Текст книги "Вишенка (СИ 18+)"

Автор книги: Анна Клим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Глава 12

Кирилл резко затормозил на красный свет. На перекрестке стояла Ксюша. Обычно он не смотрел по сторонам, когда тормозил у светофоров, но сейчас его взгляд приковала девушка, остановившаяся как вкопанная, в то время, как остальные прохожие уже ступили на пешеходную зебру. Она замерла и ее обходили, толкали, даже ругали, что она преграждает им дорогу – это Кирилл читал по их губам и нервному выражению лиц. А она пятилась назад, и с полуоткрытым ртом и испуганными глазами смотрела на его машину, в которой на переднем сиденье сидела Людмилу. Ее глаза наполнялись слезами и она судорожно проглатывала рыдания, вот-вот готовые вырваться из ее груди.

Как только зеленый глаз светофора приветливо моргнул водителям, Кирилл, переехав перекресток, свернул к обочине и затормозил так внезапно, что резина прочертила на асфальте две волнистые кривые.

Но Ксюша уже бежала в противоположную сторону. Он пулей вылетел из машины и в несколько шагов догнал ее, прижимая к себе. Ласково целовал мокрые глаза, щеки. По его губам и взгляду Людмила видела, что он шепчет ей нежные, любовные слова. Тепло от его рук, которыми он так крепко держал Ксюшу, боясь что она вырвется, Людмила почувствовала, находясь в автомобиле, на расстоянии в десять метров.

– Ксюша, пойдем в машину. Поехали домой. Ну что ты. Не плачь. Поехали.

– Ты же к ней ехал.

– Да, но теперь увидел тебя и мне захотелось домой, в наш с тобой дом.

– А она?

– Подвезем ее к подъезду и поедем к себе, ладно?

– Я не хочу, Кирилл, езжайте сами.

– Не капризничай, Ксюшечка, поехали. Ты же знаешь, что ты у меня самая лучшая, самая любимая, самая дорогая. Ты единственная, а все остальные так, временные. Ну что такое?

Наблюдая эту сцену любви и нежности, к Людмиле пришло понимание того, что как бы к ней Кирилл не относился, что бы там не говорил, а ее шансы на покорение его сердца ничтожно малы. Она и раньше знала – Кирилл не скрывал этого и никаких обещаний не давал – но в глубине души все-таки теплилась малюсенькая надежда. А теперь от нее не осталось и следа. Да, ей нравится заниматься с ним любовью, да, он великолепный партнер – гадкое слово, какое-то механическое, неживое, нечеловеческое – да, от его ласк она взлетает до небес, но с каким бы удовольствием она променяла все это на малую часть той теплоты и обожания, которыми он у нее на глазах окутывал свою маленькую Ксюшу.

Она вышла из машины и широко улыбаясь, уверенной размашистой походкой, направилась к ним. Ей меньше всего хотелось показать, что она расстроена, обескуражена, подавлена. Ее сердце тоже разрывалось при виде соперницы, хотя, конечно, трудно назвать соперницей девочку – слишком уж разное у них положение и возрастные статусы. Она была взрослая мудрая женщина, а взрослая женщина может управлять своими чувствами и эмоциями. Даже если ей разрывают душу кошки, громадные черные пантеры, она этого не покажет.

– Здравствуй, Ксения!

Кирилл придерживал ее голову возле своей груди и Ксюша, повернув к ней лицо, выглядывала из-под его ладоней. Немного отстранившись, она проговорила угрюмым, расстроенным голосом:

– Здравствуйте!

– Меня зовут Людмила.

– Я знаю, – пробурчала Ксюша, всхлипывая и глотая слезы.

– Приглашаю вас обоих к себе в гости на чай. У меня дома вкусные кексы есть, сама напекла и розовое варенье.

Ксюша нахмурилась еще больше:

– А я вам зачем? Свечку держать?

– Ксюша! – Кирилл резко отстранил ее от себя и сурово посмотрел на нее. Она потупилась. – Как ты себя ведешь?! Что ты себе позволяешь?!

