Текст книги "Побег из Фестунг Бреслау (ЛП)"
Автор книги: Анджей Земянский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)
– А ты уверен, что именно к этому типу? – спросил Шильке у идущего рядом Холмса.
– Половина моей сетки пахало, чтобы достать этот пеленг.
– Ты знаешь… Это чертово дело с произведениями искусств, похоже, принимает для нас личный характер.
Холмс слегка улыбнулся.
– Да. Рейха уже практически нет, мир постепенно кончается, мы материально обеспечены до самой смерти, но все так же заняты этим идиотским следствием, которое никому уже не нужно.
– И которое мы так никогда и не закончим.
Холмс резко остановился.
– А вот тут ты ошибаешься.
– Но ведь война заканчивается. Ты сам говоришь, что Рейха уже не будет. Где же ты хочешь искать бандитов?
Холмс пожал плечами. Потом тоже пошел. Здесь, в тени деревьев небольшого парка при Голтеи Гох, вонь сожженного квартала была слышна меньше.
– Видишь ли, мы обладаем над ними определенным перевесом. Небольшим, возможно, но капитальным.
– Какой это перевес?
– А такой, что, в отличие от них, мы остаемся здесь, когда Бреслау сотрут с карты мира. И во Вроцлаве мы сможем так же следить за судьбами этого дела.
– На основании старых документов, если таковые останутся. – Теперь плечами пожал уже Шильке. – И что? Даже если мы доберемся до сути, что с того? Вытащим виновников из лагерей и поставим перед советским судом?
– Они не похожи на дураков, которые позволяют закрыть себя в лагере.
Дальше они шли уже молча. Ночь была теплой и исключительно спокойной. Никаких тебе бомбардировщиков над городом, никаких существенных канонад из орудийных стволов. Где-то вдалеке отдельные пулеметные очереди, иногда, далеко-далеко, осветительная ракета на парашюте. И совершеннейшая пустота. А ведь где-то здесь, под землей, находились тысячи людей. В душных, тесных и мрачных внутренностях раздавались их перешептывания, кашель, детский плач, стоны раненых. Где-то. Далеко под поверхностью. А на уровне улицы не было слышно ничего из подземного мира клаустрофобного мрака. Не было и вони пота и дезинфицирующих средств, фекалий, карбида и наихудшего запаха – запаха страха. Легкий, прохладный ветерок пах лишь тем, что могло ассоциироваться с лесными кострами, поездками в лес и скаутскими лагерями на каникулах.
– А знаешь что?
Шильке с удивлением поглядел на приятеля.
– Не может быть такого, чтобы Шерлок Холмс не решил какого-то дела.
К счастью, отвечать не пришлось. Перед Ноймаркт нашу пару задержал ночной патруль.
– Абвер, специальное отделение, – предъявили они документы. – К командиру батареи.
Унтер-офицер из патруля оглянулся через плечо, как бы желая удостовериться, стоят ли до сих пор орудия большого калибра посреди площади. Те были на месте, что его явно успокоило.
– Так вам придется спуститься в бункер, – указал он рукой в направлении ближайшего входа, а точнее, громадного, вымощенного булыжником съезда в бетонное подземелье.
Холмс и Шильке кивнули. Не говоря ни слова, они прошли между темными тушами могучих пушек. Следующий патруль остановил их уже перед самым съеждом, ведущим под землю, и еще один патруль – а точнее, стационарная охрана – перед самыми бронированными дверями. Но бумаги Титца впечатление производили. Никто в патрулях не осмелился хотя бы на малейший комментарий.
Внутренности огромного бункера тоже производили впечатление. Собственно говоря – все они тонули в темноте, невозможно было пересчитать хотя бы стойки с артиллерийской амуницией. Слабые лампочки теплились только возле постов связи и над столами, на которых были разложены карты и артиллерийские таблицы. Две стены, смазанные фосфором, светили в полумраке зеленым – если бы электричество отказало, эти стенки были бы единственным источником света. В этом освещении обычная замощенная улица с идеальными бордюрами производила неестественное впечатление. Вроде бы все и ничего, но эта улица проходила глубоко под землей и терялась где-то во мраке.
– Слушаю вас, господа, – молоденький прапорщик вытянулся перед офицерами по струнке.
– Нам нужно переговорить с командиром, – вновь пошли в ход бумаги.
