Текст книги "Чужой праздник (СИ)"

Автор книги: Анна Ломтева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

– Фонила? Подружка? – Настя из всей этой тирады уловила только тот момент, что Соня в чём-то считает виноватой не её, а себя.

– Я тебе всё попозже объясню, – Соня взялась за свою чашку и отпила кофе, – Хороший кофе покупаешь, – заметила она, – А для начала давай так. Я тебе не враг, хорошо?

– А чем докажешь? – спросила Настя почти шёпотом.

– Я знаю, что с твоим братом случилось, – Соня снова отпила кофе, помолчала, глядя в чашку. – Могла бы ещё тогда присмотреться, вот ведь, не сложилось. Списала на то, что Димка ваш раздолбай был негодный. Поверила, что сбежал.

– А на самом деле? – Настя держалась за свою чашку, не осознавая, что уже почти обжигается.

– А вот об этом мы сейчас и побеседуем, – ответила Соня.

Глава 41.

Давненько мне не было так хреново. Тут, конечно, сразу всё сложилось не в мою пользу. И то, что Настя, коза злобная, толкачкой была неопытной, но сильной. И то, что она в последний момент испугалась и потеряла настрой. И то, что меня несколько лет никто не толкал, и я отвыкла. И то, что мне пришлось сразу же снова прыгать. В общем, если бы это была не я, а почти кто угодно другой, тут бы ему и пришёл конец.

Я успела почувствовать падение, увидеть, как вокруг меня крутится тёмное и светлое, и тут же ушла в прыжок. Там, над серым морем под чёрными небесами я позволила себе задержаться, повисеть неподвижно (солнце светило снизу под странным углом, ветер дул сбоку), а потом рвануть в сторону солнца. Серая гладь приблизилась, надвинулась, я почувствовала притяжение и привычно упала в неё «солдатиком», как в обычную воду.

День. Жарко. Песок.

Я с трудом открыла глаза, веки словно слиплись. Пляж. Море. Я лежала на границе воды, ноги уже заливало мелкими волночками. Голова раскалывалась, тошнило, глаза болели. Я неуклюже перевернулась на бок, потом встала на четвереньки. Осторожно, помогая себе руками, поднялась на корточки.

Зря. Желудок закрутился, как юла, я мотнулась в сторону, упала, и меня начало выворачивать прямо на мелководье. Мелькнула мысль, что сейчас набегут местные и начнут орать, но нет. Ни разу ещё я не оказывалась после прыжка там, где меня могли бы увидеть. Вот и сейчас: я могла бы поклясться, что населённый пункт, к которому меня притянуло, совсем рядом, но никаких случайных свидетелей моему появлению – и моему позору – не было.

Проблевавшись, я на четвереньках отползла по линии прибоя в сторону, умылась, прополоскала рот. Надо было как можно быстрее найти пресную воду и попить, иначе это грёбаное толкаческое похмелье меня добьёт.

Кое-как я встала, повернулась спиной к солнцу и побрела прямо по краю воды, одновременно пытаясь оглядеться. Джинсы, «мартенсы» и даже куртка были мокрыми (мельком я подумала, как там мобильник), так что стоит мне выйти повыше, к сухому месту – и я буду вся облеплена сухим песком, так что пусть уж лучше водичка.

Глаза защипало, и я на ходу их потёрла, потом посмотрела вперёд, надеясь увидеть один из тех дощатых настилов, что частенько идут от набережной или приморского променада к пляжу. Интуитивно я чувствовала, что нахожусь в Европе, но это могло означать, учитывая время года, любую точку средиземноморского побережья. Я остановилась – дышалось тяжело, голову моментально стало печь. Справа от меня тянулся высокий откос, густо заросший деревьями и кустами. Вдоль него бежала асфальтовая дорога в две узких полосы, между ней и морем лежал чистый и безлюдный пляж шириной метров в десять. Хороший такой пляж. Это и безлюдность значили, что до обитаемых мест довольно далеко. Это было странно, меня ещё никогда не выкидывало в откровенно нежилых местах.

