Текст книги "Чужой праздник (СИ)"

Автор книги: Анна Ломтева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

– Она отлично говорит и понимает. – это за неё ответила другая, рыжая, которая, как и Елена, откуда-то казалась знакомой, но Настя не могла никак вспомнить, откуда.

Настя перевела на рыжую взгляд и было хотела возмутиться, но та вперилась в неё острым, ненавидящим взглядом и сказала:

– Во-первых, я тебя насквозь вижу. Когда врёшь, когда боишься, когда правду говоришь. Я стражница, ясно тебе? Ты для меня стеклянная. А во-вторых, пока ты не заныла, что ты меня не знаешь, и ничего мне не сделала, объясняю. Ты мою подругу почти убила, потом отдала на съедение упырихе живого человека, а теперь живёшь как ни в чём ни бывало, и всё у тебя отлично. И нам пришлось четыре месяца потратить, чтобы тебя выследить, а для Светки каждый день – это минус шанс вернуться. И если мы её не вытащим, я тебе лично, собственноручно шею сверну.

Настя ждала, что рыжей возразят. Что сейчас кто-то из них скажет – мол, не надо горячиться. Что всё не так уж плохо, что все мы цивилизованные люди, никто никому ничего не будет…

Но они молчали. Настя обвела их взглядом, чувствуя, как холодеет и проваливается что-то внутри.

– Вы не можете! – у неё сорвался от ужаса голос. Она глубоко вздохнула, сжала зубы и сказала, старательно не крича:

– Не имеете права. Не докажете… Я ничего не делала! Я не виновата!

– Омайгаааад, – лениво протянул кто-то рядом. Настя повернулась и испытала очередной шок: две совершенно одинаковых тощих мрачных девицы сидели сейчас справа от неё. Одна в чёрной футболке и чёрных джинсах. Другая… другая тоже была вся в чёрном, но Настя вдруг шестым чувством определила, что еще недавно на ней была длинная пёстрая футболка и малиновые леггинсы.

– Ну ладно, – Елена наконец тоже подошла к столу, поставила дополнительный табурет прямо между одинаковыми девицами (они молча подвинулись) и села. Сложила руки на столе, оглядела собравшихся и на аккуратном английском сказала:

– Давайте познакомимся. Перед нами Анастасия Тараканова, двадцать семь лет, ассистентка на кафедре экспериментальной физики… неважно. Настя, толкачка экстра-класса, подопечная и подручная Сони, известной вам как Софья Измайлова, или, возможно, Софи Цейсс, или даже София Аристосис. И все имена, кстати, ненастоящие, насколько мы выяснили из известной тетрадки.

– Вы ошибаетесь, – сказала Настя. – Сонина фамилия – Клюева. Она Софья Клюева…

– Последние лет тридцать, – перебила её та взрослая турчанка, которая, видимо, приходилась матерью близнецам. – Возможно, меньше. За последние сто лет она не меньше трёх раз меняла фамилию и документы. Имя, правда, всегда оставляет одно и то же, и уверена, что никто не станет особо следить…

«Тётя Соня с первого», – подумала Настя. Нет, невозможно. «Отдала на съедение упырихе живого человека».

– Вы ошибаетесь! – горячо воскликнула она. – Вы ничего не знаете! Она пыталась Сашку спасти. Это был несчастный случай! Она пыталась…

– Господи, вот дура, – пробормотала рыжая вполголоса на русском.

– Нет, не дура, – так же тихо, с акцентом ответила одна из близняшек. – Не дура, просто боится вспомнить, как было… на правде.

– Ладно, по порядку, – сказала Елена. Все тут же обернулись к ней, словно заранее признали её главенство. Елена повернулась к Насте, отыскала её взгляд. Сказала медленно и весомо:

– Соня тебе не друг. Она воспользовалась тобой, чтобы добиться своей цели, а потом бросила одну с твоими проблемами. После того, как вы закрыли город, ты ей стала не нужна. Ей там теперь вообще никто не нужен, она теперь может до бесконечности собирать все нереализованные вероятности и поджирать чужие жизни. А твой муж теперь привязан к каналу в роли замка, и чем дольше он на канале висит, тем меньше вероятность, что он сможет оторваться, прийти в сознание и вернуться к нормальной жизни. Показать тебе, как выглядит замок лет через триста после смерти тела?

