Текст книги "Вишенка (СИ 18+)"
Автор книги: Анна Клим
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
Глава 15
Дрожащая ручка Ксюши нащупала кнопку звонка в тот самый момент, когда большая стрелка часов уныло повисла острием вниз, отмечая половину десятого.
– Здравствуйте! – поздоровался Кирилл с уже немолодой, но еще довольно красивой женщиной, открывшей им дверь. Ксюша спряталась за его спину, низко нагнув голову и опустив глаза.
– Здравствуйте! Вы к кому? – но в следующее мгновение она уже заметила Ксюшу и глаза ее округлились. – Ксения, где ты была? Библиотека уже давно закрыта.
– Надежда Григорьевна, позвольте представиться и объяснить ситуацию. Меня зовут Кирилл, Кирилл Андреевич. Ксюша не была сегодня в библиотеке. Она была со мной на рыбалке. Вот доказательство, – с этими словами Кирилл протянул оторопевшей от неожиданности женщине пакет с еще живыми, трепыхавшимися карасями. – Она не сказала Вам правду, так как боялась Вашего гнева. К сожалению, я узнал об этом слишком поздно. И если Вы сейчас обрушите на нее этот самый гнев, то убедите ее в правильности такого поступка, то есть лжи, а также подвигнете и в дальнейшем решаться на подобный обман.
– А Вы кто? – глаза матери впились в незнакомого гостя, боковым зрением наблюдая, как Ксюша покидает свое укрытие за его спиной и припадает щекой к его предплечью.
– Мам, это Кирилл. Я люблю его, мы встречаемся, – выпалила Ксюша, дрожа от страха и ища у него защиты.
– Что?! – по перечню охвативших мать чувств можно было бы написать учебник для психиатрического отделения медицинского института. Несколько глубоких вдохов помогли ей немного прийти в себя, чтобы процедить сквозь плотно стиснутые губы:
– Ну, заходите. Будем знакомиться.
Мать, немного успокоившись и взяв себя в руки, отступила в глубину коридора, пропуская их в квартиру.
– Ты где была, негодяйка? – На пороге появился разъяренный отец в майке, пижамных штанах и домашних шлепанцах, заранее принявший сорокаградусное успокоительное. – Ты что, не знаешь, что в семь часов должна быть дома, даже если Земля сойдет с орбиты и расколется на две половины. Я тебя спрашиваю…, – тут он заметил Кирилла – А ты кто такой?
– Папа, это Кирилл.
– Я вижу, что не Маша. Что он делает в моей квартире в полдесятого вечера.
– Мы с ним были на рыбалке, я боялась сказать. Папа, я люблю его.
– Что-о?! Любишь? Кого любишь? Его? – глаза корридского быка описали дугу в воздухе в сторону Кирилла и вернулись в исходную точку к лицу дочери. – Молоко на губах не обсохло. С памперсов давно выросла? Я тебе покажу любовь.
– Аркадий Львович, позвольте Вам все объяснить. И не ругайте Ксюшу. В том, что мы приехали так поздно моя вина. Мы остановились поужинать и поэтому задержались.
– Мама, папа, мы ели в ресторане "У грузина", – все еще смущенно, но с затаенной радостью защебетала Ксюша, прижимаясь к Кириллу и чувствуя с ним рядом себя в большей безопасности.
– Какого грузина? – машинально переспросила мать. Совсем другие вопросы роились в эту минуту в ее голове.
– Кафе так называется "У грузина". Мамочка, мы там ели настоящий грузинский шашлык из баранины с овощами. И еще хачапури, козий сыр и какие-то пахучие травы и еще лепешки, я забыла как они называются. И на рыбалке было так интересно. Мамочка, мы видели настоящих диких гусей, представляешь? Они летели на юг, в теплые края, опустились на воду отдохнуть, и поплыли на противоположный берег речки, прямо напротив нас. Их было шесть штук. Они коричневые, совсем не такие как домашние, у них на голове белые шапочки. И вот они сидели парами, мальчик и девочка, на том берегу и чистили перышки. А потом пятеро сбились в тесную кучку, друг к дружке прижались, головы попрятали под крылья и заснули, а один остался стоять на страже. Гордый такой стоял, по сторонам головой водил, высматривал опасность. А нас с Кириллом они совсем не боялись. Представляете. Посидели, отдохнули и полетели дальше. Мне Кирилл Андреевич про перелетных птиц рассказывал, сколько они километров пролетают и в какие края путь держат. Так интересно. Я такого еще никогда не видела. Это просто чудо.
