Текст книги "Побег из Фестунг Бреслау (ЛП)"
Автор книги: Анджей Земянский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
– Нет, нет. Я бы попросил что-нибудь более изысканное.
Продавец отвел взгляд от витрины. Молниеносно, одним-единственным взглядом он оценил безупречный мундир потенциального покупателя, американские очки, британские кожаные перчатки, изготовленные так, что касались легкой мглой на ладонях.
– Для вас обязательно что-нибудь подберем.
Он закрыл витрину и, хромая, направился к сейфу в стене.
– Вот, пожалуйста, – не спеша он выкладывал на стойку шикарные коробочки. – Это коллекция Уотермана. Еще довоенная. Я бы рекомендовал…
– Я бы хотел купить набор. Одна ручка для меня, другая – для женщины.
– Понимаю, понимаю. Обе авторучки одинаковые, одна поменьше – для дамы, – сразу же догадался тот.
Он вскрыл оду из коробочек побольше и поднял авторучку, воспользовавшись кусочком замши.
– "Голдстоун", модель 1936 года. Лимитированная и нумерованная серия. Этот экземпляр имеет номер сорок девять. Золото, платина, перламутровая инкрустация. На дамском экземпляре встроен маленький бриллиант. Набор весьма дорогой, но, заверяю вас, этих денег он стоит.
Владелец лавки взял лист бумаги, открыл чернильницу, осторожно макнул перо.
– Проверьте, пожалуйста, как пишет. Несмотря на весь шик, это солидное и полезное изделие, которое не подводит ни в каких обстоятельствах. Можете носить ее в кармане, подписывать приказы и быть уверенным в том, что на мундире не появится ни единого пятнышка. На бумаге не будет клякс даже при высокой температуре. Чернила не прольются ни при каких сотрясениях.
– Да, действительно. Пишет идеально.
– Знаете ли, герр капитан, по вполне понятным причинам я являюсь сторонником германских ручек, которые считаю очень практичными. Но американцы к своей совершенной технологии прибавили третье измерение. Это уже не авторучка, это – явление!
– Замечательно. Упакуйте, пожалуйста.
Продавец, казалось, был изумлен.
– Вы даже не спросили о цене.
– Действительно. Женщине попрошу упаковать как подарок.
– Да, конечно. – После этого был произведен глубокий поклон. – Я заправлю обе чернилами.
– Пожалуйста.
Вроде как ничего такого и не произошло, а пустоватый город способствовал больше. Никогда до этого Шильке так сильно не замечал, что даже мелочи способны моментально менять настроение. Его собственное сейчас было завоевательным, агрессивным, перед приближающейся встречей у него сложилось впечатление, будто бы он танк, способный разбить любую баррикаду. К сожалению, цветочниц, традиционно оккупировавших Блюхер Платц, с тех пор, как под ней выстроили громадный бункер, не было. Изысканный букет он попросил составить в небольшом цветочном магазинчике значительно дальше, на самой Швайднитцер Штрассе. Он не слушал жалоб пожилой женщины относительно теплиц, которые уже не поставляют столько цветов, как раньше. Конечно же, не поставляют. Их владельцы обогащались, постоянно поставляя товар на митинги и партийные праздники или же на похороны наиболее важных предводителей. Империя догорает, все так же овеянная запахом превосходно выращенных германских цветов, – в мыслях пошутил он. Упадок Рима не был увенчан столь же достойно. А вот интересно, а вот какой-нибудь хитрован из абвера на западном фронте заставлял доставить себе американские цветы? Конечно же нет, разве что замороженные, в банках. Впрочем, у американцев сейчас была масса голландских растений.
Договорились они под памятником Вильгельму, что в настоящее время было довольно смешным определением. Памятник демонтировали, чтобы его не украли варвары, возможно, чтобы его не уничтожили бомбы. Шильке прекрасно понимал, что простые люди могли и не знать ялтинских договоренностей. Но вот руководство? Для кого они сохранить нетронутый памятник? Они, как, считали, будто бы поляки поставят его на место и станут им любоваться? Хммм… У современного универмага Вертхайма Шильке очутился немного преждевременно. Мужчине всегда полагалось прийти чуточку раньше. Так что Шильке печально глядел на пустое место, оставшееся от демонтированного памятника. Место явно кого-то ожидало. А вот интересно, кто в будущем здесь будет гордо сидеть на коне? И по какому вопросу будет сидеть? Против кому он станет поднимать меч, кого им пугать? А вот договариваться встретиться под универмагом Вертхайма смысла не было, потому что, хотя название и зафиксировалось в головах жителей Бреслау, но официально на нем были огромные буквы AWAG – название фирмы, берущей на себя имущество евреев.
