Текст книги "Легенды танкистов - 2"
Автор книги: Андрей Мартьянов
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
бронеавтомобили противника. Началась перестрелка. Двое рядовых вернулись. Они и
сообщили о том, что видели: лейтенант Шинода был ранен и упал без сознания.
– Что предпринято? – резко спросил Ясуока. – Труп лейтенанта доставлен?
– Были отправлены люди, но обнаружены лишь следы гусениц, лошадиных копыт... и
отпечатки человеческих ног. Тело лейтенанта Шиноды не найдено.
– Хотите сказать, что лейтенант Шинода попал в плен?
– Мы считаем, что лейтенант Шинода совершил самоубийство, – отчетливо произнес
Такешита. – Его тело похищено врагами.
– Бессмыслица! Нелепица! – Генерал Ясуока всплеснул руками и выпустил изо рта
густое облако табачного дыма. – Черт знает что такое творится! Офицер-танкист убит на
лошади!..
43. Пропавший взвод
июля 1939 года, левый берег р.Халхин-гол
– Я намерен начать наступление немедленно, – объявил генерал-лейтенант Ясуока. —
Мы ударим по противнику не утром 3 июля, а сегодня же вечером. Это дезориентирует
русских, а мы успешно форсируем реку и таким образом выполним нашу основную
задачу.
Пехотный командир, полковник Ямагато, едва держался на ногах. Переход был
изматывающим, и полковник опирался на меч, как на трость.
– Мы уверены, что противник отступает, – продолжал Ясуока.
Майор Ногучи морщился: он считал, что разведданные о противнике недостаточны для
таких решительных действий, да еще ночных.
Позиции русских были отмечены на карте масштаба 1:100 000 весьма приблизительно.
Эти пометки взяты с фотографий двух-, а то и трехдневной давности. Приблизительно две
дивизии противника развернуты к югу от Номонгана и на обоих берегах Халхин-Гола.
(Приблизительно!)
Воздушная разведка докладывала о большом количестве машин. Каких машин?
Грузовики или танки? Чем вообще сейчас заняты русские?
На правом берегу красноармейцы соорудили три рубежа обороны. И что?.. Что там
происходит?
Какая чертовски неудобная война, думал Ногучи. Здесь не Китай. Нет никакого мирного
населения, которому можно было бы задать пару-тройку вопросов. Местные всегда что-
нибудь да знают.
Хорошо бы захватить пленных и допросить. Но и это не удалось. Ногучи жаждал
информации «из первых рук» – как жаждет воды умирающий в пустыне. Увы.
Пару дней назад усиленная японская пехотная рота семь часов двигалась в направлении
Халхин-Гола – и ни одного русского не обнаружила. Через пару дней попытку повторили
– и опять ничего.
А у Ногучи складывалось впечатление, что русские вовсе не отходят. Напротив —
усиливают позиции на правом берегу.
И высшее командование постоянно давит: «Атаковать! Атаковать! Атаковать!
Форсировать Халхин-Гол, атаковать русских!»
Обсуждению не подлежит. Так велели высшие.
Подчиненным остается лишь одно: понять – как выполнить невыполнимое.
Ясуоке были подчинены не только танки, но и пехота, и артиллерия. Одно лишь плохо:
эти части никогда не вели совместных боевых действий. Они вообще плохо знают друг
друга. Их соединили в сводный отряд десять дней назад.
– Что же нам остается? – вслух проговорил Ногучи. – Только одно: как и всегда,
полагаться на боевой дух японского воина.
Адъютант принес яблочного вина. Высшие офицеры выпили и пожелали друг другу
удачи.
* * *
Командир четвертого танкового полка майор Огата приказал раздать консервированные
мандарины и пиво.
– Что ж, друзья, – говорил он, посмеиваясь, – нам сильно повезло! Труп пехотинца
суют в очень дешевый белый деревянный ящик! Но если мы, танкисты, сегодня умрем,
наши замечательные гробы обойдутся в сто тысяч йен каждый. Что тут сказать?
Определенно, наша судьба куда лучше судьбы простого пехотинца!
Кругом раздался смех. Огата умел поднять настроение своими шутками!
Танки выстроились ромбом. Было около шести часов вечера.