Ксюша, несколько осмелев, захлебывалась собственными словами, переполнявшими ее эмоциями и новыми впечатлениями, которыми ей хотелось поделиться с самыми близкими людьми.
– Мамочка, папочка, не ругайте нас. Мы так хорошо провели время.
При этих словах мать наградила Кирилла таким многозначительным взглядом, что у него мороз пошел по коже.
– Нет, совсем не то, что вы подумали, – вполголоса произнес Кирилл, стараясь говорить как можно тише, чтобы Ксюша не услышала, желая оградить девочку от грязных намеков матери и его собственных оправданий.
Но Ксюша, переполненная ликованием, ничего не замечая вокруг, продолжала:
– Я сама рыбу ловила и сама надевала на крючок червяка. Меня Кирилл Андреевич научил. Мам, мне на удочку села стрекоза, настоящая стрекоза, откуда она осенью взялась, проснулась, наверное, потому что бабье лето. У меня в это время клевало, а я боялась спугнуть стрекозу и пропустила клев и моего червяка объели.
– Червя, Ксюша, правильно говорить червя, – поправил ее Кирилл.
– Ну да, червя. Мама, папа, я их теперь совсем не боюсь брать в руки.
– Кто ты такой? Я тебя спрашиваю? На какой рыбалке? Какой червяк? У какого грузина? Ты знаешь, сколько ей лет? – брызгал слюной отец, как-то не в масть демонстрируя свои знания по различным формам вопросительного предложения. – Ах ты негодяй. Да я тебя в порошок сотру.
– Аркадий Львович, поверьте, мне есть что ответить на все поставленные Вами вопросы и даже больше, но давайте не будем ругаться при ребенке. Поговорим спокойно.
И самым непринужденным образом Кирилл поймал Ксюшу за кисти, помогавшие ей повествовать о своих восторгах и, поворачивая их ладошками вверх, громко обратился к ней:
– Посмотри, малышка, какие грязные у тебя ручки, а под ногтями что творится. А ну-ка, марш в ванную отмываться и отпариваться. А я пока побеседую с твоими родителями. Давай, давай, ступай, девочка, мы будем ждать тебя чистенькую и выкупанную.
Ксюша, хотела сначала что-то возразить, но потом, кинув на Кирилла быстрый счастливо-застенчивый взгляд, послушно направилась в ванную.
Мать, в немом оцепенении наблюдая эту сцену, видела, каким уверенным тоном он говорил с ее дочерью и как беспрекословно та подчинилась. Ощущала, что такое поведение не было чем-то напускным и поверхностным, игрой на публику, что такова их естественная форма общения, обусловленная взаимным чувством между сильным опытным мужчиной-защитником и нежной, очень молоденькой девушкой, нуждающейся в его защите и опыте. Но свои догадки она оставила при себе.
– Что ты тут распоряжаешься, – невпопад пытался вмешиваться в разговор закипающий гнев оскорбленного отцовского чувства.
– Аркадий, Аркаша, перестань, успокойся. Проходите в комнату. Нам есть о чем поговорить.
Кирилл отметил эту особенность их семейных отношений: вспыльчивый характер отца и буферная, амортизирующая ответная реакция матери.
– Аркадий Львович, Надежда Григорьевна, предлагаю, чтобы вы лучше узнали меня, поехать в следующий выходной на природу, на шашлык или на рыбалку вместе. Думаю, нам стоит познакомиться поближе. Мне бы очень хотелось, чтобы вы прониклись, если не уважением, то хотя бы доверием к человеку, которого любит ваша дочь. Кстати, ваша девочка наловила прекрасных карасей, пусть не очень больших, гораздо меньшего размера, чем тот восторг, который доставляла ей каждая пойманная рыбка…, а также плавное течение реки, краски осени на покатых склонах, глубина осеннего неба, кружева купающихся в реке облаков, упомянутые уже гуси или одноногая цапля на другом берегу. Впрочем, если здравый рассудок возьмет верх над приступом родительского гнева и бессмысленных запретов, она сама вам завтра все расскажет.
Сесть Кириллу не предложили, то ли ошарашенные вновь открывшимися обстоятельствами жизни их дочери, то ли желая подчеркнуть неуважение и пренебрежение к новоиспеченному ухажеру. Он стоял посреди комнаты в тот момент, когда из ванной вышла Ксюша и прямиком, ни на кого не глядя, направилась к Кириллу и склонила голову к его груди.
