с места целые пласты растительности и зашвыривал их вверх, словно коврики. Обдирал перламутровые капли с ломающихся игл и разорял ульи, продувая их насквозь.

Сильными лапами порывов он подхватил Атряд и разметал его в разные стороны.

В жилом отсеке было тихо и безлюдно.

С едва различимым свистом катались в створках взбунтовавшиеся двери. Можно было различить шепотки водяных струек, и почти неслышимые тона странной мелодии. Пространство смутно угадывалось в тумане, наползающем из банных комнат.

Кира и ее личная гвардия брели в этой пелене, оставляя за собой коридоры сворачивающихся испарений. Они и не подозревали, что кто-то уже заметил их приближение и вышел навстречу врагу, довольный и решительный.

– Странное дело, – проговорил Рем, уставший от сосредоточенного молчания и тишины. – Я немного волнуюсь за Престона. Такое впечатление, что я бросил ребенка посреди леса.

– Я тоже волнуюсь… – Кира посмотрела на него. – Что это, что ты делаешь?

Рем разрывал на клочки какие-то грязные бумажки.

– Это долговые расписки Престона, и я их рву – пояснил он таким тоном, как будто это было запланировано задолго до создания вселенной. – Суть в том, Чешуйка… Ну же… Вот, – он вбросил обрывки в пасть Проглота. – Суть в том, чтобы защитить его от частного закона Повторяемости Тан’Тарена.

– Законы Повторяемости Тан’Тарена? – переспросила Кира с улыбкой. – Это как-то связано с той лекцией, что ты прочитал мне на корабле?

– Это одно и то же, – согласился Рем. – Этих законов уйма-уймища, их невозможно пересказать все. Их нужно чувствовать. Например, чем меньше на тебе доспехов, тем больше шанс выжить. Повторяемость как ребенок, она действует от обратного. Если падаешь вниз с большой высоты, – больше шансов уцелеть, если не будешь визжать и болтать руками. В тебя стреляют из луков и арбалетов? Оставайся на открытом месте. Возможно ранят в плечо. Это звучит глупо и странно, но это работает. Всего лишь несколько примеров нарушения повторяемости. Моей суперсиле доступно многое-многое другое.

– Так это суперсила? – уточнила Кира на ходу.

– Определенно. Я даже подумывал пойти в своем время в лигу Чемпионов, но поленился заполнять бланк. К тому же у них там дикие членские взносы и никакой отдачи, fasa-fasa.

– И что же все-таки должен значить этот ритуал с долговыми расписками? – напомнила Кира.

– Люди, обвешанные долгами, как офени – ерундой: в проблемных ситуациях они умирают с вероятностью на десять долей больше, чем люди свободные. Судьба любит подло разыгрывать ростовщиков и хороших игроков в покер.

– Десять долей, – произнесла Кира задумчиво. – Десять долей чего, брат Рем?

– Первый, да откуда мне знать? – искренне удивился сухолюд. – Это Повторяемость их придумала, а не я. Десять долей чего-то от средней вероятности. Как кусочки пирога, понимаешь?

– Нет, – честно призналась Кира. – По сравнению с тобой, я просто огородница.

– Кия!

– Что случилось, господин Ненависть?

Но Олечуч уже скрылся в тумане.

– Как это знакомо, – проворчал Рем. – Любопытно, что будет, если хоть раз последовать за ним?

В отдалении раздался чей-то визг и скрежетание. Рем заметил странные всполохи и электрическое потрескивание. Прошло несколько минут, чучело все не возвращалось.

Музыка тем временем начала усиливаться.

–..! – подозрительно промолчал Проглот.

Что-то мелькнуло в тумане, совершая уродливые угловатые движения. Это Олечуч, – успел подумать Рем. После этого он слабо качнулся и повалился на пол, с протестным желанием спать до самой остановки.

Проглот сжался в комок, заметив это. Он наугад выстрелил языком в туман, но ничего не поймал. Подобравшись к Рему, он начал облизывать серокожее лицо. Через несколько секунд монстр опомнился и подпрыгнул на месте.

–..? – молча позвал он.

Киры рядом не было. Она шла вперед, оглушенная музыкой, а когда обернулась, поняла, что осталась одна.

Музыка замолчала.

Потирая уши, девушка не сразу различила новый звук. Сквозь эхо мелодии пробивалось мерное постукивание.

