Текст книги "Последняя надежда"

Автор книги: Анн Плишота

Соавторы: Сандрин Вольф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

34. Направление – Уэллс

В аэропорту троица не осталась незамеченной, совсем наоборот. Внимание, главным образом, привлекала Драгомира и ее весьма впечатляющая дорожная одежда: пурпурный костюм, манто из фиолетового бархата, изящная шляпка на голове. Огромный коричневый кожаный чемодан она везла за собой на колесиках, а на ее плече висела сумка, которую она крепко к себе прижимала.

Окса с Гюсом были менее приметными, но куда более возбужденными, чем экстравагантная, но совершенно невозмутимая Драгомира. Оксе казалось, что внутри нее летают легкие воздушные шарики, взрываясь по всему телу. После всех этих недель, насыщенных конфликтами и проблемами, девочка не могла скрыть, что просто жаждет сменить обстановку, и что это небольшое путешествие должно пойти ей на пользу.

Гюс же испытывал более сложные чувства. Конечно, он был рад поехать к Леомидо со своей лучшей подругой и стать привилегированным свидетелем ее «обучения», которое обещало быть чем-то фантастическим. Но при этом ему было как-то неуютно являться хранителем тайны и не иметь возможности поделиться ею с родителями. Сомнения тяжким грузом висели на его душе.

Белланже и Поллоки направились в зал вылета, место трогательных прощаний, во время которых Павел Поллок несколько раз испустил тяжелый вздох. Наконец самолет взлетел.

– Можно было бы и самой полететь, вот было бы весело! – заявила Окса, как только они поднялись над облаками.

– Ну, ты даешь! – ответил Гюс. – Хотя, если хочешь, чтобы тебя приняли за НЛО и отправили на перехват военно-воздушные силы…

– Тьфу на тебя! Никакой фантазии, – ехидно бросила Окса, пихнув его локтем.

– Как вижу, внучка ничего от тебя не утаила, Гюс! – вставила Драгомира.

– Все, что знаю я, знает он! – гордо заявила Окса.

– Э-э-э… Ну, вообще-то, да… – пробормотал Гюс, не зная толком, хорошо это или плохо по мнению Драгомиры.

Несколько часов спустя они сидели возле огромного камина, в котором потрескивал большой огонь. Леомидо встретил их в аэропорту на машине и отвез к себе, километров за пятьдесят от города, в самое сердце Уэллса.

Леомидо жил не в обычном доме, а в старой каменной постройке, возведенной четыреста лет назад, а потом превращенной в монастырь. Он выкупил ее до того, как она окончательно превратилась в руины, сделал из нее великолепное комфортабельное жилище, больше напоминавшее особняк, чем объект религиозного культа, если не считать небольшого кладбища с тыльной стороны здания.

Стоящее на извилистом побережье Кельтского моря, на большом расстоянии от человеческого жилья, это поразительное сооружение окружали вересковые пустоши, а за ближайшим холмом скрывалась маленькая песчаная бухточка.

Окса не была здесь два года, целую вечность! Собственность Леомидо показалась ей еще красивей, чем она помнила, с прудом, холмами и ветерком, колышущим высокие травы.

– Обалденное место! Вы, правда, тут живете? – поинтересовался Гюс.

Восхищенный мальчик не мог оторвать глаз от каменных стен, увешанных картинами современных художников, и огромной люстры с черными подвесками под высоченным потолком.

– Да, Гюс, я правда тут живу. С тех пор, как двенадцать лет назад умерла моя жена. Это место меня успокаивает, здесь я чувствую себя свободным и умиротворенным.

– А вам тут не очень одиноко? – продолжил мальчик, глядя на Леомидо с некоторым восхищением. – Дом же гигантский!

– Десять комнат, плюс этот зал, некогда бывший клиросом… Но нет, я тут не чувствую себя одиноким, знаешь ли, – ответил Леомидо.

– Ну, во всяком случае, это очень любезно с твоей стороны заняться моим обучением, Леомидо, – сказала Окса. – Огромное тебе спасибо.