Впереди не было видно никаких признаков цивилизации. Ну что же, придётся перебираться на асфальт. Я свернула направо и потащилась по пляжу, чувствуя, как на ногах налипает песок, оступаясь и с трудом удерживая прыгающий желудок от новых актов неповиновения. Казалось, что до твёрдой дороги тысячи километров. Когда я наконец поднялась с обочины на асфальт, у меня от слабости подогнулись колени. Пришлось сесть мокрой задницей на горячее полотно дороги.

Не прошло и минуты, как мимо пролетела какая-то машина. Что же, значит, места не совсем дикие. Я кое-как поднялась на ноги и перешла на другую сторону, в тень. Ближайшее дерево, под которым я оказалась, было явно акацией. Я постояла, прислонившись к стволу и пытаясь успокоить дыхание. Подумала, не стоит ли мне снова прыгнуть. Куда-нибудь, где не жарко и есть вода. Закрыла глаза, готовясь привычно войти в нужное состояние, и в этот момент меня снова стошнило.

«Вот это называется блевать дальше, чем видеть», – подумала я, когда приступ закончился. Я стояла, согнувшись, схватившись за шершавый тёплый ствол дерева, упершись в него головой. Перед глазами плавали фиолетовые и малиновые пятна, ноги дрожали. Мне срочно нужно было попить и охладить голову. Срочно, я сказала, – рявкнула я на себя, оттолкнулась от дерева и пошла, держась тени и стараясь не шататься, по дороге.

Далеко я не ушла. Метров через сто меня опять согнул спазм, я потеряла равновесие и со всей дури врезалась коленями в дорогу. Изо рта едва потекло, всё содержимое желудка я выблевала раньше, и теперь на горячий асфальт тянулась тонкая струйка желчи.

Вот так, стоя на четвереньках и дёргаясь, я ушла в новый прыжок.

Ни за что, никогда, будучи в нормальном состоянии, я бы не выбрала снова этот пункт назначения. Но меня несло почти бессознательно, волокло мощным стремлением тела спастись и сохранить себя в целости, влекло туда, где я когда-то получила помощь. Серая ртуть под ногами проносилась с невозможной, чудовищной скоростью, а я смотрела полуприкрытыми глазами и не пыталась как-то этому противиться. Наконец, серая поверхность начала надвигаться, и я закрыла глаза.

Я впервые вышла из прыжка лицом в землю. Повезло не разбить нос и не ободраться, а всего лишь плюхнуться плашмя и приложиться подбородком. Я полежала немного, дыша короткими слабыми вздохами, ощущая запах земли и сухих листьев, потом осторожно повернулась на бок. В рёбра уперлось жёсткое и я снова вспомнила про телефон. Ладно, это позже. Кое-как я смогла сесть и осмотреться. Я оказалась на ровной, засыпанной хвойными иглами грунтовой парковой дорожке. Местность шла чуть на уклон, и за дальними деревьями маячили здания и шли люди. Над моей головой шумели кроны, ветер, тёплый и сильный, толкнул меня в бок, едва не свалив навзничь.

Я осторожно повернулась (меня временно перестало тошнить) и, ошарашенная, уставилась на знакомые парковые ворота, над которыми реял под ветром красный флаг с полумесяцем.

Нелёгкая снова принесла меня в Стамбул.

Первые пару минут я просто сидела и паниковала. Это довольно глупо, если так подумать: сидишь на месте, выпучив глаза и сжав кулаки, и крутишь в голове все возможные неприятности, которые тебе грозят. От напряжения у меня снова сильно заболела голова и задёргался желудок. Я заставила себя разжать руки, выпрямиться и медленно, спокойно подышать «через живот». Вроде, отпустило.

Я полезла во внутренний карман куртки, вынула мобильник. Маленький старый аппаратик на мою большую удачу оказался сухим, экранчик загорелся после разблокировки. Я уселась поудобнее, согнув ноги по-турецки и полезла в телефонную книжку.

По этому номеру телефона я звонила всего несколько раз. И пару раз принимала с него вызовы. После моего первого эпического путешествия я почти полгода не решалась даже подумать о новой попытке. Но потом я случайно столкнулась в городе с Еленой, и…

Так, ладно. Я осознала, что смотрю на нужный мне номер, не решаясь нажать на кнопку вызова. Это было глупо, мне нужна помощь, Елена может помочь, я должна ей позвонить. В каком-то смысле за ней должок, так что…

Я должна ей позвонить раньше, чем меня снова найдут местные.