– Маширо! – догадалась она. – Выходи!

– Подожди… – в тумане завозились. – Ты не могра бы поморчать? Первая реприка доржна быра быть за мной, бесчестная девка. Я доржен быр сказать «Ага, вот мы и встретирись, Кира!».

– Это что, какой-то сайский обычай?

– Нет же! – Маширо, ловко переставляя костылями, показался из тумана. – Это… Так доржно происходить! Все так делают.

Закон Повторяемости Тан’Тарена, – подумала Кира возбужденно. Один из них.

Это был ее единственный шанс. Маширо был настолько косным и асексуальным, что очаровывать его пришлось бы неделю. Все то время, что она знала его, она ни разу не заметила даже блика похоти в его глазах. А ведь Маширо довольно часто находился почти на одном уровне с упругими рубиновыми ягодицами Лилий.

– А что должна сделать я? – спросила она, разглядывая устройство в правой руке Маширо. Оно состояло из рукояти, курка, на котором лежал палец и крайне неприятного утолщения впереди.

– Ты доржна морчать и сверрить меня взгрядом порным ненависти и страха! – Маширо потряс оружием. – Давай же!

– Но я не боюсь тебя, – рискнула Кира.

– Что ж, это допустимо. Многие так говорят.

Вот же перегрязь, подумала девушка.

– И не ненавижу… – еще раз попыталась она.

На этот раз Маширо сделал длинную паузу.

– Что, совсем? – спросил он растерянно. – Но ты ведь доржна меня ненавидеть. Посрушай, я собираюсь пристрерить тебя. Твой отец ясно сказар, что ты ему борьше не дочь.

Сердце девушки екнуло.

– Так тебе велит долг, – Кира была само равнодушие. – Я понимаю, что ты человек подневольный.

Маширо заморгал крохотными глазками.

– Ну… А как насчет презрения?

– За что мне тебя презирать?

– Я вобще-то доворьно гадкий черовек. Ты знаешь? Заискивающий, трусривый и подрый. Когда я быр ребенком, я травир своего мрадшего брата и мучир поросят.

– Все дети жестоки, – Кира не поддавалась. – Есть люди гораздо более отвратительные, чем ты, поверь.

Она вспомнила Миумна и поняла, что приврала совсем чуть-чуть. Миумун все-таки не был человеком.

– Я гнобир мать.

– Да?

– Превар в бедняков.

– Так-так.

– Ромар собакам ноги.

– Ну что ж.

– Подбрасывар отраву в еду дря рабов.

– Хм…

Кира едва сдерживалась. В последнее время она встречала слишком много сволочей. Она вдруг поняла, что почти всю свою юность провела в стране розовых облаков и золоченых улыбок.

– Ах, вот еще что, – ликуя воскликнул Маширо, – я убир твое ходячее чучеро! Не знаю, что это быра за тварь, но я убир ее.

Кира уже прикидывала сколько ей понадобиться везения, чтобы успеть наброситься на Маширо и повалить его, как мочки сайца вдруг побледнели. Олечуч вынырнул справа. Он полз на четвереньках, из его живота сыпалось.

Саец выстрелил в Киру, но чучело успело подняться и закрыло девушку в прыжке. Та вздрогнула, когда горячий гравий брызнул ей на грудь. Песок хлынул на пол.

Кира хотела завести протяжное «нет», но вовремя вспомнила о Повторяемости. Брат Рем, говорил, что это опаснейший враг.

И верно, Маширо уже готовился выстрелить. Кира нырнула в бок и сверкающий плевок пронесся над ее плечом. Саец прицелился снова.

– Эй ты, цапля!

Помошник Жреца отвлекся. Из тумана ударил язык. Пистолет взметнулся к потолку. Движимая женским оборонительным инстинктом, Кира ринулась к обезоруженному сайцу, и сильно ударила ногой между ходуль.

Когда появились Рем и Проглот, она сидела над Олечучем и пыталась сгрести в кучу расползающуюся набивку.

– Все будет хорошо, – шептала она быстро. – Мы тебя починим, господин Злоба, вот увидишь.

– Ки-я… – дернулся Олечуч. – Скажите, скажите им, что учитель будет ждать своих учеников… Нога, нога! Как ты держишь ногу?! Ки-я!

