Текст книги "Побег из Фестунг Бреслау (ЛП)"
Автор книги: Анджей Земянский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)
– Герр доктор, даже не знаю, как просить прощения. Я прекрасно знаю, что пациент должен заходить к врачу сам. Но командир герра капитана очутился в несколько неудобной ситуации.
– Да?
Левая бровь сидящего за письменным столом мужчины приподнялась.
– Так вот, недавно герр капитан получил новое звание за то, что он разработал и раскрыл советскую радиостанцию. Вот только связанные со всем этим усилия и нервы… – Холмс сознательно не закончил. – Ну, вы понимаете. И наш полковник очутился в неудобной ситуации. Лично я же – просто друг семьи, и хотя никто меня официально не посылал, но будет лучше, если прослежу… – он снова не закончил.
– Я прекрасно понимаю господина полковника, – сказал врач. – И хорошо, что вы пришли.
– Я лицо приватное, и мне легче было выбрать именно ваш кабинет, поскольку считаю, что ваш диагноз…
– Можете не заканчивать, – обрадовался врач. – Умной голове пары слов хватает вполне. Я и вправду понял намерения господина полковника и все неудобство ситуации.
Доктор "ужас Бреслау" по-настоящему гордился своей злой славой и прозвищем "охотник на симулянтов". Понятное дело, что слова Холмса он понимал по-своему. Полковник и действительно оказался в неудобной ситуации, ему нужно было повысить кого-то за то, что тот захватил советскую радиостанцию. Но одно дело разработать радиостанцию, сидя за письменным столом, а другое дело – сражаться глаз в глаз с противником в осажденной твердыне. По мнению Реммерта, молодому офицеру страх заглянул в глаза, так что, не совсем официально, его выслали в руки "охотника на симулянтов". И замечательно. Сейчас все его враки и вылезут наружу.
– И что вас беспокоит, герр капитан?
– Ничего. Я совершенно здоров.
Тут в беседу включился Холмс.
– У тебя уже точно по ночам нет горячки в сорок градусов?
– Конечно же, нет. – Шильке был совершенно спокоен. – Впрочем, это очень легко проверить. Если бы по ночам была такая горячка, сейчас должны оставаться какие-нибудь следы. Герр доктор, попрошу вас измерить мне температуру. Уверяю вас, что она нормальная.
– Сейчас измерим, – согласился врач. – Раз вы здоровы, то по какой причине мне отсылать вас в Дрезден?
– Но я не желаю ехать ни в какой Дрезден. Там все погибнут!
Глаза доктора слегка расширились.
– Тогда почему же все желают туда эвакуироваться?
– Потому что все они идиоты.
Врач подозрительно глянул на Шильке и спросил:
– А вас окружают одни идиоты?
– С чего вы взяли?...
– А ваш приятель? – указал врач на Холмса.
– Этот? Естественно, он сумасшедший.
– А Хайгель, Лемпп? – подсказывал Холмс.
– Это особенные идиоты.
– И где же сейчас Лемпп?
– На фронте.
– А ты не размахивал у него над головой пистолетом?
– Конечно же, нет. – Шильке отвернул голову и обратился к врачу. – Герр доктор, я, во-первых, не умею стрелять, а во-вторых, оружие у меня даже не заряжено.
– Выходит, что вы размахивали над головой коллеги пистолетом, который даже не был заряжен? – подхватил тему неожиданно заинтересованный Реммерт.
– Да я вообще ничем не махал. Я только хочу сказать, что вообще не умею стрелять. Инструктор на стрельбище сказал, что я совершенно к этому не пригоден, и он мне покажет лишь то, как не застрелить самого себя.
– Ага, выходит, у него уже тогда были подозрения, что вы собираетесь застрелиться?
– Да не хотел я застрелиться! – рявкнул разнервничавшийся Шильке. – В школе абвера я даже довольно долго таскал в кобуре обувную щетку, лишь бы та выглядела полной.
– То есть, вам не давали оружия в рук? Так?
– Давал. Я всего лишь хочу сказать, что у меня оружие всегда не заряжено! Следовательно, я никак не мог размахивать способным выстрелить оружие.