– Все нормально, Кирилл. Не надо. Ничего страшного, – спокойно сказала Людмила и как ни в чем не бывало продолжала, – Ксюша, хочешь я тебя с Антоном познакомлю.

– А кто это?

– Это мой сын. Ему пятнадцать лет, почти твой ровесник. Кирилл рассказывал, что ты умница, очень хорошая девочка, и хорошо учишься, а он у меня разгильдяй. У него одни компьютерные игры на уме. А еще у него много комиксов. Ты любишь комиксы?

– Люблю. Я в библиотеке беру, – ответила Ксюша, все еще насупившись. – Мне Кирилл не покупает.

Людмила укоризненно покосилась на Кирилла, одними глазами спрашивая: "Как же так? Лишаешь ребенка удовольствия."

– Люда, это пустое времяпровождение, – раздраженно ответил Кирилл вслух.

– Ну и что. Иногда можно и побездельничать.

Кирилл промолчал, метнув на нее один из своих строгих взглядов, про себя подумав, что Людмила дискредитирует его авторитет и как-нибудь наедине – не при ребенке – надо будет обязательно с ней об этом поговорить.

– А у Антохи два ящика комиксов, выберешь себе, какие захочешь. Зачем ходить в библиотеку, будешь приходить и брать у нас. Правда, надо у него разрешение спросить, это его комиксы, но он их давным-давно уже прочитал по несколько раз, так что, думаю, не будет против. Ну что, поехали? Антоша со школы придет, покажет тебе и комиксы и компьютерные игры.

Ксюша забралась на заднее сиденье, сидела притихшая, грустная, молчаливо глядя в окно. Людмила и Кирилл тоже молчали. Кирилл все время поглядывал в зеркальце заднего вида. Ему вдруг показалось очень забавной ситуация с его гаремом, с этими его женщинами, одна из которых была для души, другая для тела. Обе по-своему страдают, в силу славянской или европейской ментальности. А вот были бы они восточные ханум, жили бы в мире и согласии в моем серальчике, помогали бы друг другу, дополняли бы. Как было бы здорово, «если б я был султан и имел трех жен…»

Ему вдруг стало весело:

– Девчонки, выше нос. Все будет хорошо.

Людмила усмехнулась в ответ, Ксюша подняла глаза и поймала в зеркальце его взгляд."

Глава 13

Они сидели на кухне и пили чай с печеньем и кексами, когда со школы вернулся Людмилин сын.

– Вот познакомьтесь. Это Антон. Это Кирилл и Ксения, мои знакомые. Садись с нами чай пить, ты после школы голодный?

Антон был высокий худощавый парень, еще по-мальчишески угловатый, но держался смело и независимо, даже несколько вызывающе. Этакий молодой петушок с замашками задиры. Он пил чай молча, односложно отвечая на вопросы, которые пыталась задавать ему мать для поддержания разговора. Парню явно не нравилось, что она выставляет его перед гостями мальчиком и своим ребенком, тогда как ему хотелось выглядеть взрослым мужчиной. Время от времени он искоса поглядывал на Ксюшу.

Сама же девочка сидела смущенная, иногда смотрела то на Кирилла, то на Людмилу, осторожно разглядывая и разгадывая соперницу. Ее занимали совсем другие проблемы и чувства.

– Антоша, покажи Ксюше свои комиксы, представляешь, она в библиотеке берет.

– Хорошо, мама. Пошли ,малявка.

– Я не малявка.

– А кто ж ты?

– Подумаешь, взрослый выискался. Всего на год старше, а уже возомнил из себя.

Парень тут же встал из-за стола, довольный, что можно улизнуть из-под опеки матери и первым пошел в свою комнату. Ксюша поблагодарила за чай и отправилась следом.

Антон вытащил из-под кровати два ящика доверху набитых комиксами.

– Ого, сколько! – удивилась Ксюша. – Слушай, такого количества даже в библиотеке нет. Зачем тебе так много?

– Я их собираю. Вернее, раньше собирал, когда маленький был. А ты какие комиксы любишь?

– Разные, мне всякие нравятся. Смешные люблю или про любовь.

– Все вы, девчонки, про любовь любите.

