Текст книги "Побег из Фестунг Бреслау (ЛП)"
Автор книги: Анджей Земянский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
– Не поломай там всего, – хихикала Рита за дверью. – Иначе мы никогда не объяснимся перед абвером.
Какая компрометация! Нужно взять себя в руки, он же мужчина. Так что, вставая, он грохнулся только лишь в душ, который упал с громким плеском. Хорошо еще, что горячая вода бралась не из колонки, иначе взрыв газа был бы эффектным финалом его начинаний.
Шильке поспешно вытерся, но не рискнул выйти совершенно голым и обернул бедра полотенцем. Рита лежала на громадной кровати, прикрывшись одеялом по самый кончик носа. Спальню освещали ненавязчиво расставленные свечки. Дитер как раз задумался над тем, как снять с девушки одеяло и немножко поразглядывать, но она сама избавила его от сомнений. Озорно усмехнувшись, одним движением она сбросила одеяло на пол. Боже… На ней был кружевной пояс и пристегнутые к нему нейлоновые чулки. Черт! Она что? постоянно таскала их с собой? В сумочке? Шильке сглотнул слюну. Судя по реакции организма, он наверняка был фетишистом. Ну не мог он оторвать глаз от тех чулок на стройных ножках. Рита приподнялась на локте и сорвала с Дитера полотенце.
– О! – только и сказала она.
После чего потянула его за руку. Тот свалился на кровать словно медведь, пытаясь не упасть прямиком на Риту. И сразу же коснулся чулок. Он нежно перемещал пальцы по гладкой поверхности, пытаясь поцеловать девушку.
– Ты что-то там говорил о допросе, – прошипела она, умело уклоняясь. – А вот хочешь увидеть, что такое пытки?
И перевалила его на спину, уселась на его бедрах, подтягивая ноги вверх, затем поднялась, направила и медленно опустилась. Собственно говоря, все она делала сама. И она была полностью готовой, была невероятно умелой, все должно было быть спланировано заранее. И в планировании она была весьма скрупулезной девушкой, все доводила до конца. Шильке постепенно куда-то уплывал. Перед его глазами вновь появилось лицо застреленного старика. Да хватит уже – что это с ним происходит? Все время он держал руки на ее бедрах, чувствуя мышцы, напрягающиеся под скользким материалом чулок. Ну, именно. Мало того, что стукнутый пацифист, так еще и фетишист. К счастью, он уже планировал где-то высоко-высоко, вздымался со скоростью ракетного истребителя Ме163 Комета. Рита поднималась и опускалась мерно, закрыв глаза; Дитер глядел на ее ритмично дергающиеся груди, на закушенную губу.
Финал был громким. Крик Риты спокойно мог бы соперничать с разрывом приличных размеров заряда взрывчатки. И он был настолько сексуальным, что Шильке уже не мог выдержать ни мгновением дольше, они синхронизировались секунда в секунду. Оба тяжело дышали, глядя один на другого, потом девушка упала на простынь рядом с Дитером.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
– Я люблю тебя, – словно эхо повторил он.
Они прижались друг к другу, глядя на продирающийся сквозь щели утренний свет. И тут услышали доходящий со стороны лестницы отзвук шагов.
Рита бросилась к лежащей на стуле сумочке. Шильке сорвался столь же быстро, как обычно – поскользнулся на коврике, но равновесия не потерял и помчался в ванную. Кобура с поясом висела на крючке возле умывальника. И через пару секунд оба они уже стояли посреди спальни, целясь из двух пистолетов в направлении входа.
Дверь, не спеша, открылась, показав пожилую уже уборщицу с ведром и обернутой тряпкой метлой. Женщина при виде двух стволов не проявила ни тени изумления, что, в свою очередь, несколько шокировало нашу парочку.
– Прошу прощения, – сказала уборщица. – Но меня никто не предупредил.
Шильке знал, что истопник не имел права заходить в виллу, но вот про уборщицу он понятия не имел. А ведь предвидеть это мог! Дом был немецкий, следовательно, кто-то должен был регулярно проводить в нем уборку. Черт!
Женщина с метлой развернулась, совершенно не обращая внимания на две голые фигуры с оружием. Но остановилась через шаг, чтобы дать соответствующее объяснение.