– Ой, да брось ты, детка! – потрепал ее под подбородком Леомидо. – Надеюсь, что я не слишком заржавел, давненько я никого не учил… Очень давно. Еще с Эдефии, откровенно говоря.

В этих словах все почувствовали глубокую ностальгию и сожаление. На некоторое время в большом зале воцарилась тишина. Окса с Гюсом не скрывали нетерпеливого желания узнать больше, и Леомидо быстро это понял.

– Как вам известно, – взволнованным голосом начал он, – Драгомиру, Абакума и меня выкинуло из Эдефии в октябре 1952 года, и мы оказались в Сибири. И мгновенно осознали, что различия между Во-Вне и Внутри куда больше, чем мы могли себе вообразить или увидеть благодаря снолётам Малораны.

Первые месяцы потрясение было колоссальным. Для меня Сибирь оказалась слишком уж суровым местом со всех точек зрения. Я видел, как моя маленькая сестричка Драгомира молча страдает, прилагая отчаянные усилия, чтобы пережить шок от нашего бегства, а Абакум всю свою энергию тратит на то, чтобы помочь нам приспособиться к новым жизненным условиям. Я же, со своей стороны, ничего не делал. Я хотел стать опорой для моей сестры, как просила меня наша мама. Но я не справился со своей задачей…

– Прекрати, Леомидо, – нахмурившись, перебила его Драгомира. – Не смей себя винить, да еще через столько лет! Посмотри на меня, я весьма неплохо себя чувствую!

– Да, ты добилась отличных результатов. Но вовсе не благодаря мне… – серьезно возразил ее брат.

– Ну же… – вмешалась Окса. – Это все же ведь благодаря тебе бабушка с Абакумом смогли уехать из России!

– Совершенно верно, лапушка! – воскликнула Драгомира. – Спасибо, что напомнила этому упрямцу, который вечно не желает признавать свои заслуги. Но продолжай, пожалуйста, Леомидо.

– Через восемь месяцев после Великого Хаоса, летом 1953, я пересек Европу, поселился в Англии и очень быстро с грустью вынужден был признать, что некоторые воспоминания о родной стране стираются из моей памяти. В моих воспоминаниях лицо моей матери, Малораны, становилось все менее четким, и это меня пугало и причиняло боль.

Я без труда адаптировался в Англии и через несколько месяцев после того, как обосновался в Лондоне, был принят в известный оркестр и женился на моей любимой Лайзе. Моя профессиональная карьера пошла вверх, а воспоминания об Эдефии все больше и больше стирались из моих мыслей и памяти. Но не из сердца…

Все это было очень сложно, меня мучила ностальгия, я очень скучал по Драгомире и Абакуму. В 1955 году, после рождения Кэмерона, моего первенца, я окончательно осознал необходимость передачи наследия, потому что, пусть я и не рассматривал возможность обнародования своего происхождения – к этому я совсем не был готов, мне казалось очень важным оставить свидетельства того, что мы существуем. Мне потребовалось еще несколько лет, чтобы я смог все рассказать. Сперва жене, а потом детям. И смею вас заверить, это было совсем не просто. Когда я, наконец, воссоединился с моими дорогими Драгомирой и Абакумом, я вспомнил свое прошлое и сейчас готов научить тебя всему, что умею, внучка.

– Спасибо, Леомидо, – пробормотала Окса, тронутая рассказом двоюродного деда, и озабоченная вопросом, прошел ли ее отец такое же обучение. Судя по всему, нет… Ведь Леомидо сказал, что никого не учил еще с Эдефии. Она уже хотела спросить двоюродного деда, почему, но тут ее внимание привлекла уже знакомая фигурка.

– У тебя есть Фолдинготы?

– Ну да, пара и их малыш. Сейчас они заняты на кухне, готовят нам пир…

– О! – воскликнул Гюс. – Наконец-то я увижу, что это за знаменитые Фолдинготы!

– Надеюсь, они такие же хорошие повара, как и бабулины, – добавила его подружка.

