Текст книги "Легенды танкистов - 2"
Автор книги: Андрей Мартьянов
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)
заказ у фирмы «Виккерс» на танкетки «Карден-Ллойд» и танки «Виккерс-шеститонный».
– Это все? – вопросил Халепский, изо всех сил надеясь, что ирония в его голосе не
переходит в издевку.
– Да. – Представитель фирмы «Виккерс» откинулся на спинку стула и холодно
посмотрел на собеседников. – Полагаю, это приемлемо.
– Полагаю, нам необходимо проконсультироваться с нашим правительством, – ответил
Халепский, поднимаясь. – Благодарю за уделенное время и за конструктивную беседу.
Они с Гинсбургом вышли из помещения, оборудованного вентиляторами.
– Как здесь жарко! – проговорил Гинзбург. – Вроде бы, не тропическая держава, а
солнце так и жарит.
– Что скажете по поводу их условий? – спросил Халепский.
– Хапуги и жадины, – коротко отрезал Гинзбург.
– Боюсь, и наркомат будет такого же мнения...
Халепский как в воду глядел. Получив информацию из Англии, заместитель председателя
Реввоенсовета Тухачевский быстро произвел несложные перерасчеты: двадцать тысяч
фунтов стерлингов – это примерно двести тысяч рублей золотом...
А уж требование «Виккерс» всучить вместе с шестнадцатитонным танком
принудительный ассортимент в виде заказа на танкетки – это, мягко говоря... э...
нехорошо.
– Что делать будем? – Халепский обратился к своим коллегам по закупочной комиссии.
– Думаю, мы в состоянии и сами сделать похожую машину, – решил Гинзбург. – Опыт
у нас есть, а технологии... Ну, кое к чему можно приглядеться уже сейчас, пока мы на их
заводах. Глаза открыть пошире – смотреть, делать выводы.
2 декабря 1930 года, Москва
Доклад Гинзбурга руководству УММ РККА был подробным и длился долго.
– Мы собирали информацию и анализировали ее в течение нескольких недель, – сказал
он под конец. – Затем она была обобщена для дальнейшей разработки. Англичане
недаром так держались за этот танк. Я считаю, эта машина представляет максимальный
интерес для Красной Армии как лучший современный тип маневренного среднего танка.
28 сентября 1931 года, Москва
Потребовалось меньше года, чтобы советские инженеры создали собственный проект,
аналогичный английскому, – а может быть, и превосходящий его.
Для Гинзбурга было создано танко-тракторное конструкторское бюро Всесоюзного
орудийно-арсенального объединения, где велись работы. В это же КБ в полном составе
вошли сотрудники отдела мехтяги ГКБ.
Танку присвоили индекс Т-28.
Управление механизации и моторизации получило эскиз своего танка к средине лета
тридцать первого.
Гинзбург развернул чертежи.
– В основу проекта были положены следующие тактико-технические требования, —
заговорил он. – Мы должны были спроектировать танк среднего веса – шестнадцать
тонн. Он предназначается для мехсоединений. В основу общего расположения агрегатов
положена конструкция шестнадцатитонного танка «Виккерс».
Он встретился глазами с Халепским. Тот поджал губы: все подвластно человеку труда —
даже одолеть жадность капиталистов!..
Инициативу докладчика перенял Заславский, начальник отдела мехтяги ГКБ:
– Предполагается установить мотор М-5 мощностью в четыреста лошадиных сил – с
теми же доделками, что и для БТ. Коробка скоростей – по типу Т-26. Бортовые
фрикционы конструкции Кристи.
При слове «Кристи» лицо Халепского просветлело: он преклонялся перед изобретениями
этого великого американца и радовался тому, что удалось применить их на Родине.
– Далее, – продолжал Заславский. – Движитель по компоновке типа
шестнадцатитонного «Виккерса», гусеничная цепь по типу Т-26 с шириной до трехсот
восьмидесяти миллиметров.
– Подвеска? – подсказал Халепский.
Заславский перешел к следующему разделу доклада:
– Система подвески. – Он взял стакан, налил немного воды из графина. – Система
подвески спроектирована в виде двух тележек на каждую сторону. Каждая тележка имеет
по три свечи с двумя парами катков, связанных между собой двумя парами балансиров.