Врач покачал головой с некоторым пониманием.
– То есть, вы признаете, что размахивали перед Лемппом оружие, разве что пистолет был не заряжен?
– Да не размахивал я! – снова рявкнул Шильке. – Это два различных дела. Лемпп и мой пистолет – это две различных проблемы! У меня оружие не заряжено!
Он расстегнул кобуру и вытащил люгер. Как и каждый человек, не имеющий опыта обращения с оружием, он тут же нацелил его в доктора.
– Вот, пожалуйста.
Все так же целясь в голову Реммерта, он передернул затвор.
К счастью, врач достаточно долго служил в армии. Он рухнул за свой письменный стол, как по команде "ложись"!
– Господи, Боже мой! – крикнул Холм и метнулся вперед, вырывая люгер из руки Шильке. – Боже!...
Через длительное время из-за столешницы выглянул один глаз врача. Пока что – только один. Холмс вытащил обойму. Та была полная. Он перезарядил пистолет. Изнутри выскочил патрон, упал на стол и покатился прямиком в сторону расширившегося от перепуга глаза. Реммерт тяжело вздохнул. Весь мокрый от пота он поднялся с пола и расстегнул воротник.
– Так вот как выглядит по вашим словам не заряженное оружие, которым вы не размахивали?
– Я никогда не размахиваю оружием.
– А пару минут назад, что вы делали? Хотели меня убить?
– Я не знаю, откуда взялись патроны… – И вдруг Шильке стукнул себя ладонью по лбу. – Знаю! Хайни чистил мой пистолет, и наверняка это он его и зарядил.
– Ну да, – врач снова уселся за столом. – Вы даже не знаете, что с вами происходит.
– Да прекрасно я знаю. Не надо из меня сумасшедшего делать!
– Это я делаю? Это вы не желаете ехать в Дрезден, потому что там все погибнут. А что вы будете делать здесь?
– Буду стрелять в русских!
– Господи… Ведь только что вы нам доказывали, будто бы вообще не умеете стрелять.
Шильке позволил взять себя врасплох. Какое-то время он поводил глазами, переводя их с одного мужчины на другого. Но потом рявкнул:
– И не делайте из меня глупца. Я офицер. Буду указывать пальцем, куда им следует целиться. – Он вытянул руку перед собой. – Вот так! Пальцем!
– Вы у нас полевой офицер? – спокойно спросил Реммерт.
– Нет.
– Тогда каким солдатам намереваетесь указывать цель пальцем?
Шильке утратил дар речи. Но Холмс прибавил:
– А на последнюю операцию он взял с собой вестового, телеграфистку и повара.
"Ужас симулянтов" почувствовал себя ужасно уставшим.
– Это правда? – чуть ли не прошептал он.
– Да, но…
– Достаточно. Все ясно.
Дрожащей рукой Реммерт начал выписывать освобождение и кучу рецептов.
– И месяц в своем подразделении даже не показывайтесь! – злобно указывал он. – Это же не человек, а клубок рваных нервов. Разве вам никто не говорил, что это последняя степень невроза? Я не удивляюсь, что полковнику пришлось послать ко мне с вами гражданское лицо. Потому что вы мне доказали бы, что сейчас выиграете войну, команду подразделением поваров!
– Но…
Доктор на мгновение прервал свою писанину.
– Если я вышлю вас на фронт, у меня тут кактус вырастет! Да скорее моя рука отсохнет! Вы же там тут же каких-нибудь людей убьете! – кричал он.
Холмс только прикрыл глаза, а Шильке буркнул, уже достаточно спокойно:
– Так ведь на фронте это и имеется в виду…
– Молчать!
Когда через пару минут они вышли в коридор, Шильке уже полностью держал себя в руках.
– Ну ты и сумасшедшего из меня сделал.
– Я сделал? Слушай, продолжается война, тебя ничего не беспокоит, чего еще больше желать? Ты действенно выделился среди остальных больных, вот тебе и результат!
– Какой результат? Ведь не стану же я лопать все эти лекарства…
– Зато у тебя есть бумажка, что к службе на фронте ты не пригоден, и что тебе не нужно каждое утро к восьми приходить на службу. И подписана эта бумага не каким-то дружком, и не за взятку. У тебя имеется документ с подписью самого доктора, которого называют "Ужас Бреслау"!
