Текст книги "Отступники (СИ)"

Автор книги: Антон Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 37 страниц)

Она неуверенно склонилась в мою сторону. Я обнял ее.

– Стало быть, то, что я оказался Престоном ничего не меняет?

– Нет.

– Почему?

– Престон, ты помнишь ту легенду о Допасе и Совести? Совести хватило нескольких секунд, чтобы понять, что следопыт принадлежит ей. Не обижайся, но мы, Первенцы, выбираем пару куда быстрее и надежнее, чем люди. Это все равно, что поиск одинаковых картинок. Доброта, как ни странно, совпадает с добротой, благородство с благородством, забота с заботой. Первенцы сразу переворачивают их и сравнивают.

– Я слышал об этом, – согласился я. – Людям нужно больше времени. Ну знаешь… На ритуалы… И проверку картинок на подлинность. Чувства подделывают довольно искусно.

– Вот как. Престон?

– Да?

– Так тебе нужно больше времени? – с надеждой спросила Кира.

– Похоже на то. По крайне мере мне нужно добраться до своего настоящего тела. Я не хочу, чтобы этот мерзкий старикан трогал тебя. Пускай даже косвенно.

– Я знаю про твою возлюбленную, – печально проговорила Кира. – Корсарку. Мне очень жаль.

– Подожди, что? – я нервно усмехнулся. – Какую еще корсарку?

Кира, путаясь и запинаясь от волнения, объяснила.

– Пошли, – холодно сказал я, давая понять, что тема закрыта. – Найдем Рема и подумаем, что делать дальше. Ты не знаешь, где мы остановились?

– Мы не останавливались, – ответила Кира, поспешая за мной. – Мы плывем, не останавливаясь от самого Торкена. Вот уже четыре дня.

Мы поднялись на палубу. Неуловимый корабль Миумуна шел по волнам так, словно не имел к ним никакого отношения. Клянусь Первым, если бы не взрывающие воду колеса за бортами, я решил бы, что судно село на мель. Я поглядел на пустой горизонт, без единого клочка земли. Очередной побег от очередного похитителя, откладывался на неопределенный срок.

Рема я отыскал по запаху табачного дыма, обрывкам промасленной оберточной бумаги и атмосфере надвигающегося скандала.

– Все просто, – говорил он, гипнотизируя зункула пируэтами курительной трубки. – Я даю тебе банан, Аналог, а ты надеваешь штаны на голову и кричишь: «кто хочет произойти от меня, ну, кто хочет произойти от меня, детка?!».

– Твое предложение оскорбительно, менадинец, – терпеливо отвечал Аналог, перебирая ногами спутанную бухту толстого каната. Руками он одновременно держался за низкую рею и чесал между лопаток. – Я не стану этого делать.

– Но ведь это же банан! – воскликнул Рем. – Кто из обезьяньих предков завещал тебе пренебрегать бананами?

– У меня нет «обезьяньих» предков, – ответил Аналог и по его тону, можно было предположить, что отметка в дюжину повторений преодолена. – Мои родители были зункулами. Родители моих родителей были зункулами. А далекие-далекие предки – высокими Первенцами. Я. Не. Имею. Никакого. Отношения. К. Обезьянам.

– Даже учитывая твою нынешнюю позу? – подмигнул Рем.

– Менадинец Рем, то, что я похож на обезьяну и могу проделывать те же трюки, еще не означает, что я и есть обезьяна.

– А по-моему двусмысленностей здесь быть не может.

– У меня есть разум, – процедил Аналог накаляясь. – И телосложение подобное человеческому.

– Значит ты разумная обезьяна, – согласно кивнул Рем. – Стало быть, ты в полтора раза лучше должен понимать, что от банана нельзя отказываться.

– Я оторву тебе голову, – спокойно сообщил Аналог.

– Позвольте сначала мне, – произнес я, вставая между ними. – Меня он взбесил первым.

– Просто убедитесь, пожалуйста, что он будет еще жив, когда я до него доберусь, – вежливо попросил матрос.

Остальные необезьяны, привлеченные нашим разговором, поддержали его желтыми оскалами и демонстрацией задниц.

– Ну, – пожал плечами Рем, – я даже не знаю. Если они не обезьяны, то я не менадинец.

Я отвел его подальше. Откуда ни возьмись, приковыляла Реакция с подносом.