За столом воцарилась тишина. Женщины и девушки сидели молча, глядя на Настю, а она переводила взгляды с одной на другую, не находя слов. Наконец, рыжая негромко сказала:

– Лен, она ничего не поняла, кажется.

Настя посмотрела на Елену. Она ничего не поняла, но она услышала главное.

– В каком смысле – вернуться? – спросила она хрипло, – В каком смысле – вернуться к нормальной жизни?

– Ага, – Елена уперлась ладонями в стол и поднялась н ноги. – Давайте-ка всё-таки сводим её в Йеребатан.

– Сбежит, – недовольно предположила мать близнецов.

– Ну щас, – буркнула одна из девушек, – Я ей сбегу.

Её совершенно позорно подняли из-за стола и взяли «в клещи» близнецы, так что в коридор и дальше на улицу им пришлось протискиваться кое-как, мешая друг другу локтями. Даже обуться самостоятельно ей не позволили. Елена бесцеремонно схватила её за пятку и приложила к стопе одну туфлю, другую, третью. Наконец, какие-то относительно подходящие сандалии натянула ей на ноги и с раздражением затянула липучки так, что защипнула кожу на подъемах. Настя смолчала, почему-то показалось, что жаловаться – только радовать похитительниц.

Её вытолкали на улицу, в изумившую её жару и сияние дня. Дома в Нижнем была середина апреля, асфальт ещё не просох от талого снега, а холодный ветер трепал куртки и плащи горожан. А тут перед глазами замелькала толпа смуглых, легко одетых мужчин и женщин, где-то над головой явственно орали чайки, и взлохматил тут же влажные волосы настоящий тёплый бриз.

– Такси надо было вызвать, – проворчала мать близнецов.

– Надо было, – вздохнула Елена, которая шла позади всех, – ну, чего уж. Нас всё равно много, что, две машины искать?

Так, держась плотной группкой, они спустились по крутой улочке; тут же Настю подхватили ещё крепче и заставили бежать куда-то, оказалось – к остановке трамвая, куда как раз неспешно подъезжал вагон. Ошеломлённая, Настя вертела головой, постепенно проникаясь ощущением на самом деле. Она и правда была в чужом городе, её и правда каким-то образом перетащили за тридевять земель. Всё, что случилось с ней раньше, всё-всё – знакомство с Соней, их странные уроки, то, что она делала с другими людьми, то, что случилось в её доме – всё было правдой, но не той правдой. Не волшебством, не приключением, не могуществом и не победой.

А отвратительным и чудовищным провалом.

Настя словно споткнулась. Её с двух сторон подхватили, потащили, сунули прямо в толпу, втиснули между разгорячёнными людьми. Она на какое-то время как будто потеряла связь сама с собой. Её тянули, толкали, её прижали наконец в закуток за поручнем в самой задней части вагона, а она стояла, не чувствуя рук и ног, и смотрела на себя и всё происходящее со стороны. Смотрела и думала отстранённо: сейчас я вдруг увидела всё произошедшее не так, как видела раньше. Но значит ли это, что я прежде ошибалась, или это я сейчас поддалась мороку, наваждению, обману? Прежде я верила, что я особенная, что мне судьбой назначено совершить что-то необычное и великое, и я совершила нечто – а теперь оказывается, что моей роли там было не больше, чем у гончего пса, который бежит за зайцем. Почему я забыла, что произошло в тот день? Мы закрыли город, всё получилось, я сумела остановить путешественницу, которая хотела разрушить наш замысел, всё было правильно, если бы не беда с Сашкой… Но что именно с ним случилось?

У Насти внезапно опять заболела голова, она очень резко и сильно ощутила себя, свою слабость, сокращения в голодном желудке, уже натёртые неудобными чужими сандалиями мизинцы, толкучку, покачивание трамвая, и тут же, поверх всего, почувствовала зов. Её звал кто-то издалека, негромко, но настойчиво. Звал без слов, без голоса, тонкой струной тянул прямо из груди, всё сильнее, до боли. Она дотянулась до одной из близняшек, вцепилась ей в плечо и выдавила сквозь зубы:

– Мне плохо…

Девчонка дёрнула плечом, пытаясь сбросить Настину руку, потом обернулась и процедила так же, сквозь зубы, тихо и злобно:

– ПотерпИшь, дура!

