Текст книги "Вишенка (СИ 18+)"

Автор книги: Анна Клим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

ЧАСТЬ 2

Глава 1

Вечером Кирилл позвонил Вишенке, как и обещал.

Ксюша рассказала ему, что в автобусе они с Веней спали всю дорогу, примостившись вместе на заднем сиденье, потому что все передние места были заняты. Родители встретили свою дочку очень хорошо, скучали по ней. Мама пирог испекла к ее приезду. А она скучает по Кириллу Андреевичу. Родители спрашивали, как ей понравилось в лагере, она сказала, что очень, хочет ли поехать еще – да, непременно…

В половине одиннадцатого Ксюша уже крепко спала, а Кирилл с Сергеем приговаривали вторую бутылку.

Через три дня Кирилл вернулся в город. Первой мыслью было сразу позвонить Ксюше и встретиться, но рассудок настаивал отбросить в сторону поспешный порыв нахлынувших чувств и эмоций. Нет, решения нужно принимать обдуманно и взвешенно. Следует подождать несколько дней, подумать, заглянуть в себя. Да и насущные вопросы, связанные с работой, университетом, никто не отменял и они тоже требовали скорейшего урегулирования – на носу новый учебный год и у преподавателя, на все про все, оставалась лишь неделя до первого сентября.

Кирилл боялся повторения того сценария – его первого лагерного лета – когда бурная страсть, длившаяся все три заезда, в городе рассыпалась в пух и прах, сошла на нет и угасла, оставив после себя неприятный, горький привкус, черным пауком забившийся в глубины подсознания и выползающий оттуда всякий раз, едва появляется малейший намек на серьезные отношения с женщиной. Та курносая любовь, ярко пылавшая под жарким южным солнцем, оказалась ему совсем ненужной в городе. Тогда удалось на тормозах свести отношения на нет, уже тяготившие его, стараясь причинить девушке как можно меньше боли от неизбежности расставания.

Сейчас так поступить было нельзя. Тогда они разделили ответственность за происходящее пополам, на равных условиях. Теперь в его руках находилась судьба ребенка, девочки. Он чувствовал свою обязательность перед ней, как перед прикормленным и приученным зверьком, маленьким и беззащитным, которого лишь изверг может позволить себе беззаботно отшвырнуть в сторону. «Мы в ответе за тех, кого приручаем». Нанести такой удар по детской психике было жестоко, бесчеловечно.

Прежде чем привязывать ее к себе намертво, Кирилл решил разобраться с самим собой. Действительно ли Вишенка ему так нужна, как виделось прежде, там, на ракушечном берегу. Не сиюминутная ли это блажь, которую, если прирастет, придется отрывать с мясом по-живому. Он чувствовал себя минёром, не имеющим права на ошибку, так как малейшая оплошность может стать смертельной.

Не стоит торопиться, нужно проверить свои чувства, все взвесить, чтобы не ошибиться. Взять тайм-аут и только потом принимать решение: позвонить, встретиться, окрылить надеждой или порвать раз и навсегда и не мучить ребенка.

Кирилл бродил по городу. Решал попутно дела по университету и снова бродил, размышлял, размышлял, размышлял…

Нынче еще не поздно расстаться безболезненно. У Ксюши начнется новый учебный год: учителя, уроки, домашние задания, встретит школьных друзей, которых не видела все лето. Все эти заботы быстро вытеснят из детской головки образ лагерного вожатого. Утешал себя тем, что дает Ксюше возможность ответить на вопрос – а нужен ли он ей? Или городская жизнь, друзья-подружки и вовсе поглотят все свободное время и девочке будет не до него, не до любви. Может и такое быть.

За себя он не волновался, он мужчина, он привык переносить удары судьбы (годы упорных тренировок).

Последнюю неделю он ей не звонил, сославшись на занятость перед началом учебного года, мотивируя тем, что им обоим надо подготовиться к учебе, а сам думал, думал, думал…

Они вступали в новую фазу их отношений – городскую – и требовалось проверить, так ли они необходимы друг другу в новой обстановке. И если малышка могла этого и не осознавать, то он, взрослый, трезво мыслящий мужчина, обязан подумать за двоих.