Ксюша пожала плечами, мол, что поделаешь, это правда.

– Ксюша, а Кирилл тебе кто?

– Никто.

– Как так? Ты же с ним живешь?

– Ну и что. Он меня воспитывает. У меня родители умерли, я сирота.

– Вот как. Ну, извини, я не знал. А…

– Все, Антон. Больше никаких вопросов на эту тему, понял?

– Понял. А хочешь я тебе свои игры покажу? Ты в какие играешь, малявка?

– В "Sims", а ты?

– Я так и думал. Смотри, у меня игры поинтереснее.

* * *

Возвращаясь домой после визита к Людмиле, Кирилл всё думал, а правильно ли он поступил, познакомив их, связывая воедино две различные семьи и как теперь дальше строить отношения. Он внимательно наблюдал за Ксюшей, ожидая с ее стороны какой-то неадекватной реакции, обиды, вспышек раздражения и ревности. Но все прошло гладко, Ксюша была спокойна и даже довольна, неся домой под мышкой целую охапку комиксов. На ее лице проскальзывала легкая улыбочка, оставшаяся от недавних переживаний. Все шло, как и раньше и Кирилл стал забывать об этом необычном визите.

А недели через три Ксюша огорошила его неожиданной просьбой.

– Кирилл, а можно я с Антоном к нему на вечер пойду. У них День школы – тридцать пять лет со дня основания – и по этому случаю будет концерт и дискотека. Меня Антон пригласил.

Кирилл опешил. Он не думал, что Антон и Ксюша могут поддерживать какую-то связь и что их знакомство будет иметь продолжение, о котором его никто не поставил в известность.

– Нет, нельзя.

– Ну почему? А вы с Людмилой пока…

– Что пока?

– Сам знаешь. Мы не будем вам мешать.

– Ах вот в чем дело! Это твоя месть? Нет, нельзя, я не разрешаю. – Кирилл разозлился. – И к Людмиле тоже не пойду, можешь не беспокоиться. Ты будешь сидеть со мной дома и учить уроки, как миленькая. Ясно. Всё! Решение принято и обсуждению не подлежит.

Ксюша насупилась. Но Кирилл был неумолим. Он вдруг почувствовал всем телом, всем нутром, всей своей сущностью угрозу, исходившую от этого парня. Почему, он не понимал, но точно знал, что это не те наивные ухаживания одноклассника Димы, которого Кирилл совершенно не считал за соперника, не брал во внимание и по поводу которого можно было не волноваться.

Ксюша закрылась у себя в комнате и Кирилл слышал, как она тихонько плакала. Кирилл ждал, что она прибежит к нему спать, ища у него защиты от своей горькой обиды, как обычно это делала. Но она не пришла и он, лежа в кровати и глядя в темный потолок, пожалел что так поступил. Пожалуй, стоило отпустить, ничего бы не случилось. "Что это на меня нашло? Я же всегда поступал, как мне казалось, мудро и логично. А сегодня явно сплоховал. Нужно будет на будущее быть повнимательнее, не допускать импульсивных поступков, думать, прежде чем принимать решения."

Глава 14

Как-то вечером Кирилл сидел за столом в гостиной и проверял работы заочников. Ксюша отпросилась погулять. Ему не хотелось ограничивать ее прогулки семью часами, как это делал когда-то отец, но волнению его не было предела, если она задерживалась. Вот и сейчас он не находил себе места, время от времени вскакивая и подбегая к окну при малейшем звуке, доносящемся с улицы или выбегал в подъезд посмотреть не идет ли она.

Ксюша вернулась домой после десяти, нехотя поела сама на кухне – Кирилл остался сидеть в комнате, давая ей понять, что у его терпения и его любви к ней тоже есть предел. Она появилась на пороге и прячась наполовину за дверной косяк, произнесла:

– Кирилл, я беременна.

– Что?! – у мужчины от изумления отвисла челюсть, глаза предприняли попытку выскочить из орбит, по скулам заходили желваки, а сознание остановилось и плавно погрузилось в ступор.

