Текст книги "Переписка и деловые бумаги"

Автор книги: Антон Чехов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 187 страниц)

Москва, "Московские ведомости".

" "Современные известия".

" "Московский листок".

Петербург: "Новое время".

" "Петербургская газета", г. Пономареву.

" "Новости".

Вот и всё. Посылайте отчет ежегодно, как делают это все братства, общества и проч. Писем к отчету не прилагайте. Напишут коротко, как это и подобает;

обязательно похвалят и пожелают успеха, осуждать же не будут, а если сделают замечание, то полезное...

Пишу коротко, потому что везущие письмо на почту спешат и не хотят ждать. Кланяюсь Вам и всем вашим.

Хвораю: болят зубы и мешает работать геморрой – сенаторская болезнь.

Получили ли Вы номер "Новостей дня"? Что у Вас поговаривают о присоединении Таганрога к Донской области?

Прощайте и будьте счастливы. Не забывайте, что у Вас есть преданный и искренно уважающий

А. Чехов.

Поздравляю Георгия с должностью. Напрасно Вы стеснялись Еремеева: он не взял бы с Вас денег, да и карточку я дал, чтобы Вы не платили ему. С таких хороших людей, как Вы, врачи не должны брать денег. Вы же работаете безвозмездно на пользу общую!

184. M. В. КИСЕЛЕВОЙ

Июль 1886 г. Бабкино.

Материалисты скажут, что разумнее было бы прислать сначала соды, а потом уж рассказ, но скромный автор думает, что интересы изящного должны преобладать над интересами желудка.

Надеясь на снисхождение критиков, автор просит немедленно выслать деньги за рассказ, иначе его жена и деточки поколеют с голоду.

Адрес автора: во втором этаже около кухни, направо от ватера, между шкафом и красным сундуком, в том самом месте, где в прошлом году собака и кошка в драке разбили горшочек.

Автор: А. Индейкин.

185. Е. К. САХАРОВОЙ

28 июля 1886 г. Бабкино.

86, VII, 28.

Аплодирую Вам, уважаемая Елизавета Константиновна, до боли и мозолей в ладонях. Ваша свадьба – это лучшая пьеса, которую Вы когда-либо играли... Поздравляю, крепко жму руку и от чистого сердца, приятельски желаю всего лучшего. Несмотря на свой очень маленький рост, Вы более, чем кто-либо другой, стоите настоящего, хорошего счастья.

Жалею, что судьба не позволила мне быть у Вас шафером. Моим шаферством завершились бы и запечатлелись бы навеки нерушимо наши добрые и (села позволите) приятельские отношения.

Сейчас я вернулся из Звенигорода, где, конечно, виделся с Вашей тетушкой Людмилой Васильевной. О чем мы с ней говорили, Вы знаете и догадываетесь, ибо темы Вашей тетушки вечны и постоянны, как законы природы... В самых ярких, кричащих и глаза режущих красках она (ехидно следя за выражением моего лица потерял, мол, голубчик!) расписала Ваше счастье. Благодаря ей я знаю, что Вы не знаете, куда деваться от счастья, и что Ваш жених лицом похож на Христа.

Людмилочка пела. Познакомился я с Менелаем – генералом.

Живется скучно. Зарабатываю много, но денег по-прежнему нет. Со мной живет Левитан, привезший из Крыма массу (штук 50) замечательных (по мнению знатоков) эскизов. Талант его растет не по дням, а по часам. Николай работает мало. Сестра жива и здравствует. Миша влюблен и философствует, и проч., и проч....

Весьма вероятно, что я буду в Крыму, если не в этом году, то в будущем. Если сообщите Ваш севастопольский адрес, то, ради того, чтобы поглазеть на Вас, я с удовольствием завернул бы в Севастополь.

Прощайте... Да будет Ваша жизнь так же сладка, как Ваша новая фамилия. Не забывайте, что у Вас есть доброжелатель и поклонник

А. Чехов.

На всякий случай сообщаю мой постоянный адрес: Москва, Тверская, редакция "Будильника".

Если будут слухи о моем переезде в Питер, то адресуйте Суворину.

Помните, как Вы, я и Левитан ходили на тягу?

Лет через 5-10, если буду жив, я опишу всю фамилию Марковых. Буду стараться не терять Вас из вида.

Помните, как Вы плакали в Перерве?

Здоровье мое – грусть! Пхе!

Спасибо за Вашу память. Письмо меня тронуло.