– Привет, задавака. – Как обычно, Рита застала его врасплох, зайдя сзади. – О, это для меня?
Шильке подал ему букет цветов.
– Милый. И как ты добыл такое чудо?
Неужели ей не известно, что это все еще никакая не проблема? Из этого делаем вывод, что она никогда не получала цветов. Шильке улыбнулся и вынул прелестно упакованную авторучку.
– Я подумал, что такой – как сегодня – день обязан иметь особую оправу.
– И что в нем такого особенного?
Шильке поглядел на Риту с укором.
– Я что, сама должна угадать? – рассмеялась девушка. При этом она, не скрывая любопытства, распаковывала подарок. Конечно, авторучка не была идеальным подарком для испытаний стоя и на легком морозце, но в кафе капитан пригласить ее не мог. Рита вырвалась с работы буквально на пару минут. – Ой, какая красивая, – девушка наконец-то добралась до содержимого. Она сняла колпачок, поглядела на перо. – Боже, наверное, она стоила кучу денег!
– Ничто не может сравниться ценой с сиянием твоих глаз.
Рита уже хотела что-то заметить относительно мужского искусства соблазнения, но женщина в ней тут же взяла верх, и Рита повернула голову таким образом, чтобы глаза выглядели наиболее выигрышно. Что поделать. Женщины любят собственные тела. В знак благодарности Рита поцеловала Дитера в щеку. Одновременно коснулась Железного Креста.
– А ты все время подставляешь грудь, мой идейный псих?
Театр и только театр, – любил повторять Холмс. То же самое относится и к женщинам, а может и прежде всего.
– Знаешь, когда корабль тонет и звучит приказ: "Все откачивать воду", ты мчишься туда и качаешь, хотя и не обладаешь какими-либо теоретическими познаниями в сфере гидравлики.
Красивое выражение, хотя и слегка затасканное. Но тут оно сработало. Рита легонько прижалась к Дитеру.
– Ах ты мой сентиментальный псих… – шепнула она. – Последний верный преторианец гибнущей твердыни.
– С этой верностью я бы не пересаливал. Мне важнее наша билетная касса и поезд, на котором мы уедем.
Девушка тепло глянула на капитана. Потом глянула на авторучку, которую все еще держала в руке.
– Насколько я понимаю, мой билет все еще в предварительной резервации.
На сей раз это Шильке поцеловал Риту.
– Тем более, что мне нужна твоя помощь.
– О?
– Пройдемся?
Рита согласно кивнула. Они прошли через мостовую и направились среди заснеженных деревьев по широкой аллеей, проложенной вдоль городского крепостного рва. Понятное дело, что Шильке не собирался посвящать девушку в подробности или повторять разговоры с Холмсом. Польский агент считал, что проблема убийств в кругах, связанных с вывозом произведений искусств, сама по себе крайне любопытна. Более того, он посчитал план Шильке, заключающийся в том, чтобы никого не вызывать и никого не допрашивать – просто гениален. Не было никакого смысла считать, будто бы предыдущие следователи, которые вели данное дело, глупы или некомпетентны. Выдуманный на коленке перед беседой с директором Кольей Кирхоффом план – это, как раз, идея хорошая. Следовало ввинтиться в мир незаконных делишек, сыграть кого-нибудь заинтересованного, а прежде всего – способного облегчить отправку на Запад в последний момент, и пусть уже эти они ищут контакта. Все элементарно, доктор Ватсон. Ведь то же самое сделал и он сам, желая добраться до Холмса.
– И в чем же я могу тебе помочь? – спросила Рита.
– Мне нужен исключительно интеллигентный офицер крипо. И отважный вдобавок.
– Хорошо. Кого-нибудь для тебя найду.
– Нет, Рита. Я уже нашел.
Девушка глянула, не совсем понимая, в связи с чем Шильке быстро пояснил:
– Этот офицер обязан быть женщиной.