– Да! Сама увидишь! Они отличные повара! Но, кстати об одиночестве, о котором ты давеча меня спрашивал, Гюс. Так вот знай, я не чувствую себя одиноким, потому что я не одинок! Конечно, этот дом стоит на отшибе, но так оно лучше и для меня, и, главным образом, для всех моих существ. Здесь они могут жить, не таясь и не беспокоясь, что их увидят.

– Существ? Каких существ, Леомидо? – хором воскликнули Окса и Гюс.

– Идите за мной…

35. Густонаселенный огород

– Надеюсь, ты привезла с собой свою Минимерку, Драгомира? – поинтересовался Леомидо.

– Естественно! И должна тебе сказать, там в ней большой шурум-бурум! – ответила его сестра, похлопав по большой сумке, которую по-прежнему прижимала к себе.

Все четверо покинули великолепный зал и двинулись по коридору, по одну сторону которого располагались витражи, а по другую – массивные металлические двери. В конце коридора располагалось помещение без окон, наполненное коробками самых разных размеров, которые были обиты изнутри мягкими материалами. Следующая комната была завалена садовыми принадлежностями и банками с зерном, в конце нее виднелся небольшой заборчик из плоских камней, обрамлявший маленький сад.

– Да куда они подевались? – воскликнул Леомидо. – А, наверное, на огороде!

Он открыл дверь, и перед глазами юных гостей предстало совершенно неожиданное зрелище: тут собрались самые разные и совершенно поразительные существа. Живые! И говорящие! Причем, оченьживые, и оченьговорящие! Некоторые из них занимались садовыми работами, другие протирали листочки растений, одновременно с ними беседуя, третьи попросту грелись на солнышке, растянувшись на гигантских круглых тыквах.

– Подходите, подходите! – позвал Леомидо. – Мои существа, представляю вам девочку, о которой вам рассказывал. Окса, моя внучатая племянница. А это ее друг Гюс.

Существа прервали свои занятия и столпились вокруг Оксы и Гюса. Друзья, совершенно ошалев, буквально приросли к месту.

– Добрый день, Юная Лучезарная! Добрый день, юный друг Юной Лучезарной! Добрый день, Старая Лучезарная!

– О-о, вот это совсем не вежливо… – возмутился Леомидо. – Ты уж прости их, Драгомира! Мне очень жаль.

Драгомира, ничуть не расстроенная, рассмеялась от души.

– Не переживай, мои тоже теперь меня только так и величают!

– Окса, Гюс, познакомьтесь с моими маленькими компаньонами. Геториги! Подойдите ближе, пожалуйста!

Два созданьица высотой сантиметров в тридцать вышли вперед и поздоровались, наклонив большие головы. Иными словами, наклонились практически всем телом, ибо оно состояло фактически из одной головы, представлявшей собой нечто вроде большой коричневой картофелины, из которой торчали свисающие до земли длинные руки и поразительно длинные ступни. Все это было покрыто внушительной копной взъерошенных волос.

– Сразу предупреждаю – Геториги большие юмористы, – заявил Леомидо, – и обожают подшучивать над некоторыми своими приятелями. Вроде Простофили, например.

– Эй! Простофиля! Пожар, горим! У тебя гребешок горит! – заверещал один из Геторигов, а второй в это время изображал пожарную сирену.

– А? Что? Ну что еще? Огонь вопит? – встревожился объект шутки.

Остальные существа прыснули, приглушенно хихикая.

– Нет, Простофиля, не волнуйся, – успокоил его Леомидо, взяв тварюшку за руку.

Окса с Гюсом наклонились, чтобы получше рассмотреть знаменитого Простофилю.

Чуть повыше Геторигов, он казался ужасно неуклюжим. Тельце у него было обрюзгшее и желтоватое, а по всей спине, до самой головы тянулся гребень. Голова же Простофили походила на голову моржа. И вид у него был совершено беззащитный, как в прямом, так и в переносном смысле. Существо безразлично взирало на Оксу и Гюса огромными добрыми глазами.

– У Простофили мозги… как бы это выразиться… немножко слабые, – пояснил Леомидо.