A propos: вышла моя книга. О ней говорили все газеты и журналы. Самую ядовитую ругань написал Н. Михайловский в июньской книжке "Северного вестника" (в отделе "Новые книги").

На конверте:

Москва, Лефортово.

Аптекарский пер., д. Ушаковых.

Ее высокоблагородию

Елене Васильевне Марковой.

Для передачи

Елизавете Константиновне Сахаровой.

186. Н. А. ЛЕЙКИНУ

30 июля 1886 г. Бабкино.

30 июль.

Спасибо Вам за письмо, добрейший Николай Александрович. Спасибо за то, что оно не ругательное, как я ожидал...

Третьего дня, после трехнедельного антракта, я послал Вам рассказ. Думаю, что антракт мой кончился, так как от бед, которые обрушились на мою голову, остались только одни следы. А беды мои суть следующие:

1) Страшно разболелись зубы... Болели три дня и три нощи... Кончилось тем, что в одну из ночей пришлось скакать в Москву, где я в один присест вырвал два зуба. От тяжелого, медленного зубодерганья, измучившего меня до чёртиков, разболелась моя башка и болела два дня. 2) Возвратившись из Москвы, я к ужасу своему заметил, что не могу ни сидеть, ни ходить: у меня появился геморрой. Задница ... разгулялась на славу и гуляет до сегодня. Хотел писать лежа, но этот фокус мне не удался, тем более что, рядом с шишками, общее состояние было отвратительное. Пять дней тому назад ездил в Звенигород сменить ненадолго своего товарища, земского врача, где был занят по горло и болел. Вот и всё... Теперь: отчего я не писал Вам, что не будет рассказов? А потому не писал, что с каждым часом не терял надежды сесть и написать рассказ... Телеграфа в Воскресенске нет...

Болен я и доселе. Настроение духа мерзкое, ибо и денег нет (в июле я нигде не работал), и домашние обстоятельства не радуют... Погода сволочная.

От Вас я получил только одно письмо, где Вы пишете о Тимофее и моей книге. Письмо, где Вы спрашиваете о маршруте в Бабкино, мною не получено, иначе бы Вы давно уже знали путь ко мне. На всякий случай вот путь ко мне: Николаевская дорога, станция Крюково; отсюда на ямщике в Воскресенск (Новый Иерусалим) или же прямо ко мне в Бабкино. В Воскресенске мой адрес можно узнать в лавках, на почте, у попа, у станового, у мирового. Семья была бы очень рада видеть Вас, а я с удовольствием хотя немножко бы заплатил за Ваше гостеприимство.

Теперь о моей книге. Будучи в Москве, я не видал ее ни в одном книжном магазине. У Васильева нет ("давно была, а теперь нет"), на Николаевском вокзале тоже была, а теперь нет, и т. д. Если, по-Вашему, книга пойдет осенью, то подожду печатать объявление в "Русских ведомостях".

Про мою книгу заговорили толстые журналы. "Новь" выругала и мои рассказы назвала бредом сумасшедшего, "Русская мысль" похвалила, "Северный вестник" изобразил мою будущую плачевную судьбу на 2-х страницах, впрочем похвалил...

Вчера я получил приглашение от "Русской мысли". Осенью напишу туда что-нибудь. Напрасно Вы спрашиваете, когда я буду в Москве. Я и сам не знаю, когда я там буду. Пришлите доверенность по дачному адресу; если бы Вы прислали ее ранее, то Ваше поручение было бы давно уже исполнено.

В начале августа сестра едет в Москву искать квартиру. Переберусь в сентябре.

Погода отвратительна. Всё лето порют дожди и будут пороть до бесконечности. Наша река выступила из берегов по-весеннему, а la половодье, так что мы сегодня ловили наметкой рыбу. Хлеб гниет и урожай пропал. Пропало и лето.

Агафопод в Москве, Николай у меня.

Как здоровье Прасковьи Никифоровны, и кончилась ли сенатская возня с Федей? Почтение им обоим купно, с пожеланием всяких благ...

Нет ли чего-нибудь новенького? Сейчас хочу завалиться спать... Прощайте и будьте здоровы.

Апель Апеличу наше нижайшее. ... Ваш А. Чехов.

187. Н. А. ЛЕЙКИНУ

20 августа 1886 г. Бабкино.

86, VIII, 20.

