Текст книги "Чужой праздник (СИ)"

Автор книги: Анна Ломтева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Я ведь и сама её когда-то мягко послала.

Их форум я быстро просмотрела. Весь он содержал меньше полезного, чем один раздел записей в «тетрадке» Норы Витальевны. Они создали реестр всех «наших» по регионам, но пользы в этом было, опять же, мало. Что толку знать, сколько кого где живёт, если эти люди плевали с высокой колокольни на всё, что не приносит прибыль? И к тому же такой реестр пришлось бы постоянно обновлять, а это, по признанию Олеси, сожрало бы всю её жизнь.

– Ладно, пойдём. – Я встала, машинально отряхнула плащ сзади. Олеся тоже встала, подняла мой рюкзак, протянула мне. Сказала решительно, со смешным пионерским пафосом:

– Сегодня – значит, сегодня!

Всё дело в том, как взаимодействовал её иммунитет стражницы и моя способность перемещаться. Забрать её с собой оказалось для меня делом на удивление простым. Я, собственно, вообще не ощутила изменений. А вот Олесе доставалось каждый раз по полной.

Для её тела процесс прыжка был сродни протискиванию мокрого белья через допотопное отжимающее устройство. Её протаскивало. В результате на финише она оказывалась совершенно целой, никаких тебе сломанных костей или размозжённых мышц, но каждый раз она вываливалась, вопя и рыдая, в почти невменяемом состоянии от субъективно ощущаемой боли.

В первые пару раз я была готова прикрыть все эти эксперименты. Мало радости оказаться где-то на задворках чужого города с бьющейся в истерике девушкой, убеждённой, что её только что размололо в фарш и она умирает. Я сама здорово испугалась и потратила почти пять минут, хватая её за руки и ноги, пытаясь понять, где болит и что случилось. Орать она перестала так же внезапно, как и начала, села, где лежала, и совершенно нормальным голосом сказала:

– Странно.

Я спросила, с удивлением услышав, как сорвался мой собственный голос:

– Что?

– Уже не больно.

После третьего раза она перестала орать в полный голос. Я довольно легкомысленно предположила, что она начала привыкать, но, когда мы оказались в Мадриде, я увидела её лицо, почти малиновое от напряжения, мокрое от слёз, с прокушенной насквозь нижней губой, и поняла, что привыканием там и не пахнет.

Но она отказалась отправиться домой.

План был простой: найти интернет-кафе, написать весточку Елене, переместиться в Стамбул. Там провернуть распаковку города, оставить записи Норы Витальевны и быстро свалить обратно в Оброчное, где, как была уверена Олеся, у Сони не было никакой агентуры. Я в это не особо верила, поэтому собиралась, закинув Олесю домой, тут же уйти куда подальше. Стамбульские, в свою очередь, обещали нейтрализовать Соню в разумно короткие сроки. В это я тоже верила слабо, но других вариантов у меня снова не было.

Я ведь уже пыталась достучаться до Насти. Теперь-то понятно, что она болталась у Сони на крючке очень крепко. В отличие от моего, её дар был с чёрной подкладкой. Обстоятельств я тогда полностью не знала, и даже представить не могла, что Настина неприязнь (да чего уж там, просто ненависть) растёт вовсе не только и не столько из нашей прошлой конкуренции за одного там аспиранта. Тем более что она этого товарища в итоге заполучила со всеми потрохами, а я считала, что пережила разрыв и даже нашла в нём положительные моменты. Первое время, отойдя после потери Горгоны, я ещё краем сознания надеялась однажды услышать звонок со знакомого номера или знакомый адрес в электронке. Но время шло, и… Смысла больше не было.

А ей необходимо было кого-то ненавидеть, потому что иначе ей пришлось бы ненавидеть себя. Но Настя Тараканова не из тех людей, которые способны признавать свои ошибки. Даже извлекая опыт из пройденного, она всё равно предпочитает считать, что всё пошло не так по вине других людей или обстоятельств. Просто загадка, как такие вообще выживают и тем более – добиваются успеха.