На мгновение изумление Риты возросло, а потом она покачала головой, строя мину типа: "И чего эти мужчины не выдумают, чтобы соблазнить женщину".
– Тот самый уголовник, которого, благодаря тебе, мы вытащили из тюрьмы, помимо бриллиантов на дорожку, предоставил нам кучу крайне любопытной информации.
– Звучит многообещающе.
– Я должен сыграть офицера, который крутится в подозрительных кругах, ведет подозрительные делишки, который способен устроить – кому следует – стопроцентную эвакуацию на Запад. Ну, такого… у которого имеются ходы, и который разбрасывается деньгами налево и направо.
– А деньги, чтобы разбрасывать, у тебя есть?
Ведомый иррациональным инстинктом, Шильке вытащил из кармана шинели четыре толстых пачки рейхсмарок, каждая из которых была связана резинкой.
– И такой вот офицер, – продолжал Шильке, на которого не подействовал ее взгляд, – обязан показываться в свете с женщиной, хмм, как бы это сказать, несколько распущенной…
– Распущенной? – словно эхо повторила Рита.
– Ну, это такая маскировка.
– Маскировка? Что ты имеешь в виду?
– Мы все оформим официально. Титц обратится к твоему начальнику с письмом и информацией о специальной операции. Им придется тебя делегировать. Вопрос только лишь в том: выразишь ли ты согласие. Эта штука опасна.
Как раз этим ее мечты исполнялись. Дитер бил именно туда, куда девушка мечтала, чтобы ее ударили.
– Ах ты искуситель, – прошептала она, прекрасно понимая, что он знает ответ.
– И все же… – вынул Дитер из кармана небольшой пакетик, – операция связана с серьезными отречениями. К примеру, тебе придется надеть вот это, – и он подал ей сверток.
Заинтригованная девушка быстро развернула бумагу.
– Боже! Ведь это же настоящий нейлон?!
– Ну да. Американский.
– Настоящие нейлоновые чулки? Для меня?
– Для потребностей операции.
Рита сглотнула слюну.
– Я сделаю все, что захочешь, – произнесла она и как бы случайно глянуло на часы. – Боже, мне пора бежать.
Шильке пытался только лишь не рассмеяться. Он прекрасно знал, что сейчас произойдет. Рита прибежит на работу, закроется в туалете и станет примерять чулки.
Город уже привык к переменам. Подвижный и говорливый, как обычно, после мгновения перерыва или необходимости затаиться, он вновь становился таким же. Разве что толпы гражданских сменились толпами солдат. Тяжелые орудия по ночам перетаскивали на боевые позиции, в темноте гудели двигатели танков, транспортеров и грузовых машин. Ночь способствовала и транспортным самолетам. Рев их моторов над домами не позволял спать тем обитателям, которые избежали принудительной эвакуации. Учреждения заставляли сдавать мундиры, комбинезоны, зимнюю одежду, прежде всего – сапоги. Увеличивалась коллекция и крепостных арсеналов. Пара чешских легких пулеметов и французский станковый пулемет, которыми Шильке располагал для защиты моста, сейчас возросли до ранга полноценного вооружения. Конфисковали даже пистолеты и винтовки из каких-то отдаленных стран, а иногда и эпох. Оружейники широко распахивали глаза от изумления, видя все это сборище, но долго им удивляться не удавалось. У них было полно работы с переделкой советских ППШ для стрельбы другими патронами, чем 7.62 ТТ, что походило на чудо, либо же с обеспечением соответствующего количества трофейными оригинальными патронами. Поставки с Запада тоже оставляли желать лучшего, предоставляя взамен все недостатки последних месяцев военного производства. Например, польский пистолет VIS, когда-то считаемый «роллс-ройсом» среди короткоствольного оружия, и который сейчас производился в Австрии, был оголен от большинства существенных механизмов. Рычаг досыла патрона попросту убрали, закрывая отверстия, а покрытие замка несла следы совершенно хамской шлифовки. То же самое относилось и к чешскому оружию, некоторые экземпляры были настолько дефектными, что в игру мог входить только лишь саботаж. Помимо стандартного вооружения вермахта наилучшим образом срабатывало трофейное советское вооружение, так как производитель предусматривал, что оно будет использоваться в примитивных условиях обслуживания, причем, людьми, которые, часто, в этом совершенно не разбираются. В связи с этим, все имеющиеся в распоряжении экземпляры заедали крайне редко.