– Вот…

– Спасибо, – поблагодарил я, забирая плошку и кувшин.

– …ваша…

– Большое спасибо.

– …

– Еда?

– …пища.

– Я почти угадал.

Рем с довольным видом, наблюдал за тем, как я выскребаю голубоватую массу.

– Что это такое? – спросил я, осторожно чавкая. – Такое впечатление, что я съел пюре из фей, смешанное с толчеными детскими зубами. Только из-под подушки.

– Это особая Первенская стряпня, – Рем потушил трубку и вытряхнул остатки табака себе на язык. – Скорее всего, тушеная маггия.

Он почесал нос и решился на активную оборону:

– Слушай, Престон, я должен был рассказать ей. Она – друг. Хороший друг.

– Все отлично, – сказал я, глядя на подозрительные сгустки, перемещающиеся по дну плошки. – Конечно, она должна была узнать. Но эта история с одноногой корсаркой… И попугай!

– О, змей, – Рем сделал вид, что ему срочно нужно испортить настроение кому-нибудь еще. – Ну как же без этого? Девочка сохнет по тебе.

– Знаешь, Престон, – вмешалась Кира, – если бы существовал мировой чемпионат по нетактичности, сушеная непосредственность Рема могла бы считаться сильнейшим допингом.

Спорить я не стал.

– Ты знаешь, что Миумун должен был похитить Киру? – спросил Рем, в ненавязчивой попытке сменить тему.

– И он это сделал, – сказал я, прихлебывая из кувшина. – Правда, все пошло немного не так, как ожидалось.

Я задумался, поглядывая на своих друзей. Разговор с Кирой засеял мой умишко новыми идеями. Действие по обстоятельствам стало для меня каким-то новым, крайне неудобным и стрессовым видом искусства. Я давно оказался перед ненаписанной картиной, которая давала мне оплеуху палитрой за каждый неправильный мазок. Даже не так: она давала мне оплеуху вообще за каждый мазок, просто потому, что была размером с половину мира!

Один фрагмент в этом проклятом полотне я видел совершенно ясно.

Я был уверен, что не хочу, чтобы Гигану разорили, а Гротеск разрушили. Увеличение расстояния между мной и проблемами, больше не работало. Простым бегом по диагонали от Соленых Варваров, я их не остановлю.

– …и это наш шанс повлиять на обстоятельства.

– Что ты задумал? – спросил Рем.

– Я поговорю с Миумуном. Насколько я понимаю, у него сейчас проблемы не только с лишними пассажирами. Пока у него нет связи с Торкеном, нужно внушить ему, что мы должны работать вместе, чтобы… Чтобы предпринять хоть что-то.

– Ты собрался помешать Реверансу? – смекнул Рем.

– Во всяком случае, я постараюсь, чтобы он увидел меня еще раз. Кира?

– Да?

– Ты готова рискнуть? Клянусь, если он хоть попытается обидеть тебя…

– Не надо ничего говорить, – мягко перебила она. – Конечно, я помогу тебе. Просто будь готов наколдовать нам какой-нибудь плот, хорошо?

Покои Миумуна находились в корме. Там был построен настоящий дворец у которого даже был свой подвесной мост над нишей в палубе. Увидев Киру, два зункула-быка сделали вид, что крайне заняты облизыванием носов.

– Упрек, Норов, нам нужно увидеть Миумуна, – сказала та, выходя вперед.

– Он… хрпрх… занят, – сказал Упрек, а может быть и Норов.

– Сильно-сильно, – заметил Норов, хотя, возможно, и Упрек. – Никого… взрымхр… велел не пускать!

– Ну пожа-а-алуйста! – встала на цыпочки, Кира. – Мальчики, пустите нас. Мы никому не будем мешать, просто напомним господину Миумуну какие у него верные и доблестные охранники.

– Это… мумхр… мы что ли? – по-бычьи сурово застеснялись Упрек и Норов.

– Ну конечно, – улыбнулась Кира, и я снова почуял это располагающее тепло, которое способно было расшевелить даже нарисованного мужчину.

Быки крайне сосредоточенно облизнули носы. Создавалось впечатление, что за синхронностью их действий стоит древний бычий традиционализм.

– Это сложно, – без тени сомнения изрек Упрек-или-Норов. – Если… хмумр… мы вас пустим, то Миумун все равно оторвет нам яйца. Но потом похвалит…

– И в этом… храпхр… есть свой плюс, – уверенно добавил Норов-или-Упрек.