– Насколько хорошо бронирован танк? – снова спросил Халепский.
– Предполагается установить на корпус вертикальную броню в шестнадцать-семнадцать
миллиметров. Листы носа – двадцать миллиметров. Теперь – вооружение.
И снова по лицу Халепского скользнула улыбка: он вспомнил, как англичане предлагали
поставить танк без вооружения.
– Большая башня проектируется со спаренной установкой сорокапятимиллиметровой
пушки и пулемета ДТ – по типу установленной на танке БТ. С механическим приводом
вращения и перископическим прицелом.
– Хорошо! – вырвалось у Халепского.
– Параллельно мы разрабатываем другую башню – с комбинированным механизмом
вращения, – добавил Гинзбург. – Механико-электрическим.
– Дальше, дальше, – нетерпеливо перебил Тухачевский.
– Конструкция малых башен – по типу Т-26 с пулеметами ДТ, – заключил Заславский.
– Остальное можно видеть на эскизе.
– Сумеете к первому мая 1932 года представить два опытных образца? – спросил
Тухачевский и встал. – Мне танк понравился! – он обвел глазами собравшихся. —
Предлагаю заключить с Всесоюзным орудийно-арсенальным объединением договор на
разработку проекта, изготовление рабочих чертежей и постройку двух опытных
шестнадцатитонных танков.
– Общая стоимость заказа? – спросил Халепский.
– По самым общим прикидкам – приблизительно триста тысяч рублей, – ответил
Тухачевский.
Теперь Халепский улыбался широко и открыто. Все-таки посрамлен буржуй!
28 июля 1932 года, Ленинград
Новый танк прибыл в город Ленина.
Сергей Миронович Киров с огромным интересом отнесся к «гостю».
Начитанный почти энциклопедически, осведомленный обо всех технических новинках,
жадный до прогресса, Киров встречал Т-28 с нетерпением.
– Мы готовили машину к Первомаю, – сообщил Гинзбург. – Но немного запоздали:
только второго числа первый Т-28 совершил испытательный пробег по двору завода
«Большевик».
– Много недочетов нашли? – улыбнулся Сергей Миронович.
Он знал, что «не боги горшки обжигают» – всякое новшество требует проверки опытом и
совершенствования уже в процессе эксплуатации.
Улыбнулся и Гинзбург:
– Было такое...
По правде сказать, недостатков отыскали множество и устраняли их в ходе испытаний. До
сих пор Т-28 прошел всего шестьдесят два километра. Но интерес руководства РККА к
новому танку не ослабевал.
– А ну как я на нем прокачусь! – сказал Киров.
– Пожалуйста, Сергей Миронович!
Киров забрался в танк. Водитель показал систему управления, перископ.
– Тесновато, конечно, но надежно! Хороший танк, – подытожил Киров. – Есть у меня
мысль, товарищи, что на ленинградских заводах будем мы строить эту машину.
Мощностями располагаем, а оборону крепить – наше первое дело.
30 октября 1932 года, Ленинград
– Ну что, Сергей Миронович, ты как в воду глядел. – Халепский пожал Кирову руку. —
Совет труда и обороны СССР поручает тебе серийное производство танков Т-28 – на
заводе «Красный Путиловец».
Выбор завода был не случаен: «Красный Путиловец» имел богатый опыт производства
тракторов, паровозов, турбин, артиллерийских орудий, а с осени тридцать первого – и
деталей для танков Т-26.
Результаты испытаний опытного образца заставили конструкторов серьезно переработать
чертежи Т-28. Изменения были внесены и в конструкцию башен и корпуса, была
переработана трансмиссия, усилено вооружение, переделана подвеска.
Инженеры «Путиловца» – Титов, Ходин, Доброхотов, Четвериков, Белов – знакомились
с чертежами нового танка.
– Сложная машина, – высказался наконец Четвериков. – Какой цех под нее
приспособим?
– Может, второй механический? – предложил Титов.
Этот цех изготавливал паровозы и подъемные краны.
– Оборудование там старое, – заметил Ходин. – Под серийное изготовление танков не
приспособлено. Для такой машины нужна высокая культура производства.
