Текст книги "Чужой праздник (СИ)"
Автор книги: Анна Ломтева
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
– Увидимся ещё?
Она постояла, глядя на серо-синюю беспокойную воду Босфора, над которой реяли чайки, потом обернулась к мужчине и сказала:
– Я живу в отеле «Гюль Бешекер» в Лалели.
Он схватился за поясную сумку:
– Запиши мой телефон!
Она покачала головой:
– Неоткуда звонить.
Он посмотрел на неё чуть нахмурив брови и поджав губы, как будто пытаясь понять, насколько она честна, потом сказал:
– Могу приехать к отелю в семь часов вечера.
Елена вдруг поняла, что её это радует, и ответила совершенно честно:
– Буду рада снова увидеться.
Али кивнул, сдвинул мотороллер с подножки и стартанул с места, сразу выехав на проезжую часть. Елена не стала смотреть ему вслед. Вместо этого она оглядела станцию и набережную. Перед станцией собралась немалая толпа, к кассам змеились очереди, но от касс к ней уже двигалась высокая фигура в светлом – Йилдыз.
Она подошла, помахивая билетами, окинула Елену взглядом, чуть обозначила на лице удивление. «Ну да, я во вчерашней одежде, и что», – подумала Елена, но вслух сказала только «Хелло». И в ответ оглядела женщину с головы до ног, изобразив на лице что-то вроде «ишь, вырядилась». Йилдыз была одета отвратительно стильно и в то же время практично (так что Елена её совсем чуть-чуть возненавидела) – на ней были легкие серые брюки до середины икры, белая футболка с цветастым принтом, белая кепка и удобные светлые кроссовки на ногах. А Елена по-прежнему была обута в свои сабо на платформе, и ей уже заранее было грустно при мысли, что придётся куда-то бежать или лезть.
– Надеюсь, нам не придётся за ними бегать, – сказала Йилдыз, точно мысли её прочитала. – Пойдём, посадку уже начали. – и они поспешили втиснуться в плотную очередь стамбульцев, проходящих узкими сходнями на небольшое приплюснутое судно.
Глава 34.
Самое лучшее изменение во мне за годы путешествий – это избавление от зависти. Для этого потребовалось много городов, много чужих домов, много новых лиц, рук и голосов. Неисчислимое множество чужих образов жизни, выборов и стилей. А ещё постепенно пришедшая привычка всё примерять и прикладывать к тому, что стало главной константой моей жизни – перемещениям.
Тогда в Стамбуле девочка Света ещё не знала, не готова была осознать, что вся её дальнейшая жизнь будет определяться этим.
Она шла по утренней улице рядом с Ёзге и её дочерями и завидовала. Их квартире в красивом районе, на красивой старой улочке. Их отношениям, их любви и взаимной заботе, которые было невозможно не увидеть за их словами, интонациями, улыбками. Завидовала тому, что они живут в таком изумительном городе, и тому, что они столько знают про Это, про Её – которое, оказывается, вовсе не только её. Завидовала их красоте, всех троих, тому, что они живут так, как хотят, тому, что они не одиноки и не потеряны, как она.
Две недели подряд она жила как бы слегка не в себе – и не в реальности. Перемещения, которые с ней происходили, были похожи на чудо или на бред, но они происходили, и как будто всё дальше отрывали её от привычной жизни и привычного образа мыслей. Она висела над землёй, с каждым днём поднимаясь всё выше, так что её пальцы ног уже болтались где-то над головами. Она успела почти потерять связь с реальностью, почти не думала ни о ком из своих близких, как будто забыла, кто она и откуда. То, что она застряла и проводила ночи в заброшенных домах и парках, тем более не вернуло её к нормальности. Ёзге, Акса и Кара как будто взяли её за палец и сдёрнули на землю. И она почувствовала эту зависть – как будто мгновенно снова стала собой.