Опустив на нее глаза и про себя усмехнувшись, Кирилл подумал, что она всегда в минуты опасности льнет к нему, ища защиты. В грозу пряталась от грома и молнии, теперь прижалась к нему, спасаясь от гнева отца. На глазах ошалелых родителей он нежно, ласково погладил ее по волосам, плечам, непроизвольно демонстрируя свое превосходство.
– Мама, папа, мне с Кириллом очень интересно. Вы даже не представляете, как он много знает, он мне столько всего рассказывает, не то, что эти мальчишки-одноклассники, только и умеют, что в компьютерные игры играть. А еще дразнятся и кривляются, а сами такие глупые. Мы с ним в театр ходили, смотрели спектакль "Русалочка". Я у него на работе была и он показывал мне университет и брал мне книжки в библиотеке. Я, когда закончу школу, буду там учиться. Он мне помогает по математике. Я боялась вам сказать, что он мне очень нравится, я не смогу жить без него, если вы запретите нам встречаться. Я умру от горя.
– Спасибо, мой маленький адвокатик, – и он нагнувшись, поцеловал пробор на ее темно-русой макушке.
– Конечно, – продолжал Кирилл, перебирая распущенные по плечам волосы,– вы вправе запретить нам видеться, но знайте, что этим вы сделаете несчастными сразу двух людей на планете, а это, поверьте, много, потому что сделать счастливым хотя бы одного – это уже подвиг, а сделать несчастными сразу двух – преступление.
Где-то далеко за окном городские часы пробили десять.
– Ксюша, малышка, тебе спать пора. Детское время истекло. Мы с твоими родителями еще немного поговорим. – Кирилл на прощание демонстративно поцеловал ее в лоб и, отстранив от себя, легонько подтолкнул по направлению к детской. – Спокойной ночи, девочка.
Ксюша подняла на него счастливые глаза. Поцеловав отца и мать, она довольная, упорхнула к себе, помахав всем на прощание рукой.
– Да что Вы себе позволяете, – брызгал слюной Аркадий Львович. – Что это Вы вздумали тут командовать?! Это моя дочь!
– Аркадий, не кипятись. Твоя дочь, конечно твоя. Успокойся, хватит… Кирилл Андреевич, удивительно, как это она Вас слушается? Мне приходится по нескольку раз повторять ей, чтобы отправить спать или заставить делать уроки. – Мать первая начала приходить в себя, понимая, что с этим человеком, интеллигентным, выдержанным и здравомыслящим, лучше не вступать в конфликт, а найти общий язык как можно быстрее, как бы это не противоречило понятиям и логике материнского сердца, иначе имеется большая вероятность просто потерять дочь.
– Да нет, Надежда Григорьевна, не наговаривайте на Ксюшу, она у Вас умница. Должен признаться, что у меня большой педагогический опыт работы с детьми и в летних лагерях и университете, где в данное время я работаю преподавателем высшей математики.
Только теперь мать опомнилась и предложила ему сесть.
– Как вы познакомились с нашей дочерью?
– В лагере. Я был вожатым в ее отряде.
– Ах, так вот почему она приехала такая счастливая!? А я-то думала… Даже пожалела, что мы раньше не отправляли ее в "пионерские" лагеря. Оказывается, она там влюбилась. И в кого? В вожатого! Первый раз поехала и, вот пожалуйста! Я предполагала, что там она повзрослеет, станет самостоятельной, опыта наберется, перестанет быть такой наивной и неприспособленной. А она вместо этого влюбилась!
– Ну, это, своего рода, тоже опыт.
– Весьма пикантный опыт, молодой человек, – наконец-то попадая в такт общей канвы разговора, вставил Аркадий Львович.
– Может быть я не ловко выразился, но я имел в виду совсем другой опыт. Надежда Григорьевна, Аркадий Львович, вы можете быть абсолютно спокойны за вашу дочь. У меня нет ни малейшего желания воспользоваться ее наивностью. Неужели вы сомневаетесь, что если бы я имел цель умыкнуть вашу девочку, то я не добился бы своего тайно и самым подлейшим образом. И ни Вы, Аркадий Львович, со своими запретами, ни Вы, Надежда Григорьевна, с вашими опасениями меня бы не остановили. Но в том то и дело, что я люблю Ксюшу самой нежнейшей и трогательнейшей любовью и никакой ее ровесник, не в состоянии относится к ней лучше. Если Вы, Надежда Григорьевна, не боитесь нанести Вашей дочери психологическую травму вашим недоверием, можете отвести ее к своему врачу и он даст Вам подтверждение о ее невинности и искренности моих слов.