Она терпела. Она пыталась не думать, не чувствовать и вообще не быть. Она цеплялась, как ненормальная, за плечо злой девчонки, и та, отчаявшись сбросить сведённые пальцы, вскоре начала ругаться и шипеть от боли.

Наконец, её выдернули, как морковку из грядки, из трамвая на улицу, и несколько секунд она блаженно подставляла лицо бризу, который нашёл дорогу между нагретыми солнцем стенами старого города. Ей дали буквально пару вздохов сделать, и уже тащили куда-то в потоке людей, направляющихся явно к определённой цели. Струна, проросшая прямо в душу, вибрировала и горела огнём, но Насте на удивление становилось легче с каждым шагом. Она приближалась, она шла туда, куда её вёл зов.

Не слишком осознавая происходящее, не заметив ни покупку билетов, ни спуск по лестнице, ни довольно длинные переходы в тёмном, скудно освещённом пространстве под землёй, Настя пришла в себя перед ограждением, пересекающим каменный помост, уходящий в темноту галереи. Она едва не заскулила от досады, но тут за спиной Елена сказала:

– Тихо. Сейчас Ёзге отвлечёт служителя, а девчонки тебя прикроют. Идём быстро, не оглядываясь, не бежим, не издаём звуков. Замок близко.

Настя сжалась, замерла, как бегун на старте. Она не могла думать, почти не понимала, что ей говорят, она могла только стремиться туда, вперёд, в темноту.

Елена подошла вплотную к заграждению, встала рядом с Настей. Опустила руку на задвижку, нащупала рычажок. Обернулась, поймала кивок старшей и быстро, бесшумно повернула железку. Взяла Настю под локоть, плавно отворила створку и пошла вперед ровными, широкими шагами. Настя моментально подстроилась к её темпу. Идти было легко, она чувствовала себя так, будто летит над плитами каменного помоста. Позади стихал гомон и шум шагов, потом за спиной осталась последняя пара светильников, помост из главного объема Цистерн ушёл в узкий едва освещённый проход. Молча, слыша только свои шаги и быстрое дыхание, женщины сделали ещё пару десятков шагов и остановились.

– Мне дальше нельзя, – сказала Елена, отпуская Настину руку, – Иди. Тут ещё метров двадцать, впереди тупик, не ошибёшься.

Настя постояла немного, балансируя между остатками рационального ума (пусть привыкнут глаза) и неистовым желанием идти вперёд, потом всё-таки сдалась и пошла прямо в темноту. Напряжение внутри достигло невыносимого максимума и вдруг пропало.

Настя поняла, что ничего не видит, и при этом видит всё, что необходимо.

Темнота встретила её и обняла.

Глава 57.

Олеся ходила кругами вокруг скамейки. На скамейке спокойно сидели Ёзге и её одинаковые дочери. Ёзге скроллила что-то в навороченном смартфоне, одна из близняшек откинулась на спинку скамейки и прикрыла глаза, другая (Олеся была почти уверена, что это Акса) недовольно следила за её метаниями. Наконец терпение у юной турчанки лопнуло, и она довольно злобно заявила:

– Кончай это мотать туда-обратно!

Олеся остановилась, подняла обе руки к голове и вцепилась в аккуратно заплетённые рыжие косички. Спросила:

– Акса, а ты что, совсем не чувствуешь?

Акса смутилась, отвела взгляд. Сказала неохотно:

– Ну, так… Какой-то… Мне и не полагается.

– Потому что ты тут всю жизнь живёшь? – разговор помогал Олесе отвлечься. Да ещё вот подёргивание себя за волосы.

Акса вздохнула. Определённо, ей совсем не хотелось что-то объяснять, но она понимала, что, если замолчит – рыжая опять начнёт мотаться вокруг, едва не повизгивая от нетерпения и неприятных ощущений.