Пишу Вам, добрейший Николай Александрович, не по дачному адресу, а на редакцию, ибо не знаю, перебрались Вы в город или нет... Ваше письмо получил. Счастливцы Вы, право, что у Вас, северян, было лето... У нас было не лето, а сплошное чёрт знает что: дождь, дождь и дождь... В настоящее время ветер, холодище и тяжелые тучи. Реомюр показывает 4,5 тепла. Скука и стремление к чему-нибудь зашибательному вроде пьянства...

Рассказ к предыдущему No я не послал Вам, ибо, откровенно и честно говоря, не было темы. Думал, думал и ничего не выдумал, а чепуху посылать не хочется, да и скучно. Зато я взял слово с Агафопода, который гостил у меня, что он обязательно пошлет Вам рассказ и уведомит Вас, что я к оному No ничего не пришлю.

В Москву я переберусь в начале сентября, когда соберу толику денег, необходимую для перевозки. Квартиру нашел я себе (650 р. в год) в Кудрине на Садовой – д. Корнеева.

Квартира, если верить сестре, хороша. От центра недалеко, и место чистенькое... Кстати, где теперь Пальмин? О нем ни слуху ни духу... Как-то он с квартирой? Опять будет жить где-нибудь у чёрта на куличках, с чадом, с сыростью, с низкими потолками, но без нужника. Впрочем, поэты выше нужника!

У меня к вам просьба, и, представьте, денежная. Вывозите! Собака домовладелец, у которого я буду жить, требует плату за 2 месяца вперед, а у меня сейчас ни шиша... Рублей 50 я могу достать в Москве; больше брать у москвичей не хочу, да и чёрт с ними, неприятно обязываться... Вы пришлите мне 70 рублей. Суть не в количестве, а в том, чтобы эти деньги были получены мной ранее 1-го сентября – срок платежа... Стало быть, премного обяжете (по гроб жизни), если немедля сделаете распоряжение о высылке сих денег. Высылайте их по адресу: Москва, Теплые ряды, амбар И. Е. Гаврилова, Павлу Егоровичу Чехову, т. е. моему родителю, который и заплатит за квартиру.

Только, ради аллаха, не медля, ибо после 1-го деньги уж не нужны будут. О высылке их благоволите уведомить меня по Воскресенскому адресу. Вот и всё...

Получил приглашение из "Русской мысли". Ваш рассказ "В Строгановом саду" самый удачный из всех Ваших летних рассказов. Хорош, как мелочишка, и "Баргамот".

Что это за художник Полей?

Простите, что я манкирую в переписке. Дрессирую себя по возможности, но ни ... не выходит.

Вы удлинили конец "Розового чулка". Я не прочь получить лишние 8 копеек за лишнюю строчку, но, по моему мнению, "мужчина" в конце не идет... Речь идет только о женщинах... Впрочем, всё равно...

Приехал ли Худеков?

Кланяюсь Прасковье Никифоровне и Феде, а Вам жму руку и пребываю уважающим

А. Чехов.

188. Н. А. ЛЕЙКИНУ

7 сентября 1886 г. Воскресенск.

Воскресенск, 86, VIII, 7.

Спасибо Вам, уважаемый Николай Александрович, за Ваш любезный ответ на мою просьбу. Вчера получил от батьки письмо с извещением, что 70 целкашей уже прибыли.

Сегодня я уезжаю из прекрасных здешних мест. Плохое лето кончилось для того, чтобы уступить место каторжной зиме. Мой новый адрес: Москва, Кудринская-Садовая, д. Корнеева, куда и благоволите адресоваться.

Пишу это письмо на бивуаках: сидя на визите у отставного раненого поручика в шапочке, сидящего сейчас около меня и критикующего местную публику.

Из Москвы буду писать, а пока будьте здоровы и не поминайте лихом.

А. Чехов.

Давно собираюсь спросить: не есть ли земляная груша – брюква?

189. Р. Р. ГОЛИКЕ

11 сентября 1886 г. Москва.

Москва, 1886 г., сентябрь 11.

