Текст книги "Легенды танкистов - 2"
Автор книги: Андрей Мартьянов
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 30 страниц)
– Огонь!
Снаряд, выпущенный комдивом, ударил в борт «четверки».
– Ага, горишь! – крикнул Черняховский. И вызвал майора: – Онищук, я двадцать
первый. Подпускай немца на триста-четыреста метров, бей в борта! Слышишь – в борта!
– Вас понял, – донеслось в ответ.
В этот момент в наушниках послышался голос начальника оперативного отделения
дивизии капитана Пашкова:
– Двадцать первый, возвращайтесь на КНП. Из штаба армии получена новая боевая
задача.
«Двадцать первый» неохотно покинул поля боя, вбежал на командно-наблюдательный
пункт, сорвал шлем:
– Какая задача?
– Никакой, – невозмутимо ответил Пашков. – Просто вы, товарищ комдив, слишком
уж увлеклись ролью командира танка. Надо было как-то утащить вас с поля боя. Вы здесь
нужны, а не там.
Черняховский сжал зубы. Пашков, конечно, прав, но...
Стараясь говорить спокойно, комдив ответил:
– Я должен был сам понять, чем отличается теория от практики. Мы предполагали, что
немецкие танки будут менее мощными. Нужно было выработать тактику...
– А теперь вы нужны на КНП, – сказал Пашков.
Сражение шло, а Попов со своими танками все не появлялся.
И вдруг в тылу врага лес затрясся от частых выстрелов. Немецкие пушки начали умолкать
одна за другой. Попов дошел и атаковал врага.
– Дивизионной артиллерии подавить батареи противника, стреляющие по танкам
Попова, – приказал комдив. – Немедленно.
Попов в головном танке заметил замаскированные орудия противника и приказал
механику-водителю:
– Дави их!
И взял на прицел одно из орудий.
На большой скорости танк Попова раздавил одно, затем, развернувшись, – и второе.
И вдруг машина резко остановилась: немецкое орудие успело сделать последний выстрел.
Советский танк загорелся. Попов вывалился из него, скатился на траву. Приподнялся: его
танки шли, развернувшись в боевой порядок. Сражение продолжалось.
Рядом с Поповым остановился БТ-7.
– Быстрей, товарищ майор, убьют!
Попова втащили в машину. На опушку уже вбегала группа фашистских автоматчиков. БТ-
7 открыл по ним огонь.
И тут ударило по броне советского танка. Мгновенно погибли стрелок и механик-
водитель. Попов был ранен. Из последних сил занял он место башенного стрелка.
В башню снизу уже рвалось пламя.
Последний снаряд.
Попов откинул крышку люка, выбрался из танка. Еще один взгляд на поле боя. Сражение
не останавливалось, советские танки шли на автоматчиков, огонь не прекращался.
Последним, что видел майор Попов, были его боевые товарищи. Когда к нему подбежали
свои, он уже не дышал.
– Что враг? – спросил Черняховский.
– На нашем участке остановлен. Мы вклинились в их расположение на пять-шесть
километров.
Черняховский был мрачен. Сегодняшние потери казались тем более горькими, что их
можно было избежать. По мобилизационному плану – который, как оказалось, имел мало
общего с реальностью, – один из полков его дивизии должен быть укомплектован
танками Т-34 и КВ.
И где эти танки?
До войны Красная Армия получила их слишком мало...
Да, некоторый успех сегодня достигнут. Но Черняховский отдавал себе отчет: закрепить
этот успех сил не хватит. Связи с двадцать третьей танковой дивизией нет, а тут еще из
состава дивизии отозвали мотострелковый полк.
Танкисты Черняховского остались и без взаимодействия с соседями, и без поддержки
пехоты.
Будет очень жарко.
24 июня 1941 года, район Калтыненяй
Немецкий радист повторял:
– Пришлите авиацию, пришлите сюда авиацию!
– Доложите обстановку, – требовали в штабе.
– Сильное сопротивление со стороны русского танкового командира, – сообщил радист,
глядя в криво исписанный листок. – Дивизия из Риги. Фамилия командира как-то на
букву «Ч». Повторяю, необходима поддержка с воздуха.