На разболтанном грузовике, работающем на древесном газу, они пробирались по узким дорогам к западу от Бреслау. Их целью была деревня номер 247, лежащая над речкой номер 108В. Никто не знал, что означает буква "В", равно как никому не были известны ни название речки, ни деревни. Никаких названий на военную карту нанесено не было, не было и никаких дорожных указателей – их демонтировали несколькими днями ранее. Якобы, соответствующие службы даже реквизировали из книжных магазинов все туристические карты. Очень верная концепция! Вот что бы сделал советский агент, когда его сбросят ночью на парашюте где-нибудь в этих краях? Ведь первое, что ему придет в голову, это то, что рано утром надо пойти в ближайший книжный магазин и купить хорошую туристскую карту. А тут тебе такая неприятность!
Ни карт, ни дорожных указателей. Так что агент совершенно запутается, где же он очутился, после чего или сдастся, или от отчаяния повесится.
Концепция очень хорошая, даже вкусная, если речь идет о том, как обмануть вражескую разведку, но на практике она срабатывала плохо. Все советские агенты, оперирующие на данной территории, ехали как раз на работающем на древесном газу грузовичке, пользуясь очень точной германской штабной картой.
Холмс взял с собой четырех человек. Но только Ватсон и какой-то пожилой, седой мужчина бегло говорили по-немецки. Остальные двое: человек, занимавшийся большой ацетиленовой горелкой. и второй, очень похожий на разбойника, умели произнести лишь несколько слов. На всех были комбинезоны технической фирмы и соответствующие документы, но в случае более тщательной проверки эти же бумаги могли доставить кучу неприятностей. Шильке взял с собой только Хайни. Понятное дело, в суть дела он его не посвящал. Сами по себе слова "тайная операция", даже если неоднократно повторяемые, не теряли своей волшебной силы. Парень страдал лишь от отсутствия шмайссера, так что Шильке вознаградил ему потерю, отдав добытый в предыдущем деле наган при условии, что никто его не увидит. Хайни слово сдержал. Если не считать ровесников в караульной, оружия никто на свете не увидел.
Чтобы убить время, Холмс рассказывал об искусстве отличаться от других людей. Жизнь – это театр, – без устали повторял он, – подумай о том, как видят тебя другие люди. Они могут увидеть лишь то, как ты выглядишь и как себя ведешь. Ничего более. Так что ты обязан играть. Просто-напросто, сыграй кого-нибудь. На вопрос: "кого?", Холмс отвечал: "например, господа Бога". Люди должны тебя видеть таким, каким ты желаешь им представиться, ну а ты читай по их поведению, как по книжке. Из какой книги? Например, инструкции по пользованию данным человеком. Ты обязан следить за всеми вокруг.
Возьмем такую ситуацию: входит человек в лавочку, где несколько покупателей ожидает в очереди, и говорит "добрый день". Есть люди, которые скажут это, как только сами коснутся дверной ручки, еще до того, как двери толком откроются. Таким практически никто не ответит. Есть такие, которые здороваются в дверях. Таким, вероятнее всего, ответит лавочник, возможно, кто-то еще. И есть такие, которые откроют двери, выйдут в центр помещения, оглядятся в тишине по сторонам, и только потом что-то буркнут. Им ответят все. Вроде как мелочь, но разница принципиальная. Всего лишь игра. Если кто-то что-то говорит тебе, в особенности, имея какие-то претензии, немедленно приблизься к нему, уменьши дистанцию, ворвись в его личное пространство. Он моментально утратит резон.
– Все это легко сказать, – буркнул Шильке. – Вот выполнить уже несколько сложнее.
– Правда? А что было у врача? Ты ни разу не соврал, сказал правду, что здоров как лошадь и вот… больничный на руках.
– Если бы не ты, то мы знаем, что бы я имел…
– Спокойно. Достаточно быстро ты научишься устраивать подобного рода вещи самостоятельно.
– Подъезжаем, – перебил их водитель. – Уже видны дома.