Он вспомнил, как тогда, в лагере, чуть было по глупости не овладел ею и чудом сдержался, чему сейчас был несказанно рад. Краткий миг наслаждения принес бы долгие дни, а может месяцы или даже годы раскаяния, не позволившие бы ему щеголять теперь перед всеми заслугой в своей причастности к ее целомудрию.
– Она моя дочь, моя, – продолжал говорить Аркадий Львович, все больше хмелея то ли от гнева то ли от выпитого перед этим спиртного, весь покрываясь испариной и красными пятнами.
– Аркадий, погоди. Твоя дочь, кто ж против… Кирилл Андреевич, сколько вам лет, если не секрет?
– Не секрет, не так давно исполнилось 29.
– Но вы же понимаете, что в этом возрасте мужчина вряд ли будет удовлетворен сугубо платоническими отношениями.
– Конечно, Надежда Григорьевна, я на такой подвиг даже не отважился бы. Мы здесь все взрослые люди – Ксюша, надеюсь, уже спит и не слышит нашего разговора – поэтому буду откровенен. Для секса у меня есть взрослая, нормальная, здоровая женщина. Я не евнух. Ксюшу, однако, люблю другой, чистой, возвышенной любовью. Я не отрицаю половых отношений между нами в будущем, без этого ни одна, самая поэтическая и неземная любовь не сможет долго существовать, но не сейчас, так как я вполне отдаю себе отчет, что Ксюша еще ребенок. Но она не всегда будет оставаться ребенком.
Отец сидел весь красный и совершенно подавленный. Он плохо соображал в данную минуту, у него явно путались мысли и пьяный рассудок отказывался признавать тот факт, что его власть над дочерью стремительно катится к завершающему этапу. Мать же, обладая более гибким и приспосабливающимся, а главное, трезвым умом, сообразила, что такой умный мужчина, если, конечно, правда, все то, что он так убедительно рассказывает, будет для их девочки, пожалуй, более надежной защитой, чем ее одноклассник или дворовый шалопай.
– Кирилл Андреевич, зачем она Вам? Ведь она же еще ребенок, – продолжала мать свои расспросы.
– Я люблю ее и большего объяснения не в состоянии дать даже самому себе, не то чтобы кому-либо другому.
– Вам с ней интересно? О чем Вы с ней говорите?
– Обо всем: о литературе, о музыке, о кино, о школе, уроках и ее подружках, о моей работе, обо всем на свете. Напрасно Вы так пренебрежительно думаете о своей дочери. Она любознательная, всем интересуется, внимательно слушает, спрашивает и впитывает все, что ей рассказываешь. С ребенком нужно много разговаривать, чтобы не утратить его доверие и любовь.
– Ах ты негодяй. Разговаривает он, – уже окончательно рассвирепев и теряя контроль над своими эмоциями, шипел Аркадий Львович, сотрясая кулаками воздух. – Да чтоб я больше ноги твоей здесь не видел, чтобы и духу твоего не было возле моей дочери. Понял?
Кирилл понимал, что лишь вспышка пьяного гнева ослепила этого невысокого, толстого, с пивным животиком господина, которого он, будучи гораздо выше, сильнее и моложе, совершенно не боялся.
– А чтобы иметь с ней больше тем для разговоров, – продолжал Кирилл твердым и уверенным голосом, не обращая внимания на истерику и выпады Аркадия Львовича, – предлагаю в воскресенье пойти в филармонию на концерт симфонической музыки: "Легенды Австрии и Германии". В программе: "Детская симфония" Гайдна, "Венгерский танец №5" Брамса, "Бранденбургский концерт" Баха, вальсы Штрауса, сороковая симфония Моцарта – куда ж без нее – и еще много чего: Мендельсон, Бетховен, Вагнер. Произведения подобраны специально для детей, я собирался повести Ксюшу, но было бы замечательно, если бы мы пошли все вместе.
По лицу матери Кирилл видел, что произвел на нее положительное впечатление своей правильно поставленной речью, логическими рассуждениями, благородными манерами, уравновешенностью и умением держать себя в руках при общении с ее истерическим мужем.
– Надежда Григорьевна, Аркадий Львович, я чрезвычайно рад, что хоть и при таких обстоятельствах, но состоялось наше знакомство. Мне было крайне неприятно осознавать, что Ксюша, боясь вашего гнева и вашего запрета нам видеться, была вынуждена вам врать. И любые мои попытки убедить ее в необходимости признаться, приводили к слезам и мольбам, что это невозможно. Теперь вы все знаете. Надеюсь, вы сделаете соответствующие выводы, и не станете омрачать жизнь вашей дочери. Я же со своей стороны приложу максимум усилий, чтобы сделать то же самое.