Насте была нужна моя голова, Соне был нужен мой дар (и плевать было на мою сохранность), к тому же, Соне было необходимо сделать так, чтобы тетрадь Норы Витальевны никогда не всплыла. Группе Йилдыз тоже не помешало бы от меня избавиться. Олеся была права: внезапно оказалось, что я всеобщий гвоздь в заднице, и самым лучшим выходом все эти прекрасные люди сочли технично меня выдернуть. Удивительно даже не то, какую наживку они использовали, удивительно то, с какой готовностью я клюнула.

Мы пили по третьей чашке кофе, уже отправив послание Елене, когда меня чёрт дёрнул проверить электронную почту.

От знакомого адреса у меня встали дыбом волоски по хребту и пересохло горло.

– Свет, ты чего? – спросила Олеся. Она перевернула очередную страницу тетради, с космической скоростью поглощая написанные аккуратным ровным почерком строки и случайно бросила на меня взгляд.

Я сглотнула, посидела немного, пялясь в купленный неделю назад смартфон. Новый телефон, новая симка, а вот электронный адрес остался прежний, и на него пришло письмо, которого я не чаяла дождаться пару лет назад.

– Эй! – Олеся закрыла тетрадь и похлопала меня по локтю.

– Да, – я, как во сне, медленно ткнула в строчку с письмом.

– Всё нормально?

– Да, – загрузился текст – четыре строки.

«Светик, я знаю, что не должен тебе писать, но кроме тебя некому. Это бред какой-то. Я нашёл дневник своей жены. Кажется, она попала в какую-то секту. Там есть твоё и моё имена. Тебя она называет ключом, а меня – золотой рыбкой. Дата на сегодня. Ты что-то понимаешь в этом супе? Как тебе магия вообще?»

Если бы не суп и магия, я бы успела остановиться и подумать. Но фраза про суп была «наша» фраза, родившаяся в одной загородной поездке, когда мы пытались купаться в заросшем ряской озере и вопили друг другу всякие глупости сипа «это просто суп с капустой!» и «ничего не понятно в этом супе», а фраза про магию пришла из сетевых обсуждений на одном форуме, и Сашка одно время любил ввернуть по любому поводу «А как тебе эта магия вообще?» – про новый сорт мороженого, цвет лужи на асфальте или фасон нового пальтишка его коллеги с кафедры. Это было личное, это знал только Сашка…

– Золотая рыбка – это плохо, – сказала я, сжимая смартфон в потной руке.

– Свет? – изумилась Олеся.

– Вот что, Олеська, – я вернула н лицо уверенный и спокойный вид, – Ты тут посиди немного. Так… – я взяла рюкзак, открыла секретное отделение, вытащила и сунула в карман паспорт. – Смотри, вот тут баблосы… не очень много, но на крайняк хватит пару дней перекантоваться. Но скорее всего не понадобится. Так, телефон Елены… – я вытащила из заднего кармана блокнот, написала телефон и вырвала листок.

– В смысле – пару дней? – испуганно воскликнула девушка, – Ты чего?

Плохо, что я не успела подумать. Я положила листок с номером Елены на стол, встала и пошла прямо в расставленный капкан.

Хорошо, что я не успела подумать. Я оставила бедную Олеську одну в чужом городе – и с ней оставила нашу стратегически важную инкунабулу, рукописный труд подруги моей бабушки, сборник записей о нашем даре и о муравьином льве – о той женщине, которая ждала меня у капкана.

Глава 54.

Удивительно, как Настя волновалась все эти дни, и как по контрасту буднично и невзрачно прошла сама поимка путешественницы. К ним с Соней присоединилась немолодая женщина с измождённым лицом в длинном каком-то «православном» на вид одеянии. Соня коротко представила её как «сестру Акулину» и велела не задавать вопросов. Настя подчинилась. Примерно час после получения условного знака они сидели молча за столом. Акулина медленно водила пальцами по бумажной карте города, изредка шептала что-то. В какой-то момент, когда Настя уже начала невольно зевать и поёживаться, чувствуя, как отсиживает всё тело, Акулина издала сдавленный возглас и ткнула пальцем куда-то в район Телевышки.