– Да, конечно, сейчас я его позову. Только это может занять какое-то время. – Он сделал рукой жест, как будто прикладывал к уху невидимую трубку и указал пальцем в потолок. Оба поняли. Командир разговаривал с начальством.
– Понятно.
Шильке с Холмсом остановились у одной из покрашенных фосфором стен. Сейчас они походили на духов. Шильке, как и обычно в тех местах, где абсолютно запрещалось курить, инстинктивно сунул руку в карман. Холмс усмехнулся губами трупно-зеленого цвета и покачал головой. Еще показал на стойки с амуницией, тоже освещенной зеленым отсветом. Сейчас они прислушивались к беседе, ведущейся на ближайшем посту связи.
"Эй, земляк, смилуйся, они идут прямиком на меня!"
К счастью, динамик был приглушен и не передавал всех эмоций солдата, находящегося по той стороне.
– Да успокойся ты.
"Мне нечем стрелять!".
– А у меня приказ: экономить боеприпасы, – связник объяснял терпеливо, чуть ли не флегматично.
"Так меня же раздавят! Они уже вот-вот!"
– А мы не можем стрелять без приказа.
"Земляк, я сейчас прибавлю громкость, так ты услышишь голоса иванов!".
– Сохраняй хладнокровие. – Техник рукавом подавил зевок. – Ну нет у меня тут запасов до и больше.
"Так ведь тут уже чуть ли не рукопашная! Иваны нас убивают! Стреляйте же!!!".
– Мне приказано экономить боеприпасы.
Из динамика раздался треск автоматной очереди. Потом грохот взрыва, похоже, это была граната.
"Камрады, умоляю, помогите, они уже здесь!".
Связник лениво глянул на коллегу, сидящего на втором посту. Тот отставил кружку с кофе и пожал плечами.
"Половины наших уже нет в живых! Стреляйте же!".
Техник снова глянул в бок, его коллега снова пожал плечами. Правда, потом скривился и показал на пальцах "восемь".
– Ладно. Даю тебе подкрепление. Диктуй координаты.
"Валяй прямо по моей позиции. Солдаты спрячутся в развалинах".
Сидевший у поста не мог договориться с коллегой, поскольку тот разложил руки в жесте неспособности. Этот вялый разговор жестами явно не приносил результатов.
– Ладно, получишь восемь снарядов.
Тем не менее, техник показал, что он специалист. Одним пальцем он водил по карте, определяя точные координаты, а второй рукой тут же выстукивал их на небольшой клавиатуре, соединяющей его с поверхностью площади. Когда он коснулся красной кнопки, раздался тихий зуммер. Буквально через секунду сверху поступило подтверждение.
"Господи Иисусе! Да быстрее же вы! Я уже вижу их лица!".
Новая автоматная очередь.
– Стреляем очень быстро, – новый, замаскированный рукавом зевок.
Тут он был прав, уже через несколько секунд сверху донесся грохот залпа, смягченный несколькими метрами бетона.
"Ну быстрей же, Господи!".
– Снаряды к тебе уже летят.
"Боже, и когда будут?".
– Где-то минуты через полторы.
После этого все услышали еще одну очередь, следующую, а после нее чьи-то крики.
"Они уже на наших позициях! Повторяю: они уже на наших позициях! Помогите!".
– Пятьдесят восемь секунд.
"Боже мой!...".
– Тридцать секунд.
Связь неожиданно прервалась. Без каких-либо шумов, тресков – ничего. Просто воцарилась тишина. Техник все время глядел на часы. Через пару десятков секунд он поднял голову.
– Ну что, русские получили прямо в каски.
– По шапочке. – Коллега подал ему кружку со свежим кофе. – Сахару?
Офицером, пришедшим из бокового хода, оказался капитан, молодой служака, явно выполняющий некую миссию. Явно, он не был командиром данного подразделения, а это означало, что кто-то желает наших друзей быстро сплавить.
– Слушаю вас? – в голосе звучала сталь. – Чем могу помочь?
– Мы хотели бы воспользоваться вашей связью с линией фронта. Непосредственной.
– Телефонной связью?
– Да.
– К сожалению, это невозможно. Почему вы не воспользовались возможностями связи абвера?