Он встал из-за стола и несколько мгновений молча смотрел на ее полуконтур, выглядывавший из-за двери, пытаясь прийти в себя. Обычно Кирилл довольно хорошо владел собой, сразу находил нужную манеру поведения, но эта новость застала его врасплох и тяжелый ужас стал наползать на него мохнатым паукам. Внутри все похолодело, руки и ноги объявили протест, отказываясь подчиняться, разум отяжелел, сердце сорвалось с привычного места и стало проваливаться на нижние этажи. Кирилл весь превратился в комок отчаяния. В таких случаях надежнее всего взять паузу, оставляя время на раздумья. Он стоял посреди комнаты, глядя на Ксюшу, скорее сквозь нее, а сам, сжимая в кулак остатки сознания, старался придумать, как правильнее и педагогичнее сейчас поступить. Мысли не слушались, путались и искривлялись, выворачиваясь, завязываясь в неразрешимые узлы и трудно было проследить в этом хаосе логические цепочки.

"Она ждет от меня вопроса: Кто он?

А стоит ли спрашивать или, может, разочаровать и спросить о сроке например, это, пожалуй, сейчас важнее. Надо подумать, собраться с мыслями и подумать. Вот испытание, так испытание подкидывает ему судьба. Или наказание?

Да, мама была права, нелегко воспитывать девочку-подростка! Где он прокололся, где недосмотрел? Что сделал не так? В чем провинился перед господом Богом? Ведь хотел как лучше? За что тот посылает такие тяжкие испытания?"

Кирилл сел на диван и в тупом оцепенении уставился в одну точку. Мысли вдруг оживились и лихорадочно запрыгали, сменяя друг друга, не оставляя Кириллу времени причесать и обдумать каждую.

Застигнутый врасплох, он даже не спросил у нее, а уверенна ли она в своей беременности, почему так думает, какие симптомы. Размышления стремились вперед, опережая события. Ему вдруг показалось очень важным ответить на вопрос, а что же, собственно, делать дальше (шекспировские страсти): быть или не быть этому ребенку, рожать или делать аборт? Какая из нее мать в четырнадцать лет, ясно, что все ляжет на его плечи.  В таком возрасте аборт – это ужасно, это катастрофа. Однако взвалить на себя еще одного ребенка – а выдержит ли он? Но аборт в четырнадцать лет может перечеркнуть ей радость материнства навсегда.

"Нет, нет, это все не то! Я не о том думаю! О, боже!"

Он так и не спросил у нее кто автор и каков срок. Все это становилось неважно и отступало на второй план перед более серьезным вопросом: что делать?

"Что делать? Что делать? Что делать?" – отстукивал отбойный молоток в леденеющем от ужаса мозгу. Нет, не молоток – молот, кувалда, пудовая гиря.

Кирилл тяжело вздохнул и инстинктивно схватился рукой за сердце. Реальность разбегалась, расплывалась, разлеталась от него в разные стороны и он даже не пытался собрать ее обратно. Невидящим взглядом обводил пространство вокруг, пока среди мути окружающей действительности не наткнулся на бледное, перепуганное лицо Ксюши.

Она стояла напротив с распахнутыми от ужаса глазами и не мигая смотрела на него.

– Кирилл, что с тобой? Ты весь белый. У тебя сердце болит?

Только теперь Кирилл заметил, что держится рукой и интенсивно потирает грудную мышцу в области сердца и тяжело дышит. Поймав наконец-то на себе его взгляд, Ксюша подошла, опустилась рядом с ним на пол и, запрокинув голову, тихо и взволнованно зашептала.

– Кирилл…, Кирилл…, я не беременная. Я девственница, ты же знаешь. Я пошутила.

Кирилл тупо уставился на нее. Он верил и не верил.

– Что?! – опять переспросил он и это было второе, произнесенное им за последние полчаса, слово.