– Но все ж таки… – начал новый виток общей мысли Упрек-или-Норов.

Кира помахала у них перед носами своим носовым платком, который успел побывать очень близко к телу хозяйки. Темп облизывания наблюдаемо возрос.

– Я просто оставлю его здесь, – чувственно проговорила она.

Быки, в действительности, не являющиеся быками, не моргая глядели на опадающий фетиш.

– Пойдемте, – шепнула нам Кира.

И мы действительно смогли проникнуть в капитанские покои. За нами послышалась тяжелая возня и крещендо «мумырхов» и «храпырхов».

– И часто ты в этом практиковалась? – спросил Рем, оглядываясь назад.

– Не очень, – ответила Кира, не оборачиваясь. – Это нечестно. Унижает мужчину. Все равно, что разрезать сухожилия. Опасная травма для личности.

– А тебе не кажется, что это может и для тебя окончиться травмами? – осведомился я. – Причем не только моральными.

– Нет, – был ответ. – Важно на что именно обратить внимание. Можно заставить цель воспылать страстью к чему угодно. К платку, в данном случае.

– Кира, а тогда, в Порту, с Крикушей… – начал я.

– Виновна, – призналась Кира. – Хоть на тебя это не подействовало, я торжественно прошу прощения. Можно?

– Чего уж там.

Половину внутреннего зала занимал огромный яшмовый трон, обжитый существами достаточно маленькими, чтобы их можно было раздавить, но не настолько, чтобы ты этого не заметил. При нашем приближении они ревниво запищали.

Миумун сидел между резных подлокотников. На коленях его стояла прозрачная амфора. В ней что-то активно плесневело. Над этим гадким процессом нависла голова Миумуна, накрытая шелковым платком. После каждого вдоха первенец раздувался как кузнечные меха.

Мы недоуменно переглянулись.

– Что он делает? – завистливо спросил Рем. – Это какая-то дурь?

Под свирепое фырканье хомяков и настороженные скрипы крыс, я подошел ближе.

– Миумун? Эй, Миумун…

– Великое Оно, это ты? – с надеждой донеслось из-под покрывала.

– Нет, это Вохрас.

Я едва успел увернуться от амфоры. Раздался звон. Миумун грузно вскинулся, взобрался на трон и заорал, путаясь в шелке.

– Что ты здесь делаешь?!

Его гвардия ощетинилась и тактически обгадилась.

– Я просто…

– Убирайся!

– Я хотел…

– Это мой корабль!

– Я не…

– Мой, мой, мой!

– Он может повторять это бесконечно, – предупредила Кира.

– Мой, мой, мой, мой…

– Циф.

– Это ему не навредит?

– Циф-циф.

Миумун тем временем отбросил скомканное покрывало в сторону. Забрало его шлема было открыто словно печная заслонка.

– Не смотрите на меня! – завизжал он.

И в этот же момент его рот заполнился пчелиным воском.

– Сядь! – крикнул я. – Прижми свой зад к трону и послушай меня!

Это сработало.

Миумун умоляюще глядел на меня кровавыми выпученными пузырями. Он был… Судя по внешности, он был тигром, который в действительности таковым не являлся.

Рем притащил мне кресло, и я сел напротив хозяина корабля.

– Все очень просто, Миумун, – сказал я доверительно. – Я был у Реверанса, и я знаю, чего он хочет. Меня, как и Торкен, не устраивают его методы. Мы сейчас хотим одного и того же. И нам вместе нужно придумать, как остановить резню. Я знаю, зачем Первенцам Кира: так вот, этот вариант отпадает. Отчасти потому, что я испепелю любого, кто посмеет навредить ей, отчасти потому, что Реверанс фанатик, готовый пожертвовать всем ради своей цели.

Миумун сжал кулаки и закатил глаза. Потом показал пальцем на забитую пасть.

Я кивнул и заставил воск рассосаться. Первенец долго отплевывался и перхал.

– Неужели я не имею право на личную информацию? – спросил Миумун ядовито. – Самая малость конфиденциальности была бы как нельзя кстати. И что еще тебе известно из «секретов» Миумуна?

Он сделал странный жест двум пальцами.

– Насчет проблем со связью, – добавил я.