– Боже! – не выдержал Шильке. – Ведь у абвера нет непосредственных телефонных соединений с линией фронта!
– Тогда, может, по радио?
Прибывший тип явно ничего не знал о процедурах соединения по радио.
– Это как же? Открытым текстом на всех частотах?
Капитан пожал плечами.
– К сожалению, ничем не мог вам помочь. Свяжитесь с командованием крепости. У них точно имеется связь.
– Капитан, а вы знаете, сколько это займет времени?
– Мне весьма жаль, только телефоны артиллерии не могут быть никому предоставлены. – Капитан замялся. – Но здесь имеется нормальный городской телефон, – с издевкой произнес он и указал на висящий на стене аппарат, которым, наверняка, раньше пользовались солдаты, чтобы под присмотром унтер-офицеров переговорить со своими семьями, если те находились в голоде. На столике под аппаратом даже лежала телефонная книжка. – Это все, что я могу для вас сделать.
Он отдал салют, в соответствии с уставом, и ушел, стуча каблуками по брусчатке.
– Ну и сво… – начал Шильке, но замолчал на половине слова. Времени у них оставалось все меньше. – Что делаем?
– Я думаю, – буркнул Холмс.
– Что, пешком, на самую линию фронта?
– Ага, и будем на темную таскаться от роты к роте, спрашивая, а нет ли у них человека, которого мы ищем?
– Хорошо, тогда днем, со всем отрядом. Не забывай, как расправились с Надей. Здесь каждая секунда…
– Я думаю, – прервал его Холмс.
И действительно, какое-то время он молчал, после чего нагло подошел к оперативному столу и снял с него карту с обозначенной линией фронта; положил ее на столике у телефона и начал чего-то разыскивать в телефонной книжке.
– Иди сюда, – сказал он, снимая трубку. – Позвони по вот этому номеру.
– Зачем?
– Это мясная лавка. Судя по адресу, она располагается метрах в пятистах от линии фронта. Самое большее, в километре. Хозяйку зовут Грета Мюллер.
– Парень, да там же никого нет после эвакуации. А если кто и есть, он пердит от страха в подвале.
– Вот именно. Мясная лавка, значит, у них должны быть большие подвалы, следовательно, людей должно быть много. Услышат телефон, кто-то поднимет трубку.
– И что я должен им сказать?
– Разговаривай только с Гретой. Попугай ее. Скажи, что тебе все известно про ее торговлю левым мясом. И что ты ее расстреляешь.
– А если она не торговала левым товаром?
Холмс даже вознес взгляд к бетонному потолку.
– Дитер, Дитер, это же мясная лавка. Торговала, торговала, можешь мне поверить.
Шильке предпочел не комментировать подхода немцев и поляков к одним и тем же вопросам и послушно взял трубку.
– И что ей надо сделать?
– Пускай бежит к первому же встреченному немецкому офицеру и вызовет у него жалость, как угодно.
– И он нам позвонит? – Шильке прикусил губу. – Через линии артиллеристов? Ну да. Тогда не откажут.
Он быстро набрал номер. Ожидая соединения, вновь инстинктивно потянулся за сигаретой и тут же выругал себя в мыслях. Неожиданно в трубке раздался хриплый голос. Кто-то говорил на смеси немецкого и русского языков:
– И чего ты, германец, хочешь, а?
Шильке это настолько застало врасплох, что он инстинктивно ответил:
– Я звоню Грете.
– Грете? – Теперь уже удивлялся русский. – Ага. – Несколько секунд царила тишина. – Грета! Грета! Это муж тебе звонит. Беспокоится.
В трубке был слышен чей-то крик. Женский. Но его прервал сильный удар.
– Это ты Грета? А ну признавайся!
– Нет… – Всхлипывания. – Я Марике.
– Тихий ужас. Как-как?
– Марике.
– Ему скажи, – в трубке раздался шелест. – Муж звонит. О тебе беспокоится.
– Это Марике Эббинг, – какая-то заплаканная женщина крикнула в трубку. – Спасите!!!
Отзвук еще одного удара, визг, плач.
– Ты немец? Спасай нас. Они…
Похоже, трубка упала на пол. Но через какое-то время вновь раздался хриплый голос русского:
– Ты, германец. Можешь не беспокоиться. У нас тут несколько немок. Если среди них имеется твоя Грета, мы о ней позаботимся. Честное комсомольское.
