Текст книги "Трени-ян (с иллюстрациями) (СИ)"
Автор книги: Андрей Кощиенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)
– Запишите, – приказывает новоиспечённый главнокомандующий морпехов, – провести конкурс среди композиторов на новый военный марш. Конкурс провести в самые сжатые сроки, к началу учений «Щит моря» он должен быть готов.
– Так точно! – откликается адъютант, быстро делая записи в своём блокноте.
Время действия: четверг
Место действия: школа Кирин, урок литературы
Сижу, вполуха слушаю учителя, рисую в тетради Чебурашку. Вчера, посмотрев как шкандыбают на каблуках звёзды корейской поп-музыки, вспомнилась мне старуха Шапокляк, потом, по ассоциации, вспомнился Чебуратор, а уже совсем потом, когда уже лёг спать, припомнилось, что лопоухая игрушка пользовалась большой популярностью в Японии. С утра я продолжил думать об этом, соображая, можно ли с этого получить деньги? И если да, то как? Может, заказать сшить мягкую игрушку? И подарить её СунОк? Как талисман? СунОк раскручивает свой канал, всё больше людей будут видеть этого забавного покемона, и пусть не сразу, пусть неспешно, но «чебурашко-мания» постепенно захватит мир, принося мне гарантированные отчисления с каждой проданной мохнатой тушки… Блин! Чтобы заказать сшить игрушку, деньги нужны! А я их все потратил… О! Может на курсах домоводства захватить швейную машинку да попробовать «запилить опытный образец»? Так я шить не умею. Нужно тогда захватывать машинку вместе со швеёй. А швее – нужно платить. А денег – нет… Чёрт! Я действительно, как Остап Бендер. Шансы заработать деньги – непрерывно растут, но вот в кармане нет ни копейки! Прямо хоть на фриланс возвращайся, переводы делать…
– Так, это что такое? – раздаётся рядом со мною голос преподавателя, – ЮнМи, почему ты рисуешь каких-то уродцев во время занятия?
Почему это – уродцев? По мне так, неплохо получилось. Как мог, так и нарисовал…
– Это – Чебурашка, – поворачиваясь к учительнице, обиженно отвечаю я, неожиданно уязвлённый тем, что, как художника, меня не оценили.
– Кто? – озадаченно переспрашивает сонсен-ним, видно не рискнув повторить за мной произнесённое по-русски имя.
– Это Чебурашка, госпожа Пэ ДуНа, – объясняю я, – неизвестный науки зверь. Дружит с крокодилами, детьми и вредными аджумами…
Вместе со слышавшим всё классом, учительница корейской литературы замирает, зависнув над моей партой, видимо, как и все, пытаясь осмыслить услышанное.
Так тебе и надо! А нечего ко мне цепляться на каждом уроке! Не так сидишь, не так свистишь! Кому нужны эти корейские писатели? Я, конечно, мог бы молча ждать следующего вопроса, но я же благородный, женщинам помогаю…
– Я его только что придумала, – поясняю я, видя, что женщине трудно в мозгах, и приходя ей на помощь.
В классе раздаются облегчённые смешки.
– ЮнМи, – строго спрашивает меня учительница и задаёт мне, похоже, как она думает, провокационный вопрос, – что мы тут все делаем?
– Изучаем корейскую литературу? – делаю я осторожное предположение.
Вроде бы, когда начался урок, этим планировали заниматься…
– Ну, надо же! – язвительно произносит учительница, взмахнув рукой, – Ты знаешь! А почему ты тогда вместо этого – рисуешь?
– Прошу прощения, госпожа учительница, но дело здесь в том, что мыслеобразы, они нематериальны. И поэтому, требуют немедленной фиксации на реальных объектах. Иначе, они исчезают из нашего мира, не оставляя следов. Вот, я его и зафиксировала…
А чё я такого сказал? – думаю я, смотря на выражение лица учительницы, – Сказал, что просто зарисовал, чтобы не забыть. Просто другими словами. И всё. И не надо на меня так смотреть.
– ЮнМи, – ледяным голосом произносит госпожа сонсен-ним, – минус десять балов за занятие на уроке посторонними делами!
– Спасибо, госпожа учительница! – сидя кланяясь, благодарю я.