* * *

Кирилл не звонил и Ксюша тоже не звонила. Внутренний голос подсказывал, что застенчивая голубка ни за что не станет беспокоить его первая – наивная детская скромность и природная мнительность не позволят ей быть навязчивой. Однако вздрагивая при каждом звуке нервно дребезжащего телефона, он продолжал хватать трубку, надеясь, что вот этот звонок уж точно от нее.

Но она не звонила и он длил свою пытку.

31 августа, без десяти десять вечера он сидел в баре с самыми близкими друзьями и праздновал свой двадцать девятый день рождения. Вдруг телефон в кармане завибрировал и высветил на циферблате надпись "Вишенка" и ее крохотный портрет, улыбавшийся двумя милыми ямочками.

Кирилл схватил трубку и, спасаясь от громкой музыки и шума опьяневшего зала, выбежал на улицу. По дороге, прежде чем нажать кнопку соединения, несколько раз прижался губами к светящемуся экрану.

– Кирилл Андреевич, поздравляю Вас с Днем рождения! – Огнем и ознобом, прокатился по его телу нежный голосок, которого он столько дней не слышал, не позволял себе услышать. – Мне очень хотелось позвонить и поздравить Вас первой, но я не смела тревожить Вас рано утром, чтобы не разбудить, боялась звонить днем, чтобы не отвлекать от работы и важных дел, не хотела мешать и вечером праздновать с друзьями. Больше я уже не в силах терпеть. Извините меня. Мы с Веней поздравляем Вас и желаем всегда оставаться умным и сильным "всадником с головой" и пусть надежный корабль Вашей жизни уверенно рассекает волны Судьбы и везет на борту только Счастье и Радость, Любовь и Здоровье, Успех и Удачу, Мечту и Друзей. Спокойной ночи!

Ксюша выпалила все это скороговоркой и сразу разъединилась.

Напрасно Кирилл пытался остановить мгновение и кричал в уже отключившийся прибор:

– Ксюша, девочка моя. Вишенка, постой, не клади трубку, –  сотрясал он пустоту ночи, глядя в тупом оцепенении на светившийся в темноте экран, который вскоре погас, забрав у него последние мгновения радости от ее звонка.

Вот так. Он целый день не выпускал телефон из рук, а она, видите ли, гордая и принципиальная, не смела позвонить. Ну что ж, сам виноват, дал повод подумать, что разлюбил, ведь знал же, что малютка ни за что не станет навязывать себя, предполагая, что ему не нужна.

Что он делает? Зачем мучает ее и себя? Тот трепет, с которым он столько дней ждал ее звонка и не смел себе в этом признаться, говорил сам за себя. Какие еще нужны доказательства его чувств? Он любит ее, любит, это несомненно. Так зачем же терзает свою крошку и терзается сам.

Завтра 1 сентября и он пойдет к ней в школу на первый звонок.

Глава 2

Осень вступила в свои права стремительно – с места в карьер. Первый же день сентября разродился унылым дождем, разбавленным редкими вспышками солнца, скромно выглядывающего из-за серых туч, уже навивавших мысли о неизбежной разлуке с летом.

Утро встречало нарядных первоклассников с огромными бантами, а также их родителей, несущих следом пестрые ранцы, школьников постарше с букетами блеском умытого асфальта, редкими желтыми листьями кленов в мелких лужах, мохнатыми шляпками астр на разноцветных клумбах.

Кирилл шел на стоянку за машиной, продираясь сквозь толпу напиравших на него мыслей. Сегодня он впервые увидит ее после лагеря, в городе, в новой среде, в новой жизни. Еще есть полчаса, чтобы повернуть назад. Еще есть время подумать, последний раз прислушаться к своим ощущениям: стоит ли здесь и сейчас завязывать отношения с этой девочкой или пусть все останется как красивый лагерный роман без продолжения.