Светка шла между Аксой и Карой, которые ненавязчиво её конвоировали вслед за Ёзге по улице. Шла и думала, что ничего подобного не чувствовала, когда Елена кормила её в кафе, или когда выдала целый комплект новой одежды. Всё это как будто укладывалось в логику чуда, в порядок бреда (который или кончится сам, или не кончится никогда). Ведьма и её дочери были отдельно. Светка не понимала, почему, и позже не сказать, чтобы поняла. Может быть из-за того, что участие и доброта Елены казались странными и нелогичными, как и само чудо перемещения, а всё, что делали ведьмы, было продиктовано ожиданием конкретной пользы. «Не в сказку попала», говорили взгляды, которые бросала на неё Акса. Не в сказку, уж точно.
Она, конечно, могла отказаться сразу. Ёзге не стала бы на неё давить. Она и так достаточно запугала девушку рассказом про закрывательниц, чтобы ей не хотелось встретиться с теми, другими. Возможно, если бы Светка сразу сказала «нет», ведьма бы просто помогла ей сесть на пригородный поезд и даже дала бы денег на достаточную порцию алкоголя. А Светке, при известной удаче, удалось бы переместиться куда подальше.
Но она струсила. Причём, сразу в двух смыслах. Она побоялась попасться тем, другим, но ещё больше побоялась выглядеть слабой, бестолковой и бесполезной. Нелюбопытной и безответственной. Трусливой, в конце концов. На той освещённой южным солнцем кухне на неё в упор смотрела одна взрослая женщина и два подростка, и её почему-то стало стыдно перед всеми тремя. Выбитая из колеи, напуганная, она была беззащитна перед манипуляцией, и Ёзге, конечно, воспользовалась этим.
– А что будет, если получится? – спросила Светка тогда.
– Что, ты совсем глупая?! – возмутилась Акса, – Нет закрыто, можно путешествие! Путе… шествы… выво… – она раздражённо фыркнула и закончила:
– Прыгать! Всем, кто хочет.
– А если никто не хочет?
– Ну не хочет – не делает! – сказала Акса, – Но может!
Ёзге что-то негромко сказала по-турецки, и обе девочки быстро обернулись к ней.
– Что? – спросила Светка. Акса снова фыркнула и ответила, не глядя в её сторону:
– Мама говорит: наверное, не получится. Твой триггер снять можно, хотя бы сдвинуть, но не точно.
Светка недоумённо воззрилась на Ёзге – снять триггер? Но та уже отвернулась и занялась посудой.
– Давай, иди, – сказала Акса, – Иди душ, ванна, мыть себе… себя.
– Tenminutes, – сказала, не оборачиваясь, Ёзге.
Вскоре все четверо уже стояли на остановке, и почти сразу подошёл трамвай, забитый не хуже, чем в Светкином родном городе. Кое-как они впёрлись на заднюю площадку, и девчонки сразу затолкали Светку к заднему поручню, встали с двух сторон, как заправская охрана. Она вздохнула и сказала тихо:
– Да не убегу я.
Близнецы не ответили, конечно же.
К пристани они добрались, когда солнце уже поднялось над горизонтом. Только что отошёл предыдущий рейс морского трамвайчика, а очередь уже собиралась на следующий. Ёзге купила билеты, поставила их троих в очередь, а сама отошла в сторону. У неё в руке оказался телефон – Светка ещё ни разу не видела вблизи мобильные телефоны, поэтому с интересом наблюдала, как женщина набрала на небольшом аппаратике номер и поднесла к уху. Очередь колыхалась, солнце поднималось и набирало жар, Ёзге в раздражении сбрасывала звонок и набирала снова. Наконец, абонент (или один из абонентов) ответил, и Ёзге быстро заговорила в трубку, отвернувшись от очереди и загородившись приподнятым плечом. Рядом тихо и быстро затараторили на турецком сёстры.
– Что происходит? – спросила Светка, но Акса только отмахнулась, а Кара вдруг запнулась посреди слова, словно споткнувшись о букву «к», несколько раз попыталась договорить и замолчала. Впереди задвигалась, потянулась к турникету очередь.
– Anne! – вдруг громко сказала Акса.
Ёзге резко обернулась, проследила взглядом движение, махнула рукой – идите, идите! – а сама ещё что-то сказала в телефон и, наконец, отключила связь. Светку и близнецов уже засасывал поток людей, идущих через турникеты к сходням. Ёзге бесцеремонно проталкивалась за ними, её сердито окликали и толкали, но она продолжала лезть напролом. Наконец, она догнала их возле контролёра, который стоял у сходней и сунула ему под нос пачку билетов. Он надорвал их все разом и кивнул – проходите.