Ветер опять пихнул меня в бок, облизал щёку, взволновал кроны деревьев высоко надо мной. Я решилась и нажала на «вызов».

Елена ответила после первого гудка. Ни «здрасте» ни «насрать», сразу:

– Что надо?

– У меня проблемы, – честно сказала я.

– Как мы были удивлены, – желчно высказала собеседница, – Где ты?

– В парке, который в Бешикташе. Мы там с тобой сидели два года назад, помнишь?

– Какого чёрта там-то?! – в голосе Елены прорезалось нехарактерное для неё искреннее изумление.

– Случайно, – призналась я, – На меня напали. Настю с форума помнишь?

В трубке стало тихо на несколько секунд. Я занервничала: роуминг сейчас сожрёт весь мой баланс. Наконец Елена сказала:

– Давай выходи к стоянке, я скоро буду. Только по возможности прямо на виду не отсвечивай.

– Знаю, – буркнула я, ощущая возвращение тошноты. Елена уже отключилась.

От ближайших ворот до стоянки было минут пять ходу. Я встала, чувствуя себя странно, одновременно ощущая слабость в ногах и лёгкость во всём теле. Голова болела, подташнивало, но идти я могла. В парке было безлюдно, и я шла по дорожкам неспешно, чувствуя, как толкают в спину порывы ветра, слушая шум древесных крон над головой. Было бы хорошо, если бы не головная боль. Идёшь себе, переставляешь ноги и ни о чём не думаешь.

Стоянка была почти пуста, несмотря на субботний день. Солнце тут жарило вовсю, и я осталась в тени, присев под одним из больших деревьев и прислонившись спиной к коре. Справа меня прикрывал большой серый мусорный контейнер, слева дорожка уходила в парк за деревья. Прямо передо мной расстилалось раскалённое полотно парковки, а за ним стоял небольшой торговый павильон. Кажется, я могла контролировать подходы со всех сторон.

Мне пришлось сидеть там почти десять минут. Я успела от временного облегчения перейти к всё усиливающемуся чувству опасности, затем – к настоящему страху.

Наконец в отдалении из монотонного шума города выделился негромкий, но резкий звук скутера, он приближался со стороны улицы, ведущей к Босфору. Я с некоторым трудом, опираясь на дерево, встала и выглянула из-за контейнера. С улицы на парковку как раз сворачивала женщина на маленьком красном скутере.

Я дождалась, когда она выберется на середину парковочной площадки и снимет шлем – да, это была Елена. Только тогда я вышла из-за мусорного бака и направилась к ней. Она смотрела на моё приближение с потрясающей смесью раздражения и волнения на лице, а когда я подошла поближе, наморщила нос. Сказала недовольно:

– У тебя традиция такая, мерзко вонять при встрече?

– Извини, – я в смущении сунула руки в карманы джинсов, – Мне было очень нехорошо.

– Тебе, по всей видимости, и сейчас не лучше, – сказала Елена, – Ладно, садись давай, – и она коротко кивнула в сторону заднего сиденья.

– Извини, – снова сказала я, кое-как забираясь позади неё.

– Держись, – мрачно предупредила она, и я, преодолевая неловкость, обняла её за талию.

Глава 42.

Для того, чтобы приготовить хороший карри, нужно много специй. Чеснок, куркума, имбирь, лук, мускатный орех и чёрный перец, и конечно, чили и паприка. Существует масса разных рецептов, но Насте больше всего нравилось начинать с обжарки перца и чеснока. Потом добавляется куркума и другие сыпучие специи, а потом в это исходящее ароматами месиво сыплется мелко нарезанный репчатый лук.

Настя стояла у плиты, неспешно водя деревянной лопаточкой по дну не пригорающей сковородки со специальным покрытием, размешивая в специях лук и в очередной раз жалея об отсутствии настоящей большой чугунной сковороды. Или хоть утятницы, какая была у её матери, и какую сама Настя безуспешно пыталась отыскать в хозяйственных магазинах. Всё ей попадалось не то, алюминий или сталь, никакого добротного чугуна. Настя уже была готова даже купить стальную, эмалированную – ну, почти готова. Но на этот раз ей придётся обойтись тем, что есть. Впрочем, у неё сейчас было хорошее настроение. Готовка всегда настраивала её на весело-благодушный лад, к тому же недавний разговор – странный, словно из подростковой фэнтезюшной книжки прочитанный – неожиданным образом убедил её, что неприятности позади, и всё теперь будет отлично.