Вставая со стула, Кирилл галантно поклонился самым почтительным образом.
– Извините, уже поздно. Я доставил вам ваше сокровище (и мое бесценное тоже, поверьте) в целости и сохранности. За сим должен откланяться. Всего хорошего. Спокойной ночи.
И не давая им больше времени опомнится, Кирилл, круто повернувшись, направился к выходу.
За ним на лестничную клетку вышла мать, поспешно прикрыв за собой дверь и ее извиняющийся шепот разрезал тишину сонного подъезда.
– Кирилл Андреевич, не обижайтесь на Аркадия Львовича, он очень испугался за дочь. Он ее очень любит, даже чересчур сильно, так, что совершенно забывает о том, что она живой человек и имеет право на собственное мнение, я уж молчу про желания и поступки.
– Я его прекрасно понимаю. Я тоже готов разорвать на куски любого, кто представляет хоть малейшую угрозу, даже мельчайший намек на угрозу для Ксюшиной безопасности и спокойствия. В том числе и себя.
– Ну чем же всё-таки она Вас так взяла, Кирилл Андреевич?
– С удовольствием сам бы узнал ответ на этот вопрос, Надежда Григорьевна, – любезно ответил Кирилл.
– Я в полной растерянности. Вижу, какая дочь счастливая ходит последнее время. Стала лучше учиться. А с другой стороны, боюсь за нее. Она еще ребенок для каких-то серьезных отношений с мужчиной.
– Надежда Григорьевна, что бы Вы предпочли: видеть вашу милую, наивную девочку в надежных, опытных мужских руках, способных ее содержать и защищать, либо же ею будут пользоваться подростки, не несущие за свои поступки никакой ответственности ввиду полного или частичного отсутствия мозгов. Поверьте, многолетний опыт работы в детском лагере дает мне основание так говорить, я там такого насмотрелся, я хорошо знаком с нравами современной молодежи.
– Это ей самой решать, с кем быть.
– Тогда, думаю, она свой выбор уже сделала и было бы замечательно, если бы и Вы его одобрили. До свиданья, Надежда Григорьевна. Вы можете быть совершенно спокойны за дочь, ибо я никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не обижу ее.
– До свиданья, Кирилл Андреевич, – тихо проговорила она и когда Кирилл уже спускался по лестнице, повернувшись к ней спиной, украдкой, чтобы он не видел, перекрестила его.
По дороге он спрашивал себя, все ли правильно сделал, не навредил ли своими словами и манерой поведения их с Ксюшей отношениям.
Тогда, у нее дома, он держался храбро и независимо, а сейчас почувствовал, как у него дрожат руки и подкашиваются ноги. Как бы он не бравировал, как бы не ораторствовал, а ведь в их родительской власти запретить влюбленным видеться или, например, увести Ксюшу в другой город, сообщить ему на работу о его извращенных намерениях относительно их несовершеннолетней дочери и раздуть грандиозный скандал.
На мать Кириллу, пожалуй, удалось произвести впечатление, чего он совершенно не мог сказать о ее снобистском отце с ограниченными мозгами и манией рабовладельца-собственника. Вот кого стоит опасаться. "Надо подумать, как найти лазейку к его сердцу и разуму."
"Отца можно понять. Любому мужчине трудно смериться с мыслью, что он должен отдать свою дочь в волосатые лапы какого-то постороннего мужлана, пусть даже такого благородного и интеллигентного, как я. Здесь я себе, конечно, льщу, но хотелось бы, чтобы это было так. Срабатывает инстинкт самца: все его самочки должны принадлежать только ему. Мать, пожалуй, приняла меня более доброжелательно."
Утром он, превозмогая волнение, набрал Ксюшин номер.
– Ксюша, привет. Как ты, девочка?
– Кирилл, угадай, что мы ели на завтрак? – ее голос звенел радостно, как серебряный колокольчик, и это было первым признаком благополучного исхода затеянной им авантюры знакомства с ее родителями.
– Интересно, что?
– Карасей! Представляешь, тех самых, что мы вчера поймали. И родители меня совсем не ругали. Только папа сидел немного грустный. Но это у него бывает, если он с вечера немного выпьет.
– Я рад за тебя…, за нас, малышка.