Внутри большой кабины кораблика было жарко и, несмотря на открытые везде окна, душновато. Ёзге провела их туда, где была пара свободных деревянных диванчиков, и они уселись, слегка запыхавшиеся после толкучки на входе. У Светки рука сама потянулась к блокноту в заднем кармане. Она отлистнула к чистой странице, сдернула с хлястика ручку и принялась рисовать женщину с ребёнком, которая сидела наискосок через проход. Краем глаза она видела, как Акса пихает Кару локтем в бок и обе они сдавленно хихикают, но её это даже не задело. Мельком подумав что-то вроде «дурочки малолетние» она привычно ушла в рисование, с облегчением чувствуя, как отступает тревога, как духота и жара становятся терпимыми, а потом просто перестают иметь всякое значение. Она перелистнула страницу и принялась рисовать мужчину, который сидел у противоположного окна, сложив газету и чуть повернув её к окну, к свету. Потом нарисовала двух старух в платках за этим мужчиной. Потом – сумку и пакет девушки, которая села поблизости.
Когда Светка выпрямилась и сунула ручку за ухо, чтобы размять руку, судно уже вовсю бежало по водам Босфора. Она умудрилась не заметить отход от пристани. Акса и Кара о чём-то шептались, а Ёзге внимательно её рассматривала. Светка нечаянно встретилась с ней взглядом и смутилась.
– Doyoudraweverytime? – спросила женщина.
– I… think… yes, – ответила она, подумала немного, собрала в кучку всю известную ей грамматику и добавила:
– It makes me calm.
– Isee, – сказала женщина, потом протянула руку к блокноту:
– Can I?..
Светка поколебалась секунду, не больше, и потом всё-таки дала ей блокнот. Там не было, в конце концов, ничего особенного, ничего, кроме вот таких быстрых корявых скетчей последних дней. Блокнот был изрядно истрёпан и в нём осталось мало чистых страниц. Ёзге листала его неспешно, поворачивая туда и сюда, иногда задерживаясь на странице, а иногда едва скользя по ней взглядом. Долистав до последних набросков, она, конечно, обернулась и отыскала взглядом и мужчину с газетой, и женщину с малышом, и бабок в платках. Потом закрыл блокнот, молча отдала и задумалась, взявшись рукой за лицо и уставив взгляд куда-то вниз.
Ну, не о чем, значит, и говорить. Рисовать больше не хотелось. Светка сунула блокнот в задний карман, вернула ручку на хлястик и стала смотреть в окно. Там была вода, чайки, другие корабли и где-то в отдалении – вроде бы, берег.
Довольно скоро они доплыли до первого острова, но никто из спутниц и не шелохнулся – видимо, плыть надо было дальше. Кто-то из пассажиров сошел, другие взошли на борт, калошка, покачиваясь, отвернулась от пристани и, постепенно разгоняясь, пошла дальше.
Плыть пришлось почти час; миновали ещё два острова. В салоне становилось всё жарче, всё сильнее пахло разогретыми человеческими телами, косметикой, едой – открытые всюду окна не помогали. Налетающий в них ветер был тоже тёплым и нёс свои ароматы: соль, водоросли, солярка, ржавчина… Девочки сначала шептались, потом прислонились друг к другу и вроде бы задремали. Светка маялась, ей не удавалось ни толком проснуться, ни задремать. Воздух плыл слоями, которые почти зримо искажали видимое вокруг. Она закрывала глаза, снова открывала, жмурилась и зевала, всё глубже проваливаясь в состояние морока. Гудел мотор кораблика, перекрывая разговоры и шум воды, обматывая её голову невидимыми мотками колючей, мелкой сетки, наслаиваясь и рябя темными точками перед глазами.
Наконец, Ёзге, которая всё это время не выходила из глубокой задумчивости, подняла голову и посмотрела в окно.
– Wearearriving. – и, не поясняя, встала и пошла к выходу, на корму кораблика.
– Давай, пошли! – Акса вскочила и схватила Светку за руку, – Быстро давай!
