Текст книги "Вишенка (СИ 18+)"

Автор книги: Анна Клим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Глава 27

За прошедшие после похорон три недели Ксюша сильно изменилась. Она уже не плакала, как раньше, и не грустила так яростно и подолгу. Ее душа постепенно излечивалась (время прекрасный доктор), боль отпускала, и в такие моменты улыбка, украшавшая ее лицо, заливала лучезарным светом и окружающее пространство и сердце Кирилла.

Только по вечерам, когда за окнами повисал сумрак городской ночи, на нее накатывалась тоска по родителям, но Кирилл был начеку. Как правило, усаживался с ней на диван, предлагал посмотреть какой-нибудь фильм или читал вслух книгу. А она в это время тихонько сидела рядом, прижавшись щекой к его руке, выглядывала у него из-под мышки и внимательно слушала, наслаждаясь тембром его глубокого бархатного голоса, невозмутимыми интонациями, успокаивалась и пропитывалась чувством уверенности и защищенности, исходившими от его тела.

Мать видела в приоткрытую дверь эту идиллический картину и тихо радовалась, глядя за них. Однажды, проходя мимо их комнаты, нечаянно подсмотрела, как Кирилл целовал Ксюшу. Они сидели на диване. Сын перегнул девочку через свои колени и, держа на изгибе левой руки ее голову, как женщина держит младенца, прикладывая его к груди, нависал над ней, обнимая за талию, целовал пухленькие губы. Ксюшины глаза были закрыты, а вот Кирилл боковым зрением заметил остановившуюся на пороге мать. Он лукаво подмигнул, показывая ей кисть с восторженно оттопыренным вверх большим пальцем: "Все класс!" и продолжал, как ни в чем не бывало.

Маргарите Кирилловне никогда раньше не доводилось видеть, как целуется ее сын. У него было много девушек, некоторых он приводил домой, некоторых даже знакомил, но, само собой, ни с одной из них не целовался у нее на виду. Мать, конечно, предполагала, что он это делает – и не только это! – могла даже себе примерно вообразить как, а теперь ей стало приятно узреть процесс воочию. Она улыбнулась и проследовала на кухню.

* * *

Как-то утром, Маргарита Кирилловна, как всегда, проснувшись первая и еще окутанная предутренней дремотой, проходя мимо комнаты сына, вдруг остановилась, как вкопанная. Сон внезапно выветрился, глаза широко раскрылись. Мать сразу проснулась, не дожидаясь отрезвляющей струи холодной воды, каждое утро приводившей ее в рабочее состояние. Она все же заставила себя пройти в ванную, выделяя время и на утренний туалет и на приведение мыслей в должный порядок – подбадривающая улыбка себе, любимой, в зеркале – после чего бодрым шагом вернулась в коридор.

Обычно она по утрам будила сына, когда с этой задачей не в силах был справиться старенький будильник, призывно оравший с минуту, но получавший всякий раз по кумполу, обиженно замолкал, а победитель, выигравший битву, продолжал преспокойно дрыхнуть дальше. Давая сыну понежиться еще минут десять, досмотреть последний сон и свыкнуться с мыслью о неизбежности просыпания, мать входила и громогласно будила его.

Сейчас она замерла на пороге, не зная, что делать. Дверь в комнату сына была приоткрыта. Кирилл и Ксюша спали на диване вместе, обнявшись. Кирилл, как обычно, лежал на спине, по-барски раскинувшись во всю ширь своей крепкой фигуры, девочка примостилась рядом, прильнув к его боку. Головка Ксюши мирно и трогательно покоилась у него на плече. Он рукой во сне обнимал ее за плечи, прижимая к себе. Раскладушка стояла одиноко пустая, без следов насилия над аккуратно заправленной  еще с вечера постелью – этой ночью ее никто не беспокоил.

Мать засомневалась, будить их или потихоньку уйти и сделать вид, что она ничего не видела. Но часы показывали семь, время было критическое. Будильник сегодня тоже предательски молчал. Еще десять минут и Кириллу, да и Ксюше тоже, придется убегать на целый день голодными, а такого ее материнское сердце допустить никак не могло. Она считала, что лучше оторвать 10-15 минут от сна, чем от законного и архиважного для здоровья завтрака перед долгим рабочим днем.