– Конечно, скажем, ты сам им все скажешь.

По чешуйкам прокатилась слеза.

– Кира!

Она повернула к сухолюду раскисающее лицо.

– Что я тебе говорил?!

– Но ведь он…

– Меньше ожидаемых ходов! Это пустая трата времени! О, первый… да ничего с ним не случиться, garan. Далеко до твоего советника?

– Он буквально в двух шагах.

– Тогда иди дальше. Охраны тут больше не будет, раз саец сам вылез нас встречать. Проглот пока сметет языком весь гравий, который просыпался, а я быстро заштопаю рану. У меня есть нитки, иголки, немного такни. Змей бы побрал эти женские истерики над каждой царапиной.

Он угрюмо присел рядом и принялся сгребать набивку. Кира не отрываясь, смотрела на него. В знаменитом сером хохолке, – расположившись ближе к макушке, – дымилась сквозная дыра.

Рем поймал ее взгляд. Потом посмотрел на Маширо. Саец лежал на полу, запутавшись в мочках. На его губах застыла пена. Что ж, в этот раз повторяемость оказалась полезна.

– Стреляет он в общем-то неплохо, – сказал сухолюд. – Просто по-привычке целился выше. Змеев расист. Сам-то от горшка два вершка.

– Рем…

– Иди, Кира. Иди.

Она обняла его, поднялась и побежала, твердо уверенная, что нашла самых лучших друзей в мире.

Лучших?

Во всяком случае, практичных.

Плесневой бархан пришел в движение. Сначала из него появились пальцы. Пальцы эти сжались в кулак. Затем, словно по волшебству, кулак потянулся вверх.

Накат, будто самое опасное в мире растение, успешно пробивался наружу.

Дело здесь было, конечно, вовсе не волшебстве. Просто у бывшего Инквизитора присутствовал редкий опыт самоэксгумации. И, конечно же, редчайший изотоп воли. Не такой как у Вилла. Воля Наката была чем-то средним между боевым бесстрашием росомахи и эпической толстокожестью человека знающего, что мир = дерьмо.

Первым делом Накат убедился, что не безоружен. У него остался старый боевой нож.

Затем – оценил обстановку. Врага в поле зрения не было. Союзников – тоже.

Только после этого гроза супергероев Гиганы позволил себе выругаться.

Плесневая пустыня внимательно следила за ним.

– Эскельд?

Накат замолчал. Он так давно успел позабыть этот голос, что сначала тот показался ему лишь чем-то раздражающе знакомым.

– Эскельд, это ты?

А потом ему в голову словно ударило пробкой из бутылки с призраками.

– Что это с тобой? Ты упал бедняжка? Давай я помогу тебе подняться.

Его обхватили хрупкие руки.

В обычной ситуации Накат в ответ на это не глядя ударил бы локтем. И он хотел этого. Его правая рука рефлекторно дернулась. А потом недоверчиво прикоснулась к нежной щеке.

– Поднимайся же. Вот так.

Накат поглядел на свои ноги. Они держались прямо. Под штанами из трупного мешка, под грубой волосатой кожей вновь искрилось осязание, и приятно гудели мускулы.

– Ну как ты без меня, Кель? Справлялся?

– Что это за наваждение? – спросил Накат брезгливо. – Ты мертва.

Ольга выглядела обиженной.

– Кель, что ты хочешь сказать? Я жива. Я здесь.

– Тебя сожгли на костре.

– Я все это время была с тобой, – Ольга прижалась к своему брату.

Накат отстранился.

– Ты не рад меня видеть? Что случилось, Кель, ты пугаешь меня.

– У меня нет на это времени, – сказал Кель и ударил ее коленом под дых.

Ольга согнулась в три погибели. Накат обошел ее и взобрался на возвышенность, чтобы осмотреться лучше.

– Ты с ума спятил?! – проворчал кто-то за его плечом. – Это же твоя сестра!

Накат обернулся. Побледневшая Ольга оперлась на плечо Рыгули.

– Хватит беситься, козел сивый! – ведьма выглядела точь-в-точь такой же, какой Накат ее запомнил. Все, до мельчайших деталей.