Каждый танк имел личное имя. В зависимости от взвода это были имена гор, рек и «всего,
что летает в небе» – «Хаябуса» («Сокол»), «Хирю» («Летящий дракон»), «Фубуки»
(«Снежная буря»). Красный круг восходящего солнца украшал обе стороны башни – этот
знак хорошо виден в бинокль, но был достаточно мал для того, чтобы стать мишенью.
Вперед, вперед!
Близился час последнего участия танков в «Номонганском сражении».
20 часов (вечер 2 июля)
– Я не помню такого ужасающего огня у русских, – признал полковник Ямагато в
разговоре с майором Ногучи.
Ногучи нагнал его вечером, когда уже темнело, с приказом – продолжать наступление.
– Мои люди измучены, – сказал Ямагато. – В Китае мы не сталкивались ни с чем
подобным. Все едва держатся на ногах. Если мы пройдем еще немного, то присоединимся
к небожителям.
– Где лошади? Где припасы? – спросил Ногучи.
– Все уничтожено. Когда «Советы» открыли огонь, солдаты привязали лошадей и
бросили рядом свои вещевые мешки, пайки, палатки. «Советы» били на слишком
большую дистанцию...
– Командование предполагало, полковник, что ваши пехотинцы будут атаковать во
взаимодействии с танками Йошимару.
– Когда тело перестает повиноваться, – ответил Ямагато, – разум ничего не может с
этим поделать.
– Послушайте, полковник, – Ногучи заговорил грозным, устрашающим тоном, —
двадцать минут назад японский самолет сбросил для штаба тубус с новыми сведениями о
противнике. Русские отступают на запад. Мы должны преследовать их, преследовать!
Пошел дождь. Пехотинцы, измученные жаждой, выбегали под жалящие струи, собирали
воду в каски, жадно пили.
– Вы обязаны идти, – сказал Ногучи полковнику. – В шести километрах к северо-
востоку от слияния рек стоит пехотный батальон противника. Вы обязаны уничтожить его
и переправиться через реку по мосту, наведенному русскими.
Ямагато мрачно кивнул.
Пехотинцы выступили в темноте, под дождем.
* * *
Командир танкового взвода лейтенант Тасуо Кога мчался на своем танке «Хаябуса».
Лишь одного он желал: скорейшей схватки с
противником.
Танкисты были всемогущими героями сражений. Именно они выигрывали битвы. Они
шли перед пехотой, врывались на позиции противника, их неожиданные атаки сокрушали
все.
В Китае происходило именно так.
Но у китайцев не было собственных танков... А у русских они были.
Сверкая очками, лейтенант Кога, сказал бойцам своего взвода:
– Помните: члены экипажа должны разделить судьбу своего танка, а последний патрон
сохранить для того, чтобы совершить самоубийство. Устав Императорской армии
запрещает оставлять танк под огнем, даже если машина полностью выведена из строя.
– Банзай! – прокричали солдаты.
Другой командир, лейтенант Такешита на танке «Асо», не разделял оптимизма своего
товарища. Русские определенно уделяют внимание тактике взаимодействия танков,
пехоты и артиллерии. В Японии каждый род войск обладал собственной независимой
военной доктриной.
Командир роты капитан Миятаке был по-настоящему счастлив. В первые же минуты боя
ему удалось захватить бронемашину русских.
А потом пришло известие о том, что потеряна связь с командиром второго взвода,
лейтенантом Шимизу.
Капитан принял решение и отправил на поиски бравого Кога.
– Ситуация сложная, – сказал капитан, – связь затруднена – русские глушат эфир.
Местность разведана плохо. Компас не поможет – надвигается гроза, электричество в
воздухе сбивает стрелку. Действуйте, полагаясь на инстинкт.
Кога яростно кивнул.
Во вспышках молнии видны были советские солдаты. Капитан Миятаке помахал им рукой
и крикнул:
– Привет!
Ответом был ураганный артиллерийский огонь. Сливаясь с громом непогоды, гремели
залпы там, где, по всей вероятности, находился Шимизу.
– Кога, Вакабаяши, Ирие, ваша задача – уничтожить противотанковые орудия русских,
которые нацелены на нашего товарища, лейтенанта Шимизу!
Танк Кога, озаряемый вспышками взрывов, исчез в темноте.
Следом за Кога двинулся второй танк, которым командовал лейтенант Вакабаяши.