Но само вооружение находилось на втором плане. Что-то в атмосфере города менялось неотвратимо. По-настоящему Бреслау войны и не пробовало. Город даже не бомбардировали. Теперь же, видя поспешно возводимые наблюдательные вышки на крышах многих домов, население начинало понимать, что шутки кончились. Множащиеся и раздуваемые в прессе расстрелы, нарастающая недоброжелательность военных вызвали то, что невидимая граница была пересечена. Город начал сам в себе съеживаться, беспокойно поглядывать по сторонам, прикусывать губы. Город начал бояться. Причем: чудища наихудшего вида. Такого, которого еще не видно, которое только-только приближается, известного только лишь из мрачных сплетен и сообщений из третьих рук. Наихудшее из всех возможных чудищ пока что проецировалось тенью своих фантастических представлений, порождая силу, уничтожающую сердца и характеры.
Но ни Шильке, ни сопровождающую его Риту ситуация города особо не трогала. Их план был прост. Они хотели пережить этот ураган, а если это удастся, то еще и не остаться с пустыми руками. А поскольку реализация данного плана принимала все более реальные формы, у них и не было особенных причин для беспокойства. Обоих, скорее, возбуждала сама сложность реализации задания. Точно так же, как и Хайни за рулем автомобиля, хотя он и не был посвященным. Его судьбу формировали "высшие" силы, и парнишке просто повезло в том, что эти силы ему способствовали. Он уверенно вел автомобиль по дороге среди покрытых инеем деревьев, закрывающих виллы и современные дома для рабочих на Бишофсвальде. В соответствии с данными, полученными от вытащенного из тюрьмы вора, именно там, на одном из островков, находилась любимая пивная, частенько посещаемая серьезными тузами преступного мира. Понятное дело, Рита проверила это в архивах крипо. Но такой информации она там не обнаружила. "Пещеру всех преступлений и проступков" там считали обычной пивной среднего класса, посещаемая, в основном, летом, чтобы принимать здесь горожан, которые приплывали сюда на лодках из самого Залива Гондолы[37]37
Залив находится в самом центре города, неподалеку от Рацлавицской Панорамы. Здесь и сейчас находится водная станция и пункт проката лодок и водного снаряжения.
[Закрыть]. Расспрошенные в отношении подозрительных делишек, связанных с этим местом, офицеры уголовной полиции не могли сказать ничего конкретного. А это могло означать, что адресок подходящий.
Хайни на полной скорости проехал через Бартельнер Брюке, узкая поверхность которого никак этому не соответствовала. Рита схватилась за спинку кресла. Но через мгновение парень показал класс. Он припарковался на широком подъезде пивной, выскочил как на пружинах, обежал машину открыл двери со стороны Риты. Затем элегантным жестом снял плед с ее колен и помог выйти. Та поблагодарила его, коротко кивнув. Шильке дал парню несколько марок на горячее питье после чего дальше повел уже свою женщину сам.
Уже в гардеробе они произвели соответствующее впечатление. Когда они сдали верхнюю одежду, обслуга молниеносно "просветила" их как в рентгене. В особенности Рита в короткой юбке и нейлоновых чулках, которые наряду с высокими каблуками туфель замечательно подчеркивали ее резные ноги, производила огромное впечатление. У метрдотеля, который появился тут через мгновение, зрение тоже было превосходным.
– Приветствую вас, господа, – и поклон, чуть ли не придворный. – Столик на двоих. Прошу.
Он провел их к столику за покрытым плющом столбом. Немногочисленные посетители, судя по внешнему виду – уважаемые чиновники, не проводили их глазами, хотя Шильке и уловил парочку взглядов украдкой. Но, скорее всего, их целью были искушающие ножки Риты.
– Подать ли господам что-нибудь, пока не принесут меню? – метрдотель помог занять им места.
– Пепельницу. – Шильке положил на скатерти пачку американских "кэмел" и бензиновую зажигалку с выгравированной надписью "Radio City – New York". – В автомобиле несколько замерзли.
– Так может, для разогрева, кофе с чем-нибудь?
– Превосходно.
– И что влить вовнутрь? Водка, коньяк, спирт?