– Ну да, ну да… Ты мог хотя бы попытаться не использовать свои силы так гнусно и ожидаемо, – ехидно проговорил Миумун. – Неужели даже за триста нерестов человек не может стать честнее?

– Сосредоточься на том, что я сказал в самом начале, – дипломатично напомнил я.

– Тут нечего обсуждать, – крякнул Миумун. Из его рукава показалась коническая головка черной змеи. Первенец дал ей выползти на свою грудь и погладил вдоль тела. – Во-первых, без указаний Торкена я не могу действовать самостоятельно. Это запрещено и… вообще немыслимо! Во-вторых… Змей подери, я что должен тебе объяснять, что с моими ресурсами мы не сможем остановить армию? На моем корабле восемьдесят воинов и пятьдесят слуг. По сравнению с армией Реверанса ощущается некая… несбалансированность, правда же?

Я подался вперед.

– А что, если я скажу, что у меня есть план?

Плана у меня не было. Но я надеялся, что он вот-вот подоспеет.

– Вероятно, это воистину гениальная схема, – желчно откликнулся Миумун. – Давай-ка я еще раз пройдусь по ключевым числам. Многотысячная армия и восемь десятков. По-моему, к твоему плану должны прилагаться неизвестные мне резервы. Это так?

– Не совсем.

Миумун всхрапнул и откинулся на спинку трона.

– У людей есть свои армии, – сказал он. – Они задержат варваров. К этому времени Торкен даже без моих донесений сообразит, что к чему.

– Задержат? – переспросил я. – Ты имеешь в виду, загородят им путь собственными телами?

– Хорошая формулировка, – одобрил первенец. – Лучше и не скажешь.

– Так не пойдет, – я встал и подошел к нему вплотную.

– Змея, – предупредил капитан.

– Да, будет нехорошо, если она мной отравиться, – согласился я.

Под маской нервно облизнулись.

– Слушай, – сказал Миумун убирая гадину в рукав. – Это ты, по какой-то причине стремишься «остановить резню». Торкену нужна лишь стабильность и порядок.

– Но не те «стабильность и порядок» при которых не погибнут миллионы людей, – уточнил я, повторив его жест с двумя пальцами.

– Так, а об этом тебе что известно? – устало осведомился Миумун.

– По поводу подсадной религии?

– А вот это не слишком удачное определение. Реверанс пытался обратить тебя в свою бредовую традукцию про «тюрьму народов»? Как насчет загнивающего в соломенных дырах человечества? Некогда великого и могучего? До этого он не дошел?

– Он говорил об этом. И, в общем, я с ним согласен…

Тут Злоба Миумуна ударила его же Трусость мордой об покерный стол и гаркнула мне в лицо:

– С чем ты согласен, вяленый колдунишка?! С тем, что злобные Первенцы силой вытащили счастливое человечество из эпохи кровавой грызни, зверств, интриг и коварства?! С тем, что мы вероломно и нечувствительно вторглись в ваши владения, оставляя после себя садистские ловушки вроде централизованного обеспечения и единого для всех закона?! Да как ты смеешь?! Мы подарили вам самый крепкий государственный институт, до которого вы, убогие нищедухи не догадались бы даже под угрозой полного уничтожения!

– Я не собираюсь сейчас об этом спорить.

– И правильно делаешь, потому что скорее море займет место неба, чем я стану сотрудничать с тем, кто поддерживает абсурдный экстремизм Реверанса!

За моей спиной послышались шаги.

– Доминант Миумун, – нервно позвал кто-то.

– Чего тебе, Расчет?

– Боюсь…

Я обернулся и увидел опоссума, который в действительности ни в коем случае не мог считаться опоссумом. Да, этот парень действительно боялся. Настолько, что его голый хвост пытался спастись отдельно от хозяина.

– Боюсь, что мы столкнулись с непредвиденными осложнениями, – едва слышно пролепетал он.

Миумун вскочил, оттеснив меня.

– Что такое? – процедил он презрительно, словно бедняга Расчет лично попустительствовал развитию этих самых осложнений.

– Там…

Расчет, кажется, задыхался от ужаса. Заметно было, как он страдает от того, что нельзя донести волнующую его новость одним нечленораздельным воплем.

– Там…

– Ну что?! – взорвался Миумун.

– Дай ему сказать, бродячее брюхо! – воскликнула Кира.

– Не смей повышать на меня голос, бедовка! – взревел Миумун. – Это мой корабль!

– Конечно, его наверняка снабдили противовесами для твоей спеси!

– Это не спесь, а гордость за свой народ!

– Там огромная волна…

– Если Торкен населен такими же засранцами как ты… Что?

– Что?

– Какая еще волна?

– Огромная… – просипел Расчет и брякнулся на пол.

Потянуло чем-то невероятно гадким. Если бы я не знал, что в действительности рядом не было никаких опоссумов, то решил бы, что один из них только что притворился мертвым.

– Закрой глаза, закрой глаза, и зло не увидит тебя, – пропела бессмертная душа Расчета.

Все крысы вокруг трона вдруг поднялись и организованно потрусили к выходу.

– Что за змей, – ошарашено проговорил Миумун. – А ну назад!

Последняя крыса оглянулась и покачала мордочкой.

– Инстинкты. С ними не совладать.

Под разнобойное топотание, мы выскочили из дворца Миумуна. Палуба была заполнена зункулами. Все они, за исключением участников Платочного конфликта, глядели в одну сторону. Воины приклонили колена перед неминуемой смертью. Матросы сгрудились в вороньем гнезде главной мачты. Визг там стоял такой, словно в джунглях вдруг кончились все лианы.

– Чаю?

– Нет, спасибо, Реакция, – вежливо отказался я.

Волна.

Это была не совсем волна. Что-то настолько огромное, скорее всего, заслуживает собственного наименования. Океан словно взяли за один край и принялись сворачивать как блинчик. С корабельно-островным джемом. Этот Край приближался к нам со странной, почти потусторонней медлительностью. В действительности очень сложно оценивать расстояние и время, когда в твою сторону направляется треть Океана.

Бегущая впереди тень, накрыла нас мгновенно. Стало темно и зябко. Посыпались холодные капли.

– Откуда она взялась?! – заорал Миумун. – Еще утром горизонт был чист! Да что там, мы бы за неделю ее увидели! Проклятье, почему все просто не может идти так, как должно?!

– Престон? – Рем шмыгнул носом. – Я как то видел парня, который забирался в бочку. Ну, знаешь, в дубовую бочку и спускался в ней с водопада.

– Спускался?

Я поглядел на крыс. Они разместились на поручнях и печально смотрели куда-то вдаль, изредка попискивая и обнимая друг друга хвостами.

– Скорее падал, – исправился Рем.

– И он выжил? – с надеждой спросила Кира.

– Ну, он немного дергался, когда его вытащили из бочки.

Рем подумал и добавил.

– Точнее, бочку из него.

– Нет, не пойдет, – сказал я. – Цыпленок!

– Циф? Ку-ка-ре-ку-у-у?!

Оглушающий грохот триллионов тонн воды несся следом за тенью.

Миумун метался по палубе, расписывая зункулов. «Сделайте что-нибудь, идиоты!», – орал он.

Волна настигала нас. Корабль начал крениться на нос. Его поволокло вверх по вздымающейся воде.

– Цыплено, о на елать?! – спросил я.

– Ци! Иф-ци! И!

– Но нель-я же бро их!

– Иф?!

– Да-ай са-е сил-е!

Кира схватила меня за руку. Такелаж сыпался вниз, Миумун визжа вцепился в зункула, цепляющегося за перила и принялся карабкаться вверх по перекладинам. За дворцом Миумуна заклубилось нечто призрачно-неясное. Это облако мгновенно вобрала в себя волна.

Я поглядел вверх. Кира держала меня. Рем, обвязавшись веревкой – ее.

– Ме нуж– обе ру-и! – крикнул я изо всех сил.

Кира сосредоточенно выслушала и покачала головой.

– Я не см-у ере-а-ить те-я!

– От-и ме-я!

– О!?

Не теряя времени на споры, я разжал пальцы и выскользнул из ее хватки.

Шлеп!

На мачте было полно бесшумно визжащих зункулов. Я кое-как уселся и…

– Иф! И!

– Как?

– Иф! И!

Тепло. Я стал ядром теплоты. Маленьким орешком в скорлупе нестерпимого жара. Маггия озверело хватала меня за руки, разрывая комбинезон в клочья. Выше, по предплечью и плечу, стремясь добраться до горла. Засвистели крохотные льдинки, вокруг судна намерзала ледяная кромка. Он начал замедлятся. Я почувствовал, что съезжаю вперед.

Алый корабль Первенцев становился на дыбы.

То есть горизонтально.

Удивительно, как много интересных штук можно проделать с кораблем, имея в своем распоряжении край Океана и колдуна.

Еще секунда и волна проглотит нас.

Маггия в бешенстве начала грызть и разрывать пространство.

Сейчас!

.

.

.

.

?

!!!

С: Они уже там?

ДМ: Еще нет, господин.

С: А теперь?

ДМ: Нет, господин.

С: Ну а сейчас?

ДМ: И снова нет, господин.

Несмотря на то, что по космическим меркам Алиот вел себя как ребенок в телеге, плетущейся на ярмарку, любому человеку он показался бы образцом выдержки. После каждого его вопроса проходило не меньше трех суток.

В действительности он готов был провалиться сквозь риманово пространство. Во всем мире нашлось всего ДВА человека, способных в теории подобраться к Великому Оно. Из них всего ОДИН мог в теории одолеть носителя.

Как можно всерьёз играть двумя фишками на доске с миллионом ячеек?

Комета!

Жнецы роились вокруг, в бешеном темпе сооружая пищевые пузыри. Столь… загадочных пищевых пузырей Алиоту еще пробовать не доводилось. Жнецы наполняли их дикой смесью из угля, огромных животных, древесины, нефти и всего того, что могло бы помочь светозверю удержать орбиту. От него до земли непрерывно работала конвейерная цепочка.

Алиот сознательно давился этими тошнотворными пузырями, и пытался вырабатывать из угольно-мясной каши оптимизм. Получались в основном ядреные протуберанцы. Ближе к хвосту.

Если отправить армаду жнецов… Да что там армаду, даже стаю в пятьдесят особей Великое Оно сразу же заметит их и уничтожит.

Две фишки.

Что-то настолько ничтожное посреди миллиона незанятых клеток.

Настолько ничтожное, что рок даже не сможет заметить это.

Алиот проглотил очередной пузырь и крепко сжал плавники.

У Сэнди-Бэнди определенно выдался удачный день.

Удачливость Сэнди легко вычислялась по количеству выделенной слюны, поделенного на величину сожранной горы растительного мусора. Такие горы сооружали доисторические птицы с облысевшими задами, которые испытывали проблемы с: а) температурным балансом, б) запоминанием места, куда были отложены яйца.

Птицы были большие и по-старчески злобные. Не летали, не пели и не занимались прочей романтичной ерундой. Сварливо клекоча, они сгребали голенастыми ногами все, что попадалась на глаза в одно место, создавая большое, легко узнаваемое гнездо.

По этому клекоту Сэнди-Бэнди определял, где ему вскоре придется отобедать.

Прячась в зарослях, он неделями дожидался момента истины. Птица не выдерживала поста, начинала свирепо клокотать и возиться. В конце концов, она поднималась и уходила, предварительно забросав яйцо мусором.

Это было время Сэнди. Точнее минут двадцать, пока птица гонялась за одышливыми саблезубыми тиграми. Сэнди вылезал из болота собственных слюней и торопился к гнезду. В жаркой гниющей каше встречалось великое множество насекомых, мягкой клетчатки, грызунов и ящериц. Иногда попадались убитые во время создания гнезда кондилартры.

И, конечно же, Яйцо!

Яйцо было для Сэнди своего рода откровением. Он был из тех немногих разумных существ, кто точно знал ответ на Великий Вопрос.

В яйце.

Ну, смысл жизни, понимаете? Он там, чтобы вы себе не думали.

Сэнди мгновенно объедался, а потом долго спал где-нибудь далеко-далеко от места преступления. И, несмотря на… подробности своего происхождения, он знал, что не при каких обстоятельствах туда не вернется.

Да и зачем?

Прислушиваясь к таинственным песням живота, Сэнди убредал от очередной несчастной мамаши и высматривал место для ночлега. Не слишком тщательно. Его мог выследить любой хищник. Даже не имеющий к себе уважения. Просто потому, что Сэнди постоянно «звучал». Опуская подробности этого «звучания», отметим еще одну причину, которая уже упоминалась.

Слюни.

Бывали драконы огненные. Бывали ледяные. Медные-молниеносные. Черные-ядовитые.

Так вот Сэнди был слюнявым драконом.

Он выделял эту жидкость в таких количествах, что мог бы всерьёз занимать орошением небольших полей. При этом от его слюны воняло тем, что он ел. Переваренным вариантом того, что он ел. Даже смердящие за тысячу хвостов энтелодоны, предпочитали не иметь с ним дела.

Итак.

У Сэнди определенно выдался удачный день. Он сожрал большую кучу перегноя, и в очередной раз испытал священный экстаз от поглощения яйца. В его несложной программе остался третий и заключительный пункт: поспать.

И он непременно занялся бы этим прямо сейчас, если бы не… Ощущение. Злое. Плохое. Гадкое ощущение. Что это?

– Ры-а-агр! – выразился он.

Он бы обязательно понял, что его мучала подозрительность и острая драконья интуиция, если бы не тот факт, что в семье Сэнди практиковалась «родственная взаимозаменяемость». Практически это означало, что отец Сэнди был одновременно его дядей. А мать – бабушкой. В целом проблема усугублялась еще и тем, что отец-дядя был далеко не первым отцом-дядей, и мать-бабушка, тоже не вчера изобрела это… деликатное положение.

В результате многие присущие драконам родовые силы пострадали. Редуцировались. Отмерли. Затерялись в безумном геновороте. Вплоть до мелочей. Так, например, Имя Третьей Степени Величия И Уважения Сэндифактумрадогат, превратилось в Сэнди. А Фамильный Титул Крови Мэндигаратухамду – в Мэнди.

Однако, Сэнди был чуть ли не единственным драконом во всех джунглях, у кого были…

– Крылья, – проговорил Накат сосредоточено. Его щетина обдирала засохшие чешуи с папоротника-великана. – Это первая тварь, у которой есть крылья. Понимаете, что это значит?

Снизу Вилл сливался с трещинами в камне. Он поднял покрытый прозрачной порослью подбородок и кивнул.

– Времени у нас не остается, – говорил Накат, сползая вниз по стволу на одних руках. – Ики, сколько мы здесь?

– Двадцать четыре полных дня, – ответило кресло без всяких вычислений.

За это время светозверь успел опуститься так низко, что находиться на открытых участках стало практически невыносимо. Да и под шипящими днем кронами, духота стояла змейская. Теперь даже Накат не отрицал, что на этот раз цена на лук определенно снизиться. Зато крем от загара станет дороже специй.

– И какой у нас план? – осведомился Вилл, пытаясь определить реакцию Кричащего меча на дракона.

Внутри ноздреватой стали что-то поскуливало и побулькивало. Меч то ли не знал, как реагировать, то ли искренне сострадал.

– Говорят, драконы разумны, – сообщил Ики. – Может нам попытаться просто договорится с ним?

– Шантаж, – согласился Накат.

– Нет! – возразило кресло. – Мы просто вежливо его попросим.

– Слушай, Ики – вмешался Вилл, который успел неплохо изучить диаду Наката, за эти двадцать дизентерийных, обезвоженных, москито-кусательных дней, – давай мы вежливо с ним поговорим, но у Наката в руках будет дипломатический атрибут.

Накат изогнул брови.

– Большая пушка, – уточнил стотри.

– А ты чему-то да учишься, парень, – ровным голосом признал Накат.

Сэнди тем временем удобно устроился на хвосте, и не на шутку задумался над своими впечатлениями. Со стороны он напоминал реалистичный фонтан со слабым водяным напором в трубах.

Он настолько погрузился в свои размышления, что даже не обратил внимания на выскочивший из кустов плод дизентерийника стопроцентного. Здоровенный пятнистый апельсин скакнул перед ним и завертелся вокруг собственной оси.

В мозгу Сэнди ворочался сверхразум, вывернутый наизнанку веками инцеста.

– Кто-то… преследует…

Сверхразум закипел.

– Миня?

Инсайт был такой силы, что «звучание» дракона стало почти оглушительным.

– Мы не причиним тебе зла! – завопил Ики. – Мы пришли с миром!

– И с пушкой, – добавил Накат непреклонно. – Нам надо поговорить, дракон.

– Гэ-э-э? – изумился Сэнди. – Што вы такие? Я же не кушал ваши яйца! Нет-нет, не кушал, клянусь-обещаю.

– Не слишком-то он разумный, – шепнул Накат.

– Я буду говорить, – отрезало кресло. – Здравствуй друг, дракон. Позволь нам узнать твое громоподобное имя, о, владыка неба.