В ночи ехали навстречу стрельбе неприятеля два японских танка.
Вакабаяши был уверен в том, что артиллерия русских не сумеет пробить японскую броню.
И тут из мрака на него выехали четыре неизвестных танка, и с тыла в машину Вакабаяши
попал снаряд.
К счастью, снаряд не разорвался. Сдетонировал взрыватель, а сам снаряд упал за ящиком
с боеприпасами. Танк продолжал двигаться вперед. Загорелись дымовые шашки, и
противник решил, что цель уничтожена.
Вакабаяши схватился за огнетушитель.
– Вперед, вперед, не останавливайся! – кричал он водителю.
Тот не снимал ногу с педали газа, только время от времени высовывался из машины,
чтобы глотнуть воздуха. Командир отчаянно пытался потушить пожар.
От огня начали рваться боеприпасы для пулемета. Несколько пуль попали в ноги бойцов.
И вот наконец – спасение.
Ночь обступила японский танк.
Вакабаяши приметил еще два японских танка. Они ползли едва-едва, несмотря на
опасную близость русских.
Это были подбитые танки пропавшего взвода лейтенанта Шимизу.
Вакабаяши продолжал ехать в полной темноте. Обессиленный водитель отдыхал,
командир сам вел свой танк.
...И опрокинулся в траншею.
На мгновение наступила тишина, показавшаяся Вакабаяши страшной. Чья это траншея?
Куда он заехал?
Спустя несколько минут он услышал японскую речь. Это было расположение пехотного
полка Ямагато. Его обессилевшие солдаты спали прямо на земле.
– Помогите мне, – сказал Вакабаяши.
Танкистов вытащили из машины, дали воды, перевязали раны. У Вакабаяши были
обожжены руки, кровоточили раны на ногах. Получил ранение и водитель.
Поблизости горел еще один японский танк.
Несколько солдат со слезами сожаления сложили ладони и низко поклонились погибшей
машине.
Это была «Хаябуса» – танк лейтенанта Кога.
Забыв о собственной боли, Вакабаяши бросился к машине. Он хотел вынести труп своего
взводного командира, но тот сгорел вместе с танком.
– Он покончил с собой, когда русские его подбили, – сказал пехотный офицер
почтительно. – Так же поступил и механик-водитель.
Где же лейтенант Шимизу?
Вакабаяши понял, что сейчас больше ничего сделать не может...
Нужно было ждать рассвета.
Лейтенант Ирие не сдался так быстро. Вместе со своим взводом он продолжал движение
сквозь тьму. Несколько членов экипажа покинули машины, привязали к спине куски
белой ткани, достали пистолеты и пошли перед танками, показывая им путь.
Моторы ревели. Но вот что-то темнеет...
– Стой! – крикнул Ирие.
Он увидели тело убитого японского пулеметчика. Ирие узнал его. Этот человек погиб
почти два часа назад.
– Мы ходим по кругу, – сказал Ирие.
Он приказал заглушить мотор и ждать остальных. Оставался еще один танк,
потерявшийся в ночи.
Чьи-то шаги.
– Кто идет?
– Банзай! – был глухой ответ.
Танк завяз в песке. Устав, к счастью, разрешал оставлять транспортное средство, если оно
не находится под огнем, а просто застряло в болоте.
Танкисты тащили пулемет, снятый с боевой машины. Ирие сказал им:
– Пойдем вместе.
Всю ночь они брели, скрываясь во мраке. Иногда до них отчетливо доносилась русская
речь. Непрерывно шел дождь. Солдаты были благодарны влаге. И наконец на рассвете они
увидели над траншеями японский флаг.
Всходило красное солнце.
Это было все то же расположение полка Ямагаты.
Майор Ногучи, который провел здесь ночь, садился на мотоцикл, чтобы ехать к генерал-
лейтенанту Ясуоке с новейшими оперативными сведениями.
Ирие доложил ему о потерях и сам не заметил, как рухнул на землю и заснул.
Он спал и не знал, что великое сражение 3 июля уже началось.
Ударная группа Кобаяси, сломив сопротивление монгольской кавалерии, подошла к реке
в районе горы Баин-Цаган и начала переправу на правый берег.
44. Толстокожий боевой товарищ
7 октября 1940 года, Белфаст
Сэр Уинстон Черчилль прибыл.