Дорогой Роман Романович! Вместе с 6-этажным поклоном и пожеланием всех благ шлю Вам заказ для Вашей типографии. Заказ громадный, и от исполнения его зависит успех Вашей фирмы. Дело в том, что нужно напечатать листки для баллов (школьных) по прилагаемому масштабу. Условия подряда таковы: 1) 100 книжек сброшюрованных и с цветной обложкой. В каждой книжке по 12 листов, по образцу прилагаемого листка такого же формата или, что лучше, несколько подлиннее, 2) последний листок, двенадцатый, имеет заглавие "экзаменационный листок", 3) шрифт – осколочный петит, 4) бумага с лоском, 5) рамочка пошикарнее. Простите, что беспокою Вас такой чепухой. Хочется сделать педагогу подарок, и, мне кажется, ученикам будет очень приятно получать отметки на хорошеньких книжках (плата за заказ будет уплачена Вам господином секретарем сатирического журнала "Осколки", где я сотрудничаю и соперничаю в таланте с известным русским писателем Н. А. Лейкиным). В ноябре одер*

декабре я буду в Питере. Прощайте, будьте здравы. Поклон Ивану Грэку.

Ваш Чехов.

* или (нем. oder)

190. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ

13 или 16 сентября 1886 г. Москва.

Обманутый Человек!

Простите за обман. Дело в том, что я рассчитывал, что Вы, потерпев крушение с быками, не возвратитесь к сроку, а во-вторых, я был позван к Коршу по делу.

Адрес Гиляя не знаю. Он может быть узнан в "Русских ведомостях".

Будьте сегодня у Корша. Дается "Холостяк" Тургенева, где, по словам Корша, Давыдов выше критики. Я буду там.

Ваш А. Чехов.

191. Н. А. ЛЕЙКИНУ

20 сентября 1886 г., Москва.

86, IX, 20.

Добрейший

Николай Александрович!

Пишу Вам не тотчас по приезде, как обещал в последнем письме, а неделю спустя. Переездная сутолока, возня с убранством комнат, угар новой квартиры и сплошное безденежье совсем сбили меня с панталыку. А тут еще, словно на закуску, третьего дня хватила меня холерина, от которой я еще и доселе не приду в себя. Теперь о деле... Сегодня получил из Вашей конторы 20 экземпляров моей книги. Merci за хлопоты. Нового решительно ничего. Пальмина не видел. Агафопод в Москве, Николай не показывается... Живу в Кудрине на Садовой – место чистое, тихое и отовсюду близкое, не то что Якиманка. Как Вы поживаете, и нет ли чего нового в области "Осколков"? Всё ли благополучно, и ясно ли небо на юмористическом горизонте? A propos, московские юмористы благоденствуют... "Будильник" на прежней точке замерзания, "Развлечение" погибло (хотя и избавилось от Кичеева), но зато "Сверчок" растет не по дням, а по часам. Братья Вернеры то и дело катают в Париж и обратно. Купили себе типографию, завели газовый двигатель, трафарет, пригласили парижского Люка и проч., проч. Живут шикарями. Их "Вокруг света" имеет более 20 тысяч подписчиков, а "Сверчок" хватил за 5 тысяч. Каковы ребята? Вот Вам и жилетки с лошадями. Энергичны до чёртиков и, можно ручаться, не слетят с занятой ими теперь позиции.

У меня полное отсутствие денег. Верите ли, заложил часы и золотую монету. Ужасно глупое положение! Неделю тому назад писал Буйлову, чтобы он выслал мне гонорар, но ответа доселе не получаю. Нравится мне "Новое время": оно высылает тотчас же по востребовании, а Буйлов нестерпимо долго почесывается. Неужели все так вяло получают у него деньги?

Вы живете еще на даче... Не завидую Вам, хотя и в городском моем житье нет ничего веселого. Сижу дома и изредка хожу смотреть Давыдова, который играет теперь у Корша. Эка, Питер прозевал какого актера!

Бегу в нужник, ибо приспичило... Меня всё еще несет после холерины...

Сидя в нужнике, почему-то вспомнил про Пастухова. Он по-прежнему в силе и славе. Сонмы Герсонов и Пазухиных витают около него и поют ему: "Радуйся!..". "Новости дня" страдают аглицкой болезнью. Питание отвратительное. "Русские ведомости" сохнут и сохнут от большого ума, "Курьер" опустился окончательно...

Пишите мне про Тосну, про Ваших псов, про почту, где Апель подрался с кошкой... Всё ли около Вашего дома торчит завод с покоптевшей трубой, и всё ли Тосна запружена баржами? Одно у Вас несносно – это многолюдство...

Кланяюсь Прасковье Никифоровне и Феде. От Вас жду письма. В последнем своем письме я сообщил Вам свой новый адрес. На случай потери сообщаю еще раз:

Садовая-Кудрино, д. Корнеева.

