Текст книги "Вишенка (СИ 18+)"

Автор книги: Анна Клим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Глава 20

Кирилл сверху любовался ее лицом, разлившимся по нему наслаждением, близостью их тел, лунным светом, летней ночью, а она той новизной ощущений, нахлынувших так внезапно, которые теперь предстояло осмыслить и переварить. Взаимные перекаты и переливы чувств, подсказали Кириллу дальнейший ход действий. Его губы нашли в темноте ночи, в недрах куртки, в складках платья гладкую кожу шеи и прильнули к ней колючим поцелуем отросшей за день щетины, улиткой переползая от одного нежного участка к другому, от завитков уха до изгиба плечика, с которым уже давно рассталась легкая ткань платья.

"Все! Стоп! Заигрался! Хватит." Кирилл резким движением повернул ее к себе лицом, стараясь заглянуть в глаза, крепко сжал плечи, как будто испугавшись, что она вырвется и убежит, не дослушав его и он не успеет произнести очень важные слова.

– Вишенка, ты мне очень нравишься… Я… «Я задыхаюсь от нежности…» – Кирилл осекся, переводя дыхание после такой пытки, думая как бы объяснить свой порыв страсти и не зная, что еще можно сказать в оправдание. – Я понимаю, что ты еще маленькая, совсем крошка, и не знаю, как мне себя вести. Я очень боюсь тебя обидеть или напугать какими-то своими словами, поступками…

– Нет-нет. Вы меня не обижаете, что Вы, наоборот.

– Спасибо, спасибо тебе, моя малышка. Ты вся дрожишь. Подожди. Одень куртку. – И Кирилл ловким движением сорвав с себя куртку, закутал в нее Вишенку и обхватив этот спеленатый кокон, прижал к своему сердцу.

– Ксюша, поцелуй меня, – нагнувшись, зашептал он в самое ухо, будто боялся, что всевышний, услышав такие слова, откажется выполнять его желание.

– Нет… Нет… – тихий ответ, скорее угаданный, чем услышанный, поразил его.

– Не хочешь?

– Кирилл Андреевич, я… я… не умею целоваться. Я… я никогда не целовалась…– так же тихо, стыдясь своей неопытности, пролепетала она и спрятала свою застенчивость в застежку его рубашки.

– Правда? – радость в голосе Кирилла вызвала в ее детской головке полное недоумение. Что может быть хорошего в том, в чем ей было стыдно признаться.

– Ты никогда не целовалась? – У Кирилла от восторга перехватило дыхание. Перспектива первому сорвать поцелуй с невинных губ была обольстительно заманчива. Первый поцелуй этой девочки достанется ему. Никогда в жизни у него не было такой возможности. Никогда еще он не был первым мужчиной ни у одной девушки в мире. Он первый, о, боже! Какое это необычное счастье. Он припал щекой к ее голове, собирая в фокус разлившееся по всему телу блаженство и размышляя о наличии рая на Земле.

– Я тебя научу. Все в жизни бывает в первый раз, – сказал он, не зная к кому больше обращено последнее предложение: к ней или к самому себе.

С этими словами Кирилл нагнулся, накрывая сверху обласканное луною лицо, потянувшееся вдруг к нему, как подсолнух к солнышку и несколько раз осторожно, коротко коснулся большими уверенными губами ее полуоткрытых губ, каждый раз слегка откидываясь, чтобы заглянуть в глаза. Несколько раз провел по этим робким устам своими, лишь слегка дотрагиваясь. Они помимо Ксюшиной воли затрепетали, отвечая на его прикосновения. Прижался со всей силы и резко отпустил. Потом еще раз. Затем быстрыми мелкими змеиными движениями прошелся по ним языком, подготавливая их к великому вторжению, приучая этот нетронутый ротик к существованию своего натиска, своих губ, своего языка. Осторожно обхватывал ее губы, соскальзывая с них всякий раз, и тут же прижимаясь опять, напористо и плотно. Это была прелюдия, артподготовка перед решающим наступлением. В бой вступает тяжелая артиллерия. Миг затишья и вот Кирилл мощным рывком взял в кольцо ее детский рот, инстинктивно сжавшийся под натиском мужских челюстей. Но силы были неравны и его язык дерзко прорвался сквозь первую линию обороны, настойчиво раздвигая нежные уста и встречая новую полосу препятствий – два ряда мелких зубов цвета слоновой кости. Вишенка рванулась всем телом, упершись кулачками ему в грудь, намереваясь вырваться, но клешни краба еще крепче сжали добычу и язык еще яростнее провалился внутрь, разжимая зубы уже обессилившей жертвы, победоносно проникая все глубже и упиваясь вкусом ее слюны. Розовый язычок, робкий и застенчивый, сдался на милость победителя, теперь покорный и порабощенный, безропотно отвечал на его ласки, и осознав всю прелесть поставленной перед ним задачи, сам искал встречи, неловко, неумело пытаясь отблагодарить Кирилла за оказанное наслаждение. И счастье, подкатывавшее к ее горлу, смешивалось с чувством стыда и страха. И хотелось чтобы это ощущение длилось вечно, никогда не кончаясь, но в то же время казалось, что она больше не выдержит, если такое блаженство продлится еще хоть одну минуту.

Когда Кирилл наконец-то отпустил смущенное создание, Ксюша прижалась к нему, стояла, боясь шелохнуться, тяжело дышала, медленно приходила в себя. Новые ощущения теснились, перекатывались, заливали горячей волной лицо и наполняли негой каждую клеточку ее тела.

– Вишенка, девочка моя, я обидел тебя, ты испугалась?

– Нет-нет… Я не знала, что это так. Я… я просто…

– Тебе понравилось?

– Да, очень. – Она смущенно улыбнулась и Кирилл примирительно чмокнул кончик ее веснушчатого носа.

Потом еще раз поцеловал, чтобы закрепить пройденный урок.

Ксюша никогда раньше не обнималась с мужчиной, даже с мальчиком, и теперь его рельеф, атлетический торс, кубики пресса, каменная выпуклость паха, соприкосновение ног, вызывали в ней неподдельные замешательство и стыд. Выпуклостями грудей, горошинками сосков она касалась его живота, рдея как маков цвет и зная, что он тоже ощущает эти прикосновения. Но по лицу вожатого, на которое украдкой падал быстрый взволнованный взгляд, она видела, что ему приятны эти туше, приятна сама мысль о том, что она чует его возбуждение – непонятное, пугающее. А Кирилл гладил, целовал и ласкал ее с нарастающей страстью, в порыве нежности не давая опомнится, не рассчитывая свои силы, сжимал в объятиях так крепко, что у Вишенки перехватывало дыхание. Потом отпускал и ей приходилось набирать полные легкие воздуха, запасаясь живительной силой для будущих ласк.

"Боже, и хорошо и стыдно" – Ксюша нервно облизнулась. По телу переливались волны новых ощущений, а в голове отбойными молотками стучали назойливые мысли – увещевания нравственного воспитания – что девушке не пристало так себя вести.

Вишенка уперлась кулачками ему в грудь и хотела отодвинуться, отстраниться так, как ей диктовали внезапно дошедшие до млеющего сознания застенчивость и детские понятия, однако Кирилл мягко, но настойчиво удержал ее, понимая, что такая близость смущает малышку, соприкосновение тел необычно и эта новизна пугает ее: "Ничего, пусть привыкает."

 Ксюша глубоко дышала. Из естественного и непринужденного, дыхание сделалось глубокое и прерывистое, между вдохами она прислушивалась к изменениям, происходящим где-то внутри, когда этот мужчина осыпал ее жгучими ласками и пылко прижимал к себе.

Не зная куда девать пылающее лицо, она то прятала его у Кирилла на груди, вдыхая запах его тела, то отворачивала голову в сторону и ухом слышала его пульсирующее сердце. Они потеряли ощущение реальности, не зная, как долго вот так стояли на берегу моря, обнимаясь и беспрестанно целуясь. А Большая Медведица улыбалась им из глубин космоса точно так же, как миллионам других влюбленных пар, посылая свое благословение на любовь, на жизнь…

Рука Кирилла нащупала в кармане прямоугольник мобильного телефона (часы он больше никогда не носил) и вспыхнувший экран подсветил не только его счастливое лицо, но и электронный циферблат, отсчитывающий мгновения их блаженства.

– Вишенка, голубка моя, три часа ночи. Поздно уже. Как же мне тебя тайно провести в палату? Заметят, будет неприятность.

– Кирилл Андреевич, если кто-то из девочек проснется, я скажу, что выходила в туалет. Никто не узнает. Не волнуйтесь.

– Но ведь все видели, что ты после дискотеки не вернулась и спать не ложилась. Они же не дураки, все поймут.

– Ну и что, скажу, что гуляла. Многие после отбоя гуляют.

– Ты серьезно? – Кирилл прикинулся удивленным, ему хотелось узнать степень ее осведомленности в щекотливых вопросах нравственности.

– Конечно. Бегают на свидания к мальчикам. А потом приходят и хвастаются, и подробно рассказывают, что и как. Даже спать мешают. Делают вид, что шепотом говорят, а на самом деле стараются погромче, чтобы все слышали об их сексуальных подвигах. Кирилл Андреевич, но Вы не волнуйтесь, я ничего рассказывать не буду. Я не хочу, чтобы кто-то про нас знал. Они будут мне завидовать.

– Почему они будут тебе завидовать?

– Потому, что Вы многим девчонкам нравитесь. И они между собой часто Вас обсуждают.

– И что же они говорят?

– Какой Вы красивый и сильный. И еще обсуждают, на кого Вы больше смотрите и кто из них Вам больше нравится. И спорят, кто с Вами будет танцевать на дискотеке.

– Ах вот оно что. А ты?

– А я молчу. Стараюсь уйти, мне неприятны эти разговоры.

– Мне никто кроме тебя не нужен, малышка моя. Разве ты это еще не поняла? – Кирилл вздохнул, притягивая ее к себе и целуя в макушку.

– Я никому про Вас не расскажу. Если проболтаюсь, Бог заберет у меня мое счастье.

– Я твое счастье?

– Да, самое большое счастье. Такого у меня еще никогда в жизни не было.

– Спасибо тебе, моя радость. Пойдем, счастье, спать пора, уже поздно.

Возвращаться Кирилл решил не по центральной аллее, ведущей с пляжа, а вокруг, по темной обходной тропе, держа ее продрогшую ручку в своей, и время от времени останавливаясь, чтобы поцеловать. Возле корпуса постоял немного под прикрытием зарослей, проследив из темноты ночи, как Вишенка пересекает освещенную дежурной лампочкой веранду и скрывается за дверью палаты для девочек.

Продлив свое инкогнито на несколько минут, чтобы промежуток времени стер намек на какую-либо связь между ними, Кирилл одним прыжком перешагнул три ступеньки, отделявшие грешную землю под его ногами, от той святой веранды, на досках которой еще дышали ее следы и исчез за дверью вожатской.

Не зажигая света и не раздеваясь повалился на кровать, по-мальчишески счастливый удавшимся первым настоящим свиданием, на котором окончательно выяснились, подтвердились и раскрылись старательно скрываемые друг от друга, но уже зачавшиеся и рвущиеся наружу взаимные чувства.

Лежа в постели, Кирилл продолжал держать ее в своих объятиях, целовать, ласкать, раздевать, обладать, отдавшись в лапы возбужденной фантазии, поручив ей контроль над своими чувствами, пока разум соскальзывал по наклонной грани из состояния бодрствования в сладостные объятия сна.

Ксюша тоже долго не могла уснуть, взбудораженная новыми ощущениями, переливавшимися через край эмоциями, крутилась с боку на бок и в темноте девчоночьей спальни прокручивала в уме события этой волшебной ночи.

"Боже, я с ним целовалась. Первый раз в жизни целовалась. С ним, с вожатым, с Кириллом Андреевичем. Я ему нравлюсь. Этого не может быть. Мне не верится, что все это происходит со мной. У него такие мягкие губы. Никогда бы не подумала, глядя на его уверенный, волевой рот и твердый подбородок. А они оказались такие нежные. Как я завтра встречусь с ним глазами при свете дня? Это, наверное, так стыдно, после того, что было ночью. Он обнимал меня, ласкал, гладил. А как сладостно, когда его руки, его сильные большие ладони сползают по плечам, спине и ниже. Он гладил, а мне было очень приятно и совсем не страшно. Мне так понравилось, как он меня обнимал. Я хочу еще…"

"А это место у него такое тугое и большое, и он специально так близко притягивал меня к себе. Хотел чтобы я почувствовала и ему эти прикосновения доставляли удовольствие. Разве ему не стыдно? Мне было очень неловко, когда мои груди притрагивались к его телу. А Кирилл Андреевич и этого тоже хотел, крепко прижал меня к себе и не дал отодвинуться и глубоко дышал."

"Но это ничего не значит, все мальчики хотят потрогать девочек, это естественно."

"Я еще хочу, чтобы он так меня обнял."

"Нет, это неудобно, неловко!"

"Все равно хочу… Ой, как внизу живота все набухло, и волна какая-то прикатила к ногам…".

Она представила себя в его объятиях. Представила, что он сейчас лежит рядом, что его руки гуляют по ее телу, касаются груди, гладят спину, попочку, проскальзывают между ногами. Ксюша плотно сжала ноги, стараясь удержать его ладони и эту волну, подтянула их к себе, скрутилась калачиком и тихо застонала. Серия пульсирующих толчком… и волна схлынула так же внезапно, как и накатилась. Ксюша еще лежала несколько мгновений, мысленно догоняя ее, вспоминая траекторию чудесного прилива и отлива. А потом просунула руку под одеяло и скользнула вниз по лобку в промежность. Она была мокрая…

Глава 21

Первый отряд ходил в столовую не слишком стройным строем, категорически не в ногу, как солдаты по мосту, как цыгане по Бессарабии, одним словом, дружною толпою. Но веселые речёвки выкрикивались с удовольствием, даже с каким-то бравым задором, бахвальством и куражом.

Кирилл Андреевич шел впереди, задавая тон, время от времени оглядываясь, все ли его великовозрастные цыплята следуют за ним.

"Кто отстал? Не отставай! Кто устал? Не уставай!"…

Ксюша же, напротив, плелась в самом конце, незаметно замедляя шаг и увеличивая расстояние между собой и отрядом. Даже неразлучные подружки, Маша и Даша, а также Роман шли в средине, весело о чем-то болтая, но, похоже, они уже не сильно занимали Вишенку. Она боялась встретиться с вожатым взглядом, мечтала провалиться сквозь землю. Шла, робко опустив голову, не знала, как поднять на него глаза после тех ночных поцелуев и ласк, которыми он так жадно, так яростно осыпал ее. Волновалась, как Кирилл Андреевич посмотрит теперь, что скажет, как отреагирует, как и что она сама осмелиться произнести в ответ. Все это было ново, необычно, с этим требовалось как-то справиться.

– Ксюша! Догоняй! Компот остынет! – (Местная шутка) – Кирилл остановился, пропуская всех вперед и заговорил… Легко и непринужденно, как ни в чем не бывало, будто ничего не было. И смотрел ей в глаза весело, естественно, как и раньше, единственное исключение состояло в повышенном содержании нежности во взгляде.

– Как ты, маленькая? – почти шепотом произнес он, поравнявшись с ней. – Не выспалась?

– Ничего, днем высплюсь, на тихом часе.

– Обязательно выспись, а вечером погуляем еще, если ты не против?

Выразительный взгляд двух карих вишен, полный обожания, послужил ему одновременно и наградой и ответом на такой совершенно ненужный вопрос.

"Вот и все, ничего страшного. Он просто подошел, просто заговорил, просто улыбался. Ой, как хорошо. А я так боялась, так переживала, не могла уснуть. Вот глупая."

* * *

Со столовой Кирилл вышел в прекрасном настроении. На душе у него пели сладострастные сирены и звучали райские скрипки. Сергей шел навстречу и вдруг резко остановился, поравнявшись с ним:

– Кирилл, что с тобой? Я тебя не узнаю, ты весь светишься. Улыбаешься сам себе. Я-то думал, гляди как товарищ мне рад – улыбка до ушей, счастливое выражение лица, – а ты проходишь мимо. Вот не останови я тебя, наверное и вовсе не заметил бы своего друга, – Сергей слыл заядлым балаболом и любил длинные пространные речи, даже когда дело касалось лишь короткого приветствия.

– Представляешь, я вчера водил ЕЁ смотреть на звезды, – мечтательно произнес Кирилл, обращаясь скорее к самому себе, чем к Сергею.

– Кого?!

– Ксюшу.

– Эту девочку?! – У Сергея полезли глаза на лоб. – Или она уже не девочка после урока астрономии?

– Девочка, девочка, не волнуйся. За кого ты меня принимаешь? Она же еще маленькая. У меня ж в голове мозги, а не то, что ты подумал.

– Да?! С каких это пор?

– Поговори мне. Сейчас получишь. Как говорят у моей бабушки в деревне: "Хочешь маты сыне око?" (Хочешь иметь подбитый глаз?)

– Шучу, шучу. Так ты что, серьезно, крутишь роман с пионеркой? Зачем? Тебе что, тёлок мало?

– Да в том-то и дело, что это не роман, это намного серьезнее, чем я думал. Будешь себя хорошо вести, что, конечно, весьма сомнительно, то попробую тебе все объяснить. Если сам не запутаюсь, в чем тоже не уверен.

– Ладно, нагородил. Я из твоей речи ничего не понял. Послушай, а ведь она должна была быть в моем отряде. Как она оказалась в твоем?

– Я же тебе уже рассказывал… – начал было он, но Сергей нетерпеливо перебил его:

– Только не пой мне басню о просьбе родителей. Она шита белыми нитками.

– Ладно, не буду. А ты не спрашивай. Может когда-нибудь и расскажу, только не сейчас.

– Ой смотри, Кирилл, доиграешься.

– Ты перепутал, Серега, я не девочка, мне нравственные морали читать ни к чему. Да и опоздал ты с ними на много лет.

– Ладно, ладно, потом поговорим, директриса вызывает. Будет сейчас пилюли вставлять за вчерашнее.

– А что вчера было?

– Да так, малость порезвились после отбоя. Конфиската много у своих охламонов в тумбочках нашел, не пропадать же добру. Сорока-градусный продукт – это тебе не шутка, вмиг скиснет на такой жаре.

И Серега, виновато втянув голову в плечи, поплелся в кабинет начальника лагеря.

Кирилл посмотрел ему вслед. "Вот пожалуйста, остановил меня, чтобы спустить с божественных небес на грешную землю. И ему это удалось. Пристает со своими пошлыми намеками. Не понимает, что для меня в отношениях с этой девочкой, секс совсем не главное."

Кирилл подумал, что будь Вишенка одной из тех пятнадцати-, шестнадцатилетних девиц, для которых секс являлся делом совершенно обыденным, и которые, не смотря на столь юный возраст, меняли половых партнеров гораздо чаще, чем гусары перчатки, он бы не терзался так вопросами нравственности. В его отряде таких было несколько экземпляров, готовых переспать с вожатым в любой момент, стоило лишь поманить их пальцем. Даже одного зовущего взгляда хватило бы, чтобы они оказались в его постели по очереди, а то и все сразу.

"Так в чем же дело?" – спросил бы Сергей, пожимая плечами, прагматичный ум которого отказывался понимать, «зачем делать сложным, то что проще простого» (Наутилус Помпилиус "Казанова")

Но как раз этих девиц Кирилл и не хотел. С их распущенностью, раскованностью, богатым опытом и натруженными ртами. Было даже гадко видеть в молодых девушках (приехавших в детский – детский!!! – лагерь) матерых хищниц, ловко манипулирующих приемами соблазна. Было противно пользоваться ими после всех этих мальчиком из его отряда и половины соседнего, Серегиного. Кирилл патологически не любил шлюх. Вишенка – другое дело. Чистое, невинное создание – нежное, трогательное, наивное.

"Как ему все это объяснить? Ведь не поймет же. А надо ли?"

* * *

После завтрака, ввиду наметившейся благоприятной погоды, лагерный громкоговоритель объявил всеобщую мобилизацию с выдвижением на пляж. Суета, радостные возгласы, переодевание, халаты и полотенца замелькали то тут то там пестрыми красками. Отряды строились, отряды двигались, выкрикивая речёвки, отряды текли вниз по многочисленным ступеням металлической лестницы, ведущей к морю.

У каждого лагерного подразделения был свой навес от солнца с длинной скамьей по центру, служившей местом для складирования вещей в гораздо большей степени, чем по назначению. Сидели на ней всё больше в вечернее и ночное время влюбленные пары (и не только сидели!), днем же ребята предпочитали валяться на песке.

Ксюша легла на полотенце, подставляя солнцу спину, и принялась читать. Купаться со всеми остальными детьми она не пошла, а когда вожатый вывел своих птенцов из воды, то первым делом проверил, на месте ли его сокровище. Девочка лежала ничком на книге, зарывшись в нее лицом. Тень от навеса наползла на загорелое тело, накрыв почти полностью, за исключением щиколоток и розовых подошв с редко прилипшими к ним песчинками.

Кирилл испугался, не стало ли ей плохо, не случился ли солнечный удар – такое много раз бывало в лагере за время его вожатского стажа с не рассчитавшими свои силы подростками, желающими забрать с собой всё южное солнце и весь загар, добровольно поджаривающими себя до появления первого дыма, соревнуясь с чертями в аду.

Он тихо присел возле нее на песок, откинул сползавшую вниз прядь волос и заглянул в лицо. Вишенка спала. Слух вожатого приятнее всякой музыки защекотало тихое, безмятежно-сонное дыхание. Она не проснулась от нежного прикосновения и Кирилл решил ее не будить, просто накрыл своим полотенцем, чтобы спящей русалочке, разогретой палящим солнцем, а теперь укутанной тенью навеса, под который то и дело врывался со стороны моря прохладный ветерок, не было зябко.

"Пусть поспит, – резонно рассудил он. – Все-таки она еще маленькая, ей требуется восьмичасовый ночной сон, а такие прогулки под луной выбивают ее из колеи. Понятно, что влюбленные часов не замечают, но, пожалуй, нужно быть поаккуратнее. Я, ко всему прочему, еще и несу за нее ответственность, как вожатый."

Нечто самодовольно крякнуло: "Так ты, Кирилл, с собой разберись, кто ты – влюбленный или вожатый? А уж исходя из этого и будешь действовать."

"Отстань" – отмахнулся от него Кирилл.