– Это да, – ответила девушка, – И другое, что замок в Йеребатане наш по крови. Ну, как это… родственный. Э… – она почесала нос и добавила, откидываясь на спинку скамейки:

– She is one of our ancestors.

– А-а-а! – Олеся оживилась, даже забыла теребить волосы. Подошла, устроилась на краю скамейки. – Значит, она вас как бы знает, поэтому не тянет? Не зовёт?

– Зовёт, но не так, – признала Акса. – Это, знаешь, вроде как мама смотрит из окна.

– Из окна? – Олеся озадаченно уставилась на турчанку. Та раздражённо вздохнула, села прямо и объяснила:

– Ну, ты маленькая, так? Ходила гулять на улице… Мама смотрит, тебя видно, значит, всё хорошо! Ясно?

– Ага, – медленно произнесла Олеся, упираясь взглядом в брусчатку под ногами, – Да, так ясно.

И снова схватилась за косички. Подёргала волосы, размышляя о том, что для этой вот чужой девочки из чужой страны оказались ближе некоторые простые вещи, которые сама Олеся полагала напрочь книжными и в реальности не существующими. В её ПГТ мамы переставали смотреть из окон сразу, как их чада дорастали до начальной школы. Да и чего там смотреть? По улице проезжала одна машина в час, снижая скорость почти до пешеходной, чтобы не убить подвеску по раздолбанному асфальту. Собаки в округе были все свои, знакомые, маньяков отродясь не водилось (или о них не знали). Дети сбивались разновозрастными стайками по соседскому принципу, и после школы шлялись по округе до темна. Многие таскали с собой всё лето детсадовских братишек и сестрёнок. Олесе тут повезло, она была единственным ребёнком. Повезло… или как сказать. Она покосилась на расположившееся на скамейке трио и ощутила что-то вроде смутного сожаления.

Акса вдруг вздрогнула, протянула не глядя руку и потеребила мать за колено. Взгляд её при этом был прикован к выходу из музея, который едва виднелся из-за живой изгороди и проходящих в обе стороны людей.

Ёзге заблокировала телефон и встала, убирая его в карман толстовки. Близнецы тоже вскочили. Олеся осталась сидеть, невольно вцепившись в гладкие тёплые брусочки сиденья скамейки. У входа появились две высоких фигуры, одна в белой рубашке и узких джинсах, другая – в полосатой футболке и серых парусиновых штанах. Издалека две молодых женщины казались похожими: один рост, один тип фигуры, почти одинаковые тёмные крупно вьющиеся волосы. Но вот та, что в джинсах, крепко взяла вторую за руку чуть выше локтя и повела по дорожке туда, где их ждали.

Олеся не выдержала и тоже вскочила. От того, что произошло сейчас в глубине тёмных переходов, зависело очень многое. Например, увидит ли она ещё Светку. Сможет ли вернуться домой. Захочет ли возвращаться…

Они подошли неспешным шагом. Елена всё ещё держала – или поддерживала? – Настю, которая ступала по земле словно на чужих ногах. Ожидавшие их расступились, позволили Елене подвести толкачку к лавочке и усадить. Выглядела Настя нехорошо. Она как будто обвисла, посерела и размякла, что было не списать ни на толкаческое похмелье, ни на пропущенный завтрак.

– Ну, что там? – нетерпеливо выпалила Олеся.

– Поговорили, – тихо и едва шевеля губами ответила Настя. – Они… позвали. Его. И мы… поговорили.

– Так что… Правда, у них есть связь? – Олеся моментально загорелась интересом, совершенно не считаясь с душевным состоянием собеседницы. – В тетрадке Норы Витальевны упоминается связь через Изнанку, но больше никто…

– Детка, ты б не могла прикрыть орало и немного вежливо помолчать? – спросила Елена, взглядывая на неё тяжёлым взглядом. Олеся моментально замолчала. Было в Елене что-то такое, что её слушались дети, животные, мужчины и даже – время от времени – вредные близнецы. Олеся же под таким взглядом явно ощущала, что по Елениной шкале недалеко ушла от животного и явно не дотягивает даже до детсадовца.

– Не стоит нам тут оставаться, – сказала Ёзге. – Внимание привлекаем. Пойдёмте, тут рядом Старбакс есть.

