Текст книги "Чужой праздник (СИ)"

Автор книги: Анна Ломтева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Ей надо было отдохнуть и подумать. Только что с ней произошло нечто странное. Точнее, поправила она себя – возможно, произошло. Возможно также, что она на какой-то момент утратила связь с реальностью и не заметила, как Светка ушла. Но почему? Зачем ей было бежать, если она уже догнала паршивца и, видимо, отобрала у него свои часы?

– Ценные часы, видимо, – сказала она вслух, ужасно жалея, что бутылка воды была всего одна. Сейчас бы вторую – и всю вылить на голову.

Дыхание у неё постепенно успокаивалось, а вот мысли, наоборот, неслись всё быстрее. Шансов, что она что-то не увидела или увидела неправильно, почти не было.

Она вспоминала лекцию, единственный раз прослушанную в доме Сони больше года назад. Она вспоминала то, что Соня рассказала ей вчера по телефону (чертовски дорогая это получилась информация с учётом стоимости международной связи).

«Опаснее всего толкательницы, – говорила Соня, – Они, как правило, могут отправить тебя точно в назначенное место, но при этом используют твою же удачу». Елена взялась за щёки. Интересно, её новая приятельница вообще жива после такого? «Чаще всего они ещё в юности прибиваются к какой-нибудь преступной группировке и становятся идеальными киллершами.» Ну да, берёшь и отправляешь человека на дно достаточно глубокого водоёма. Или в жерло вулкана. Могут они отправить человека в жерло вулкана? Елена прижала ладони к глазам и посидела так, спрашивая себя снова, не плюнуть ли ей на всю эту историю, не пойти ли сейчас в какое-нибудь кафе, выпить холодненького, а потом поехать на Султанахмет, гулять по музейно-историческим местам? Гранд-базар, Голубая мечеть, Айя-София… Пара часов – и она будет снова способна поверить, что ничего не было. Зажить своей обычной нормальной жизнью.

Елена отняла руки от лица, встала, отряхнула брюки от сухого сора и пыли. Поддернула сумку на плече, вздохнула и пошла на остановку – искать долмуш до Румелихисар.

Ей повезло. Всего лишь второй по счёту микроавтобус оказался правильным. Ей даже не пришлось спрашивать водителя, она смогла, спотыкаясь на непривычных точках и хвостиках, одолеть затейливую турецкую латиницу на маршрутной табличке, пока все желающие грузились внутрь, и забраться последней. Ехать пришлось стоя, скрючившись возле двери и вцепившись во что попало. «Просто родной российский Автолайн», – думала Елена саркастически, – «Того гляди, высадит на Сенной». Водитель нажимал по каким-то небольшим улочкам, словно за ним черти гнались. Вот показалась знакомая многоуровневая развязка, и Елена немного выдохнула. Но на набережной Босфора началась неожиданная для середины буднего дня пробка, и долмуш зарыскал туда-сюда, перестраиваясь из ряда в ряд. То и дело его подрезали, водитель орал в открытое окно, тормозил, газовал и снова тормозил. Набережная казалась бесконечной, как и пробка. Елена мысленно отмечала остановки, и с каждой новой всё сильнее проникалась расстоянием. Заглядывая то в лобовое стекло, то в видный ей кусочек окна на противоположной стороне микроавтобуса, она видела то длинную стену, оплетённую диким виноградом, то теснящиеся куда-то вверх виллы, то неожиданную огромную стройку, всю окружённую башенными кранами. Никаких признаков крепости. Долмуш вдруг свернул от берега в небольшую улочку, сплошь застроенную маленькими магазинчиками и кафешками, и Елене пришлось собрать всю свою смелость, чтобы не приняться давить на сигнал остановки и не выскочить скорее наружу.

Две или три остановки – пассажиры на одной из них торопливо вывалились толпой, и она смогла сесть – и микроавтобус снова вылетел на ставшую прямой и пустой дорогу вдоль Босфора. В открытые окна бил ветер. Елена прилипла к окошку, ненадолго позабыв про цель своего путешествия и глядя на сизовато-синюю воду пролива, прогулочные и рейсовые теплоходики, за которыми неслись стаи чаек, и другой берег – тёмно-зелёные, переходящие в бирюзу холмы, на которых там и тут вырастали дома, домики, домишки, домищи и – выше, дальше от берега – небоскрёбы. Всё это было так странно, так ярко и свежо, что она невольно задышала всей грудью, как от недавнего бега.