И решившись, подошла к дивану, тронула сына за плечо и тихо зашептала:

– Кирилл, вставать пора, начало восьмого.

Кирилл открыл глаза, посмотрел на нее, на часы и опять закрыл, ресницами удерживая остатки сна – по их едва заметной дрожи, должно быть, удивительно сладостного. Опять сонно и томно разлепил еще дремлющие глаза, осторожно вытащил свою руку из-под Ксюшиной головы и, наконец, встал.

Затем трогательно и заботливо поправил на спящей девочке одеяло, тихо прикоснулся губами к ее виску. Проходя мимо матери, прошептал "Доброе утро, мамочка" и поплелся в ванную.

Маргарита Кирилловна уже суетилась на кухне, разогревая завтрак и, когда он появился на пороге, глянула вопросительно, ожидая объяснений. Сын понял ее с полувзгляда.

– Мам, я уже взрослый мальчик, не заставляй меня оправдываться.

– Ты да! Но она еще ребенок.

– Ну и что. То, что мы спали вместе на одном диване, еще ничего не значит. Просто Ксюша среди ночи, сквозь сон, начала плакать, звала маму – я уже собирался ложиться, уже раздевался, наверно, моя возня и встревожила ее – бормотала, что ей страшно, что-то приснилось не то. Я лег рядом, обнял мою куколку – она такая мягонькая во сне – гладил, утешал. Малышка пригрелась, успокоилась и заснула. Вскоре заснул и я. Вот и всё!

Мать смотрела на него прямо, в упор, немигающими глазами.

– Мамочка, у тебя взрослый сын. Ну какой сейчас может быть секс – у ребенка такое горе. Так что успокойся. Все хорошо. Давай завтракать, а то я на работу опоздаю. Ксюшу тоже нужно разбудить, пусть в школу собирается. Я ее отвезу.

* * *

В один из вечеров, когда они обнявшись сидели на диване и болтали о всяких пустяках, заполнивших собою сегодняшний день, Ксюша, вдруг неожиданно прервав разговор, сказала:

– Кирилл, я домой хочу. Я так соскучилась за обстановкой, за вещами. У меня там подружки и до школы недалеко. У вас очень хорошо, но дома лучше.

– Вот как? – Кирилл опешил, – Ксюша, но ты же понимаешь, что ты одна жить не сможешь. Я тебя одну не отпущу. Мне придется тоже переехать.

– Хорошо, давай вместе. Ведь наша квартира пустая, будем там жить вдвоем. А то я твою маму уже замучила, – обрадовавшись, затараторила Ксюша. – Она возится со мной, как с маленьким ребенком.

– Она и со мной возится, как с маленьким ребенком, на то она и мама, чтобы нянчиться с детьми. Но мы уже взрослые люди и можем жить самостоятельно. Правда? Как ты думаешь, у нас получится?

– Думаю, да. Мы будем стараться.

– Зайчонок мой будет очень стараться, я в этом даже не сомневаюсь. Ведь ты у меня такая славная. Ладно, подумаем над этим вопросом. Ты меня озадачила внезапностью своего предложения, – и Кирилл нежно поцеловал ее в чистый, сосредоточено сморщенный лобик, – Я подумаю, Ксюша.

Глава 28

Когда у Кирилла выдавалось свободное время, он приезжал забирать ее из школы сам.

Однажды девочка выбежала вся в слезах и, заскочив к Кириллу в машину, бросилась ему на шею, огорошив неожиданным известием:

– Кирилл, приходил инспектор по делам детей и сказал, что меня отдадут в интернат, так как я сирота. Меня к директору школы вызывали. Кирилл, не отдавай меня в детский дом, пожалуйста. Я не смогу там жить. Я там умру, – и она громко зарыдала, упав Кириллу на грудь.

– Нет, нет, конечно, не отдам, не бойся, – Кирилл пытался успокоить ее, толком ничего не понимая, лишь стараясь остановить этот водопад слез.

– Кирилл, пожалуйста, не отдавай. Я на все согласна. Я все для тебя сделаю, что ты захочешь, только не отдавай. Я буду послушной девочкой, – и она зашлась новой серией громких рыданий, выдававших начинающуюся истерику. – Хочешь, я буду твоей… Ну…

В этом потоке слез, плача, всхлипываний, нервных вздрагиваний, он пытался добраться до сути ее слов.