А вдруг он ошибается в своих чувствах и через месяц разочаруется и будет тяготиться ею. Пока не поздно, пока имеется возможность уйти, исчезнуть из ее жизни навсегда. Рассудок говорил, говорил, говорил…

А сердце? Вот кто главный советник в таком деле. А сердце ныло, стучало, болело и молило разум не торопиться, взглянуть на нее одним глазком, еще разок увидеть и решение придет само собой и вполне возможно, что все домыслы прагматичного разума растворятся, рассеются, отпадут за ненадобностью. И сквозь муть сомнений и терзаний проступит истина во всей своей красе…

На праздничную линейку он опоздал. Директор школы, видный мужчина с остатками темных волос на голове и кругленьким животиком на довольно стройной фигуре, монотонным голосом толкал речь, которую никто не слушал. Первоклассники, почетно избранные читать стихи, мокли и ежились, повторяя про себя слова и вытирая с лиц холодные капли.

По периметру площади стояло четыре сотни "жаждущих знаний" обормотов, окруженных снаружи заграждением из родительских тел, дабы отрезать у деток даже намек на мысль об отступлении или бегстве. Эту шевелящуюся, гудящую, живую П-образную колбасу накрывала сверху стая зонтиков, напоминавших деревенскую дорожку, сшитую из разноцветных лоскутков.

Кирилл, спрятавшись за спинами родителей, на полголовы возвышаясь над зонтиками, обводил глазами присутствующих. Дети стояли классами, значит, для ускорения процесса поиска, можно исключить самых маленьких и самых больших. Прикинув, где примерно могут стоять девятые классы, тут же приступил к подробному изучению детских лиц.

Ее он увидел почти сразу. Стояла на противоположной стороне в первом ряду с букетом цветов под одним зонтом со своей одноклассницей и о чем-то перешептывалась.

На ней была темно-синяя, в широких складках, школьная юбка и в тон ей облегающая жилетка, из-под которой белоснежным облаком вырывались рукава блузки, на ногах белые ажурные гольфики. По бокам головы два волнистых хвостика были схвачены белыми бантами, специально одетыми по случаю праздника. И в такой парадной экипировке она еще больше походила на маленькую школьницу. Гольфы, банты, юбочка – не дать не взять – первоклассница.

Кирилл подался немного назад, испугавшись, что Ксюша может его узнать. Хотелось понаблюдать за ней издали, оставаясь незамеченным. Поймать сердцем и прочувствовать это первое беглое впечатление.

Вот она стоит, шушукается со своей подружкой. Уйди он сейчас из ее жизни, она даже не заметит. Сегодня у нее начинается новая четверть, школа, одноклассники, уроки… Ну, расскажет этой своей соседке по зонтику, как у нее в лагере была любовь с вожатым и забудет, а в классе подкатит к ней какой-нибудь мальчик Рома и… Адью, Кирилл Андреевич!

Сердце подпрыгнуло, как тогда, в лагере, возле автобуса, где он впервые увидел ее.

– Вон стоит моя девочка, – Кирилл сообразил, что говорит вслух только после того, как стоявший рядом мужчина, примерно одного с ним возраста, внимательно покосился на него снизу вверх и очевидно приняв эти  слова за обращение к себе, тут же отозвался счастливым голосом:

– А вон моя, на трибуне, стихи читает, целую неделю учила, – он показал рукой на пухленькую первоклассницу с двумя огромными бантами, громко выкрикивающую рифмованные строчки, над которой чья-то заботливая рука держала раскрытый зонтик.

Абстрактно кивнув и любезно улыбнувшись в ответ, вполне разделяя с ним восторженные родительские чувства, Кирилл стал вглядываться в милое лицо на противоположной стороне площадки.

"Моя девочка" – повторил он уже про себя, предусмотрительно отодвинувшись от счастливого и  общительного соседа-родителя.

"Моя!" –  это знойное, жаркое, горячее слово "моя".

"Моя девочка, моя крошка, моя малышка, моя голубка, мой ребенок" – последнее словосочетание несколько выпадало из стройного ряда женских эпитетов, но было не менее верно.