Не сговариваясь, они вскочили, быстро молча оделись и вышли из дома. Акулина несла сложенную узкой гармошкой карту, то и дело поглаживая её там и тут, поводя вдоль улиц. На перекрёстке Соня тут же взмахом руки поймала машину. Водила открыл дверцу, что-то спросил – Соня быстро и тихо предложила цену и объяснила задачу. У них было в лучшем случае полчаса. Настя сжимала в кармане телефон мужа, ожидая звонка. Звонка, который они должны игнорировать, и второй, и третий раз. Потом, когда путешественница окажется в зоне доступа, она ответит на вызов и напугает её посильнее. Чтобы не вздумала удрать.

Это даже не понадобилось делать. Они увидели её на подходе к Настиному дому, вошли с ней в подъезд и на площадке между этажами Соня прыгнула вперёд (это выглядело так, словно прыгнула медведица).

Путешественница пыталась уйти в прыжок. Это было фантастическое, невероятное зрелище: обе женщины словно покрывались рябью, их очертания текли и смазывались, а потом резко, рывком всё вернулось в норму.

– Нет, рыба моя, – пропыхтела Соня, заворачивая путешественнице руку за спину так, что у той затрещал локоть, – Меня ты не перетащишь. Быстро, в квартиру! – и наградила пойманную увесистым пинком пониже спины.

– Ты же не можешь её постоянно держать, – с опаской сказала Настя, открывая дверь.

– И могла бы, – спокойно сказала Соня, фантастически быстро отдышавшись. Снова, как после той неудачной попытки её «швырнуть», она выглядела моложе и ярче, чем обычно: румяные щёки, помолодевшее, подтянувшееся лицо, блестящие глаза. – Только в этом не будет необходимости.

– Почему? – тихо спросила сестра Акулина.

– Потому что наш поциент – дура, ответила Соня и с силой швырнула пленницу на пол в комнате. – Она возомнила, что её силы бесконечны. Что, если она может одна прыгать по пять раз в день, то и меня можно безнаказанно тащить. – Соня наклонилась, уперев одну руку в колено, и перевернула путешественницу на спину. Та выглядела плохо. Глаза её обвели тёмные круги, дышала она судорожно, из глаз текли слёзы.

– Хуёво тебе, девочка, – почти сочувственно сказала Соня, – А ты бы не лезла не в свои дела-то. Не совалась бы, говорю, в чужой монастырь со своим уставом. Катилась бы куда подальше, в Европу, а то и даже за океан, жила бы там себе припеваючи. Буржуи – они любят таких легких бездельниц. Тут статейка, там картинка, тут заказик, там заказик, на жизнь бы заработала. Чего тебя всё тянуло назад-то, а, рыба моя?

– Ба… бушка… – просипела путешественница.

– «Бааабушка», – передразнила Соня, – Поразительно, как в этаких поганых себялюбивых натурах гнездится сентиментальность самого низкого пошиба. Ладно, – она выпрямилась, – Никуда это краса от нас не денется в ближайшие три-четыре часа. Времени хватит на всё. Но сначала, – она аккуратно присела на пол рядом с хватающей воздух молодой женщиной, – Скажи, голуба, где тетрадка?

– Какая тетрадка? – встревожилась Настя, – Соня, давай быстрее кончать с этим делом! Скоро муж вернётся…

– Цыц, – беззлобно, но внушительно сказала Соня, – Успеем. Дел на пять минут. Мы почти в самом центре, Акулина видит во все стороны с запасом, у тебя тоже резерв на три броска с остатком. А этой надо дать хоть немного в себя прийти, иначе она сдохнет раньше, чем мы успеем поставить замок.

– Что за тетрадка? – настойчиво повторила Настя. Ей почему-то казалось, что это важно.

– Хуй… вам, – выплюнула путешественница, дернулась – но Соня уже держала её за плечо.

– Попробуешь – сдохнешь прямо сейчас. – сообщила она ласково, – Или поживёшь ещё немного.

Наставница села прямо на пол, продолжая держать путешественницу за плечи. Со стороны это выглядело безобидно и даже трогательно – словно она помогает упавшему человеку.