Смысл наконец-то доскребся до истерзанного сознания и мужчина наотмашь ударил ее по лицу. Пощечина получилась не столько сильная, сколько звонкая, хлестко заполнившая своим сочным звуком тишину комнаты. Русая головка девочки резко откинулась в сторону, волосы, взметнувшись, упали на лицо. Ксюша вскрикнула, и прижала ладонь к вспыхнувшей пожаром щеке. Он никогда не бил ее, но сейчас в нем клокотало яростное желание задушить мерзавку. Кирилл со всей силы сжал кулак, так, что послышался глухой хруст суставов, делая себе как можно больнее, стараясь физической болью перекрыть душевную.

Он, тяжело дыша, обреченно посмотрел на нее.

– Что я тебе сделал плохого, Ксюша, что ты позволяешь себе так поступать со мной?! Скажи мне, ну скажи, я обижаю тебя? Тебе со мной плохо? За что ты так?

– Я не подумала. Я сделала глупость, Кирилл. Я больше не буду. Прости меня, прости. Я плохая, взбалмошная, глупая девчонка, прости пожалуйста.

И Ксюша разрыдалась, схватив его руку, только что ударившую ее и уткнулась в ладонь мокрым лицом.

– Ладно, проехали, – неслышно шептал он одними губами, постепенно приходил в себя, физически ощущая, как возвращаются к нему силы, разом вдруг схлынувшие, как теперь они журчат, наполняя собою каждую клеточку, каждый орган, каждый нерв.

Кирилл положил свою тяжелую ладонь на ее макушку. Слезы были веским доводом, грозным оружием слабого пола, против которого он никогда не мог устоять.

– Ксюша, объясни, что ты хотела этим добиться?

– Я хотела выяснить, как ты будешь себя вести.

– Выяснила?

– Кирилл, я испугалась, ты стал белый, как полотно и схватился за сердце. Я подумала, что у тебя сердечный приступ.

– До этого оставалось уже недалеко, рукой подать. А я вот думал, что сделал неправильно, чем тебе не угодил, что ты вот так со мной? Что же ты вытворяешь, детка?

– Кирилл, прости меня. Я не подумала, что ты так расстроишься.

– А что я должен был обрадоваться? Ну и глупая же ты еще, господи. Разве такими вещами шутят?!

– Просто мне хотелось тебя наказать. Ты же с Людмилой все время, а я ревную.

– Наказала! Можешь засчитать себе высший бал.

– Извини меня.

– И потом, я не все время с Людмилой, ну что ты глупости говоришь. Я все время с тобой. Ношусь, вожусь, нянчусь. Лишь иногда заезжаю к ней по необходимости. Но я же тебе уже объяснял. Не будем начинать всю песню заново. Я сегодня зол на тебя. Иди спать.

– Я с тобой побуду, Кирилл.

– Нет, я сказал. Отправляйся к себе.

– Как скажешь. Ты простил меня?

– Я еще не отошел от шока. Отойду, тогда, может быть, и прощу. Всё, Ксюша, иди. Мне нужно одному побыть.

Глава 15

В воздухе вовсю пахло весной. Этот умопомрачительный чарующий запах не передать никакими словами. Апрель уверенно шагал по планете, играя янтарно-прохладными, ленивыми лучами весеннего солнца, как младенец погремушками.

В такой чудный день Кириллу вдруг нестерпимо захотелось погулять с Ксюшей, настроение было романтическое. Чувства, прозябшие за холодные зимние месяцы, теперь просились погреться на солнышке, чтобы расцвести с новой силой. Он ощутил этот молодой прилив в душе и ему безумно захотелось увидеть Ксюшу сию минуту, пройтись с ней парком и заново ощутить себя влюбленным, именно влюбленным, с огнем в глазах и клокотанием страсти в груди.

Осуществить задуманное прямо сейчас позволяло расписание его занятий в университете: сегодня только три первые пары, а потом лишь вечерние консультации. Но это вполне разрешимое препятствие. Достаточно попросить секретаршу деканата Люсю, премиленькую безотказную девушку, предупредить всех, что консультация переносится на завтра, что сегодня он занят.

Решение пришло само собой: он заедет за Ксюшей в школу, встретит ее после занятий и повезет в парк. У него на душе пели райские птицы, прилетевшие из теплых краев с веточками счастья в клювиках. Хотелось сделать ей сюрприз, поэтому Кирилл остановил машину поодаль – чтобы она его не сразу заметила – на противоположной стороне улицы на стоянке возле какого-то офиса.