– Корицу или имбирь, – в тон метрдотелю произнес Шильке и, по образцу Холмса, вынул что-то из кармана. – Только мы попросим настоящий кофе.
Метрдотель принял небольшой мешочек с глубоким поклоном.
– Секундочку. – Шильке вынул из кармана блокнот и ручку. Он нацарапал на листочке пару слов, вырвал из блокнота и подал метрдотелю. – Передайте это, пожалуйста, моему водителю.
– Да, конечно же.
На листочке ничего важного написано не было. Но сами предметы производили впечатление, наилучшим доказательством чему было, хотя бы, поведение Риты.
– О Боже, что это? – спросила она, когда парочка осталась одна. – Первый раз в жизни вижу нечто подобное.
– Это шариковая ручка, – ответил ей Дитер. – Американские воздушные турманы в бомбардировщиках жаловались, что по причине смены давления в кабине обычной авторучкой писать нельзя, так как оно "мажет". И вот для них придумали нечто такое.
– Можно поглядеть?
– Конечно. Вот, погляди. – Он поднял блокнот над головой, записанными листками вниз. – Я могу писать даже над головой. И чернила не высыхают.
– Чего только люди не придумают.
Шильке нахмурился.
– Было бы здорово, если бы выдумывали только такие вещи. Авторучкой ближнему особого вреда не нанесешь.
– Ой, снова ты свое. – Рита накрыла его руку своей. – Когда все это закончится, мы отправимся в страну, в которой войны никогда не будет.
– А такая страна существует?
Девушка наморщила брови, чтобы вспомнить самые отдаленные угодки мира, в который и вправду никогда ничего не происходило.
– Выбирай на свой вкус: Палестина, Куба, Чили, Бирма, Корея, даже Вьетнам. Ведь там никто и никогда не выстрелит, да и зачем.
Шильке пожал плечами.
– Ну, возможно.
Пара официантов образовывала замечательно сыгранную группу. Один умело расставил чашечки с кофе, второй держал меню, уже раскрытые на соответствующих страницах.
– Не желают ли господа попробовать какие-нибудь закуски?
– А что бы вы могли предложить?
– Лично я рекомендовал бы рыбу, поскольку это может быть последней возможностью. По некоторым… хмм… обстоятельствам, уже через неделю эти блюда могут стать, скорее всего, несвежими.
Шильке расхохотался про себя. Замечательное определение для сжимающегося кольца осады. "Некоторые обстоятельства" и вправду становились все ближе. Грохот их пушек все чаще доносили вечерние ветры с юга.
– Тогда мы положимся на ваш выбор.
Рита отпила глоток кофе, кокетливо склонив головку. Ее темные пушистые волосы спадали на глаза, иногда они их убирала кончиками пальцев, иногда позволяя им закрывать брови, придавая лицу таинственное выражение. У нее были красивые глаза, и, естественно, она это замечательно сознавала. Как правило, она держала их опущенными, прикрытыми длинными ресницами, чтобы неожиданно поднять взгляд и поглядеть прямо на оппонента. Большого опыта в стычках между мужчинами и женщинами у нее не было. Зато в ней имелся естественный талант к борьбе. Сам же Шильке все время должен был отказываться от решительного столкновения. Похоже, для того, чтобы… Он глянул на часы. Ну да, вот только сегодня логистика могла и не сработать. У него дома продолжение встречи было практически невозможным, у нее тоже, так как Рита проживала с коллегой по работе. Но… сейчас ведь они были в гостинице с ресторацией[38]38
Gasthaus.
[Закрыть]. Комнаты наверху ожидали.
– Ты можешь пояснить мне одну вещь? – вырвала его Рита из мечтаний.
– Слушаю?
– Я тебе и вправду нужна, или ты меня взял просто так? Чтобы перед кем-нибудь похвастаться?
Шильке рассмеялся.
– Вправду. Впрочем, ты сейчас и сама убедишься, сколь любопытная встреча нас ожидает.
– Но почему я?
– Послушай. Фронт приближается, и очень скоро наверняка все перестанет быть забавным. Группу людей, которые желают пережить, мы должны удержать вместе. Иначе не выживем.
– И как ты хочешь удержать нас вместе? С теми поляками?