– Я же никогда не знаю, то ли здесь бьют, то ли любовью занимаются, – сообщила она. – Когда пьют, так мне заходить можно, а когда любовью занимаются – так нет. А мне откуда знать, тут избиение или любовь? Вот откуда? А только по крику я распознать не могу.
Исполнив обязанность, заключающуюся в объяснении ситуации, женщина закрыла дверь и, судя по звукам, направилась по лестнице вниз. Рита, качая головой, опустила пистолет, который держала в руке.
– Господи… И кого здесь бьют?
– Не знаю, – совершенно честно ответил Шильке.
– Вы сдаете эту спальню в аренду гестапо?
– Не думаю.
Дитер подошел к столику и налил в два стакана соку из графина. Свой выпил в пару глотков.
– Мне кажется, что здесь, скорее всего, имеют место садомазохистские практики некоторых коллег. Для некоторых это ужасно возбуждает, когда имеется кто-то третий. Даже уборщица.
– Боже!
– Вот Бога я бы в это лучше не мешал.
– Ну да. – Рита положила пистолет и поднесла свой стакан ко рту. – В этом весь абвер. Разведка, контрразведка, тайные операции, скрытые в городе убежища, но… Ведь изысканные сексуальные практики старого Бреслау не могут уйти в забытье, правда?
Дитер лишь пожал плечами.
– А я знаю…
– А вот скажи, в абвере имеется своя тайная академия, в которой обучают сексуальной технике?
– Естественно. Теоретические лекции – это конфетка, на тренировках с ассистентками случается по-разному, ведь тебе может попасться и ассистент. Но вот выпускной экзамен – это кошмар, ведь его ведет ветеран разведки, заслуженная и семидесятилетняя фрау профессор. И не каждый сдает!
Рита рассмеялась и прижалась к Дитеру.
Шильке, не обращая внимания на пробегающих под стеночками, перепуганных людей, шел по самой средине улицы. На щеках он чувствовал первые теплые дуновения исключительно ранней в этом году весны. Как бы желая подчеркнуть наступление более способствующего времени года, размещенные на перекрестках громкоговорители передавали веселую, радостную музыку, прерываемую, однако, военными сообщениями. Боевая группа отбила из рук варваров железнодорожную насыпь, которая вновь стала германской, приличной насыпью. Орды грязных дикарей потерпели ужасное поражение. В свою очередь, советские громкоговорители, размещенные за линией фронта, передавали музыку более спокойную, сентиментальную. Они же сообщали, что вот как раз была добыта железнодорожная насыпь, которая сделалась советской, свободной насыпью, а вот банды выродков-фашистов были разбиты, возможно, поначалу их отпихнули, а потом уже уничтожили (сообщение было трудно понять, так как передавалось оно с большой отдаленности). Германские громкоговорители очень сильно беспокоились о германских же гражданских лицах, и они прибавляли бодрости, утверждая, что вражеская авиация ничего никому не сделает, ибо ведь все могут спрятаться в знаменитых «германских подвалах». Шильке никак не мог понять, чем эти легендарные германские подвалы должны были отличаться от, скажем, английских. Наверное, только лишь тем, что в английских, как и ранее, хранили уголь и картошку, а в германских – людей и спиртное, служащее для опьянения тех же людей.
Два громких взрыва разорвали воздух, вздымая над крышами домов облака пыли. Люди под стенами припали к земле, пряча головы в руках. Третий взрыв поднял столб белого дыма прямиком в небо.
– Ну да! – произнес Шильке вслух.
До него дошло, что он, попросту, влюблен. Дитер все так же шел посреди улицы, а люди не осознавали того, что никакие обломки так далеко не пролетят, так что глядели на него, как на существо не от мира сего. Безупречный офицер в военной преисподней. Безупречный мундир, решительный шаг, ни единого, хотя бы инстинктивного, отклонения головы во время очередных взрывов, только полы длинной шинели раскрывались на каждом шагу, показывая высокие, вычищенные до блеска сапоги. Какая-то женщина засмотрелась на него и упала, потянув за собой и ребенка. Дитер подошел к ней, отдал салют.
– Могу ли я чем-нибудь вам помочь, meine frau?