– Эй, слабый на тыковку, слабый на тыковку! – радостно завопили Геториги.

– Он немножко более заторможенный, чем остальные, – продолжил Леомидо. – Но это чрезвычайно доброе и очень полезное существо, вы сами вскоре убедитесь.

– У каждого существа есть свое применение, так? – спросила Окса, поглаживая покрытое пушком тельце Простофили, который блаженно заулыбался.

– Совершенно верно! – ответил Леомидо. – Вещунья, подойди, пожалуйста.

К юным гостям Леомидо приблизилось нечто вроде рыжей курицы размером с канарейку, и обратилась к ним писклявым голоском, потряхивая кисточкой:

– Вы! Вы происходите с Юго-Востока, местности, куда более мягкой, чем эта холоднющая страна, овеваемая западными ветрами! Я это знаю! Знаю! Потому что чувствую! Там, откуда вы прибыли, теплее? Я уверена, что да! Совершенно уверена! Скоро, уже скоро наступит зима. Ну почему меня никогда не свозят в тропики? Когда перестанут мне отвечать «не раньше, чем у кур вырастут зубы»? Потому что у меня-то зубы есть! И почему меня вынуждают стучать зубами? Почему запрещают присоединиться к моим перелетным кузинам?!

– Эй, глянь-ка на себя! Ты совсем не похожа на ласточку, дорогуша! Ты даже летать не умеешь! – бросила ей забавная смеющаяся лягушка с покрытым бугорками тельцем и великолепной парой стрекозьих крылышек.

Окса с Гюсом переглянулись, изумленные донельзя, но готовые покатиться со смеху.

Леомидо поднял курочку и сунул под свой шерстяной жакет.

– Должен вам сказать, что у Вещуньи явная склонность к истерии, дети мои. Истерику у нее обычно провоцирует ее чувствительность к холоду. Ну и специфические шуточки Лягв, – пояснил Леомидо, весело покосившись на танцующих в воздухе четырех крылатых лягушек.

– Должно быть, ей было совсем кисло, когда вы были в Сибири! – заметила Окса.

Из-под пиджака Леомидо донесся протяжный стон.

– Не произноси этого слова, Окса, будь добра, – вполголоса продолжил Леомидо. – Это довольно «леденящее душу» воспоминание для нашей бедной Вещуньи, которая несколько лет безвылазно сидела на печи в лесной избушке Драгомиры и Абакума. Но, если отбросить ее боязнь холода, это крошечное создание обладает весьма интересным свойством обнажать правду, потому что она видит не только внешнее. В Эдефии она служила нам, выявляя ложь, а также оценивая трудовой вклад каждого жителя страны. Своего рода калькулятор, если угодно.

– Прикольно! – воскликнул Гюс в полном восторге.

– Полностью с тобой согласен, мой мальчик.

– Эй! А вот и Фолдинготы! – воскликнула Окса. – Смотри, Гюс!

И действительно, на огороде появились Фолдинготы, похожие на уже знакомую Оксе парочку. А с ними их малыш, мгновенно вызвавший восторженные восклицания у гостей.

– Какой прелестный малыш! – воскликнула Драгомира.

– Можно взять его на руки? Пожалуйста, Леомидо? – заканючила Окса. – Он такой лапочка!

– Милашка! Милашка! – принялись скандировать Геториги.

– Но кто вы? – поинтересовался Простофиля, глядя на Гюса, которого вот уже добрых минут пятнадцать покорно держал за руку.

Окса наклонилась, чтобы взять на руки толстенького малыша Фолдингота с морщинистой кожей. Малыш таращился на девочку огромными глазищами с длинными шелковистыми ресничками и счастливо улыбался.

– По-моему, пришла пора вас выпустить, друзья мои, – провозгласила Драгомира, обращаясь к коробке, которую достала из сумки и которую ей все трудней становилось держать, поскольку та сильно сотрясалась.

Драгомира расстегнула кожаную ленту, обвязывающую коробку, и осторожно ее раскрыла.

– По одному, будьте любезны, а не всей толпой!