– Как раз сейчас я создаю спецгруппу. Составленную из людей, принадлежащих к различным службам.
– Но ведь кто-то должен будет ее контролировать.
Шильке усмехнулся, откидываясь на спинку стула, закурил "кэмел", наслаждаясь ароматным дымом[39]39
Да, были времена, когда у «кэмела» был тонкий, ароматный дым…
[Закрыть].
– Тонкое равновесие сил. У меня имеется собственное начальство в абвере, но у меня еще имеется личный начальник в лице Кольи Кирхоффа из Берлина. Тонкое равновесие сил, – повторил он. – Никто из них не будет знать, что приказал мне второй мой начальник, и ни у кого не будет возможности контроля.
– Колья Кирхофф? Сам директор департамента?
– Ты его знаешь?
– В крипо все о нем слышали. Крайне зловещая фигура, с которой лучше не играть[40]40
В реальности директором криминальной полиции (крипо) в это время был Фридрих Панцингер (нем. Friedrich Panzinger; 1 февраля 1903, Мюнхен – 8 августа 1959, Мюнхен) – оберфюрер СС (1943), полковник полиции (1944). С 20 июля 1944 г. – начальник 5-го управления РСХА (криминальная полиция, "крипо") вместо участвовавшего в Июльском заговоре группенфюрера СС А. Небе; занимал эту должность до падения рейха. После капитуляции Германии скрывался. 18 ноября 1946 г. был арестован советскими оккупационными властями; на допросах в советских спецслужбах дал показания о борьбе германской контрразведки против "Красной капеллы". Военным трибуналом войск МВД Московского округа 22 марта 1952 г. приговорён к 25 годам заключения. 11 октября 1955 г. передан властям ФРГ. Работал в службе внешней разведки ФРГ. В 1959 году, после того, как было начато расследование дела об убийстве французского генерала Gustave Mesny (которого 19 января 1945 года в районе города Носсен расстреляли эсэсовцы), покончил с собой, ожидая ареста по обвинению в содействии массовым убийствам. – Из Википедии
[Закрыть]. Это человек Мартина Бормана.
Шильке кивнул, соглашаясь.
– Именно. Потому-то Холмсу все это так сильно и нравится.
– Но какое отношение имеет Мартин Борман к делу каких-то там убийств и произведений искусств в Бреслау? Почему это интересует именно его, причем, так сильно, что офицеры различных служб вдруг теряют свои посты?
– Именно.
– Что "именно"? Если у тебя не будет результатов, полетит ведь и твоя голова.
– Но, дорогая, результату у меня будут. И какие!... Ведь моим коллегой является наилучший детектив в истории литературы, сам Шерлок Холмс.
Рита рассмеялась.
– Дети в песочнице!
– Возвращаясь к сути. Меня тоже интересуют мотивы Бормана. Я пытался разгрызть загадку, что отличает его от других предводителей из окружения фюрера. Услышав это, Холмс буквально подскочил. Он сказал, что этот вопрос заставляет задуматься. Только оно неправильно задано.
– И как же его следует задать?
– Следует спросить: "Что будет отличать Мартина Бормана от других предводителей после окончания войны?".
Шильке сделал упор на слово "после".
– Ну, вроде как, всех их переловят союзники. Разве что, если кто-то будет менее трусливым, и сам покончит с собой. Так что же его может выделять?
– Скоро узнаем. Но остается открытый вопрос, почему именно Бреслау?
Рита неспешно пила кофе. На этот раз она не опускала глаз, глядела прямо перед собой.
– Колья Кирхофф, – прошептала она. – Директор департамента по вопросам кровавой декапитации. Ты уверен, будто бы знаешь, что делаешь?
– А разве кто-то из немцев уверен сегодня, будто бы знает, что делает?
Усмехнуться девушка не успела. Их перебил согнувшийся в поклоне метрдотель, подавший Шильке визитную карточку на подносе.
– Этот господин спрашивает, не мог бы он присесть к вам ненадолго.
Шильке поднес кусочек картона к глазам.
– Передайте, пожалуйста, что нам будет весьма приятно познакомиться.
– Рад услужить.
Рита тоже глянула на визитную карточку.
– И что это за имя "Барбель"?
