Текст книги "Вкус запретного плода"
Автор книги: Анастасия Орехова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)
29
– Знаешь, Марина, я все это время думал о нас с тобой, – заговорил Сергей, едва они вышли на улицу. – Я понял, что не смогу без тебя жить. Нет, конечно, все это правда, – жестом руки остановил он Марину. – Нам с тобой негде жить, совершенно неясно, как быть с Валькой и с твоим ребенком, да заодно не худо бы выяснить, чей мужской голос отвечал мне вчера и позавчера по твоему телефону. Но… – Сергей понизил голос. – Не знаю, поймешь ли ты, но в каком-то глубоком, вселенском, я бы сказал, смысле все это совершенно неважно, а важно то, что уже сказал: я люблю тебя и не смогу без тебя жить. Марина, ты понимаешь меня?
Марина с восторгом кивнула. Сама она чувствовала примерно то же самое, но вряд ли смогла бы выразить это словами. А Сергей продолжал:
– Мы подождем, будем просто встречаться, это же не катастрофа, нам еще так мало лет! Марина, ты сможешь ждать? Я готов ждать хоть целую вечность, лишь бы потом мы смогли быть по-настоящему вместе!
– Конечно, Сережа, я буду ждать! – отвечала Марина, очарованная его словами, не до конца понимая, что это такое – ждать и в чем это должно, по мнению Сергея, выражаться.
– Ну вот, я знал, что ты меня поймешь! – И счастливый Сергей заключил Марину в объятья. – Знаешь, – зашептал он ей прямо в ухо жарким прерывистым шепотом, – я тебя сейчас украду! Я увезу тебя в одно место, я всю субботу старался это устроить, и наконец получилось!
– Что получилось?
– Ну, я, конечно, понимаю, что мы пока не сможем быть по-настоящему вместе, но хотя бы одни сутки, одни только сутки, двадцать четыре часа, подари мне, Марина, пожалуйста. Черт с ней, со школой, и со всякими делами, не говори только, что это невозможно! Подумай, Марина, что значат эти двадцать четыре часа в сравнении с тем, как мы любим друг друга! Мы не были еще по-настоящему вместе! Марина, пожалуйста! – Он был готов заплакать.
Марина молчала, думая, что ей ответить. А как же Ксюшка? Что же с ее обещанием Денису?
– Марина, не молчи! Скажи, что ты поедешь со мной! Скажи, а то я умру!
– Я… – произнесла наконец Марина. – Ой, даже и не знаю, что тебе сказать.
– Скажи «да»! – В глазах Сергея светилась такая мольба, что сердце Марины не выдержало.
– Да, – сказала она, сознавая, что хочет этого не меньше, чем он, даже больше. Денис поймет, все остальные поймут, должны понять, ведь это же одни только сутки, одни лишь сутки, а там будь что будет!
Ехали они долго – сперва на метро, потом в электричке по другой дороге, совсем не по той, что вела в Крольчатник. Потом шли лесом, чужим, незнакомым. Когда они наконец дошли до какого-то заброшенного дачного поселка, уже стемнело. Сторож выдал им ключ, которым Сергей торжественно отпер дачу, небольшую деревянную хибару, заиндевевшую внутри от холода. У Марины зуб на зуб не попадал, пока Сергей не растопил печь. Да и потом прошло еще часа три, прежде чем стало теплее.
Дача состояла из одной этой отапливаемой голландкой комнатки. Был еще закуток для кухни и хорошая летняя веранда, при одном взгляде на которую Марину мороз по коже пробирал. На плите Сергей согрел котел воды, и они пили чай и вино, которое привез Сергей с собой, шампанское, выстрелившее в потолок с оглушительным треском. Наконец стало теплее, они сбросили пальто, уселись вдвоем, тесно прижавшись друг к другу, на большой железной кровати с латунными шариками, накрывшись сверху ватным одеялом. Потом погас свет, и Сергей зажег на столе свечу, и они смотрели на эту свечу с кровати, и каждый про себя вспоминал Пастернака, но они никак не могли ни на что решиться.