– Подожди, я не понял, Ксюша. Ты сейчас о чем говоришь? На что ты готова пойти, чтобы я не отдавал тебя в детский дом? Что согласна делать?

– Ну, все что ты захочешь.

Кирилл опешил.

– Например?

– Ну хочешь, я буду твоей… Ну понимаешь, кем?

– Нет, не понимаю. Что ты имеешь ввиду?

Ксюша виновато посмотрела на него и закусив губу, пожала плечами. Слезы перестали выкатываться с прежней интенсивностью и застряли на полпути между глазами и подбородком.

– Ну…, буду твоей… любовницей, хочешь?

– Хорошо. Давай. Прямо сейчас.

И Кирилл, запрокидывая ей голову, так впился в нее губами, со всей силы, стараясь сделать ей больно. Сгреб в охапку, прижимая к спинке сиденья, грубо и сильно сжимая грудь. Ксюша застонала от боли и посмотрела на него с испугом и немым вопросом: что она сделала не так, что неправильно сказала? Кирилл отпустил ее.

– Ах ты маленькая развратница. Чтобы я больше не слышал от тебя подобных слов. Ты что придумала? Мне не нужна такая жертва. Даже если я и хочу, чтобы ты была моей, то не в уплату за какую-то услугу. Ты что, до сих пор ничего не поняла?

– Я больше не буду, – всхлипывая, тихо сказала девочка.

– Я надеюсь. Ладно. Проехали.

Ксюша вздохнула, в глазах повисло отчаяние и безнадежность.

– Глупенькая, я и так не отдам тебя ни в какой детский дом, ну что ты. Всё, с этим вопросом решили раз и навсегда. Запомни. И чтобы я больше не слышал от тебя такого рода предложений. Так, теперь переходим ко второй части. Что там ты говорила насчет послушной девочки? Или мне послышалось?

– Нет, я буду тебя слушаться.

– О-о, вот это другое дело! Услышал разумную мысль. Это мне подходит, – произнес Кирилл бодрым шутливым голосом. – Потому, что если я не буду справляться с твоим воспитанием, мне ничего не останется, как сдать тебя на руки более опытным педагогам.

Он так убежденно и уверенно пообещал Ксюше, что не отдаст ее в интернат, а сам пока совершенно не представлял, как это сделать, как узаконить "права" на нее. Да и где-то в глубине души скреблось и едва заметно шевелилось чувства страха, а справится ли он.

 Самонадеянный рассудок убеждал, что у него все получится, ведь за плечами богатый опыт работы и ему довелось повидать и успешно ладить с немалым числом детей и характеров. Правда, то были чужие дети, никак с ним не связанные, кроме короткого отрезка времени, когда он нес за них ответственность. А это был ЕГО ребенок, ЕГО девочка, и не на три недели, а на много ближайших лет.

Долго не спал, пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации. Представить, что его домашнюю милую Вишенку отдадут в интернат и она будет жить в обществе вульгарных девиц и малолетних хулиганов, подобранных с улицы, в казенной спальне, где помимо нее будет еще десять или двадцать наглых развратных девок. Это он не мог себе вообразить даже в самом страшном сне.

Ночью ему приснилась сестра. Он ее не видел, только знал, что она витает за спиной и из темного угла, из-за кулис или штор, обращается к нему, стоящему в центре сцены в круге яркого желтого света прожектора: "Меня не вернуть, но ЕЙ ты можешь помочь, можешь подарить нормальную семью и детство вместо интерната и сиротства. Вот зачем я ушла и сохранила тебе жизнь. Помни это и сделай это ради меня."

Кирилл проснулся среди ночи в холодном поту и в ужасе сел, соображая, спит он или нет. Раскладушка жалобно заныла под его тяжестью. В комнате было темно. Ксюша мирно посапывала рядом на диване. Сквозь щель между плохо задвинутыми шторами пробивалась жуткая, мертвецки белая полоса света от немыслимо полной луны и пересекала подушку как раз в том месте, где образовалась мягкая, еще теплая выемка от его головы.

Что это – сон или его искалеченные мысли? А может это работа больной психики, поврежденной его личной трагедией, помноженной на трагедию, случившуюся теперь с Ксюшей. Возведенная в квадрат трагедия – что может быть страшнее? Или это голос из потустороннего мира?