На фоне был слышен пьяный смех и чей-то плач. Шильке положил трубку. Сидевший рядом и до сих пор молчавший техник-связист поднялся, обеспокоенный выражением на лице абверовского капитана.
– Что-то случилось?
– Да. Линия фронта на данной карте уже не соответствует действительности.
Бронеавтомобиль с трудом пробивался через развалины. К счастью, на улице не было крупных завалов, которые бы перекрывали движение, по причине ширины проезжей части кучи камня и кирпича всегда можно было объехать. Не было здесь и смешных баррикад, столь характерных для первых недель обороны. Три месяца боев со всей четкостью показали их полную непригодность на столь обширных пространствах. Пару раз в машину ударили осколки от дальних разрывов. В иррациональном инстинкте все пригибали головы, когда металл скрежетал на броне. Шильке думал о солдатах, движущихся за ними на французском грузовике. Тонюсенькая жесть, закрывающая кузов, могла и не удержать более сильных ударов.
– Ты уверен, что это где-то здесь? – уже не в первый раз спросил он Холмса.
– Скорее всего, так, – спокойно ответил тот. – Мои люди редко ошибаются, если речь идет об идентификации подразделений. В конце концов, это их работа как агентов.
Их задержал какой-то солдат в темной, запыленной форме.
– Куда? – хамски спросил он, не соблюдая принципов устава.
Ватсон не выдержал.
– Пиздуй отсюда и бегом!
Солдат с трудом оторвал взгляд от приваренной спереди батареи центрального отопления, что заменяла им бампер.
– Там за поворотом – уже фронт.
– Какая неожиданность! А я думал, что уже американцы.
– До них, земляк, еще шагать и шагать. И территория непроезжая.
Разозленный Шильке высунул голову из люка. В своей летной куртке с белым шарфом он произвел какое-то впечатление на охраннике, во всяком случае, тот слегка выпрямился.
– Есть здесь капитан Эвальд Лангенау?
– Если жив, то есть. А если убили, то тело далеко еще не оттащили.
– Прикрой хлебало, шутник. А не то я тебя в тюрягу засажу.
Деморализация в рядах вермахта, похоже, достигла зенита, потому что солдат лишь пожал плечами.
– Поскольку всех нас убьют, самое позднее, к вечеру, так что полевой суд – какая никакая, но отсрочка.
Шильке онемел. Но тут же стало ясно, что это за подразделение. Когда броневик проехал мимо высокой осыпи, показались тылы отряда. Основу регулярной армии составляли здесь легко раненые или вернувшиеся из госпиталей, тыловых служб, служб снабжения, авиации и всяческих других соединений. Собрание нашивок с их мундиров могло бы стать основой замечательной коллекции военных знаков отличия. Дыры заткнули фольксштурмом, состоящим из людей разного возраста, от перепуганных стариков, до пацанов-подростков, которые одни, как казалось, рвались в бой. Хайни, который первым спрыгнул с машины, глядел на них, правда, с превосходство. Во-первых, он был ефрейтором регулярной армии, причем, элитарного, по его мнению, подразделения абвера, во-вторых, по причине службы у Шильке он считал себя агентом, участвующим в секретной операции. С безразличием он вылавливал полные зависти взгляды ровесников. Ведь у них не было ни камуфляжной куртки, ни военного звания, не говоря уже о бинокле, ракетнице, walkie-talkie и самом настоящем русском нагане.
– Ты поосторожней, – крикнул он даже парню, который приехал на велосипеде с двумя фаустпатронами, торчащими в кобурах на руле и закрепленными снарядной частью вверх. – Зубы себе не выбей!
Командира они заметили сразу. Капитан СС[64]64
Вообще-то говоря такого чина «капитан СС» не существовало. Наиболее близкий чин: гауптштурмфюрер. НО оставим так, как написал уважаемый Автор…
[Закрыть] со своим небольшим штабом размещался в громадной воронке под кучей кирпича, которая раньше была научной библиотекой, потому что буквально повсюду валялись толстенные тома и брошюры. Из наиболее толстых книг в твердой обложке даже были сделаны временные стол и сидения. Хуже всего было то, что откуда-то Шильке знал этого командующего здесь офицера. Но тот мгновенно развеял все сомнения.