Тут так принято. За всё нужно благодарить. Даже за «двойку». Жизнь такая…
– Класс занимается изучением творчества знаменитого поэта прошлого, господина Юн СонДи…
Чёрт, а я думал, она от меня отстанет. «Минуснула» ведь уже. Что ей ещё нужно? Не знаю я этих поэтов. И что они писали – тоже не знаю…
– … замечательного поэта-лирика. Скажи, ЮнМи, как ты думаешь, о чём эти строки?
Ивы зелёные, воды тиха гладь,
С речки голос человека слыхать,
Он не заметил, как засияло солнце…
Что я думаю? Ничего я не думаю! Странные какие-то стихи, на мой взгляд…
– Наверное, сонсен-ним, – говорю я, и напрягаю фантазию, пытаясь интерпретировать услышанный стихотворный бред, – в этих стихах поэт описал случай, произошедший с ним у реки. Он там отдыхал и, засмотревшись на бегущую воду, заснул. Заснул, а тут из-за туч вышло солнце и засияло. И он сильно обгорел, на солнце. Потому, что не заметил…
Класс, не смеётся, а откровенно ржёт над моими словами. Учительница смотрит на меня с возмущением. Ну, а что – я? Откуда я знаю, что он имел в виду, этот давным-давно умерший поэт? Тем более, писавший здесь, на востоке, где в каждое предложениями вкладывают по два-три смысла, так, на всякий случай. Чтобы было, наверное, за что минусы ученикам ставить…
– Как можно не знать знаменитое любовное стихотворение Юн СонДи, которое знает вся Корея?
Учительница требовательно смотрит на меня, я на неё. Вот зачем мне знать это знаменитое стихотворение? Почему бы ей об этом не подумать?
– Простите, сонсен-ним, – говорю я, недовольный тем, что от меня никак не отстанут, – но я действительно не понимаю, зачем мне это нужно знать? Годы жизни господина Юн СонДи, я знаю. В каком жанре он писал свои произведения, запомнила. Как называются его самые известные творения – выучила. Всего этого достаточно, чтобы заполнить тестовую таблицу с экзаменационными вопросами. Зачем мне ещё читать, что он написал? У меня нет на это времени!
Я пожимаю плечами.
– Варварство! – восклицает учительница, с ужасом смотря на меня, – Невероятное, узколобое и дикое варварство! ЮнМи, ты – варвар! Неужели тебе, как девушке, вот ни капельки не интересно, что говорил влюблённый мужчина своей избраннице? Тебе не интересно?
– Знаете, сонсен-ним, – говорю я, – если честно, то это похоже на подглядывание, или чтение чужих писем. Он писал ей, а не нам. Почему мы все читаем и обсуждаем то, что нам не предназначено?
Вопросительно смотрю на затрудняющуюся с ответом учительницу. Класс задумывается над этическим вопросом, который, похоже, никогда не приходил ему в голову.
– Считаю, что совершенно не стоит читать чужую любовную переписку, – продолжаю я, решив высказаться по данному вопрос до конца, «раз пошла такая пьянка», – каждый человек должен выражать свои чувства своими словами. В зависимости от силы этих чувств и выражающие его слова будут соответствующие. Чем сильнее чувства – тем слова красивее. А если кто-то пытается чужие слова выдавать за свои, пересказывая давно написанные стихи, то значит, что чувства у него такие хилые и невзрачные, что даже слов не смогли никаких родить. Или, этот человек – дурак. В обоих этих случаях, следует с подозрением относиться к индивидуумам, использующих чужие слова…
Учительница ошарашенно смотрит на меня.
– Уверена, что если я захочу что-то сказать, то всегда смогу найти для этого слова, – говорю я, видя, что пауза затягивается, – поэтому, я не читаю любовную лирику, сонсен-ним…
– Ты не права, – помолчав, говорит мне учительница, – прекрасные слова, если их не повторять, потеряются. Так же как и картины художников, если на них не смотреть, и музыка, если её не слушать.
– Согласна, – киваю я, – в этом вопросе нет однозначности, и на него может быть множество разных мнений. Но, всё же, я думаю, что есть вещи личные, не предназначенные для всех. Я говорила об этом, сонсен-ним.
– Я поняла, – тоже кивает мне учительница, – я слышала, ты пишешь «хоку»? А что насчёт «сиджо»?[38]38
Сиджо – жанр корейской лирической поэзии, изначально называемый таньга (дословно «короткая песня»). Сиджо родственно японскому стилю хоку – прим. автора.
[Закрыть]
Учительница смотрит на меня, а я смотрю на неё.
Вот не было у меня в прошлой жизни ни случая, ни желания, подзубрить корейскую поэзию! Если честно, то столкнулся я с ней только сейчас, на уроках литературы. До этого, я только слышал о её существовании.
– Ты пишешь стихи только на японском? – неприятно удивляется моему молчанию госпожа СонДи и правильно его интерпретировав, – А как же твой родной язык? Тебе нравится больше японский?
Та-аак, а вот разговоров нам таких не надо! Нефиг мне апатриотичность шить на пустом месте!
– Почему? – тоже якобы удивляюсь я вопросу, постаравшись сделать это погромче, – Пишу! Просто они не попадают в принятые в литературе стили и каноны. Поэтому, я их держу у себя.
– В голове, – после короткой паузы добавляю я на тот случай, если вдруг кому-то захочется взглянуть на записи и черновики.
– Очень интересно, – говорит учительница и предлагает, – может быть, тогда ты что-то прочтёшь, из своего? Хочется оценить, насколько не попадает в жанр, то, о чём ты говоришь.
Я на пару секунд задумываюсь, могу ли я что-то прочесть или следует начать рассказывать, что всё забыл да и стесняюсь. Хотя, поверить в то, что я боюсь публики, вряд ли кто тут поверит. А вот прочесть… Что-нибудь такое, чтобы от меня отстали? Хм, помнится, после полученного от шефа задания сделать перевод песни на корейский, я немного поэкспериментировал, пытаясь переводить стихи с разными стихотворными размерами. Хотел понять, можно ли сразу, на глаз, определить – получится перевести, или, нет? Каких-то вменяемых результатов исследование моё не дало. Оказалось, что стихов я знаю не так уж много, уверенно отнести каждое известное мне произведение к определённому стихотворному размеру – не всегда могу. Но Маяковского я тогда сделал попытку перевести… Вот и пригодилось…
– Это экспериментальные стихи, – сразу предупреждаю я и спрашиваю, – слушать будете?
– Буду, – кивает учительница, – читай.
– Называется стихотворение – «А вы могли бы?», – говорю я и приступаю, собственно, к «телу» стиха.
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана.
Я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?!
Не знаю, сколько именно процентов энергетики произведения Владимир Владимировича мне удалось донести до слушателей, своим не очень удачным переводом, но, похоже, дух певца революции смог просочиться в мирную Корею из другого измерения. Пусть, может, всего лишь четвертью своего полного «заряда», но, «жахнул».
В тишине замершего класса вопросительно смотрю на учительницу, ожидая её реакции.
– Агдан! – помолчав, одним словом высказывает своё впечатление госпожа Пэ ДуНа, и, повернувшись ко мне спиною, направляется к учительскому столу.
(после окончания урока)
Вслед за убежавшими вперёд одноклассниками, вяло перемещаюсь по школьному коридору, размышляя о бренности бытия мира вообще и моего, в частности. Что-то стало надоедать мне сидеть постоянно взаперти. Кто это вообще придумал, что нельзя выходить за школьные стены? Так и свихнутся недолго… Или, клаустрофобия какая ещё разовьётся… В хронической форме…
Внезапно я слышу звуки музыки. Скрипка. Тормознув, прислушиваюсь.
Хорошо играет, – послушав, делаю я для себя заключение, – и кто это так ловко «пилит»? Пойти, глянуть, что ли?
Решив посмотреть, сворачиваю в боковой коридор, иду на звук. Дохожу до источника, заглядываю в класс. Внутри, три девушки. Одна играет на скрипке, две других сидя за первой партой, её слушают. Встав в проёме дверей, я тоже слушаю вместе с ними.
Симпатичная, – формирую я своё мнение о скрипачке, – лицо, грудь… И даже ноги… вроде длинные и… стройные… По местным реалиям это – нонсенс…
Музыка смолкает, скрипачка опускает скрипку. Слушательницы аплодируют и тут все замечают меня.
– Чего тебе? – очень недружественно обращается ко мне одна из подружек скрипачки.
– Ничего, – пожав правым плечом, говорю я, продолжая разглядывать девушку со скрипкой.
– Раз ничего, то иди отсюда! – советуют мне.
Ну и пойду, – думаю я, – тссс… старшие… Наглые, как кони…
Поворачиваюсь, ухожу. Поговорили…
(Урок математики. Идя по проходу вдоль парт, идёт учитель, кладя на парты перед учениками выполненные ими ранее тесты.)
Сижу, смотрю, как учитель раздаёт всем листки с результатами контрольной работы, которую мы писали на прошлом занятии. Положив проверенную работу перед учеником на парту, учитель громко объявляет количество полученных балов и фамилию человека, их получившего. Результаты колеблются от пятидесяти до семидесяти баллов. Интересно, на чё я там понаписал?
Доходит очередь и до меня. Учитель кладёт предо мною моё задание и неожиданно прижимает его рукою к парте, не называя оценку.
– ЮнМи-ян, – обращается он ко мне, – ты занималась математикой дополнительно?
– Нет, сонсен-ним, – отвечаю я, отрицательно мотая головой, – не занималась.
– Точно?
– Точно, сонсен-ним.
– Хм… Пак ЮнМи – сто баллов!.. Максимум…
Учитель идёт дальше, а весь класс оборачивается ко мне.
Ох и нифига себе! – думаю я, беря в руки свою работу, – Что это со мною вдруг? В математике соображать начал… Вот что значит – захотел и приложил усилия! Клёвый результат. Что ж мне только дома так с ней не везло? Наверное, из-за различия в программах. Наша – сложнее…
(несколько позже. ЮнМи разговаривает по телефону)
(ЮнМи) – Добрый день, господин президент!
(СанХён) – Здравствуй, ЮнМи. У тебя сейчас перемена? Я просил секретаря узнать, когда у тебя будет перерыв в учёбе, чтобы позвонить.
(ЮнМи) – Да, сонсен-ним, у меня сейчас перемена.
(СанХён) – Отлично. ЮнМи, что у тебя с учёбой?
(ЮнМи) – Всё хорошо, сонсен-ним, только что получила сто баллов за тест по математике.
(СанХён) – Сто баллов?! Ах-ххх-х… Просто замечательно. Ты молодец!
(ЮнМи) – Спасибо, сонсен-ним.
(СанХён) – А по другим предметам, которые ты будешь сдавать в сунын?
(ЮнМи) – Тоже никаких проблем, сонсен-ним. Почти по всем по ним у меня самые высокие баллы.
(СанХён) – Аджжж! Молодец! Хорошо, что ты так хорошо учишься. Значит, в Кирин не будут возражать из-за твоего отсутствия. Всё, ЮнМи, готовься. На следующей неделе начинаются съёмки фильма. У тебя в нём есть роль.
(ЮнМи) – Спасибо, сонсен-ним! А то я тут плесенью начала покрываться.
(СанХён) – Где? В Кирин? Странно… Я слышал, что ученикам там спать не дают, а ты говоришь, что тебе – скучно?
(ЮнМи) – Тут достаточно всё однообразно, сонсен-ним. И выходить нельзя.
(СанХён) – Ну вот и сменишь обстановку.
(ЮнМи) – Спасибо, сонсен-ним.
(СанХён) – ЮнМи, та мелодия, что ты прислала… Есть проблема.
(ЮнМи) – Какая? Что с ней не так?
(СанХён) – С ней всё хорошо. Очень хорошо. Просто с теми двумя темами, которые ты написала раньше, в фильме стало слишком много музыки. А директор фильма, вместе со своим звукооператором, ничего не хотят удалять. Как тебе такая ситуация?
(ЮнМи) – Ну, не знаю… Много не мало, господин президент. Всегда где-то можно урезать или растянуть.
(СанХён) – Я тоже так считаю. Хочу, чтобы ты помогла им, двоим, справиться с этим вопросом. Ты же – автор. Будешь работать вместе с ними.
(ЮнМи (озадаченно)) – Хорошо, я попробую.
(СанХён) – И ещё нужно будет сделать студийную запись «Порке те васс». Композиция неплохо растёт в европейском сегменте. Хочу, чтобы она представляла нас в Европе.
(ЮнМи) – На французском языке?
(СанХён) – Да. У тебя получилось перевести её на корейский, как я просил?
(ЮнМи) – Я перевела, но выглядит, не очень. Может, лучше исполнить её на испанском? Это будет точно хит, сонсен-ним!
(СанХён) – ЮнМи, эта тема не для телефонного разговора. Приедешь в «FAN Entertainment» мы с тобою это обсудим. А пока – учись, чтобы тебя отпускали без возражений. Что у тебя с танцами?
(ЮнМи (со вздохом)) – не очень…
(СанХён(с огорчением в голосе)) – Тссс… Старайся! Уметь танцевать – одно из главных достоинств айдола!
(ЮнМи (уныло)) – Понятно…
(СанХён) – Всё, ЮнМи, иди, учись. Да, ещё! Раз ты начинаешь работать в графике агентства, я решил назначить тебе менеджера. Пока ещё не решил, кто. Но, как выберу, он тебе позвонит и сообщит тебе твоё расписание. Поняла?
(ЮнМи) – Да, господин СанХён. Спасибо, господин СанХён.
(СанХён) – Всё, до свидания.
(ЮнМи) – До свидания, сонсен-ним.
(ЮнМи закончив говорить по телефону)
– Ийй-яа! – Вскидываю я руку вверх.
Ну, наконец-то, что-то, куда-то, начало двигаться! Не прошло и года, как говорится.
Убираю телефон. Настроение – отличное, организм мурлыкает всплывший из глубин памяти задорный мотив.
Над нами солнце светит, не жизнь, а благодать!
Тем, кто за нас в ответе, давно пора понять,
Тем, кто за нас в ответе, давно пора понять
Мы, маленькие дети, нам хочется гулять!
Хм! Судя по размеру шага… перестука… рифмы… это можно будет перевести… Попробовать, что ли?
(кабинет директора. Господин ДонХё и директор СокГю)
– ДонХё! обращается к подчинённому директор, – мне кажется, что краска сходит с твоего лица быстрее, чем с моего! У тебя есть секрет?
– Господин директор, вам это действительно, кажется. На самом деле всё как раз наоборот! С вашего лица краска сходит гораздо быстрее, чем с моего!
– Мда? – вопрошает СокГю, скептически разглядывая себя в маленькое зеркало, – а мне кажется, что мне не кажется…
– ДонХё, а ну-ка встань рядом со мною! Я сравню наши лица!
(школа Кирин, урок предмета «Нравственное воспитание»)
– Да, ЮнМи? – обращается учитель к поднявшей руку девушке, – Что ты хочешь сказать?
– Господин учитель, – говорит, встав из-за парты та, – у меня к вам просьба. Не отправляйте больше меня на практику в детский дом.
– Почему? – удивляется учитель.
– Мне там не понравилось, – не вдаваясь в подробности, объясняет ЮнМи.
– Что именно тебе не понравилось? – желает знать подробности учитель.
– Дети, – начиная злиться на допрос, коротко отвечает ученица.
– Ты не любишь детей? – изумляется учитель.
– Они… – на секунду задумывается ЮнМи, – непредсказуемы. Не знаешь, что от них ожидать в следующий миг, сонсен-ним. Это нервирует.
– О-оо! – издаёт понимающий звук сонсен-ним, окидывая оценивающим взглядом ЮнМи, – понятно… Но если тебе дать другую работу, что же будет с твоими руками? Всё же началось с них?
– Я одену по две перчатки на каждую руку, – с недовольным видом обещает ЮнМи.
– Вряд ли это поможет, – с сомнением произносит учитель.
– Есть перчатки из толстой резины, – начинает было объяснять ЮнМи, но учитель её перебивает.
– Я имею в виду не это, – говорит он, – я говорю о наполненности смыслом совершаемого тобою действия. Ведь людям нужна помощь не только в тех местах, где тебе комфортно. Например, в том же детском доме.
– Там гавном пахнет, – коротко говорит ЮнМи, отбросив дипломатические иносказания и называя вещи своими именами, – и дети орут. Мне ушам больно, от их визгов.
Учитель секунд пять молча смотрит на ЮнМи. Класс, тоже, молча – «взирает». В воздухе разлиты эмоции недоумения.
– Лучше улицы подметать, – нарушив тишину, произносит ЮнМи.
– Ладно, – произносит учитель, – я приму к сведенью твои пожелания.
– Спасибо, сонсен-ним, – благодарит его ЮнМи.
(«FAN Entertainment» КиХо и СанХён)
– И что, у нас нет никого, кто бы мог это делать? – с подозрением смотря на своего заместителя, спрашивает СанХён.
По выражению лица СанХёна несложно догадаться, что он подозревает, что его – «накалывают».
– У нас недостаток менеджеров, – смотря честными глазами на начальство, отвечает КиХо, – нет даже положенного по закону человека на замену, если кто-то из них вдруг заболеет.
– Странно… – задумывается СанХён, – почему же у меня такое ощущение, что в агентстве постоянно толпа непонятно чем занятых людей?
– Не знаю, господин президент, откуда у вас такое ощущение, – явно наглея, отвечает на пассаж СанХёна, КиХо, – Бездельников я здесь не видел. Но, каждый персональный менеджер отвечает за своего исполнителя. Не представляю, как назначенный вами человек будет ещё дополнительно работать и с ЮнМи. Боюсь, в какой-то момент он встанет перед выбором – кем ему заниматься, ЮнМи, или исполнителями, которые зарабатывают деньги для его зарплаты. Думаю, выбор его очевиден, сонсен-ним.
– ЮнМи ещё не айдол, чтобы назначать ей персонального менеджера, – недовольно произносит директор, – Она ещё учится. Что он будет делать, пока она учится? Сидеть на лавочке у школы и ждать, когда я ему перечислю зарплату?
– Возьмите практиканта с испытательным сроком, – предполагает КиХо, – платить ему нужно меньше, а всем действительно, давно нужен помощник. Пусть пока помогает остальным, а когда потребуется работать с ЮнМи, пусть работает только с нею. Закончит с ней, опять помогает остальным.
– Хм… – задумывается над предложением СанХён, барабаня пальцами по столу, – хм…
– Всё одно, люди нужны, – продолжает убеждать КиХо, – давно уже кого-то нужно было взять.
– Ладно, – принимает решение СанХён, – ты меня уговорил. Найди кого-нибудь. Пусть помогает всем, как ты хочешь и занимается ЮнМи, когда это нужно. Лучше, пусть это будет женщина. И это нужно сделать быстро.
– Хорошо, господин президент. Я сейчас же этим займусь.
– Давай, КиХо. Давай.
Время действия: вечер
Место действия: школа Кирин, кафе. ЮнМи с чашкой цветочного отвара сидит за столиком, перед своим открытым ноутом.
Сижу, облепиховый отвар пью. В баре кончился чай, пришлось взять, что было. Такое ощущение, что я тут в школе один, кто у барист чай спрашивает. Остальные пьют своё, национальное. Похоже, все те, кто, делясь своим впечатлением о Кореи, писали в блогах и статьях, что её население – махровые националисты, особо не преувеличивали. Еда – своя, вещи – свои, лекарства – свои, машины – свои, и даже чай – свой. Из местных сорняков… Ничего чужого им не нужно.
После звонка СанХёна второй день ничего не происходит. Хожу на уроки, учусь. Я думал, что в агентстве организационные процессы протекают быстрее, но ладно… Сказали – ждать, буду ждать.
Пока суть да дело, я, помня о коварных ведущих на ТВ-шоу, решил выполнить поставленную когда-то самому себе задачу – дочитать историю этой страны. А то я дошёл до «нового времени» и там остановился. Делать заданные задания – не охота, да и смысла особого не вижу. У меня вроде бы и так, неплохо с учёбой, можно разок и пропустить. Да и ещё, честно говоря, как-то я, малость, притомился. Устал. Нужно сделать перерыв. Вот, изучаю, подвернувшуюся в интернете статью о финансовом кризисе. Вообще-то я собирался читать учебник, но про деньги – это интересно. И потом, это ведь тоже история. Только в узком, сак сказать, взгляде на неё.
«… Одним из самых тяжелых за последние полвека кризисов считается азиатский. Для большинства он оказался полной неожиданностью. С 1990-го по 1996 год включительно страны Азии в большинстве своем развивались высокими темпами. Модель заключалась в том, что частным компаниям давался, по сути, карт-бланш. Особенно ярко это проявилось в Южной Корее. Еще в 60-х годах прошлого века пришедший к власти генерал Пак ЧонХи…»
Про это я уже читал…
«… При этом, нужно отдать должное правительству ЧонХи, все началось с активной поддержки аграрного сектора. Крестьян освободили от выплат долгов по кредитам. Государство заявило, что банки выдавали их под грабительские проценты…»
Ух ты! А генерал Пак был реально крут! Загнуть в бараний рог банки! Это я не знаю, каким нужно быть! Титановые яйца должны быть у такого человека, это точно.
«… Была принята программа стабилизации цен на сельскохозяйственную продукцию, которая фактически гарантировала аграриям сбыт…»
Клёво. А у нас в газетах пишут, что на каждом рынке своя мафия. Крестьянину на него, со своей картошкой не пробиться. Только за три копейки её торгашам и продавать… Хм, нравится мне такая решительность. Поддерживаю.
«… Затем власти определились с приоритетными отраслями промышленности. Главный критерий выбора заключался в конкурентоспособности производимых товаров на мировом или хотя бы на азиатском рынке. Ставка была сделана на развитие электроники, кораблестроения и автомобильной промышленности. Государство всячески поощряло открытие новых предприятий в этих отраслях. Движущей силой экономики Южной Кореи в тот период стали так называемые чеболи – крупные частные концерны…»
Та-та-та… Та-та-та… Читал уже.
«Результат превзошел ожидания. С середины 60-х по середину 90-х рост промышленного производства в Южной Корее составлял 25 процентов в год. Лучшими были 70-е годы. Тогда этот показатель увеличился до 45 (!) процентов…»
А что, такие проценты роста – и вправду бывают? Не знал. Круто у корейцев получилось…
«… Модель была сохранена последующими правительствами как полностью оправдавшая себя. Однако, за 30 с лишним лет ее существования проявились и негативные стороны. Тесная связь государственного аппарата с крупным частным бизнесом породила благоприятные условия для развития коррупции. В конце 90-х практически все корейские корпорации признались в том, что давали взятки…»
Ну-у… А кто взятки не берёт? Тут «берега» видеть нужно в таком деле, да помнить, что к гробу карманы не пришьёшь. И про страну не забывать. А то когда жрут, как не в себя, потеряв разум от жадности, кому от этого хорошо?
«… Бурные темпы роста экономики Южной Кореи подтолкнули западные банки к активному кредитованию страны. А корейские банки оказались морально не готовы к такому денежному потоку. Вместо того чтобы инвестировать полученные кредиты в производство, они погнались за сиюминутной прибылью. При этом, кредитовали местные компании на основе дружеских отношений, семейных связей, политических симпатий. Экономическое обоснование выдаваемых кредитов банкиров не интересовало. Внешний долг государства рос как на дрожжах, но внешне ничего не вызывало тревоги. Поэтому кризис, ударивший по азиатскому рынку в 1997 году, был как гром среди ясного неба…»
Ну вот, что я и говорил? Зажрались, «берега» потеряли. Вот и результат!
«… В 1998 году три страны – Южная Корея, Индонезия и Таиланд – обратились за помощью к Международному валютному фонду. МВФ выдвинул каждой из них основные условия: политика жесткой экономии, отправка национальных валют в «свободное плавание», сокращение рабочих мест в государственном секторе…»
Похоже, в МВФ на всё про всё один рецепт, после которого – страну в гроб кладут. Что у нас, что тут… Что за организация такая, межмировая?
«… Азиатский кризис почувствовали на себе как европейцы, так и американцы. В результате, он перерос в глобальный, особенно тяжело отразившийся на России, власти которой объявили дефолт. Рубль тогда упал по отношению к доллару в четыре с половиной раза. Причем произошло это в считаные дни. Цены в магазинах на все виды товаров менялись не реже одного раза в сутки…»
И тут в России дефолт был… У нас-то я его не застал, но родители рассказывали невероятные вещи про те времена…
«МВФ разработал стратегию борьбы с азиатским кризисом. Она состояла из трех основных компонентов.
Финансирование . На стабилизацию экономики и реформы Южная Корея, Индонезия и Таиланд получили примерно 35 миллиардов долларов от МВФ…»
Ну, это понятно…
«… Макроэкономическая политика . Для того чтобы остановить обвал курсов национальных валют и предотвратить гиперинфляцию, была ужесточена денежно-кредитная политика. Например, банки регулярно снижали ставки по кредитам, включая потребительские…»
Какие-то святые банкиры тут живут… Ставки снижали! Даже не верится в такое…
«… Структурные реформы. В частности, государства взяли на себя обязательства по перераспределению рабочей силы в целях смягчения социальных последствий кризиса. В этот сложный для мира период всех поразили жители Южной Кореи: они понесли в банки свои драгоценности. В первую очередь сдавали золотые изделия: обручальные кольца, цепочки, ожерелья, серьги, различные фигурки, которые в этой стране принято дарить друг другу… Спортсмены несли медали, завоеванные на различных международных соревнованиях. Все это сдавалось по цене лома, чтобы помочь стране преодолеть глубокий финансовый кризис. Государству не хватало валюты, пришлось брать кредиты у Международного валютного фонда, а он выставил ряд жестких условий. Корейцы не стали протестовать и сделали все, чтобы помочь стране. Рассказывают, что у дверей банков выстраивались очереди из тех, кто принес золото. Некоторые, торопясь на работу, просто бросали через головы впереди стоящих свои украшения и уходили, не получив денег…»
ВОТ ЭТО ДА! Вот это сознательность у людей! Вот это настоящий патриотизм! Отдавать последнее, что бы всем стало лучше!
Я задумываюсь, смотря вдаль сквозь стену кафе несфокусированным взглядом.
Интересно, а я бы пошёл, вот так вот, как корейцы – отдавать свои последние деньги? Ммм… наверное, нет. Всё равно, украдут. Всё сдаденное. Будут, потом, как обычно, рассказывать, разводя руками и с круглыми от изумления глазами – «да, было. Но всё куда-то делось! И никто не знает – куда!». Впрочем, у нас ведь тоже, в войну, люди и на танки и на самолёты деньги несли. Но, с тех пор, государство не один раз людей обмануло, поэтому, дураков нынче нет. Если что, то я бы, для начала, потребовал, чтобы всех этих «игрунов», своими «играми» доведших страну до ручки, для начала бы – расстреляли. Тогда бы я убедился в твёрдых намереньях руководства и может быть, чего-нибудь, да сделал. А так… Что-то давать тому, кому не веришь… Я лучше пропью, как говорится…
Ещё немного поразмышляв над прочитанным, возвращаюсь к тексту.
«… Уже в 1999 году рост экономики в Южной Корее составил 10 процентов. В 2000 году – 9 процентов. Либерализация экономики позволила Южной Корее закрепиться в первой двадцатке наиболее развитых стран. Безработица не превышает 3,4 процента трудоспособного населения. По номинальному ВВП страна занимает 15-е место в мире. Валовой национальный продукт на душу населения – более 31 тысячи долларов (для сравнения: в 1963 году он составлял 100 долларов…»
Мдя-а… Нам бы так..
Задумчиво читаю статью дальше. Вдруг, кто-то садится за мой столик. Отрываюсь от экрана, смотрю. А-а, ХаНыль!
– Примет, ЮнМи! – говорит он.
– Привет, – говорю я, пододвигая ноут.
– Что делаешь? – жизнерадостно спрашивает он, хотя, мне кажется, что и так видно, без вопроса, что я читаю.
– Удивляюсь, – говорю я и поясняю, чему, – оказывается, корейцы, такая крутая нация.
– Конечно, – без тени сомнения в голосе подтверждает мои слова ХаНыль, – а ты что, разве об этом не знала?
– Знала, конечно, – начинаю выкручиваться я, поняв, что увлёкшись чтением, несколько выпал из реальности и сказанул «не то», – просто я знала, а сейчас вдруг осознала. Я сейчас читаю про финансовый кризис. Когда люди отдавали государству золото.
– А-а, – понимающе кивает ХаНыль, – ты про это? Тогда понятно. Да, тогда были не лучшие времена…
– Моя бабушка и дедушка отдали тогда свои обручальные кольца! – с гордостью говорит он.
– Да, тебе можно этим гордиться, – говорю я.
– А твои? – спрашивает он, озадачивая меня вопросом, – Они ведь тоже так сделали?