В тишине этой полнолунной ночи (не отдавая себе отчета почему именно, он не любил полную луну – она мистическим образом раздражала и угнетала его) полусонное сознание нашептывало в оба уха, что если он посвятит себя воспитанию Ксюши, то боль утраты и чувство вины перед сестрой, наконец-то, отпустят его. Неужели его сестра просит позаботиться об этой девочке, почти своей ровеснице?

Глава 29

На следующий день он позвонил олигарху.

– Семен Арсеньевич, это Кирилл, можно к вам приехать?

– Приезжай.

Вежливая секретарша услужливо пропустила его в кабинет.

– Здравствуйте, Семен Арсеньевич.

– Привет, Кирилл. У меня мало времени. Давай сразу к делу. Сколько?

– Что сколько? – переспросил Кирилл.

– Сколько денег нужно?

– А-а, нет. Я за советом к Вам пришел, не за деньгами.

– Вот как. Что такое?

– Семен Арсеньевич, ее хотят в детский дом отдать. Какой детский дом?! Она там не сможет жить, она домашний ребенок, умрет там, понимаете? Помогите мне оформить опекунство или подскажите, как поступить, чтобы я мог сам о ней заботиться, минуя интернат или детский дом или сиротский приют. Семен Арсеньевич, Вы не думайте, я Вас расходами напрягать не буду. Я все сам оплачу. Вы мне только советом помогите, как это юридически оформить.

– А где она сейчас? С кем?

– Со мной и мамой. Но мы с Ксюшей уже думали переехать в ее квартиру. Там никто не живет. Ксюша за домом соскучилась. Да и обстановка родная, вещи, школа рядом, подружки. Мы бы жили с ней вдвоем и я бы о ней заботился. Я достаточно зарабатываю, так что с деньгами проблем нет. Мечтаю об этом с первого дня, как только ее увидел.

– Кирилл, скажи мне откровенно, ты с ней спишь?

– Нет, Семен Арсеньевич. Ну что вы! У меня для этих целей есть взрослые женщины.

– В таком случае, зачем она тебе?

– Ну а что, только спать, что ли? Она для меня скорее ребенок, чем девушка, поверьте.

– Верю. Я вижу людей насквозь. Хороший ты парень, Кирилл.

Олигарх тут же кому-то позвонил и распорядился.

– Я дал поручение своим юристам разобраться в этом вопросе. Надеюсь, они найдут лазейку в законодательстве, чтобы положительно решить твою проблему. Подумают, как правильно все оформить. Через пару дней ты мне позвони, я скажу с кем связаться, чтобы предоставить необходимые документы, справки и так далее.

– Спасибо, Семен Арсеньевич! – Кирилл облегченно вздохнул и расцвел счастливейшей улыбкой.

– Подожди благодарить. Нужно сначала все уладить… Постой! – Внезапно спохватился Семен Арсеньевич, – а Ксения согласна? Я без ее подтверждения ничего предпринимать не буду. Пусть она сама мне скажет, что хочет видеть тебя своим опекуном, не против, чтобы ты о ней заботился и не возражает жить с тобой в своей – заметь, в своей! – квартире. Одним словом, привези ее ко мне. Я хочу с ней сам поговорить. Я тебе верю, однако, как говориться, "доверяй, но…" в общем, ты меня понял.

– Она не догадывается, кто Вы. Я ей не говорил, боялся неадекватной реакции, вызванной порывом эмоций. Мне кажется, что Ксюше будет трудно принять мысль о том, что Вы – давайте называть вещи своими именами – отец убийцы ее родителей. Я опасался и сейчас опасаюсь этого.

– Ну и не говори. Скажешь, что я твой старый знакомый, занимаюсь вопросом ее опекунства и всё. Зачем еще что-то объяснять. Она чудесная девочка. Мне бы хотелось с ней найти общий язык, может со временем так и будет.

– Ладно. – И Кирилл вышел, окрыленный надеждой на удачное разрешение этого вопроса. В том, что Ксюша подтвердит его слова и даст свое согласие, он не сомневался.

* * *

– Оставь нас, пожалуйста, – попросил Семен Арсеньевич, когда Кирилл привез к нему Ксюшу, как он и просил.