– Дитер, – сорвался он с места. – Ооо!... Ты дослужился до капитана. И Железный Крест… Ну-ну…
– Черт, что-то не припоминаю… – Шильке подал руку капитану и представил Холмса. Ясное дело, как собственного зама по техническим вопросам.
– Лангенау, тайный аэродром в Голландии. Аэродром-обманка, помнишь?
– Ну да. конечно же помню.
Шильке предпочитал не вспоминать одного из наиболее компрометирующих эпизодов собственной военной карьеры. Кому-то из начальства пришла в голову идея строительства липовых аэродромов, чтобы придержать бомбардировочное давление союзников. Хорошо, пускай половина их воздушных сил продолжает и дальше разрушать настоящие объекты, а вторая половина пускай концентрируется на ненастоящих. Так что картонные самолеты выстраивались на проложенных среди полей вроде как взлетно-посадочных полосах. Возводились ангары из дерева и ткани и бараки из фанеры. Устанавливались радары из связанных шпагатом веток. Сверху все это должно было выглядеть правдивым и грозным. Шильке осуществлял надзор за работами со стороны абвера – ведь никакие сведения не смели просочиться наружу. Для этого земледельцев со всей округи выселили, создали закрытую зону, все работники были исключительно немцы. А Лангенау, всякий раз когда приезжал с инспекцией со стороны СС, вечно смеялся. Ну вот, после месяца интенсивного труда, когда были истрачены тонны древесины, фанеры, картона, бумаги, шпагата и краски, наконец-то налетели силы РАФ[65]65
РАФ – RAF – Royal Air Force – ВВС Великобритании.
[Закрыть]. В количестве одного самолета. Бомбардировщик нагло сбросил, прямо посреди их «аэродрома» одну-единственную бомбу. Деревянную.
– Тааак, – Лангенау не разучился смеяться. – Тем не менее, капитаном ты стал.
– Да ладно, перестань.
– Ну почему? Думаю, что после войны тебя ждет чудесная карьера знаменитого строителя аэродромов с громадным профессиональным опытом.
Шильке пытался отвести глаза, но Холмс приглядывался к нему с явным интересом. Похоже, он не знал суть дела. Нужно было срочно менять тему.
– Я приехал по другому делу.
– Догадываюсь. – Лангенау не желал остановиться. – Тебя выбросили из аэродромного бизнеса, и какой-то другой великий конструктор выстроил столь же идиотский аэродром на Щайтнигер Штерн[66]66
Scheitniger Stern (Щитницкий перекресток), ныне Грюнвальдская Площадь во Вроцлаве. Именно здесь, после разрушения квартала, где проживали ученые из университета, в 1945 году был построен аэродром. С него взлетел только один самолет!
[Закрыть]. Так что генералом люфтваффе ты уже не станешь, а жаль, ведь твой аэродром стоил меньше, к тому же, при случае, вы же ничего и не разломали.
До Холмса уже начали доходить шуточки, потому что он стриг ушами и пытался не усмехаться, что приходило ему с огромным трудом.
– Слушай, – Шильке предпринял очередную попытку отвернуть внимания от собственной личности, аэродромов, бомбардировок и пионерских методик применения фанеры в строительстве скоростных самолетов. – Ты же, кажется, был начальником охраны некоей ячейки, которая занималась упаковкой вывозимых отсюда произведений искусств?
Лангенау неожиданно сделался серьезным. Он уселся на стопке книг, сложенных таким образом, чтобы служить ему стулом, и пригласил гостей занять такие же, похожие.
– Ага, – буркнул он. – Выходит, хоть что-то выяснилось.
– Что?
– Выходит, это ты та самая абверовская свинья, которая испортила Крупманну его лучшую операцию, и вообще, которая в течение многих лет только все вынюхивает и высвистывает рылом йодли[67]67
Манера пения немецких горцев: быстрые повышения и понижения голосовых регистров, частоты звука. Кому-то нравится…
[Закрыть].
Холмс удивленно глянул на Шильке.
– Господи, а почему ты не говорил, что умеешь свистеть йодли?
– А остальное тебя не удивляет? – возмутился Шильке.
– Соответствует на все сто.
Лангенау начал хохотать.
– Крупманн был здесь сегодня утром, – пояснил он.
Оба изумленно глянули на него. А Лангенау их реакция не удивляла.