Окса с Гюсом наклонились и увидели точно таких же существ, как те, что стояли вокруг них, но совсем крошечного размера, словно в миниатюрном варианте. Ребята вытаращили глаза, раскрыв от изумления рот.

– Это Минимерка, дети мои, – объяснила Драгомира при виде их изумления. – Когда нам пришлось бежать из Эдефии, Абакум – а он самый предусмотрительный человек из всех, кого я знаю – озаботился тем, чтобы прихватить с собой все возможные образцы, которые уменьшил благодаря вот этому гениальному изобретению. Основное предназначение Минимерки – обеспечивать свободное пространство, и мы ею пользуемся для хранения припасов, или громоздких архивов. Но только Абакуму было известно, что ее можно использовать и для живых существ. К счастью. Потому что таким образом мы смогли взять с собой Во-Вне из Эдефии большое количество растений и существ. Некоторые виды растений не пережили перехода через Портал или термического шока, когда мы оказались зимой в Сибири. Но большая часть их тут!

Драгомира вытащила из коробки по одному из всех уменьшенных существ, и те тут же приняли свой привычный размер.

– Это же революционное изобретение! – пробормотал Гюс, обращаясь к Оксе.

– Да ты что!

Фолдинготы Драгомиры прижались толстенькими животиками к животикам Фолдинготов Леомидо, выражая таким образом радость от встречи. Геториги тут же кинулись в траву и принялись жизнерадостно кататься по ней, пока не превратились в комок взъерошенных волос. А живший у Леомидо Простофиля направился небрежной походкой к Простофиле Драгомиры.

– Вы мне кого-то напоминаете… – неспешно произнес он, глядя на свою точную копию.

– Да и я, по-моему, вас где-то видел, – ответил ему alter ego, лениво вращая забавными глазками.

Вещунья же, едва успев выбраться из Минимерки, тут же присоединилась к той, что грелась за пазухой Леомидо. А тварюшки, напоминавшие спрутов с мушиными головками, мгновенно переплелись своими многочисленными щупальцами.

– Ой! А этих я знаю! – воскликнула Окса.

– Это Трасибулы, детки. Фосфоресцирующие Трасибулы. Они дают освещение, более яркое, чем лампочка, – объяснил Леомидо. – Они часто служили нам для освещения публичных мест или были просто домашними светильниками. А еще, представьте себе, во взрослом возрасте они могут выделять свет такой яркий, что, если на него глядеть, можно ослепнуть в считаные секунды!

– С ума сойти! А это кто?

Окса показала на последний образчик, смахивающий на тощего таракана. На дне Минимерки корчилось жутко противное существо, связанное и с кляпом во рту.

– Это Гнусень, – удрученно ответила Драгомира.

– Странное имя, – заметил Гюс. – А почему он связан?

Вместо ответа Драгомира достала существо из коробки и развязала. Как только создание оказалось на свободе, оно тут же вскочило на ноги и завопило:

– Ты мне дорого за это заплатишь, старая кошелка! Если еще раз ко мне подойдешь, я твою старую тушу на ленточки порву, но сначала выпущу всю твою тухлую кровь и выпотрошу гнилые кишки! Ты получишь то, что заслужила!

Выплевывая свое агрессивное заявление, Гнусень, находясь совершенно вне себя, грозил Драгомире длинными и грязными когтями. И явно очень острыми.

– Что это с ним? – спросила Окса.

– Что со мной?! – выплюнул Гнусень. – ЧТО СО МНОЙ?! Эта вонючая гадкая мегера не имеет никакого уважения к тому, кто я есть!

– А кто ты есть? – нахмурилась Окса.

– КТО Я ЕСТЬ?! Ты спрашиваешь, кто я есть? Да ты такая же дура, как эта облезлая матрона! И тоже заслуживаешь того, чтоб я тебе кишки выпустил! Я – верный Гнусень Осия, единственного истинного владыки Эдефии!!!

36. Распоясавшийся мятежник

Все без исключения существа вздрогнули и возмущенно уставились на мерзкого Гнусеня, яростно вопившего посреди огорода.

