Текст книги "Том 22. Письма 1890-1892"
Автор книги: Антон Чехов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 54 страниц)
998. А. С. СУВОРИНУ
18 августа 1891 г. Богимово.
18 авг.
Наконец кончил свой длинный утомительный рассказ и посылаю Вам его заказною бандеролью в Феодосию. Прочтите, пожалуйста. Для газеты он слишком длинен, а по содержанию не годится на то, чтобы его можно было делить на части * . Впрочем, как знаете.
Если отложите печатание его до осени, то я в Москве прочту корректуру – от этого рассказ не потеряет, а касса «Нового времени» только выиграет, так как моя корректура всегда убавляет число строк.
Так как сей рассказ пока составляет мой единственный текущий ресурс, то для успокоения телеграфируйте мне, что Вы его получили.
В рассказе больше 4 печатных листов. Это ужасно. Я утомился, и конец тащил я точно обоз в осеннюю грязную ночь: шагом, с остановками – оттого и опоздал. Половина гонорара, если не забракуете рассказа, пойдет на уплату долга по газете, а другая половина в мою утробу. Если отложите печатание рассказа до осени, то телеграфируйте почтенной конторе, чтобы она поскорее выслала мне в счет сего рассказа 300 рублев, а то у меня свистит в карманах и не с чем выехать. Высылка денег, конечно, должна состояться только при условии, если рассказ удобен и проч.
Увы! К Вам я не приеду. Говорю это гробовым голосом. Мне не с чем выехать, а новых долгов делать не хочу.
Очень много грибов. Погода жаркая.
Напишите: до какого числа Вы будете жить в Феодосии? Я, быть может, вырвусь как-нибудь.
Кланяйтесь Анне Ивановне, Насте и Боре.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Суворину А. С., 18 августа 1891 («Сегодня вместе с рассказом…») *999. А. С. СУВОРИНУ
18 августа 1891 г. Богимово.
18 авг.
Сегодня вместе с рассказом я послал Вам одно письмо * , а вот Вам другое в ответ на Ваше, только что полученное. Говоря о Николае и лечившем его докторе * , Вы упираете на то, что «всё это делается без любви, без самопожертвования даже относительно своих маленьких удобств». Вы правы, говоря это вообще о людях, но что прикажете делать врачам? Что, если в самом деле, как говорит ваша няня, «кишка лопнула», то что тут поделаешь, даже если захочешь жизнь свою отдать больному? Обыкновенно, когда домашние, родные и прислуга принимают «все меры» и из кожи лезут вон, доктор сидит и глядит дураком, опустив руки, уныло стыдясь за себя и за свою науку и стараясь сохранить наружное спокойствие… У врачей бывают отвратительные дни и часы, не дай бог никому этого. Среди врачей, правда, не редкость невежды и хамы, как и среди писателей, инженеров, вообще людей, но те отвратительные часы и дни, о которых я говорю, бывают только у врачей, и за сие, говоря по совести, многое простить должно.
А что «человека мало колотят по голове – он заслуживает плетей», я, пожалуй, готов согласиться с Вами, если Вы докажете, что человек до сих пор наслаждался блаженством и что он не забит и не заколочен до отупения судьбой.
Алексей Алексеевич * в Феодосии? Ах, хорошо бы на песочке сыграть в пикет!
Мой брат-учитель получил за усердие медаль и место в Москве * . Это упрямый человек в хорошем смысле и добьется своего. Ему нет еще и 30 лет, а он в Москве считается уже образцовым педагогом.
Я сегодня ночью просыпался и думал о своей повести * , которую послал Вам. Пока я писал ее и спешил чертовски, у меня в голове всё перепуталось и работал не мозг, а заржавленная проволока. Не следует торопиться, иначе выходит не творчество, а дерьмо. Если не забракуете рассказа, то отложите печатание до осени, когда можно будет прочесть корректуру.
Рассказ Ежова «Пытка» * груб и сплошная необразованщина, но читается с интересом. Малый заметно прогрессирует.
Нам пишут: ген<ерал> Кононович вызван в Петербург * для объяснений по поводу недочета в 400 тысяч.
Астрономка теперь в Батуме. Так как я сказал ей, что тоже приеду в Батум, то она пришлет в Феодосию свой адрес. В последнее время она еще умнее стала. Однажды я слушал ученый спор ее с зоологом Вагнером, которого Вы знаете. Мне показалось, что в сравнении с нею ученый магистр просто мальчишка. У нее логика хорошая и большой здравый смысл, но нет руля около задницы, так что она плывет, плывет и сама не знает куда.
Ну, пошли Вам господи всего хорошего. Будьте здоровы. Поклонитесь Анне Ивановне, Насте, Боре и Алексею Алексеевичу, если он еще не уехал.
Везла баба рожь и свалилась с воза вниз головой. Страшно разбилась: сотрясение мозга, вытяжение шейных позвонков, рвота, сильные боли и проч. Привезли ее ко мне. Она стонет, охает, просит у бога смерти, а сама глядит на мужика, который ее привез, и бормочет: «Ты, Кирила, брось чечевицу, после отмолотишь, а теперь овес молоти». Я ей говорю, что после об овсе, а теперь, мол, есть поговорить о чем посерьезнее, а она мне: «Овес-то у него очень хороший!» Хлопотливая, завидющая баба. Таким легко помирать.
Я уеду в Москву 5-го сентября. Надо новую квартиру искать.
Всего хорошего!
Ваш А. Чехов.
Червинскому Ф. А., 18 августа 1891 *1000. Ф. А. ЧЕРВИНСКОМУ
18 августа 1891 г. Богимово.
18 авг., г. Алексин Тульск. губ.
«Спешу» ответить на Ваше письмо. Раньше я рассчитывал в начале августа поехать в гости к Суворину в Феодосию и там поговорить с ним о Вашей книжке * . Теперь же я по домашним обстоятельствам решил не ехать, а сидеть дома, посему советую Вам сделать следующее. Сходите в типографию Суворина, Эртелев пер., и повидайтесь там с управляющим Аркадием Ильичом Неупокоевым. Он высчитает Вам, сколько будет стоить Ваша книга и проч. После этого Вы, буде найдете нужным, напишите мне, а я напишу Суворину. Этак будет яснее. Если будете мне писать, то желательно подробности: сколько и как и что. При случае узнайте, почем платят в «Ниве» * . У меня есть подходящий рассказик. Если же случая не будет, то не узнавайте. Желаю вам получить Станислава и жениться на тех таинственных голубых глазах * , о которых Вы писали мне. Хорошо тому, кто служит в Сенате. * За него всякая невеста пойдет.
Ваш А. Чехов.
Суворину А. С., 28 августа 1891 *1001. А. С. СУВОРИНУ
28 августа 1891 г. Богимово.
28 авг. Алексин.
Посылаю Вам фельетон Михайловского о Толстом * . Читайте и совершенствуйтесь. Фельетон хорош, но странно, напиши таких фельетонов хоть тысячу и все-таки дело не подвинется ни на шаг и все-таки непонятным остается, для чего все эти фельетоны пишутся.
За сим посылаю Вам злобу дня, брошюрку нашего московского профессора Тимирязева * , наделавшую много шуму. Дело в том, что у нас в Москве и в России вообще есть проф. Богданов, зоолог, очень важная превосходительная особа, забравшая в свои руки всё и вся, начиная с зоологии и кончая российской прессой. Сия особа проделывает безнаказанно всё, что ей угодно. И вот Тимирязев выступил в поход. Напечатал он свою статью в брошюрке, а не в газете, потому что, повторяю, все газеты в руках Богданова. Если иногда жиды или министры забирают в свои руки прессу, то почему не дозволить этого Моск<овскому> университету? И Университет в лице Богданова забрал и довольно ловко… Но об этом после, при свидании, ибо в письмо всё не влезет.
Как добавление к брошюре, посылаю заметку * . Тимирязев воюет с шарлатанской ботаникой, а я хочу сказать, что и зоология стоит ботаники. Вы прочтите заметку до конца; не надо быть ботаником или зоологом, чтобы понять, как низкостоит у нас то, что мы по неведению считаем высоким.
Если заметка годится, то напечатайте ее; если она неудобна, то, разумеется, к чёрту. Заметка покажется Вам резкою, но я в ней ничего не преувеличил и не солгал ни на йоту, ибо пользовался документальными данными * .
Подписываюсь я буквой Ц, а не собственной фамилией на том основании, что, во-первых, заметка писана не мною одним, во-вторых, автор должен быть неизвестен, ибо Богданову известно, что Вагнер живет с Чеховым, а Вагнеру надо защищать докторскую диссертацию и т. д. – и ради грехов моих Вагнеру могут без всяких объяснений вернуть назад его диссертацию. Да и к чему моя подпись?
Гонорара не надо, ибо половина заметки состоит из выписок из Тимирязева и документов.
Итак, два условия: сохранение имени автора в самой строгой тайне и вместо гонорара фунт табаку. В случае несогласия хотя бы на одно из сих условий заметку прошу не печатать.
Заметка, в случае надобности, подлежит сокращениям и стилистическим изменениям.
Пишу свой Сахалин и скучаю, скучаю… Мне надоело жить в сильнейшей степени.
Судя по Вашей телеграмме, я не угодил Вам рассказом * . Напрасно Вы постеснились вернуть мне его обратно. Я бы послал его в «Сев<ерный> вестник». Кстати, оттуда я уже получил два письма * . Печатать в газете длинное да еще чёрт знает что весьма неприятно.
Выеду я в Москву 2 или 3 сентября.
Ваша телеграмма пролежала на станции 4 дня. Напрасно Вы послали на станцию. Надо так: Алексин Чехову.
Я смотрел несколько имений. Маленькие есть, а больших, которые годились бы для Вас, нет. Маленькие есть в 1½, 3 и 5 тысяч. За полторы тысячи 40 десятин, громадный пруд и домик с парком.
Ах, как мне надоели больные! Соседнего помещика трахнул нервный удар, и меня таскают к нему на паршивой бричке-трясучке. Больше всего надоели бабы с младенцами и порошки, которые скучно развешивать.
У Александра родился сын * .
Наступает голодный год. Вероятно, будут всякие болезни и мелкие бунты.
Анне Ивановне, Насте и Боре нижайший поклон и пожелание всяких благ.
Я купаюсь. Вода холодная. Обжигает.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
После 2-го сентября пишите в Москву, Мл. Дмитровка, д. Фирганг.
Как здоровье Алексея Алекс<еевича>? Что насморк?
Суворину А. С., 30 августа 1891 *1002. А. С. СУВОРИНУ
30 августа 1891 г. Богимово.
30 авг.
Вам рассказ нравится, ну, слава богу * . В последнее время я стал чертовски мнителен. Мне всё кажется, что на мне штаны скверные, и что я пишу не так, как надо, и что даю больным не те порошки. Это психоз, должно быть.
Если фамилия у Ладзиевского в самом деле скверная * , то можно его назвать иначе. Пусть будет Лагиевским. Фон Корен пусть остается фон Кореном. Изобилие Вагнеров, Брандты, Фаусеки и проч. отрицают русское имя в зоологии, хотя все они русские. Впрочем, есть Ковалевский. Кстати сказать, русская жизнь теперь так перепуталась, что всякие фамилии годятся.
Сахалин подвигается. Временами бывает, что мне хочется сидеть над ним 3–5 лет и работать над ним неистово, временами же в часы мнительности взял бы и плюнул на него. А хорошо бы, ей-богу, отдать ему годика три! Много я напишу чепухи, ибо я не специалист, но, право, напишу кое-что и дельное. А Сахалин тем хорош, что он жил бы после меня сто лет, так как был бы литературным источником и пособием для всех, занимающихся и интересующихся тюрьмоведением.
Вы правы, Ваше превосходительство, в это лето я много сделал. Если б еще одно такое лето, то я бы, пожалуй, роман написал и именье купил. Шутка ли, я не только питался, но даже тысячу рублей долгу выплатил. Приеду в Москву, возьму за «Медведя» из Общества * рублей 150–200, так вот и питает бог нашего брата свистуна.
У меня вышла интересною и поучительною глава о беглых и бродягах. * Когда в крайности буду печатать Сахалин по частям, то пришлю ее Вам.
Теперь просьба. А. В. Щербак писал мне, что ему желательно издать у Вас книжку с рисунками * (которые у него, кстати сказать, очень интересны); хочет собрать все свои фельетоны и статьи и сочетать во едину плоть. Просил меня походатайствовать у Вас. Если Вы согласитесь, то я буду телеграфировать ему во Владивосток. Ответьте поскорее, ибо «Петербург» скоро будет во Владивостоке.
То, что я не побывал у Вас в Феодосии, великая потеря для моего здравия. Я теряю в весе.
Объясните мне, в чем заключается Ваш паралич, о котором Вы мне не раз говорили и недавно писали? Прогрессивный, что ли? Нет, сударь мой, это у Вас не паралич, а скука, жупел.
А что же «Каштанка»? * За три года, пока она у Вас лежит, я бы три тысячи заработал.
Алексею Алексеевичу передайте, что я ему завидую. И Вам я завидую. И не потому, что от Вас жены уехали, а что Вы купаетесь в море и живете в теплом доме. У меня в сарае холодно. Я бы хотел теперь ковров, камина, бронзы и ученых разговоров. Увы, никогда я не буду толстовцем! В женщинах я прежде всего люблю красоту, а в истории человечества – культуру, выражающуюся в коврах, рессорных экипажах и остроте мысли. Ах, поскорее бы сделаться старичком и сидеть бы за большим столом!
Анне Ивановне и Евгении Константиновне * низко кланяюсь и желаю всех благ. Если, как Вы пишете, у Анны Ивановны блуждающая почка, то ведь это не опасно.
Да хранит Вас бог!
Ваш А. Чехов.
Р. S. Когда будете возвращаться домой, привезите мне стручкового перцу, который так хорош в Феодосии. Привезите зеленого и красного.
Получили ли критику на зоологию? *
Что Ладзиевский переписывает? В провинции всю письменную работу несут мелкие канцеляристы за особую плату, а титуляры и асессоры водку пьют.
Если из «Дуэли» выбросить зоологические разговоры, то не станет ли она оттого живее?
Пишите теперь в Москву: Малая Дмитровка, дом Фирганг.
Шавровой Е. М., 2 сентября 1891 *1003. Е. М. ШАВРОВОЙ
2 сентября 1891 г. Богимово.
2 сентябрь, г. Алексин.
Простите, многоуважаемая Елена Михайловна, что я так долго держал Вас в неизвестности, относительно «деловых бумаг» * . Для Вас, деловых людей, время – деньги, а я не отвечал целых 3 месяца! Ну да что делать!
Рассказы Ваши мне понравились по обыкновению, особенно «Маленькая барышня» * , но я решил не посылать их Суворину, не повидавшись предварительно с Вами. Нужно поговорить. Вы остановились в «Лоскутной» – Миша вывел из этого заключение, что Вы переезжаете в Петербург. Значит, в Петербурге увидимся?
В Москве я буду около 5 сент<ября>. Адрес: Мл. Дмитровка, д. Фирганг.
Желаю Вам всего хорошего.
Уважающий А. Чехов.
Горбунову-Посадову И. И., 4 сентября 1891 *1004. И. И. ГОРБУНОВУ-ПОСАДОВУ
4 сентября 1891 г. Москва.
4 авг. 1891 г. Москва, Малая Дмитровка, д. Фирганг.
Многоуважаемый Иван Иванович!
Я получил Вашу посылку * , а сегодня мне прислали еще из Алексина заказную бандероль: Плещеева * и «Чернокрыла» * , которых я получил ранее, в посылке. Очень Вам благодарен. Громадное большинство книжек читается с интересом. Особенно хороши толстовские и лесковские вещи * . Хорошо изложен Эпиктет. Хороши виньетки, особенно на «Даниле совестливом» и на пушкинской сказке * . Вообще и по внешности, и по внутреннему содержанию, и по духу посылка произвела на меня самое отрадное впечатление. «Ваньку» и корректуру «Баб» благоволите прислать * по вышеписанному адресу.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
На обороте:
г. Россоша Воронежск<ой губ.>
Владимиру Григорьевичу Черткову
для передачи И. И. Горбунову.
Чехову Ал. П., 7 сентября 1891 *1005. Ал. П. ЧЕХОВУ
7 сентября 1891 г. Москва.
7 сент.
Подательница сего К. А. Каратыгина просит взаймы 150 руб. Так как у меня денег нет, то дай ты(?). А если и у тебя нет, то, будь добр, сходи в книжный магазин и справься там, не приходится ли мне получить за книги хотя что-нибудь. Быть может, скопилось немножко. Если да, то возьми и вручи * .
Твой А. Чехов.
Леонид Третьяков умирает от чахотки.
На обороте:
Александру Павловичу Чехову.
Невский, 132, кв. 46.
Адрес, кажется, верен.
Суворину А. С., 8 сентября 1891 *1006. А. С. СУВОРИНУ
8 сентября 1891 г. Москва.
8 сент. Москва, Мл. Дмитровка, д. Фирганг.
Я уже переехал в Москву и сижу безвыходно дома. Семья хлопочет о перемене квартиры * , а я молчу, ибо лень повернуться. Чтобы дешевле было, хотят переехать к Девичьему полю.
Для моей повести рекомендуемое Вами название «Ложь» не годится * . Оно уместно только там, где идет речь о сознательной лжи. Бессознательная ложь есть не ложь, а ошибка. То, что мы имеем деньги и едим мясо, Толстой называет ложью – это слишком.
Вчера меня известили, что Курепин болен безнадежно. * У него рак на шее. Прежде чем умрет, рак съест ему половину головы и замучает невралгиями. Говорят, что жена Курепина писала Вам * .
Смерть подбирает людей понемножку. Знает свое дело. Напишите пьесу: старый химик изобрел эликсир бессмертия – 15 капель на прием и будешь жить вечно; но химик разбил стклянку с эликсиром из страха, что будут вечно жить такие стервецы, как он сам и его жена. Толстой отказывает человечеству в бессмертии, но, боже мой, сколько тут личного! Я третьего дня читал его «Послесловие» * . Убейте меня, но это глупее и душнее, чем «Письма к губернаторше» * , которые я презираю. Чёрт бы побрал философию великих мира сего! Все великие мудрецы деспотичны, как генералы, и невежливы и неделикатны, как генералы, потому что уверены в безнаказанности. Диоген плевал в бороды, зная, что ему за это ничего не будет; Толстой ругает докторов мерзавцами * и невежничает с великими вопросами, потому что он тот же Диоген, которого в участок не поведешь и в газетах не выругаешь. Итак, к чёрту философию великих мира сего! Она вся, со всеми юродивыми послесловиями и письмами к губернаторше, не стоит одной кобылки из «Холстомера».
Поклонитесь товарищу по гимназии Алексею Петровичу * и пожелайте ему хорошего здоровья, игривого настроения и обольстительных снов. Желаю, чтобы ему приснилась голая испанка с гитарой.
Анне Ивановне и Алексею Алексеевичу со чады нижайшее почтение.
Будьте здоровы и не забывайте меня грешного. Я очень скучаю.
Ваш А. Чехов.
Тихонову В. А., 14 сентября 1891 г. *1007. В. А. ТИХОНОВУ
14 сентября 1891 г. Москва.
14 сент.
Рассказ я пришлю * , добрейший Владимир Алексеевич, но сказать, как он будет называться, я не могу. Назвать его теперь так же трудно, как определить цвет курицы, которая вылупится из яйца, которое еще не снесено. Благодарю за приглашение.
У Вас уже двое детей? Это хорошо. Если есть дети, то, значит, Вы здоровы и Вам не скучно жить. Редакторство Ваше меня нисколько не удивило и не вызвало ни одного вопроса, ни даже того, на который Вы поторопились ответить. Кому же быть редакторами, как не литераторам? Только, с Вашего позволения, вот Вам мой завет: читайте всёприсылаемое и не относитесь недоверчиво к новичкам * . Заведите статейки по естественным наукам и не давайте места шарадам и критическим статьям * .
Работы по горло. Пишу про Сахалин. Окончание этой работы представляется мне таким же отдаленным, как время, когда все будут целомудренны по рецепту толстовского Позднышева * . Работал я всё лето и теперь работаю, а денег нет и нет. Заграничная поездка сожрала меня с руками и ногами.
Как Ваши драматические дела? * В каком положении слава?
Будьте здоровы и счастливы. Желаю Вам и Вашим деткам всего хорошего. В Питер приеду не раньше декабря.
Коли не забудете, пришлите мне номерок «Севера» для знакомства.
Ваш А. Чехов.
Червинскому Ф. А., 14 сентября 1891 *1008. Ф. А. ЧЕРВИНСКОМУ
14 сентября 1891 г. Москва.
14 сент.
Ответ получите Вы от меня не так скоро. Нужно писать в Феодосию * . На письмо туда и ответ оттуда потребно 10 дней.