«Теперь я всё знаю». Определённость и точная информация (какая бы необычная она ни была на первый взгляд) стали поистине волшебной таблеткой, которой ей не хватало последние несколько лет.

Лук уже обрёл приятный золотистый цвет благодаря специям, а теперь он постепенно размягчался и становился полупрозрачным. Настя покосилась в сторону миски с курицей, нарезанной небольшими кусками. Ещё пару минут, и можно добавлять курицу в сковороду.

В тот самый момент, когда она взялась за миску, запел мобильник. Настя чертыхнулась, неловко вывалила содержимое миски на сковороду (полетели брызги жира и мелкие кусочки лука) и схватила телефон, продолжая правой рукой шуровать в сковороде.

Номер оказался незнакомый. Настя несколько секунд смотрела на экран мобильника, замерев и позабыв мешать курицу. Потом вздохнула, отодвинула сковороду на соседнюю конфорку и нажала на приём.

На том конце времени терять не стали:

– Вопрос дня: мне тебя сразу сдать, или сначала позволить объясниться?

Настя сделала шаг в сторону, не глядя опустилась на табуретку и ответила:

– Очень страшно! Прямо рыдаю.

– Сколько я тебя знаю, Анастасия, столько удивляюсь твоей непробиваемой самонадеянности, – собеседница, казалось, была искренне восхищена. – Понятно, значит, ты уже успела с Соней пообщаться, и она тебе пообещала защиту и всяческую помощь. В обмен на что-то.

– Тебе-то что? – Настя бы ни за что не призналась, но от звуков этого голоса она испытала настоящее облегчение. Это звонок означал, что засранка, которую она нечаянно «толкнула», всё ещё жива. Настя встала, прижала трубку плечом и вернула сковородку на огонь.

– Понимаешь, какое дело, – трубка звучала на удивление добродушно, – Мы-то вот не знали, а оказывается, что Соня у нас очень неприятная персона. Такой, если можно выразиться, кариозный монстр, – трубка захихикала, – Почти биг босс, только вместо того, чтобы мафию организовывать, она напуганных неофиток по одной отлавливает и нейтрализует.

– Я вообще не понимаю, о чём ты говоришь, – Настя автоматически мешала содержимое сковородки, – Я никакую Соню не знаю, ни какую мафию тоже, и вообще, ты что – бредишь?

– Вполне могла бы после твоих выкрутасов. Но повезло, отделалась небольшим похмельем.

Настя положила лопаточку на подставку, накрыла сковороду крышкой и выключила под ней конфорку. Взяла телефон в руку (ухо уже нагрелось и чесалось) и сказала, стараясь ничем не выдать страх и гнев:

– Не знаю, зачем ты меня запугиваешь. Я в курсе, что есть какие-то ненормальные, которые что-то там себе нафантазировали про волшебные полёты по воздуху, и даже друг друга в этом убедили. Но я тут ни при чём. Я нормальная. Со мной никаких психопатологий не происходит. И тебе я советую завязывать, уж не знаю, что ты там глотаешь или нюхаешь.

Пауза. Она длилась так долго, что Настя успела осознать, как сжимает в руке телефон – до боли в суставах, до онемевших кончиков пальцев. Наконец, трубка ожила. Там раздался вздох, и собеседница сказала:

– Я надеюсь, ты хоть понимаешь, что Соня у тебя просит закон нарушить?

– Я же сказала… – но та перебила:

– Я поняла, человека убить тебе не страшно. Окей, со своей совестью ты сама разбирайся. Но если ты реально на кого-то нападёшь – я тебя, ей-богу, сдам. Сейчас не девяностые, вся Европа за последние годы объединилась и договорилась. То, что в России всё ещё хаос и темные века, тебя долго спасать не будет. Даже турчанки уже присоединились.