– Товарищи, необходимо проявить, что называется, солдатскую смекалку, – вступил в
разговор Киров. – Скрытые-то резервы на заводе имеются?
Четвериков улыбнулся:
– Еще с Первой мировой войны остались там станки, служившие для производства
оружия. Сейчас законсервированы. Думаю, если их модернизировать, они еще пригодятся.
– А я помогу со своей стороны, – кивнул Киров. – Доставлю станки с других
ленинградских предприятий. Нужно только точно знать – в каких нужда. Справитесь до
Первомая?
1 мая 1933 года, Ленинград
– С праздником, товарищи!
Киров стоял на трибуне.
Мимо Зимнего дворца по площади шли танки – Т-28.
В Ленинграде – два, в Москве – десять.
Собранные руками ленинградских рабочих новые боевые машины Советской державы.
54. Примерѐнные генералы
10 июля 1940 года, Вашингтон
Начальник штаба армии Соединенных Штатов, генерал Джордж Маршалл, расхаживал по
кабинету, заложив руки за спину. Время от времени он останавливался и вскидывал глаза
на американский флаг, мирно дремлющий в углу.
– Успех блицкрига в Польше не может больше оставлять нас слепыми и глухими к тому,
что происходит в Европе! – высказался он наконец. – Уже сейчас понятно, что эту
войну выиграют танки. И наша задача, господа, – он резко развернулся в сторону своих
собеседников: генерала Чаффи, полковника Паттона и члена Военного Департамента
Генерального штаба генерала Фрэнка Эндрюса, – создать в нашей стране самые
механизированные в мире войска. Лучше, чем у немцев, русских и уж тем более
французов!
Бригадный генерал Эдна Романцо Чаффи – любимый в армии, спокойный, умный
командир, – негромко, но с явственно ощутимым нажимом в голосе произнес:
– А между тем у нас в общей сложности около четырехсот танков, и все они находятся в
подчинении у пехоты...
Маршалл выдержал выразительную паузу.
Горечь в тоне Чаффи была вполне понятна.
О необходимости реорганизации танковых частей таким образом, чтобы они стали
самостоятельным родом войск, говорили уже давно. Чуть ли не с самого окончания
Первой мировой.
Однако в 1920 году Конгресс подчинил танки пехоте. Особая танковая комиссия в
аппарате командующего пехотой координировала
разработку новых машин и применение уже имеющихся.
В 1931 году комиссия по механизации кавалерии пыталась «заниматься танками», но —
кто сказал, что молодое американское общество не консервативно? – все это застряло на
уровне танков Первой мировой и далеко не продвинулось.
– Я намерен разорвать пехотную удавку на горле танкистов, – медленно чеканя каждое
слово произнес Маршалл. – В Александрии, штат Луизиана, будет создана школа
танковых войск. Вы, Чаффи, назначаетесь командующим танковыми силами. Вам следует
немедленно изъять все бронетанковые подразделения из состава пехотных и
кавалерийских частей и сформировать две танковые дивизии.
Он объяснил план подробнее: предполагается для начала создать подразделение, куда
войдут как танки, так и механизированная кавалерия.
– Нужны грамотные командиры, и срочно, – предупредил Чаффи.
– Предложения? – быстро спросил Маршалл.
Все взоры обратились к полковнику Паттону, который с двадцатого года служил в
кавалерии.
– Думаю, следует призвать бывших танковых командиров времен Первой мировой, —
чуть улыбнулся Чаффи.
– Кровь и потроха! – вырвалось у Паттона по старой привычке. – Давно пора.
Маршалл кивнул ему:
– Назначаетесь в Форт Беннинг в качестве командира танковой дивизии. Покажете
«кровь и потроха», сейчас настало для этого самое время.
– С вашего разрешения, генерал, – возразил полковник Джордж Паттон, – танковой
дивизии не требуются кровь и потроха, зато необходимы будут кровь и мозги.
– Отлично сказано, – кивнул Маршалл. – Начало положено, господа, действуйте.
Скоро нам потребуется очень много танков. Для начала, предполагаю, около тысячи. При
этом выпуск новых машин следует довести до десяти штук в день.
– Какой танк примем на вооружение? – деловито заговорил Паттон.
