Текст книги "Легенды танкистов - 2"

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Те здорово огрызаются – в дивизиях «Ариете» и «Литторио» большие потери.

К концу боя от «Ариете» остается одно лишь воспоминание: двенадцать танков.

3 ноября 1942 года, в 15 километрах к юго-западу от высоты Телль-эль-Аккакир

– Наша задача – прикрывать отступление, – сказал командир двадцатого танкового

корпуса де Стефанис. – Держаться во что бы то ни стало! С нами дивизия «Ариете» – о

ней говорят, что она самая надежная из всех, которые сражаются в Африке.

Последние слова исчезли в грохоте. Британцы начали бомбардировку. Песок, пыль, дым,

копоть поднимались до небес: бомбы сыпались беспрестанно.

По приморскому шоссе двигались части германской и итальянской армий. На тех, кто

оставался, прикрывая это отступление, бросились британские пехотинцы при поддержке

«Грантов».

Итальянская пехота отошла, и «Грантов» встретили огнем «Земовенте» и полевая

артиллерия. Навстречу английским танкам мчались уже средние итальянские танки М

13/40.

– Нам не удержаться! – высказался майор Лукка. – Они сильнее, и броня у них крепче.

Только одно остается – погибнуть.

10 мая 1943 года, Тунис

Майор Лукка еще раз перечитал радиограмму.

– Мы капитулировали? – Он не верил своим глазам.

С тех самых пор, как дивизия «Ариете» была практически уничтожена, Лукка не

переставал сражаться. Остатки «Ариете» объединили с остатками «Литторио». Тогда у

них было всего четыре «Земовенте». Потом добавлялись еще.

Их перебрасывали с одного участка на другой. Доукомплектовывали людьми и техникой,

оставшимися от разбитых подразделений.

Они ни на день не прекращали сражаться. И на всем этом горьком пути не расставались с

самоходкой «Земовенте» – она была слабее английской техники, но при надлежащем

использовании успешно уничтожала танки союзников.

А теперь все кончено. Капитуляция.

Майор Лукка хотел было выругаться, но неожиданно для самого себя заплакал.

9 апреля 1945 года, Аппенины

Капитан Джон Экли вытер лицо платком.

– Чертовски жарко здесь, – поделился он со своим стрелком, сержантом Клари. —

Когда уже закончится эта война?

– Там, за камнями, танк, сэр, – доложил Клари.

Капитан сердито навел бинокль, кивнул.

– Сдается мне, это не танк, а старушка «Земовенте», – сказал он, посмеиваясь. —

Помню, в сорок втором у Тобрука здорово досаждали нам эти пугачи...

– Пугачи, сэр? – не понял сержант.

Экли хмыкнул:

– Итальянцы не всегда плохо дрались, Клари. Не стоит их недооценивать. Командование

у них было туповатое, но когда за дело взялся Роммель – нам пришлось туго. Против нас

тогда дралась их танковая дивизия «Ариете» – они любили называть свои соединения

всякими поэтическими именами. Мы пытались выбить их из Бенгази, и в один далеко не

прекрасный день итальяшки уничтожили пятьдесят семь наших танков.

– Те дни давно миновали, сэр, – сказал сержант.

– О да! – Джон Экли вздохнул и тут же улыбнулся. – «Земовенте» и тогда не были

слишком сильны, хотя при умелом использовании могли, как я уже говорил, здорово

досадить. Но сейчас, полагаю, у нас не будет с ними больших проблем.

61. Фердинанд великолепный

26 мая 1941 года, Бергхоф

Совещание у фюрера было в разгаре.

Большая комната со стенами, отделанными светлым деревом, – фюрер предпочитал

простор и открытые пространства, – была обставлена скромно: массивный,

четырехметровый дубовый стол у окна, на котором были развернуты карты, и второй

стол, поменьше, с креслами вокруг него, – для заседаний.

– Итак, господа, я настаиваю, – говорил фюрер, – на том, что танки должны быть в

первую очередь тяжелыми. Толстая броня и длинноствольное орудие – вот залог победы.

Рейхсминистр по делам вооружений Фриц Тодт осторожно возразил:

– Однако важна маневренность…

Фюрер перебил его:

– Более легкий, хотя и более быстрый танк, всегда будет пасовать перед более тяжелым.