Торопиться смысла не было, у выхода уже образовалась толкучка, а кораблик ещё колыхался и бурчал двигателями, медленно пристраиваясь к пристани, но одна тянула за собой, другая пыхтела в спину, толкая в рюкзак, так что Светка просто повиновалась и топала среди тянущихся к выходу пассажиров, зевая от недостатка кислорода.
Минуты прибытия тянулись, как жвачка. Вот кораблик, колыхаясь, поворачивается боком к пристани. Вот медленно, взбивая воду у борта, подползает ближе, и видно из окна, как зажаренный до кофейного цвета мужчина в застиранных белых шмотках поднимает откуда-то из-под ног петли каната и швыряет его – куда, не видно, но Светка видит, как расправляются, распрямляются в полёте эти петли. Вот где-то там, снаружи, громыхает железо о бетон, и спустя ещё одну бесконечную, горячую и вязкую, как сироп, минуту люди начинают потихоньку выбредать из душного, пропахшего потом салона кораблика.
Когда они оказались на сходнях, Светку едва не унесло вбок – она успела выровняться, схватившись за канатный поручень. Небо, ветер, шум волн и запах моря шлепнули её разом огромной прохладной ладонью по лицу – нет, по всему телу. Кара, которая шла позади, с громким воплем вцепилась в рюкзак, а у Светки не было сил протестовать. Она просто пошла дальше, стараясь ровно ступать по сглаженным чужими ногами доскам, которые были почти белыми от старости и воды и, казалось, сверкали под солнцем.
На берегу её перехватила Ёзге, оттащила на пару метров в сторону по бетонной набережной и бесцеремонно облапала – лоб, веки, шея. Она не успела понять, что к чему, как её уже усадили на бортик и облили шипящей газировкой из бутылки. Светка сделала судорожный, хриплый вздох, замерла на пару секунд, но смогла выдохнуть. Ёзге тут же сунула ей в руку бутылку с остатками воды, и она, не дожидаясь указаний, стала пить.
Близнецы таращились на неё, как на диковинное насекомое. Акса что-то тихо спросила по-турецки, её мать так же тихо ответила. Светка допила воду, отдышалась и сказала:
– Thank you a lot.
– Youarewelcome, – ответила Ёзге, вынула из руки пустую бутылку и почти не глядя зашвырнула в урну в нескольких шагах. – Weneedtogoimmediately.
Последнее слово Светка не знала, но контекст и интонация творят чудеса, так что она встала, убедилась, что её больше не шатает (сестры тут же пристроились с боков) и пошагала вслед за Ёзге прочь от набережной. Женщина держала курс на пологую улицу, поднимавшуюся удручающе прямой и длинной линией, прочерченной, практически прорезанной по склону холма. Холм был один, весь остров был как черепаший панцирь, округлый и почти ровный, мягко поднимающийся и плоский на верхушке.
Ёзге не торопилась, но и не делала пауз. Поначалу они шли между двумя рядами маленьких домиков с крошечными садиками и верандами, и подъем затеняли плодовые деревья и акации. То и дело приходилось переходить полосы дороги, покрытые разнообразной падалицей. Тут асфальт усеивали расквашенные желтые сливы, там мелкие полопавшиеся от удара о землю яблочки, чуть дальше растекались глянцевые лужи инжирного сока, надо которыми роились пчелы и осы. Турчанки на насекомых не обращали внимания, знай перешагивали через самые заляпанные места, а Светка шла, похолодев вопреки жаре, и каждую минуту ожидала нападения.
Они поднимались всё выше, домики кончились, и по сторонам от дороги пошёл неровный и кое-где дырявый сетчатый забор, за которым видны были заросшие поляны, поломанные или недостроенные домики и редкие незнакомые деревья, очень высокие, с жидкой, почти не дающей тени листвой. Светка успела отчаяться, облиться три раза потом и потерять дыхание, когда они наконец одолели прямой участок пути и оказались на поворотной площадке. Ёзге остановилась, подошла к краю дороги, и девочки подошли вместе с ней.
Отсюда было видно море. Светка стояла, смотрела на него, дышала так, что трещали рёбра, и не могла насмотреться. Синее, бирюзовое, голубое, жемчужное и, наконец, растворяющееся у горизонта жидкое, нежное, тающее серебро. От яркости было больно глазам, а в груди сжималось, подпирало куда-то вверх, бесконечно поднимая напряжение, невыносимое чувство идеального.