Спохватилась, что проедет, и снова принялась заглядывать в лобовое стекло. Сначала увидела вдалеке висящие и словно тающие в синем небе линии – огромный мост через пролив; а потом, кинув взгляд влево от моста, увидела поднимающиеся по зелёному холму серые чёрточки. Там впереди была крепость.

Перебравшись поближе к водителю, она крикнула, пытаясь перекрыть голосом воющий мотор:

– Румели? Румелихисар?

Водитель мельком глянул на неё, потом махнул рукой вперёд и проорал в ответ:

– Next! – и следом выдал тираду на турецком.

– Япона мать, – в сердцах сказала Елена, плюхаясь на сиденье. Некст – это реально следующая остановка? До крепости, на глаз, ещё не меньше километра. Она попыталась заглянуть вперёд, но полупустой микроавтобус летел на опасной скорости, а водитель снова на кого-то орал, кажется, на оседлавшего мотороллер подростка, который дерзко рассекал по левой полосе.

«Ну ладно, так или иначе, я где-то рядом» – решила Елена, и тут микроавтобус довольно неласково принялся поворачивать туда-сюда, потом притормозил, подрулил к тротуару, а водитель, перегнувшись назад и опершись на одно из сидений, рявкнул:

– Румелихисар!

Елена подскочила, схватилась за раздвижную дверь, кое-как справилась с ней и выбралась на тротуар, бормоча «Thankyou». Из салона на неё заорали в три голоса, она сообразила, что нужно закрыть дверь, но успела только толкнуть – долмуш стремительно отчалил прочь.

Крепость была перед ней. Невнятные черточки и прямоугольнички вблизи превратились в огромные серые стены, поднимающиеся ступенями, и массивные башни, испещренные рытвинами и кое-где осыпавшиеся.

Через несколько минут Елена поняла, что у нее заломило затылок и шею – завороженная, она надолго замерла на месте. Придя в себя, она пошевелила головой туда-сюда и полезла в сумку. Достала листок, на котором накануне кое-как начертила по описанию план соседних улиц. Посмотрела на план, снова окинула взглядом крепость и застонала в голос.

Улица, на которой находилось нужное ей здание, проходила высоко по склону холма, выше крепости. Ближайший подъем был довольно далеко отсюда, назад по дороге. Елена сложила план, убрала в сумку и огляделась. Её надежда оправдалась: у входа в крепость стояла тележка-холодильник с мороженым и водой. Заранее понимая, что за воду в таком месте ей придётся переплатить втрое, она перешла дорогу и направилась к тележке.

Вода оказалась дорогой, но не запредельно. Елена купила сразу две бутылки, сунула их, ледяные и запотевшие, в сумку и, вздохнув, неторопливым размеренным шагом пошла туда, где согласно плану начинался подъем в обход крепости. «Надо будет вернуться и побывать внутри», – думала она, невольно кидая взгляды вверх и вправо, на огромную стену, нижняя часть которой тонула в тени старых платанов и фиговых деревьев. Вскоре дорожка привела её к угловой башне, от которой началась сплошная решетчатая ограда. Елена вздохнула и пошла вдоль решетки, надеясь, что до неведомого проезда не слишком далеко. И ей повезло: метров через триста решётка резко свернула вверх.

«А чего я ждала?» – подумала Елена, увидев, что наверх под острым углом к набережной уходит узкая улица без признаков тротуара, зажатая между двумя низкими каменными стенками. Правую венчала уже знакомая решётка, левая, оплетённая густой растительностью, возвышалась на человеческий рост, и из-за неё свешивались ветки деревьев. Елена прислонилась к ней, постояла в тени, обмахиваясь своим мятым листочком с планом, потом сложила его, сунула в карман брюк и двинулась вперёд.