От близости Сергея у Марины кружилась голова, однако стоило ему пытаться проникнуть в нее, как она испуганно отшатывалась, и Сергей сразу же терялся.
– Что с тобой? – беспомощно спросил он наконец. – Чего ты боишься?
– Я боюсь… – Марина на секунду замялась, не зная, как ему объяснить. – Я боюсь, что все будет так, как оно бывало не раз с другими.
– Не бойся. Посмотри на меня, разве я похож на других?
– Нет, – улыбнулась Марина.
– А разве ты любила этих других так же, как меня? И скажи, разве кто из них любил тебя так, как я?
– Нет, конечно!
– Вот видишь! Не бойся, любимая моя, ничего не бойся! Иди ко мне, я так долго ждал этого часа!
– Да, – сказала Марина.
Напряжение последних часов оставило ее. Вдвоем с Сергеем они аккуратно сняли Анино платье, повесили его на спинку стула, подальше от печки, чтобы случайно не подпалить. Маринины плечи сразу же покрылись гусиной кожей, и она нырнула под одеяло, где на ощупь они сбросили друг с друга остальную одежду. Марина стонала и вскрикивала, таким наслаждением наполняло ее каждое Сергеево прикосновение. Он провел рукой по внутренней стороне ее бедра, и Марина, не в силах ждать дольше, вся изогнулась к нему навстречу.
– Иди ко мне! – прошептала она. – Иди, пожалуйста, ну что же ты?
Огромное ватное одеяло отгородило их, казалось, от всего мира, холодного, безразличного, и создало специально для них отдельный, крошечный, теплый мир любви. Сергей вошел в нее, и Марина закричала. Она кричала долго и громко, не боясь, что ее услышат. Кому было слышать ее в пустом доме, в пустом поселке, в ночном лесу? Сторож давно уже спал. Одна только луна смотрела на них сквозь запотевшее окно. И когда Марина рискнула высунуть из-под одеяла нос, ей почудилось, что луна улыбается.
Часть пятая
1
– Марина приехала! – закричали все дети разом, едва Марина появилась в дверях столовой. Пес Руслан вылетел из-за рояля, взгромоздил Марине лапы на плечи и одним движением мощного широкого языка вылизал ей все лицо.
Дети обступили Марину со всех сторон. Они визжали, прыгали, вопили что-то нечленораздельное. Отстранив собаку, Марина каждого по очереди, да и без очереди, принималась обнимать и целовать. Ох, как же она по ним соскучилась! Одного Марина подхватывала на руки, другой тем временем подставлял стул и со спины норовил вспрыгнуть ей на шею, третий, цепляясь за одежду, карабкался к Марине на плечи, как обезьянка. Дети дергали ее за руки, за волосы, за уши, за подол платья.
– Прекратите немедленно! – перекрыл наконец гвалт звенящий голос Алены, и волна детей постепенно начала спадать. По одному, по двое дети отходили в сторонку, она смогла разглядеть за их спинами лица взрослых, которые, в отличие от детей, не только не кричали «ура!», но не спешили даже поздороваться. Один Илья крикнул было: «Привет, Марина!» – смолк, испуганно покосившись на Дениса.
Марина молча и растерянно стояла у двери, чувствуя, что безнадежно краснеет, что в уголках глаз закипают слезы. «Ой, сейчас разревусь, вот стыдно будет!» – мысленно одергивала Марина себя, чувствуя, что еще минут пять мерзкого, унизительного молчания – и она не выдержит.
Но тут из-за стола поднялся Денис. Видно было, что он приготовился заранее высказать ей, подобрав слова задолго до Марининого прихода.
– Явилась не запылилась! – проговорил Денис ядовито, не без удовольствия растягивая слова. – Немножко поздно, дорогуша, тебе не кажется?