Только в этот миг Шильке по-настоящему понял уроки Холмса. Явление. Люди не видели в нем капитана абвера. Он был богом, последней надеждой гибнущей Германии, воплощением ее чудовищной красоты, по крайней мере, такой, какую они себе представляли. У него было впечатление, что если бы он им всем приказал встать на голове, они исполнили бы этот приказ, не колеблясь. Власть над людьми была полнейшая. Он чувствовал ее буквально, как будто мог прикоснуться к ней. Сам же он, в своей королевской милости поднял ребенка и отряхнул его одежки. Женщина поднялась сама, все так же глядя взглядом подданной. Шильке еще раз отдал салют и отправился дальше.
В небольшом скверике, одном из сотен, столь характерном для Бреслау, он подошел к какому-то кусту, название которого определить никак не мог. Пригляделся повнимательнее. Ну да, глаза его не обманывали. На тоненьких веточках уже были зеленые почки. Дитер отломил веточку и пошел дальше. Ну да, вздохнул он про себя – он явно был влюблен.
– Ты гляди. Видишь эту радостную рожу? – воскликнул Холмс, куривший под маркизой пустого, к сожалению, магазина, торгующего ювелирными изделиями.
– Божечки… – вторил ему Ватсон. – Ночью у парня все пошло как по учебнику.
– А то и еще круче.
Шильке подошел к ним, игнорируя замечания.
– Хлопот никаких не было?
Оба поляка нагло осклабились.
– Никаких. Мы беспокоились лишь об одном: а не замучает ли тебя твоя красотка.
– Ты погляди на эту веточку… – заметил Ватсон. – Поездочка была ого-го. Как отсюда до неба.
Шильке глянул на них с деланым превосходством.
– Ну что, парни? И чего это вы стоите здесь печальные и озабоченные? Так и корни запустите.
– Потому что нас Рита не любит. Кстати, а почему не возвращается с тобой? Не может прийти в себя после безумной ночи?
Все загоготали типично мужским, шовинистическим образом.
– Утром Руди отвез ее в архив. Проверяет все по списку.
– Видал, какая мужская свинья? – Холмс толкнул Ватсона в бок. – Бабу с утра за работу загнал, а сам до полудня вылеживался.
– Нужно было набраться сил, чтобы дотащиться сюда.
– Только не будь таким остроумным. А не то в качестве наказания запишу тебя на тайный курс секса в абвере.
– Ну, если лабораторные проводят молодые эсэсовки, то почему бы и нет, – насмешливо заметил Ватсон. После ареста Канариса в прошлом году, абвер в качестве наказания подчинили СС, под командование Генриха Гиммлера.
– Лабораторные – это мелочь. А вот сдашь экзамены в постели Гиммлера?
Снова они начали смеяться.
– Ну что? Едем в Президиум Полиции?
– Отправляемся со всем отрядом. Там не стреляют.
– Да ну вас. Я же не поверю, будто бы русские охватили иммунитетом полицию и гестапо.
Холмс тряхнул головой.
– Ты подумай сначала, прежде чем чего-нибудь говорить. Зачем русским бомбардировать это замечательное здание, с залами для пыток, с просторными кабинетами, с уже готовыми архивами и расположенной рядом тюрьмой. Русские – они не дураки. Вот где после войны будет вести свои дела НКВД? В палатке? Чтобы им вода за воротник капала?
– Он прав, – подтвердил Ватсон. – Своей будущей штаб-квартиры и тюрьмы они разрушать не станут. Эти дома будут им ой как нужны.
Нелегальный кинотеатр размещался в бункере возле самого Одера, неподалеку от зоопарка. Со стороны набережной он выглядел ну совершенно как другие подобного рода сооружения, незаметный холмик, покрытый тающим снегом и теперь открывающий все большие участки грязи. Но в средине, в помещении величиной с крупный железнодорожный вагон, был поставлен проектор, большие и удобные кресла, а так же хорошо снабженный бар на колесиках. Никакие ограничительные надписи типа «Курить запрещено» не марали стен, обитых мягким плюшем, вентиляция эффективно удаляла избыток табачного дыма. Оборотистый владелец восхвалял новейшие фильмы, понятное дело, исключительно запрещенные и заграничные.
– А ты уверен, что здесь можно поговорить? – с некоторым изумлением качал головой Холмс.
– Можно, – утвердительно кивнул Шильке. – Главный по кино торчит снаружи и отгоняет возможные патрули.