– Ну да, он приехал сюда во главе своей "шнапскоманды" и тоже выпытывал про упаковку произведений искусства.
– Шнапскоманды?
– Ну, от его людей несло точно так же, как от него. Водяру глушили, как минимум, половину ночи.
Лангенау задумчиво поднял одну из образовывавших столешницу книжек. "Аркадия. Миф или действительность?" – вот как звучало ее название. На обложке были видны полуголые люди, пляшущие среди древних руин, поросших буйной растительностью. Инстинктивно он поглядел на окружающий их лунный пейзаж. А вот интересно, а не подумал он о том, чтобы раздеться и начать танцевать на развалинах?
– Похоже, до него наконец-то начало доходить, что мир кончается, и, похоже, – он акцентировал это слово – сейчас он задумался над тем как обустроить себе жизнь после этой жизни. А у него, вроде как, все более обосрано, чем у меня.
– А у тебя жизнь тоже обосрана?
Лангенау указал на свои знаки отличия СС.
– Русские вылавливают людей с подобными знаками. А поскольку у меня нет желания посетить их гулаги, меня это не трогает. Я решил остаться в этом городе, пускай и не в совсем живом состоянии.
– Последний защитник гибнет на крепостных стенах, – слегка поддел его Холмс.
– А может, благодаря этому, будут говорить: "Бреслау сдается последним".
Шильке был просто обязан включиться в этот опасный обмен словами.
– Ты не видишь исторической перспективы. А вдруг станут говорить: "Вроцлав сдается последним"?
Лангенау пожал плечами.
– Во время одной из контратак мы отбили дом, который уже захватили русские. Я увидел, что они делают с гражданскими и показывал это всем, которые желают сдаться.
Шильке тяжело вздохнул.
– А я показывал им, что наши делали в Сталинграде.
– Ты был в Сталинграде?
– Нет, коллега был. После возвращения он сделал все возможное и невозможное, чтобы его направили в какую-нибудь заграничную миссию.
– Ну, и где этот твой коллега находится сейчас?
– Судя по выражению его лица после возвращения из далекой России, сей час он… в далекой Аргентине!
Лангенау отстегнул от пояса фляжку и выпил воды. Шильке инстинктивно сделал то же самое. Солнце, правда, еще не стояло высоко, но делалось все более теплее. Для него – почти что жара, ведь он не мог расстегнуть летную куртку, чтобы не показывать американский пуленепробиваемый жилет.
– Ладно, и чего же хотел Крупманн?
– Помимо того, что от него ужасно несло – при чем, вовсе не любовью к ближнему – он хотел выяснить, знаю ли я, кто стоит за всем этим дурацким делом. Кретин пьяный! Если бы я знал, то не сидел бы здесь все еще живой.
– Погоди, погоди. Т хочешь сказать, что каждый, который хоть что-нибудь знает, должен погибнуть?
– Нет. Только лишь Крупманн может быть настолько глуп, чтобы желать предложить этим людям свои услуги. То ли, чтобы они помогли ему выжить или же смыться, понятия не имею.
– Извини, но что-то ты ужасно путаешь. Каких еще людей?
Лангенау тяжело вздохнул.
– Ответственных за тот провал с поляками.
– Боже, какой еще провал?
. Блин, вы все зациклились на этих упаковщиках. А кому какое дело, что кто-то кого-то убил. Война же идет.
– Дело: нашим работодателям.
– Ага… – Эсэсовец пожал плечами. – Это все еще знак, что они все еще блуждают на ощупь и не могут выйти из тупика. То есть, вам приказали взяться за дело не с той стороны. С конца, с хвоста, с того места, из которого никуда нельзя дойти.
– А ты не мог бы рассказать нам с начала?
– Ты что, не читал моих показаний?
– Ага, выходит, были какие-то твои показания? – Шильке прикусил губу. – Но Крупманн не включил их в материалы.
Эсэсовец цинично усмехнулся.
– Это, по крайней мере, пояснило, зачем он сюда сегодня приехал. Он хотел узнать, расспрашивал ли кто меня по этому делу. И рассказал ли я о своих показаниях.
– В таком случае, он немного поспешил.
Лангенау сдвинул шлем на затылок.
– То ли поспешил, то ли ждет, спрятавшись, где-нибудь на обратном пути, чтобы решить проблему с вами. Решить окончательно.