– И давно это с ним? – поинтересовался слегка обеспокоенный Леомидо.

– Несколько недель, – ответила Драгомира. – Точнее, с тех самых пор, как мы перебрались в Англию. И никакое лечение на него не действует.

– Даже Психофор?

– Даже Психофор. Я уже и не знаю, что делать! Он нападает на других, меня кусает и царапает, бушует до такой степени, что приходится применять либо Гранок обездвиживания, либо Нок-Бам, чтобы иметь возможность им заняться.

Леомидо озабоченно поглядел на Драгомиру, потом на рычащего сквозь острые зубы Гнусеня, готового вцепиться в любого, кто к нему приблизится.

– А почему он упомянул Осия, ба? – поинтересовалась Окса.

– Гнусени для Твердоруков – то же самое, что Фолдинготы для семьи Лучезарной, – ответила Драгомира, озабоченно прикусив губу. – И Осий действительно был хозяином этого Гнусеня. Буквально перед тем, как нас выкинуло из Эдефии, за нами погнался сын этого Изменника и почти догнал. Гнусень вцепился в мое платье буквально за несколько секунд до того, как мы влетели в Портал. Я тогда в неразберихе не обратила на него внимания. А как только оказались Во-Вне, мы его подобрали и заботились о нем, как о любом другом существе, хотя он нам все время портил нервы. Он никогда не хотел меня принять, и признает лишь главенство своего хозяина, даже спустя столько лет. Несокрушимая верность, да? Довольно долго он был смирным, в частности, благодаря Психофору. Это такое лечение, которое придумал Абакум, чтобы смягчить… как бы это выразиться… его злые наклонности. Но с некоторых пор он стал неуправляемым, и, вынуждена признаться, я в некоторой растерянности.

– Мой хозяин придет за тобой, старуха! – рявкнул Гнусень, приближаясь к ней с выставленными вперед когтями. – И перед тем, как воссоединиться с ним, я выцарапаю тебе глаза и вышибу твои прогнившие мозги!

– Так, ты уже начинаешь меня утомлять своими угрозами! – возмутилась Драгомира.

Она выставила ладонь в направлении мерзкого Гнусеня, и тот отлетел назад на добрых десять метров. Его тощее тело с глухим стуком шмякнулось об окружавший кладбище маленький каменный забор.

Окса испустила крик и с гордостью шепнула Гюсу:

– В точности то, что я сделала с этим придурком Варваром!

Леомидо взял на руки оглушенного Гнусеня и унес его в дом. Через несколько мгновений Леомидо вернулся, но уже один.

– Я его изолировал, – хмуро сообщил он. – В глухой комнате, откуда он не сможет сбежать. Он и впрямь как с цепи сорвался, и это странно. Но продолжим знакомство, если не возражаете, – продолжил брат Драгомиры уже более веселым тоном. – На чем мы остановились?

– А у тебя много таких существ? – поинтересовалась Окса, слегка потрясенная сценой, устроенной отвратительным созданием.

– Как Гнусень? Нет, он, к счастью, один такой! Но что касается остальных, то их с десяток разновидностей, что в целом дает двадцать существ… Как видишь, Гюс, я совсем не одинок! – подмигнул мальчику Леомидо.

– Да уж, это точно! Вам тут не скучно! А растения? Они из той же серии? – спросил Гюс, увидев, как Драгомира извлекает из Минимерки крошечные растения.

Как только растения приобрели обычный размер, Бабуля Поллок расставила их рядом с им подобными, и началось оживленное общение методом соприкосновения шелестящей листвой, сопровождаемым радостными вздохами.

– Ну да, более-менее, – ответил Леомидо. – У каждого растения свои свойства, но это не новость. Тут что Во-Вне, что Внутри, все одно и то же. Единственная разница, что у растений из Эдефии есть ярко выраженная личность, а также язык и средства общения, адаптированные для человеческого понимания. И наоборот. О, Драгомира! Тебе удалось привезти Горанову? Браво! Снимаю шляпу! А мне вот мою иногда с трудом удается вынести даже на огород, настолько она нервничает…

– Я привезла тебе мазь на основе гребешка Простофили, она должна помочь. Будешь втирать ей в листья, а потом расскажешь мне, каков был результат… – сообщила Драгомира и специально для юных гостей добавила: – Горанова – это растение Фей-Без-Возраста. Ее сок напоминает ртуть. И если смешать его с ДНК какого-нибудь человека, то это позволяет создавать уникальные субстанции, с помощью которых мы делали Гранокодуй. Операция очень точная и сложная, и в Эдефии только Абакуму было дозволено ее проводить. Твой Гранокодуй, Окса, содержит капельки этого сока, которые Абакум смешал с твоими волосами, снятыми мной с твоей расчески. Так вот, у Горановы есть два слабых места: она чрезвычайно пуглива и очень чувствительна к стрессам.

Друзья подошли к растениям, просочившись между толпящимися существами, которые откровенно радовались встрече с себе подобными.

Обе Горановы были уже вовсю увлечены беседой:

– Какое жуткое путешествие! Я чуть не умерла… Ты только, представь, на самолете! САМОЛЕТЕ! Ничто бы меня не спасло…

– Как я тебя понимаю! Мне однажды довелось на нем лететь, и у меня возникла хлорофильная гипервентиляция. Я думала, мои жилки лопнут! Как вспомню…

Растеньице так отчаянно затрясло листочками, будто поднялся сильный ветер, а потом вдруг неожиданно поникло.

Окса, вскрикнув, прижала ладонь к губам. Ей уже доводилось присутствовать при подобной сцене, но от этого она не перестала быть менее впечатляющей.

– Караул! – закричала вторая Горанова. – На помощь! – и все ее листочки в свой черед поникли вдоль стебля.

Окса и Гюс пришли в изумление.

– Осень пришла! – тут же завопили Вещуньи: из-под пиджака Леомидо торчали только их головки. – Внимание! Листья опадают, это осень! Все в укрытие!

– А что такое осень? – хором поинтересовались Простофили. – Каждый день что-то новенькое, ну разве тут за всем уследишь?

Окса так заразительно расхохоталась, что Гюс, Драгомира и Леомидо невольно к ней присоединились.

– Они неотразимы! Я их обожаю, ба! О-БО-ЖА-Ю!

– Офигеть… Просто офигеть… – вторил ей Гюс, не сводя глаз с пребывающих в глубоком обмороке Горанов.

– Кхе-кхе…

– По-моему, Фолдинготы пытаются нам что-то сказать, – указал Леомидо на упитанных созданий.

– Еда завершила последнюю стадию готовности! Приглашение проследовать к столу дано должно быть срочно, – сообщили Фолдинготы и тут же добавили, обращаясь к Леомидо, – если будет на то ваша воля.

– Их способ изъясняться ничуть не уступает талантам ваших Фолдинготов, Драгомира! – отметил Гюс.

– Неужели? – улыбнулась Драгомира. – Давайте-ка заведем всех этих малышей внутрь и пойдем есть!

– Самый потрясающий день в моей жизни, – зевая, сообщила Окса.

Растянувшись на диване лицом к огромному камину, в котором потрескивал огонь, вместе с Гюсом, зевающим так же отчаянно, она подводила итог дня.

Ужин был превосходным – если не считать традиционного валлийского блюда с луком-пореем, который Окса терпеть не могла. Атмосфера была чудесной. Глядя на танцующие языки пламени, друзья с трудом боролись со сном, постепенно проигрывая битву.

– И все же… – сонным голосом пробормотал Гюс, – мазь на основе гребешка Простофили… бу-э-э-э…

– Это не самое странное, что мы сегодня видели, признайся, – заметила Окса не менее сонно.

– Гребешок Простофили…

Продолжением и концом фазы Гюса послужило его тихое посапывание, к которому почти тут же присоединилось посапывание Оксы.

В крошечной комнатке, в самой глубине жилища Леомидо, всякие необычные существа тоже спали в своих обитых мягкой тканью ящиках после бурных обсуждений дневных событий. Какой захватывающий был день!