Теперь он ясно осознал, что не впустит осенние холода и дожди в лоно их отношений. И в том, что Ксюша будет принадлежать всецело ему больше не сомневался. Может потому, что она уже была его собственностью в его мыслях, он и так безраздельно владел ею в своем сознании, ни с кем не делил и не собирался делить. Никто не ощущал ее с ним родство так, как он, даже родители, так как это было родство совсем другого порядка – возвышенное, неземное, нечеловеческое.

Директор домучил никому неинтересную речь, малыши, запинаясь, пропищали стишки, счастливый сосед-папаша неистово захлопал своему чаду, кто-то с чем-то поздравлял присутствующих, кто-то что-то пожелал в новом учебном году и линейка закончилась. Колбаса взорвалась и начала разваливаться в разные стороны.

Теперь важно было не упустить Ксюшу из виду и не потерять в разношерстной толпе. Кирилл прямиком бросился через линейку к точке ее последней дислокации. Она, прижимаясь к соседке, чтобы вдвоем уместиться под одним зонтиком, уже делала первые шаги в направлении школьного крыльца, когда он позвал ее, не успев добежать и до средины поля.

– Вишенка!

Резкий поворот головы на оклик. Поиск глазами знакомого голоса. И…

– Кирилл Андреевич!!! – захлебываясь от восторга, она крикнула так громко, так неистово, что на нее оглянулись и на миг замерли в такой неестественной позе все присутствующие: и учителя, и дети, и родители.

Перед глазами Кирилла разворачивалось удивительное действие, как в замедленной киносъемке.

Метнувшаяся под дождь в счастливом порыве фигурка, вспорхнувшая от резкого поворота юбочка, ножки в белых гольфиках, со всей силы несущие ему навстречу свою хозяйку и подружка, с широко раскрытыми глазами, изумленно застывшая под мокрым зонтом.

Она бежала через площадь, врезаясь и расталкивая попадавшихся на пути людей, не замечая падающих холодных капель дождя, перепрыгивая через лужи и уже готова была кинуться к нему в порыве нахлынувшей радости, но вдруг замерла в двух шагах, спохватившись, что зря так обнажала перед ним свои чувства, а ведь он не звонил столько дней, может уже разлюбил и она ему не нужна, и в этой ситуации глупо теперь бросаться на шею, да еще на виду всей школы и своей подружки Леры, наблюдавшей за происходящим во все глаза. В следующую, после первой, ослепившей ее, минуту, она об этом вспомнила.

Но Кирилл уже распахнул свои объятия, сам двинулся ей навстречу, и поймав, обхватил руками, закружил, уткнувшись в нее лицом, заблудившись в дебрях ее локонов, отыскивая для поцелуя ухо. И перед счастливыми глазами-вишнями опять поплыли деревья, море, звезды, теннисный стол, пляж и лунная дорожка.

Потом поставил на землю, придерживая, чтобы она не упала, и поцеловал в щечку.

– Вишенка моя сладенькая, я очень скучал по тебе.

– Я тоже, мы с Веней вместе скучали.

– Верю! Как там Веня поживает? Уши целы?

– Да. Мы с ним каждый день Вас вспоминали.

– У вас, что, сейчас в школе занятия?

– Нет, занятия завтра. Сегодня лишь учебники нужно забрать. Но я свои уже получила.

– Ты же в школу направлялась, – на всякий случай спросил Кирилл.

– Просто, за компанию с подругой. Она только вчера приехала. Ее зовут Лера. Я ее все лето не видела. Мы в одном дворе живем и дружим еще с детского сада, а я зонтик забыла, но возвращаться не хотелось, примета плохая. Вот видите, хорошо, что не вернулась, – выпалила Ксюша на одном дыхании винегрет из информации.

– А то что бы случилось?

– Может Вы и не пришли бы, – тихо и даже как-то виновато прошептала она.

– Я очень рад, что тебя увидел и что у тебя все хорошо. Ну ладно, идите, получайте свои учебники, не буду вам мешать. – Кирилл притворился, что уходит.