– А если кто-нибудь придет?
– Я выкупил все билеты.
Рита и Ватсон заняли места в глубоких креслах. Неожиданно они открыли, что кофе в термосе, стоящем на баре, вполне даже ничего, а закуски приготовлены из довоенных деликатесов.
– Рекомендую новинки, – склонился над ними хозяин. – "Касабланка" с Хемфри Богартом. Совершеннейший шлягер. Этот фильм, – прибавил он сценическим шепотом, – войдет в историю кинематографии!
– А вот что-нибудь такое, что позволило бы забыть о войне? – спросила Рита.
– Ну конечно же, фройляйн. Ведь именно для этого я здесь и есть. – Он склонился над полкой с катушками кинопленки. – Вот, "Вне закона", фильм с Джейн Рассел, снятый эксцентричным миллионером Говардом Хьюзом. Та полная версия, которой мы располагаем, запрещена даже в США! Слишком много секса.
– О! Это может быть любопытно.
– Ну а романтическая любовь? – подтрунил над девушкой Ватсон.
Рита рассмеялась, качая головой, после чего положила руку поляку на плечо. Но у владельца имелось кое-что, что могло бы их помирить.
– "Одержимость" Лукино Висконти[50]50
«Одержимость» (итал. Ossessione) – дебютный кинофильм режиссёра Лукино Висконти (1943) с Массимо Джиротти и Кларой Каламаи в главных ролях. Это первая кинолента, выдержанная в эстетике итальянского неореализма и, соответственно, один из краеугольных камней в истории итальянского кинематографа. Некоторые ценители, включая Алена Рене, считают «Одержимость» лучшим фильмом Висконти. – Из Википедии
[Закрыть]. В отличие от других, фильм даже разрешен к показу. Только в наших публичных кинотеатрах вы его не увидите.
– Так ведь у нас и публичных кинотеатров уже нет… – ответила ему девушка.
– В том-то и оно, В том-то и оно, моя дорогая. Спрос есть, а предложения нет, рынок же этого терпеть не может. Потому-то рынок и создал меня!
– А что здесь люди смотрят здесь чаще всего?
– Ой, по-разному. Если быть откровенным, то очень часто выбирают бьющие по нервам сцены, вырезанные из полицейских материалов. Убийства, насилия, иногда – казни.
– А запусти нам что-нибудь по-настоящему крепкое, – перебил его Шильке. – Запрещенные материалы.
– Кинохронику союзников? Как англичане, американцы и русские уничтожают вермахт, после чего гонят наших пенных куда-то на край света?
– Нет, что-нибудь для мазохистов. Что-нибудь такое, чего не найдешь ни в какой кинохронике.
Владелец тайного кинотеатра мялся, переступая с ноги на ногу.
– Хмм, вообще-то у меня имеется кое-что совершенно необычное, – он приложил руку к шее и значаще кашлянул, требуя дополнительной оплаты.
– Что? Горлышко заболело? – с издевкой спросил Шильке. – Так у меня имеются порошки от ангины.
– Да нет… – на сей он потирал пальцами, как будто пересчитывал деньги.
– И пальчики чешутся?
Тем не менее, Шильке сунул хозяину несколько банкнот, принятые с глубоким поклоном.
Владелец зарядил в проектор большую катушку склеенной пленки, проинструктировал, как запустить кино, и незаметно вышел наружу.
– Дитер, кофе? – занялся баром Холмс.
– Пожалуй.
– Его даже пить можно, – Ватсон протянул Холмсу и свою чашку, которую уже успел опорожнить.
– Ну ладно, – не терпелось Рите. – Скажете вы, наконец, чего узнали от того англичанина?
– Конечно. Джулиен Боу был настолько добр, что предоставил нам полный набор материалов.
– Настоящих? – обеспокоилась девушка.
Холмс кивнул.
– Все это бумаги, в основном, касающихся организаций, занятых обеспечением различных сокровищ на Западе. Англичан это интересовало, но вот им было совершенно до лампочки, получат ли русские эти богатства или не получат. К тому, что добудут англо-американцы, русские руки не протянут, а до того, что захватили советы, у союзников руки коротки. Так что никакого конфликта интересов здесь нет.
– И для чего нам нужны западные материалы?