– Ксения, голубушка, скажи, как у тебя дела?

– Хорошо.

– Ты сейчас где живешь?

– С Кириллом и тетей Ритой у них дома.

– Они тебя не обижают?

– Что Вы?! – У Ксюши широко открылись глаза от негодования. – Они самые лучшие, самые родные люди на земле. Они меня поддерживают и жалеют. Я их очень люблю. Если бы не они, я бы тоже умерла.

– А ты согласна, чтобы Кирилл был твоим опекуном?

– Конечно. Я сама его об этом просила. Меня в интернат хотят отдать. Только я хочу к себе домой переехать.

– Никто тебя в интернат не отдаст, не волнуйся. Мы сделаем все возможное.

– Спасибо.

– Ксения, еще ответь мне на один вопрос, он немного щепетильный, но я должен тебе его задать. А ты не боишься жить с Кириллом в одной квартире? Все-таки он взрослый мужчина, ты – еще совсем молоденькая девушка. Ну, ты меня понимаешь? Как у вас с этим вопросом?

– С сексом? Семен Арсеньевич, он ничего такого себе не позволяет, и мне тоже, честное слово, можете не сомневаться. Он сам мне говорит, что никакого секса, пока не вырасту. Бережет меня. Только целует и всё. Он самый лучший на свете. – От проницательного взгляда Семена Арсеньевича не ускользнули восторженные эмоции, расцветшие на юном личике, едва она заговорила о Кирилле.

– Ну что ж, тогда я займусь вопросом о твоем опекунстве, но буду следить за твоей судьбой строго, поняла? Ты не против, если я буду контролировать, как вы живете, как Кирилл с тобой обращается. Знай, дочка, что если у тебя какие-то проблемы возникнут, ты мне сразу звони, поняла?

– Хорошо, спасибо Вам. До свиданья, Семен Арсеньевич!

Вскоре, по закону и в обход оного, всякими правдами и неправдами, юридическая сторона дела была благополучно улажена.

Опекунство формально возложили на бабушку Ксюши. Благодаря стараниям, связям, а главное, деньгам Семена Арсеньевича все было сработанно в кратчайшие сроки и без бюрократических проволочек. Его финансы и влияние лучше всяких "золотых ключиков" открывали двери чиновников, выдавали справки, подписывали бумажки, оформляли документы, ставили печати и подписи.

Новоиспеченная опекунша, получив хорошее вознаграждение и полную свободу от своих опекунских обязанностей, убралась восвояси. Крепкие бритоголовые парни из службы безопасности Семена Арсеньевича, не обладая особыми литературными талантами, одним только внешним видом дали старушке понять, что ее роль в воспитании внучки на этом заканчивается. И не дай бог бабульке еще когда-нибудь возникнуть в жизни девочки, а также в жизни ее влиятельного и состоятельного покровителя с какими бы то ни было финансовыми или правовыми претензиями и требованиями. Бабка убралась в свою деревню где-то на краю географии, так же внезапно, как и появилась.

 Кирилл был несказанно рад, что не пошел тогда – после аварии – против Семена Арсеньевича. Теперь он понял, как может быть полезен человек с такими деньгами и связями. Как чудесно, что у девочки будет такой могущественный покровитель в жизни…

Глава 30

– Мама, мы решили, что будем жить у Ксюши. Там квартира пустая. Еще чего доброго, заберут и продадут нечестные на руку маклеры или работники ПРЭЖО или какие-нибудь аферисты, если узнают, что в ней никто не живет, а в квартире прописан один несовершеннолетний ребенок. Если я там стану с ней жить, то уже никто не посмеет сунуться. Сама понимаешь, пусть попробуют. Семен Арсеньевич поможет, в случае чего. Да и тебе будет не так хлопотно. Появится возможность Петра Алексеевича чаще в гости приглашать. Я же взрослый человек и понимаю, что наше присутствие вас обоих напрягает, не позволяет расслабиться и в полной мере наслаждаться обществом друг друга.

– Вы мне не мешаете, наоборот, мне есть о ком заботиться.

– Ну вот и будешь о нем заботиться. Пусть Петр Алексеевич к тебе переезжает. А еще лучше выходи за него замуж. Станете к нам в гости приходить, а мы к вам.