Его появление, хотя и ожидаемое, произвело фурор среди рабочих завода «Харланд энд
Вульф».
Новый танк носил имя премьер-министра. Это должно было, по идее, воодушевить всех: и
работников тыла, и бойцов на фронте.
Теперь оставалось последнее: танку предстояло воодушевить самого Черчилля.
Боевая машина выглядела просто устрашающе. Черчилль долго смотрел на нее, сигара
неподвижно торчала из угла рта премьера.
Долго-долго выкатывался из заводских ворот корпус. Потом явилась башня. И снова
тянулся корпус. Черчилль смотрел. На его лице застыла непроницаемая маска.
Наконец он чуть повернул голову к разработчикам и руководителю проекта.
– Боже, храни короля, – проговорил премьер. – Да у этого танка недостатков больше,
чем у меня самого!..
Конечно, сэр Уинстон лукавил. Он хорошо знал, что фраза разойдется и станет крылатой.
Как и многие другие его знаменитые афоризмы.
Тяжелый, очень тяжелый танк Mk.IV, который назвали в честь премьер-министра, вполне
оправдывал свое существование.
В памяти слишком хорошо застрял страх позиционной войны. Первая мировая отгремела
совсем недавно. По крайней мере для тех, кто в ней участвовал. Необходима была боевая
машина, способная прорывать глубоко эшелонированную оборону противника.
«Черчилль» получил броню, составлявшую в максимуме сто один миллиметр. Корпус его
представлял собой прямоугольную сварную коробку. Гусеницы охватывали корпус – это
позволяло лучше преодолевать вертикальные препятствия.
«Слишком длинный»? Что ж. Зато внутри машины можно было свободно расположить
все узлы и агрегаты, а экипаж получал достаточно удобные условия для работы.
– Собственно, это танк мечты для Первой мировой, – высказался Черчилль. – Сейчас
технические возможности гораздо выше. А вот если бы такую машину да двадцать лет
назад...
– Мы надеемся, что он и сейчас послужит нашим целям, и послужит хорошо, – заверил
премьера руководитель проекта. – Скорость у него небольшая, около шестнадцати
километров в час, но больше и не требуется: это танк сопровождения пехоты. Зато он
очень прочный.
– Что ж, – молвил премьер, наблюдая, как монстр, названный его именем,
разворачивается для демонстрации стрельб, – полагаю, это хорошо.
12 марта 1942 года, Лондон
Советский инженер-подполковник Ковалев ждал в приемной.
Черчилль пригласил его к себе. Ковалев пил чай – этому он в Англии научился, – а
премьер-министр в последний раз просматривал бумаги.
Большевики никогда не нравились Черчиллю, и он этого не скрывал. Но сейчас это
союзники. Победа Германии в нынешней войне означает вечную ночь для всей Европы. В
том числе и для Англии. С русскими придется дружить.
В январе Ковалеву показали танк Mk.IV, и тот вполне оценил работу английских
конструкторов. Написал подробный доклад своему правительству. Сталин сразу захотел
получить новый танк. Что ж, правильно. Будь Черчилль на его месте, он тоже захотел бы
такую машину.
Сигара погасла, и Черчилль не стал раскуривать ее снова. «Советы» просят пятьдесят
единиц танков «Черчилль» – за счет поставок английского же танка «Матильда».
– Господин Ковалев, – Черчилль попросил наконец советского представителя войти в
кабинет, – у нас есть встречное предложение. Мы поставим вам не пятьдесят, а
семьдесят пять «Черчиллей», – тут премьер едва заметно улыбнулся. – Но с одним
условием. Вам предстоит испытать их в боевых условиях, желательно – в различных
климатических зонах. Мы хотим подробно ознакомиться с результатами этих испытаний.
– Полагаю, мое правительство согласится, – ответил инженер-подполковник.
– Я тоже так полагаю, – кивнул Черчилль.
4 июля 1942 года, Баренцево море
Под поверхностью Баренцева моря немецкая подводная лодка «U-703» готовилась к
атаке. Английский конвой PQ-17 был выслежен, и теперь наступал решающий момент.
Капитан-лейтенант Байлфелд уверенно догонял новое английское грузовое судно
«Эмпайр Байрон». Сомнений не было: конвой идет в Архангельск с военными грузами
для Советской России. Этому необходимо помешать любой ценой.