Подал голос Чаффи, и по его тону слышно было, что он уже некоторое время всерьез
раздумывал над вопросом:
– Лучше всего подойдет средний танк М2А1 образца 1939 года.
– Но ведь он несколько устарел, – заметил Маршалл.
– При всем уважении, сэр, – возразил Чаффи, – другого танка у нас пока нет.
28 августа 1940 года, Вашингтон
Генерал Чаффи выглядел настроенным весьма решительно.
Он показал Маршаллу новый проект.
– Я считаю, что мы должны отозвать заказ на тысячу танков М2А1 – все-таки они
устаревшие. И, по нашему мнению, слабо вооружены.
– Предложения? – Маршалл улыбнулся. Он знал, что Чаффи не явится без
конструктивной идеи.
– Несколько месяцев велись ожесточенные дискуссии на тему: возможно ли вооружить
этот танк 75-миллиметровым орудием, – ответил Чаффи. – Результатом стало появление
проекта нового танка.
– Его нет в планах, – нахмурился Маршалл. – Время поджимает, дорога каждая
минута, и мы не можем позволить себе начать выпуск внепланового танка.
– Мы не можем позволить себе бесполезный, слабый и устаревший танк! – ответил
Чаффи. – Новая машина, М3...
– Нужно красивое личное имя, – перебил Маршалл. – Такое, чтобы звало на борьбу,
воодушевляло, а не просто оставалось индексом.
Чаффи понял, что победил. Маршалл загорелся идеей нового танка.
9 сентября 1940 года, пригород Детройта
Генерал Маршалл позволил оркестру доиграть и перерезал ножницами ленточку.
Работы по строительству танкового завода «Крейслер» были открыты.
Маршалл позволил себе легкую улыбку, вспоминая, как поначалу «Крейслер» хотели
отказаться от производства танков, считая, что больше заработают на поставке в армию
автомобилей. Но их мнение резко изменилось, когда они узнали, какую сумму выделяет
правительство США на этот заказ.
Строительство нового – танкового – завода также субсидировало правительство.
Времени в обрез, а танков требуется много, очень много.
11 апреля 1941 года, Абердинский полигон
Новый танк М3, получивший вдохновляющее имя «Генерал Ли», предстал перед
комиссией.
Маршалл с удовольствием отметил в первую очередь наличие того самого 75-
миллиметрового орудия, с которого и началась, собственно, жизнь нового танка.
Оно было установлено в литом бортовом спонсоне по правому борту корпуса.
Внешне танк выглядел... успокаивающе. Знакомо. Как в «старые добрые времена» Первой
мировой.
– Танк в первую очередь представляет собой подвижный дот, – высказался один из
конструкторов. – Мы исходили именно из этого положения.
В литой поворотной башне, сдвинутой к левому борту, было смонтировано 37-
миллиметровое орудие, спаренное с пулеметом. Еще один пулемет находился в маленькой
башенке сверху.
– Насколько хорошо он защищен? – спросил Маршалл.
Паттон уже успел исследовать новую машину и тоном знатока отвечал:
– Лобовая броня – два дюйма, бортовая и кормовая – по полтора. Крыша корпуса —
полдюйма. Передняя плита, как видите, установлена под углом в шестьдесят градусов к
горизонту, боковые и задние – вертикально.
– Похож на те танки, которые были тогда? – вдруг спросил Маршалл.
Паттон кивнул и тотчас добавил:
– Но он гораздо лучше. Крепче! Мощнее! – Он сжал кулак.
– И гораздо удобнее для экипажа, – подал голос один из инженеров.
Паттон посмотрел на него с легким удивлением, как будто не ожидал вмешательства, да
еще по столь пустяковому поводу, как «удобства для экипажа».
– Изнутри корпус оклеен губчатой резиной – это предохраняет личный состав от
мелких осколков брони, – продолжал инженер. – Боевое отделение сравнительно
просторное. Люки, как вы можете видеть, сверху и в пулеметной башне. По бортам
установлены двери. Это обеспечивает быструю посадку экипажа и удобную эвакуацию
раненых.
– И снижает прочность корпуса, – проворчал Паттон.
– И еще об удобстве, – упорно гнул свою линию инженер. – У каждого члена экипажа
имеются смотровые щели, амбразуры для стрельбы из личного оружия, защищенные
броневыми козырьками.
– Общий вес танка? – уточнил Маршалл и вынул блокнот. Ему хотелось сделать
заметки, над которыми подумать потом, в тиши кабинета.
– 27 тонн. Максимальная скорость – двадцать шесть миль в час. – Инженер не стал
акцентировать внимание комиссии на том, что двигатель работал на высокооктановом
бензине и, следовательно, отличался высокой пожароопасностью. Замены для «Райт
Континенталь» в 340 лошадиных сил все равно пока нет.
– Ходовая часть, как можно видеть, представляет собой резинометаллическую гусеницу,
поддерживаемую тремя тележками на борт. Гусеницы имеют по 158 траков – резиновых
пластин с запрессованным внутри них металлическим каркасом. Через каркас проходят
две металлические трубчатые оси, на которые, в свою очередь, надеваются скобы с
клыком, соединяющие траки в гусеницу.
Неугомонный Паттон опять вмешался:
– Место командира в башне тридцатисемимиллиметрового орудия, – он показал рукой,
– он ведет наблюдение из малой башенки и, при необходимости, открывает огонь из
пулемета.
По виду Паттона можно было предположить, что мысленно он уже занял это место.
– Рядом наводчик этого же орудия, ниже, по центру машину, – заряжающий. Внутри
спонсона – наводчик 75-миллиметрового орудия, рядом с ним, в корпусе танка, —
заряжающий. Водитель – слева. Кстати, он тоже может вести огонь из курсовых
пулеметов. Всего – шесть человек.
– Кстати, – задумчиво проговорил Маршалл, – есть вероятность, что мы начнем
поставлять машины в Англию.
– И что? – пожал плечами Паттон.
– А водитель сидит слева... Смогут ли англичане освоить подобный танк?
Паттон передернул плечами:
– Еще из-за всяких британских глупостей переделывать танк! Много чести им будет.
16 мая 1941 года, Детройт
Комиссия из Великобритании прибыла в Соединенные Штаты вскоре после утверждения
положения о ленд-лизе.
– Мы были вынуждены оставить большую часть нашего вооружения во Франции при
эвакуации Дюнкерка, – глава комиссии открыто признал то, что и без того было известно
всему миру (но для британцев подобное признание представляло определенную
психологическую сложность). – Вследствие этого нам необходимо выбрать лучшее из
американской бронетанковой техники... Мы уполномочены приобрести опытные
разработки. За наличные, – прибавил британец, отлично зная, как в Соединенных Штатах
ценят такое намерение.
– Танк М3, – предложил Маршалл. – Наш новейший и, думаю, наиболее вооруженный
на нынешний момент – во всем мире, – он подчеркнул последние слова. – Думаю, нам
следует немедленно отправиться на завод и посмотреть на него «живьем».
После ознакомительной поездки английские военные остались довольны.
– Однако для наших нужд следует внести кое-какие модификации, – выдвинули они
свои требования. – Мы бы хотели установить новую башню, отказаться от верхней
пулеметной башенки, установить английское радиооборудование.
Англичане весьма трепетно относились к своему радиооборудованию, что было также
общеизвестно.
– А место водителя? – улыбнулся Маршалл.
– Стоит ли из-за такой мелочи переконструировать танк! – воскликнул британский
вояка.
И прибавил:
– Да, но вот название... Видите ли, этот ваш генерал Ли, – он, наверное, американский
герой, но хотелось бы кого-нибудь более... прогрессивного.
– Никаких проблем, – ответил Маршалл, не моргнув глазом. – Британскую модель
танка М3 вполне можно назвать «Генерал Грант» – в честь командующего силами
северян в той же войне. В конце концов, это были благородные противники, достойные
друг друга.
«И перекомпоновывать танк для этого тоже не придется», – подумал Маршалл, но вслух
этого произносить не стал...
55. Тайна Александры Самусенко
2 марта 1945 года, район города Лобез, Польша
Гришу Вайсберга в Первой гвардейской танковой бригаде хорошо знали: он не в первый
раз приезжал с блокнотом, расспрашивал танкистов, делал фотографии. И никогда не
забывал прислать карточки и свежий номер газеты со статьей.
– Заходи, бумажный человек! – приветствовал его командир танка, старший лейтенант
Громов. – Выпьешь?