Какая халтура, подумал он с презрением. Кишки Первого, любому грамотному искусителю должно быть ясно, что воспоминания со временем мутируют как химеры. Это гротескная пародия на Рыгулю. Клянусь Грибом Сказочником, неужели я нафантазировал ей такую грудь? А Ольга? Да она же на ангела похожа. Будто я совсем забыл, что у нее были прыщи и присвист в зубах. Неужели я действительно должен купиться на это?

– Я тебя… – начала Рыгуля.

Накат схватил ее за грудки и ударил лбом в лицо. Ведьма кубарем покатилась вниз. Вслед за ней он отправил Ольгу.

– Да что с тобой не так?! – взревела пустыня. – Неужели они для тебя ничего не значат?

Накат молча озирался по сторонам.

– Ну, слушай, – сказал голос. – Я разум этого места. В моих руках сосредоточена сила перемен. Я могу воскресить каждую частичку твоего погибшего счастья. Ты снова сможешь чувствовать, любить и надеяться. И я верну тебе ноги.

Накат заметил колесо, одиноко торчащее посреди гнилостной желтизны. К этому месту уже направлялся Вилл. Возле затертого в плесени Ики они встретились.

– Тут какой-то голос предлагает мне стать величайшим воином, какого носила земля, – поделился Вилл, помогая Накату раскапывать Ики.

– Я тоже его слышу, – сказал киллер. – Это какое-то чрезвычайно наивное божество. Надеюсь, ты не веришь его обещаниям, парень?

– Он говорит, что сделает меня богатырем в мгновенье ока. С помощью силы каких-то перемен. У нас даже ребенок знает, что использовать маггию для увеличения мускулов, это гнусный обман. Не то, чтобы я не хотел стать немного шире в плечах, но для этого ведь есть гантели и вареное мясо.

– Правильная позиция. Ну, так слушай…

– Эй! О чем это вы там шепчитесь?! – злилась Пустыня. – Сила, здоровье, блага радужные, свой личный мир, все это будет вашим, только покоритесь мне!

– Слушай, – продолжил Накат. – Нам нужно как-то выманить этого болтуна.

– Вы невежи, – сказал наполовину откопанный Ики. – Что вы, собственно… вычисляется… намереваетесь делать? И почему мне никто не предлагает снова стать человеком?

– А ты хочешь? – с надеждой спросило пространство.

– Вообще-то нет, спасибо, – вежливо отказался Ики. – Я уже привык, кроме того, у меня могут остаться некоторые… привычки. Вряд ли людям понравиться, если какой-то саец начнёт заигрывать с их креслами.

– Будь по-вашему, – произнесли барханы угрожающе. – Тогда вы станете соками в теле моем.

Плесень зазвенела, заросший скелет рептилии скинул покрывало пустоты и навис над Атрядом. Гремя обрывками цепей, он взмахнул гибельными лапами и захохотал. Накат внимательно оглядел своего противника с ног до головы. Для этого ему пришлось высоко задрать голову. Вилл сделал шаг назад и мрачно вздохнул.

Великое Оно ухало и клокотало.

– Что? – Накат посмотрел на Варвара. – Я пропустил какую-то шутку?

И тут же повалился вниз.

– Ноги, – он ударил кулаками по плесени. – Я их снова не чувствую!

– Умри в немощи, – гудело Великое Оно.

Воронка над Торкеном росла. Буйство маггии все больше терзало Троегорье.

Ужасающие молнии ранили древние скалы. Очередной крюк рванулся прочь из каменных десен. Скелет качнулся в сторону. Великое Оно засомневалось. Потратить так много сил на меры предосторожности и воронку, из которой неистово вырывался Алиот, и совсем позабыть о городе. Плесень прожила здесь слишком долго. Как и Первенцы Оно привыкло думать, что столица маггии неуязвима.

Под жуткий грохот взрывающихся скал на свободу вырвался еще один крюк.

Боясь просчитаться, Великое Оно перенесло часть маггии на поддержание Торкена. Оставшись почти без сил, остов захрустел. Поеденные кости начали обваливаться под собственной тяжестью.

– Ну и кто из нас теперь немощен?! – прокричал Накат, заметив это. – Вилл, живо, что у нас осталось из оружия?

Вместе они выволокли Ики из плесени и склонились над его сумкой.