Марина опустила голову и виновато зашмыгала носом. Ну что она скажет в свое оправдание? Нет, у Марины, конечно же, нашлось бы что сказать, но только не так, не при всех! Каждому из них в отдельности Марина в два счета объяснила бы причину своего опоздания, да так, чтобы ни один из них не стал на нее за это сердиться. Но они все вместе сидели за столом, смотрели на нее так, будто она…
– Прости меня, Денис, пожалуйста, я больше так не буду! – совершенно по-детски пробормотала Марина, по-прежнему глядя в пол.
– Не будешь? Ах, вот спасибо! – по-прежнему ледяным голосом произнес Денис, но вдруг не выдержал и сорвался на крик: – У дочери своей прощения проси, не у меня! От кого угодно ожидал, от Ольги, от Алены, от Жени даже, но от тебя… Ты что ж, скажи на милость, себе позволяешь? Подкинула нам ребенка и исчезла на целые сутки! Я вчера как дурак три часа встречал тебя на станции, замерз как цуцик, потом шел через лес в час ночи, потом качал до пяти утра твою малышку, она, между прочим, сегодня спать никому не дала. Мы думали, с тобой что-нибудь случилось, не знали, куда бежать, у кого спрашивать, а она является как ни в чем не бывало! Простите ее, пожалуйста!
– Денис, ну, может, хватит, может, не надо так? – примирительно проговорил Илья.
– Молчи уж – не надо! Да все вы тут хороши, эгоисты чертовы, всем на все наплевать! Я не ем, не сплю, в лепешку расшибаюсь, думаю день и ночь, чтобы они и дети ихние в порядке были, а вы тут не люди, а дикие кошки! Одна вдруг уезжает на неделю, бросив пятерых детей, никому ничего не сказав, точно ей тут все обязаны, другая… Да суки подзаборные о своих щенках больше думают, чем вы!
– Денис, – тихо и повелительно сказала Алена, – очумел ты, что ли? Дети же здесь!
Денис сразу замолчал и, тяжело дыша, опустился на стул. Молчали и все остальные.
«Возьму вот сейчас Ксюшку и уеду в Москву! – думала сквозь слезы Марина. – Ни за что не останусь! После всего этого? Нет!» И, решительно засопев носом, Марина резко спросила:
– А где мой ребенок?
– У нас, – просто ответил Илья. – Маша ее как раз сейчас кормит.
– Как кормит? – не поняла поначалу Марина.
– Ну как детей кормят? Обыкновенно, грудью. Да ты не волнуйся, с ней все в порядке! Чудесный ребенок, ей-Богу, все бы такие были!
– А ты что думала, – опять вмешался Денис, – что мы тут при двух кормящих матерях дадим ребенку искусственником вырасти?
– И она, – спросила Марина дрожащим от волнения голосом, – она что же, ест? В смысле сосет? Сама?
– Нет, конечно, – Денис неожиданно рассмеялся. – Через зонд вливаем. – Он встал, подошел к Марине, обнял ее и поцеловал так крепко и нежно, как умел только он один. – Никогда больше так не делай! – прошептал Денис Марине в самое ухо. – Знала бы, как ты нас напугала, дурочка!
– Не буду! – Слезы безудержным потоком хлынули из Марининых глаз. Как ей было стыдно!
Вслед за Денисом стали подходить к Марине все остальные. Алена небрежно поцеловала Марину в щеку, Женя порывисто обняла ее, Ольга ободряюще хлопнула по плечу, Илья, отстранив остальных, долго и обстоятельно целовал Марину в губы. Валерьян подошел к Марине последним, целовать не стал, обнять, правда, обнял, но довольно небрежно, долго, пристально смотрел Марине в глаза и произнес наконец тихо-тихо, чтобы только одна Марина услышала:
– Ох, мышь, я уж думал, что никогда больше не увижу ни тебя, ни своего ребенка!