Григорий браво хлопнул «наперсток», поморщился:
– Что за гадость?
– Это шнапс, дорогой товарищ. С него русский человек дуреет, а немец – звереет... Бери
блокнот, записывай.
Гриша с готовностью вытащил из планшета мятый блокнот, карандаш. Зубами привычно
«очинил».
Громов поморщился:
– Что ты как беспризорник!.. Возьми нож, заточи перо как следует. Я твоему начальству
пожалуюсь! Ножика корреспонденту выдать не могут.
– Я их теряю, – оправдывался Гриша.
– Ладно, пиши, – смягчился Громов. – Пиши, как советские танки коснулись
гусеницами германской земли! Пиши, как из-под Курска дошли мы, через Польшу, до
Одера. На берегах Одера чуть не потопли – там болота... Танки застревают, ребята
ругаются: «Тонем!» А им в ответ: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих».
Он рассмеялся:
– В общем, так, товарищ Вайсберг. Заняли мы маленький замок, черт его знает, как он
называется. Даммер. Точно – Даммер. Деревня поблизости – Клейне Даммер. Это три
дня назад было. Устали – как вошли под крышу, так и повалились. Утром просыпаюсь —
что за ерунда? Ты пишешь? – Он бросил взгляд на страницу, которую Григорий быстро
покрывал кривыми буквами. – Сам-то потом разберешь, что пишешь?
– Про меня не волнуйся, ты рассказывай, – попросил корреспондент.
Они сидели в землянке, оставшейся после немцев, – «теплую взяли», кивнул командир
на маленькую печку.
– Ну вот, – продолжал Громов, – открываю я, значит, глаза – что за притча? Лежит
среди моих солдат немец. Свернулся, так его, калачиком, как дитятко малое, и мирно
спит. Губами еще, зараза, во сне причмокивает!.
Гриша сморщил лицо, предвкушая смешное.
Громов хмыкнул:
– Я за пистолет: «Это, – говорю, – что еще за хайль гитлер тут затесался? А ну, —
говорю, – встать и хенде хох!» Он не слышит – спит! Наконец дал я ему пинка, он
зашевелился, поднялся, руки задрал. «Что ты здесь делаешь?» – говорю. С горем
пополам объяснились. Ты представляешь, – засмеялся наконец старший лейтенант, —
этот бедняга, унтер, искал кому сдаться. Ихний взвод, как волколаки, почти месяц по
сырым лесам шатались. Тут видит наш унтер – русские. Он к нам вломился: сдаюсь,
сдаюсь! А все спят. Он и не стал будить, а сам спать завалился, чтобы утром докончить
дело.
– Его же пристрелить могли! – изумился Гриша.
– Запросто, – подтвердил старший лейтенант и закурил.
Гриша взял из пачки и закурил тоже.
– А скажи, Громов, это правда, что у вас тут танком женщина командует? – заговорил
снова корреспондент.
– Есть у нас женщина, – кивнул Громов. – Только она не танком командует, это ты не
выдумывай. Она офицер связи. Думаешь, этого мало?
– Я не думаю, я записываю, – ответил Гриша, стараясь скрыть смущение.
– Ну, записывай... Насколько важно вовремя докладывать командованию обстановку —
знаешь, объяснять не приходится? Мы, брат, с боями прошли за полтора месяца почти
семьсот километров...
Вдруг лицо старшего лейтенанта прояснилось:
– К восьмому марта, что ли, статью готовишь?
– Вроде того, – не стал отрицать Вайсберг. – Война-то заканчивается, начинаем жить
нормально и праздники справлять, как раньше: за накрытым столом, не думая, что завтра
опять в бой и многие уж за этот стол снова не сядут.
– Это ты хорошо сказал, – вздохнул Громов и долго молчал.
– Я бы с товарищем гвардии капитаном с самой повидался, – быстро проговорил
Вайсберг. – Это можно организовать?
– Я ей не командир, если нужно официально – спроси товарища гвардии полковника
Катиркина, начальника штаба, – ответил Громов, – а личным образом познакомить —
познакомлю.
– Какая она? – спросил Гриша. – Что о ней известно?
– Вот сам ее и спросишь, – проворчал старший лейтенант.