Это доказано многолетней военной практикой. Нет, нам нужна всесокрушающая машина!

На лице Тодта проступило недоверие. Он вынужден был проглотить старую мысль, само

существование которой сейчас могло уже считаться крамолой:

«Адольф Гитлер, как и многие до него, безнадежно застрял во временах Первой Мировой.

Его военный опыт, на который он любит ссылаться, – это окопный опыт… нижнего

чина… В то время как необходим более широкий взгляд на вещи…»

Тодт надеялся, что сохраняет достаточно невозмутимое выражение лица.

Вмешался Фердинанд Порше – любимец Гитлера, председатель танковой комиссии

Рехйсминистерства, почетный доктор технических наук.

– Фюрер, несомненно, прав. Чем тяжелее танк, тем он эффективнее. Мы уже получаем

сведения о том, что у противника ведутся работы над новым типом танка с броней,

которая превосходит все у нас имеющееся.

– Если это так, – подхватил фюрер, – то следует срочно разрабатывать новую

противотанковую пушку. Пробивная способность ее снарядов должна быть такой, чтобы

свести на нет преимущество противника! Надо увеличить калибр, удлинить ствол! Мы

должны отреагировать немедленно! Моментально!

– Слишком большая и тяжелая пушка… – снова начал было Тодт.

Порше перебил его, как и всегда, решительно встав на сторону фюрера:

– Мы должны это сделать.

– Хочу отметить, – стоял на своем Тодт, – что тяжелый танк будет нуждаться в

ремонте ходовой части или двигателя каждые шестьсот-восемьсот километров пробега. В

таком случае гораздо рациональнее было бы сосредоточиться не столько на разработке

новых проектов, сколько на производстве запчастей для ремонта тех танков, которые…

Гитлер смотрел на него с неудовольствием.

«Черт побери, – подумал Тодт, с трудом сохраняя самообладание, – кто сказал, что

отобрать конфетку у ребенка – это легко? А вырвать у фюрера его любимую идею

тяжелого, сверхтяжелого танка – дело практически невозможное»…

– Для начала рассмотрим самый простой, ясный и понятный, – фюрер сделал ударение

на слове «понятный», – пример: наши боевые действия во Франции. О да, героическая

германская армия лишний раз доказала – Европа должна содрогнуться! Однако мы

имели неприятную встречу с британским пехотным танком «Матильда». Как известно,

Британия может стать нашей следующей целью. Отсюда совершенно логично следует, что

нам необходимо найти способ уничтожать их танки. Не так ли, господин Тодт?

Тодт сделал знак начальнику управления вооружений сухопутных войск Карлу Зауру. Тот

кашлянул и начал доклад.

– На данном этапе имеются макеты танков прорыва VK 3601 (H) и VK 4501 (P) —

разработки соответственно фирм «Хеншель и сыновья» и «Порше». Это тяжелые танки —

тридцать шесть и сорок пять тонн.

Речь шла, собственно, о детище самого Заура, точнее, о детище управления вооружений

сухопутных войск. «Хеншель» подключился к работе несколько позднее.

Фюрер долго, придирчиво изучал макеты, высказывал компетентные рекомендации, по

обыкновению обильно сыпал цифрами и фактами и в конце концов обещал щедрое

финансирование и вообще – всемерную поддержку.

20 апреля 1942 года, Бергхоф

– Мой фюрер, – новый рейхсминистр вооружений Альберт Шпеер был спокоен,

доброжелателен и терпелив, – специалисты утверждают – и я полностью разделяю это

мнение, – что мы не сможем иметь сразу два тяжелых танка, как бы вам этого ни

хотелось.

Согласно первоначальному плану выпуска новых тяжелых танков армия должна была

получить в октябре сорок второго шестьдесят танков Порше и двадцать пять – Хеншеля.

Шпеер фактически отбирал у фюрера «конфетку» – то, что не удалось осуществить

безвременно погибшему Тодту.

– Взгляните, Шпеер, как они элегантны! – Гитлер с улыбкой показал на танк Порше. —

Вы как архитектор должны оценить изящество этих линий!

– Не могу отрицать очевидного, – спокойно кивнул Шпеер.

– Вы, конечно, не станете отрицать и другую очевидность: русские запустили танк с

длинноствольной пушкой, – продолжал фюрер. – А это значит, что я был прав! Я

вообще не понимаю, как можно сомневаться в моих прогнозах.

Гений фюрера победил скептиков. Элегантный, почти пятидесятитонный танк Порше

рассматривался как надежда Рейха.

Шпеер пытался выстраивать против неугомонного доктора Порше собственные линии

обороны, привлекая экспертов и специалистов, но всѐ разбивалось об упрямство

Фердинанда Порше и благосклонность к нему самого фюрера.

26 июня 1942 года, Берлин

– Шпеер, вы мой друг, – сказал фюрер. Разговор проходил в неформальной обстановке,

и Шпеер вновь ощущал влияние необоримого обаяния фюрера. – Вот и скажите мне, как

друг со всей откровенностью: как я могу получить новое штурмовое орудие?

– Элегантное? – чуть улыбнулся Шпеер.

Но фюреру было не до обмена милыми шутками.

– Это вопрос первостепенной важности. Кажется, недавние события доказали

необходимость применения в первую очередь тяжелой ударной бронетехники.

– О да, – кивнул Шпеер. – Здесь следует принять во внимание тот факт, что переделать

под новое орудие «четверку» – PzKpfw IV – затруднительно, если не невозможно.

«Хеншель» не успевает с работами по доводке своего тяжелого танка – столь вам

любезного, мой фюрер, – ввернул он. – Так что заняться САУ у них просто не будет

времени. Возможно, доктор Порше взялся бы за новое штурмовое орудие?

– Предложения? – вскинул голову Гитлер. – Да ладно вам, Шпеер, не темните: уверен,

вы явились с готовым решением в голове.

– Гм… Возможно, – не стал отпираться Шпеер. – Предположим, если бы мы передали

все готовые шасси «тигров» Порше для этого штурмового орудия…

– Кажется, мы располагаем девяносто двумя готовыми шасси, – выдал Гитлер точную

цифру (Шпеер в очередной раз поразился осведомленности фюрера и его удивительной

памяти на числа).

– Немало, – подтвердил Шпеер. – Что скажете, мой фюрер? Имея такое количество

уже готовых шасси, мы могли бы сравнительно быстро создать штурмовое орудие и таким

образом опередить наших врагов…

– Решено, – сказал Гитлер. Такие вещи он действительно всегда решал стремительно,

предпочитая блицкриг во всех областях деятельности. – Останавливаем работы над

танками Порше и бросаем все силы на штурмовое орудие.

21 апреля 1943 года, Берлин

Гитлер любил красивые церемонии и обладал особым вкусом к их проведению.

Соратники, коллеги и личные друзья, с которыми он только что сидел за столом,

«разделяя дружескую трапезу», теперь выстраивались в линию, как для парада.

Новую технику традиционно –Тысячелетний Рейх создал уже немало традиций, —

демонстрировали вождям.

Бои в Сталинграде еще раз подтвердили правильность мнения фюрера о том, что вермахту

необходимы тяжелые штурмовые орудия, тяжелые танки и тараны.

Самоходное орудие, о необходимости которого твердил Адольф Гитлер, было наконец

создано.

Доктор Фердинанд Порше, бледный от волнения, усталый, но торжествующий, старался

не встречаться взглядом со Шпеером, которого по ряду причин считал своим

противником.

Вообще-то Порше пошел гораздо дальше проектирования САУ – он заодно проработал

конструкционную схему танка с задним расположением боевого отделения, вооруженного

длинноствольной пушкой.

Но на «элегантные» проекты доктора Порше времени и ресурсов уже не было (тут

интриган и скареда Шпеер прав), поэтому ограничились самоходкой.

Конструкторское бюро «Порше» вместе с «Альмеркише Кеттенфабрик» переделали

готовые танковые шасси и корпуса для новой САУ.

Затем, после неизбежных доработок, вся документация была передана на заводы

«Нибелунгенверк». К началу сорок третьего там скопилось изрядное количество корпусов

и шасси, и можно было начинать.

Постепенно одно за другим штурмовые орудия обретали «плоть». Их облик поражал. Кое-

кто считал, что новое творение доктора Порше внешне напоминает утюг. Но это, конечно,

говорили злые языки.

Однако силуэт их действительно отличался от всех прочих бронетанковых шедевров

Рейха.

– Мой фюрер, мы тестировали броню… – говорил Порше. – Ее не в состоянии пробить

даже пушка «Тигра»! Это штурмовое орудие – козырной туз в партии с любым

противником. Нет танка, который способен одолеть нашу самоходку.

– Дорогой доктор Порше! – Фюрер был растроган: еще бы! Доктор реализовал заветную

мечту своего вождя. – Я присваиваю машине имя «Фердинанд» – в знак глубочайшего

уважения к вам. Отныне при звуке вашего имени будут содрогаться и побегут любые

враги нашей славной, великой отчизны.

30 мая 1943 года, Берлин

«Фердинанд-фатер» – доктор Порше – услышал, как звякнул дверной звонок.

– Кто пришел, Марта? – спросил он служанку.

Приходил почтальон.

Доктор Порше разобрал почту. Газеты, телеграммы…

– Странно, – проговорил он и отправился к себе в кабинет. – Марта, принесите мне в

кабинет чаю, – распорядился доктор Порше. – Ближайший час я буду у себя.

Ему необходимо было осмыслить то, что происходило. А точнее – не происходило.

По распоряжению самого фюрера, все самоходки, выходящие из ворот завода, сразу же

отправлялись на фронт. Никакие дополнительные испытания не производились.

– Я бесконечно доверяю вам, Фердинанд! – сказал фюрер так мягко и проникновенно,

как умел говорить только он.

На фронте уже началось формирование двух истребительно-противотанковых батальонов,

вооруженных «Фердинандами».

И теперь доктор Порше ждал: когда же с фронта хлынет поток проклятий.

Фронтовики обычно не стеснялись в выражениях. Слетали гусеницы, перегревались

моторы, слабой оказывалась броня, недостаточно мощными – орудия… Во всем виноват

конструктор.

А не тот косорукий недоучка-лейтенант, который не умеет обращаться с прекрасной

боевой машиной.

…Но жалоб с фронта не приходило. И это начинало пугать доктора Порше. Неужели все

так хорошо?

11 апреля 1943 года, Москва

В Центральном Артиллерийском Конструкторском Бюро лежала папка с грифом

«Совершенно секретно».

Наркомат вооружений получил сведения о новинках немецкой армии.

«Скоро у противника ожидается появление нового штурмового орудия системы

Фердинанда, – вот так, без фамилии, просто по имени, – с пушкой калибра 88-105

миллиметров и броней толщиной 120-140 миллиметров и более».

К описанию, весьма приблизительному, но от того не менее настораживающему,

прикладывался рисунок – из разряда «все это было бы смешно, когда бы не было так

грустно»: силуэт чего-то похожего на русскую печку, но с пушкой.

Вывод был прост: нужно срочно проектировать орудие, способное проломить эту броню.

Желательно с расстояния не менее пятисот метров, а лучше – километра.

10 июля 1943 года, расположение Центрального фронта, район Курска

В штабе пятерых офицеров Главного Артуправления Красной Армии встретили немного

сконфуженно.

– Не хочется сообщать вам, товарищи, неприятную новость, но «Фердинанда» мы пока

потеряли.

– Вы сообщали, что захватили подорвавшееся на минном поле новое немецкого

штурмовое орудие?

– Было дело… Самое время разобрать эту штуку да посмотреть, что у нее внутри, но вот

незадача: территория, на которой он находился, сейчас опять временно у немцев, так что

до «Фердинанда» нам не добраться. А вы, товарищи, подождите у нас немного. Уверен,

скоро появятся новые экземпляры для препарирования. Наступление наше развивается

успешно!

15 июля 1943 года, район станции Поныри

Майор Тютюнник не стеснялся в выражениях, когда описывал офицерам Артуправления

ход событий минувших нескольких дней.

– Этот их «Фердинанд» в лоб не пробить ничем, – рассказывал он, – нужно заходить

сбоку. Они, конечно, такого стараются не допускать, чуть что – задний ход и опять к нам

лобовой броней.

– Рассказывайте про сражение у станции Поныри, товарищ майор.

– Немцы старались прорваться туда с фланга, через совхоз «Первое мая». Мы как

поняли, что «Фердинанды» не пробьешь, просто пропустили их. Там дальше у нас было

минное поле, ну они и... – Майор с удовольствием объяснил коротким энергическим

словом, что случилось с «Фердинандами» на минном поле. – Убрать свои подбитые САУ

немцы не могли, им и мы мешали, тут пехота постаралась, да и тяжелые эти орудия. Так и

торчат там.

– Как они применяются? – настаивали офицеры. – Какую тактику используют немцы?

– Тут надо признать, они подготовились. Ломят вперед и ведут огонь с коротких

остановок. Дальность у них – от километра до двух с половиной. Ну и чуть что, как я уже

говорил, – задний ход, к прикрытию – и оттуда опять лобовой броней к противнику.

Грамотно, в общем. У нас пока нет такого орудия, чтобы их пробить.

– Сколько «Фердинандов» сейчас в нашем распоряжении?

– Мы подсчитали, вроде двадцать или двадцать одно, – сказал майор Тютюнник. —

Разрешите идти?

Смертельно уставшего майора отпустили.

«Фердинанды», доставшиеся «красным», находились на минном поле, начиненном

фугасами из трофейных крупнокалиберных снарядов и авиабомб.

Разорванные гусеницы, разрушенные опорные катки – все это работа мин. Несколько

машин имели повреждения ходовой части – в них попали снаряды. Один «Фердинанд»

был уничтожен с воздуха – «Пе-2» точно попал в него бомбой.

– В общем, серьезная штуковина, – подытожили советские специалисты. – Тут надо

думать и думать…

62. Единственный и неповторимый

17 февраля 1930 года, Москва, Кремль

Товарищ Сталин не спеша закурил трубку.

– О чем вы собирались говорить, товарищ Ворошилов?

Климент Ефремович вздохнул, прежде чем приступить к теме, которая беспокоила его

уже не первый месяц.

– Бронетанковые войска, Иосиф Виссарионович.

Сталин не собирался облегчать ему задачу. Он выпустил колечко дыма и с подчеркнутой

доброжелательностью осведомился:

– Ну так и что бронетанковые войска?

– Без современных и мощных бронетанковых войск нам не победить в грядущих

военных конфликтах, Иосиф Виссарионович.

Сталин сделал характерный для него жест, описав медленную полудугу рукой с зажатой в

ней трубкой:

– Чрезвычайно верное замечание, товарищ Ворошилов! Именно об этом мы, кажется, и

твердим с утра до вечера.

В глазах Сталина мелькнул огонек иронии. Ворошилов видел, что он в хорошем

настроении.

Он еще раз вздохнул и решился:

– Похоже, своими силами мы не справляемся.

– Вот как? – ирония в голосе вождя стала ощутимой.

Ворошилов чуть развел руками:

– Конечно, наши конструкторы учатся, перенимают опыт, трудятся с утра до ночи... Но

время против нас. Опыта не хватает, опыта! Там, где у буржуев уже наработаны и

опробованы готовые узлы, наши начинают с белого листа.

– Предложения? – прищурился вождь. И прибавил: – Не верю я, товарищ Ворошилов,

чтобы вы пришли ко мне просто так, без всякого предложения.

– Может быть, нам обратиться к помощи зарубежных специалистов? – сказал

Ворошилов. – Не чертежи покупать с инструкциями, а пригласить самого настоящего

специалиста со всеми его знаниями и опытом? Предоставить ему здесь помощников,

материалы...

Сталин долго молчал, пыхтел трубкой.

Ворошилов уже начал чувствовать себя неуютно. И как раз в тот самый момент, когда он

готов был уже отказаться от предложения как идеологически неправильного, Сталин

воскликнул:

– А что, хорошая мысль! Очень хорошая! Пригласим кого-нибудь к нам на работу – и

пусть наши специалисты учатся у живого наставника. Из какой страны будем звать – уже

придумали?

Ворошилов слегка пожал плечами:

– Германия.

– Совсем хорошо, товарищ Ворошилов! Германия – наш друг. Ведь именно в этой

стране произойдет вторая в мире революция, которая приведет к власти рабочих и

крестьян. Так что специалист из Германии – это прекрасно. Уже выбрали, кого

конкретно будете звать?

21 марта 1930 года, Москва

Инженер Эдвард Гроте вышел из вагона. Он нес небольшой чемодан из добротной кожи.

Его спутники, четверо немецких инженеров, поднимали воротники пальто,

переговаривались недоумевающее.

– В Берлине уже весна, тепло, – сказал один из них. – А здесь?.. Казалось бы, та же

самая Европа! Почему у русских так холодно?

– Надеюсь, прием нас ожидает более теплый, – отозвался Гроте.

– У вас есть шарф, герр Гроте? – спросил другой инженер, закутанный до самых глаз

полосатым теплым шарфом домашней вязки. – Простудитесь неровен час.

Ответ Гроте был смят громкой музыкой небольшого, но полного энтузиазма духового

оркестра. К прибывшим из Германии инженерам уже приближался красивый щеголеватый

военный с усами щеточкой – по последней моде.

– Ворошилов! – Он по-военному приложил руку к фуражке и лишь потом протянул ее

Гроте. – Добро пожаловать в Москву, товарищи. Замерзли?

Он обернулся и едва заметно подмигнул другому военному. Тот ответил:

– Сейчас сообразим, чем погреть гостей, Клим Ефремыч.

И как по волшебству возникла бутылка отличного армянского коньяка.

– Первое средство от простуды, – объяснил Ворошилов.

Гостей проводили с перрона, рассадили по автомобилям, повезли в гостиницу.

– Мы довольны тем, как нас принимать советский товарищ, – произнес Гроте фразу,

явно выученную заранее.

Ворошилов изобразил полный восторг.

12 апреля 1930 года, Москва

– Мы в Москве уже несколько недель, а работы нет! – Гроте выглядел озабоченным.

– Вас что-то не устраивает, товарищи? – неразговорчивый военспец, отлично знавший

немецкий и осуществлявший связь приезжих инженеров с внешним миром, выказал

готовность исполнить любое их желание.

– Мы приехали трудиться, – объяснил Гроте. – Нам показали Большой театр, ВДНХ...

Но где работа? Где танк?

– Трудолюбивый вы народ – немцы, – вздохнул военный. – Сегодня к нам приезжают

инженеры из конструкторского бюро ленинградского завода «Большевик». Вы получите

техническое задание на проектирование нового танка.

– Было бы превосходно, – с кислым видом заметил Гроте и покашлял. Его все-таки

продуло на перроне.

Москва поражала германских гостей своими размерами, но еще больше – обликом

ультра-современного города, и более того – города, устремленного в будущее.

Она как будто уже существовала в этом вымечтанном будущем и демонстрировала то тут,

то там его явные приметы: высокие здания, огромные колонны, широкие площади,

фонтаны, щедро раскинувшиеся парки.

14 апреля 1930 года, Ленинград

Переезд в Ленинград в купейном вагоне произвел на немецких товарищей сильное

впечатление. Ленинград был другим, нежели Москва: классическим, строгим... и

молодым.

На заводе «Большевик» Гроте познакомился с советскими специалистами – Барыковым,

Воробьевым.

– А это – начальник технического отдела ЭКУ ОГПУ товарищ Уюк. Он будет

осуществлять личный контроль над ходом работ, – сообщил переводчик.

– Мы предполагаем получить от группы совместно работающих специалистов

совершенно новый танк, – товарищ Уюк развернул лист, густо покрытый текстом. —

Масса от восемнадцати до двадцати тонн. Скорость – до сорока километров в час.

Толщина брони необходима до двадцати миллиметров. Далее. Вооружение.

Он поднял голову и орлом посмотрел на собравшихся.

Гроте быстро делал пометки у себя в блокноте.

Советский переводчик, заглянув в блокнот, шепотом поправил:

– Двадцать миллиметров. Не двенадцать.

Гроте кивнул и исправил цифру.

– Вооружение. – Докладчик повысил голос. – Два орудия калибра семьдесят шесть и

тридцать семь миллиметров плюс пять пулеметов. Все остальное – где будет установлено

вооружение, где разместится боекомплект, каков будет запас хода у нового танка и

прочее, – на усмотрение конструктора.

– Свобода творчества? – Гроте поднял бровь. – О, это не танк, это уже поэзия!

18 ноября 1930 года, Ленинград, завод «Большевик»

Товарищ Ворошилов прибыл на завод накануне днем и переночевал в общежитии. Ему

предоставили отдельную комнату, но вообще на каждом шагу давали понять: хоть он и

нарком, но находится на объекте высочайшего уровня секретности.

Ворошилова не смущала такая обстановка. Он осведомился, как идут дела у «товарища

Гроте».

Гроте был болен. Простуда не прошла за лето, наоборот: в жару он сидел на сквозняках,

пил холодную воду, злоупотреблял советским мороженым, которое было куда вкуснее

водянистого немецкого, – и в результате свалился с тяжелым воспалением легких.

– Из-за этого, товарищ Ворошилов, работа идет не так быстро, как хотелось бы, —

сообщил Барыков. – И все-таки нам есть, что показать. Вы сможете доложить товарищу

Сталину: новый танк почти готов!

– На сколько процентов? – прищурился Ворошилов.

– На восемьдесят.

– Скажу: на восемьдесят пять! – решил Ворошилов. – Пока доеду до Сталина, как раз

пять процентов нагоните.

Барыков улыбнулся:

– Нагоним, товарищ Ворошилов!

Образец находился в специальной закрытой мастерской. Допуск туда имели сто тридцать

человек – рабочие и техники. Ворошилову выписали специальный пропуск.

– Вот он, наш красавец, – Барыков представлял недостроенный танк как любимое

детище, с нежностью. – Двигатель мы решили установить не разработки Гроте, а свой —

М-6. Авиационный. Он побольше габаритами, что потребовало кое-что переделать, но

теперь все в порядке.

– Необычно выглядит, – заметил Ворошилов.

– Новаторская машина! – кивнул Барыков. – Он не только внешне не похож ни на

наши танки, ни на зарубежные, у него и компоновка, и технология изготовления – все

другое. Для начала, если вы обратили внимание, – у него полностью сварной корпус. Ни

у кого такого корпуса большее нет. Вооружение размещается в два яруса. Верхняя башня

вращается, и там установлена тридцатисемимиллиметровая пушка. Она, между прочим,

может быть использована, в том числе, как зенитная. Боевая рубка неподвижная, там у нас

семидесятишестимиллиметровое орудие и три «максима» в шаровых установках.

Ворошилов кивнул и дотронулся до корпуса ладонью.

– С этой рубкой у нас вышла неувязка, – продолжал Барыков после паузы. – По

проекту она должна была иметь круговое вращение, но при изготовлении подбашенный

погон, приваренный к корпусу, оказался деформированным. Ну и в результате нижняя

башня превратилась у нас в боевую рубку.

– Это, конечно, жаль, – вставил Ворошилов. – Но может же быть переработано?

– В планах есть, – кивнул Барыков. – Хотя сейчас главное – сам танк довести до

испытаний. А потом уж можно устранять недостатки. Он и так получается отличным,

Климент Ефремович! – прибавил инженер с чувством. – Главное орудие нашего танка

– самое мощное из существующих.

– Выглядит несколько знакомо, – заметил Ворошилов.

– Баллистика этой пушки позаимствована от русской полевой

семидесятишестимиллиметровой пушки образца 1902 года, – сообщил Барыков. —

Надежное орудие, отлично служило всю империалистическую войну. Теперь послужит

делу защиты социалистического отечества.

– Не прямо же вы установили старое артиллерийское орудие на танк?

– Конечно нет! Смотрите: для уменьшения длины отката введен дульный тормоз,

конструкция его совершенно оригинальна. Изменена конструкция накатника. Вместо

поршневого затвора – клиновый.

– Сколько пулеметов вы мне показали?

– Три «максима». Есть еще два ДТ в бортах корпуса. У них тот недостаток, что углы

наведения ограничены. Но главное-то, главное! – почти вскрикнул Барыков. – Какой

ход у этой машины!

Он свистнул рабочим, и на глазах у Ворошилова два человека руками, без особенных

усилий, перекатили танк с места на место.

Тут присвистнул и Ворошилов.

– Как это так, а?