К счастью, у Барбеля Штехера была обычная фамилия. Это был высокий, довольно худым мужчиной. Его даже можно было бы назвать хорошо одетым, если бы не факт, что со вкусом подобранный костюм свисал с его тела, словно с вешалки. Штехер вежливо представился, куртуазно приветствовал Риту, затем уселся на подставленном официантом стуле.
– Я здесь по рекомендации нашего общего знакомого. – Он положил на скатерти крупный перстень с выгравированным в камне дворянским гербом. Оба прекрасно знали, что его прислал тот уголовник, которого Рита вырвала из подвалов крипо. – Так вот, до меня дошли слухи, что вы располагаете весьма ходовым товаром.
– Это так, – кивнул головой Шильке. – Но с продажей я не спешу. Стоимость его возрастает со дня на день.
– Это я прекрасно понимаю. Ведь товар, который я покупаю, с каждым днем становится все дешевле.
Не было смысла всего этого объяснять, потому что все друг друга понимали. Торговля драгоценностями, а конкретно, их скупка от перепуганных жителей, становилась все более доходной по мере сжатия советского кольца. Цены головокружительно падали вниз, так что хитроумный торговец с крепкими нервами, выждавший до последнего мгновения, мог сделаться крезом. Оставалась одна проблема. Как все это вывезти в безопасное место? И вот тут предложение Шильке становилась воистину бесценным. Возможность выбраться из уже замкнутой твердыни была решением, автоматически умножающим стоимость добычи. Достаточно было договориться.
– Группа некоторых лиц весьма заинтересована сотрудничеством с вами, – сообщил Штехер. – Я думаю, что совместно мы выработаем обоюдно выгодные условия.
– Да, конечно. – Шильке предложил собеседнику пачку американских сигарет. – Только, видите ли, имеется одна небольшая проблема.
– Слушаю?
– Помимо достойного сожаления желания материальных ценностей с моей стороны, я должен еще и показать себя. – Шильке провел пальцем на своим погонам, потом коснулся Железного Креста. – Я обязан проявить себя в деле истребления врагов нашей родины.
– Хмм, это и вправду создает определенные сложности. Я совершенно не разбираюсь в вопросах разведки и контрразведки.
– Не будем умножать проблем, – включилась в беседу Рит. – Я тоже должна проявить себя. – Тут она предъявила свое удостоверение офицера крипо, что, вместе с экстравагантным платьем и внешностью милой подружки коррумпированного офицера абвера, произвело ошеломляющее впечатление.
– Ах! – обрадовался Штехер. – С поставками подобного рода товара никаких сложностей не будет. Фройляйн мгновенно заполните даже самую крупную тюрьму, даже ту, что находится на Клечкау Штрассе.
– Конечно, мы не побрезгуем и таким ассортиментом, – сказал Шильке. – Но нас интересуют головы с высшей полки.
– Превращаюсь в слух.
– Имеются в виду группы, занимающиеся вывозом произведений искусства.
Штехер тихонько вздохнул.
– По сравнению с ними, мы слишком мелкая сошка.
– Да мы и не хотим, чтобы вы их всех схватили и доставили нам, перевязанными узорчатой ленточкой. Но мир, если можно так выразиться, приватных гиен должен быть как-то связан с теми, которые занимаются грабежом под защитой закона, разве нет?
У Штехера даже ресница не дрогнула при слове "гиены".
– Да, естественно. Хотя, как я уже сказал, мы слишком мелкая сошка, – задумался он. – Но, как обычно, вы правы.
– Я понял, что между нами уже существует нечто вроде договора?
– Да. Как я понимаю, решением проблем, если можно так выразиться, приземленных, с вашей стороны займется кто-то другой?
Шильке кивнул. Штехер только теперь угостился "кэмелом". Он даже довольно умело воспользовался зажигалкой "зиппо". В мрачной атмосфере обреченного на уничтожение города было нечто онирическое[41]41
Онирический – имеющий отношение к сновидениям или сну. – Психологический словарь
[Закрыть]. Если бы нашелся какой-нибудь художник, желающий увековечить персонажей, сидящих за данным столом, свою картину ему следовало бы назвать: «Мир кончается, но бизнес продолжает цвести». Штехер, по-видимому, тоже чувствовал нечто странное. Он затянулся ароматным дымом и неожиданно спросил:
– Могу ли я задать вам вопрос, связанный с моралью?