– «Ч»? – переспросил голос в наушниках. – Как «Чапаев»? Вы что, испугались какого-
то киногероя, погибшего двадцать лет назад?
– О, этот «Ч» вполне живой и очень серьезно огрызается, – был ответ.
...На рассвете в расположение двадцать восьмой дивизии Черняховского прилетели
немецкие бомбардировщики.
Танки рассредоточились.
Ждали советскую авиацию.
И красные соколы прилетели – два И-16.
Они были сбиты в течение нескольких минут.
Настроение у танкистов было подавленное.
– Товарищи! – сказал Черняховский. – Мы сейчас будем отходить. Но каждый рубеж
немцам придется устилать своими телами. И скоро мы вернемся назад – даже следа врага
не останется на нашей земле.
66. Воронежский рубеж
28 марта 1942 года, Восточная Пруссия, ставка Гитлера «Волчье логово»
Совещание длилось уже три часа, но фюрер не выказывал ни малейших признаков
усталости.
Основной стратегический вопрос, касающийся предстоящей летней кампании, звучал так:
Москва или фланги?
– Мы должны сосредоточить наши основные усилия именно на флангах, – сказал
наконец фюрер. – Прорыв на Кавказ – главная цель. Там – ресурсы, нефть... На севере
нам предстоит взять Ленинград и «дотянуться» до финнов.
– А Москва? – подал голос начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-
полковник Гальдер. – Взятие столицы послужило бы...
– Вот пусть русские и считают, что мы нацеливаемся на их столицу, – мгновенно
отозвался Гитлер. – Подготовьте соответствующую дезинформацию, пусть поработает
ведомство Канариса.
Гальдер подошел к большой карте, вывешенной на стене:
– Какова же будет наша основная цель?
– Воронеж, – сказал фюрер. Он тщательно изучил обстановку и не упустил
возможность блеснуть познаниями. – Воронеж – ключ к Дону с его многочисленными
переправами. Это транспортный узел коммуникаций Центральной России: железная,
шоссейные дороги, водный путь. Воронеж – вот точка поворота наших армий на юг!
– Предлагаю назвать этот план «Зигфрид», – произнес Гальдер.
Гитлер чуть поморщился. После того, как план «Барбаросса» провалился – зимнюю
кампанию при всем желании нельзя было счесть успешной, – фюреру не хотелось
прибегать к именам героев германского эпоса.
– Зигфрид – слишком обязывает, – выговорил наконец фюрер. – Следует быть
скромнее, Гальдер. Назовем операцию «Блау».
31 марта 1942 года, Москва, Кремль
Сталин ждал. Совещание затягивалось.
Наконец он перевел взгляд на самого решительного из своих военачальников:
– А вы что скажете, товарищ Жуков?
Жуков ответил мгновенно – видно было, что ответ вертелся у него на кончике языка:
– Считаю, что на всех участках нам следует держать оборону. Мы можем перейти в
наступление только на одном участке, и на нем следует сосредоточиться.
Сталин медленно прошелся по ковру – три шага в одну сторону, три шага в другую.
Видно было, что он недоволен.
Наконец он спросил:
– И какое направление вы считаете наиболее вероятным? Куда, по-вашему, нацелится
враг?
– Полагаю, Москва, – ответил Жуков.
– Я тоже так думаю, – кивнул Сталин.– Однако нельзя просто окопаться и стоять на
месте. Считаю необходимым в мае освободить Орел, Харьков, разгромить ржевско-
гжатскую группировку противника. После этого – Ленинград и освобождение Донбасса.
Наша стратегическая цель, товарищи, – к концу года выйти на государственную границу
СССР.
Все молчали. Перспектива выглядела захватывающе.
Сталин чуть усмехнулся:
– Что притихли, товарищи? Нынешней зимой мы почти разгромили немцев. Так добьем
их! Наши силы с тех пор не уменьшились, а выросли, и выросли существенно.
Он перевел взгляд на маршала Тимошенко:
– Какое ваше мнение, товарищ Тимошенко, насчет наступательной операции на юго-
западном направлении – силами Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов? Как
ваши войска, товарищ Тимошенко, справятся с такой задачей?
Тимошенко кашлянул и ответил вполне решительно:
– Они сейчас и в состоянии, и, безусловно, должны нанести упреждающий удар.