Тем временем командир «Эмпайр Байрона» Джон Уортон дремал на своем кресле в
капитанской рубке. Уортон находился на посту уже тридцать шесть часов. Он поддался
усталости. Даже холодный свет полярной белой ночи не мог больше заставить его
бодрствовать.
Место на мостике занял начальник артиллерийской военной команды на судне.
В трюме находились новые тяжелые танки «Черчилль», тридцать единиц.
Не будь капитан таким усталым, он поразмыслил бы над иронией происходящего.
На флоте не любили Уинстона Черчилля. Сэр Уинстон умышленно лишал флот
поддержки авиации. Он предпочитал воевать с гражданским населением Германии. Что ж,
если он думает победить, сбрасывая английские бомбы на головы немецких женщин и
детей...
Мысли капитана оборвались: он крепко заснул.
Командир немецкой подводной лодки Байлфелд развернулся для стрельбы из кормовых
аппаратов. Теперь он точно определил скорость хода «Эмпайр Байрона»: восемь узлов.
Байлфелд нетерпеливо ждал, когда англичанин придет на пересечение нитей перископа,
поставленного под прямым углом.
Есть!
– Feuer! Огонь!
«U-703» послала торпеду прямо в машинное отделение судна. «Эмпайр Байрон» начал
медленно оседать в море.
Капитан Уортон заснул так крепко, что не услышал взрыва.
– Проснитесь, сэр! Судно торпедировано!
Лейтенант-артиллерист тряс своего капитана и кричал. На его лице было отчаяние.
– О чем вы? – спросонок отозвался Уортон. – Корабль движется, все нормально...
Он вышел на палубу и обмер: машинное отделение пылало, команда спускала на воду
четыре спасательные шлюпки. Сквозь шум
воды, устремившейся в пробоину Уортон слышал крики артиллеристов, оказавшихся
запертыми в нижних отделениях.
– Прыгайте в воду, сэр!
Уортон, не раздумывая, соскочил с мостика в ледяные волны. Его подобрали на одной из
шлюпок.
– Всем снять форменные кители! – распорядился Уортон. – Не говорите, кто
командир.
Кругом срывали с себя знаки различия. Уортон повернулся к одному из офицеров, упорно
не желавшему расставаться с белой форменной курткой.
– Вас это тоже касается, Раймингтон!
Капитан инженерных войск Джон Раймингтон огрызнулся:
– Я вам не подчиняюсь!
Он сопровождал танки «Черчилль», и его задачей было обучение русских экипажей.
Судовой котел взорвался. «Эмпайр Байрон» затонул.
И тут наконец из глубин поднялась немецкая подлодка.
Англичане смотрели на рослого белокурого человека с автоматом на шее. Он орал на
моряков и направлял дуло автомата то на одного, то на другого:
– Кто командир?
Англичане молчали.
Немец заговорил на неплохом английском:
– Господа, зачем вы участвуете в этой войне? Зачем вы рискуете своей жизнью и
доставляете грузы большевикам?
Никто не проронил ни слова. Тогда немец снова разозлился:
– Где капитан? Ты? – Он резко повернулся к буфетчику, который, как и полагалось
стюарду, сохранял прекрасную выправку и был опрятно одет.
Тот пошел пятнами:
– Что вы, сэр, я слуга!
«Белокурая бестия» ткнула автоматом в Раймингтона:
– Вы, Herr Offizier! За мной!
– Я не... Послушайте, вы не можете... – заговорил Раймингтон.
Немецкий командир расхохотался и схватил его за рукав.
– Живо! Schnell!
Уортон смотрел, как погружается германская субмарина. Раймингтон был захвачен в
плен.
– Эй! – сказал немецкий командир. – Вот, возьмите.
Два матроса с «U-703» бросили на спасательные шлюпки мешок сухарей и десяток банок
с консервированным яблочным соком.
– До земли двести пятьдесят миль. Прощайте, meine Herrschaften, – хмыкнул Байлфелд.
Тридцать танков «Черчилль» остались лежать на дне Баренцева моря...
16 сентября 1942 года, Кубинка, испытательный полигон
Товарищ Заев раскрыл блокнот. На зубах у него все еще скрипел песок – он только что
вернулся с испытаний нового английского танка.