– Нет-нет, она сама получит. Я с ней не пойду. Я не хочу с ней идти, – быстро-быстро заговорила Ксюша, и голос у нее резко погрустнел, а на милом личике Кирилл, как в раскрытой книге, прочел сожаление и целый список самых разных мыслей, что вот сейчас он уйдет и она не сможет его удержать, а ведь так хотелось побыть с ним, ведь он долго – целых семь дней, почти вечность – не звонил, а она очень соскучилась, и так обрадовалась его появлению, что даже испугалась своего восторга и еще много всего, что трудно выразить словами, эмоции, рвущиеся наружу, чувства, которые нужно сдерживать на виду у других, подчиняясь правилам какой-то там морали.

– Тогда, может, погуляем по городу, хочешь, я тебя украду? – пришел на помощь Кирилл, озвучивая ее сокровенное желание.

– Да, хочу. Очень хочу. Украдите меня навсегда.

– Ну, пошли. Покатаемся на машине, пока дождь не кончится, а потом пройдемся по парку. – Кирилл уже вел Ксюшу к школьным воротам, положив руку на худенькое плечо и пряча ее под своим большим, черным, таким же внушительным, как сам, зонтом.

– Как я соскучился за твоими губами, – сказал он, выходя за калитку, и не удержался, наклонившись, поцеловал прямо у ворот школы, совершенно забыв, что здесь ее любой мог увидеть. Хотя бы та подружка, обладательница зонтика, которая вдруг подумала, что учебники от нее никуда не денутся, а вот кто этот красавец, уводивший Ксюшу и так влюбленно глядевший и так страстно круживший ее, о котором ей, лучшей подруге, ничего неизвестно – это желательно выяснить прямо сейчас. И Лера повернула вслед за ними, прячась за спины расходившейся толпы.

"Ай да Ксюша, тихий омут. Ничего мне не сказала. Скромница. Кто бы мог подумать. Жаль, что на машине уехали. Интересно, куда? Ладно, завтра все узнаю..."

Глава 3

– Тебе до которого часа можно погулять?

– Я сейчас спрошу.

Ксюша, достав мобильник, быстро отыскала в списке нужный номер:

– Мама, алло, – Кирилл, сидя в нескольких сантиметрах от нее, чувствовал вибрации счастья, звучавшие в тоненьком, как колокольчик, голоске, заполнившие собой все пространство автомобиля. Интересно, слышала ли их на том конце телефонной связи мать?

– У нас торжественная линейка уже закончилась. Можно я погуляю. Хорошо… Хорошо… До семи обязательно буду… И хлеба куплю, конечно… Все, мамочка. Пока. – И Ксюша, скосив на него глаза, наградила его счастливой улыбкой, пожимая плечиками "до семи."

– Вот и хорошо. Сейчас мы с тобой закатимся. До семи еще уйма времени. Я так по тебе соскучился.

– Я тоже.

Кирилл перегнулся через спинку водительского кресла и достал с заднего сиденья огромного шоколадного зайца в прозрачной упаковке. Уши, усы, хвостик, подушечки на лапках и еще какие-то мелкие детали были выполнены из белого шоколада и разноцветной карамели и от этого зайчишка приобретал особенно торжественный вид.

– Это тебе. Поздравляю мою ягодку с началом учебного года. – И Кирилл, нагнувшись к девочке, нежно поцеловал ее в шею.

– Ого, какой большой! Спасибо. Снова заяц. Как же мне его назвать?

– Этого можешь никак не называть, просто съешь и всё!

– Он тоже на меня похож?

– О-о, еще больше, чем тот.

– Ладно, мы его вместе съедим. Я без Вас не хочу…

Улицы, капли дождя, светофоры, прохожие под зонтами, повороты и зеленые насаждения – все летело им навстречу, скользило по переднему стеклу, по глазам, по сознанию, не касаясь и не задевая их счастья. Дальний район города о моросившем сегодня дожде еще не был поставлен в известность синоптическими службами. И когда из-за поворота вынырнула зелень местного парка, обласканная ослепительным солнцем, Кирилл ударил по тормозам.

– Дождь кончился. Да здравствует, солнце и прогулки на свежем воздухе!