Холмс кивнул ему, потом склонился к уху Шильке.
– Теперь ты берешь командование на себя. И обязательно проведи простое испытание.
– Какое?
– Прежде, чем показывать им подделанные тобою бумаги, попытайся взять власть в свои руки без документов.
Шильке тяжело вздохнул, прикуривая сигарету. И правда, они как раз подъезжали к первым домам деревни 247 над речкой 108В.
– Герр капитан, – вновь повернулся назад водитель, – где мне остановиться? Потому что, если останавливаемся надолго, мне надо будет спустить газ из установки, чтобы наше старье на воздух не взлетело.
– Вон там, под теми деревьями, – указал Шильке рукой на кучку сосен. – Хоть немного будет замаскировано.
– И хорошо. При случае почищу установку…
Когда они высаживались, кто-то буркнул:
– А охраняют, словно сокровищницу английского короля. Куда не глянешь – сотня стражников.
– Это точно, – согласился с ним Ватсон. – То ли заснули, то ли их еще и нет…
Неожиданно, в доме напротив открылась дверь.
У худого, словно щепка, сержанта, были какие-то проблемы с хождением, он очень сильно хромал. Возраст его указывал на то, что ветеран помнил не только Первую Войну, но, вполне возможно, даже наполеоновские войны. Но при этом сержант боевито пытался щелкнуть каблуками в грязи, после чего сдал рапорт, сообщив номер охранного взвода, номер роты и номер батальона. Хорошо еще, что не дошел до номера дивизии. Хотя нет, охранных дивизий в германской армии, похоже, и не было. Зато прибывшие услышали номер деревни и реки.
Шильке на рапорт не отвечал. Он просто спокойно глядел на старика. После длительного, раздражающего долгого периода времени он подошел ближе. Все так же, не говоря ни слова. Сержант сглотнул слюну.
– Общий сбор!!! – вдруг завизжал он, вопреки всем уставам.
В дверях стоящего за ним здания появилось четверо таких же пожилых солдат, а из здания ближайшей школы стали высыпаться и остальные. О чудо, похоже, что гериатрическая муштра вошла в кровь, потому что взвод выстроился быстро и даже довольно ровно. Шильке, все так же без слова, двинулся вдоль строя. Ну и сборище, подумал он. Одни глядели на него перепугано, другие тупо, в соответствии с уставом; кто-то там украдкой пытался проверить карманы, точно ли они застегнуты. Один здешний "солдат" боялся настолько, что глаза его скакали из точки в точку, не имея возможности ни на чем сфокусироваться. Шильке остановился возле него и неожиданно спросил:
– Что с русскими делаете?
– Мы их убиваем!!! – заорал солдат, вытянувшись сколько можно.
Холмс сзади загоготал. Шильке прикусил губу.
– Убиваете? – процедил он и исподлобья глянул на отвечавшего. – А где трупы?
Солдат понял, что ляпнул какую-то глупость, и начал оправдываться.
– Нну… ттто есть… ну, мы должны их убивать. В ссс… сссытветствии с уставом. – Бедняка, как и сержант, сглотнул слюну. – Правда, пока что ни одного мы не убили! – доложился он.
– А почему?
– По… потому что… – он горячечно искал слов. – Потому что они обходят нас подальше и еще не пришли!
Теперь уже фыркнул Ватсон. Шильке укоризненно покачал головой. Молча, он дошел до конца шеренги, развернулся и двинулся назад. Сейчас он размышлял над тем, сколько инфарктов способен вызвать. Капитан вновь подошел к сержанту. Тот стоял совершенно сконфуженный. Он наверняка доложил бы что-нибудь еще, но не знал, как следует правильно обратиться. Летная куртка на офицерском мундире закрывала все знаки отличия. Так они долгое время стояли, глядя один на другого, когда на лбу солдата появился пот.
– Где командир? – тихо спросил Шильке.
– Докладываю, он на патруле! Герр… герр полковник! – сержант рискнул подлизаться, хотя Шильке был слишком молод для такого чина.
– И что же такое этот ваш патруль. Потому что в том, что ваш начальник на нем, я уже не сомневаюсь!