– Потому что это система. Точно такая же, как и тут. Что хуже всего, система надежная, не взламываемая, которую невероятно сложно расколоть.
Рита недоверчиво мотнула головой.
– А знаете что? У меня все время создается впечатление, что мы занимается какими-то глупостями, выслеживанием привидений, причем, в тот самый момент, когда должны позаботиться о себе. Да пускай себе они эти сокровища грабят. Кого это сейчас волнует?
– Волнует директора Колью Кирхоффа, – вмешался Шильке. – А тем самым – Мартина Бормана. А если эти двое рассердятся, то мы можем и не дожить до момента, когда начнем думать о себе.
– Золотые слова, – произнес Холмс и тут же повторил: – Золотые слова. – А теперь давайте займемся кофе и, возможно, посмотрим запрещенное и секретное кино, за которое заплатил Дитер?
Шильке включил проектор.
– Раз это не про любовь и не про войну, так что же мы увидим?
– Что-нибудь о людях.
Поначалу они глядели на обычные снимки, которые до скуки показывали во фронтовых хрониках. Тянущиеся до самого горизонта линии окопов, грязные, кутающиеся в шинели солдаты, снег, снег и снова снег. Вдруг германские солдаты впихнули в кадр русского пленного. Он был уже голый, что-то кричал. Наверняка, что ему холодно. Солдаты в окопах с интересом глядели. А потом пленного стали поливать водой.
Следующая сцена показывала уже другую сторону фронта. Снега не было. Русские прицепили несколько связанных пленных ногами кверху над речкой, а точнее, даже ручьем, таким образом, что голова свободно свисающего человека находилась уже под водой. Но никто и не заставлял пленных висеть по стойке смирно. Они могли поджимать ноги и хватать воздух, могли сгибаться наполовину, могли подтягивать подбородок к грудной клетке. Фильм показывал, как долго человек мог сражаться с собственным весом и земным притяжением. Со всеми подробностями.
Шильке задумался над тем: а откуда брали подобные материалы. Кем были курьеры, и где они находились в момент, когда их хватали, и когда такие фильмы попадали в руки противника. И чему они должны были служить. Интересовало его и кое-что другое. Зачем жители крепости Бреслау приходили сюда глядеть подобного рода картины. Где-то высоко на небе советские бомбардировщики, вокруг грохот орудий, сражения идут за каждую улицу, за каждый дом на юге и западе города. А здесь, в безопасном уюте бункера, с чашкой ароматного кофе можно посмотреть на то, что происходит по обеим сторонам линии фронта. Что склоняло людей глядеть на это? Действительно, мазохизм? Их возбуждала возможность того, что с каждым из зрителей может случиться то же самое?. Любопытные размышления прервала Рита.
– Выключи эту гадость! Кому нужны подобного рода извращения?
– Вопрос, достойный величайших философов, – буркнул Холмс.
– Да выключите же это.
– А я считаю по-другому. И понимаю замысел Дитера, который хотел нам это показать.
– Оу? – отозвался Шильке, неожиданно заинтересованный словами Холмса. – И каков же был мой замысел?
– Помимо того, что ты ввел всех нас в философское настроение, ты еще показал всем, что договор, который мы заключили друг с другом – это единственная на свете помеха, стоящая на пути в преисподнюю.
– Хмм…
– Извращенцы! – Рита повернула свое кресло боком к экрану. – Так что сказал Боу? Я узнаю наконец?
Холмс потянулся за закусками. Ему декадентский настрой крепости Бреслау нравился все сильнее. Hannibal ante portas ("Ганнибал у ворот!"). Вот это следовало почувствовать всем своим существом. Удовлетворенный, он заговорил:
– Германская система укрытия сокровищ является практически совершенной. Она состоит из нескольких не сильно связанных одна с другой групп. Вначале имеется подготовительная группа. Она занимается сбором тех вещей, которые необходимо спрятать, довольно часто такая группа состоит из ученых, историков, искусствоведов, банкиров, лиц, которые занимаются опекой над золотыми вкладами, и так далее.
– И что они с этими сокровищами делают?
– Пока только собирают. Ценности привозят в определенное место – и все. После них за дело берется группа упаковщиков. Они все размещают в ящиках, составляют протоколы, закрывают ящики – и все. Никто не знает, куда ящики будут направлены. Этим уже занимается группа "Транспорт 1". Она перевозит ящики в контрольную точку и оставляет там.