– И что они мне сделают? – Настя усмехнулась, – Этот город – Сонина территория. Ни одна из этих куриц сюда не полезет, они же все её знают. Они же про неё страшные сказки друг другу рассказывают, правда? Боятся до поноса все последние тридцать лет. Она же любую из вас чует за версту на подлёте! Она и тебя могла бы убрать в любой момент, если бы хотела! – Настя почувствовала, что задыхается от собственного напора.

Собеседница снова вздохнула. Сказала:

– Ладно. Я предупредила. Кстати, Элен Мистик тебе привет передаёт. Помнишь форум мистиков? Лучше бы ты тогда со мной поговорила, глядишь, сейчас всё было бы проще.

– Да иди ты, – небрежно ответила Настя, – Убогая, – и она нажала на отбой с небольшим, но приятным чувством превосходства. Сунула телефон в карман кардигана и уставилась на сковороду с карри. Позади ощущения торжества и своей правоты что-то едва заметно шевелилось. Какое-то сомнение. Она вспомнила тяжёлый, спокойный взгляд Сони и её медленную, уверенную речь. Ничего, они справятся. Они вдвоём – сила. Они вдвоём круче любой мафии, и лиха беда – начало.

Из комнаты позвал муж, и она крикнула в ответ:

– Да, сейчас будем ужинать!

На столе уже стояли тарелочка с хлебом, заварочный чайник и бутыль с кетчупом. Настя поставила тарелки с карри, незаметно отодвинув кетчуп на край, за салфетницу. Всякий раз, сервируя ужин, она тихо надеялась, что возлюбленный супруг забудет про эту магазинную субстанцию, полную уксуса и крахмала, но до сего дня её чаяния сбывались лишь два или три раза. Сашка заливал кетчупом всё. Из уважения к её готовке он мог даже сначала ложку-другую съесть без него, но затем всё равно тянулся к бутылке и давил красную пасту на край тарелки. Настя только смиренно вздыхала. Мужчины – она понимала это очень хорошо и с детства – могли казаться сколько угодно разумными, образованными и даже интеллигентными. Но у каждого из них в голове жил противный сопливый трёхлетка, который обожал жрать с газеты. Сашкин бзик был безобиден. В конце концов, если кетчупа дома не было, он не скандалил. Просто, осознав, что жена всё время «забывает» его купить, он начал закупаться сам, внеся кетчуп в свой «мужской» список к крему для бритья, лезвиям для бритвы и носкам.

Карри удался. Настя не без самодовольства наблюдала, как, попробовав ложечку и задумчиво потянувшись к кетчупу, Сашка вдруг остановил руку словно в сомнении. Но сказал он совсем не то, чего она ждала.

– Насть, – сказал он, – А что это за форум такой у вас мистический?

Настя едва не подавилась куском курицы. Выпучив глаза, лихорадочно соображая – откуда? Почему? – она кое-как протолкнула еду в нужное горло, откашлялась и ответила, стараясь выдержать небрежный тон:

– Да ну, это так. Я на первом курсе там тусила, стишки писала, всё такое. Тогда же как раз городской сайт возник, помнишь же, – она вонзила вилку в новый кусок, – Там забавно было. Истории всякие. Понятное дело, там по большей части всякие фрики…

– А ты? – Сашка положил вилку и посмотрел на неё как-то очень внимательно.

– А что я? – она пожала плечами. – У меня брат пропал, ты знаешь. Все считали, что он сбежал, чтобы в армию не идти. Ну и там такая сомнительная была история, то ли видели его потом, то ли нет. – Она снова пожала плечами, чувствуя, что совершенно пропал аппетит и улетучилось недавнее прекрасное настроение.

– Так и не нашли ведь? – спросил Сашка.

– Ну ты же сам знаешь, – она отвела взгляд, – Больше пяти лет прошло.

Вдруг с неожиданной силой насело горе и чувство вины. Вопреки своему обыкновению она вдруг поддалась желанию быть понятой и утешаемой и сказала:

– Мне всё казалось, что он где-то там прочитает мои стихи, темы на форуме и вернётся. Была… надежда.

С минуту над ними висела тяжёлая, ватная тишина. Потом Сашка взял вилку и сказал, цепляя на неё карри:

– По статистике, если пропавшего человека не нашли в течение первых двух суток, он, вероятнее всего, погиб.