– Ну, значит, на патруле, герр полковник.
Шильке сощурил глаза. Он уже знал, о чем говорил Холмс. Он уже чувствовал это.
– Сам?
Сержант сделал глубокий вздох и уже не выдыхал. Смысла врать не было никакого. Ведь он же лично перед тем доложил, что взвод в полном составе. И что мог делать командир "на патруле" один, совсем один? Покинув собственных людей? Оставляя их без командования? Если он не дезертировал, что было бы дл него наилучшим выходом в данной ситуации, то сейчас он мог находиться в Бреслау в самоволке у своей женщины. KS – исполнение приговора на месте. В случае грабежа в окрестных селах – тоже KS, но исполнение приговора отсрочено до времени, пока суд не узнает, что и сколько украл, а прежде всего: где спрятал. Возможно, он глуп и что-то комбинирует – тогда КК, штрафная рота, где исполнение приговора перекладывается на русских. Или же, просто-напросто, нажрался как свинья и где-то валяется – тогда КК или KD, дисциплинарное наказание, в зависимости от степени пьянки. Интересно, KS, KK или KD? Замечательный пример того, что разница между жизнью и смертью заключается чуть ли не в одной букве. Как смешно! Как должно звучать слово, относящееся конкретно к тебе: "смерть" или "сметь"? "рак" или "рок"? "жить" или "шить"? Ха-ха-ха!... Одна буква.
– Ладно, пускай командир доложится мне, как только… вернется с патруля. Этих людей распустите. Пускай приготовят для нас жилье.
– Так точно, герр полковник.
– Капитан, – сжалился Шильке. – Абвер. Специальный отдел.
– Так точно!
Сержант отправился выполнять свои задания, а Шильке подозвал Хайни.
– Иди-ка, порыскай немного. Только ни словечка, для чего мы здесь.
– Есть!
Парнишка ничего не мог выдать, потому что ничего и не знал. Зато в течение пяти минут он убедит весь взвод в том, что находится здесь для выполнения секретной миссии по заданию самого фюрера, а то и кого-нибудь еще выше. А дар убеждения в пареньке имелся. Шильке закурил очередную сигарету и оглянулся.
Холмс поднял большой палец вверх.
– Да мы в жизни это не откопаем. – Ватсон как раз анализировал план, нарисованный польскими принудительными работниками. План был очень подробный. – Это именно здесь, – он постучал каблуком по бетонному полу.
Они стоял в громадном подвале еще большей виллы, расположенной на окраине деревни.
– Да, работа солидная, – буркнул Шильке. – Литой бетон.
– Без преувеличений. – Холмс схватил металлический лом. – Как же, литой. Парни сказали, сто совали сюда минеральную вату, ну а сам бетон с большим содержанием песка. – Он вонзил острие в серую поверхность, тут же проделав в ней серьезную щербину. Он грохнул раз и еще раз. Лом проник еще глубже, на его пути попалось что-то мягкое. – Ну вот! – Холмс ударил сильнее, проделывая крупное отверстие, из которого и правда торчала вата. – Пойдет как по маслу.
– А потом земля и шпалы.
– Сколько у нас времени до прибытия советов? – спросил Шильке.
– Три дня. Самое большее, завтра вечером мы уже должны быть готовы, потому что, если нас здесь захватят, придется объясняться на Лубянке.
– Черт! – Ватсон поднял голову от плана. – Погодите. У нас ведь тут целый взвод вермахта. Пускай ради поправки здоровья старички покопают.
– Если расписать смены, то дело даже пойдет, но вот что мы им скажем? Что переименовываем их в мелиоративный взвод?
– Погоди. – Ватсон глянул на штабную карту. – Здесь имеется мост. Мы укрепим плацдарм, а вот здесь, скажем, что будет командный пункт.
Холмс глянул на Шильке.
– Ты сможешь перепугать их настолько, чтобы они это сделали?
– Их – да. Но Хайни сообщил, что взвод в любой момент могут отвести в тыл.
– Ладно. Кто-то из наших, кто неплохо шпрехает, станет на дороге и перехватит приказ об отступлении от курьера. Ведь в охранный взвод офицера не пошлют.