– Всякая пакость, – сетовал Накат, перебирая смерторезы и мертвокосы. – Калибр не тот!.. Змей! Вот! Есть две менадинские Игривые дыни. Слушай сюда! Здесь хвостик, за который нужно дернуть, чтобы дыня взорвалась, ясно? Дергаешь хвост и бросаешь! Пять секунд и она разнесет все на куски! Чтобы управлять маггией плесени нужен этот труп! Одну я заброшу ему в глазницу, вторую ты сунешь в грудь! Вот в ту дыру! Все понял?

– Да! А почему мы кричим?!

– Потому что мы змей как возбуждены предстоящим Диким Броском На Врага!

– Ясно!

– А что делать мне?! – Ики был вдохновлен на подвиги.

– Отвлекай его!

– Будет сделано!

– И береги колесо! Вилл, бери меня на спину!

– Есть!

Истории в своем неисчислимом многообразии хранят множество картин совершенно нелепых с точки зрения нормального человека. Достойное место среди них заняла и эта. К огромному трещащему полутрупу, издавая яростный боевой клич, приближались трое. Мрачный убийца, сидящий верхом на кабинетном варваре и благородное инвалидное кресло, готовое отдать вторую жизнь за спокойствие мира.

– Ы-ы-ы-ы-ы!

– А-а-а-а-а-а!

– За Императора-а-а-а!

И хоть Вилл и готов был свалиться с ног от усталости, его Воля говорила: – нет приятель, никаких пит-стопов до финиша. И, несмотря на то, что рациональный островок в сознании Наката полыхал сейчас синим пламенем, его Уверенность-в-Себе одевала черные шелковые перчатки и бралась за черный металлический кейс.

Альтруизм Ики… Зашкаливал. Все же кое-кто был неважнецким полицейским в прошлой жизни.

Великое Оно топнуло ногой по ускользнувшему креслу, и Атряд Альфа подбросило вверх. Вилл зажмурил глаза, но не упал. Они удачно приземлились и тут же бросились к беззащитной ступне. Накат схватился за плесневые узлы и тут же пополз вверх по лодыжке, бешено работая руками. Вилл едва поспевал за ним.

Полусгнившее тело ящера попыталось прихлопнуть их, но чуть не переломило свое колено.

– Чего вы хотите? – режущим звоном спросило Плесень. – Сломать мою старую игрушку? Тщетно! Я есть Плесень. Я повсюду. Меня невозможно уничтожить. Мое тело широко как мир!

Накат уверенно полз вверх. Не смотря на свою общую брутальность и некоторую дикость, но был широко образованным человеком. И прекрасно знал, что для колдовства нужны руки. Или хотя бы лапы. Маггия была довольно консервативной сущностью и не слушалась тех, кого не могла укусить за палец. Особенно это касалось тех, кого вообще не за что было кусать.

Плесень знало это еще лучше.

Кроме того, существовал другой закон. Мощность заклинания напрямую коррелировала с размерами заклинателя. При увеличении заклинания должны были сохраняться пропорции колдуна. Иначе последнего просто раздирало в клочья. Иными словами, чем большую силу высвобождал магг, тем сильнее был укус магии.

В общем, это был хороший пример того, что осведомленность – необходимое подспорье для грубой силы.

Великое Оно уже раздирало на части. Пока лишь потому, что оно не могло решиться на выбор. Теперь Плесень держало светозверя на пределе сил. Даже того крохотного заряда, необходимого на убийство двух людей и поломку одного кресла, могло оказаться достаточно для того, чтобы проиграть борьбу. Тогда заклинание схлопнется и разотрет Торкен в порошок.

Вилл почувствовал, что срывается, слабеющими пальцами он цеплялся за шершавый бугорок бедренной кости. За спиной визжал, надрываясь и всхлипывая, Кричащий меч.

Кнопка, подумал Вилл.

Он выхватил его и тут же соскользнул вниз, ударившись подбородком. Сквозь звезды, брызнувшие из глаз, он заметил, что повис на двух спицах, вонзившихся в коленный сустав. Взревев от напряжения, Вилл снова принялся карабкаться вверх.

Накат посмотрел на него сверху и кивнул. В следующую секунду мертвенная длань прихлопнула его, и сдавила как клопа. Киллера мотнуло вперед и вверх, в ногах что-то хрустнуло. Зарычав, Накат обломил большой палец рептилии и высвободился. Его мотнуло вверх и вперед, потемневшие зубы мертвеца щелкнули и стали приближаться.