Улица круто уходила вверх и вправо, заворачивалась почти улиткой. Напрасно Елена пыталась держаться в тени. Она не поднялась ещё и на треть склона, а выгнувшаяся улица уже вся открылась злому турецкому солнцу. Девушка замедлила шаг, стараясь дышать размеренно и глубоко, но это слабо помогало. Она чувствовала, как стремительно промокает блузка на спине и под мышками, а на голову поверх шляпки как будто стал опускаться раскалённый кирпич. Елена с надеждой посмотрела вперёд – вроде бы, подъем стал менее крутым. Она перешла улицу, встала в жалком клочке тени акации и снова достала план.

Да, вот эта петля, вот – Елена осмотрелась – переулок, уходящий влево, а впереди ещё один изгиб в виде буквы «S», всё вверх и вверх по склону. Выходило так, что ей надо подняться ещё примерно столько же, сколько она уже прошла, миновать вход в какой-то музей, найти небольшой просвет и войти в калитку, спрятанную где-то среди свисающих с каменной стены растений. На её плане была пометка «мусорный бак на обочине». Елена закусила губу, думая, что это всё-таки потрясающе глупо – искать неизвестно кого в незнакомом городе, ориентируясь на мусорный бак.

Она шумно выдохнула, смахнула с лица прилипшую прядь волос и пошла дальше. Вход в музей был недалеко, она поставила ещё одну мысленную зарубку «вернуться позже». От музея начиналась новая каменная стена, заплетённая растениями, а улица снова вильнула, и Елена тут же перешла в тень. Она неторопливо шагала по обочине, глядя на покрывающие стену заросли и старательно выглядывая малейший намёк на проход или просвет. Так старательно, что почти влетела в нужный ей ориентир – здоровенный зелёный мусорный контейнер. По счастью, пострадало только её обоняние и немного – самолюбие. Она отшатнулась в сторону, быстро осмотрела одежду – штаны и сумка не пострадали от контакта с грязным пластиком.

Елена обошла контейнер и остановилась напротив калитки. Совсем узкая щель в стене была забрана простой прямоугольной решеткой, висящей на толстых петлях. Замка не было, калитку держала закрытой только небольшая задвижка, которая легко открывалась с обеих сторон. Елена посмотрела налево – улица, откуда она пришла, была пуста, направо – вдалеке маячил пешеход, но он почти сразу убрался куда-то в переулок.

– Ну, давай, чего тут болтаться на жаре, – сказала она сама себе тихо и сунула руку между прутьями, поддевая задвижку. Скрипнул металл, калитка неохотно открылась, пропуская девушку. Когда она уже почти вошла, что-то подцепило её шляпку и сдёрнуло с головы. Калитка стукнула за спиной, Елена по инерции прошла чуть вперёд и обернулась. Над калиткой покачивалась низко опустившаяся ветка незнакомого дерева с перистыми листьями, а её шляпа лежала теперь снаружи. Елена постояла, чувствуя, как в спину её слегка подтолкнул лёгкий порыв ветра. Здесь, за стеной, под большими деревьями стояла плотная тень и относительная прохлада. По влажной от пота спине вдруг пробежал слабый озноб. «Да пёс с ней», – неожиданно для себя подумала Елена, отвернулась от калитки и пошла по тропинке между деревьями.

Там, в десятке шагов впереди, сквозь зелень светилась белая стена здания.

Глава 30.

В детстве Светка плохо понимала масштабы жизни. Как многие, лет до десяти она жила в очень маленьком мирке привычной повседневности: квартира, в которой всегда тесно; школьный класс, в котором шумно и многолюдно; район города, исхоженный пешком вдоль и поперёк. На её внутренней карте родной город выглядел как набор невнятных пятен, тем более размытых, чем реже она там бывала. Другие города представлялись чем-то похожим, разве что, ну, чуть побольше. Когда она впервые оказалась в настоящем большом городе, то тоже не смогла толком оценить его масштаб: все передвижения между «культурными объектами» происходили на метро, а Светка почему-то не могла мысленно преобразовать время в пути в представление о расстоянии. Этот навык появился у неё куда позже. То же самое было и с её представлениями о больших деньгах, большой высоте, большой скорости или, допустим, больших массах людей. «Весь мир» состоял из небольших реальных вещей и абстрактных книжных «где-то там» и «как-то так». Всё вокруг ровно такое, как и должно быть – дома, люди, деревья, цена на городскую булку в хлебном.

А потом она стала подростком и разнообразные «оказывается» посыпались на неё неостановимо. Оказывается, «много людей» – это концерт рок-группы в спорткомплексе, и в танцевальном партере беснуется толпа, разогретая музыкой и пивом, тысячи людей, море голов, и ты стиснута со всех сторон и не можешь выплыть.

Оказывается, «много места» – это когда в одной комнате можно уместить пару таких квартир как та, в которой ты живёшь, и это не предел.

Оказывается, машина, купленная твоим родственником, стоит больше, чем оба твоих родителя зарабатывают за несколько лет, и это – нет, это не очень большие деньги, бывает и больше.

Оказывается, твой родной город велик настолько, что перейти его пешком весь, от заречной окраины до края на другом берегу может занять целый день, и это не слишком большой город на самом деле. А тот город, где ты скучала в метро, невозможно пройти пешком и за два дня.

Это совпало с изменениями, которые плотным потоком накрыли её семью, город и всю страну.

И вдруг оказалось, что всё очень большое, а ты – очень маленькая.

Светка сидела с ногами на диване, завернувшись в жестковатое хлопковое покрывало, держалась за остывшую чашку с чаем и пыталась уложить в голове то, что было больше неё. Это было больше города, больше даже того чувства, когда она впервые осознанно посмотрела на карту своей страны и сравнила расстояния между знакомыми ей местами (ближайшими городами, где она была – Самара, Казань, Москва, Питер) с Сибирью.

Она была очень маленькой. Мошкой в глазу господа. Крошкой хлеба на банкетном столе. Тараканом, который полз за этими хлебными крошками, а оказался внутри радиотелескопа. Или в машинном отделении трансатлантического лайнера. У неё перед этим тараканом было только одно преимущество: её вовремя заметили и успели вынуть из-под ног.

Акса по-прежнему сидела напротив, положив тощую голень на тощее колено другой ноги и повиснув подмышкой на спинке стула. Её мать вошла из коридора, спросила:

– Do you want more tea, girls?

Акса скривилась – у неё была замечательно живая мимика – и буркнула что-то по-турецки.

Светка заглянула в чашку. Там стояла на дне пара сантиметров чуть тёплой жидкости с чаинками.

– Yes, Ido, – сказала она, надеясь, что говорит правильно. За последние часы она много раз кляла себя за раздолбайское отношение к иностранному языку. Вроде, учила-учила в школе, потом в универе, потом в училище и даже с Горгоной на пару по самоучителю, но так толком и не научилась ни понимать, ни говорить.

Старшая, которую звали Ёзге, вынула у Светки из рук чашку, похлопала её по плечу и ушла прочь из комнаты. Акса снова изобразила на лице презрительно-страдающую мину и заявила, растягивая слова и глотая окончания:

– Многа пить вода, потом бежишь писпис!

– Тебе-то что, – сказала Светка, – Я к вам в гости не напрашивалась.

– Так-так, – Акса двинула одним плечом, – Ты к этой потной козе Йилдыз напрашивалась!

– Потной? – Светка удивилась.

– Полной? – Акса нахмурилась, – Забыла. Слово такой, когда изменяет? Обманывает? – она уставилась на Светку, а та уставилась на неё. Акса учила русский язык чуть меньше года и на удивление хорошо болтала, но её словарный запас напоминал свору хорьков на длинных поводках, которые то и дело путались у хозяйки в руках. Дошло:

– А! «Подлый»!

– Подлый, – задумчиво повторила Акса, – Подлый, который обманывает?

– Типа того, – сказала она, и тут же добавила – Да, да! – потому что Акса неодобрительно относилась к разговорным выражениям и просторечиям.

Вернулась Ёзге, сунула чашку с горячим чаем. Спросилау дочери:

– Did you explain her?

– Moreorless, – Акса махнула рукой, отлепилась от стула и добавила:

– But she is very stupid Russian…

Ёзге оборвала:

– Stopit.

Повернулась к Светке:

– We can let you go now, but you are not safe. Doyouunderstand?

– Yes, – смирно ответила она, – И что мне делать теперь?

Ёзге поняла и без перевода. Пожала плечами и ответила:

– Stay here. We'll see tomorrow.

На странной русско-английской смеси Светка за пару часов успела услышать очень много разных странных вещей. Точнее, это были огромные, по-разному неприятные и опасные вещи. Хорошая новость была в том, что ей достаточно было выбраться из Турции, чтобы быть в относительной безопасности. Плохая – в том, что выбраться будет не очень просто. Ещё одна, совсем скверная, состояла в том факте, что она едва не втянула малознакомого человека в неприятности. Елене очень повезло, что её случайную знакомую успели выдернуть до того, как они приехали к порекомендованной неизвестной Соней специалистке. Хотя после того, как Светка эффектно испарилась среди бела дня, Елена почти наверняка решила забыть о её существовании. Ну, для неё так было бы лучше, конечно.

Масштаб открытий был ошеломляющий. То, что кроме неё есть ещё Елена (и какая-то Соня, которая вроде бы что-то знает) уже было удивительно. Но это было всё равно что выучить алфавит, а потом сразу открыть учебник по квантовой механике.

Их появлялось много. В каждой стране – по-разному, в каждом поколении тоже, но их были даже не десятки – сотни и тысячи. В разные времена их становилось больше или меньше. Они собирались в группы или оставались одиночками, учили друг друга или враждовали друг с другом, или не знали о существовании себе подобных. Писали трактаты о своей сущности или отказывались от неё в пользу совершенно обычной жизни. Развивали и изучали свои способности или старательно блокировали их. И погибали очень часто, так что до более или менее разумного возраста доживали не все. Счастливицы, у которых оказывался какой-то специфический триггер. Которые впервые перемещались или перемещали кого-то другого в достаточно взрослом возрасте. Которых нашли более опытные и знающие товарки.

Многих из них когда-то сожгли как ведьм. Многие другие невольно убили своих матерей или погибли сами в раннем детстве. Все эти истории про похищенных детей, которых никто никогда не нашёл…

И ещё одно плохо укладывалось в голове: среди них не было мужчин. Никогда, ни единого, только женщины.

– Но почему об этом ничего не знают? – спросила она, – Это же невозможно, современное развитие науки…

– Ну иди, положить это самое… как там… – Акса возвела очи чёрные вверх и скривилась, – А! Это, положить живот на алтар… эээ науки. Дура, да?

– И что, прямо такое тайное общество? Да если бы столько было вот таких, как я, они бы давно уже власть над миром захватили!

– Ты лично иди захвати? – с неподражаемо презрительной интонацией предложила Акса, – Вы, которые свободные путешественницы, всегда самые бестолковые. Эти, которые как моя систер, толкачи… толкицы…pushers! Эти, что ли, мир захватили? Они всегда с проблемами, ну как это… – Акса пощелкала пальцами, потом что-то эмоционально сказала по-турецки, помычала – Светка ей от души сочувствовала. Хуже нет, чем вспоминать нужное слово, когда заклинило и никак.

– Проблемы со здоровьем? – спросила она.

– С головой проблемы, – огрызнулась Акса, – Говорить она не может, это самое, ну… – Акса цыкнула ртом, а потом изобразила:

– Га-га-га-га-ла-ва!

– А! – Светка кивнула, – Заикается. Ну, это можно вылечить.

– Можно – лечим, – сурово ответила девушка, – Но мир захватить она не может. Одна Кара не может, пять таких соберутся – не могут, у каждой что-то не так. Таких, как ты – раз, два, мало. И вы не можете никакого.

– А кто что может? – спросила Светка, и тут на неё вывалили ещё один огромный кусок.

Есть закрывательницы. Они могут, в общем, только закрыть какое-то место от перемещений. И есть наставницы, которые могут только находить всех остальных – и разговаривать с ними. Узнавать и рассказывать.