– Это точно. Можно будет устроить.
– А когда в штабе сориентируются, что их нет?
– Завтра.
– Завтра утром или завтра после обеда?
– Утром, во время поверки. Только дай им еще время на реакцию: перебор бумажек, ориентирование в том, кто виноват, повторная переборка бумажек, прикрытие собственной задницы на всякий случай. Здесь еще нет войны, а это не боевое подразделение. Так что я не удивился бы, если бы патруль отослали только лишь послезавтра.
– Ну и хорошо. Тогда мы справимся. – Холмс быстро принимал решения. – Каждый знает, что ему делать. А вы двое, – указал он на спеца по ацетилену и на мужика с рожей разбойника, – осмотритесь и выясните, что в траве лазит.
– Может, в снегу.
О чудо, взвод вовсе не был удивлен новым приказом, отданным прямиком перед ожидаемой эвакуацией. Возможно, они даже были довольны тем, что не торчали здесь даром, что кто-то другой, более молодой и лучше вооруженный, займет их позиции и по-настоящему станет сражаться ради обороны деревни и моста. Старички, в особенности те, кто помнил первую войну, оказались удивительно умелыми и переполненными инициативами. Правда, звучали принципиальные вопросы: а не будет ли лучше сыпать в мешки не песок, а снег, ведь он же легче и наверняка до наступления не растает, а сама земля замерзла в камень. К счастью, Шильке быстро гасил энтузиазм доморощенных рационализаторов. И он даже придумал, что землю, абсолютно не мерзлую, ведь можно вывозить из подвала виллы, где рождался "бункер". Очень быстро нашлись тачки, из досок были сбиты соответствующие подъездные дорожки – и работа пошла на полную катушку. Уже через несколько часов плацдарм моста выглядел, словно профессиональный оборонный пункт с соответственной маскировкой и огневыми точками. Оказалось, что взвод располагал вполне себе неплохим вооружением. У старичков имелась пара чешских пулеметов и смешной французский станковый пулемет с какой-то странной системой зарядки из бокового подвода. Помимо положенных винтовок Маузера, у них имелась граната и цветные дымовые свечи. Связи никакой не было, ее обеспечивали курьеры из командования или телефон в соседней деревне, но, по словам сержанта, в последнее время аппарат частенько не работал, а с воскресенья вообще замолчал. Шильке даже знал, почему. Германское командование как раз приступило к операции по резанию проводов, соединявших город с остальным миром, а связь с армиями Шорнера должны были обеспечивать пара суперсовременных дипольных передатчиков и классические радиостанции повышенной мощности. Услыхав это, Холмс смеялся. Он отметил, что это напрасные усилия. Русские, как только придут, то перед началом осады наверняка выкопают глубокий ров вокруг всего Бреслау, чтобы быть полностью уверенными в том, что с их стороны все провода перерезаны. Комедия ошибок. Как обычно на войне, масса людей с обеих сторон будет делать совершенно ненужную работу, не зная, что всем, в данном случае, нужно, то же самое.
Когда после полудня повар выдал всем по тарелке супа, работы на плацдарме были практически закончены. Работу в подвале ускорили путем введения коротких смен и дополнительной подъездной дорожки. Чтобы изготовить ее, солдаты попросту разобрали половину стенки с другой стороны, и доступ значительно улучшился.
Ну а потом произошло нечто такое, чего никто не ожидал. Из патрульного обхода вернулись два высланные ранее поляка, ведя с собой какого-то шатающегося на ногах гражданского. Собравшиеся солдаты глядели на пленника с таким изумлением, как будто видели собственную мать, которую привели на расстрел. Они отрывались от работы, поворачивали головы. Заинтересованный Шильке вышел из виллы, в которой не прекращались раскопки. Поляки в комбинезонах технической фирмы по-немецки не говорил, так что один их них просто толкнул гражданского в его сторону. Второй поставил на пол большой картонный ящик, который, судя по надписям, служил для перевозки пива. Поляк открыл ящик и высыавл содержимое на снег. Господи Боже! В коробке находились мундир лейтенанта, его фуражка, сапоги, шинель, пояс со служебным пистолетом и офицерская книжка.