– Хорошо. – Сталин подошел к карте. – Основная задача овладеть на левом крыле
районами Харькова и Краснограда, в центре – Курском и Белгородом. И в конце концов,
– он сделал короткую, выразительную паузу, – в конце концов выйти на Днепр.
2 апреля 1942 года, Москва
Столица выглядела по-военному сурово: на площадях – позиции зенитных батарей, в
вышине плавают аэростаты. Окна перечеркнуты белыми полосками бумаги.
И все-таки у Героя Советского Союза генерал-майора Александра Ильича Лизюкова было
приподнятое настроение.
Позор сорок первого года, когда армия отходила, оставляя один населенный пункт за
другим, когда бои шли под стенами Москвы, – этот жгучий кошмар вот-вот должен был
рассеяться.
Александр Ильич желал только одного: наступать.
Его вызвали в Ставку. Сталин смотрел на него испытующе, чуть ироническим взглядом,
явно рассчитывая смутить.
Лизюков ждал.
Сталин сказал:
– Сейчас формируются четыре новых танковых корпуса. Вы назначаетесь на Второй.
Отправляетесь в Горький.
Лизюков отсалютовал и вышел.
Сейчас даже мрачный вид столицы не мог развеять его радости. Формирование крупных
танковых соединений может означать лишь одно: близок поворот в войне, долгожданный
переход к наступлению.
7 апреля 1942 года, район города Елец
Составы с новыми, только что с завода, танками Т-34 мчались на Брянский фронт.
Эти эшелоны шли, обгоняя все остальные, вынужденные ждать на всех полустанках.
Но возможности железной дороги ограничены, и танки, несмотря на все принятые меры,
прибывали недостаточно быстро. На станциях их выгружали, и дальше они двигались
своим ходом.
В степи задували теплые ветра, начинала зеленеть трава.
Моторы ревели, одолевая весеннюю распутицу, колесные машины увязали, и их
приходилось толкать.
Командир Второго танкового корпуса ехал в своей «эмке» в самой гуще колонны.
Наступление, скоро наступление!
Второй танковый корпус разместили в пятнадцати километрах западнее от Ельца – где
находился штаб Брянского фронта, – в селе Казаки.
Задача, поставленная перед Вторым танковым корпусом, пока оставалась
неопределенной: он находился в резерве фронта. В любой момент следовало быть
готовым нанести контрудар по врагу.
Пока что было время на то, чтобы изучить направления и рубежи, отработать вопросы
взаимодействия с «соседями».
Время есть. Очевидно же, что немцы постараются нанести удар по Москве, – там их ждет
наша жесткая оборона, – а мы тем временем ударим врага в Брянске.
11 июня 1942 года, окрестности Ельца
– Наконец-то! – такими словами Александр Ильич Лизюков приветствовал своего
начальника штаба полковника Другова.
Лизюков выглядел уставшим, измотанным.
В конце мая его неожиданно повысили до командарма.
– Мы поручаем вам формирование и командование Пятой танковой армией, – сказал
ему начальник Генерального Штаба Василевский. – Знаю, дело очень серьезное, но ведь
у вас имеется и специальное образование. Вы же танкист с середины двадцатых, умеете
командовать танковыми соединениями. Справитесь и с армией.
– Значит, все-таки большое наступление? – тихо спросил Лизюков.
Василевский пожал ему руку:
– Отправляйтесь в Елец. Сдайте Второй танковый корпус и возглавляйте армию. Работы
невпроворот, действуйте.
Армия «сколачивалась» на ходу: Второй и Одиннадцатый танковый корпуса, затем еще
отдельная танковая бригада, минометный полк, легкая артиллерия... стрелковая дивизия
– без пехоты никуда... отдельный зенитный дивизион...
Танки. Одна тяжелая бригада на КВ. Две бригады, укомплектованные тридцатьчетверками
и легкими Т-60.
Т-60 бьют фактически ружейной пулей. Естественно, броню не прошибут, но живой силе
противника урон нанесут – будьте-нате.
Только вот нужно добраться до противника.
У Пятой танковой армии до сих пор было ни штаба, ни связи. Время от времени
прибывали офицеры из оперативного отдела фронта – они были у командарма «на
подхвате» и быстро исчезали.
– Товарищ полковник, что слышно об остальном штабе? – настойчиво спрашивал
Лизюков. – Мне нужен собственный оперативный отдел, а главное – батальон связи и
штабная авторота.
– Скоро, Александр Ильич, скоро, – заверил Другов.
28 июня 1942 года, 5 часов утра, район Ельца
Штаб Брянского фронта заканчивал работу над предстоящей Орловской наступательной
операцией. Основной ее замысел уже отчетливо виден был на карте.
Порой казалось, что события, планируемые штабом, уже происходят в реальности.
– Все, товарищи, нужно поспать. – Начальник штаба фронта Михаил Ильич Казаков
решительно защелкнул застежку планшета. – Завтра продолжим. Скоро начнется
наступление.
...На рассвете телефоны в штабе буквально взорвались звонками.
Немцы перешли в наступление сами.
Армейская группа «Вейхс» – носящая имя своего командующего, генерал-полковника
Вейхса, – ударила на левому крылу Брянского фронта.
4 июля 1942 года, КП Пятой танковой армии в районе населенного пункта Слепуха
Начальник Генерального штаба Василевский приказал остановить машину.
Немецкие самолеты приближались.
– В укрытие!..
Пришлось бежать под вражескими бомбами. Лизюков встретил представителя Ставки
мрачно:
– Их авиация господствует в воздухе. Иногда головы не поднять. Как действовать
танками, если наших истребителей практически не видно?
– Ну, Александр Ильич, не все так плохо, – сказал Василевский. – Давайте сразу к
делу. Вы должны завтра, самое позднее послезавтра нанести контрудар в направлении
Землянска. Противник прорвался на Дон возле Воронежа. Необходимо перехватить пути
подвоза и тылы танковой группы противника. Действуйте, не дожидаясь полного
сосредоточения всех сил вашей армии.
– Это противоречит всему, что я знаю о танках, – сказал Лизюков. – Вы же сами
говорили, у меня есть опыт и образование!.. Танковым корпусам придется наступать как
общевойсковым соединением – с указанием полос наступления, разграничительных
линий, мест расположения командных пунктов... Это нарушает главный принцип —
массированное применение танков. Мы растянем танковые корпуса по всему фронту. А
как организовать взаимодействие? Связь ненадежна.
– Вам придется поступить так, – голос Василевского стал жестким. – Этот приказ не
подлежит изменению. Для усиления армии вам передается Седьмой танковый корпус
генерала Ротмистрова. Он сейчас направляется сюда по железной дороге из Калинина.
– И его, конечно же, по дороге бомбят, – горько добавил Лизюков. – Вы сами видели,
что немцы творят в воздухе.
– Действуйте, – повторил Василевский. Он вдруг почувствовал страшную усталость и
попросил воды.
7 июля 1942 года, район Воронежа (берег речки Кобылья Снова)
Ротмистров был в ярости. Ни связи, ни каких-либо толковых разведданных. В каком
направлении двигать танки? Где противник?
На легком танке прибыл офицер из штаба армии, передал приказ: наступать!
Уничтожить противника в районе Ломовка, Перекоповка, Северные Озерки.
Ромистров с хрустом развернул карту, глянул, перевел взгляд на свои танки.
Седьмой корпус еще не весь собрался на берегу проклятой речки Кобылья Снова.
Еще подходили отставшие, опоздавшие. Кто-то не дойдет – немцы бомбят непрерывно.
Речку перешли, атаковали немецкие танки, вернулись на другой берег, опять перешли
речку.
Ротмистров видел, как дым затягивает поляну: там горел танк. Немецкий, наш? Пехота
выскочила из леса – в мирные времена жители Ломовки ходили туда за грибами, – и
побежала, окружая тридцатьчетверки. Пора.
Десять танков двинулись в атаку. Навстречу выскочили PzIV. Немецкой пехоты видно не
было.
Зато в воздухе опять завыли бомбардировщики.
7 июля 1942 года, НП Брянского фронта
Лизюков прибыл в штаб к вечеру.
Новый командующий фронта – генерал-лейтенант Чибисов, человек вообще-то довольно
флегматичный, был вне себя.
– Почему топчетесь на месте, товарищ Лизюков? Почему не выполнили боевую задачу?
У Лизюкова дернулась щека, и вдруг он закричал:
– Я требую, слышите – требую! – надежного авиационного прикрытия! Моя пехота
вообще не в состоянии вести боевые действия. Вторая и Двенадцатая мотострелковые
бригады почти выбиты немецкими бомбами, а те, кто остался жив, прекратили всякие
действия, потому что это бессмысленно.
– Пытаетесь свалить все на авиацию? – резко спросил Чибисов. – А танки у вас для
чего?
– Послушайте, – сказал Лизюков, стараясь говорить спокойнее, – вы не позволили мне
нанести удар железным кулаком, хотя танки у меня именно для этого! Вы заставили меня
вводить армию в бой по частям, и я подчинился. Так хоть теперь сделайте по-моему —
прикройте меня с воздуха, дайте авиацию, иначе все погибнет.
– Вы трус, товарищ Лизюков, – тихо, расчетливо произнес Чибисов.
Лизюков страшно, до зелени, побледнел и вышел.
7 июля 1942 года, Берлин
– Сегодня наши победоносные войска, сломав хребет Красной Армии и навязав ей свою
волю, заняли город Воронеж! – гремело радио.
Это фактически было правдой. Несколько кварталов города еще оборонялись советскими
войсками, но падение города было вопросом нескольких часов.
– Сейчас я считаю, – заявил фюрер, – что мы можем начать новую операцию. Прорыв
на Сталинград теперь легко осуществим. Именно туда следует двигаться Шестой армии
Паулюса.
15 июля 1942 года, Ставка Верховного Главнокомандования
– Пятая танковая армия с задачей не справилась, – медленно проговорил товарищ
Сталин. – Предлагаю ее как армию ликвидировать, а товарища Лизюкова вернуть
обратно во Второй танковый корпус. Танковым корпусом он командовал, кажется, вполне
прилично.
25 июля 1942 года, район деревни Медвежье Воронежской области
Командир Второго танкового корпуса смотрел прямо в глаза генерал-лейтенанту
Чибисову.
Это была их первая встреча после памятной стычки, когда Чибисов назвал Лизюкова
«трусом».
– Стало известно, товарищ Лизюков, – сказал Чибисов зло, – что один из ваших
батальонов попал в окружение. Извольте лично вывести его.
Лизюков молча отсалютовал и вышел.
В нем трудно было сейчас узнать генерала – он носил обычный комбинезон танкиста.
Скоро заревели моторы – танки двинулись на врага.
Первая гвардейская танковая бригада двинулась к реке Сухая Верейка.
Река только называлась так – на самом деле пойма ее была низкой, заболоченной,
совершенно непроходимой.
Танки шли на противника без прикрытия.
Немецкие батареи встретили их бешеным огнем, и с наблюдательного пункта хорошо
видно было, как один за другим вспыхивают КВ и тридцатьчетверки...
Командирский танк, в котором находился Лизюков, вырвался далеко вперед, и вдруг
остановился, словно налетел на невидимую преграду. Вокруг него рвались снаряды.
– Покинуть танк! – отдал приказ командир.
Первым вылез через верхний стрелок-радист, но его тут же сразила очередь. Механик-
водитель, раненый, упал на землю, укрываясь за подбитым танком. Лизюков покидал
машину последним. Рядом с ним разорвался снаряд.
Генерал был в простом комбинезоне, снаряд изуродовал его лицо. Его похоронили в
братской могиле, и он считался пропавшим без вести.
67. По вражеским тылам
5 ноября 1943 года, Москва
«Наступать, – размышлял Сталин. – К двадцать шестой годовщине Октября необходимо
взять Киев. И дело не только в том, что это будет идеологически правильно, не только...»
Верховный отдавал себе отчет в том, что стремительное наступление приведет к жертвам.
Но эти жертвы будут гораздо более тяжелыми, если операция затянется.
Развивая успех, следует перерезать железную дорогу Киев – Фастов. Завтра, крайний
срок – послезавтра. А потом – Киев и полное изгнание немцев из Правобережной
Украины.
Директива была подписана.
6 ноября 1943 года, ставка Гитлера
Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Манштейн верил в судьбу, в
рок. И понимал: судьба бывает отчаянно несправедлива. Кажется, победа уже в руках, еще
немного – и дотянешься, коснешься ее кончиками пальцев... Но затем происходит нечто
непонятное, и она ускользает.
Участок фронта на Днепре, зона ответственности германской Четвертой танковой армии,
с трудом сдерживал атаки Советов.
Манштейн знал: главное – понять, имеет ли очередное наступление русских некие далеко
идущие цели или же противник пытается занять плацдарм западнее Днепра.
Русские научились исключительно ловко имитировать направление главного удара – с
тем, чтобы потом атаковать совершенно в другом месте. И сил у них все прибывает.
Новые танки приходят из-за Урала.
Четвертая танковая задыхается. Уже пятого ноября Манштейн понял: Киев не удержать.
Северный фланг, порученный Четвертой, будет смят.
Единственная надежда – бросить все силы сюда, на помощь Четвертой. На подходе
находятся еще три танковые дивизии. Манштейн жаждал заполучить их.
Но фюрер... Он категорически приказал использовать эти дивизии в нижнем течении
Днепра.
Манштейн вылетел в Ставку.
Гитлер встретил его мрачно. Гипнотизирующий взор фюрера пронзил фельдмаршала, но
Манштейн собрал всю волю в кулак и постарался не опустить глаз.
Он слишком хорошо знал, как Гитлер умеет подчинять себе людей. Многие, слишком
многие спасовали перед этим магнетическим взглядом!..
– Мой фюрер, – заявил Манштейн, – мне нужны эти три дивизии. Иначе придется
оставить Киев.
– Я не намерен, – холодно ответил Гитлер, – упустить единственный в своем роде
шанс удержать Крым. Сейчас у нас есть для этого силы.
– Но Киев... – снова начал Манштейн.
Рейхсканцлер перебил его:
– Под Киевом мы не в состоянии достичь такого решительного успеха, как в Крыму.
Если я сейчас переброшу танки к вам, мы не удержим ни Крым, ни Киев. Все погибнет.
– Мне тяжело признавать это, но... – снова попытался Манштейн.
Гитлер не дал ему договорить. Он почти закричал:
– Вы понимаете, что необходимо, просто необходимо показать нашей армии, что она еще
в состоянии наносить успешные удары? И кроме того – Никополь, месторождения
марганца... Нам необходим Крым. Он куда важнее, чем Киев. Если русские захватят
Крым, они получат тем самым плацдарм для действий своей авиации против румынских
нефтяных промыслов.
– Мой фюрер, я прошу прощения за то, что употреблю английское слово, – храбро
сказал Манштейн, – но я джентльмен. И прошу не за себя, даже не за свою карьеру. Риск
на нашем северном фланге чрезвычайно велик. Если Четвертая танковая сейчас дрогнет
– тем самым будет решена судьба групп армий «Юг» и «А».
– Да, – медленно проговорил Гитлер, – риск весьма велик. Но в сложившейся
обстановке я готов пойти на это. – Фюрер не стал употреблять английское слово
«джентльмен», слишком уж велико было его отвращение к Англии. Он просто добавил: —
Я готов взять на себя этот риск, если вы боитесь, фельдмаршал.
Манштейн вышел взбешенный, смущенный – и готовый к поражению, которое сейчас
уже представлялось ему неизбежным.
Он отдал приказ оставить Киев.
7 ноября 1943 года, Белая Церковь
Генерал-фельдмаршал Манштейн собирал силы.
Из Франции прибыла 25-я танковая дивизия. Сто новых танков «Тигр».
Манштейн не обольщался: для большинства этих танкистов первое столкновение с
русскими дикарями будет означать шок. Он уже видел, как это бывает.
«Многие погибнут, – думал генерал-фельдмаршал, – но остальные обретут мощь
невиданной силы».
Люди посмеивались, переговаривались, собирались возле своих танков. Курили,
показывали товарищам фотографии невест.
А завтра они будут брошены в страшную мясорубку. Но никто из них и виду не подает,
что страшится. Настоящие арийцы, опора Германии.
Сюда же должна была с минуты на минуту прибыть танковая дивизия СС «Рейх».
Ожидалась и пехота.