– Мы вперёд, столик займём, – быстро сказала Акса и, подхватив сестру за руку, потащила в сторону трамвайной линии. Елена проводила их неодобрительным взглядом, но ничего не сказала. В ту сторону уходила улица Диван Юлу, и, насколько Елена могла вспомнить, там вдоль линии все первые этажи были плотно упиханы кафешками и магазинчиками.

– Ладно, пойдём, – она встала и похлопала легонько по плечу их оцепеневшей пленницы. Теперь можно было не переживать за то, что Настя попытается сбежать. Теперь её больше беспокоила внезапная активность Аксы.

– Ёзге, – Елена повернулась к турчанке, – Что твои затеяли?

Та приподняла брови, поджала губы. Ответила вроде бы спокойно:

– Что они могут натворить? У нас тут, ты знаешь, свои порядки. Дети воспитанные, уважают договор и не лезут, куда не надо.

Елена молча покивала, но что-то в голосе Ёзге заставляло сомневаться. «Дети», как же. Близнецы выросли, и это касалось не только их долговязых фигур и худых, скуластых личиков. Девушки определённо были уже давно не «дети» во всех смыслах.

– Идёмте, – немного раздражённо повторила Ёзге и зашагала в сторону «Старбакса», уверенная, что остальные пойдут за ней.

Настю пришлось поддерживать под руки с обеих сторон. Она шла, глядя перед собой несколько остекленевшим взглядом, изредка пытаясь осмотреться по сторонам, но тут же опускала голову, точно от увиденного становилось дурно. Бледное её лицо с кругами под глазами блестело от пота. И от неё самой неожиданно и довольно сильно пахло, как будто она бежала изо всех сил. Не просохшие окончательно ещё после душа волосы повисли, на плечах полосатой футболки проступили тёмные пятна. А ещё подмышками, под грудью и между лопаток.

Олеся шла, крепко держа пленницу под локоть, и едва сдерживала бешеное желание схватить её за грудки и вытащить из неё буквально всё. Что произошло в подземелье? Что сказала ключ? Как происходило общение, на каком языке? Почему Настя так себя чувствует? Что, чёрт побери, происходит?!

Выбрались на Диван Юлу, увидели, как издалека Ёзге машет рукой – сюда, мол.

– Прибавим-ка шагу, девочки, – Елена с силой потянула Настю вперёд, отчего та моментально споткнулась и едва не упала.

– Да что с тобой такое! – возмутилась Елена, останавливаясь. – Ноги разучилась переставлять?

Вокруг них текла и завихрялась толпа. Люди образовывали в таком количестве почти непрерывную среду, подобную жидкости, которая по краям иногда выплёскивала отдельные капли или разбивалась на струйки, но в центре потока лилась ровно и мощно, снося преграды. Елену толкнули, обходя, в спину, в плечо. Олесю почти оттёрли к стене здания. Люди недовольно хмурились, едва избегая очередного столкновения.

– Да ладно, идёмте же, – Олесе стало страшно. Она толпы не любила в принципе, а сейчас у неё возникло стойкое ощущение, что достаточно крохотной оплошности, и тебя собьёт потоком, накроет, и ты уже не выберешься.

Кое-как, таща Настю почти на себе, они добрались до Старбакса. Олеся прокляла уже всё на свете. К середине дня воздух разогрелся до двадцати трёх градусов, и её спортивный костюм явно был слишком тёплым для такой погоды. Она пожалела, что не послушалась Елену, которая ещё вчера предупреждала: в Стамбуле тепло. Очень тепло. «Дура я, могла бы хоть верх от костюма снять, в футболке было бы нормально», думала Олеся, сдувая волосы со лба и щурясь от солнца.

Стамбул цвёл. На площади Султанахмет, которую они оставили сбоку и позади, пылали клумбы тюльпанов всех расцветок. Тут и там сумасшедшими розово-лиловыми гроздьями клубилось иудино дерево. Фасад гостинички, мимо которой они только прошли, был сиреневым от цветущей глицинии. Даже там, где сквозь трещины и щели мостовой, в тени, пробивались какие-то сорняки, сейчас выглядывали мелкие белые цветочки неизвестного вида.