– Бог ты мой, – вырвалось у Шильке. – Что за идиот!
Тут с боку подошел сержант, приглядываясь ко всему широко раскрытыми от страха глазами.
– Это ваш командир?
– Так точно!
– Он всегда был таким дебилом?
Сержант подвинулся поближе и снизил голос:
– Нам он сказал, что отправляется патрулировать. Было странно, что сам. Но мы знали, что перед войной он приезжал сюда на каникулы. Это в паре деревень дальше. Явно пошел посетить старые развалины в последний раз.
– Угу. Все ясно, – пожал Шильке плечами.
Наверняка лейтенант нажрался по причине довоенных воспоминаний, а потом решил уже в гражданском вернуться в те времена, когда был счастлив. Но как он это собирался сделать? Валить без документов в Баварию? А спиртное – советчик плохой. Сентиментальность – то же самое. Цена же, которую придется заплатить лейтенанту, дл всех была ясной.
Когда оба поляка отошли настолько, что никто не мог подслушать, к ним подошел Холмс.
– Как вы это придурка нашли?
– Да нормально. Мы зашли в какую-то пивнушку, чего-нибудь залить, чтобы разогреться, а он, в зюзю пьяный, лежит на столе и плачет.
– Что, плакал?
– Ну еще чего-то бормотал. И ни фига не понимал. Ну Вальдек и говорит, чтобы его пришить на месте – и ходу.
– Вот так сразу?
– Это пан не видел всех этих офицеров их охранных рот, что они вытворяли с принудительными работниками. Боги войны, псякрев. Так я и говорю, чтобы не сразу по башке, а не то неприятности могут быть.
У Холмса мелькнуло подозрение.
– Он был в мундире?
– Ясное дело. Ну получил слегка в торец, чтобы не сильно дергался, потом мы переодели его в гражданского и привели сюда. Пускай немцы его расстреливают. Тогда и увидит, какой из него бог войны с обосранными подштанниками!
– Черт подери.
– А то, пан считает, что они чего-нибудь вынюхают?
– Да нет, – Холмс отрицательно покачал головой. – Даже и пробовать не будут.
– Ну, так мы его хитро прижучили, разве нет?
– Это точно.
Холмс отвернул голову, прикуривая. К счастью, он был здесь не для того, чтобы выставлять моральные оценки. Один раз начавшаяся война начинала уже руководствоваться собственными законами. Люди же лишь последовательно приспосабливались к ним.
Разбудили их пулеметные очереди. Шильке, вырванный из сна о Рите, которая как раз вела его в закоулки Марктхалле, где один Господь только мог знать, что произойдет, стукнулся головой со спящим рядом водителем. Холмсу тоже не слишком везло, потому что он сначала столкнулся головой с Хайни, а потом с одним из поляков. Какое-то время они крутились по выстывшему салону громадной виллы, разыскивая оружие.
Первым внизу был Холмс. Он подскочил к стоящему у окна специалисту по ацетиленовым горелкам, который как раз стоял на посту.
– Что происходит?!
Тот лишь пожал плечами.
– По-моему, вроде как ничего.
– А кто стреляет? – допытывался Холмс.
– Это старики пуляют. Возле моста.
– Господи! В кого?
Очередное пожатие плечами.
– По-моему, в никого. Но отсюда я не все вижу.
Третий поляк спустился по лестнице с чердака.
– Он прав. В округе я не заметил ни единой чужой вспышки.
Ага. Какой-то придурок начал паниковать, потому что ему приснился страшный сон, и теперь они начали палить из всех стволов.
Шильке от нервов с трудом мог застегнуть мундир. Потом еще куртка…
– Пойду их успокоить.
– Погоди, – схватил его за руку Холмс. – Изобрази из себя командира-героя.
– Чего? Не понял…
А Холмс уже повернулся к полякам.
– Какие-нибудь гранаты имеются?
– Откуда? Правда, есть немного динамита, это на тот случай, если бы нужно было слегка разворотить этот подвал.
– Тогда принесите пару зарядов.
Затем он оттащил Шильке в сторону и начал пояснять ему свой план.