– И что бы ты тогда делал? – так же тихо поинтересовалась Марина, которая уже начала понемногу приходить в себя.
– Черт его знает! – рассмеялся Валерьян. – Наверное, усыновил бы твою Ксюшку.
Марина горела от нетерпения: уже на подходе к даче она чувствовала, что должна немедленно, сию же секунду увидеть свою девочку, убедиться, что с ней все в порядке. Она растолкала всех и бросилась в пристройку.
Маша сидела в кресле, а Ксюшка лежала у нее на коленях.
– Тихо! – прошептала Маша, прикладывая палец к губам. – Не буди ее, она только что уснула.
Как описать бешеную ревность Марины, увидевшей на чужих руках своего ребенка?
2
Появление Ксюши не слишком изменило Маринину здешнюю жизнь. Может быть, где-нибудь в замкнутом пространстве городской квартиры все было бы по-другому, но только не в Крольчатнике, где была такая куча детей, что лишний ребенок никому не бросался в глаза, и такая куча опытных взрослых, что всегда было кому дать совет. Разумеется, Марина сама купала, пеленала и кормила Ксюшу по ночам сцеженным Машиным молоком, испытывая каждый раз ни с чем не сравнимое наслаждение от прикосновения к нежно-розовому детскому тельцу. Но ей неведомо было то знакомое многим матерям отчаяние, когда ты видишь, что с твоим ребенком что-то происходит, и мучаешься, не зная, на что решиться, то ли бежать звать на помощь, то ли ждать, пока все само пройдет. Неведомо Марине было и чувство одиночества, превращающего подчас молодую мать в узницу, заточенную на долгие дневные часы в собственной квартире наедине со своим ребенком. И чувство бесконечной усталости после бессонной ночи тоже не было Марине знакомо: ведь в Крольчатнике кого-нибудь всегда можно было попросить посидеть с твоим ребенком час-полтора и дать тебе отдохнуть.
Дни летели как птицы. Прошла неделя, а Марине все казалось, что она приехала только вчера. Несмотря на разлуку с Сергеем, Марина чувствовала себя все спокойнее и счастливее. Здесь у нее был дом, своя комната, друзья, покой, комфорт и относительная свобода.
По вечерам у камина, уютно свернувшись в чьем-нибудь теплом объятии, Марина смотрела на огонь, лениво протягивая к нему то одну, то другую руку, наблюдая, как от тепла кожа розовеет, делается прозрачной, а отблески пламени пляшут на ногтях. Валерьян брал Марину на колени чаще других. Он осторожно гладил ее по животу, стараясь сквозь кожу и сквозь одежду почувствовать движение своего ребенка.
Женя разливала чай и давно уже не спрашивала у Марины, сколько ей положить сахару или налить заварки.
Алена предоставила Марине в распоряжение свои наряды. Марине больше всего полюбился широченный сарафан из полосатой джинсы, который можно было носить с чем угодно, в том числе и с любимым Марининым черненьким балахончиком. У самой Алены живот еще только намечался, так что ей эти наряды были пока что ни к чему.
Лишь одно изменение произошло в Марининой жизни. Спала она теперь всегда только одна. Обнималась и целовалась с кем угодно, по-прежнему легко и охотно, но дальше этого у нее ни с кем не заходило. Марина не решала это специально, просто после той единственной проведенной с Сергеем ночи у Марины не возникало желания быть с кем-то другим.
Расставаясь с Сергеем на вокзале, Марина не оставила ему своих координат, не сказала, на сколько уезжает, просто пообещала позвонить сразу же, как только появится в Москве. Маринины мысли в тот момент были заняты тем, как ее встретит Денис и что она скажет ему в свое оправдание. Марина чувствовала себя Золушкой, опоздавшей вернуться с бала.
И хотя Марина очень скучала по Сергею, особенно по ночам, ей не хотелось спешить. В глубине души Марина была уверена, эта любовь – на всю жизнь, а раз так, никуда от нее не уйдет.