Вашу пьесу получил и прочел * , и на днях отдам в переплет. Жду второй пьесы, хотя предпочел бы поэму.
Будьте здоровы. Желаю Вам всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Давал Вашу пьесу знакомым. Читали и одобряли.
На обороте:
Петербург, Б. Московская, 6
Федору Алексеевичу Червинскому.
Кондратьеву И. М., 15 сентября 1891 *1009. И. М. КОНДРАТЬЕВУ
15 сентября 1891 г. Москва.
15 сентября. Мл. Дмитровка, д. Фирганг.
Многоуважаемый Иван Максимович!
Будьте добры, не откажите приготовить и прислать мне мой счет по почте. Я бы сам явился к Вам, да не совсем здоров и безвыходно сижу дома.
Желаю Вам всего хорошего.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
Шавровой Е. М., 16 сентября 1891 *1010. Е. М. ШАВРОВОЙ
16 сентября 1891 г. Москва.
16 сент.
Мы, старые холостяки, пахнем, как собаки? * Пусть так. Но насчет того, что врачи по женским болезням в душе селадоны и циники, позвольте поспорить. Гинекологи имеют дело с неистовой прозой, которая Вам даже не снилась и которой Вы, быть может, если б знали ее, со свирепостью, свойственною Вашему воображению, придали бы запах хуже, чем собачий. Кто постоянно плавает в море, тот любит сушу; кто вечно погружен в прозу, тот страстно тоскует по поэзии. Все гинекологи идеалисты. Ваш доктор читает стихи – чутье подсказало Вам правду; я бы прибавил, что он большой либерал, немножко мистик и мечтает о жене во вкусе некрасовской русской женщины. Известный Снегирев говорит о «русской женщине» не иначе, как с дрожью в голосе. Другой гинеколог, которого я знаю, влюблен в какую-то таинственную незнакомку под вуалью, которую он видел издали. Третий ходит в театр на все первые представления и потом громко бранится около вешалок, уверяя, что авторы обязаны изображать одних только идеальных женщин и т. д. Вы упустили также из виду, что хорошим гинекологом не может быть глупый человек или посредственность. Ум, хотя бы семинарский, блестит ярче, чем лысина, а Вы лысину заметили и подчеркнули, а ум бросили за борт. Вы заметили также и подчеркнули, что толстый человек – бррр! – выделяет из себя какой-то жир, но совершенно упустили из виду, что он профессор, т. е. что он несколько лет думал и делал что-то такое, что поставило его выше миллионов людей, выше всех верочек и таганрогских гречанок, выше всяких обедов и вин. У Ноя было три сына * : Сим, Хам и, кажется, Афет. Хам заметил только, что отец его пьяница, и совершенно упустил из виду, что Ной гениален, что он построил ковчег и спас мир. Пишущие не должны подражать Хаму. Намотайте это себе на ус. Я не смею просить Вас, чтобы Вы любили гинеколога и профессора, но смею напомнить о справедливости, которая для объективного писателя нужнее воздуха.
Девочка из купеческого звания сделана превосходно. Хорошо в речи доктора место, где он говорит о неверии своем в медицину, но не надо, чтобы он пил после каждой фразы. Любовь к трупу – это раздраженье Вашей пленной мысли. Вы не видели трупов.
Затем от частностей к общему. Тут позвольте крикнуть караул. Это не рассказ и не повесть, не художественное произведение, а длинный ряд тяжелых, угрюмых казарм. Где Ваша архитектура, которою Вы вначале так очаровали Вашего покорного слугу? Где легкость, свежесть и грация? Прочтите Ваш рассказ: описание обеда, потом описание проходящих девиц и дам, потом описание компании, потом описание обеда… и так без конца. Описания, описания, а действия совсем нет. Надо начинать прямо с купеческой дочки, на ней остановиться, а Верочку – вон, гречанок – вон, всех вон, кроме доктора и купеческого отродья.
Нам надо поговорить. Значит, Вы не переезжаете в Петербург? Я рассчитывал увидеть Вас в Петербурге, куда, по уверению Миши, Вы будто бы хотели переехать. Ну, будьте здоровы. Да хранят Вас ангелы небесные. Ваше воображение становится интересным. Извините за длинное письмо.
Ваш А. Чехов.
На конверте:
Здесь, Кисловка, д. Базилевского
Елене Михайловне Шавровой.