Старички из охранной роты стреляли вдоль дороги из всего, что у них только имелось. Хотя, судя по едва слышимых в грохоте окриках, русские из их воображения атаковали со всех сторон силами, как минимум, бронетанковой дивизии с поддержкой артиллерии и авиации. Когда Шильке, идеально выпрямленный, появился на окопе, он произвел ошеломляющее впечатление.
– Прекратить огонь! – раздалось со всех сторон.
Как же, как же. Успокоение впавших в истерику тыловых солдат, которые неожиданно очутились под огнем, пускай и иллюзорным, не было таким простым делом. К счастью, старички передавали команду по линии. Выстрелы утихли только через добрую минуту. В пугающей тишине все глядели на призрачную фигуру, которой был Шильке.
– Солдаты! Это была только лишь разведка! – крикнул он. – Но, насколько я их знаю, сейчас они ударят по-новой и будут пытаться забросать нас гранатами.
Жестом руки он прервал раздавшиеся в окопе нервные перешептывания.
– Я попытаюсь предусмотреть, откуда они сейчас ударят.
Капитан встал в позу глубоко задумавшегося человека, военачальника, рассматривающего проблемы, способные, без малого, решить судьбу всей войны. Но в глубине духа он хохотал. Холмс и теперь был прав. Главное – только театр. Все на показ, все на продажу, лишь бы только заплатили за билеты. А эти сгрудившиеся сзади люди наперегонки покупали именно его спектакль. У него имелся товар, который они страшно желали приобрести: Надежда.
– Ага. Ударят они вон оттуда, – указал он установленное заранее направление. Такое, чтобы не зацепить ни единого поляка, которые будут метать динамитные шашки. – Так, все стволы направить в ту сторону! Стрелять только лишь по моему четкому приказу!
Сержант осторожно высунул голову из окопа.
– Герр капитан, умоляю вас, спрячьтесь.
– Офицер обязан подавать пример!
– Но, герр капитан. Вы же совершенно открыты. Вас же застрелят.
– Нет, сержант. я не могу требовать от своих солдат чего-то такого, чего сам не могу сделать.
Все это получилось даже ничего, потому что в рядах начались перешептывания, хотя сам Шильке тоже спутал текст из какой-то ура-патриотической книжки о героических офицерах. И он даже не дрогнул, когда раздался первый взрыв. На предполье вздыбился гейзер земли и снега. Через мгновение все увидали новую вспышку и услыхали новый взрыв.
– Все на заранее определенные позиции… – снизил голос Шильке. – Огонь!!!
Капитан не заслонялся от взрывов, потому что динамит, в отличие от гранаты, никаких обломков не производил. Единственное, что ему угрожало, это попадание комком мерзлого снега. Гораздо сильнее он боялся стрелявших сзади пенсионеров, в связи с чем решил с этим покончить.
– Прекратить огонь!
Это, к счастью, пошло более толково, чем в первый раз. Шильке стал прохаживаться по краю окопа.
– Солдаты, это была образцовая операция! Хирургический разрез! Иван удирает с полными штанами1
На сей раз новых перешептываний он уже не успокаивал.
– Скоро начнет светать. Как только сделается совсем светло, пошлем туда патруль.
Все шепотки тут же прервались. Исключительно из страха. Рассвета солдаты дождались в абсолютном молчании. Как только Шильке посчитал, что уже достаточно светло, он подошел к большой группе, сгрудившейся возле французского пулемета.
– Сержант!
Солдата чуть кондрашка не хватила.
– Назначьте пять человек для проверки территории.
Сержант вздохнул с разоружающим облегчением, когда понял, что самому ему в разведку идти не нужно. Он назначил четырех наиболее свежо выглядящих солдат и ефрейтора, который должен был ими командовать.
– К лесу даже не приближайтесь. Только поглядите, мы, случаем, в чего-нибудь там попали?
– Есть!
Шильке прекрасно знал, что те найдут. Поляки должны были зарезать несколько ничейных кур и живописно окрасить снег на "поле битвы". Но результат превзошел его самые смелые ожидания. Уже через несколько минут солдаты вернулись бегом, вопя что было сил:
