Текст книги "Дороги рая"

Автор книги: Андрей Быстров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)

Быстров Андрей
Дороги рая

Андрей Быстров

ДОРОГИ РАЯ

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ (ВЗАМЕН ПРЕДИСЛОВИЯ)

Я посвящаю эту книгу, как и два предыдущих романа – "Эффект Проникновения", опубликованный издательством "Армада-Альфа" в 2000 году, и "Странники В Ночи" – памяти моей жены Светланы. Это естественно не только потому, что таково мое желание. В "Эффект Проникновения" вошел большой эпизод, написанный Светланой, а "Странники В Ночи" основаны на придуманной ею истории (подробнее я рассказываю об этом в предисловии к "Странникам"). Что же касается "Дорог Рая", то книга с похожим сюжетом могла быть написана [А.Б.1]еще четыре года назад. Тогда мы со Светланой записывали на магнитофон наши диалоги о будущем романе, и это была увлекательная игра. Светлана очень любила эту новую историю, и теперь мне уже трудно вспомнить, что здесь принадлежит ей, а что – мне. Во всяком случае, она точно придумала Айсинга Эппла, кота Чака и большинство связанных с ним приключений. Ее голос, её радость от удачных творческих открытий, колокольчики искристого юмора – все это осталось жить на той осыпавшейся магнитофонной ленте... Больно, что Светлане не суждено увидеть книгу, о которой она так мечтала.

Я не мог ответить себе на вопрос, почему не приступаю к этому роману, откладываю эту работу [А.Б.2]снова и снова ради других книг. Не хватало чего-то главного... Такого, без чего книга могла бы получиться пусть веселой и интересной, и все же довольно заурядной. А совсем отказываться от любимой задумки было нестерпимо жаль. Положение спасла Оля Дарвина, появившаяся в один солнечный день с не менее солнечной идеей. И всё! – с тех пор я уже точно знал, как будут выглядеть "Дороги Рая".

Благодарю всех, кто ждал, верил, пролагал пути. Особая благодарность моим родителям – за бесконечное терпение, поддержку и помощь, Ольге Дарвиной – за творческое участие в моей работе, Юле и Сергею Фокиным – за вдохновение и "преферанс по пятницам", Олегу Садовникову – за дружескую и очень полезную критику. Добро пожаловать в мир Айсинга Эппла и Джейсона Рока! И надеюсь, как пел Элис Купер, вам понравится здесь.

Андрей Быстров.

ДОРОГИ РАЯ

Все, что видим мы – видимость только одна,

...ибо тайная сущность вещей – не видна.

Омар Хайям.

Если бы двери восприятия были открыты,

человек увидел бы вещи такими, какие

они есть – бесконечными.

Уильям Блейк.

Пролог

Высокий суд

Авария произошла в среду, четырнадцатого июля двухтысячного года.

(В несколько предыдущих месяцев Юля часто с забавным удивлением думала о том, что ей удалось дожить до двухтысячного – ведь к этому году, как правило, относилось действие фантастических романов, которыми она зачитывалась в детстве и ранней юности. Она подсчитывала, сколько лет ей исполнится в этом книжном Будущем, и двухтысячный рисовался ей годом фотонных космических кораблей, антигравитационных машин и азимовских роботов. Итак, она дожила; ей двадцать пять, и в её городе все те же унылые прохожие, запыленные автомобили и серые дома).

Если соблюдать ненужную уже никому точность, сердце Юли остановилось в десять часов двенадцать минут утра в реанимационном отделении больницы имени Пирогова. Адреналин в сердечную мышцу, дефибрилляция – ничто не помогло. "Все, мы её потеряли", – сказал где-то над её ухом молодой врач.

Самое странное, что ни в момент аварии, ни потом она не лишилась сознания полностью. Черная пелена то накрывала её, то сползала с глаз, но ни на секунду Юля не провалилась в спасительное беспамятство – она видела, слышала, чувствовала, хотя и не могла явно реагировать на происходящее с ней.

Память.

Пыльная улица, пересекающаяся с другой такой же, исчерченной траекториями движения машин и людей, ПОКА неведомых Юле (да и ладно). Она сидела в автобусе, плывущем по реке раскаленного асфальта, насыщавшего воздух мертвым дыханием, и читала непонятную надпись на кирпичной стене.

БЛАНТЫ БЕСПОМОЩНЫ, НЕЙРЫ ОПАСНЫ. ВЫХОД – В МИДЛЕРАХ!

Надпись была сделана вроде бы распылителем, ядовито-синей краской. Смысла её Юля не понимала. Кто такие "бланты", "нейры" и "мидлеры"? Новые политические партии или молодежные группировки?

Потом она вышла из автобуса, Костя Зотов заботливо помог ей сойти со ступенек. Кажется, она спросила его о блантах; и кажется, он недоуменно помотал головой.

Ей оставалось только перейти улицу, к двойным стеклянным дверям с табличкой "ОАО АСК". Тут как раз было все ясно – "Алюминиевые Строительные Конструкции", дивизион алюминиевых конструкций, группа "Русский алюминий" на базе завода "Металлург". Именно здесь Юле обещали первую в её жизни работу по специальности – инженера-конструктора. Она поступила в институт довольно поздно, не с одного захода, и только в прошлом году закончила факультет промышленно-гражданского строительства. Новоиспеченному специалисту, да ещё девушке, найти работу в России двухтысячного года, едва начавшей выкарабкиваться из ямы кризиса, было нелегко. Юле помогли случай и двоюродный брат, нажавший нужные кнопки. Сегодня, в среду четырнадцатого июля, она торопилась на первую встречу с будущим начальником в сопровождении Кости, который ни за что не хотел отпускать её одну в знаменательный день.

Память – 2.

Её собственное дыхание и запах бублика (она жевала бублик), сладковатый и вязкий. Жара, грохот, ноги устали от каблуков ... Юля вздохнула легонько. Вздох разнесся как взрыв, точно разорвал её барабанные перепонки.

Огромный американский джип, вывернувший из-за угла, врезался в грузовик. Прицеп грузовика развернуло, понесло на тротуар, туда, где стояла Юля, пережидая транспортный поток ... Костя Зотов стоял чуть поодаль. Он не пострадал, его даже не задело.

Страшный удар отшвырнул Юлю к дому. Теперь Костя был далеко. Он видел падающую девушку, беспомощно зажавшую бублик в левой руке, а правой стискивающую ремешок белой, как смерть, сумочки. Что-то вспорхнуло ему навстречу, соломенная птица, над местом падения Юли, над кровавым следом на стене.

/ Любовь?../

ЕГО остановленный взгляд, ЕЁ боль.

Какой-то сигнал, похожий на телефонный звонок. Скрежет – гигантский локомотив тронулся в путь. Темнота.

(И вот тут – первая странность: невозможность ПОТЕРЯТЬ СОЗНАНИЕ, спастись от боли).

Взглядом расширенных глаз Костя пожирал прицеп грузовика, смотрел на Юлю в недоумении. Почему она не встает? Отчего так безобразно много крови вокруг? Ужас и надежда: может, снится? Или лопнул пакет с томатным соком вон у той тетки в авоське?

Темнота – 2.

Боль – 2: тупая, в области сердца.

Вспышка в темноте.

Свадебный марш, поздравления друзей, шепот в постели. Юля и Костя расставляют мебель в новой квартире. Юля подумала о ребенке (хорошо бы!) ТА Юля, радостно гуляющая по необжитой комнате. Парящее счастье, как летающий розовый малыш с дудкой и флажком. Фанфары со стен, оклеенных попугайскими обоями. Грохот любви, сливающийся с грохотом ТЕХ тяжелых колес на стыках рельсов.

Боль опутывала цепями руки и ноги, сковывала суставы. Что-то громадное сдвигалось вновь. Снова сигнал – теперь вой сирены "Скорой Помощи". Лежа в машине, Юля в последний раз видела Костю Зотова, но не он был над ней, а наоборот – она над самой его головой.

Потом – реанимация, внешне суматошные, а на деле четко выверенные перемещения врачей и сестер.

И ЗДЕСЬ, когда она умерла, сознание не покинуло её.

"Все, мы её потеряли".

Может быть... ОНА потеряла боль.

Взамен явился тянущий к себе яркий свет, и Юля воспарила в этом свете. Она вспомнила прочитанную по случаю книжку какого-то американца – не то о жизни после СМЕРТИ, не то о жизни после ЖИЗНИ. Американец этот собирал истории людей, побывавших в объятиях клинической смерти. Там постоянно упоминался свет, полет через тоннель, существо из света, просящее людей оценить свою жизнь... Тогда Юля пожала плечами и засунула книжку подальше на полку.

Но...

НЕУЖЕЛИ ПРАВДА – хоть что-то?!

Каждый раз, когда она пыталась уклониться от света, справа и слева начинали стучать тысячи молоточков, молотков и молотов. А сзади что-то ворочалось со скрежетом, будто скрипело зубами, и не могло стронуться с места... Свет впереди – белый, ослепительный – подхватил Юлю, пронес через себя, прошел сквозь неё и отпустил. Его работа закончилась – Юля стала легкой, прозрачной, и ей не нужно было больше дышать... Бесплотная, она летела дальше и видела под собой

/ КАК видела? Ведь у неё не было глаз! /

черные дыры с неровными, словно обкусанными краями, и вокруг них носились сотни мерцающих звезд. Сверкающие линии расчерчивали тьму, как инверсионные следы каких-то необычайных истребителей, чудом не срывающихся в исполинские пропасти пустоты.

/Потом она узнала, КТО это – звезды, линии, черные дыры. Не ЧТО, а КТО./

Ржавое чудовище, скрежетавшее зубами сзади,

/ КАК она слышала? Ведь у неё не было ушей! /

наконец пришло в движение. Покатились в бездны незримые камни, обрушились где-то горы, все скалы мира, сотрясаясь, рухнули в беспредельность, которой нет названия.

Юля взмыла ввысь, к пылающему Солнцу, не такому, какое видят обычно люди Земли за атмосферной дымкой. Она ощущала его жар,

/ КАК? Ведь у неё не было тела! /

но он не обжигал, напротив, был приятен и РАЗРЕЖАЛ, все более легкой прозрачностью. А воздух (если тут был воздух) густел, становился молочно-белым, застилал невероятное Солнце, и Юля уже не летела, а плыла в нем, сужая круги к темной воронке в сердце белизны.

Она низринулась в тоннель,

/ О да, он есть! /

где не существовало ни скорости, ни направления, ни времени, ни пространства. Это не походило на падение Алисы в кроличью нору, ведь Алиса падала ОЧЕНЬ ДОЛГО, а Юля летела сквозь тоннель ВООБЩЕ НИСКОЛЬКО или ДОЛЬШЕ, ЧЕМ ДОЛГО.

Она вынырнула в совсем новом мире.

Далеко внизу здесь простиралось безбрежное лазоревое сияние, похожее на опрокинутое небо, не имевшее ни границ, ни горизонтов. Разумеется, если не было границ, не было и центра у перевернутой небесной чаши, но если говорить о центре условно, он скорее всего, находился там, куда был направлен взгляд

/ чувствование? восприятие? /

совершено потрясенной Юли.

Там утопали в лазоревой неопределенности блестящие, будто бы металлические опоры исполинской ажурной конструкции. Она могла бы напомнить об Эйфелевой башне... Однако размеры парижской достопримечательности едва позволили бы ей стать мельчайшим винтиком в этой Башне Света, как мысленно назвала сооружение Юля.

Башня Света уходила в неизмеримую высь, и так же невозможно было разглядеть

/ ощутить /

её вершину, как и основание. Юля каким-то образом понимала, что даже если долго и бессмысленно стремиться, вершины все равно не достичь. Там ажурные фермы и полупрозрачно-голубые поблескивающие трубы Башни сначала тускнеют, а потом растворяются, сливаясь с Неведомым.

Неожиданно Юле, парившей на огромном расстоянии от Башни, стало любопытно,

/ может быть, как инженеру – строителю /

как и на чем может держаться столь неохватная конструкция. Вскоре она с изумлением убедилась, что никак и ни на чем... Ни одна ферма, ни одна опора, ни одна труба не соединялась с другими, хотя элементы сооружения сходились достаточно близко. Разве что – нити невидимой паутины? А между фермами, перекладинами, переходами и мостиками висели большие сверкающие плоскости, каждая размером в два-три футбольных поля, прозрачные и в то же время зеркальные, словно площадки для игр титанов. Их было очень много, они располагались везде, под самыми немыслимыми углами, и на каждой кипела муравьиная деятельность. Но там были не муравьи, там были...

Ну, конечно! Люди, как и на Земле – но те, которых на Земле УЖЕ НЕ БЫЛО.

И стало ясно, почему темные продолговатые зерна беспрерывными цепочками ползут снизу вверх внутри полупрозрачных труб. Лифты! Снизу вверх, всегда снизу вверх. В обратном направлении – ни одного. Никогда. Но ведь пустые кабинки должны возвращаться? Так и было бы там, откуда пришла Юля... Но не здесь. Здесь все устроено иначе.

Те скользящие линии над чернотой дыр и пропастей – они продолжаются и тут. Сигналы, слова. И мерцающие звезды. Люди, сумевшие стать звездами.

И все они движутся, останавливаются, сталкиваются, перемещаются куда-то дальше... Куда?

Ничто не подсказывало Юле ответа.

Охваченная всепоглощающей жаждой узнать, рассмотреть, подобраться поближе, Юля готова была ринуться вперед, к Башне Света. О последствиях она не задумалась ни на миг (да и каких ещё последствий приходится опасаться уже умершему человеку?!) Увы, она не была вольна направлять свой полет. Она попала в жесткий отклоняющий луч, отбросивший её прочь от Башни, пронеслась сквозь скоротечную зону мрака и очутилась в городе.

Да, она вдруг угодила в какой-то футуристический город, словно внутрь новейшей компьютерной игры. Восприятию подробностей мешала бешеная скорость, с какой она мчалась низко над улицами. Мелькали сложнейшие многоуровневые развязки, где совсем уже неразличимый в деталях транспорт сливался в сплошной поток, дома, похожие на грибы и песочные часы, вращающиеся кольца огней, что-то вроде длинных рядов стартующих ракет...

Потом скорость полета резко упала, будто у влекущего (или подталкивающего) луча иссякла энергия. Юля медленно пересекла обширную площадь перед большим белым зданием с колоннами. Вход охраняли вооруженные подобиями алебард существа, которых Юля издали приняла за обыкновенных внешне людей. Лишь подлетев поближе к одному из них, она убедилась, что это не так.

Сходство с человеком существу придавало только то, что оно было двуногим, да ещё рост. Выше пояса начинались различия. Торс в редкой кольчуге сплошь покрывала мягкая на вид белая шерсть, как и руки, и шею (наверное, и ноги, но они прятались под доспехами или латами). Рук было четыре – верхняя пара и нижняя прямо под ней. На лице выделялись огромные круглые глаза, выражение их живо напомнило Юле о китайских пандах. Да и соотношение черт этого странного лица, и торчащие меховые ушки заставляли думать о пандах... Возможно, из-за того Юля и не ощутила никакой неприязни к этому чужеродному, далекому от землян созданию – скорее симпатию, и уж конечно интерес.

По-прежнему скользящим призраком, бесплотным духом она влетела под купол здания мимо стражей и повисла, впитывая зал.

Там собрались сотни таких же существ, разместившихся на установленных полукольцами скамьях. Они шумели, кричали...

С Юлей произошло ЧТО-ТО... Она стала частью этого мира, но не полностью, а так, как может стать частью незнакомой страны путешественник, прочитавший об этой стране пару поверхностных книжек и худо-бедно выучивший язык. Например, она знала, что люди – панды называются стрэглами, но не знала, откуда взялось это слово, каково его происхождение. Она слышала их реплики, она понимала их речь, но не всегда могла догадаться, о чем конкретно они говорят, потому что многие слова оставались непонятными, а контекст событий и подавно.

Тем не менее Юля не сомневалась, что присутствует на судебном заседании.

"Эге... Не тот ли это Высший Суд, обещанный земными религиями? Но стрэглы ни на ангелов, ни на чертей не похожи. Да и кого будут судить меня? Вроде бы они о моем присутствии не подозревают. Или я кругом ошибаюсь?

ПРОНИКНОВЕНИЕ Юли становилось все более глубоким. С каждой секундой она осознавала все большее количество значений, точно способный ученик, разбирающийся в новой для него науке и с радостью постигающий оттенки её смыслов. Но здесь способности и желания Юли были ни при чем, все происходило помимо её воли.

Теперь ей было известно, что старый стрэгл, восседающий за деревянным столом на неудобном стуле с высокой спинкой, именуется Высоким Судьей, зависший над его головой двухметровый меч – ни что иное, как Меч Правосудия, и сделан он из пластика, безупречно имитирующего полированную сталь. А два стрэгла в красно-черных мундирах, удерживающие Меч на пропущенных через блоки позолоченных цепях – церемониймейстеры Дворца Юстиции Айсингфорса... И так далее, сотни, тысячи темных комнат освещались в сознании.

Правая рука Судьи (из нижней пары) покоилась на спине хрустального паука, символа мудрости, а левая поглаживала мраморную фигурку стрэгла с опущенной головой и закрытыми глазами – символ беспристрастности. Верхняя пара истерзанных старческими недугами рук была скрещена на груди под черной мантией, слегка распахнутой – из-под неё виднелась белая мягкая шерсть. Белый цвет означал, что Судья спокоен и сосредоточен – стрэглы выражали эмоции не столько мимикой малоподвижных лиц, сколько изменением цвета густой шерсти.

Жестом Судья призвал к тишине.

– Единство в гармонии, – хрипловато начал он. – Вот что такое наша Империя. Совершенство звездных систем и совершенство творений разума. Тысячелетиями форсеры Галактики работали во имя сохранения и укрепления цивилизации. Тысячелетиями на эти грандиозные дерзания взирали диперы большинство с благоговением и желанием помочь в меру сил, меньшинство с завистью и затаенной ненавистью. Тысячелетиями Империя благодетельствовала слабым, тянущимся к подлинному свету, карала коварство и мятеж. Оглянитесь вокруг! Пусть ваш мысленный взор проникнет за пределы Айсингфорса, окинет галактическую безбрежность. Что вы видите? Да! Единство в гармонии, предписанной Творцом Вселенной. Через тернии мы пришли к звездам, как сказал кто-то из почитаемых на Земле святых... Кажется, Билл Гейтс.

– Старик сегодня в ударе, – шепнул соседу один из слушателей во втором ряду, – феноменальная речь. Если в ход пошел Билл Гейтс, бедняге Айсингу не поздоровится...

– Еще бы, – послышался ответ. – Похоже, вступительная патетика себя исчерпала. Сейчас начнет громить.

– И хотя значение слова "тернии", – продолжал Высокий Судья, давным-давно забылось, не приходится сомневаться, что это вещь едва ли приятная... Наверное, что-нибудь вроде крейдов... Гм... Кажется, я отвлекся. Итак, через крейды... Через тернии к звездам вел нас несгибаемый дух, выпестованный в колыбелях нравственной чистоты. Однако, – в голосе Судьи появились угрожающие интонации, – находятся порой среди стрэглов личности, для которых столь дорогие всем нам моральные принципы – пустой звук, которые не останавливаются перед совершением чудовищных по цинизму преступлений! Деяния таких персон, сделавших омерзительный порок нормой жизни, не могут не наполнить отвращением сердце каждого лояльного стрэгла. Пусть немного среди нас подобных подрывных элементов, но распространяемые ими семена всепроникающей энтропии опасны для стабильности Империи! Сегодняшний процесс призван восстановить попранную справедливость. Согласно воле народа Айсингфорса, он проводится по форме части первой Кодекса Ареана – подсудимому отказано в адвокате. Да будет так! Введите Айсинга Эппла.

Судья откинулся на спинку стула и бросил взгляд на Меч Правосудия.

Медленно распахнулась тяжелая дверь. Публика возбужденно зашумела под конвоем шести стражников, вооруженных ритуальными алебардами, в зале появился подсудимый. Он оглядел собравшихся с веселым изумлением.

– Эге! – воскликнул Айсинг Эппл. – Народу не меньше, чем на финальном матче... Кстати, Ваша Честь... Не сомневаюсь, что вчера выиграли Душители, но с каким счетом?

Высокий Судья покраснел, в самом буквальном смысле (красный цвет означал гнев). Впрочем, он тут же овладел собой, и шерсть стала нейтральной, белой.

– Займите место на скамье подсудимых, – холодно распорядился он.

Айсинг Эппл пожал плечами и прошел к скамье, но не сел, а остался стоять, давая возможность публике разглядеть себя хорошенько. Одет он был вызывающе – в просторную куртку-флаш. Эти куртки только-только входили в моду среди аристократической молодежи Айсингфорса и считались весьма экстравагантными. Ни каждый рискнул бы надеть флаш, да и стоили они дорого. Особенностью флаша являлась способность ткани менять цвет синхронно с изменением цвета шерсти владельца.

На свидетельской скамье, где сидели четверо причудливо разодетых дам, явно стремящихся держаться подальше одна от другой, произошло сильнейшее замешательство, выплеснувшееся гаммой радужных красок.

– Вызываю свидетельницу Кристу Кори Эппл! – провозгласил Высокий Судья и добавил растерянно: – Она же потерпевшая... Тут у нас были разногласия...

Сидевшая справа юная леди в драгоценной мерцающей накидке (ограниченный импорт с Меридиора) изящно поднялась и прошествовала к свидетельской трибуне с гордо воздетым подбородком. По пути она послала Айсингу воздушный поцелуй, что не осталось незамеченным. Ультрамодный флаш подсудимого ответил Кристе Кори игривыми плавными переливами и стал желтым (цвет любви и нежности). В зале кто-то громко ахнул, кто-то зааплодировал, кто-то выкрикнул: "Позор!"

– Тишина и порядок! – рявкнул Судья. – Свидетельница, вы готовы дать показания?

– Да, Ваша Честь.

– Вы подтверждаете, что доводитесь супругой присутствующему здесь Айсингу Эпплу?

– Протестую, Ваша Честь, – перебил Айсинг. – Я принадлежу к главной ветви древнейшего и славнейшего рода, династии Ареанов, Основателей, и ношу планетарное имя. Таким образом, просьба и титуловать меня соответственно УЭР Айсинг Эппл. Никто не может быть лишен привилегий до вынесения приговора и его вступления в силу.

– А вот мы посмотрим, какой ты уэр, – выкрикнули в задних рядах, где толпилось простонародье.

– Тишина, – буркнул Судья, – протест принят... Свидетельница, вы...

– Подтверждаю, – сказала Криста Кори. – Да, я законная супруга уэра Айсинга...

Она оглянулась на свидетельскую скамью, откуда донеслось возмущенное фырканье.

– А известно ли вам, – с нажимом произнес Высокий Судья, – что подсудимый уэр Айсинг Эппл, попирая устои нравственности и надругаясь над вековыми традициями и здравым смыслом...

– Протестую! – вновь прервал его подсудимый. – Меня судят за нарушение закона, и давайте придерживаться фактов. Над чем я там надругался и что попирал, это скорее для газетчиков...

– Протест принят, – скрепя сердце молвил Судья. – Приношу подсудимому извинения.

– Принимаю, – великодушно-снисходительно кивнул Айсинг. Судья покраснел снова, но сумел совладать с эмоциями.

– Известно ли вам, свидетельница, – спросил он жестяным голосом, – что подсудимый, используя доверчивость должностных лиц и фальсифицируя документы – это полностью установлено и доказано предварительным следствием – ухитрился жениться ещё трижды в трех различных городах?

В зале стало совсем тихо. Невзирая на то, что обвинение было широко растиражировано заранее всеми средствами массовой информации Айсингфорса, сейчас оно впервые прозвучало из уст Высокого Судьи и обрело грозную убедительность. Кое-кто из задних рядов уставился на Айсинга Эппла с плохо скрытой завистью...

– Я узнала это недавно, ваша честь, – спокойно проговорила Криста Кори. – От самого Айсинга. Но я знаю также и то, что законной супругой являюсь только я. Остальные – просто шлюхи, которые...

– Сама ты шлюха! – раздалась отчетливая звонкая реплика со свидетельской скамьи, напоминающая пощечину. – Он любит меня!

– Свидетельница Лейти, – поморщился Судья. – Вас вызовут...

Криста Кори не дала ему закончить фразу – она решила установить очередность судебной процедуры собственными, более радикальными средствами. Быстрым движением распахнув сумочку, она выхватила маленький блестящий шарик и метнула в распоясавшуюся конкурентку. Полыхнула голубая вспышка, повалил едкий сизый дым. Свидетельницы и зрители завопили от испуга и от боли в глазах, репортеры – от восторга.

– Джонг побери! – взревел Судья. – Стража, сделайте что-нибудь!

Стражники уже запустили механического жука, принявшегося активно отсасывать слезоточивый газ, но Криста Кори на достигнутом не остановилась. Она смело ринулась в редеющее облако дыма и начала обрабатывать соперниц прицельными ударами сумочкой. Не прошло и пяти секунд, как четыре дамы сплелись в визжащий клубок.

Свидетельница Лейти, получившая ощутимый удар в ухо, вылетела из обоймы и врезалась прямо в церемониймейстера, державшего цепь от Меча Правосудия. Тот свалился на пол, естественно, выпустив цепь. Второй церемониймейстер поспешно заключил, что на коллегу совершено покушение, тоже бросил цепь и кинулся на помощь. Таким образом, ничто более не удерживало Меч Правосудия над судейским стулом. Высокий Судья как раз поднимался во весь рост, дабы призвать к порядку могуществом своего авторитета, когда злополучный Меч стукнул его по голове. Судья рухнул обратно на стул и лишился чувств.

Репортеры торжествовали. Два десятка стражников тщетно пытались растащить разъяренных дам, что удалось лишь тогда, когда на подмогу подоспели дюжие полицейские. Четырех влюбленных леди растолкали по углам зала, подальше одну от другой. Они продолжали огрызаться и даже обменивались плевками, но расстояние было слишком велико.

Очнувшийся Судья потирал шишку на темени, сконфуженные церемониймейстеры снова подвешивали Меч Правосудия. Подобие порядка воцарилось во Дворце Юстиции не скоро.

– Ваше поведение, – хрипло обратился к свидетельницам Высокий Судья, не имеет оправданий. Не знаю, как его и назвать. Подсудимый совершил страшное преступление. Многоженство! Может ли быть что-либо отвратительнее для добропорядочного стрэгла? Но вы! Вместо того, чтобы подвернуть преступника гневному осуждению, бросить ему в лицо слова возмущения и порицания... А! – Судья махнул правой верхней рукой. – Допрос свидетельниц я продолжать не стану, происшедшее только что на наших глазах – лучшее доказательство. Вина доказана в суде, да... Наказание согласно кодексу Ареана...

– Смерть! – крикнул кто-то.

– Правильно, – кивнул Судья. – Но есть смягчающее обстоятельство. Подсудимый явно не имел корыстных намерений... Он богат, свидетельницы, они же потерпевшие – напротив, бедны...

– Какие там корыстные намерения, – небрежно обронил Айсинг Эппл. – Все дело в моей доброте и щедром сердце...

– Оглашаю приговор. – Судья оставил без внимания замечание Айсинга. Подсудимый лишается всех прав состояния и всего имущества, находится ли таковое на Айсингфорсе или любых других планетах, движимого и недвижимого, равно как в наличных деньгах, ценных бумагах и банковских вкладах, в пользу Кристы Кори Эппл. В то же время указанная Криста Кори штрафуется за неуважение к суду в размере половины присужденного ей имущества. Подсудимый пожизненно лишается всех гражданских прав Айсингфорса, всех привилегий уэра и приговаривается к высылке на Лас-Вегас, планету разврата и порока, где ему самое место...

– Нет! – выдохнули четыре свидетельницы, а Лейти добавила: – Айсинг, милый, я полечу с тобой...

Эти слова вызвали теплую волну живейшего сочувствия в зале.

Айсинг улыбнулся, что подчеркнула розовая окраска флаша.

– Спасибо, Лейти. Я всегда верил в твою любовь... Но ты не знаешь, о чем говоришь. Одно дело – быть третьей женой богатого аристократа, совсем другое – подругой нищего изгнанника на опасной планете.

– Мне все равно, – упрямо сказала Лейти.

– Свидетельницы, – встрял Высокий Судья, – ко всем четверым обращаюсь... Не льстите себя надеждой, что кто-то из вас сумеет тайно посетить Лас-Вегас и вернуться. Это не удавалось ещё никому. Закон вам известен. Всякий, чья нога ступит на проклятую планету без ведома и санкции властей, автоматически перестает существовать для цивилизованного мира. Так что если решитесь – решайтесь сейчас, чтобы не отрывать потом полицию от более важных дел...

– Я решилась, – тихо произнесла Лейти.

– Нет! – твердо ответил ей и Судье Айсинг Эппл. – Словом уэра я запрещаю следовать за мной!

– Ты больше не уэр, – крикнули откуда-то из задних рядов.

– Пока я на Айсингфорсе – я уэр. Приговор вступит в силу, как только корабль покинет орбиту, не раньше.

Судья, которого тоже проняло, развел всеми четырьмя руками.

– Таков закон, – подтвердил он. – Слово уэра. Свидетельница Лейти, вы не можете с ним лететь.

Флаш Айсинга засветился голубым, и это была печаль.

Юлю настолько затронула последняя сцена, что ей захотелось как-то вмешаться. Увы, даже если бы это было в её возможностях физически (чего не было), её время на Айсингфорсе подходило к концу по той же неведомой причине, по какой она вообще попала сюда. Но на сей раз её не тащил и не толкал никакой луч, просто купол и стены Дворца Юстиции стали бледнеть, размываться полосами, точно их стирали взмахи гигантского пространственного ластика. Все исчезало в мерцании, забивалось помехами, кроме Айсинга Эппла в голубом флаше. Он один воспринимался реальным в меркнущих декорациях суда, и от него исходила, распространялась расширяющимся кольцом неслышимо звенящая волна, подобная той, какой была сейчас и сама Юля. Их волны соприкоснулись, вибрируя в таинственной интерференции, притягиваясь и отталкиваясь, и это волшебное притяжение/отталкивание проникло в Юлю изнутри

/ ближе к центру её нематериальной структуры, потому что она была открыта миру и нигде не кончалась в нем /

тысячами восхитительных электрических покалываний. Но это продолжалось очень и очень недолго даже в её расплавленном Времени. И без того тончайшее плетение волны истончилось до предела, и силуэт Айсинга Эппла расплылся последним в полосато-бесцветном исчезновении. Юля почувствовала то, от чего в транцендентном полете уже успела отвыкнуть: силу тяжести. Она падала, и падала стремительно. Внизу мелькнуло что-то зеленое, вокруг раздавался треск, словно Юля катилась с дерева сквозь крону, ломая ветки. Она упала почти плашмя, больно ударившись о какую-то поверхность, к счастью, не слишком твердую. Однако удар был так силен, а боль так ярка и неожиданна, что Юля подумала только: "Ничего себе... Для бесплотной души чересчур здорово стукнулась".

И тут – впервые с момента аварии – она наконец потеряла сознание.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ИЗГНАННИКИ

1

Первым, что она увидела, едва с трудом открыла глаза, был муравей, ползущий по травинке. Самый обыкновенный, деловитый, сосредоточенный рыжий работяга... Юля перевела взгляд от муравья дальше. Трава, залитая мягким закатным солнечным светом, перелесок, заросли орешника, горки сухой листвы, в которых кто-то пыхтел и возился – ежик, наверное.

Юля скосила глаза на свои руки с тонкими запястьями и длинными пальцами, на свое скромное желтое платьице чуть выше колен – она надела его, отправляясь на встречу с работодателем, белые туфельки на высоких каблуках... Поодаль валялась её сумочка.

Правая сторона тела (Юля лежала навзничь в траве у корней толстого дерева) болела так, будто её обработали горячим утюгом. Но если она болит, значит, есть чему болеть?!

Со стоном вытянув руку, Юля уцепилась за ремень сумочки, подтащила её к себе, вынула зеркальце (оно не разбилось, даже не треснуло). Ей было страшно взглянуть на себя, но когда она сделала это, увидела то же, что и всегда: симпатичную русоволосую девушку с высоким чистым лбом, прямым носом и темно-синими глазами. Ни ссадин, ни синяков на лице. Юля попыталась встать, и это удалось ей почти легко. Если не считать боли в боку, кажется, никаких повреждений... Она недоверчиво ощупала себя, потрогала колечко с маленьким искусственным рубином на пальце левой руки, подергала сережку в ухе, потянула за витой браслет. Все настоящее, все на месте – и бижутерия, и сумочка, и туфли, и она сама, Юля. Здорова и по всей видимости, жива. По крайней мере, раньше ей не доводилось слышать, чтобы в рай попадали со всем наличным имуществом.