Эти минуты были по-своему так же бесконечны, как ожидание на кораблике.
И слишком быстро Ёзге сказала:
– Go, girls.
Они поднялись за поворот дороги, и их приняла тень сосен.
Верхушка острова была покрыта средиземноморскими соснами. Светка видела их впервые, поэтому тут же оказалось, что она идёт, ошалело оглядываясь, дыша открытым ртом и едва не спотыкаясь. Тут же её толкнула в плечо Акса:
– Иди, да? Понятно? Чего смотреть?
– Сосны, – ответила она ошалело, – И запах!
– Theysmellgood, – сказала, не оборачиваясь, Ёзге, – Didn’tyouknow? Very good for health.
Светка сделала вид, что отдувается с невнятным согласным звуком, подумав: «Ей-богу, вернусь домой – займусь опять английским. Вот честное самое расчестное. Вот прямо…». Ей в тот момент не пришло и в голову, куда именно она вернётся. Как будто было некое абстрактное «домой», где закончатся её злоключения.
Показалась верхушка холма, на которой торчали, словно искусственно воткнутые, несколько небольших живописных скал, а вокруг громоздились округлые, окатанные валуны размером от небольшого кресла до микроавтобуса. Чуть вдалеке была видна небольшая постройка, окружённая верандами, а прямо по центру, на самой маковке, стояла каменная церковь, больше похожая на домик из Диснейленда, чем на настоящий храм. Маленькая, ладная, с двумя парами круглых полуколонн по сторонам от темной и высокой деревянной двери, занимающей почти две трети фасада. Треугольный фронтон с простой розеткой, застеклённой прозрачными и красными стёклами. Черепичная крыша и прозаический громоотвод на коньке.
Солнце сейчас было прямо за ней, и, подойдя ближе, все четверо оказались в тени.
Странное дело, на дорожках и вокруг камней было довольно много людей, несмотря на относительно ранний час, но вокруг церкви было пусто. Никто не подходил к ней близко, как будто она не стояла тут посередине, как будто её не было или она представлялась чем-то совершенно неинтересным.
Ёзге сунула руку в карман джинсов, вынула, видимо, ключ – и замерла с поднятой рукой. Потом опустила руку и сделала шаг назад. Ещё шаг. Сказала свистящим шёпотом:
– Ssshit…
– Anne! – испуганным высоким голосом пискнула Кара, и Ёзге повернулась к ним:
– Go away!
Следующие несколько минут слились в чудовищную круговерть. Светку схватили с двух сторон и потащили почти волоком прочь с холма, не разбирая дороги, по каким-то сухим склонам, через буераки, по сосновым шишкам и корням, через хлещущие в лицо кусты. Она орала, отбивалась, пыталась бежать сама, задыхалась, потом зарыдала от усталости и страха, а потом земля ушла из-под ног.
Она успела испугаться и представить удар, вышибающий жизнь из тела. Но ничего такого не произошло. Вместо этого она оказалась лежащей на холодном кафельном полу, у неё раскалывалась голова и её тошнило. «Не надо», – подумала она и начала блевать.
Глава 35.
Как она их спалила? Елена была уверена, что с теми мерами предосторожности, которые предприняла Йилдыз, проводя её в место засады, они гарантированно должны были остаться незамеченными. Они не трогали входную дверь, даже не приближались к ней. Следа их не было нигде, кроме крошечного пятачка в алтаре и узкого низкого коридора, почти лаза, который выводил из алтаря на жутковатый карниз вокруг одной из скал, где ровная верхушка холма была взрезана, как пирог, узким обрывистым ущельем.
(Пока они шли там, обнимая стену, Елена тридцать три раза пожалела, что не сняла свои сабо заранее. Почти по сожалению на каждый шаг.)
Они стояли в алтаре очень тихо, и успели услышать шаги, шумное дыхание, реплики подошедших. Йилдыз чуть подалась вперёд – но за дверью вдруг замерли, а потом, судя по звукам, сорвались с места в бег. Елена шагнула было, но Йилдыз поймала её за руку и сказала спокойно:
– Нет смысла.