– И они действительно не знают, что случится с ящиками потом? – спросила Рита.
– Нет. Контрольная группа проверяет содержимое ящиков, составляет протокол и все пломбирует. Оба протокола из различных мест попадают в Берлин, где проверяется, а не пропало ли что-нибудь по дороге. В этот момент группа "Транспорт 2" забирает ящики.
– А они уже понятия не имеют, что в этих ящиках находится, правда?
– Да. Они доставляют посылку в только лишь себе известное место, и обо всем забывают. С тех пор никто не знает, что находится в ящиках, и что должно с ними случиться. Грузы бродят по округе в качестве специальных транспортов, пока не попадут к соответственному получателю – группе СС, которая эти грузы прячет. Если они польуются услугами пленников из концлагерей, эти заключенные живыми уже не возвращаются.
– Теоретически, такой командир из СС мог бы чего-нибудь своровать.
– И даже не теоретически. Но у него имеется серьезная проблема. Его собственный отряд состоит из фанатиков. Во-вторых, он не знает, что находится в ящиках. То ли там золото, то ли секретные документы, то ли исторические памятки, к примеру, литургические одеяния многовековой давности (и вот что он с ними мог бы сделать) или даже оружие для будущих немецких партизан, которые должны начать действовать после того, как в этом месте прокатится фронт.
– Нуда, и вправду дилемма, – буркнул Шильке. – Открывает он сворованный ящик, а там несколько фаустпатронов и пулеметы для вервольфов[51]51
Вервольф (нем. Werwolf – волк-оборотень) – немецкое ополчение для ведения партизанской войны в тылу наступающих войск противника, созданное в самом конце Второй мировой войны. Оно также было задействовано при обороне городов. Формировалось по типу Фольксштурма из стариков и подростков в возрасте 14—16 лет. Ополченцы проходили краткий курс начальной военной подготовки, оказания медицинской помощи, использованию местности для ведения боевых действий, диверсионной тактике ведения боевых действий. Официально были упразднены и распущены преемником Гитлера Карлом Дёницем. – Из Википедии
[Закрыть].
– Или старинные стихари, – прибавила Рита. – И при этом еще ужасно рискуя головой.
– Вот именно. Так кому было бы выгодно убить членов одной из групп?
– А из какой группы были убитые.
– Упаковщики.
– Выходит, вторая по очередности группа. Но тут они ничего не выгадают, так как имеется контрольный пункт со вторым протоколом.
– Сходится. Вообще-то, все выглядит так: те, которые знают, что находится в ящиках, не знают, где эти ящики будут закопаны. А те, которые знают, где находятся ящики, понятия не имеют, что в них содержится.
– А те, что находятся на контрольном пункте? – спросил Шильке.
– О них забудь. – Холмс подлил себе кофе. – Представь себе громадный ангар, в котором полтора десятка человек, в окружении эсэсовцев, проверяют ящики, протоколируют, пломбируют и выходят.
– А группа "Транспорт 2"?
– Эти уже не знают, что везут. А кроме того, зачем им было бы убивать кого-то из группы упаковщиков? Что им это даст?
– Тогда я ничего не понимаю, – вздохнул Ватсон. – Никто ничего не знает, но кто-то кого-то убивает, не сообщая причины, с непонятной целью. Только никто из вышеупомянутых не может получить каких-либо выгод из процедуры, которая ему неизвестна. Я правильно это описал?
– Великолепно, мистер доктор.
– Но ведь они же не дураки, а образованные и впечатлительные люди. Они, что, сами станут кого-то пырять ножом, душить и стрелять с бедра?
Теперь дошло до Шильке. Он неожиданно усмехнулся.
– Они кого-то наняли?
– Ну конечно. Если это какие-то службы, они, наверняка, не действовали бы столь глупо. А вот если любители, в чем я их и подозреваю, тогда они наделали массу ошибок и оставили следы.
– Возможно, это и так. – Ватсон почесал подбородок. – Но любителей иногда сложнее выявить, потому что они действуют нешаблонно.
Рита пожала плечами.
– И что из всего этого для нас следует? – спросила она.