Воображаю, как холодно и сыро ездить теперь на пароходе! Хорошо еще, что водка не дорога... На "Георгии" очень вкусна и дешева солонина.

Кланяйтесь всем редакционным и конторским. За сим жму руку и пребываю

Ваш А. Чехов.

192. M. В. КИСЕЛЕВОЙ

21 сентября 1886 г. Москва.

86, IX, 21.

Чтобы иметь право сидеть у себя в комнате, а не с гостями, спешу усесться за писанье. На очереди – письмо к Вам, многоуважаемая и добрая Мария Владимировна. Представьте: Яшенька и Яденька пришли! Если найдете в этом письме каракули, то знайте, что Яшенька помешала, чтоб ей Мерлитон приснился!

Прежде всего большое Вам спасибо за выписки из "Русской мысли". Я читал и думал: "Благодарю тебя, боже, что на Руси еще не перевелись великие писатели!" Да, не оскудевает наша родина... Из письма Вашего к сестре я усматриваю, что и Вы начинаете конкурировать по части известности... (Я говорю про Питер и образцы рассказов по мифологии.) Что ж, помогай бог! Литература – не ерши, а потому я не завидую...

Впрочем, не велика сладость быть великим писателем. Во-первых, жизнь хмурая... Работы от утра до ночи, а толку мало... Денег – кот наплакал... Не знаю, как у Зола и Щедрина, но у меня угарно и холодно... Папиросы по-прежнему мне подают только в табельные дни. Папиросы невозможные! Нечто тугое, сырое, колбасообразное. Прежде чем закурить, я зажигаю лампу, сушу над ней папиросу и потом уж курю, причем лампа дымит и коптит, папироса трещит и темнеет, я обжигаю пальцы... просто хоть застрелиться в пору!

Денег, повторяю, меньше, чем стихотворного таланта. Получки начнутся только с 1-го октября, а пока хожу на паперть и прошу взаймы... Работаю, выражаясь языком Сергея, ужжасно, тшшесное слово, много! Пишу пьесу для Корша (гм!), повесть для "Русской мысли", рассказы для "Нового времени)", "Петербургской газеты", "Осколков", "Будильника" и прочих оргАнов. Пишу много и долго, но мечусь, как угорелый: начинаю одно, не кончив другое... Докторскую вывеску не велю вывешивать до сих пор, а все-таки лечить приходится! Бррр... Боюсь тифа!

Понемножку болею и мало-помалу обращаюсь в стрекозиные мощи. Если я умру раньше Вас, то шкаф благоволите выдать моим прямым наследникам, которые на его полки положат свои зубы.

Хожу я именинником, но, судя по критическим взглядам, которые пускает на меня конторщица "Будильника", одет я не по последней моде и не с иголочки. Езжу не на извозчике, а на конке.

Впрочем, писательство имеет и свои хорошие стороны. Во-первых, по последним известиям, книга моя идет недурно; во-вторых, в октябре у меня будут деньги; в-третьих, я уже понемножку начинаю пожинать лавры: на меня в буфетах тычут пальцами, за мной чуточку ухаживают и угощают бутербродами. Корш поймал меня в своем театре и первым делом вручил мне сезонный билет... Портной Белоусов купил мою книгу, читает ее дома вслух и пророчит мне блестящую будущность. Коллеги доктора при встречах вздыхают, заводят речь о литературе и уверяют, что им опостылела медицина. И т. д.

На Ваш вопрос, заданный сестре: женился ли я? отвечаю: нет, чем и горжусь. Я выше женитьбы! Вдова Хлудова (плюющая на пальцы) приехала в Москву. Спасите меня, о неба серафимы!

Теперь о наших общих знакомых... Мать и батька живы и здравы. Александр живет в Москве. Кокоша там же, где был и до поездки в Бабкино. Иван благоденствует у себя в школе. Ма-Па видается с длинноносой Эфрос, дает в молочной уроки по 7 коп. за урок и берет у Богемского уроки по географии, которую дерзает преподавать. Боже, отчего я не преподаю китайского языка? Тетка сватает ее за какого-то Перешивкина, получающего 125 р. Дурочка, не соглашается... Богемский, он же финик, рисует виньетки по 3 руб. за штуку, ухаживает слегка за Яденькой, бывает у Людмилочки, надоедает всему миру философией и спешит съерундить другой рассказ в "Детский отдых". A propos: какое у Вас дурное общество! Политковская, Богемский... Я бы застрелился. Левитан закружился в вихре, Ольга жалеет, что не вышла за Матвея, и т. д. Нелли приехала и голодает. У баронессы родилось дитё. Я рад за отца... Про m-me Сахарову слышно, что она бесконечно счастлива... О, несчастная!