– Г-э-э-э? – беспомощно переспросил Сэнди.

– Как тебя зовут? – прямо вступил кабинетный варвар. – Вот меня зовут Вилл, его – Накат, а кресло – Ики. Как твое имя?

– Сэнди, Сэнди завут все, – поспешно информировал дракон. – Но яйца не крал.

– Мы тебе верим, – добродушно сказал Вилл. – Не волнуйся, мы друзья.

– Что это? – не понял Сэнди. – Вы семейная пара?

Накат затрещал, но выдержал. Его опыт запечатлел убийство множества идиотов. Но то были не набравшиеся ума идиоты. К генетическим он относился с нехарактерным для него пониманием.

– Нет, – сказал Вилл. – Это значит, что мы помогаем друг другу.

– Я-а-айца, – понимающе протянул Сэнди. – Так удобнее, да?

– Вот именно, – подтвердил варвар. – И не только они. Имея друзей, можно добыть вещи куда более ценные.

Это было сильным ударом для дракона. Вселенная сверхразума содрогнулась от чудовищного катаклизма. Все ее маленькие спутанные галактики зазвенели как елочные игрушки.

Что-то ценнее яйца?

– Так же быть не бывает! – воскликнул Сэнди.

– Бывает, – проникновенно повторил Вилл. – Такие вкусности тебе и не снились. Это… Это яйца в яйце, залитые другими яйцами.

Два желтых шарика со сбитыми в разные стороны горизонтальными зрачками, вылезли из орбит.

– Змей возьми, да откуда же в нем столько воды! – рявкнул Накат. – Не останавливайся, парень, дави на него.

– Мы тоже хотим добыть эти яйца, – Вилл стряхнул пот, и сделал шаг назад от наползающей лужи.

Сэнди направил на него оба глаза одновременно. Двигались они как бильярдные шары в переполненной лузе.

– Мы можем помочь друг другу, – напомнил Вилл. – Ты – нам, мы – тебе. Дележка.

– Глагл, – восторженно булькнул дракон. – Гля глосасен! А гло глелать-ло?

– Ты ведь умеешь летать?

Это был контрольный вопрос Вилла. И, как это ни странно, внятного ответа он получить не смог.

Для начала ему пришлось объяснить Сэнди, что такое «полет». Сэнди выразил сомнение, что кто-то сможет запустить его в небо как демонстрационный камушек. Тут выяснилось, что дракон не видит прямой связи между его крыльями и способностями запущенных камней.

– Просто попробуй помахать ими, – советовал Вилл.

– Ни хачу-у-у, – хныкал Сэнди. – Тижало!

Терпение Наката лопнуло.

После этого на притихшего в ужасе дракона еще долго сыпался обгорелый папоротник.

– Видел, что случилось с тем деревом? – спросил Накат поглаживая ручной хлопышемет.

– Ик!

– Хочешь, чтобы с твоей головой произошло тоже самое?

– Инк!

– Тогда маши крыльями, подкормка для сказок!

!!!

.

.

.

.

– …все умрем!

– …сти меня Разворот!

– …и-и-и-и-изг!

Падаем, – успело пронестись у меня в голове.

– Держитесь! – заорал я, не особо надеясь найти слушателей. – Изо всех…

И первый сорвался вниз при ударе.

Корабль упал на бок, расплющив оседающий берег. Я рухнул в грязь и забарахтался. Дно было скользкое, на меня перли мрачные буруны изломанных ветвей и мелких деревьев. Разгребая руками селевую жижу, я выкарабкался на оплывающий берег и поглядел на судно. Оно уперлось мачтой в середину потока и жалобно завывало своей неведомой конструкцией. Зункулы-не-обезьяны уже успели взобраться на левый борт и теперь ошарашенно озирались по сторонам, что-то прикидывая емкими «у-ка-ка-ка» и «хук-ки-ки».

Я посмотрел на пустую правую ладонь. Посох вынырнул из грязи ниже по течению и помчался ко мне.

– Кира! Рем!

– Мы здесь!

Я прошлепал под стонущей палубой, наблюдая, как выбираются из грязи воины: пантеры и леопарды. Они взрезывали и разбрызгивали грязь отрывистыми движениями ног.

Рем висел вниз головой на той самой веревке и курил перевёрнутую трубку.