Когда-то наставницы и закрывательницы много раз пытались создать сообщество. Объединить всех – толкательниц, путешественниц, создать стройную систему знаний, придумать способ находить других таких же в самом малом возрасте, до того, как возникнет первая опасность перемещения или толчка.

Соня, по всей видимости, что-то такое когда-то слышала от наставницы, но почти всё пересказала неверно.

– Полная… Подлая баба, – прокомментировала Акса, – Она из тех, из запретительниц. Врать хороши! Хотят свой выбор привязать… Завязать? – Акса снова уставилась на Светку, словно та ей задолжала правильное слово.

– Навязать, – от этого взгляда деваться было некуда.

– Да, так! – Акса кивнула, – Это был плохой час. Хотели делать договор, но не могли согласиться. It was about Christian and Muslim’s confrontation. Christians mean that was sin and big evil from Satan…

– Aksa, please, – сказала Светка, потерявшись где-то в районе греха. Юная турчанка топнула ногой и сердито ответила:

– Где я тебе беру слова про такую тему? Эти ваши, кристиани, сказали – наши умения это от шайтана! Этот… зло, вот. Надо изучить, чтобы бороться, запрещать. Мы, мусульмане, считали, что главное – не применять для плохих дел, но они говорили, нельзя заставить всех соблюдать, поэтому надо запретить и ограничить.

– У нас в России давно все никакие не христиане, – сказала Светка, – Так, суеверные просто.

– С тех пор многие времена прошли, – Акса пожала одним плечом, подняв его чуть не к уху, – Разошлись, сошлись, потом был век, когда наших почти не стало. Теперь нас снова есть много, но наши наставницы не говорят с вашими. Нет договора нигде, каждый город сами по себе. Европа толкачки зло творят почти все. Они слабые, толкают редко и близко, но если надо кого-то на дно воды затолкать – это, ну, идеальное убийство. Никаких улик, понимаешь? У нас мало такого, но зато у нас эти закрывалки, которые против всех, они таких, как ты, выкидывают насовсем. А как твоя подруга – им внушают страх. Чтобы боялись и не лезли.

– Как это – «выкидывают совсем?» – спросила Светка, выпрямляясь. Звучало… нехорошо.

– Туда, – неохотно ответила Акса, – Они могут не только место закрыть, но и человека. Сперва ничего не понимаешь. Потом ты прыгнешь, а обратно не выйдешь.

Она вспомнила, как там. Холодный серый океан внизу. Холодное чёрное небо наверху. Нематериальный, но ощутимый ветер и невыносимо сияющее чёрное солнце…

Худые теплые пальцы подхватили её руку, удерживая готовую вывалиться на пол чашку с остатками чая.

– Э-эй, – Акса смотрела на Светку в упор, глаза в глаза, едва не упершись своим прямым крупным носом в её – маленький и приподнятый. – Чашку держи. Мама не любит, когда разбить.

Она лежала всё на том же диване. Ей выдали плосковатую подушку в весёленькой жёлтой наволочке и пару жёлтых простынок с красными абстрактными узорами. Она лежала, свернувшись калачиком, упершись спиной в мягкую спинку дивана и обняв притянутые к груди колени. В окно канонически светил фонарь, расчерчивая пол косыми тенями оконных рам и пятнами листьев. Ей очень хотелось поплакать или проснуться, но надо было наоборот снова заснуть. Она чувствовала себя примерно как в раннем детстве, когда её оставляли с ночёвкой в детском саду: вот ты уже лежишь в кровати под неприятно тяжёлым шерстным одеялом в жестком пододеяльнике, и уже почти ночь, лампы погашены, только под дверью видна желтая полоса света из коридора. А ты лежишь, свернувшись калачиком, и отчаянно надеешься, что вот сейчас там, снаружи, зазвучат шаги и приглушённые голоса, и тебя шепотом будут звать, поднимут и оденут, стараясь не шуметь – и мама выведет тебя на улицу, сонную, неуклюжую, счастливую, поведёт за руку по чёрно-синему позднему вечеру домой.