Школьный звонок оповестил об окончании мучений и "грызуны гранита науки" теперь могут быть совершенно свободны. Со школьного крыльца тут же посыпались самые нетерпеливые.

Мотор напоследок крякнул и затих, ключ плавно выскользнул из замка зажигания и Кирилл собирался было уже выходить из машины, потянувшись рукой к бардачку за мобильным телефоном, как взгляд его упал на школьные ворота. Они были закрыты, дети выходили через соседнюю калитку, но возле них стоял Антон. Парень нетерпеливо переступал с ноги на ногу, напряженно вглядываясь в выходивших ребят и явно кого-то ждал.

"Что он здесь делает? Он живет в другом районе, учится в другой школе."

Кирилл передумал выходить, остался сидеть в машине, с любопытством наблюдая, что будет дальше.

На ступеньках крыльца появилась Ксюша и Антон сразу оживился. Вот она прошла мимо клумбы, на которой ничего не было, кроме гранитных валунов в центре – для эстетики – и грудок свежевскопанной земли вокруг. Она была одна, без Леры и Миши, хотя часто ходили домой вместе. И как только Ксюша прошла через калитку, перед ней возник Антон. Они постояли несколько минут, о чем-то оживленно беседуя, вернее говорил и жестикулировал Антон, Ксюша же больше слушала, иногда улыбалась, кивала головой.

А потом пошли вместе по улице в направлении дома, причем Антон забрал у нее ранец и шел подпрыгивающей походкой, в такт шагам размахивая им. Они удалялись от Кирилла, постепенно уменьшаясь в размерах и эта подсмотренная сцена, отгороженная от окружающих звуков салоном автомобиля, походила на кадры из немого кино.

«Ну как забыть звончей звонка капель, И девочку, которой нес портфель.»

Кирилл закусил губу. Вот это да! Он не знал, что предпринять. Выскочить из машины и догнать? Или доехать до подъезда и подождать там? Или проследить незаметно, крадучись на цыпочках по пятам и прячась за деревья, как в плохом детективе – тоже интересный вариант, главное, забавный.

Но вместо этого он нервно включил мотор, круто развернулся и, рявкнув шинами, понесся в сторону парка.

Он гулял аллеями один.

Задравши голову и широко упершись в землю ногами, подолгу застывал в таком положении, наблюдая высокое небо, уверенно и бесповоротно меняющее свой свинцовый зимний наряд на ажурно-лиловый. Как к родным существам, прикасался к нежным молодым почкам, любовался крохотными зачатками листочков на ветках, гладил мохнатые лапы голубых елей, желая разделить с ними резкую боль, вдруг пронзившую сердце.

"Ну что я так разволновался. Ведь ничего же не случилось. Приду домой и все выясню. Ну мало ли, зачем он пришел. Комиксы забрать, например. Что тут такого, вполне невинно шли, разговаривали. А портфель даме нести помог бы любой джентльмен. – Кирилл тяжело вздохнул. – Не убедительно!"

"Я ее ревную." – эта мысль стала для него открытием, откровением, он отказывался в нее верить.

"Вернусь сейчас домой и застигну их врасплох, поймаю на горячем".

"Ну, на каком горячем, Кирилл? О чем ты говоришь? Да он, скорее всего и заходить не будет. Проводит до подъезда и уйдет. Может, уже ушел."

"Все равно поеду домой и расспрошу ее. Она от меня ничего не утаит."

Вместо этого, он, побродив еще немного по парку, приводя в порядок свои расшалившиеся нервы, призывая к спокойствию взбесившиеся эмоции, вернулся в институт. Поднявшись в деканат, попросил Люсю объявить студентам, что консультация сегодня состоится, причем продлится не одну запланированную пару, а сколько понадобится, и он примет всех, у кого есть какие-то вопросы и долги.

Вернулся домой позже обычного. Ксюша выбежала встречать его к двери, как всегда, радостно бросилась на шею, целуя в щеку, взяла у него из рук сумку с ноутбуком. Но Кирилл держался с ней холодно и она, вдруг это заметив, недоумевающее уставилась на него.