Вслед за этим ключ всё-таки заскрипел в двери, потом взвизгнули старые петли, и в полутёмное помещение, пропахшее ладаном и воском, вошла женщина.
Неразличимая в тени, она заговорила, и турецкие слова полились, точно вода из крана, быстрым, резким потоком.
– Думаю, из вежливости мы должны перейти на английский, – в ответ на её тираду сказала Йилдыз. Женщина ненадолго замерла, сделала ещё шаг вперёд. Бедный косой луч света из высокого круглого оконца упал на её сердитое, блестящее от пота лицо и невзрачную, пыльную одежду. Женщина увидела Елену, шумно выдохнула и сказала на английском:
– Так ты первая нарушила договор. Завербовала эту русскую.
– Разве? – Йилдыз уперла руки в бока. – Твоя бандитка утащила её подружку, она была в ужасе и отчаянии. Я всего лишь помогаю найти девочку и всех успокоить.
– Благодетельница, – хмыкнула Ёзге, а Елена напряглась – слово было незнакомое. Она собралась и спросила:
– Где Света? С ней всё в порядке?
Ёзге снова посмотрела на неё. От этого взгляда Елене стало нехорошо. Она смотрела точь-в-точь как Соня, только ещё и с большой долей раздражения. «Закрывательниц нет уже триста лет, – напомнила она себе, – Она мне ничего не сделает».
– Тебе бы стоило о себе волноваться, – сказала Ёзге.
– Спасибо, я в порядке, – ответила Елена, – Я вполне научилась не перемещаться. У меня нет причин бояться.
– Не запугивай её, – легким, почти смеющимся тоном сказала Йилдыз, – Это наши дела, не их. Я предлагаю поступить честно: найти девочек, успокоить путешественницу, помочь ей вернуться домой. Если она не дура, к нам не сунется больше никогда. Ей хорошо, нам хорошо. А Елена, – она кивнула не оборачиваясь, – Продолжит отдыхать и веселиться.
Ёзге презрительно двинула щекой, словно не могла побороть отвращение, но потом справилась с собой и ответила:
– Кара отправила её обратно в нашу квартиру. Мы вернёмся и сделаем так, как ты предложила.
– Все вместе! – быстро сказала Елена. Ёзге снова состроила презрительную гримаску, развернулась и пошла прочь из церкви.
Елена шла вслед за турчанками вниз по дороге, глядя в спину Йилдыз почти с восхищением. До последнего момента она не верила, что кто-то придёт, тем более – вот так, утром. Она приготовилась к долгому бессмысленному ожиданию и бесславному возвращению на материк, без ответов на вопросы, без окончательного решения проблемы. Но она ошиблась. Йилдыз знала местные реалии; она знала и своих противниц, и все их возможности, она просчитала варианты без особого напряжения и оказалась там, где было необходимо. Елена думала, что, наверное, она сама могла бы действовать так же, если бы больше знала о местном распределении сил. О том, как тут всё устроено. Неожиданно неприятно кольнула мысль – впервые после телефонного разговора с Соней – что та скрыла от неё значительно больше, чем рассказала. Выражаясь образно, она добилась доверия, показав неофитке пару страниц, а всю остальную книгу придержала. Да не просто придержала, а прямо соврала, что никакой книги и нет вовсе.
Елена вздохнула. У неё снова начала болеть натёртая в дороге нога, от жары тяжелой была голова, да и некоторые другие части тела ныли. Солнце стояло высоко, ему нипочём была шляпка, прикрывающая голову девушки – едва она выходила из тени, как в темечко начинал ввинчиваться горячий шуруп. Йилдыз и вторая ведьма бодренько топали по бесконечной дороге вниз, не оглядываясь. Елена была им не интересна; её не прогнали, но и не интересовались особенно, успевает она или нет. Приходилось успевать.
Внизу, у пристани, их ждали, присев на парапет, две смуглые черноволосые девочки. Елена успела удивиться, насколько они похожи в то же время отличаются, как вдруг одна из них вскочила и что-то выпалила по-турецки.
Йилдыз остановилась, оглянулась на Елену и с удивлённо-насмешливой интонацией ответила:
– No, she isn’t!