Олеся в очередной раз подхватила споткнувшуюся Настю и подумала (она об этом то и дело думала последние дни), что, когда они закончат с этим делом, она попросит у Елены разрешения остаться на пару дней. Ведь наверняка найдёт ей пустой номер, пусть самый негодный, да даже койку в общей комнате! Просто погулять спокойно, никуда не спеша. Подышать влажным, тёплым ветром с Босфора. Выпить кофе в «Симит сарае». Полежать на траве в парке. Посмотреть на мороженщика, который с жуликоватыми ухватками крутит вязкую массу своего мороженого, отхватывает немного, формирует в рожке красивый завиток, потом обманывает покупателя, оставляя в его руке другой рожок – пустой, а сам оборачивает заполненный красивой красной салфеткой с вензелями и наконец вручает обалдевшему турристу под свист и хлопки зрителей…

– Сюда, – Ёзге стояла в дверях кафешки. Близнецы махали руками, устроившись за большим столом с двумя диванчиками прямо у входа, точно на витрине.

– Нас будет видно, – сказала Елена.

– Не важно, – Ёзге отвернулась, села, предоставив им самим довести и усадить Настю. – Возьмите что-нибудь, иначе нас выставят.

Елена кивнула и направилась к кассам. Олеся протиснулась на свободное место, подтолкнула Настю:

– Двигайся давай.

Настя медленно, точно во сне, подвинулась вдоль диванчика до самой стены, а там уронила руки на стол, голову на руки и зарыдала. Так, что её всю аж затрясло.

– Как человека убивать, так ты не плакала, – начала, заводясь, Олеся, которой всё это время дико хотелось что-нибудь нехорошее Насте сделать. Пнуть, ударить… да хоть обозвать. Ёзге вмешалась:

– Перестань. Она сейчас тебя всё равно не слышит.

– Да ладно, – пробурчала Олеся.

– Замок, – сказала Ёзге. У неё снова сделался тот недовольно-скованный голос, которым она объясняла (обычно поневоле) всё, связанное с их даром. Особенно если это касалось её семьи и ближайшего сообщества. – Замок не разговаривает. Она лезет прямо в голову и показывает. Обращается, если можно так выразиться, к бессознательному. Эта девушка, – Ёзги чуть заметно повернула голову в сторону Насти, – Очень на голову нездорова. Неудивительно, с её силой… Очень много страха и ненависти. И толстая корка прагматичного ума вокруг. Представь, много лет ты живёшь, делая людям гадости из выгоды. Манипулируешь, врёшь, обижаешь. При этом считаешь себя хорошей и очень умной. Замок просто содрал с неё рационализирующую часть личности. По делу, ей сейчас нужно в кризисный психиатрический стационар. А мы вместо этого потащим её углублять травму.

– Ой, бедная! – воскликнула Олеся, моментально снова наливаясь злостью, – Раньше думать надо было! Люди не виноваты, что у неё…

– Ш-ш-ш, – Ёзге нахмурилась, – Не кричи. Никто не виноват, так жизнь сложилась. Твоя подружка тоже руку приложила к этой истории. Не сбежала бы тогда…

– Вам легко рассуждать, – Олеся откинулась на спинку дивана. – Но у неё же совершенно особый случай. Её никто не учил. Я так и не поняла, как это вышло, в её городе пять человек путешественниц постарше, конечно, все с серьёзными триггерами, но чему-то же они могли научить! Стражницы тоже есть, кто-то должна была её почувствовать, хоть одна!

– Ха! Никто не мог, – сказала Акса. – Никто не мог её увидеть, пока не сняли триггер, только я!

– Ну, круто, – Олеся вздохнула, – И чего вы хотите? Она вообще считала несколько лет, что других таких нет. Из-за этого она так лезла к Насте. Стихи эти дурацкие…

– Что за стихи? – Елена подошла, поставила на стол четыре стакана с какими-то напитками. – Могли бы и помочь!

Кара, которая сидела ближе всех к проходу, вскочила и пошла к стойке, забирать остальные стаканы. Елена села, с наслаждением вдохнула прохладный кондиционированный воздух кафешки и спросила:

– Так что за стихи?