Журналист угадал что-то по тону голоса, потому что закрыл блокнот и прищурился:
– А сам ты ее не спрашивал?
– Она не из таких, кто станет о себе рассказывать, – нехотя выговорил наконец Громов.
– Земляков не ищет, хотя по фамилии, да и по говору, вроде, из Белоруссии. Да вон
товарищ гвардии сержант Дзюбак сейчас тебе что-нибудь добавит. Он к ней пытался
клинья бить.
Сержант Дзюбак, вошедший в землянку, услышал последние слова и помрачнел.
– Дай курить, – потребовал он у Гриши. – Расселся тут с блокнотом, а война еще не
кончилась. При чем тут – «клинья бить»? Что, нельзя с женщиной просто поговорить,
как с боевым товарищем?
– И много она тебе сказала? – спросил Гриша.
– Послала куда подальше плохими словами, – признался Дзюбак. – У ней вообще
строго. С виду красивая, косы русые, но держится – как мужик, курит, за словом в
карман не лезет. Я стороной выяснял – она с двенадцати лет в армии, вроде как дочь
полка.
– А это интересно, – заметил Гриша. – Как так вышло?
– Никто не знает. Но дерется крепко. Два легких ранения, еще с сорок первого, одно
тяжелое – с сорок третьего. и боевые награды есть. Под Курском была, только мы там с
ней не встречались. У нас в бригаде слухи ходили, будто она в Испании сражалась.
– Глупости, – возразил старший лейтенант. – Не могла Самусенко быть в Испании.
Молодая еще.
– Да кто тут скажет, кому сколько лет! – возразил Дзюбак. – Помнишь, женский лагерь
освободили? Здесь, в Польше? Там совсем молодые девчонки были... – Он махнул рукой.
Громов пояснил:
– Есть у нас тут один энтузиаст, Бородаченков. Он и заподозрил. «У нас, – говорит, —
почему-то не любят признаваться, что были в Испании. Секрет вроде бы. Но я ее
заставляю вздрогнуть». Подходит к Самусенко и прямо ей в лицо говорит: «Но пасаран!»
Она его обсмеяла и ушла, а он почему-то решил, что она себя выдала. «Понимает, —
говорит, – по-испански».
– Да «но пасаран» все понимают, – хмыкнул Гриша.
– Нет, думаю, в Испании Самусенко не была, – подытожил Громов. – А вот насчет
Финляндии – это правда. В штабе говорили.
– Да что о ней вообще известно? – не выдержал Гриша.
– Почти ничего, – признал старший лейтенант. – Я ж говорю – скрытная. Мы ее когда
впервые увидели, то сразу поинтересовались, за что орден Красной Звезды. А она – «за
выполнение государственного задания».
– Ты понимаешь, как все это важно? – спросил корреспондент, глядя на Громова в упор.
– Единственная женщина-танкист в Первой гвардейской танковой армии. И про нее
никто ничего толком сказать не может! Как она хоть стала танкистом?
– Про это как раз кое-что известно, – хмыкнул Дзюбак. – Когда ее после ранения
наградили, была заметка в газете. В общем, помнишь – повелась такая мода, все писали
письма Калинину, Всесоюзному старосте, с разными патриотическими просьбами, вроде:
«Мне четырнадцать лет, хочу бить фашистов, пустите на фронт!»
Вайсберг кивнул.
– Вот и наша Александра Григорьевна ему писала, просилась в танковое училище.
Калинин ей посодействовал. Так и стала Александра Самусенко танкистом. Слова
«танкистка» ведь нет, а?
– Многих слов нет, – рассеянно проговорил Гриша. – На самом деле статью о
Самусенко и о том, как ее наградили «Звездочкой», я читал. Могу пересказать.
Танкисты сели теснее. На их лицах появилось знакомое Григорию выражение почти
детского любопытства. В полумраке опять булькнул трофейный шнапс.
– Под Орлом и Курском она командовала танком Т-34. Пишут, что в одном бою
наткнулись они сразу на трех «тигров». Что делать? Помните шутку из «Боевых листков»:
в чем разница между «тигром» и «пантерой»?
– А в чем? – спросил Дзюбак. Он не помнил такой шутки.