– Что случилось? У тебя неприятности? – Ксюша отнесла ноутбук в комнату и вернулась в коридор.

– Нет, все нормально. А у тебя как дела?

– Хорошо. Я уроки выучила и пюре сварила. Будем ужинать?

"Спросить в лоб или подождать, чтобы сама обмолвилась."

Решил подождать. У нее от него не было тайн и Ксюша всегда рассказывала ему о своих школьных, и не только, делах. Но Ксюша молчала.

"Ладно, подождем. Так даже интересней".

За ужином он не выдержал и спросил:

– Ксюша, ты сама шла со школы, без Леры и Миши?

Она задумалась. Вопрос застал ее врасплох, а интонация, с которой он прозвучал, не предвещала ничего хорошего. Кирилл читал на ее открытом, детском лице лихорадочную работу мыслей.

– Они остались на театральный кружок, – уклончиво произнесла она.

"Молодец. Выкрутилась. Не солгала и не ответила.."

– Так ты шла одна? – не унимался Кирилл и пронзил ее строгим взглядом, который про себя Ксюша в шутку называла "всевидящее око".

– Нет. – Что-то подсказало ей, что дальнейшие утайки бесполезны, будет только хуже. – С Антоном.

– А зачем он приходил?

– Я не знаю. Проводил меня до подъезда и пошел домой, – оправдывалась Ксюша.

– А почему ты мне об этом сразу не сказала?

– О чем?

– Не ломай комедию, ты прекрасно понимаешь о чем.

– Нет.

– О том, что он приходил.

– А-а, это? Думала, что для тебя это неважно.

– А для тебя?

– Кирилл, почему ты со мной так разговариваешь, как будто я преступница? Что я такого сделала? – Губки у нее надулись.

– Может он за комиксами приходил?

– Да нет, говорю же тебе, он к нам домой не поднимался, провел до подъезда и ушел. Кирилл, комиксы ты сам передашь, когда следующий раз к Людмиле поедешь. Я тебе упакую, а ты передашь. А еще лучше меня с собой возьми. И пока вы с Людмилой будете в спальне кувыркаться, мы с Антоном поиграем на компьютере.

У Кирилла глаза налились яростью, губы плотно сжались, а рука зачесалась отвесить ей пощечину, но в последнее мгновение он сдержался, спохватившись, что далеко зашел.

"Действительно, что я себе позволяю. Не хватало еще показать ей, что я ревную."

– Ладно, Ксюша, – сказал он примирительно, – Прости. Наверное, устал. Студенты толпой навалились. Ничего не делают по два месяца, а потом все сразу являются и тащат все свои долги, что за это время накопились. – Это была неправда, повод, предлог, на который мужчина намеревался переложить свою боль, ревность. – Прости, дорогая. Иди, я тебя поцелую, моя хорошая.

И Кирилл, усевшись на диван, посадив ее к себе на колени, поцеловал, а потом затих, зарывшись лицом в ее волосы.

"А как же ты думал, Кирилл. В конце концов ей понравится какой-нибудь парень и ты ее не удержишь. Подумаешь, мальчик провел девочку со школы домой! А ты уже обезумел от ревности. Он ей безразличен и тебе не соперник."

Но легчайшие интонации в ее ответах вызывали сомнение в этом, а подсмотренный разговор у школьных ворот дал ему ясно понять, что это не первая их встреча, о которой он ничего не знал – были и другие.

"Она ведь живой, отдельный человек, а не кусок тебя. Даже рука или нога порой отказывается подчиняться своему обладателю, не говоря уж о его мыслящей части – противоречивом, сомневающемся и вечно бунтующем разуме."

Весь вечер Кирилл внимательно наблюдал за Ксюшей. Она выглядела растерянной, впадала в задумчивость, невпопад отвечала на вопросы. Ее взгляд замирал на невидимой точке в пространстве.