– Ничего. Вы с Дитером должны прижать этого своего дружка из преступного мирка.
– Барбеля Штехера? Того худого типа?
– Да. Он должен знать, как можно добраться до заказчиков мокрой работы.
Рита отставила чашку.
– Если все уже знают, что делать, мы можем выключить эту гадость и, наконец-то, уйти отсюда.
Орудия стреляли довольно плотно, но у них имелись конкретные цели на юге и западе города. Здесь, на Франкфуртер Штрассе, можно было ходить еще более-менее спокойно. Только никто не ходил, если не было необходимости. Устраивая свои будничные дела, люди двигались по центру, в основном, бегом, даже тогда, когда не было слышно зловещего рокота самолетов. Лишь на севере и востоке города жизнь шла почти что нормально. Это если сильно акцентировать «почти что». Шильке с Холмсом были единственными в радиусе взгляда.
Наверное, кто-то из советских артиллеристов неправильно рассчитал, поскольку ночью вся батарея выдала залп в этот район. Воронки после фугасных снарядов были четко видны. К большому сожалению, если не считать ям в мостовой, единственным эффектом канонады был небольшой пожар трамвайного вагона, брошенного здесь в тот момент, когда в контактной сети не стало тока. Улица была слишком широкой, чтобы строить здесь баррикаду, так что трамвайчик терпеливо стоял здесь, ожидая своей судьбы. О чудо, после попадания снаряда вагон не опрокинулся, вся передняя часть с постом вагоновожатого и несколькими скамейками оставалась целой.
– Чур, я кондуктор, – Холмс первый вскочил вовнутрь через передние двери и весело заорал: – Приготовить билеты для контроля!
Барбеля Штехера, ждущего на одной из лавок, чуть кондрашка не хватила. Шильке проник в трамвай через громадную дыру, которая когда-то представляла собой заднюю часть транспортного средства.
– А вдруг ты хотел похитить трамвай и сбежать на нем к русским?
– Ну у вас и шуточки, господа, – оттер Штехер лоб платком.
– Не надо так нервничать, а не то сердце не выдержит.
Штехер лишь печально кивнул.
– И как мне тут не нервничать? Это предложенное вами странное место для встречи…
– И что в нем такого плохого?
– Здесь сплошные армейские, патруль за патрулем, все глядят, что я здесь делаю…
– Ты просто ожидаешь вагоновожатого, потому что трамвай не едет, – прокомментировал его опасения Шильке. – Это же нормально.
Штехер лишь вздохнул.
– Вокруг полно людей в мундирах…
Холмс выглянул в окно с разбитым стеклом.
– Я никого не вижу.
– Увидели нас и убежали. – Шильке присел рядом с худощавым. – Как обычно.
Холмс занял лавку напротив, садясь к паре передом.
– Узнал что-нибудь? – спросил он.
Тот кивнул.
– Да, я знаю, кого наняли для убийства Торбена Луке, того человека из группы упаковщиков.
Холмс слегка подался вперед.
– Ну? Ты уж не держи нас заинтригованными.
– Это Денни Бирк.
– Звучит как будто по-английски. Иностранец?
– Немец.
– Какой-нибудь мелкий бандит?
– Нет. – Штехер резко мотнул головой. – Этот тип не из серии "преступника из пивной".
– Каких, каких?
– Многие любители книжек про убийства считают, что если у них появилась проблема, которую нельзя решить законным путем, то достаточно отправиться в самую гадкую в городе пивнушку. Там нужно пить водку, ставить выпивку другим и широко распространяться о своей проблеме. И тут же появится некто, кто возьмется за решение всего дела.
– Так ведь это же чушь. Следовательно, Бирк не принадлежит к кругу людей из подобного рода представлений?
– Абсолютно. Это исключительная свинья и подлец. Но Денни – он профи.
– Денни? Вы с ним на "ты"?
– Да. Я его знаю. А вот теперь вы должны задать себе следующий вопрос. Кто и как способен добраться до этого сукина сына. Ведь не с помощью же объявления в газете?
– Ну, кто* Не обычный обыватель, он же и не знает про него.
– Вот именно. А вот ты, – указал он на Холмса, – похож на такого, который повсюду проскочит. Давайте спросим у нашего герра капитана, – быстренько глянул он на Шильке. – Вот как бы вы добирались до убийцы, чтобы его нанять?