– В том, что «тигр» горит дольше, – сказал Гриша. – Только чтобы «тигр» загорелся,
надо бы его подбить – для начала... Самусенко отступать не стала. «Назад дороги нет»,
– говорит. И первый танк подбили. Два других пошли на тридцатьчетверку, и сражение
продолжалось больше часа. Что там происходило, корреспондент не пишет, но Самусенко
после этого получила орден.
Из темноты донесся голос:
– Наврал ваш корреспондент.
И к разговаривающим подошел младший лейтенант Краснов.
Грише он не был знаком. Обменялись рукопожатием, сели ближе.
– Самусенко не командовала танком, – сказал Краснов. – Она связист. И под Курском
тоже была связистом. Под огнем и
бомбежкой с воздуха обеспечивала связь, доставляла информацию о положении частей,
действующих в бою, доставляла частям приказы. По-вашему, этого мало?
– Без связи никуда, – согласился Громов. – А ты откуда знаешь про ее орден?
– Она сама как-то рассказала в хорошую минуту, – ответил Краснов. – К любому
человеку подход нужен. Самусенко в армии с детских лет, знает, как женщине себя
держать, чтобы ничего не цеплялось.
– Кстати, а познакомиться-то с ней можно? – спросил Вайсберг, улыбаясь своей
неотразимо-обаятельной улыбкой.
– Утром познакомишься, – обещал Краснов. – Уже поздно, тебе спать пора.
3 марта 1945 года, район города Лобез, Польша, 7 часов 45 минут
На рассвете капитан Самусенко получила приказ – разведать обстановку возле города
Лобез. Вроде, там оставались еще окруженные эсэсовские части, которые предпринимали
отчаянные попытки прорваться.
Самусенко с водителем сержантом Кузьменко уехала рано утром на броневике.
Немцы действительно находились в городе и готовы были к отчаянному сопротивлению.
На окраине броневик обстреляли. Это оказалось неожиданным, но хуже всего было
другое: почти сразу погиб водитель.
Капитан приготовилась стрелять в ответ. Машина вздрогнула, мгновенно стало жарко:
броневик подожгли.
Времени не оставалось. Самусенко сделала то, к чему была готова всегда: выскочила из
машины, швырнула в пламя офицерский планшет и вступила в бой.
У немцев была самоходка, и они, не отвечая на слабый огонь из личного оружия, который
вел советский офицер (никто не видел, что это женщина), попросту наехали на нее
гусеницами.
3 марта 1945 года, район города Лобез, Польша, 11 часов
– Как – погибла? – кричал по связи Громов. – А это точно она?
– Советский танкист, женщина, – говорил голос.
– Так документов же при ней нет? – сердился Громов. – Откуда знать, что это
Самусенко?
– Много здесь советских женщин-танкистов? – резонно вопрошал голос.
Громов страшно выругался. Потом, поуспокоившись, спросил:
– В городе есть немцы?
– Остались эсэсовские недобитки.
– По коням, – сказал Громов. – Садись, Гришка, на мою броню. Тебе не впервой.
Может, наврали чего, и жива Самусенко? Только под огонь не кидайся. Мне все равно за
тебя голову оторвут.
Вайсберг умел стрелять из автомата и несколько раз за свою корреспондентскую жизнь
побывал под огнем.
Когда танк Громова прибыл в Лобез, немцы уже выходили рядами и колоннами с
поднятыми руками. Несколько человек остались лежать на обочине дороги и на главной
площади города догорал немецкий танк.
На подступах к городу стоял сгоревший советский броневик, а рядом лежали двое убитых
советских офицеров.
– Вот и познакомились, – пробормотал Григорий.
* * *
Молодая женщина 1922 года рождения, с двенадцати лет – воспитанница РККА, член
ВКП(б) с 1943 года – с Курска; танкист, гвардии капитан, офицер связи, награжденная
орденом Красной Звезды и Отечественной Войны первой степени, погибшая 3 марта 1945
года в Померании, – кем она была, кем могла бы стать, – все это навсегда останется
тайной.
56. Воинственный славянин
19 июля 1935 года, полигон в Миловицах, Чехословакия
Испытания подходили к концу.
Впрочем, решение о том, какой из двух представленных танков будет принят на