3
– Марина, хочешь, я вместо тебя погуляю с Ксюшей? Ты такая усталая, а мне сейчас делать нечего.
– Нет, Володя, спасибо, я лучше пойду сама. Мне нужно побольше бывать на свежем воздухе.
– А можно, я пойду с тобой? Что-то меня совсем тоска заела в четырех стенах.
Марине не хотелось идти гулять с Володей. Она по-прежнему не очень ему доверяла. Но, подумав, Марина кивнула. Вдвоем гулять веселее, чем одной.
– Сказать, куда и зачем ездила Ольга? – хитро прищурившись, спросил Володя, едва они вдвоем выкатили коляску за ворота.
– Ну? – Марина была не в силах сдержать природное любопытство.
– Она ездила к своему бывшему мужу. Просилась обратно. Только шиш он ее возьмет с таким выводком! Это я ее надоумил! Сболтнул ей будто бы невзначай, что Олег на днях с гастролей приедет, она и кинулась на всех парусах! Нику к Машке подбросила, у Машки молока, как у коровы, на десятерых хватит.
– А на каких он был гастролях?
– А он ударник в рок-группе. Ничего мужик, Ванька на него похож очень внешне. Только вот Ольга ему на кой?
– Послушай, а раньше он не знал, сколько у нее детей?
– Ну, раньше! Раньше все по-другому было. Джейн с мамой Нелей жила, близнята в больнице были после роддома, и все время не ясно было – будут они живы или нет, останутся нормальные или будут дураки какие-нибудь, тогда вроде зачем их брать домой? Когда Ольга замуж выходила, все считали, что все так и останется. А теперь другое дело! И близнята здоровые, и Джейн Ольга к себе забрала, а тут еще и Ника народилась! Да какой нормальный мужик… Нет, я Ольге поражаюсь! Я ей только намекнул, а она тут же сорвалась и поехала. Думала небось, что он, как ее увидит, сразу сопли распустит, обо всем на свете забудет, только фиг попала! Я, говорит, с такой бабой, как ты, и насчет Ваньки теперь сомневаюсь, а всю эту ораву выблядков кормить – да на кой мне надо! Ольга чуть дуба не дала от такого поворота. Залегла, говорят, сразу носом к стенке и лежала у них с утра до вечера, чуть койку не пролежала!
– У кого у них?
– Да к хиппам она подалась знакомым. Спасибо девка одна оказалась, со здешними знакомая, да знаешь ты ее, Викой звать. Так вот Вика эта позвонила Вальке, рассказала ему, что и как. Ой, они тут с ума сходили! Я мог им подсказать, но решил на всякий случай помалкивать. Знаешь, со стороны как забавно было смотреть! Бегают, мечутся, гадают – куда Ольга пропала? С чего она вдруг в бега бросилась, все вроде хорошо было? Ну, а как Вика им позвонила, Валька с Денисом поехали и забрали ее. Ольга ехать не хотела, говорят, матом их поливала, из рук по дороге вырывалась, еле довезли! Никаких резонов не слушала. Денис ей: «Ты о детях своих подумай!» А она ему: «Да на кой они мне нужны, эти дети, раз я сама себе теперь не нужна?»
И здесь она тоже поначалу на всех кидалась. Да и сейчас еще, бывает, косится. Не замечала? Эх, Ольга, Ольга! Я ей когда еще говорил: раз ты такая блядь, спираль надо ставить!
– Ты говорил? Когда это?
– Когда у нее еще только Джейн народилась.
– Погоди, а самому тебе тогда сколько было?
– Ну, восемь, а что?
– Так откуда ты тогда слова такие знал? Ну там спираль и так далее?
– Откуда? Книжки надо читать! В книжках все написано.
На это Марина не нашлась что возразить, и она в который раз посмотрела на Володю с легким испугом. «Гофмановский какой-то персонаж, ей-Богу!» – подумалось ей. Володя поймал Маринин взгляд и усмехнулся.
4
Вечером того же дня к Марине заглянула Ольга. Молча села на край кровати, сгорбившись и обхватив руками колени, и долго-долго всматривалась в одну точку. Марина потом проверила на всякий случай и убедилась, что в этом месте на обоях не было даже цветка. Глаза Ольги были тусклые, рыжие волосы свисали нечесаными сальными прядями.
Посидев немного, Ольга резко тряхнула головой и выдохнула без предисловия:
– Не могу больше так жить! Надоело! Жизнь здешняя надоела.
– Но почему?
– Не настоящая она! Никто так не живет!
– А как же живут? Мне казалось, что все живут по-разному.
– Ей казалось! Ты, Марин, не обижайся, просто ты еще маленькая. А на самом деле люди живут вдвоем, чтобы только ты да я, и больше никого.
– Подожди, как это никого? Они же не в вакууме живут? А куда все остальные деваются?
– Ну, остальные… – Ольга в задумчивости убрала волосы со лба. – Остальные как бы вокруг оказываются. И родители, и друзья, даже ихние дети.
– Оль, а этим двоим, им как, не скучно?
– Может, иногда скучно.
– Ну тогда мне совсем непонятно, что во всем этом хорошего и зачем к этому так уж стремиться.
– Да пойми ты, по-другому жить попросту невозможно! Эх, да что с тобой разговаривать! Все вы тут блаженные какие-то! – Ольга резко отвернулась и опять уставилась в свою точку.
Марина осторожно потрясла ее за плечо:
– Оль, скажи мне по-честному, сама ты видела это самое счастье? С тобой такое бывало или с друзьями твоими?
– Со мной не бывало, а с друзьями – сколько раз! Хотя, вообще, как узнаешь? В душу к человеку не заглянешь. Со стороны казалось, что у них все путем… Ах, да при чем тут это? – Ольгины плечи опять бессильно поникли. – Просто, понимаешь, Марин, я ужасно устала! У меня больше ни на что нет сил! Никому я тут не нужна.
– То есть как это никому? А детям? А детям своим?
– Ох, это только так говорится – детям! Ну подумай сама, что я могу им дать? У меня нет ни своего угла, ни постоянного заработка, мне не на что купить им одежду, даже дать им каждому по куску хлеба с маслом! Представляешь, сколько нужно хлеба на пятерых?
– А твои картины?
– Что картины? Кое-как прокормиться на них и можно, но квартиры на эти деньги точно не купишь! А потом, когда я стану писать картины, если с утра до вечера буду заниматься детьми? Знаешь, я тут недавно видела Ванькиного отца, ну, мужа своего бывшего. Так он мне сказал: «Оля, но ведь это же кошмар – быть в наше время матерью пятерых детей! Это же тупик, мрак и ужас!» Так он сказал. И добавил, что содрогается при одной мысли о том, что имеет к этой ораве отношение. И ведь он не зверь, Марин, ты не думай, он играет на гитаре, поет песни, любит стихи, читал мне когда-то по ночам Пастернака.
– Да? А по-моему, он дурак, и никакой Пастернак тут не поможет. Дурак и сволочь. Ну хорошо, не любит он тебя, так ведь не один же он на свете! Ты жила без него здесь почти три года, что вдруг с тобой случилось?
– Марина, ну как же ты не поймешь, что одних детей женщине мало? А меня… Меня ведь здесь никто не любит по-настоящему.
– То есть как? А мне казалось, Илья… у вас же ребенок…
– Ну что ты, у Ильи ведь есть Маша.
– Ну, хорошо, тогда Денис или, может быть, Валька…
– Валька любит тебя, если начистоту говорить. А Денис… На первый взгляд кажется, что он любит всех, но ты знаешь, Марина, я только недавно это поняла: по-настоящему Денис любит одну Алену, а другое все у него ну, как бы тебе сказать, от отчаяния, что ли, из-за того, что она так к нему относится.