– Понятия не имею. Я знаю… отслеживая преступный мир?
– А если в вашем распоряжении нет спецслужб?
Холмс начал смеяться.
– Дитер, ты его послушай. Барбель дает точную наводку.
Шильке стукнул себя ладонью по лбу.
– Ну, ясно! Бирка нанял кто-то из крипо!
– Вот и мне что-то так кажется. Это их территория, гестапо или абвер мало чего знают по этой теме.
Где-то поблизости разорвался снаряд. Трамваем тряхнуло, на головы мужчин посыпалась зола. Шильке снял фуражку и очистил ее рукавом. Опять советский безграмотный иван не знал, как надлежащим образом нацелиться. Только ведь откуда им брать специалистов после всех этих лет войны?
– Вы выбрали слишком опасный район, – взвизгнул Штехер.
– Дану, – пренебрежительно махнул рукой Холмс. – Как у Иисуса за пазухой.
– Даже так? – отшатнулся тот. – Тогда сходите и поглядите на дежурный труп. Вот там, за углом, – показал он рукой направление. – Вот сходите, посмотрите, а потом поговорим о безопасности.
– Хорошо, – сейчас Шильке был образчиком компромисса. – И сходим, и поглядим. Но сейчас нам скажи, где мы можем найти Денни.
– Все довольно просто. – Штехер вытащил из кармана листок. – Не знаю, как днем, но если ночью случается налет, то интересующая вас каналья прячется вот в этом бункере – неподалеку от Главной Почты, которой, вместе со своими дружками, в последнее время он весьма заинтересован. Хранилище бриллиантов…
– Погоди, погоди… – перебил его Холмс. – Ты чего сказал?
– Мало того, что Бирк подлец, так еще и кретин. Он узнал о хранилище бриллиантов в Почте. У людей там были ячейки, ну а перед бомбардировками чиновникам пришлось ликвидировать их содержимое. Составили протокол и все закрыли в главном сейфе. А Бирк узнал, что там сейчас громадное количество бриллиантов. И у этого идиота появилась на них охота. Даже не знаю, как он это представляет себе? Совершить подкоп и взорвать сейф?
– Ну а ты откуда обо всем этом знаешь?
– Он хотел, чтобы я ему помог. Но, во-первых, я не работаю с дебилами, а во-вторых, никогда не занимаюсь грязной работой.
– Ах… ну конечно же, – качали Шильке с Холмсом головами. – Ну конечно же.
Капитан взял листок с адресом.
– Ну ладно. О месте следующей встречи – более безопасной – сообщу дополнительно.
Штехер, поднявшись, выпрямился во всю свою длину. Он был так высок, что ему пришлось нагнуть голову, чтобы не удариться макушкой о крышу трамвая.
– Похоже, что вскоре у меня возникнет желание эвакуироваться. Здесь делается все жарче.
– Понятно. Приказ о выезде и гарантийный лист будут тебя ждать. Я всегда выполняю свою часть договора.
– Прошу прощения, – неожиданно худющий преступник заговорил очень изысканно. – Это у вас на лице написано.
Он поклонился, умело перескочил продырявленный и сожженный зад вагона и направился в сторону центра. Через минуту Шильке с Холмсом вышли за ним.
– Возвращаемся?
– Да ну. – Неожиданно Холмс свернул к углу, на который указал Барбель. – Поглядим, что тут еще за жмурик на дежурстве.
– Да ну его… Слушай, а чего это тебя так неожиданно заинтересовали бриллианты в сейфе Главной Почты?
– А разве мы их, случаем, не коллекционируем?
– И что? Совершим подкоп и взорвем сейф?
– Шутишь? Автомат Томпсона у нас уже имеется, сигары имеются, осталось только шляпы, костюмы – и мы будто в Чикаго.
Шильке не успел прокомментировать несвоевременную идею, потому что они добрались до перекрестка. Дома здесь еще не были обстреляны, только дальше к западу, в районе боев, вверх вздымались клубы дыма. На ближайшем фонарном столбе болтался какой-то мужчина в одних кальсонах, с громадной таблицей на шее. "Я – трус. Я недостаточно хорошо защищал Фестунг Бреслау", – гласила надпись на ней.