Холмс жестом головы согласился с его мнением. Шильке глядел на обоих, в голове у него была сплошная каша.
– Ну ладно. Рассказывай, с чего все это началось.
– С резни, которую Армия Крайова устроила на автостраде Бреслау – Легнитц[68]68
Легнитц – Легница.
[Закрыть].
– Что? Поляки на автостраде? Здесь?
Лангенау только рукой махнул.
– А разве они не устраивали более крутых операций в самом Бреслау? Вспомни.
И действительно. В теории, партизаны сражаются исключительно на своей территории. Там, где у них имеется опора в местном населении, где они знают местность и так далее. Проблема заключалась в том, что Армия Крайова не была никаким партизанским движением, но обычной, регулярной армией, с тем только, что действовала она в подполье. Это была нормальная армия, которая могла проводить любые операции в любом регионе Германии. Они могли это делать, и неоднократно делали. АК могла поддерживать многослойные сетки из агентов, могла позволить себе высылать людей в различные места. В том числе – и в Бреслау.
– Нормально, только расскажи, что там с той резней?
Лангенау пожал плечами.
– Педантично запланированная, тщательно выполненная казнь – словно удар ломом в кусок масла.
– Это была казнь, которую исполнили на ком?
– На двух специальных курьерах, восьми человеках охраны, трех водителях и офицере, который ими командовал.
Прервавший их разговор адъютант был настолько запыхавшимся, что долгое время не мог издать ни звука. Хаотичными жестами он пытался что-то показать. Странно, ведь на этом отрезке фронта было относительно спокойно.
– Идут, – выдавил он из себя наконец. – И танки. Сколько – не знаю.
Лангенау спокойно поднялся с места. Шильке не мог выдержать напряжения, чувствуя, что он в шаге от перелома.
– Погоди! Ведь…
– Ты это русским скажи, чтобы они погодили.
Эсэсовец тщательно застегнул ремешок шлема и направился за адъютантом. Холмс схватил Шильке за руку и силой потащил того назад.
– Ну, и что ты хотел сделать?
– Черт! Ну только не в этот момент! Надо что-то сделать, иначе он уйдет от нас, как Надя.
– Что?
– Что "что"?
– Что мы должны сделать? Я не знаю.
Шильке замолк, кипя бессильной яростью. Ведь он был так близко. Холмс угостил его сигаретой.
– Успокойся. Эмоции – плохие советчики. Обо всем мы узнаем потом.
– Если будет вообще какое-нибудь "потом".
Как будто бы в ответ, где-то далеко вспыхнула перестрелка. Что-то с грохотом влетело в развалины по другой стороне улицы. Далековато, чтобы забросать их обломками, зато взрыв поднял тучу пыли, которая душила и залепляла глаза.
– Отходим?
– Черт бы меня побрал, – Шильке буквально скрежетал зубами, – только это, похоже, самый разумный выход.
В броневом автомобиле у них и правда имелись большие шансы выжить. Хотя здесь, в ближнем тылу, опасность не была такой уж большой. Стреляя с близких расстояний, русские действовали точечно, не желая тратить боеприпасы на тыловые службы. Но их остановило повторное появление адъютанта.
– Хербст, Хербст!
– Я здесь! – Отставив котелок с супом поднялся, само большее, восемнадцати-девятнадцатилетний парень в форме с нашивками школы прапорщиков, но в чине младшего лейтенанта. – Чего?
– Принимай командование на себя! – орал адъютант. – Лангенау отрезан, а здесь уже ни одного офицера нет!
– Я ебу!
– Ты должен направить какое-нибудь подкрепление, иначе…
– Какое, бля, еще подкрепление?!
Адъютант только крутил головой.
– Сам ебись! Ты командуешь!
Свежеименованный командир беспомощно водил взглядом по сторонам. Было неясно, то ли он считал людей, то ли хотел собраться с мыслями.
– Нет! – сорвался Шильке. – Черт подери, от меня он не сбежит!
Не успел Холмс его удержать, он уже перезарядил "томпсон".
– Спокойно! – завопил он. Как обычно, в этой одежде, с необычным оружием и решительностью в голосе он произвел ошеломляющее впечатление. Все глядели в его сторону. – Фольксштурм и гитлерюгенд… Все… за мной!