Не считаясь с нормами пафоса, Накат оторвал хвостик дыни и зашвырнул его в глазницу со словами:

– Прочисти чердак!

После этого он застрял в зубах чудовища, словно кусочек брокколи. Краем глаза Накат успел заметить, как Вилл забрасывает свою дыню.

Скелет рептилии готов был рухнуть. Маггическое напряжение ломало его, расшатывало суставы. Время исчезало в шуме и неразберихе нелепого сражения. Еще совсем недавно, его было так много, думало Великое Оно. Как раз столько, сколько нужно, чтобы довершить начатое, и упокоиться. Оставались мгновения для того, чтобы решить, кого уничтожить.

Решение Плесени ознаменовалось грохотом лопающихся цепей. И взрывами дынь.

Алиот в это время почувствовал, как с него слезает шкура. Его так тянуло вниз, что, казалось, – все потеряно. Жнецы принялись бросаться ему в пасть, чтобы накормить сдающееся светило. Дух планеты приготовился к худшему. В это время на планете начали воспламеняться деревья. Люди падали от тепловых ударов. Дымились водоемы и птицы неслись печеными яйцами. Жар катился по планете, опаляя зелень, иссушая землю и облизывая ледяные шапки полюсов. Небо стало кроваво-алым, смертоносным. Ночи на другой стороне планеты осветились и побледнели. Воздух обжигал легкие.

Грудь рептилии разорвало и раскидало в стороны, плечи вырвались из суставов. Сверху сеялись обломки черепа. Под оглушительный звон Пустыни, останки рептилии пали. Воронка стала деформироваться. Укрощенные на время силы ринулись на свободу. Титаническое заклинание пучилось, выстреливало щупальцами отстающих течений.

Почувствовав свободу, Алиот из последних сил рванулся прочь.

Через несколько минут заклинание рвануло окончательно.

Люди привыкли измерять свою историю эпохами. Когда на смену утренней каше приходят сублимированные алхимические кусочки, они говорят, что одна эпоха сменила другую. Не сказать, что люди Алиота так уж пристально следили за судьбой Торкена, но эпоха его, тем не менее, миновала. И это почувствовал весь Авторитет.

От ударной волны облезли снежные вершины. Потом их сорвало вовсе: вниз посыпались камнепады, все то, что осталось от белоснежных пиков.

Торкен медленно падал вниз. В воздухе изогнулись обрывки цепей. За ним неслись тонны битого стекла. Вверх поднимались сгорающие на свету лохмотья плесени, мертвые тела и трухлявые деревья.

Целая эпоха падала вниз.

Выгнивший изнутри город.

Давняя гордость мира.

Великое Оно глядело на своего создателя, тая под лучами. Так давно отлученное от него, оно вдруг испытало нежность и тоску. Так давно, оно не видело отца.

– Прости меня.

Это было сказано. Кем-то. Кто-то почувствовал сожаление. Возможно даже скорбь. Укол ответственности и беспомощности, столь для него нехарактерной.

Остатки разноцветных рощ неслышно испарились. Еще одна эпоха. А, впрочем, они наступают и оканчиваются постоянно. Лишь бы то, что пряталось в этом коротком слове, хоть кому-нибудь было не безразлично.

Где-то среди этого безумия пришел в себя Сэнди. Его отрезвили потоки ветра. Умственно-отсталый дракон забил крыльями и смог пройти сквозь осколки купола, воспарив над разрушениями. Косящими глазами он наблюдал за тем, как Торкен сотряс землю, накрыв собой озеро Слеза. Его основание разломилось пополам, сдавленное подножиями гор. Цепи забросали, осколки – усеяли. Земля гудела. В джунглях поднялось встревоженное кряхтение. В воздухе еще сверкали меркнущие молнии. Духи укрывались в обломках скал.

Сэнди опустился ниже. Потом тяжело шлепнулся на руины. Похрустывая мусором, он принялся осторожно бродить между сплющенных доминат и разоренных садов.

Он искал обещанные яйца.

Великий Терминал умер.

Его панели были разбиты и сожжены, квадратное око расколото. В центре этой раны еще что-то потрескивало и билось, но уже без всякого смысла. Расплавленная плоть механического божества расползалась густеющей лужей.

Вонь его гибели наполняла храм.