– She’s a Russian girl. Friendofour, – объяснила вторая ведьма. Смуглая подростка, не сводившая с Елены глаз, почти подпрыгнула и выпалила с ужасным акцентом:
– Ты тож рюски?
Елена приказала себя не удивляться и в ответ спросила:
– Как ты меня назвала до этого?
Девчонка сделала небольшой шажок назад, к самому парапету и ответила, чуть набычившись:
– Чего… спросил Йилдыз сестра… Ну нет, я поняла! Чего такого.
– А, – Елена улыбнулась, признаваясь себе, что ей льстит признание сходства с турецкой красавицей. – Я была бы рада иметь такую сестру.
Маленькая поганка скривилась и пробурчала что-то невнятное, а потом добавила погромче «толстожопые» – причём, вот это словцо она произнесла без малейшего акцента. Точно с той интонацией, с которой её подружка Ольга ворчала «колбаса с жирком» в адрес преподавательницы по философии на первом курсе. Это было так забавно, что Елена даже забыла оскорбиться.
Йилдыз проигнорировала этот обмен репликами, как будто он был не важнее воплей голодных чаек, которые носились сейчас хаотично вокруг кормы отбывающего кораблика. «Чуть-чуть не успели», – подумала Елена с досадой, оглянулась на Йилдыз – та игнорировала и упущенный рейс. Она стояла и смотрела на вторую ведьму. Вторая же тыкала пальцами в кнопки маленького мобильного телефона. Потыкала, приложила к уху. Ей ответили неожиданно быстро, и она торопливо заговорила, чуть отвернувшись от остальных и придерживая на лбу выбившиеся из пучка пряди волос, которые дергал и поднимал морской ветер. Разговор получился короткий, женщина опустила руку, сунула мобильник в задний карман джинсов и сказала по-английски:
– Нас заберут через двадцать минут. Так будет быстрее.
Йилдыз кивнула, повернулась к Елене:
– Есть хочешь?
– Здесь есть какое-нибудь кафе?
– Вон там, – Йилдыз протянула руку вдоль променада, следующего береговой линии, – Пойдём, поедим, выпьем кофе.
– Если вы не придёте, мы уйдём без вас, – сказала им в спину вторая ведьма. Йилдыз не обратила внимания.
– Они могут уйти без нас? – Елена понимала, что особой проблемы выбраться с острова не будет. Она по прибытии посмотрела расписание и знала, что до позднего вечера рейсы идут один за другим с интервалом чуть меньше часа. Но…
Йилдыз не ответила.
Елена говорила себе, что ей должно бы уже было наплевать на дальнейшую судьбу невзрачной девочки в шмотках с турецкого базара, тем более что за неё взялись теперь не одна, а целых две ведьмы. Она шагала по набережной, поглядывая на бирюзовое сияющее море слева, на узенький галечный пляж, плотно покрытый телами отдыхающих, чувствовала теплые порывы ветра и пыталась отвлечься от мыслей о Светке. Ну кто она ей? Знакомы сутки. Считай, подкормила бродячую собачку, и ладно – ты же не тащишь домой любого бездомного пса, которому насыплешь дешевого корма на асфальт возле мусорных баков?
И вроде бы убедила себя.
Кафе, куда привела её Йилдыз, было явно по-туристически недешевым. Елена на мгновение снова поддалась панике, как тогда, в вечер прибытия на трамвайной остановке, но тут же сказала себе, что ничего страшного не происходит. Чай, сэндвич – может быть, чуть дороже, чем на материке, может, даже чуть дороже, чем было бы в Москве на вокзале, но вполне терпимо для её финансов.
Они сели за круглый столик у самого входа, подскочил официант, и Йилдыз, не дожидаясь, пока он предложит меню, быстро перечислила ему какие-то названия. Он льстиво заулыбался, чуть поклонился и ускакал в направлении кухни. Елена проводила его взглядом, потеряв дар речи.
– Я угощаю, – сказала Йилдыз и достала из сумки сигареты.