– Готовь сеть, Акулинушка, – сказала она, потом повернулась к Насте – голова задела кисточки скатерти, свисающей со стола. Почти такой же, какая была дома у самой Сони. – Строй развёртку, как я учила, Настенька, – от этих ласковых обращений одновременно стало жутко и спокойно. Если у них что-то не получится, Соня им головы оторвёт… но у них же должно получиться! Настя подошла к Акулине, они взялись за руки и закрыли глаза. До этого Настя тренировалась в развёртке только со слабенькой стражницей Олей, которая жила в Кстово и приезжала несколько раз специально для этого. В лиловом сумраке, проявлявшемся за опущенными веками, когда она брала Олю за руки, едва проявлялись слабыми светящимися нитями ближайшие улицы. Оля была слабой лучинкой, светильничком на минеральном масле, чей фитилёк едва коптил.

Акулина была софитом. Нет, круче – она была маяком. Вокруг Насти разбежалась сияющая сеть от самого горящего огнём центра, через реку и по всей её излучине, до ровно горящих спальных районов и сходящих на нет дальних улиц, переходящих в деревенскую частную застройку и дачи. Настя почувствовала себя как человек, который играл в куличики в песочнице, и вдруг ему в руки дали экскаватор. Нет, даже не в руки. Она сама стала экскаватором, ледоколом, трансатлантическим аэролайнером, гигантским роботом-трансформером. Она протянула невидимые могучие руки и принялась сгребать сияющие огни к себе, формируя вокруг себя кольцо, потом кратер, потом трубу, в которую свет и напряжение стали втекать уже сами. Где-то помимо слуха внутри головы прозвучала Соня: «Бери нить путешественницы», и Настя увидела эту нить – ядовито-зелёную на тёплом фоне своего огня. Эту нить она начала наматывать на свою трубу снизу вверх, заставляя её расти, а нить растягиваться в усиливающемся напряжении. Ещё немного – ей не хватало самой малости для того, чтобы замкнуть обмотку, и она ждала какого-то решительного действия со стороны Сони, чтобы сомкнуть концы.

В этот момент произошли две вещи.

Открылась входная дверь – Настя опять ощутила это не слухом, не зрением, но вибрацией всех костей. Перед ней возник яркий лоскут чистого белого света.

И тут же Соня крикнула внутри её головы:

«Закрывай!»

Плохо, что она не успела подумать. Её призрачные руки притянули сияние, оно всосалось в горячие огни трубы. Зелёная нить напоследок тоже вспыхнула ярко – и всё исчезло.

Хорошо, что она не успела подумать. В последний момент она ощутила, какая сила прошла через трубу вниз, куда-то в землю под домом, в темноту. Если бы она промедлила хоть на миг, эта сила испепелила бы и её, и женщин рядом с ней.

Она открыла глаза и увидела невозможное. Акулина сидела на полу, сжавшись и трясясь. Рядом лежала путешественница, похоже, пребывая без сознания. Возле неё лежал её муж, а над ним на четвереньках стояла Соня. По её лицу гуляли разноцветные всполохи, она улыбалась.

– Ты, – бессильно прошептала Настя, – Ты ж обещала… сука…

Соня распрямилась, неспешно встала. Теперь ей на вид никто не дал бы больше сорока. Её фигура подтянулась, грудь поднялась, лицо стало гладким и прорезались лисьи скулы.

– Дурочка, – сказала она сытым, утробным голосом, – Что он тебе? Найдёшь себе кого получше. Смотри! – она ткнула пальцем под ноги. – Это ведь она виновата. Если бы не потратила столько сил, нам бы её одной хватило.

– Настя, она врёт, – просипело из-под ног. Настя опустила взгляд. Путешественница слабо возилась на полу, пытаясь перевернуться на живот и бормотала:

– Врёт…она. Это… изначально… Золотая рыбка!

– Что? – почти беззвучно спросила Настя.

– Это… метафора. – из-под путешственницы выехала бессильная рука и она снова упала навзничь. – Это значит – жертва. Это… из книжки… одной…

– Ты хотела её выкинуть, – сказала спокойно Соня, – Вот и не тормози. Давай, как я учила, тем самым броском.

Плохо, что Настя не успела подумать. Она наклонилась и швырнула грёбаную жабку, мерзкую серую моль, козу тупую, сраную гадину, которая создавала ей столько проблем, швырнула не пределе возможностей, так, чтобы даже безмерного Там не хватило затормозить её бросок.

А потом села на пол и завыла.

Поздним вечером в одну из квартир на первом (а по-испански – нулевом) этаже большого дома на Авенида де Гойя в Мадриде постучала заплаканная, растрёпанная рыжая толстушка в красной курточке и синих тренировочных штанах. Как только хозяйка квартиры встретилась с ней взглядом, она выпалила подготовленную фразу:

– Сеньёрита, ес муи импортанте, ес собре носотрас, лас вьяхерас!

Открывшая ей дверь сонная смуглая «сеньорита» прервала на середине зевок и спросила:

– Ке паса?

– Ми амига… – на мгновение девушка подумала, что забыла слова, но тут её словно толкнуло:

– Ми амига… тенер ун проблема мас гранде!

Смуглая несколько секунд задумчиво смотрела на неожиданную гостью, затем открыла дверь пошире и мотнула головой – проходи.

То и дело листая словарь, она смогла попросить стакан воды, отказаться от еды, сна и душа и кое-как объяснить, что ей нужно. Амайя принесла ей воду, потом схватилась за телефон и стала названивать. Меньше, чем через три часа Олеся сидела в другой квартире, за большим столом, вокруг которого собралось несколько женщин из разных стран, говорящих на разных языках, пытающихся с помощью английского разного качества и звучания обменяться информацией и принять решения.

Олеся успела успокоиться по поводу того, что оказалась в чужой стране без визы и почти без денег, она поняла, что по крайней мере некоторые из этих женщин ей помогут.

Она очень хотела надеяться, что со Светкой будет всё в порядке, что Соню общими силами остановят, закрывающийся над Светкиным городом кокон уничтожат, а её саму спасут.

Но одно обстоятельство очень сильно мешало верить в чудо: Светки не было. Во всём огромном мире, среди всех бесчисленных холодных огоньков обычных людей и тёплых – женщин с даром, нигде не было единственного диковатого, странного мерцающего зелёного огонька.

Часть 5. Ведьмин круг

2006

Глава 55.

Звонит и звонит.

Настя попыталась отбросить от себя монотонное, мерзкое завывание телефона, нырнуть обратно в сон, не думать. Кажется, удалось: телефон замолчал и в наступившей тишине сознание благодарно устремилось туда, где не было мыслей и переживаний.

Краем засыпающего мозга она успела безнадёжно понять, что сейчас телефон зазвонит снова, но ошиблась.

Вместо этого с неё содрали одеяло.

Она заорала, попыталась пнуть неизвестно кого, отползла к изголовью дивана, неловко толкаясь пятками и запястьями по съезжающей простыне. Перед ней стояли тёмные фигуры, облитые по краям ярким весенним солнцем, врывающимся в комнату из окна за их спинами.

– Это она? – спросила одна из них по-английски.

– Да.

– Забираем.

Они пренебрегли её воплями, попытками нащупать телефон и отчаянными пинками. Она, в общем, даже ничего толком не успела сделать, как две женщины (одна показалась смутно знакомой) схватили её за плечи, а третья, оказавшаяся тощей взъерошенной девчонкой, подошла и небрежно ткнула её пальцем в голый живот.

Она поняла, что происходит, только в последний момент. Воздух как будто превратился в пластик, дыхание перехватило, на мгновение она успела увидеть происходящее как замершую картинку – искажённую и безумно яркую, а потом её унесло.

Она никогда особо не задумывалась, как себя чувствуют те, кого она толкала. Соня говорила ей, что нагрузка на организм связана не только с дальностью перемещения, но и с некоторыми другими вещами. С тем, какова вероятностная сетка для местности. С тем, насколько точно целится толкачка. С тем, как расположена точка выхода. Так или иначе, она видела, что большинство её подопытных – вплоть до «того самого» раза – умудрялись ничего не заметить. В самом неприятном случае они немного теряли равновесие или осознавали внезапную головную боль.

Её кинули далеко, небрежно и поперёк всякой логики. А самое невероятное – самое, будем говорить, чудовищное, едва не вывернувшее её мозги и остальной организм наизнанку – её кинули прочь из закрытого города.

Видимо, она потеряла сознание, потому что момент выхода не запомнила совершенно. Просто в какой-то момент осознала себя лежащей на кафельном полу и блюющей так, как будто вознамерилась избавиться от всех внутренностей разом. Её трясло, выжимало и дёргало чудовищными спазмами, а голова болела до белых вспышек перед глазами.

Над ней словно птичий базар галдел. Несколько человек говорили, кажется, одновременно на нескольких языках, и Насте в её тошно-обморочном состоянии ни один из них не казался знакомым. Да что там, она и слова-то не различала, всё сливалось в мешанину резких звуков, буквально выедавших ей мозги.

Ей было так худо, что, когда галдёж вдруг прекратился, её окатило облегчением, как водой. Водой, впрочем, её тоже незамедлительно облили: кто-то вывернул ей на голову целое ведро. От неожиданности и холода она заорала, точнее, думала, что орёт. Стоящие вокруг неё мучительницы услышали довольно жалкий скрип, как будто Настя спала и кричала во сне.

Рядом раздался ещё один голос, довольно низкий и резкий. Тут же Настю подхватили, перевернули и прислонили к стене в сидячем положении. Она с трудом приоткрыла глаза, борясь с тошнотой и головной болью. Перед ней на корточках устроилась рыжая девица, та, что показалась ей смутной знакомой в момент нападения. Настя подняла руку (пальцы дрожат), провела по мокрому лицу, отводя слипшиеся, воняющие рвотой волосы. В желудке снова задёргалось. Девица словно поняла, что происходит, и быстренько вскочила, отошла на шаг. А Насте в лицо прилетела ещё одна порция холодной воды.

Когда она проморгалась и отплевалась, рыжая снова аккуратно присела перед ней на корточки. Подождала, пока их взгляды встретятся, и спросила:

– Поболтаем?

Настя бессильно повозилась на мокром кафеле, убрала за уши волосы, пошмыгала носом, но рыжая не переживала. Она понимала, что пленница тянет время, и её это не беспокоило.

– Что вам надо? – наконец спросила Настя. Она лихорадочно соображала, стараясь держать лицо растерянным и испуганным. Рыжая была в границах досягаемости, её достаточно толкнуть н метр, в стену, а потом…

– Для начала чтобы ты перестала фантазировать, как сейчас нас всех раскидаешь и убежишь, – сказала рыжая. – В этом городе только одна толкачка может толкать, и это не ты. – Рыжая улыбнулась и спокойно протянула руку, так что пальцы оказались прямо у Настиного лица. – Давай, попытайся.

Настя мгновенно схватила эти наглые пальцы, собрала силу и концентрацию и…

Вокруг неё оскорбительно заржали на несколько голосов. А рыжая легонько хлопнула её по руке, как ребёнка, который позарился на чужое.

– Огорчилась, бедная, – сказал кто-то неподалёку. Настя подняла взгляд, осмотрелась. Она находилась в довольно просторной ванной комнате, сидела в углу между стеной и душевой кабиной. Кроме рыжей в трениках и футболке, рядом стояла смуглая тощая девица в каком-то нелепом пёстром тряпье, держа в одной руке пластиковый тазик – кажется, та самая, которая толкнула её прямо из родной постели. Настя ощутила смутное беспокойство, словно что-то было не так с держательницей тазика, но ощущение появилось и прошло. Чуть дальше на деревянном коробе для грязного белья сидела похожая на смуглую девицу взрослая тётка лет сорока, в спортивной одежде и розовых сланцах. На запястье у неё была повязка, чуть запятнанная тёмным. Настя перевела взгляд правее, к двери, и увидела ещё одну женщину. Та была примерно ей ровесница и из всех присутствующих выглядела самой нормальной. Статная, прилично одетая (Настя сама одевалась в похожем стиле, почти офисном, но разбавленном романтичными элементами), аккуратно причёсанная, единственная из присутствующих с неброским дневным макияжем. Она стояла, прислонившись плечом к косяку, сложив руки на груди и спокойно, внимательно смотрела на Настю.

«Где-то я и её видела… Или нет?»

– Здравствуй, Настя Тараканова, – сказала женщина, не двигаясь с места, – Надо сказать, фоточка на аватарке у тебя выглядит куда лучше, чем ты сейчас.

Это прозвучало невероятно унизительно. Возникшая было симпатия к ней моментально растворилась. «Я запомню», – пообещал Настя себе и этой стерве.

– Ишь, как глазки-то загорелись, – тут же заметила та, – Пять секунд – и кровный враг. Темпераментная ты особа, а так ведь и не скажешь.

– Это ты не скажешь, – рыжая уже снова встала и стояла теперь, уперев руки в плотные бёдра, обтянутые трикотажем. – А я представляю, сколько там яда в этой голове.

– М-м-м? – элегантная стерва отлипла от косяка, шагнула чуть ближе. – Ты прямо видишь?

– К сожалению, – горько ответила рыжая. Повернулась к остальным и спросила на английском:

– Девочки, можно я на кухне подожду? Меня от неё тошнит.

– Нас всех от неё тошнит, – ответила девчонка с тазиком. – Кто-то должен помочь ей одеваться и приводить себя в нормальный. – Настя заметила, что у девчонки странный акцент.

– Идите, – сказала стерва, – Я с ней займусь. Деваться ей некуда, чисто физически она меня не осилит. Можете дверь снаружи закрыть, если боитесь.

– Ладно, – тётка в сланцах встала с ящика, – халаты и полотенца в шкафчике, бельё сейчас Акса принесёт.

И через минуту они остались вдвоём.

– Давай, поднимайся, – стерва бесцеремонно пихнула Настю под бедро носком белой кроссовки, – Вон душ.

– Мне плохо, – Настя всё ещё надеялась выиграть время. Она уже сумела нащупать сетку и построить развёртку, ей надо было только сосредоточиться…

– Не ври и не будь дурой, – сказала женщина. – Ещё пару раз попробуешь кого-то толкнуть – заработаешь истощение, к тому же замки тебя уже заметили. Поверь, здешние замки – не то позорище, которое вы на Нижний навесили. Тут их много, этим сущностям несколько сотен лет, они таких, как ты, без соли и перца кушают, если придётся.

«Позорище».

Настя на несколько секунд замерла, чувствуя, как сжимается горло и перехватывает дыхание. Нет, нет, нахрен, она не будет рыдать. Она сейчас выдохнет и вдохнёт, и ещё раз, и встанет, и будет снимать с себя облёванное и мокрое бельё.

Вещи шлёпнулись на залитый водой пол, Настя наконец разделась и, держась за стену, забралась в душевую кабинку. Задвинула створки, пустила воду. Горячая вода была такой приятной, от неё так явственно отступала и слабела головная боль, что Настя опять чуть не разрыдалась.

Снаружи раздались голоса, стукнула туда-сюда дверь. Настя стояла просто под струями из душевой лейки, чувствуя, как грязь и пот потихоньку смываются с лица и тела, как пропитываются и влажным шёлком скользят по плечам волосы, спадая на спину. «Отросли как, надо пойти в парикмахерскую», – машинально подумала она. И тут же осознала, что впервые с декабря ей пришла в голову какая-то мысль о себе и своём теле.

– Эй, ты там не в спа-салоне, – громко сказала её надсмотрщица снаружи, – быстро мой свою вонючую тушку и вылезай.

Настя было почувствовала вспышку ненависти, но горячая вода ей помогла: она тут же пригасила гнев. Выплюнув изо рта воду, женщина выдвинулась из-под душа и спросила, стараясь говорить спокойно:

– Зачем ты меня всё время оскорбляешь? Я тебя не знаю, и я тебе ничего не сделала.

Снаружи раздался неопределённый звук, что-то между фырканьем и смешком.

– Ну, давай познакомимся, – сказала стерва. – Меня зовут Елена, и ты мне очень даже что-то сделала.

Настя медленно огляделась – ага, вот бутылка с гелем для душа, вот чья-то мочалка. Не особенно гигиенично, да и пёс с ним. Она выдавила немного геля на мочалку и начала медленно намыливать плечи, соображая. Елена. Фоточка на аватарке. Связь через сайт дневников. Вот оно что!

– Ты, значит, с форума мистиков, – сказала она медленно.

– Я модератор форума мистиков, – нелюбезно заметила Елена.

– А! – Настя едва не выронила мочалку, – Ты Gloomy rose!

– Верно, а ты – Teo. На старой гостевой книге поэтов ты тоже была Тео-лог. И в дневниках ты Teo-bro-mina. Это у тебя мания величия или идея фикс?

Настя почувствовала, как к щекам приливает кровь. Она не раз за последние годы чувствовала потребность сменить никнейм в сети, поменять название дневника – но «Богиня за чашкой чая» нравилась её подписчицам! И ей самой, что и говорить, было жалко ладно сложенного образа из никнейма, заголовка, красивого акварельного фона с чайными листьями и аватарки – той самой, на которую намекала Елена, профессиональной студийной фотографии, где она сидела в лучах утреннего света, с чашкой чая в руках, в нежно-зелёном шифоновом платье…

Это всё была, конечно, ужасная попса, но эта попса имела успех у определённой аудитории, и Настя отлично понимала, что стоит её дневниковому «альтер эго» повзрослеть и отрастить хороший вкус, как многочисленные девочки-с-плеером-с-веером разбегутся. А на более серьёзную аудиторию, она понимала, ей не наработать.

Казалось бы, ну что с того? И почему она начала вдруг думать об этом сейчас, когда в руке истекает пеной чужая мочалка, на макушку льётся горячая вода, а за дверцами кабины ожидает куча неприятностей? Но Настя, медленно водя мочалкой по животу, ощутила настоящее горе. Как будто сжатое, спрессованное, упиханное в глубину, оно вдруг спружинило, сбросило наваленный на него гнёт ответственности и прагматичного подхода, и вырвалось наружу.

Настя таки уронила мочалку, села на пол кабинки и зарыдала.

Она плакала о своём блоге, о своём муже, о своём прошлом и о том, что ничего нельзя исправить и вернуть.

Минут через пять рыдания начали успокаиваться.

Елена из-за дверок кабинки сказала, едва перекрывая голосом шум воды:

– Ещё не конец света. Выходи давай, будем разгребать, что ты наворотила.

Глава 56.

Входя на незнакомую кухню как под конвоем, Настя невольно задержалась в дверях и тут же получила ощутимый тычок в спину. Сделала ещё шажок. На неё смотрели несколько пар глаз, и ни в одном взгляде не читалось ни капли приязни.

Настя отвела глаза и сделала вид, что осматривается. Тут, впрочем, было на что взглянуть. Светлое, просторное помещение окаймлял по стенам «фартук» из ярких плиток. Белые и синие перемежались с расписными, покрытыми переплетёнными орнаментами, стилизованными тюльпанами и гвоздиками, птицами и даже корабликами. Настя вспомнила, что видела похожие в одном из отелей в Анталии. «Турция?» – подумала она с недоверием. – «Они меня перекинули в Турцию?!»

Окна были открыты, снаружи, трепыхая белые занавески, врывались легкие порывы ветра и слышался какой-то смутный шум. Так мог шуметь большой город, или море, или многополосное шоссе.

Настя снова получила толчок в спину. Позади неё Елена довольно резко сказала:

– Шевелись. Вон туда садись.

«Вон туда» был свободный стул на дальней от неё стороне большого круглого стола. Настя медленно обошла сидящих, чувствуя, как провожают её недобрые взгляды. Смотрели так, что, кажется, начинали чесаться плечи, шея, затылок, так, будто не взгляды её провожали, а лазеры. «Гелий-неоновые», – подумала она, испытывая неожиданное и неуместное желание захихикать, – «Киловаттные».

Села, опустила взгляд на стол.

– Так. – Снова Елена. – Искренне надеюсь, что ты нормально владеешь английским языком. Наши турецкие подруги по большей части русским не владеют.

Настя подняла голову, встретилась взглядом с Еленой и хотела было соврать, что понимает еле-еле, но…