На днях в "Эрмитаже", первый раз в жизни, ел устриц... Вкусного мало. Если исключить шабли и лимон, то совсем противно. Приближается конец письму. Прощайте и поклонитесь Алексею Сергеевичу, Василисе, Сергею и Елизавете Александровне. Еще 6-7 месяцев и – весна! Пора приготовлять крючки и верши. Прощайте и верьте лицемеру

А. Чехову, когда он говорит, что всей душой предан всей Вашей семье.

Едва я кончил письмо, как звякнул звонок и... я увидел гениального Левитана. Жульническая шапочка, франтовской костюм, истощенный вид... Был он 2 раза на "Аиде", раз на "Русалке", заказал рамы, почти продал этюды... Говорит, что тоска, тоска и тоска...

– Бог знает, что дал бы, только побывать бы денька 2 в Бабкине! восклицает он, вероятно, забыв, как он ныл в последние дни.

193. M. В. КИСЕЛЕВОЙ

29 сентября 1886 г. Москва.

86, IX, 29.

Вчера получил от Алексея Сергеевича Ваши "Калоши", уважаемая Мария Владимировна. Получил и тотчас же, злорадно ухмыляясь, подмигивая глазом и ехидно потирая руки, стал читать...

Ответ на "Калоши" получите в будущем. Скажу пока, что рассказ написан литературно, бойко, кратко, относительно и приблизительно. Думаю, что ответ будет благоприятный.

Псевдоним Pince-nez удачен.

Конечно, нет надобности уверять Вас, что я очень рад быть Вашим литературно-гонорарным гофмаклером и чичероне. Эта должность льстит моему тщеславию, и исполнять ее так же нетрудно, как нести за Вами ведро, когда Вы возвращаетесь с рыбной ловли. Если Вам необходимо знать мои условия, то извольте:

1) Пишите как можно больше!! Пишите, пишите, пишите..., пока пальцы не сломаются. (Главное в жизни – чистописание!) Пишите больше, имея в виду не столько умственное развитие массы, сколько то обстоятельство, что на первых порах добрая половина Ваших мелочей, в силу Вашей непривычки к "малой прессе", будет подлежать возврату. Насчет возвратов обманывать, лицемерить и вилять не буду – даю слово. А возвраты пусть не смущают Вас. Если даже будут возвращать половину, то и тогда работа будет выгоднее, чем в "Детско-Богемском отдыхе". А самолюбие... Не знаю, как Вы, но я давно уже привык...

2) Пишите на разные темы, смешное и слезное, хорошее и плохое. Давайте рассказы, мелочи, анекдоты, остроты, каламбуры и проч., и проч.

3) Переделки с иностранного – вещь вполне легальная, но только в том случае, если грех против 8-й заповеди не режет глаз... (За "Калоши" быть Вам в аду после 22-го января!) Избегайте популярных сюжетов. Как ни тупоголовы наши гг. редакторы, но уличить их в незнании парижской литературы, а особливо мопассановщины, труд нелегкий.

4) Пишите в один присест, с полною верой в свое перо. Честно, не лицемерно говорю: восемь десятых писателей "малой прессы" в сравнении с Вами – сапожники и вики.

5) Краткость признается в малой прессе первую добродетелью. Самой лучшей меркой может служить почтовая бумага (эта самая, на которой я теперь пишу). Как только дойдете до 8-10 страницы, так и – стоп! И к тому же почтовую бумагу легче пересылать... Вот и все условия.

Выслушав наставления от такого умника и гения, как я, соблаговолите теперь принять от меня уверение в самой искренней преданности. Это же самое уверение, буде пожелают, могут принять под расписку Алексей Сергеевич, Василиса и Сергей.

Со вдовой Хлудовой еще не видался. Бываю в театре. Ни одной хорошенькой... Все рылиндроны, харитоны и мордемондии. Даже жутко делается...

Прощайте и поклонитесь всем.

Уважающий А. Чехов.

Сама жизнь обращается мало-помалу в сплошную мордемондию. Живется серо, людей счастливых не видно...