«Я бросила, – подумала Елена, отводя взгляд от её рук, теребящих пачку достаточно нервно, чтобы это бросалось в глаза, – Я бросила и снова не начну». Курить ей вдруг захотелось зверски. Она некстати и невпопад вспомнила вкус «специальной» сигаретки Сани с биофака. Аромат своих любимых крепких «Собрание». Чуть прилипающую к губам бумагу на фильтре. Тихий звук, с которым тлеет табак. Лёгкое пощипывание на нёбе. Нежное, едва заметное оцепенение, нападающее после третьей-четвёртой затяжки. Она поняла, что сидит, уставившись на пачку в руках Йилдыз. Женщина тоже это поняла. Она наконец вытащила себе сигарету, сунула в рот, а пачку естественным дружеским жестом протянула Елене. И та не нашла в себе сил отказаться.
Закурили, откинулись – не сговариваясь, но на удивление синхронно – на спинки пластиковых кресел. Елена с острым, почти стыдным наслаждением затянулась, на пару секунд задержала дым. Медленно выпустила. Почувствовала, как расслабляются плечи, как ослабевает невидимый узел между лопатками. Чуть расслабилась и Йилдыз, усмехнулась, повела плечами. Сказала:
– Не волнуйся. Твоя подружка сейчас лежит пластом, но её жизни ничто не угрожает.
– Лежит? – Елена снова затянулась. Курить было так естественно, так сладко и успокаивающе, что хотелось длить этот процесс вечно. Ей бы встревожиться – почему «лежит»? Где лежит? Но она поняла, что адреналин схлынул и оставил её саму лежать, как тюленя на нагретой солнцем скале. «Ещё немного, и я довольно захлопаю ластами по пузику», – подумала она.
– Толкательница пользуется удачей жертвы. Если это путешественница, удача изымается способом, связанным с её триггером. Ты сказала, что у твоей подружки триггер – алкоголь, значит, сейчас у неё самое мерзкое похмелье, которое только можно вообразить. – Йилдыз глянула мимо её плеча. – Ах, наша еда, прекрасно. – Она затушила едва прикуренную сигарету в пепельнице и заулыбалась официанту.
Елена дождалась, когда официант расставит перед ними тарелки с какой-то выпечкой, глубокие пиалы с супом и чашечки с оливками, и уйдёт. Подняла взгляд на Йилдыз и спросила:
– Значит, сегодня она в любом случае никуда переместиться не сможет?
Йилдыз кивнула. Придвинула к себе суп, отломила от своей булки изрядный ломоть и, запуская ложку в пиалу, сказала:
– Ей придётся уехать довольно далеко от города, прежде чем она сможет переместиться. Посадим её на местный пригородный поезд, дадим немного денег. По твоим рассказам она трусливая и глуповатая девочка, подвиги не её стихия. Будет рада убраться, пока цела. – и женщина начала с энтузиазмом работать ложкой, не забывая отправлять в рот оливки и кусочки булки.
Елена поняла, что объяснений больше не будет, затушила сигарету и тоже принялась за еду.
Всё-таки, их расслабленность и уверенность была не к добру. Когда они неспешно возвращались к пристани, Елена издалека поняла, что там у бетонного парапета их ждут не три, а только две фигурки. Елена невольно прибавила шаг, но – не было смысла, как сказала бы Йилдыз. Когда они подошли к пристани, вторая ведьма и девочка встретили их усмешками.
– Катер пришёл, – сказала ведьма весело, – едете с нами?
– Где Акса? – спросила Йилдыз, и Елена услышала, как в этом голосе сплетаются стальные тросы и звенит высокое напряжение.
– Тебе-то что? – удивилась вторая ведьма, – Она не путешественница, не толкательница. Бездарная девочка, сама знаешь. Увидела подружку из коллежда, ушла на пляж. – ведьма кивнула в сторону моря, – Едем.
Рядом со сходнями пристани носом на гальке лежал небольшой катерок, даже скорее лодка с мотором, возле него стоял плотный пожилой турок в джинсовых шортах, выцветшей красной майке с полумесяцем и линялой кепке с грязными разводами. Елена вслед за всеми забралась в лодку, чувствуя, как сгустилась атмосфера между турчанками. Что-то шло не так. «Мы что-то не поняли, – думала она, устраиваясь на узкой банке у борта, – Йилдыз что-то упустила». В любом случае, у неё не было никаких способов повлиять на происходящее, и оставалось только плыть по течению, цепляясь за подходящие спасательные средства.