– Да это дело прошлое, – Олеся придвинула к себе стакан с кубиками льда и какими-то зелёными ошмётками. Пахло «Спрайтом». – Мне она рассказала как-то между делом. Почему она пыталась выйти на контакт с Настей? Из-за стихов на форуме. Настя, – Олеся покосилась на сидящую рядом и всё ещё всхлипывающую молодую женщину, – Их выложила под своим именем. Только это враньё, ни она, ни её пропавший брат этих стихов не писали.

– А кто писал? – заинтересовалась Елена. Подошла Кара, поставила ещё пару стаканов, села. Олеся мысленно застонала: осознала, что говорила по-русски, и надо снова переходить на английский. Не то чтоб у неё были большие проблемы с грамматикой или словарным запасом, но уставала она от английского так, словно кирпичи таскала.

– Ну… Мама Насти тоже путешественница.

Настя перестала всхлипывать и выпрямилась. На её покрасневшем, помятом лице было написано такое удивление, которое иначе как охуением на назовёшь.

– Мама? – сказала она хрипло, – Моя мама?

– Твоя мама, – вздохнула Олеся, – Я всё твоё окружение проверила. Твоя мама до рождения твоего брата была ого-го путешественница. Триггер у неё, правда, был так себе.

– Нет, погодите, – Настя подалась вперёд, торопливо стирая со щёк влагу, – Мама не пьёт никогда! Шампанского глоток на Новый год… Ей нельзя. У неё печень!

– Печень, ага, – Олеся дёрнула носом как недовольный ёжик и хорошо отхлебнула из стакана, проигнорировав соломинку, – А Светка, когда сообразила, в чём дело, стала говорить, что у неё на алкоголь аллергия. Тоже выход.

– А это ты откуда узнала? – спросила Елена.

– Спросила, – Олеся развела ладони в стороны как мультяшный персонаж. Все уставились на неё – все пятеро, и сильнее всех поражённая Настя поинтересовалась:

– И мама вот так просто рассказала?

– Ну да. Я же стражница. Я всех знаю, и её прежнюю наставницу, и про их связи с Соней. Меня больше удивляет, что ты решила, будто стихи писал твой брат.

– Я их нашла у него в столе, – Настя медленно подняла ладони, прижала к щекам, – А мама… но почему…

– Но почему она не поняла, что у неё в семье растёт супер-толкачка? Что её сына толкнула сестричка? – Олеся ещё отхлебнула напитка, который был очень холодным и дико газированным. – Потому что ты тоже та ещё штучка. Тебя тоже никто не видел просто. Тот случай не посчитали «нашим», потому что ты никому не рассказала, как было дело на самом деле. – Олеся поставила со стуком стакан на стол и уставилась на Настю.

– Но стихи от имени мужчины, – неуверенно сказала Настя.

– Аргумент, – ответила Елена, – Вернёшься – спросишь у мамы, почему. Сейчас это вообще неважно.

– А что важно? – Настя подняла взгляд и, всё ещё держась ладонями за заплаканные щёки, с надеждой посмотрела на Елену.

Елена усмехнулась и сложила руки на столе.

Глава 58.

Раскрытая «тетрадь» лежала на столе перед Еленой. Олеся, которая за прошедшие месяцы успела чуть ли не наизусть выучить её содержимое, по положению страниц знала, что Елена открыла записи о замках. Остальные, и прежде всего, Настя, смотрели на невзрачную потрёпанную книгу с подозрением. Из турецких ведьм только Акса могла более или менее успешно ознакомиться с записями Норы Витальевны, и у неё были, в общем, известные проблемы. В-основном, с почерком, но и с содержанием, если можно так выразиться. Нора Витальевна в обычной жизни была учительницей русского языка и литературы, и писала… красиво. Не сказать, что не по делу, но длине её периодов и выбору слов позавидовал бы даже великий бородатый классик. Акса, страшно ругаясь, осиливала те отрывки, где речь шла о даре стражниц, о замках или о «муравьином льве». Многое из того, что она могла там прочитать и перевести матери и сестре, поразительным образом не согласовывалось с тем, что они привыкли считать неоспоримой истиной. Но что это значило? Скорее всего то, что их семья вовсе не являлась достойной хранительницей традиции и не сберегала знания неизменными в течение многих поколений. Наставница матери когда-то сказала ей, что закрывательницы большой силы не рождались уже больше трёхсот лет. Самой сильной закрывательницей, способной «закрыть» человека, была Эвелин Хейли из Великобритании, и она никогда не практиковала свой дар на путешественницах. Только на обычных людях, чтобы защитить их от «толчка». Второй по силе была Йилдыз, и эта могла «закрыть» даже сильную путешественницу, но, откровенно говоря, такое случилось всего один раз, и всё стамбульское сообщество ведьм очень старалось не допустить второго. Йилдыз могла бы закрыть и город, найди она путешественницу, стражницу и толкачку нужной силы, но у неё не было такой необходимости. Кроме того, Йилдыз была достаточно умной, чтобы обратить страх окружающих не в ненависть, а в авторитет.