Реверанс еще что-то вырвал из попискивающего чрева и швырнул это в нашу сторону. Сердце Терминала лязгнуло и рассыпалось, прокатившись вперед мелкими обломками.

Мы молча глядели друг на друга.

– Миумун, – вымолвил белый змей не своим голосом. – Это ты? Пришел убить меня?

– Отвлеки его, – шепнула мне улитка. – Я попытаюсь обойти его с фланга.

– И мой… союзник, – Реверанс нервно всхрапнул. – Мой союзник, Вохрас.

– Успокойся, Реверанс, – сказал я, подняв перед собой ладони. – Давай поговорим. Еще не поздно повернуть назад. Не поздно все исправить. Ты ведь не хочешь, чтобы опять случилась резня? Ты любишь людей, ты не хочешь, чтобы нас снова захлестнул хаос.

– Я люблю не всяких людей, – Реверанс бил хвостом. – Только свободных.

– Эпоха Древних королевств славилась своими рабовладельческими хунтами, – напомнил я.

– А, – первенец начал отходить вправо. – Снова эти бессмысленные параллели и глухие упреки. Неужели так сложно понять, о чем я говорю? Люди вправе делать с собой, что угодно. Если они хотят иметь рабов – прекрасно! Рано или поздно эти рабы восстанут, их лидеры сменят строй и станут новыми правителями. Нет ничего лучше подобных перемен. Выбранных человечеством перемен!

– А это вторжение… – проговорил я, смещаясь влево. У меня не оставалось никаких сомнений, что между нами началась дуэль. И кто-то должен будет ударить первым. – Оно тоже одобрено человечеством?

– Нет, – Реверанс оскалился. – Нет. Как и Авторитет. Я уже говорил: клин клином.

Миумун куда-то пропал. Я не видел его за сожженными шкафами и колоннами.

– Кем ты себя возомнил, Реверанс? – спросил я, ощущая щекой присутствие Цыпленка. Тот расставил в стороны крылышки и хищно приоткрыл клюв в сторону первенца. – У тебя было триста нерестов. Триста нерестов чтобы понять: такая ответственность тебе не по зубам. Два раза ты проигрывал и бежал просто потому, что не мог найти в себе сил продолжить. У тебя еще оставались войска. Ты мог бы давить. Мог поднажать и заработать себе пиррову победу. Но ты отступал. Разве дело было только в любви к Соленым варварам? Нет. Ты каждый раз безумно боялся того, что может начаться после твоего триумфа.

– Догадки, догадки, беззубые укусы, – проговорил Реверанс срывающимся голосом. – Ты считаешь, мои планы оканчиваются на разрушении Гротеска? Невежа. Это будет началом моего проекта. Я налажу новый мировой порядок, дам людям планы и… – он осекся и посмотрел на меня с ненавистью.

Я показал десны.

– Ну, давай! – вскричал он, и едва взял себя в руки. – Давай. Скажи, что я просто создам еще один Авторитет со мной во главе.

– Ты ведь и сам это понимаешь, – проговорил я, собирая в щепоть тепло.

– Я не собираюсь диктовать, – медленно и твердо проговорил Реверанс, занимаясь, похоже, тем же самым. – Я буду свободным советником. Я построю небольшую крепость, где буду заседать с гарнизоном стотри. Ты спрашиваешь, кем я себя возомнил? На данный момент я движущая сила истории. Я обладаю ресурсами, чтобы повернуть ее курс в другую сторону и делаю это. Я обеспечиваю борьбу, которая является залогом прогресса. А вот кем возомнил себя ты, червь? Ты только знаешь, что я равняюсь жертвам, равняюсь новой войне и неким катаклизмам. Но кто ты такой, чтобы лишать людей этого будущего? Быть может, ты прошел по всем селениям, заглянул в каждую халупу и спросил каждого человека: хотите ли вы, чтобы все осталось как прежде? Их воображение угасает, их мысли черствеют. Что ты сможешь сделать с этим? Отвечай! Но тебе нечего сказать. Ты один их тех, кто достаточно умен, чтобы критиковать, но слишком ограничен, чтобы придумать собственный выход. Вчерашнее ничтожество, плененный выродок, теперь ты делаешь вид, что тебе небезразличен Авторитет. Кто тебе сказал, что от одного твоего желания должна зависеть судьба континента?