Как-то очень поспешно разобравшись с уроками (еще до его прихода), она за ужином почти ничего не ела – несомненный признак влюбленности, он помнил это еще по лагерю – и уходя с кухни, по пути навестив ванную для вечернего гигиенического моциона, отправилась к себе в комнату.

Ксюша уже лежала в кровати, мысленно дорисовывая геометрический узор на обоях, прижимаясь щекой к зайцу Вене, всегда готовому подставить свое пушистое брюшко для ее горестей, когда к ней вошел Кирилл.

– Ты уже легла? Что-то ты рано сегодня.

– Я спать хочу.

– А со мной? Ко мне не хочешь нырнуть под одеяло?

– Ну… Я потом. В другой раз.

– А мне сейчас хочется.

И он, подхватив ее на руки, понес к себе в спальню. Положив на кровать и сам устроившись рядом, стал гладить и целовать ее.

Ксюша отвечала нехотя, как-то вяло, время от времени отворачиваясь и поднимая глаза к потолку, будто ждала, что оттуда спуститься какой-нибудь ангел-защитник и не даст ее в обиду. Ночная сорочка, подгоняемая его руками, отправилась вверх к подбородку. Кирилл помог ей перебраться через Ксюшину голову и соскользнуть на пол.

А потом навалившись на нее, не замечая или стараясь не замечать ее нежелания, он в конце концов придавил всей своей массой, раздвинув ноги, пристроился между ними, догоняя  отворачивающееся лицо и отыскивая на нем губы. Задыхаясь под его тяжестью, она чувствовала беззащитно распахнутой горячей плотью тугое клокотание его похоти. Услужливая память мгновенно извлекла из своих глубин далекое побережье в лагере, лунную ночь, плед на песке и яростного зверя, набросившегося на нее, и его обещание, что такого больше не повторится.

Тогда зверя подстегивал зов любви, теперь кнут ревности, но это не имело значения, напор был неприятен.

– Не надо, Кирилл, пожалуйста, не надо.

– Почему? Ты ведь этого хотела?

– Но не так. Не сейчас, потом. Я не хочу сейчас.

Он повернул ее лицо к себе, крепко держа его в своих ладонях, нависая над ним.

– А я хочу сейчас, – проговорил он медленно, чеканя каждое слово и снова целуя. Она не отвечала. Ее рот был беспомощно приоткрыт, а глаза наполнила соленая влага, губы дрожали, плечи вздрагивали от всхлипываний.

– Да не буду я тебя трогать, не буду. Не бойся. Мне сейчас, как никогда, нужна твоя невинность. И только попробуй потерять ее с каким-нибудь Романом или Антоном. Я тебе ноги повыдергиваю, поняла? И запомни: ты все равно только моя. Моя! Я никому тебя не отдам, даже не надейся.

– Ты гегемон, Кирилл.

– Да! И гегемон, и деспот, и самодур в одном лице. И я тебя люблю. Так что смирись с этим и принимай как должное.

– Значит, я не могу ни с кем ни дружить, ни гулять, да?

– Дружить можешь. Не будем, однако, употреблять слово "гулять", у него двойной смысл и я не знаю, какое именно значение ты имеешь ввиду, когда произносишь его. А вот любить – нет. Любить я тебе разрешаю только себя.

– Сердцу не прикажешь.

– Придется, малышка, придется.

– Кирилл, ты еще строже моего отца.

– Я взял на себя ответственность и заботу о тебе.

Кирилл скатился с нее, раскинувшись рядом. Ксюша облегченно набрала полные легкие воздуха и с шумом выдохнула. Он сгреб ее в охапку, притянул к себе, устраивая ее голову в специально предназначенную для этого у мужчин впадинку на плече в районе ключицы, нежно целуя в лоб, висок, влажные глаза.

– Кирилл, я к себе спать пойду. Можно?

– Нет, лапочка, нет. Я не хочу, чтобы ты там лежала одна и плакала. Здесь будешь спать, со мной, под моим присмотром.

И он заботливо укрыл ее одеялом. Его ладонь трогательно и нежно скользила по ее голове.

– Спи, крошка, спи, моя хорошая. Я тебя поглажу и всё у нас будет, как прежде…