Николай у меня. Он серьезно болен (желудочное кровотечение, истощившее его до чёртиков). Вчера он меня испугал не на шутку, сегодня ему легче настолько, что я уже позволяю ему принимать по ложке молока через каждые 1/2 часа. Лежит трезвый, кроткий, бледный...

Всем скверно живется. Когда я бываю серьезен, то мне кажется, что люди, питающие отвращение к смерти, не логичны. Насколько я понимаю порядок вещей, жизнь состоит только из ужасов, дрязг и пошлостей, мешающихся и чередующихся... Впрочем, я ударился в нововременскую беллетристику. Виноват.

Ма-Па здорова. Денег нет.

194. Н. А. ЛЕЙКИНУ

30 сентября 1886 г. Москва.

IX, 30.

Сейчас получил Ваше письмо, уважаемый Николай Александрович, и, не откладывая ответа в долгий ящик, сажусь писать.

Гонорара из "Газеты" еще не получил и отчаялся получить. Писать туда не буду, пока не получу. Быть может, даже сотрудничеству моему в "Газете" придется пропеть аминь: я послал Худекову прошение о прибавке... Замолвите словечко о прибавке, а то ведь, согласитесь, обидно на старости лет писать за 7 коп.! Не найдет ли Худеков возможным давать добавочные по образцу "Осколков"? Впрочем, я на всё согласен, даже на плохое единовременное, лишь бы не сидеть на семи копейках...

Живется серо. Сам я плох, да и кругом себя не вижу счастливых. Агафопод с семьей живет в Москве и еле сыт. Николай вчера и 3-го дня был серьезно и опасно болен. Появилась неожиданно обильная кровавая рвота, которую едва удалось остановить. Отощал он на манер тифозного... Ужас, сколько передряг я испытал в эти дни, а тут еще денег нет...

Кончится, должно быть, вся музыка тем, что я плюну, махну рукой и удеру в земство на службу.

Здоровье мое лучше. Нужно бы радикально изменить жизнь, что не легко. На моей совести 3 греха, которые не дают мне покоя: 1) курю, 2) иногда пью и 3) не знаю языков. В видах здоровья 1 и 2 пункты давно уже пора похерить.

Пальмин был у меня. Насчет богов и богинь Вы правы. Я поговорю с ним. Знаете, он и сам напоминает какого-то бога. Живет не по-людски, витает в эмпиреях и знать не хочет земли... Сюртук в пятнах, штаны вечно расстегнуты, галстух на затылке... Был у меня с двумя собаками, которые бегали по комнатам и жалобно выли... На днях буду у него. С ним приятно посидеть вечерок.

Сегодня был у меня Гиляй. Ждет человечина родов. "Опять, говорит, сколупал! Ну, пусть себе плодятся!"

Здоров ли Билибин? От него ни слуху ни духу, точно умер или попал в крепость.

Относительно объявлений в "Будильнике" и "Сверчке" постараюсь. В "Будильнике" уже печатались. В "Русских ведомостях" напечатаю, когда деньги будут. А "Листок"... чёрт с ним! Лучше напечатать объявления в "Одесском вестнике" и "Южном крае" (Харьков).

Послушайте, напишите-ка что-нибудь для сцены! Для Вас это выгодно да и приятно в видах разнообразия.

Больше, кажется, не о чем писать. Погода сносная. Бывают деньки, когда я жалею, что уехал с дачи. Поклон всем Вашим.

Чтобы заболеть коклюшем, нет надобности простужаться. Болезнь инфекционная или, как думают, нервного происхождения.

Ваш А. Чехов.

195. Н. А. ЛЕЙКИНУ

7 октября 1886 г. Москва.

Вторник вечером.

Добрейший

Николай Александрович!

Шлю Вам рассказ одной моей знакомой барыни (не Политковской), очень умной и симпатичной, работающей преимущественно в детских журналах. Как-то, прочитав один из ее рассказов, я попросил ее написать что-нибудь для "Осколков". Она написала. Рассказ, как сами Вы увидите, очень недурен, литературой и не без идейки. Главное, короток. (Дамы редко пишут коротко!) Несколько сентиментален, но это не беда... Барыня совсем литературная... Это хорошая знакомая моей семьи, Марья Владимировна Киселева, дама почтенная и (во избежание нехороших идей в Вашей голове) в летах.

С нее достаточно будет 6 коп. со строки. Если найдете рассказ неудобным, что я не думаю, то поспешите выслать его обратно.