Он пнул под зад изумленного адъютанта и заорал на него:
– Веди!
Шильке глянул на Холмса, но тот хотя в первый момент выглядел так, словно хотел схватиться за голову, усмехнулся. Он подошел к какому-то раненому на носилках, взял его трофейный ППШ и поднял вверх.
– Уррраааа!!! – рявкнул он и направился вперед.
Пацаны из гитлерюгенд подхватили клич. Холмс шепнул Шильке:
– Я буду твоим комиссаром.
И мысли его действовали по-настоящему молниеносно, потому что, обгоняя Хайни, он еще сказал:
– А ты к Ватсону и не расставайся с walkie-talkie. Пускай держит отряд в готовности.
– Но я же… – парень, как обычно, хотел быть в первых рядах.
– Исполнять! Ты же агент спецслужб!
Все бежали, а точнее: передвигались, за адъютантом по заваленными кирпичами проулками между продырявленными стенами. Дым и пыль все сильнее затрудняли ориентацию. Ежесекундно кто-нибудь из отряда спотыкался и падал, задерживая остальных. Шильке молился про себя, чтобы не упал кто-то из пацанов, тащащих фаустпатроны, и не сжег себе спину. Но нет, эти держались лучше всех. Ужасно запыхавшиеся, все добрались до поста связи.
– Головы ниже! – крикнул им телефонист.
– Вон там уже русские! – пулеметчик указал рукой ближайший дворик. – Ежеминутно скачут вперед.
– Где командир? – спросил Шильке.
– Приблизительно вон там, – вытянул руку адъютант. – Наш передний край разбит. Но сюда русские не прошли только потому, что несколько наших там еще держатся в окружении. Но сейчас с ними покончат. – Глаза его расширились от страха. – Будем отступать, пока можно?
– И куда ты хочешь отступать? На рынок, в пивную? Встретиться с теми, кто отступает с востока, и поболтать?
– Так что делать?
– Нам нужна артиллерийская поддержка.
– Не дадут. У них нет боеприпасов. – то есть как это не дадут? – Шильке поднял трубку полевого телефона. – Где координаты?
Адъютант подал ему карту.
– Мы находимся здесь… – написал тот карандашом несколько цифр. – Но иваны слишком близко и…
– Достаточно.
Шильке прижал трубку к уху, но, прежде чем успел что-либо сказать, у него отобрал ее Холмс.
– Я все устрою. Прикажи, чтобы солдаты спрятались по подвалам.
Он энергично крутанул ручкой.
– Бункер? – крикнул он в трубку.
– Ага… Канцелярия Рейха.
– Вот только не будь таким остроумным. Дай Фрица, – Холмс запомнил имя одного из солдат с ночной смены.
– Какого еще Фрица?
– С ночной смены. Того, кто больше всего облажался, так что теперь пускай линяет.
– Так он спит… А в чем он облажался?
– А ты что, еще не знаешь? Ночью у вас были два тира из абвера. Ну, обычные шпики. После того, что они у вас увидели и передали наверх, вас такая лажа ждет, что только перья полетят.
– О Боже!
– Погоди. – Холмс ненадолго прикрыл микрофон в трубке, затем заговорил снова. – Черт, русские сюда идут. Высылай восьмерку на шапочки.
– Договорились. Делаю!
Холмс передал координаты с карты.
– Через сколько?
– С этого момента отсчитай минуту. И беги в убежище.
– Благодарю. Отбой.
Холмс отложил трубку, только Шильке еще кипел от возмущения.
– Так это ты говорил, будто бы нет снарядов, пораженец? – грозно спросил он у адъютанта.
– Солдаты, всем сохранять спокойствие, – командовал Холмс. – Номер, выигрывающий в сегодняшней лотерее, это 888. Сейчас сюда прилетит восемь восьмидесяток восьмерок. После последней вылезаете из подвалов и бежите через этот двор! И помните: вы бежите независимо от того, видите вы командира или нет. Понятно?
– Черт, а где тут ближайший подвал? – Шильке предпочитал верить убегающим пулеметчикам, чем адъютанту.
– Тридцать секунд, – предупредил Холмс.
Пацаны из гитлерюгенд тащили запасную амуницию к МГ-42. Кто-то упал. Коллеги помогли подняться.