Для контрнаступления почти все готово.
7 ноября 1942 года, район Фастова
Командующий 1-м Украинским фронтом генерал Ватутин был краток.
– Мы не должны позволить противнику организовать оборону. Продвигаемся вперед.
Преследуем днем и ночью, выходим на тылы отходящего врага, окружаем и уничтожаем
его.
Заревели танки.
91-я отдельная танковая бригада полковника Якубовского рванулась вперед.
В семь часов утра советские танкисты отмечали красный день календаря на окраине
Фастова.
Сражение завязалось у железнодорожной станции. Немцы оборонялись отчаянно, и
Якубовский начал понимать, что может увязнуть в боях на окраине города.
Но помощь пришла быстро: к Фастову прибыли части Шестого гвардейского танкового
корпуса генерала Панфилова.
Вагоны на станции слетали с рельсов, взрывались. Горели цистерны, огонь перекидывался
на здания.
Танки входили в улицы, вели огонь по зданиям. Шли «лесенкой», прикрывая друг друга.
К середине дня пошел дождь.
Немцы, огрызаясь, отходили от Фастова на Белую Церковь.
– Сколько эта земля видела сражений, – задумчиво произнес полковник Якубовский.
Он вышел из командного танка, осмотрелся. Площадь лежала в развалинах. Трудно было
даже определить, что за здания здесь находились: рынок, городской совет, дворец
культуры?..
Угол широкой улицы занимал развороченный танк с наполовину снесенной башней.
Немецкий танк, «Тигр». Машина очень хорошая, заслуживающая всяческого уважения.
– Кто подбил «Тигр»? – спросил Якубовский.
– Выясним... – Адъютант отлучился и скоро привел дочерна закопченного человека с
ожогом на щеке.
– Сержант Казаков, – представился тот.
– Ты подбил «Тигра»? – строго, словно готовясь сделать выговор за сломанную вещь,
спросил командир.
– Наш экипаж, товарищ полковник, – поправил сержант. – Дорого пришлось заплатить
– командир младший лейтенант Кутузов погиб.
Якубовский присмотрелся – сержанту было лет двадцать, если не меньше. «Представлю
к награде, – решил он. – Весь экипаж представлю».
Бои предстояли тяжелые.
Немцы так запросто с Фастовом не расстанутся. Разведка докладывает о прибытии свежей
25-й дивизии из Франции. И эсэсовцы подтянулись, танковая дивизия «Рейх». Это
серьезный противник.
А погода подвела: из-за дождей дороги стали почти непроходимыми. Мотопехота и
артиллерия отстали от танковых частей. Да и танкам приходилось нелегко.
8 ноября 1942 года, район Фастова
Танки 55-й бригады упорно шли по грязи. Той самой, которая была непроходима для
немецких «коллег»: если верить пленным, те всерьез считали знаменитые русские дороги
каким-то тайным оружием Советов.
Накануне в бригаду приезжал командующий армией Рыбалко. Задача, им поставленная,
была не из легких: прорваться в глубокий тыл врага. Цель – крупное село Паволочь.
– Хорошо, что дождь, – говорили танкисты. – Погода нелетная.
Германская авиация продолжала оставаться серьезным врагом. Хотя уже далеко не таким
страшным и действующим настолько безнаказанно, как в первые месяцы войны.
– ...Стой!
У деревянного моста через речку Каменку машины остановились. Вперед выдвинулись
саперы.
– Заминировано!
Танки подтягивались к переправе. Люди курили, поглядывали на небо, на неторопливо и
умело работающих саперов.
Зачем торопиться, захватывать рубеж Паволочь – Попельня, держать его до подхода сил
всей Третьей армии? Рядовые танкисты этим вопросом не задавались. Наступают – вот
что хорошо. Это – главное.
А какие там стратегические расчеты – это дело командования.
Расчеты же были такие, что следовало поскорее разобраться с «французской» 25-й
танковой дивизией немцев...
– Артиллерийская батарея и второй танковый взвод Максимова – в засаду, – пришел
приказ. – Встретите немцев огнем на дальних подступах. Пусть развернутся к нам
раньше времени. Главным силам бригады продолжать движение на Паволочь.
Туман сгущался. Видимость была нулевая.