Всего их прибыло с июля десять. Невосполнимая потеря – тридцать танков, затопленных
немцами на подходах к Архангельску!.. Но Черчилль обещал прислать еще «Черчиллей».
Наверняка при этом ехидно улыбался.
Обещал к концу года доставить около сотни.
Однако следовало написать отчет о самом танке.
Заев знал, что отчет будет прочитан самим Сталиным. Необходимо взвешивать каждое
слово.
«По мощности пушечного вооружения Mk.IV уступает танкам КВ-1 и КВ-1С. По
броневой защите имеет преимущество. Максимальная скорость небольшая.
Недостаточная надежность в работе отдельных агрегатов...»
При движении с креном танк сбрасывает гусеницы. Наверняка эти гусеницы —
металлические цевочного закрепления на танке – дают пробуксовки в распутицу и
гололед. Это еще предстоит выяснить. Все-таки погодные условия в России более
суровые, нежели в Англии. Что бы там ни говорили про «лондонские туманы».
Заев поморщился. Ему не нравилось, что танк называется «Черчилль». Может быть, для
поднятия духа англичан такое название и годится, но для советских солдат – нет. Ничего
воодушевляющего оно им не говорит.
Ладно, капризничать не к лицу. Тяжелые танки сейчас действительно на вес золота.
18 октября 1942 года, Москва
Сталин диктовал спокойно, доброжелательно. Морщинки в углах его глаз придавали его
лицу выражение мудрости, надежности. Он умел выглядеть таким.
– Раз мы получили от наших союзников эти замечательные танки Mk.IV, – говорил
Сталин, – то и используем их в соответствии с предыдущими договоренностями. На
сегодняшний момент мы имеет восемьдесят четыре танка. И это очень хорошо.
Он выдержал паузу, немного поразмыслил. «Лучики» у глаз разбежались еще сильнее.
– Да, это хорошо, – повторил Сталин. – Так почему бы нам не создать четыре особых
танковых полка? Это должны быть отдельные тяжелые танковые полки прорыва —
ОТТПП. Пусть они находятся в резерве Верховного главнокомандования. Мы будем
направлять их исключительно на самые опасные участки фронта. Служба в этих частях
будет самая почетная. Полки назовем «гвардейскими», а экипажи будут состоять
исключительно из офицеров.
– Сколько полков, Иосиф Виссарионович? – спросил Жуков.
– А вы как считаете, товарищ Жуков, сколько танков должно быть в одном полку?
Товарищ Жуков ответил незатейливо:
– Разделим на четыре.
– Вот видите, какое простое решение, товарищ Жуков! – обрадовался Сталин. —
Разделим на четыре, получается двадцать один танк. Дальше. Мы обещали господину
Черчиллю испытать его танки в разных условиях. Было такое обещание?
Он вынул изо рта трубку, пустил колечко дыма. Колечко проплыло по воздуху и растаяло.
– Было, – заключил Сталин. – Вот и отправим два полка на север и два на юг. Разделим
на два, товарищ Жуков! Предлагаю направить танки – к Сталинграду и далее в Курском
направлении, а другие танки – на Волховский фронт, к Ленинграду. Что скажете,
товарищ Жуков?
– Скажу, что под Ленинградом мне очень нужны тяжелые танки, товарищ Сталин, —
ответил Жуков.
22 марта 1943 года, Волховский фронт, район озера Белое
– Вперед!
Пять танков «Черчилль» под командованием гвардии капитана Белогуба двинулись в
атаку.
Немцы засели на развилке дорог, в полукилометре от озера.
«Черчилли», давя кусты, прорываясь сквозь болота (русские умельцы укрепили гусеницы,
и те перестали соскакивать), двинулись к позициям неприятеля.
В штабе 374-й стрелковой дивизии как раз разбирались – кто забыл передать гвардейцам
приказ об отмене сегодняшней атаки...
Тяжелые танки добрались до немецких позиций и открыли огонь.
Пехоты не было.
– Долго не продержимся, товарищ гвардии капитан! – прокричал механик. – Отходить
надо!
– Давай! – согласился Белогуб.
Он не успел отдать приказ – танк подбили.
Только один из пяти «Черчиллей» сумел вырваться и отойти. Остальные получили
повреждения и не стронулись с места.