Настя прикусила изнутри губу и уставилась в свою тарелку. В такие моменты она остро ненавидела своего мужа, совместную жизнь с ним, вообще всю эту чёртову устроенную жизнь с понятными перспективами. Ненавидела так, что забывала дышать.

Наконец тело, которое старше и мудрее разума, перехватило управление и заставило её набрать воздуха в лёгкие. Она вдохнула, выдохнула, снова вдохнула и, чувствуя, как уходит ненависть, сказала:

– Мы уже тогда это поняли.

Глава 43.

Тогда, в двухтысячном, Елена меня фактически два раза вытащила из полного дерьма. Первый раз по воле случая в Стамбуле, и на этом наше знакомство имело все шансы закончиться, потому что я струсила и сбежала. Оставила её одну со всеми этими вопросами, на которые никто из «турецких ведьм» и не подумала отвечать.

Второй раз случился несколько месяцев спустя, когда я была уже на полметра под водой и успешно приближалась к самому дну. Образно выражаясь, конечно.

Всё дело было в Горгоне.

Всё дело было в том, чем для меня была Горгона, и как я надеялась, вопреки всякой логике, чем я была для неё. Надеялась, что лето ещё не всё, что мы ещё не всё, что главное – увидеться, и я смогу объяснить, восстановить нашу дружбу. Видишь, сказала бы я ей, я ушла от этого зануды. Видишь, я решилась и смогла использовать своё Это, своё Странное сама, по своей воле. Веришь ли, у меня были такие приключения. Я сейчас расскажу – ты просто лопнешь от зависти.

Но всё дело было в том, что Горгоны больше не было.

Дракон отказался рассказывать подробности. Он сказал: случился несчастный случай на игре. И добавил: вы должны были приехать вместе. Какого чёрта ты её бросила?

Тогда я в первый и последний раз в своей жизни поступила смело и честно. Я поехала к Иркиным родителям. Я посмотрела в глаза её маме и сказала: я не знала. Простите. Я была в отъезде, я ничего не знала.

Мама рассказала, что и как произошло. Она не стала, как Дракон, прямо обвинять меня в произошедшем, но когда я уже уходила, она сказала: мы думали, хорошо, что вы ездите вдвоём. Ира, она была такая…безрассудная. Но ты ездила с ней, и нам было поспокойнее.

Подо мной словно расступилась тонкая водяная поверхность, и я начала тонуть.

Мне хватило пары осенних месяцев, чтобы скатиться в полное дерьмо. В училище я приходила раз или два в неделю. Поначалу меня ещё пытались отлавливать и стыдить преподы, но потом – потом я однажды увидела лицо своей кураторши, которая преподавала у нас барельеф. Лицо, на котором была написала ядрёная смесь презрения и досады.

Лицо, после которого я пошла и напилась почти до бесчувствия.

Дело в том, что я теперь могла себе это позволить. Это было чертовски иронично, дьявольски несправедливо и просто невероятно. Мой триггер сломался, моя способность перемещаться пропала, как и не было, и я осталась, как дырявая лодка на мели: ни друзей, ни любимого, ни перспектив, ни-че-го.

Оставалась ещё бабушка. Которая пока что впускала меня в квартиру, даже когда я шла, держась за стену. Которая помогала мне снять мокрую, грязную или заблёванную одежду, вела в душ, наливала чай. Не трогала, когда я трезвая молча сидела перед листом бумаги, не в силах ни начать, ни закончить хотя бы одно учебное задание. Она знала про Горгону, она понимала и помогала, как могла, но и её терпение однажды должно было кончиться.

Это был ноябрь, парой часов раньше я узнала, что буду отчислена из училища. «Скорее всего» не значит «обязательно», но у меня не было ничего, что бы я могла этому противопоставить. Ни сил, ни желания. Я просто снова купила пива, зашла в арку неподалёку от трамвайного кольца и стала пить, сидя на хлипком деревянном ящике из-под овощей.

Елена шла мимо. Шла неспешно, курила, обходила лужи. Я её тогда не узнала, но она выглядела доброжелательно-задумчивой, и я попытала счастья:

– Девушка, сигареткой не поделитесь?