– Можете рассчитывать на откровенный ответ.
– В таком случае… – Все-таки Штехер на какое-то время замялся. – А вот когда уже начнут свистеть пули, не усомнитесь ли вы, дать место в самолете мне с вещами или нескольким тяжело раненным защитникам отчизны?
Шильке не колебался ни секунды.
– Видите ли, я прагматик. Раненым солдатам будет все равно, убьют ли их русские в Бреслау или в Берлине. А вы выглядите достаточно разумным, чтобы договориться в пилотом про аварийную посадку в Баварии, что даст шанс выживания остальным раненым, которые будут лететь с вами. Я даже прямо скажу: вы станете их страховым полисом.
Штехер понимающе склонил голову.
– Действительно. Необычайно прагматичный подход. Ну а пилот, это и вправду не проблема. – Какое-то время он наслаждался сигаретным дымом. – Так вы говорите: Бавария?
– Не хотите же вы лететь со всеми в Дрезден?
– Вы шутит? Ведь там все обязательно погибнут.
Рита и Шильке начали смеяться. Наконец-то появился некто, разделяющий мнение Холмса по данному вопросу. Это хорошо свидетельствовало об интеллекте Шехтера и, что за этим следует, плодотворности их сотрудничества.
– Ну что же, герр Барбель, нам весьма приятно начать сотрудничать с вами.
– Заверяю, что это я весьма доволен.
Он положил на стол листок с инструкциями, как с ним можно связываться.
– Надеюсь, что мы вас не слишком шокировали, – заметила Рита, широко улыбаясь.
– А вы знаете – да, – ответил тот, тоже улыбаясь. – Потому что вы первые, которые во время первого же разговора не спросили, откуда взялось мое имя.
Отряд фольксштурма на площади перед замком был, похоже, сформирован для потребностей пропаганды. Толстый сержант в безупречной зимней шинели инструктировал какую-то женщину, как следует стрелять из панцерфауста. Скорее всего, уже негромко и заслоняя рот от камер, он говорил еще, что эту штуку не держат словно зонтик, и уж, во всяком случае, не направленной снарядной, клубневидно частью в сторону своего же отряда. Женщина в тоненьком летнем пальто и изысканной шляпке, похоже, что-то поняла, потому что нацелилась точно в киногруппу.
– Не выстрелит? – с некоторым опасением спросил Холмс, следя за подвигами ухоженной защитницы родины.
– Да ты что? – успокоил его Шильке. – Это же учебный макет.
Они присели на небольшой лавочке надо рвом. Город все еще выглядел нормально, если не считать театральных выступлений женщин с металлическими трубами или отрядов мальчишек в слишком больших для них шлемах, которые шастали по предместьям на велосипедах, на время превращенных в танки. Но ни женщины, ни мальчишки опасности не представляли. Как только исчезали фото– и киноаппараты, исчезали и они. Русские вели огонь по Клостерштрассе, но и это не выглядело серьезной угрозой. Орудия дальнего радиуса действия, огонь велся лишь бы как, без плана – понятно, понесло какого-то командира. Город испытал даже какое-то облегчение. Ведь самое страшное чудовище это то, которое прячется в темноте подвала, спрятанное за плотной завесой. А когда ты его уже видишь? Ну что, можно только лишь сказать: "Во, чудовище!" и перестать бояться. Ведь его уже можно увидеть. В умах некоторых людей появилась странная мысль: "Э-э… если это должно выглядеть именно так, то ничего особо страшного и не происходит. Переживем!". Гораздо хуже все это выглядело в средине самой твердыни. Расстреливали всякого, кто подставился, не обращая внимания на положение и чин, даже бургомистра. Система подавления и террора приводила к тому, что люди начали даже завидовать солдатам, к которым относились лучше. Специальные подразделения выбрасывали мебель из домов на линии предполагаемых боев. Угловые дома на перекрестках выжигались, чтобы атакующие русские не могли выкурить защитников огнем. Но в самом центре происходило мало чего. Разве что, если не считать факта, что гауляйтер Ханке перебрался в командный бункер, спрятанный под Лебихс Хоге, а его первым после этого распоряжением был приказ расстрелять руководителя районной группы НСДАП, Пауля Гёкеля. И никто не задумывался: а за что. Пулю можно было схлопотать за все, что угодно.