Конечно, нет.

Назавтра будет серое утро, гулкие звуки с садовской кухни, недовольные голоса нянечек. Надо будет путаться в колготках, терпеть, когда тебе будут драть расчёской волосы и кое-как заплетать косичку торопливыми чужими руками, потом снова терпеть – остывающую манную кашу и молоко с пенкой…

Она почувствовала, как перехватывает горло и щиплет глаза, и от этого вдруг мгновенно полегчало. Это ж надо, разнылась! Разжалелась себя, деточка, ты подумай, утипусеньки! Бросили малышку, некому деточку на ручки взять!

Деточка. Двадцать годиков. Влипла в историю, которая на трезвый взгляд от и до выглядит дешёвкой в мягкой глянцевой обложке. И напугана-то до полусмерти, и тоскует, как по-настоящему!

Мамы нету, детка. Вместо мамы сердитая турецкая тётка, которой бы глаза на тебя не глядели, потому что ты впёрлась в местный стабильный расклад, как дурак на чужую свадьбу. И эта самая тётка тебя не оставила на милость другим тёткам (возможно, куда более сердитым), а почему-то взяла под защиту.

Светка вздохнула, немного расслабляясь, и тут снова вспомнила про Елену.

И от всей души пожелала ей сейчас спать в своём номере в отеле.

Глава 31.

Женщина, открывшая дверь, была, как говорится, одного с Еленой поля ягода. Немногим старше – к тридцати или около того, она с первого взгляда производила впечатление очень благополучной и самоуверенной. Елена отлично знала, что сама выглядит так для новых знакомых, и понимала, почему. А ещё она с этого же первого взгляда поняла, что, хотя они похожи, это сходство молодого тощего волка и матёрого альфы. Ей придётся ещё поработать над собой, чтобы стать такой, как вот эта.

Вот эта между тем вздёрнула соболиные брови, обозначив едва заметные морщинки на смуглом лбу, и спросила что-то по-турецки.

У Елены в голове пронеслась отчаянная мысль, что эта мадам запросто может не знать английского, но та развеяла её опасения, сказав со вполне приличным произношением:

– Кто ты и что ты хочешь?

Честно говоря, английский у неё был получше, чем у самой Елены.

– Добрый день, – она постаралась придать лицу спокойное и приветливое выражение, – Я ищу Йилдыз Кайя. С рекомендацией от Софии Веселовой.

Лицо женщины слегка напряглось в непонятном выражении – отвращение? Опаска? Подозрение? Елена снова окинула её взглядом и вдруг ощутила необычное для себя щемящее чувство зависти. Предполагаемая Йилдыз была чертовски красива – как актриса из сериала про султанов. Её чёрные, гладкие волосы лежали в высокой сложной причёске. Золотистая кожа сияла. Большие тёмные глаза затенены длинными пушистыми ресницами. Она была высокой и хорошо сложенной, и её изумительную фигуру умело подчёркивали лёгкая жёлтая блузка без рукавов и идеально сидящая синяя юбка-карандаш. Красавица стояла в дверях, как в раме, положив пальцы в кольцах на дверной косяк.

Елена спохватилась, что, позабыв о приличиях попросту пялится на незнакомку. А та явно поняла и её интерес, и замешательство, и с её лица ушло напряжение, сменившись усмешкой.

– Как тебя зовут? – спросила она, открывая дверь шире.

– Елена, – ответила Елена, чувствуя, что впервые за долгое время краснеет вовсе не от жары или усталости.

– Я Йилдыз, – женщина отступила назад, в затенённый коридор, – Заходи.

Когда Елена только подошла к двухэтажному белому зданию, перед которым небольшим кругом расступались деревья, она почему-то думала, что ей придётся долго искать вход, стучать, объясняться. Но она едва успела окинуть взглядом фасад с двумя рядами узких окон, забранных решетками, как дверь на углу открылась. Как будто Йилдыз следила за ней из окна.