Она остановилась, пригляделась. Я встала, оставив бутылку стоять на асфальте. Меня уже изрядно вело, к тому же последние дни я почти не ела – не было аппетита. Елена сделала пару шагов в арку, уронила сигарету в лужу. Наши взгляды встретились.

– Света?

Я невольно отшатнулась. Ещё даже не узнав её, я мгновенно представила, что эта молодая женщина оказывается кем-то из коллег матери, или кем-то из моего университетского прошлого…

– Что с тобой случилось? – она снова шагнула ближе, – Не узнала? Я Елена. Стамбул? Ведьмы чокнутые? Ну?

До меня дошло. Я подняла руки, провела по лицу, пытаясь собраться и сказать что-то связное. Елена подошла совсем близко и вдруг громко и гневно воскликнула:

– Да что с тобой? Тебя что, мыться не учили? Ты что, в запое? Я тебя для этого черт знает откуда спасала?

Я снова потёрла руками лицо, потом подняла взгляд на Елену и жалобно сказала:

– Горгона умерла. А я виновата. Понимаешь, я сбежала, и она поехала без меня. И теперь её нет. А я больше не могу перемещаться. Пить могу, а перемещаться – нет.

И зарыдала глупыми, пьяными слезами.

Елена вытащила из кармана сигареты, прикурила и стала ждать, когда я прорыдаюсь.

– …А теперь ты не куришь, – сказала я, облокотившись на перила балкона и чуть свесившись наружу. С этого балкона открывался вид на крыши, крыши и только крыши – целое море турецких черепичных крыш где-то в стороне от Истик-ляль.

– Что? – она поставила на столик пару стаканов с безалкогольным мохито и села в шезлонг.

– Вспомнила, как мы встретились во второй раз. – я повернулась, взяла стакан и отпила. Мохито был холодный и очень вкусный. И безалкогольный.

– Я всякий раз вопрошаю небеса, за что мне такое счастье, – Елена закинула ногу на ногу, покачала туфелькой сабо, повисшей на большом пальце. – Что на этот раз ты с собой сотворила?

– Это не я, – я уселась прямо на плиточный пол балкона, благо, было жарко. – Я же сказала тебе по телефону – это Настя. Тео-чёрточка-лог с форума. Лживая и агрессивная коза.

– К которой ты зачем-то сунулась, – хмыкнула Елена. Прислонила стакан к виску, вздохнула. – Октябрь месяц. Аномальная жара. Мне все твердили, что в Стамбуле в октябре уже дожди и мерзко, а тут вот – двадцать пять в тени.

– Она же всё ещё пишет тот блог в Дайри, – ответила я, снова отпила. Божественный напиток. И ни следа алкоголя.

– Ну, пишет, – отозвалась Елена с явным раздражением, – Тебе-то что? Возомнила себя супергероиней из американского мультика? Ах, где-то страдают, надо явиться и всех спасти!

– Ты же явилась и меня спасла, – сказала я. Звучало глупо, но по факту-то так и было.

– Во-первых, это было совпадение. Во-вторых, ты мне была нужна в сугубо утилитарных целях. Я тебя использовала!

– С особым цинизмом, – заржала я, едва не облившись напитком. Поставила стакан на плитку рядом, стряхнула с футболки пару капель.

Елена не засмеялась. Она хмурилась и постукивала трубочкой по стенке своего стакана. Я изобразила на лице серьёзное выражение и спросила:

– Что тебя беспокоит?

– Соня меня беспокоит, – Елена наконец сунула трубочку на место и потянула свой мохито длинным глотком. Откинулась на шезлонг, снова прислонила стакан к виску и продолжила довольно ворчливо:

– Ты с ней не имела дела, поэтому просто не представляешь себе, как она на людей действует. Я же помню, я не неё смотрела, как кролик на удава.

– Она тебя просто поймала, когда ты была растеряна.

– Она всех так ловит. Знаешь, что? – Елена села прямо и со стуком опустила стакан на столик. – Надо идти к местным.

– Да иди ты! – я вскочила, сшибла стакан с остатками жидкости. Он брякнул о плитку и быстро покатился, расплескав содержимое, к краю балкона, в проём между редкими опорами решётки.