– Не привлекает, одним словом, Алену счастье для двоих.
– Ну, знаешь, с таким отцом, да еще с такой дачей И я бы по-другому рассуждала! Мой-то отец улепетнул в Америку еще до моего рождения!
– И все-таки, Оль, насчет Вальки это тебе кажется. Валька любит не меня, а своего будущего ребенка. На этот счет у меня нет никаких иллюзий. – «И не надо!» – добавила она про себя. – И потом, а как тогда Женя? Что-то она у тебя выпала из общей картины.
– Женя после всего, что ей довелось пережить, вообще уже не человек, а какая-то живая икона. Великомученица. И потом, Женя работает! Откуда нам знать, может, у нее давным-давно роман с Бруно!
– У кого, у Жени роман с Бруно? – Чтобы не расхохотаться, Марина изо всех сил ущипнула себя за предплечье, но Ольга все же успела заметить искорки смеха, пляшущие на дне аквамариновых глаз. И сразу обиделась.
– Пойду я, – произнесла Ольга прежним, глуховатым, тоскливым голосом. – Как там Ника без меня? И вообще… – Ольга нарочито зевнула. – Спать хочется.
Она вышла, не потрудившись даже прикрыть за собой дверь, так что Марине было слышно, что Ольга пошла не вниз, а к себе в мастерскую.
«Может, напишет сейчас чего-нибудь этакое, вроде той собаки в колодце, и все у нее пройдет», – подумала Марина без особой надежды.
Однако Ольга неожиданно вернулась, села на край кровати и заговорила снова, горячо, быстро, захлебываясь и запинаясь.
– Знаешь, когда я носила Джейн, я была такая счастливая! Наивная была ужасно! Мне тогда все сочувствовали, такая маленькая, сама почти ребенок! А мне петь хотелось от счастья! И ни капельки я не боялась! Ни родов, ни остаться одной с ребенком. Экая, думала, глупость! С ребенком – значит, не одна! И потом, у меня была мама. И даже, знаешь, не в маме дело, просто мне казалось, что все люди вокруг меня, кроме самых злых и глупых, радуются вместе со мной, ждут появления на свет моего ребенка, потому что ведь это же не только мой ребенок, он как бы всехний, он всего мира, с ним потом этим людям жить! И мне казалось, что важно, чтобы с этим ребенком все было в порядке, чтобы он был здоровый, счастливый, ни в чем не нуждался! – Ольга перевела дыхание и искоса посмотрела на Марину: смеется ли она? Марина не смеялась, больше того, она поняла с удивлением, что ее мысли похожи, оказывается, на Ольгины!
Ольга между тем продолжала:
– Глупо, конечно, я знаю, но тогда… я этого не понимала. Можешь себе представить? Я родила Джейн и спокойненько сбежала от нее – ей тогда было всего три месяца, а я сочла вполне естественным, что я уехала стопом в Крым с целой компанией ребят, они все были постарше меня, почти все студенты. А я даже не кончила школу! Мне так лестно было, что они обращаются со мной как с равной, славные такие ребята, умные, интеллигентные! Выпить, правда, любили. И меня понемногу приохотили. Потому, наверное, и близнецы родились слабенькие. Они к тому же еще и недоношенные были. Они родились, мама мне сказала: «Знаешь, Ольга, на сей раз на меня не рассчитывай!» Я так удивилась, словно они не дети, не ее родные внуки, а щенки подзаборные. Они ведь были так долго в больнице просто потому, что мне их отдавать не хотели. Беспомощная одинокая девочка, несовершеннолетняя, и родители отказываются помогать: мама им тогда заявление написала, один ребенок, здоровый, уже есть. Они так и говорили: «Ну куда тебе два больных мальчика?» У них целый букет был: и сердце, и легкие, и с головой…
– Зато теперь у них с головой все в порядке!
– Сейчас конечно! – Ольга улыбнулась. – Но тогда этого никто не знал. А потом мы встретились с Мишей.