– Я собиралась уехать, – сказала женщина на её невысказанные подозрения, – У меня мало времени. – Они шли по прохладному коридору мимо закрытых белых дверей, и, кажется, прошли весь дом насквозь, оказавшись в конце концов в большой угловой комнате. Обстановка была типичная офисно-конторская – стеллажи с папками, большой принтер на тумбочке в углу, несколько столов с компьютерами и лотками для документов. Йилдыз прошла к дальнему столу, села в крутящееся кресло и указала Елене на обычный офисный стул напротив. Сложила руки перед собой, глядя на Елену очень внимательно.

– Что тебе нужно?

Елена собралась с мыслями. Рассказывать про Светкины проблемы с перемещениями явно было несвоевременно. Сейчас важнее было понять, что тут вообще происходит, и жива ли эта курица вообще. Она сказала:

– Мою подругу захватили. «Толкательница» из местных её куда-то кинула. Ей можно как-то помочь?

Йилдыз отвела взгляд в сторону, погладила пальцами тыльную сторону другой ладони. Вид у неё снова стал как при звуках имени Сони, и тут Елена отчётливо поняла, что это не страх и не отвращение. Это была сильная злость, которую этой в высшей степени приличной даме очень не хотелось открыто демонстрировать. Красавица справилась с мимикой и снова посмотрела на Елену:

– А твоя подруга чем-то замечательна?

– Моя подруга что? – растерялась Елена.

Йилдыз раздражённо вздохнула и спросила проще:

– Твоя подруга кто? Что она может? – и почти вцепилась в Елену взглядом.

– Она… ну, как я… – Елене стало не по себе, – То есть, почти как я. Только у нас разные… э-э-э… – она попыталась вспомнить, как на английском будет «триггер» или «катализатор», но на неё нашёл ступор. Женщина напротив махнула рукой, точно смела в сторону Елену с её сомнениями:

– Я поняла. – Она протянула руку и ловко схватила подвеску на запястье девушки:

– Это твой блокатор? Этим ты контролируешь?

Елене против всякой логики вдруг стало страшно, что холёные пальцы сожмутся посильнее и сорвут эмалевую бабочку со своего места, так что она поспешно сказала:

– Да! Небольшая боль, чтобы…

– Ясно, – Йилдыз отпустила подвеску, и Елена от неожиданности чувствительно брякнулась кистью о край стола. Йилдыз медленно поднесла руку ко рту, поводила косточкой указательного пальца по верхней губе, глядя в столешницу. Потом снова сложила руки перед собой и сказала:

– Я могу ей помочь, но с условием.

– Каким?

Красавица откинулась на спинку своего суперудобного анатомичного регулируемого крутящегося кресла и сказала:

– Для начала ты мне подробно расскажешь, что знаешь про свою подружку. – Она увидела выражение лица Елены и добавила:

– Не бойся. Время есть. Если она у ведьм башни, она пока в относительной безопасности. А я поменяю планы.

«Пока» и «в относительной», подумала Елена. «Во что это мы тут влипли, вот что я хотела бы знать».

– Я знаю… немного, – она уже поняла с изрядной досадой, что её аккуратный, с приличным произношением английский сейчас оказался в положении милого маленького пони, который всю жизнь катал милых маленьких ребят, но в один прекрасный день оказался запряжен в здоровенную телегу с пивными бочками. Елена как-то видела по телевизору пару шетландских пони в такой упряжке – им вроде бы не было тяжело. Чего не скажешь про неё в данный момент.

– Что знаешь, то и рассказывай, – терпеливо сказала Йилдыз. «А то я встану и уйду», повисло не сказанное, но отчётливо подразумеваемое продолжение.

Елена собралась и начала рассказывать.

Пересказывать чужую историю на чужом языке чужому человеку – такого опыта у неё ещё никогда не было. Она чувствовала себя точно в битве, где каждое с трудом подобранное слово было как пролетевшая в опасной близости стрела. Каждый раз, когда слушательница хмурилась и просила уточнений, это была стрела, попавшая в цель – в самую середину её, Елены, самолюбия. К финалу она чувствовала себя истыканной, как мишень. Тем не менее, ей удалось в общем объяснить, как она встретила Светку, что от неё узнала и что рассказала ей.