– Что делать будем, товарищ гвардии капитан?
– Что делать? – ответил капитан. – Стрелять, пока есть чем!
Началась жизнь в танке.
Вот когда добрым словом помянули английских конструкторов, построивших эти
«слишком длинные» машины, у которых «недостатков больше, чем у самого Черчилля»!
Броня выдерживала огонь противника.
Стреляли теперь осмотрительно, берегли каждый снаряд.
Наступила ночь.
– Какой-то подозрительный шум возле танка, товарищ гвардии капитан! – доложил
младший лейтенант Зуев.
– Свои! – прошептала ночь.
К танкам подобрались советские автоматчики.
– Боеприпасы и продовольствие, – сообщили они. – Вы как тут?
Белогуб ответил ругательством.
– Что там стрелки, они собираются нас поддерживать?
– В штабе пока молчат. Пехоту на ваш рубеж не продвигают. Ну, берите, тут консервы,
хлеб...
Едва поднялось солнце, огонь из танков возобновился. «Черчилли» целились в
артиллерийскую батарею немцев.
– Товарищ гвардии капитан, – сообщил Зуев, – у них вон там, левее, склад
боеприпасов, сдается мне. В бинокль видно.
– Заряжай!
Танки продолжали обстреливать позиции противника.
Около полудня немцы попросили прекратить огонь. В громкоговоритель пролаял голос,
искусственно и старательно выговаривающий русские слова:
– Русские танкисты! Сдавайтеcь! Вы тут одни! Ваши не придут.
– Огонь! – в ярости закричал Белогуб.
Вечером он вышел на связь со штабом стрелковой дивизии. Говорил прямым текстом, не
шифруясь:
– Это гвардии капитан Белогуб. Вы собираетесь сюда, к нам?
Ответ был отрицательный.
Наутро немцы кричали:
– Белогуб! Сдавайся!
– Товарищ гвардии капитан, они там крест поставили! – сообщил механик. – Вона,
торчит, как пугало!
– Белогуб, это крест тебе! – кричали немцы. – Мы тебя похоронийт!
– Я тебя сам похоронийт, скотина! – рычал товарищ гвардии капитан. – Огонь!
Немцы ответили шквалом. Несколько часов шел бой. Танки стояли на месте и стреляли,
пока оставались снаряды, а затем начали швырять через бортовой люк гранаты.
– Где пехота? – Белогуб плакал без слез. Это была какая-то запредельная ярость,
которая выжгла все прочие чувства. – Хоть бы снаряды подвезли! Где они?
– Товарищ гвардии капитан, танки!
Два «Черчилля» с ревом и грохотом явились возле озера и поддержали своих.
Пока свежие силы русских отгоняли немцев, танк Белогуба зацепили трактором и
оттащили в тыл 374-й стрелковой дивизии.
Остальные танки были брошены. Их экипажи отошли вместе с пехотой.
– Ну что ж, – сказал вечером товарищ Белогуб. Он уже выпил «наркомовские сто
грамм» и немного отошел отминувших событий. – По крайней мере, ни один из наших не
пострадал. Три дня мы отстреливались от немцев, товарищи. Уничтожили их артбатарею,
четыре дозора, взорвали к чертовой матери склад с боеприпасами и пехоты ихней
положили немало. А сами – ничего! И все это – броня наших танков. Выпьем за них, за
наших боевых товарищей!
45. День святого Валентина
10 февраля 1938 года, Лондон, Военное министерство
Военный министр раздумывал на привычную для военного министра тему, а именно:
нужны ли Великобритании новые танки.
В принципе, новые танки нужны. И фирма «Виккерс-Армстронг» преподнесла
министерству что-то вроде подарка на день святого Валентина: чертежи новой боевой
машины.
Называли они эту машину просто – Mk.III.
В принципе, конструкция выглядела вполне удовлетворительной. Компоновка
предполагалась классическая, расположение ведущих колес заднее. Любопытная деталь:
не предполагался каркас для сборки корпуса и башни: броневые листы должны
обрабатываться по шаблонам таким образом, чтобы при сборке плотно смыкались.
Плиты будут крепиться друг к другу болтами, заклепками и шпонками. Допуски при
пригонке деталей минимальны.