– А ты ему не сказала, сколько у тебя детей?
– Сказала, конечно! Но он не то чтобы не поверил, а, понимаешь, как-то не до конца понял, что ли? Они для него как бы не существовали, были вроде безликой части моего далекого прошлого. Ей-Богу, моя крыса была для него куда реальнее и значимее, чем какие-то там мои дети!
Ну вот. Мне тогда исполнилось восемнадцать, стала я совершеннолетняя, вышла я замуж, и тут вдруг мои мальчишки быстро на поправку пошли. Я не отказывалась от них никогда, ты не думай! Я их навещала не каждый день, конечно, даже не каждую неделю, но тем не менее. И вот, представляешь, встал у них в больнице вопрос: куда их переводить? В Дом ребенка или еще куда, где здоровых детей держат. Никто, между прочим, не ожидал, что они оклемаются. А когда мне сказали, я так обрадовалась, я даже не сомневалась, что заберу домой! Обрадовалась, побежала домой делиться! Во дура-то, представляешь? Мишина мама на меня как на идиотку посмотрела. То есть как это, говорит, взять двух чужих мальчиков в нашу тесную, маленькую трехкомнатную квартирку? И такие ли уж они здоровые? Правда, – Ольга неожиданно по-детски шмыгнула носом, – у Семки тик – дергается, не замечала? У Степки припадки бывают до сих пор, вроде эпилептических. Давно уже не было, год, наверное, а то и больше. Денис ему порошки какие-то давал гомеопатические.
А я уж снова была беременная!
Удалось мне договориться, чтобы их из больницы перевели в санаторий. Временно, конечно. А что дальше будет, я и не знала. Я прямо заболела от этого. Они мне снились все время, рыжие такие, одинаковые, похожие на меня.
Джейн забрать свекровь мне тоже не разрешила, все говорила: зачем девочку срывать с места, ей ведь хорошо у бабушки!
Потом Ванька родился. Я поначалу думала, что с ним-то я наконец буду неразлучной, не как с теми. Это ведь семья, не что-нибудь! Я не учусь, не работаю, все время дома. Но знаешь, свекровь меня к нему даже не подпускала. «Уйди, уйди, ты все делаешь не так!» Молоко? Какое может быть молоко при твоем образе жизни? Ведь ты куришь, наверняка тайком пьешь! Она и вправду как-то нашла у меня под кроватью бутылку. Да не хватит ему твоего молока. Так что лучше уж сразу дать ему бутылку. Мишка уехал на гастроли, я чувствовала себя там такой ненужной, лишней!
Вот в те дни я и познакомилась с Денисом. Он сперва не верил, что у меня четверо детей, а потом очень обрадовался. Тебя-то, говорит, нам и надо! А как мы детей сюда забирали! Каждый раз была отдельная детективная история! Никто не хотел отдавать! Ни мама моя, ни свекровь, даже в санатории сомневались: «Девушка, да куда вам их, у вас и так своих двое!» Своих, представляешь? А эти мне чужие?
Я когда сюда приехала, сразу ожила! Сперва испугалась: четверо детей, ничего не умею, ничего не знаю. Мне все тут так помогали! Потом я снова залетела. Зато уж теперь у меня спираль – допекла я таки Дениса, чтобы он мне поставил. Он ведь, псих такой, сначала не хотел, представляешь? Рожай, говорит, еще, у тебя хорошо получается. А я аборт приготовилась делать. Они меня всем Крольчатником отговаривали, насилу отговорили: аборт – это убийство! И потом, Марин, знаешь, это было такое искушение – родить хоть одного ребенка, которому все вокруг будут рады!
– И что? Разве Нике тут не были рады?
Ольга задумчиво улыбнулась, видно, припоминая.
– Да, наверное, были. Только поверь мне, Марина, все это немногого стоит, если на самом деле тебя никто не любит. По-настоящему.