Гуляли парком, болтали о пустяках. Кирилл блистал красноречием, много говорил, много спрашивал – ему было интересно знать о ней все, что интересовало ее в этой, городской жизни. Ксюша много смеялась, внимательно слушала, простодушно рассказывала о себе.

Физики, а может быть, лирики, открыли удивительное закон: "Ощущение счастья заставляет время лететь с ускорением, прямо пропорциональным силе, объему и степени этого счастья". И только желудок, исключенный поэтами из списка участвующих в любви органов, исправно выполняя свою прямую и не слишком поэтическую обязанность, напомнил Кириллу седую, бородатую и забытую им в эти радостные минуты истину: "Любовь – любовью (слегка перефразировано), а обед по расписанию".

– Ксюша, ты проголодалась?

– Немножко.

– А ты утром, перед школой, завтракаешь?

– Обычно завтракаю. Но сегодня не успела.

– Ну понятно, бантики перед зеркалом завязывала, – улыбнулся Кирилл, превращая догадку в шутку.

– Ой! Я забыла… – спохватилась Ксюша и ее пальчики стремительно взлетели к вискам, готовые сорвать два круглых пушистых ажурных шарика, придерживающих хвостики по бокам головы.

– Не снимай! Тебе так хорошо с ними. Ты с этими бантиками такая шкодная девчонка.

– Но они же детские. Я их только на линейку надела и вот, пожалуйста, забыла снять. Я в них, как маленькая…

– Почему в них и почему как? Ты что, очень хочешь быть большой?

– Конечно.

– Успеешь еще, малышка. Это от тебя никуда не денется. Пойдем, я тебя обедом накормлю. Я здесь недалеко знаю хорошее кафе с украинской кухней. Там такой борщ вкусный готовят, пампушки с чесноком и салом.

– Я чеснок есть не буду.

– А я буду. Так что тебе тоже придется есть чеснок, иначе я не смогу тебя поцеловать.

– Ладно. Я с Вами на все согласна, даже на чеснок.

– Ну что ж, вперед!

Посидели в кафе, потом гуляли парком, смеялись, упивались счастьем, тестировали закон – одним словом, ничем не отличались от всех влюбленных пар на свете…

– Ксюша, половина седьмого. Тебе домой пора.

– Я не хочу. Кирилл Андреевич, ну пожалуйста, еще немножко погуляем.

– Нет, котенок, нельзя. Ты же пообещала маме в семь быть дома, да еще с хлебом. Слово надо держать. Иначе тебе потом не поверят и больше не отпустят. А если ты покажешь себя послушной девочкой, мы будем с тобой видеться часто-часто.

Оборот ключа в замке зажигания, заурчавший мотор, шуршание шин по асфальту, подводили грустную черту расставания под сегодняшним радостным днем, наконец-то расставившим точки над "i" и над сомнениями в душе Кирилла.

– Ксюшечка, я тебя возле магазина высажу. Не хочу, чтобы какая-нибудь любопытная соседка, подпирающая впалые щеки на перилах своего балкона, блюстительница чьей-то нравственности и любительница совать нос в чужие дела, доложила твоим родителям, что их малолетнюю дочь подвозил на машине мужчина, с которым она целовалась и еще бог знает чем в салоне занималась и так далее – ну…, что там ей подскажет ее разыгравшаяся фантазия – куда катится эта современная молодежь и куда только родители смотрят и тому подобное…

– Хорошо, Кирилл Андреевич. Я заодно хлеба куплю.

Ксюша кивнула, но прежде чем выйти из машины, Кирилл поймал ее за кисть:

– И еще, моя крошка, я хочу чтобы ты запомнила, что Кирилл Андреевич остался в лагере, а здесь с тобой просто Кирилл. И никаких Вы. Называй меня Кирилл и на ты. Поняла? Это тебе домашнее задание. Дома потренируешься и когда мы в следующий раз встретимся, скажешь мне: "Привет, Кирилл! Как ТЫ поживаешь?" Договорились?

– Хорошо, Кирилл Андреевич, – передразнила она улыбаясь и показывая язык. Но едва он хотел наказать чертовку, залепив на прощание еще один поцелуй, она ловко увернусь и выпорхнула из машины.