– Вот так! – кивнул Барыков. – Новаторская машина. Товарищ Гроте сразу отметил:

Москва, говорит, город будущего – и танк тоже будет танком будущего. Ходовая часть у

нас состоит – применительно к одному борту – из пяти катков большого диаметра,

четырех поддерживающих катков среднего и двух – малого диаметра. Независимая

подвеска на спиральных пружинах допускает вертикальное перемещение опорных катков.

Плюс – полупневматические шины типа «Эластик». Результат? Мягкий ход! Без гусениц

эта машинка катается как игрушечка – что вы, собственно, и видели.

– А с гусеницами?

– Гусеницы тоже оригинальные, кстати, – заметил Барыков. – Изготовлены из

штампованных деталей. Большое сопротивление на разрыв. Но если гусеница все-таки

оборвется – опорные катки имеют тормоза.

Ворошилов долго смотрел на танк. Потом сказал:

– Я доложу товарищу Сталину.

1 октября 1931 года, Москва, Кремль

Сталин внимательно выслушал доклад товарища Уюка о ходе испытаний нового танка —

его назвали «танк Гроте».

– А как там стреляет пушка? – спросил вождь.

– Если автоматика не отказывает, то неплохо.

– А если отказывает? – Сталин, как обычно, попадал своими вопросами не в бровь, а в

глаз.

– Приходится прибегать к ручному разряжанию, – ответил Эдвард Гроте. – Но по

кучности боя и разрывному действию боеприпасов эта пушка себе равных не знает.

– Хорошо, хорошо, – проговорил Сталин. – Это хорошо... Скажите мне честно, какие у

танка недостатки?

Этот вопрос, заданный так просто главой огромного могущественного государства, сразил

Эдварда Гроте. И он честно признал:

– Вот, например, при переходе с третьей подачи на четвертую приходится танк

останавливать. Но зато он едет вперед и назад с одинаковой скоростью. Управлять танком

тоже легко.

– А что нелегко? – стоял на своем Сталин.

– Боевое отделение мало, невозможно одновременно вести стрельбу из большого орудия

и из ручного пулемета. Бортовые тормоза стоит доработать. На мягких и вязких грунтах

гусеница неэффективна... – Гроте махнул рукой. – Дороги в России ужасны! – сказал

он с обезоруживающей прямотой.

Стало тихо. Потом Сталин кивнул инженеру и протянул ему руку.

– До свидания, товарищ Гроте. Приятно было с вами познакомиться. Я думаю, вас

проводят в вашу гостиницу, чтобы вы могли отдохнуть. А мы тут с товарищами немного

побеседуем. – И он перевел взгляд на товарищей Уюка и Ворошилова.

Гроте вышел, сопровождаемый переводчиком. Он все еще был нездоров и радовался

возможности отдохнуть.

4 октября 1931 года, Москва

Комиссия по тщательному изучению танка Гроте приступила к работе.

Выводы были сделаны довольно быстро. Сталин удовлетворенно кивнул, дочитывая

окончательный доклад. Именно этого он и ожидал.

«В данном виде танк Гроте следует считать чисто экспериментальным типом танка. На

нем должны быть опробованы все механизмы, представляющие практический интерес.

Стоимость танка – полтора миллиона рублей – слишком высока для серийного

производства.

Инженер Гроте использовал в создании этой модели множество превосходных

технических идей, ранее в танкостроении не использовавшихся.

Советские конструкторы получили бесценный опыт за время работы с Э.Гроте. Они

изучили лучшие заграничные танки, получили знания по технологиям.

В связи с вышеизложенным предлагается отказаться от дальнейших услуг Эдварда Гроте.

Работу над следующим танком, оригинальной советской разработки, поручить

тов.Барыкову».

...Инженер Гроте покидал Советскую Россию со смешанными чувствами. Он понимал, что

плод его «свободного творчества» использован по прямому назначению не будет. Танк

Гроте станет учебным пособием для русских специалистов.

Что ж, его машина слишком опередила свое время. Чересчур новаторским было в нем

почти все. А ведь характер вооружения мог бы превратить творение Эдварда Гроте в

истребитель танков!..

Нереализованные возможности...

Танк Гроте так и остался единственным и неповторимым: он был изготовлен в одном