Механик-водитель – в центре передней части танка. Два люка с откидывающимися
крышками.
Наводчик и командир (он же заряжающий и радист), как задумывалось, будут
размещаться в башне.
Танк хорошо вооружен: в лобовой части башни двухфунтовая пушка и спаренный с ней
пулемет, справа – пятидесятимиллиметровый дымовой гранатомет. И плюс еще один
пулемет на зенитной установке на крыше башни.
Да, неплохо выглядит машина. Однако эта двухместная башня... Стоит подумать. Может
быть, не следует принимать проект вот так сразу, с листа...
14 апреля 1939 года, Лондон
– Времени разводить бюрократию времен Диккенса больше нет!
В министерстве изменили тон. Целиком и полностью. Обстановка в Европе накалялась.
Германия разворачивала свою боевую мощь, и в Лондоне не сомневались: главная цель
Гитлера, его основной враг, которого «гунны» непременно желают сокрушить в первую
очередь, – это оплот свободной Европы, ее сердце. То есть – Британия.
– Нужен ли нам новый танк, черт побери?! Разумеется, нам нужен новый танк!
Подписывайте контракт с «Виккерс-Армстронг» – и быстро запускайте в серию! Не
менее шестисот танков – для начала. И подключите еще какие-нибудь фирмы в помощь
«Виккерсу».
7 июня 1940 года, Ньюкасл
На заводе «Виккерс-Армстронг» был праздник.
Накрыли столы с закуской – пирожки, легкое пиво. Играл оркестр.
Из заводских ворот выехал украшенный транспарантами первый танк. Чарльз Гордон,
мастер сборочного цеха, выступал с импровизированной трибуны. Он говорил о великой
роли Британии, о прекрасном новом оружии, которое защитит родную страну. Ветер
относил его голос в сторону, а потом грянул духовой оркестр, и Гордон замолчал.
Танк двигался по дороге, транспаранты развевались, цветы, которыми работницы
украсили машину, сыпались на разбитый грунт.
10 ноября 1941 года, Горький
Бойцы 136-го отдельного танкового батальона мерзли на ветру.
– Говорят, новые танки привезли, – сообщил всезнающий сержант Тырин.
– Какие? Где ты их видел? – посыпались вопросы.
– Да отстаньте, ничего не знаю, – отбивался сержант. – Не видел я их. Просто говорят.
Мимо штаба проходил, слышал.
Слухи, приносимые Тыриным, как правило, подтверждались. Подтвердился и этот —
танки действительно оказались совершенно новыми.
Командир батальона оглядел бойцов сурово.
– Британские рабочие сделали эти машины специально для нас, – подчеркнул он. —
Прислали нам, стало быть, для начала девять штук. Для советского солдата такой танк —
новинка. Новинка, товарищи, но не диковинка! Учиться некогда, учиться будем
непосредственно на фронте.
Танк показался странным. Он был невысокий – практически в рост человека, и внутри —
просторным.
Насколько может быть просторным танк. По сравнению с теми, к которым привыкли
танкисты, – «Валентайн» предоставлял прямо-таки хоромы.
– Медленный, вроде, – делились впечатлениями бойцы.
– Это пехотный танк, ему галоп ни к чему, – объяснил Тырин. – И вот еще. Комиссар
передал распоряжение: «керосинкой» не обзывать, иначе будут взыскания. За этот танк
заплачено золотом – раз. Английские товарищи, рабочие, такие, как мы, старались на его
сборке, – это два. В общем, по коням и вперед. Такое вот распоряжение.
И снова слова Тырина полностью подтвердились: 136-й отдельный танковый батальон
отправился под Москву. Впереди были тяжелые дни сражений за столицу Советского
Союза.
25 сентября 1942 года, Северный Кавказ, Грозненское направление, расположение 5-й
гвардейской танковой бригады
– Товарищ гвардии капитан, – заговорил младший лейтенант Сидоркин, обращаясь к
своему командиру, – а не слыхать, когда Второй фронт откроют?
– Ты, товарищ Сидоркин, не об этом думай, – строго ответил командир. – Когда надо,
тогда откроют. Нам помогают, как могут. Вон, сколько танков прислали. Думаешь, это
легко?
– А чего их к нам всѐ шлют? Мы на других танках, между прочим, учились. А теперь тут