В этом тумане скрытно друг от друга передвигались крупные силы неприятелей.
Пятьдесят пятая танковая – советская – шла на запад.
Двадцать пятая танковая – немецкая – на восток.
Затем немцы, как и планировалось, наскочили на советскую артиллерию. В тумане
начался обстрел.
В небо ударили взрывы. Темнело, ночь вспыхивала багровым. В селе Паволочь слышали
бой и видели пожар.
Навстречу советским танкистам выбегали люди:
– Сынки! Вы пришли!
– Что горит? – свирепо спросил командир бригады.
Уничтожались тылы двадцать пятой бригады – свеженькой, только с Ла Манша...
Десятки цистерн с бензином пылали, и на фоне огня метались фигурки людей.
Мотоциклы, даже танки – все выглядело маленьким на фоне грандиозного пожара...
На мокрой, смятой карте почти стерлись следы синего карандаша – пометки, сделанные
в штабе два дня назад.
Судя по карте, бригада действительно зашла в глубокий тыл врага.
9 ноября 1943 года, 4 часа утра, район села Паволочь
– Заночуем здесь, – решил лейтенант Лютцов.
Мотострелки 146-го полка, входящего в двадцать пятую танковую дивизию, устали,
вымотались. С берегов Атлантики они, можно сказать, рухнули в эти мрачные украинские
леса.
Им предстояло отбить у русских и удержать Киев. Говорят, красивый и большой город.
Техника, люди – все нуждалось в отдыхе.
Лютцов не вполне был уверен в том, что означал ночной пожар. Он подозревал худшее —
русские сожгли цистерны с горючим для немецкой техники. Проклятые Partisanen!
Говорят, эти бандиты здесь так и кишат...
Добравшись в темноте до села – как там оно называется, – мотострелки расположились
на ночлег.
...– Подъем, фрицы!
На редкость неприятный голос принадлежал на редкость неприятному типу: с ожогом на
щеке, в танковом шлеме, в прожженном комбинезоне. На шее автомат.
Лютцов вскочил, рванулся к выходу из избы, оттолкнул русского, который мешал ему
выйти.
Русский, ухмыляясь, не препятствовал. Лютцову стоило бы насторожиться – дурная
примета, определенно, – но он был слишком ошеломлен случившимся.
Деревню окружали тридцатьчетверки. Везде находились русские.
Мотострелки бросились к своим машинам. И опять же, русские не мешали им. А это
могло означать лишь одно.
Ни мотоциклов, ни танков там, где их оставили накануне, больше не было.
– В лес! – крикнул Лютцов.
Кто мог, метнулись в сторону леса, но там их быстро перехватили: засада была наготове.
Медленно, один за другим, немцы бросали оружие и поднимали руки. Почти пятьсот
человек попали в плен. 146-й гренадерский мотострелковый полк прекратил свое
существование.
68. На Киев!
24 октября 1943 года, Москва
Сталин был недоволен.
– Чем вы объясните неудачу на Букринском плацдарме?
Жуков кашлянул, готовясь отвечать, но Верховный перевел взгляд на командующего
войсками 1-го Украинского фронта:
– Пусть отвечает товарищ Ватутин! Третья гвардейская танковая армия потеряла почти
четыреста танков и вынуждена была перейти к обороне. Почему такое произошло,
товарищ Ватутин? Мы разработали, я считаю, очень хороший план по освобождению
столицы Советской Украины.
Ватутин получил приказ в конце октября и принял решение нанести главный удар с
Букринского плацдарма в направлении на Васильков и Фастов – обходя Киев с юго-
запада.
Третья гвардейская танковая армия, как предполагалось, должна была на третий день
наступления овладеть Белой Церковью, на четвертый – выйти в район Фастов...
Вместо этого – топтание на месте и вынужденный переход к обороне.
– Местность трудная для танков, товарищ Сталин, – заговорил Ватутин. – Эффективно
применять бронетехнику трудно. А у противника сильно укреплена оборона. Боеприпасов,
чтобы разделаться с ними, не хватает.
Сталин мрачнел с каждым мгновением. Жуков делал Ватутину «зверское лицо»: не
раскисать, докладывать четко, уверенно! А главное – никакой безнадежности. Следует