Ну-с, теперь о ... "Петербургской газете". Билибин неделю тому назад писал, что деньги уже высланы, Вы обещались постыдить Худекова, а денег всё нет и нет! Такие-то дела! Чем я заслужил такое невнимание со стороны "Газеты", понять не могу. Если ей денег жалко или Буйлов пьет горькую, то хоть бы из простого приличия строчку написала.

Ответа на мое прошение о прибавке – никакого. Очевидно...

Впрочем, я уже надоел Вам своим скулением о деньгах. Постараюсь больше не писать Вам о "Газете". Жалуюсь Вам только потому, что не хватает нервов терпеть. Безденежье такое, что я не знаю, как пережил сентябрь и как теперь живу в ожидании гг. гонорариев.

Николай здоров. Погода плохая, 3-й день жарит дождь. Почтение всем Вашим.

Ваш А. Чехов.

На днях я послал Вам письмо по петербургскому адресу

196. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ

19 октября 1886 г. Москва.

Если не трогает вас это художественное изображение моей судьбы, то у Вас нет сердца, Франц Осипович! Дело в том, что фирма "Доктор А. П. Чехов и К°" переживает теперь финансовый кризис... Если Вы не дадите мне до 1-го числа 25-50 р. взаймы, то Вы безжалостный крокодил... Что я честный человек, Вы можете узнать у Рудневой, где я всегда аккуратно плачу. Впрочем, если Вы мне не верите, то я дам Вам вексель, который Вы можете дисконтировать у Николая. Если Вы уедете в Петербург, то и тогда у Вас не пропала надежда получить с меня долг: Вы получите его по телефону... Если же к тому времени не устроят телефона, то я дам Вам чек, по которому Вы получите во всякое время дня и ночи... В случае моей смерти долг мой уплатит Вам, конечно, Николай, который, как Вы знаете, большой мастер платить долги. Завтра (20-го) к 11-12 часам явится к Вам мой младший кондиломчик Миша. Он запоем не пьет, а потому можете довериться ему вполне.

В общем – извините за беспокойство. Когда, бог даст, у Вас не будет денег, я дам Вам взаймы... адрес богатого жида.

Я кончил. Приезжайте к нам.

Ваш А. Чехов.

197. Н. А. ЛЕЙКИНУ

23 октября 1886 г. Москва.

86, X, 23. Но увы! послано только 27-го!

Добрейший

Николай Александрович!

Первым делом про Пальмина. Я был у него и беседовал про богов, луну и про всё то, что не под стать нашей хмурой эпохе. После долгой беседы, уснащаемой отрыжкою Фефелы и потчеванием, я пришел к конечному и прочному заключению, что Лиодор Иванович поэт sui generis*, что он может быть только Пальминым... Перекроить его, заставить писать на иные темы так же трудно, как заставить его потолстеть. Боги вошли ему в плоть и кровь, он сроднился с ними, любит их, всё же остальное считается пошлостью, недостойною его пера. По-своему он прав, и разубеждать его – напрасный труд.

Далее, по-моему, нет надобности из Пальмина делать другого человека. Поэт он оригинальный и, несмотря на однообразие, стоит гораздо выше и читается охотнее, чем десятки поэтиков, жующих злобу дня.

Судя по письму Билибина, мой гонорар повел к недоразумению (конторскому). Спешу сообщить, что я получил его.

От Худекова ни слуху ни духу. Очевидно, над моим сотрудничеством в "Петербургской газете" поставлен крест. Так тому и быть.

Получил приглашение от "Всемирной иллюстрации". Буду туда строчить. Ничего не знаете про сей журнал и его порядки? Предлагают по 10 коп.

Здоровье мое лучше, карман же по-прежнему в чахотке...

Когда прослышите, что Григорович вернулся из-за границы, будьте добры, уведомьте.

Получил от Федорова, издающего в Питере "Дешевую библиотеку", приглашение прислать что-нибудь. Кто сей Федоров? И что я могу послать ему? Вы опытнее меня, научите, как ответить...

В конце октября ждем Вас. Пальмин почти сосед мой, так что Вам не придется делать длинных концов. От меня же всюду близко.

Я послал Вам рассказ "Бука", но, кажется, неудачный, по крайней мере гораздо худший Вашего "Праздничного", который Вам чертовски удался. Очень хороший рассказ. Одна есть в нем фраза, портящая общий тон, это – слова городового: "в соблазн вводишь казенного человека"; чувствуется натяжка и выдуманность. Мужичонка картинен, и я себе рисую его.