Олеся оглядела присутствующих. Все они думали, что в Стамбуле у Сони есть агент, и все они считали, что это не Йилдыз. Ни к чему было той так подставляться. Но кто-то узнал и рассказал Соне про блог, про условный знак, про «тетрадь». Кто-то напал на Светку в Мадриде. Кто-то пугающе близкий к ним.

– Итак, что мы имеем, – говорила Елена. – Судя по записям, и я так понимаю, ваши сведения это подтверждают, если тело замка не погибло в момент запечатывания, то есть шанс разрушить канал и вернуть его, так сказать, душу обратно.

– Это не душа, – поморщилась Ёзге, – Аллах, вы как дети. Личность это. Энергоинформационная матрица.

– Ёзге, дорогая, – Елена вздохнула, – У меня высшее образование в области математики и кибернетики. Я вот это – она постучала указательным пальцем по странице, – Четвёртый месяц катаю в голове, и так и не смогла уложить. А писала это тётка, которая всю жизнь занималась вбиванием в детские головы луча света в тёмном царстве и прочих лишних людей. Она таких слов не знала вообще никогда.

– Что за лучи? – изумилась Ёзге.

– Не обращай внимания, это цитата, – сказала Олеся, – Это из русской литературы. Неважно! Лучше объясните мне, пожалуйста, как нам разрушение канала поможет Светку вернуть?

– А это просто, – кивнула Елена. – Соня самую малость просчиталась. Твой муж, – она повернулась к Насте, – Во-первых, он должен был умереть в момент запечатывания. Не имею понятия, почему он выжил. Может, у него столько сил, что хватило с избытком, может, ты лопухнулась, и не совсем точно закрыла оболочку, но остался… ну, тут Нора пишет про такую возможность, что может остаться… – она поискала глазами строчку, быстро придавила букву, точно мошку:

– Вот! Так. «…возможность сохранить волокно, которое, пронзая Изнанку, послужит достаточным средством связи персоны замка с его биологическим телом. Этот приём требует дополнительных усилий от толкательницы, повышенной точности координации и удачного состояния карты вероятностей. Его применяют крайне редко; в сущности, в прошлом известны только два таких случая, и в обоих необходимость сохранить…» – дальше неважно. Суть в этом. Там ниже технические подробности, описанные замечательным метафорическим языком, который я не понимаю. А вот она – Елена кивнула в сторону Насти, – Должна понять.

Настя вздрогнула и выпрямилась – на неё опять смотрели все собравшиеся за столом.

– Соня говорила, что моем мужу ничего не грозит. И… технически он… он ведь жив, так? Возможно, она изначально…

– Планировала оставить связь? – Елена смотрела на неё насмешливо, остальные – с сочувствием. – Вот уж вряд ли. Вы с ней виделись после этого?

– Несколько раз… – Настя принялась теребить салфетку, глядя на свои руки. Надо же, заусенцы. Откуда? Вроде бы, всегда следила за ногтями…

– И что? – нетерпеливо спросила Олеся. Эта рыжая бесила Настю даже сквозь глухую усталость и отчаяние, навалившиеся чудовищной тяжестью.

– Мы мало разговаривали. Она сказала – отдохни. Всё образуется. Сказала, что Сашка получил…шок. Но это ничего, это пройдёт… Сказала – ещё увидимся, продолжим… А он… – Настины глаза в очередной раз налились слезами.