Мать была несколько озадачена таким положением вещей. Противоречивые чувства одолевали ее. Маргарита Кирилловна привыкла заботиться о сыне, привязалась к Ксюше. Теперь этот сложившийся уклад жизни должен был взорваться. С другой стороны, становилась возможной реализация мечты выйти замуж за прекрасного человека, Петра Алексеевича. После стольких лет одиночества пожить для себя и порадоваться жизни, ведь, как бы там ни было, а старость медленной поступью и неотвратимо движется ей навстречу.

– Ну что ж, раз вы так решили. Сынок, а ты уверен, что справишься?

– Знаешь, мама, мне так хочется жить с ней бок о бок, воспитывать ее, возиться, развивать. Мне это интересно. Наверное, я уже созрел, чтобы иметь детей. Все больше ловлю себя на мысли, что люблю ее, как своего ребенка.

– А целуешь ты ее тоже, как ребенка? – намекнула мать.

– Нет. Но ведь ей это нравится. Любой девочке в этом возрасте хочется возвышенной любви, поцелуев и прогулок под луной.

– А тебе?

– И мне тоже. Я бы не стал делать что-то против своего желания. И хотя я уже перерос стадию юношеских поцелуев, но именно ЕЁ мне нравиться целовать просто так, не требуя "продолжения банкета".

– Ну и сынок у меня. Интересно, есть ли еще у кого-то такие ненормальные дети.

– Хочешь, я тебя своими мыслями огорошу? Раз уж у нас такой откровенный разговор пошел, мне бы хотелось тебе еще одну тайну открыть. Ты готова меня выслушать?

– Готова, что мне еще остается.

– Я должен тебе объяснить. Мне – не всегда, конечно, ты не думай – но порой кажется, что в нее вселилась душа нашей Светы. Я сначала не поверил своим глазам, подсчитав, что Ксюша родилась ровно – представляешь, ровно! – через девять месяцев и сорок дней после смерти Светы. Разве бывают такие совпадения? Вот скажи, тебе такая мысль не приходила в голову, правда?

– Ну, не-ет… – пожала плечами мать.

– Я тоже сначала не знал, а потом посчитал и ужаснулся. Мистика какая-то. В ней я вижу многие привычки и жесты, которые так хорошо помню. И когда вдруг замечаю их в этой девочке, они хлещут меня по старой ране. Например, Ксюша панически боится молнии. Знаешь, что она мне однажды в лагере сказала, когда за окном бушевала гроза: "Я молнии боюсь, она меня заберет." Ксюша никогда не занималась балетом, но в минуты какой-то задумчивости или рассеянности, когда ее сознание выключается, ставит ноги в балетные позиции точно так же, как это делала Света. Помнишь, как она нас теребила, требуя оценить выученные ею па. Или вдруг закручивает локон за ухо так же, как Света, совершенно немыслимым жестом – изгибом кисти – которого я ни у кого в жизни не встречал. А ямочки на щеках? Они такие же, как у Светы. А привычка закусывать нижнюю губу, на которой потом еще долго белеет заячий след двух передних зубов.

– Да, ты прав, я тоже замечала много подобных вещей, но не придавала этому значения.

– А недавно мне приснилась сестра и попросила позаботиться о Ксюше. Так и сказала: "Если хочешь, чтобы я тебя отпустила, не бросай ее." И я пообещал. Проснулся в холодном поту и не сразу понял, что это сон. Ты же знаешь, я в сны не верю.

– Может оно и так, Кирилл, но ты взваливаешь на себя тяжкое бремя.

– Пускай! Но я не позволю, чтобы ее отдали в интернат. Это милый домашний ребенок, она там пропадет. Мама, я взрослый человек и сам принимаю решение. Даже если, как ты говоришь, я обрекаю себя на пытку, то я ее заслужил. Смерть сестры на моей совести. И если она попросила меня позаботиться о Ксюше, я исполню, чего бы мне это не стоило. Может быть и не легко воспитывать девочку-подростка, но жить с камнем на душе, поверь, еще тяжелее.

Такую пламенную речь Кирилл произнес специально для матери, для ее успокоения. Хоть и была в ней доля истины, но всё, что он планировал сделать для Ксюши, диктовалось не только чувством долга перед сестрой, а и его собственным безудержным желанием. В этом, пожалуй, и заключалась самая главная правда…