– Ай! – я прыгнула за стаканом, в последний момент успела цапнуть его на краю и тут же влетела лбом в опору. Больно было так, что в глазах на мгновение потемнело и стало дурно. Я медленно села, скорее даже плюхнулась на задницу.

– Дура, – Елена быстро встала, – Ляг и лежи, глаза закрой, я сейчас лёд принесу!

Спорить желания не было, я легла, растянувшись по диагонали и всё ещё сжимая в руке чёртов стакан. Вскоре послышался стук сабо, и мне на лицо плюхнулся ледяной пакет с чем-то мелким и твёрдым внутри. Я прижала его ко лбу и зашипела от облегчения.

– Лёд кончился, так что только это. – Елена издала смешок, – Прямо как в американском сериале – герою на разбитое табло кладут замороженный зелёный горошек…

Я не выдержала и тоже захихикала. Господи, вся жизнь – как тупой гэговый сериал. Не хватало ещё…

– Не хватало ещё добить стакан, – Елена вытащила стеклотару из моей руки. – Полежи, я ещё налью.

– Спасибо, – пробормотала я из-под пакета. Лицо уже основательно охладилось, место удара даже онемело слегка, а пакет начал нагреваться. Я перевернула горошек холодной стороной к себе и снова невольно захихикала.

Если кто тут супергероиня – так это она, Елена. Появляется как по волшебству, от очисток очищает помоешную собаку (не в первый уже раз, кстати), отмывает от грязи, даёт колбасы и каким-то образом заставляет шевелиться. Божечки, да у неё даже присказка одно время была – хватит огорчадзе, надо шевелидзе!

Тогда, в ноябре двухтысячного, она спросила:

– Больше не можешь перемещаться?

– Больше не работает алкоголь, – ответила я.

– А как же ты из Стамбула сбежала? – поинтересовалась она.

– Это… не я! – ответила я неуверенно. Я не слишком хорошо помнила, что произошло. Я не слишком хотела вспоминать. Я тонула в горе и чувстве вины, потому что Горгоны больше не было, и Сашки, по сути, тоже больше не было – не было для меня; и не было Таньки, потому что я не могла себя заставить снова ей позвонить. Не после того разговора у рынка. Но Елене было, в общем, плевать на мои терзания. Я была ей нужна – живая, здоровая и способная почти мгновенно оказаться за тысячу километров от дома. Поэтому она твёрдо сказала:

– Это была точно ты. Ведьмы сказали, что Замок сломала твой триггер. Снесла его к херам. Потому что ты, дескать, идеальный ключ, и, если бы не сбежала – вы втроём могли бы открыть город. Ты просто взяла и прыгнула без всякого триггера.

– Не может быть, – я, всё ещё не вполне трезвая, одетая после душа – опять! – в одежду Елены, снова схватилась за лицо и принялась тереть щёки, тщетно пытаясь прийти в себя, проснуться, очнуться, выскочить из этой тёмной и бредовой реальности в какую угодно другую.

– Это была точно ты, – повторила она. – Но прямо сейчас я тебе бы не советовала эксперименты ставить. Сейчас мы лучше такси вызовем, я тебя домой провожу. Выспишься, встретимся завтра – тогда увидим.

– Как лоб? – здесь и сейчас, в октябре, на балконе Елена приподняла подтаявший пакет, посмотрела внимательно.

– Ну, что там? – я подняла было руку к лицу и получила шлепок по пальцам:

– А ну, не трогай. Ссадина небольшая и синяк… тоже не очень большой будет… наверное. – Она ушла, судя по звукам, вернула горошек в морозилку, а взамен принесла пластырь и полотенце. Сама вытерла мне лоб и заклеила наискось, закрывая самое ободранное место.

– Лен, – позвала я.

– М? – она смотрела сверху вниз с озабоченно-недовольным выражением на прекрасном лице.

– Вот бы ты была моей сестрой, – сказала я. И тут же пожалела об этом.

Елена встала, уронила на меня полотенце и с непередаваемой интонацией ответила:

– Да боже упаси.

И ушла в комнату, оставив меня лежать на балконе, чувствовать лопатками твёрдую плитку, нагреваться на октябрьском стамбульском солнце.