Текст книги "Выбраныя творы"
Автор книги: Аляксей Карпюк
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)
А если тебя интересует, зачем я так много всего купил, так я признаюсь. Завтра приезжает ко мне мой брат, а твой дядя из Челябннска. Мы будем с ним угощаться тем, что я накупил.
После всего я спать не хотел и решил съездить в город. Я каждый раз перед сном езжу. Что я там делаю? А вот что. Слажу у Кремля, похожу по Красной площади, погляжу, как у Мавзолея меняется караул, послушаю бой часов курантов, подумаю, что я в таком месте, о котором думает весь мир, и иду назад к автобусу. Так сделал и сегодня. Приехал, а там пустота на всей площади. Только венки у Мавзолея да 2 часовых. За стеной Кремля на четвертом этаже светилось окошко. Это, видимо, Никита Сергеевич, который только что вернулся из Америки, раздавал заморские подарки своим внукам. Ну, подумал так, походил еше по тротуару, поплевал на него, поглядел, как милиционеры регулируют уличное движение. Ну и достается им, бедным! В одном месте на перекрестке стоит их сразу пять человек, машут своими дубинками да свистят свистками, прямо, не знаю как!
Вернулся домой, решил тебе ответить на пнсьмо. Вот и пишу. Вот и написал.
Будь здорова. Целуй от меня маму, Ваню, привет Данусепередай. А я пойду ложиться. Дядя Валера завтра приезжает в 6 утра. Бессовестный, мог бы и попозже! Учи Ваню, чтобы тебя, когда вырастет, так рано не беспокоил, а приезжал в гости не раньше так часов десяти, а то будешь всю ночь дрожать, чтобы не проспать.
Целую.
Твой папка.
6. ЯНКУ БРЫЛЮ
30 верасня 1960 г.
Здравствуй, Ваня!
Сёння Гарбачоў сказаў што ты моцна хворы. Дазволь цябе па-харошаму пашкадаваць і ад шчырага сэрца пажадаць табе хутчэй стаць на ногі. Мабыць, у цябе ўсяго толькі грып? Сэрца ж ты залячыў раней?! Адным словам, выздараўлівай!
На днях прачытаў Адамовічаў раман пра партызан. Ён на мяне такое пакінуў уражанне, што адразу адхацелася пісаць сваіх партызан і я яму пазайздросціў.
Культурная, таленавітая і цікавая рэч.
Вельмі шкада, што яна адразу выйшла ў Маскве. Тут гэты раман зойме пачэснае месца сярод другіх добрых. Іх (добрых) у СССР, дзякуй, богу, шмат, таму, магчыма, могуць нейкі час Адамовічаў і не заўважыць. Але ў Беларусі гэтая рэч, калі б выйшла, прагучэла б інакш, бо гэта самы лепшы твор пра партызан (якімі ж вартымі жалю становяцца «Мінскія напрамкі» і др.), наогул раман гэты ставіць аўтара адразу побач Брыля і Шамякіна. Што за псіхалогія, навізна пункту гледжання, а дэталі! Прачытаўшы, мне вельмі захацелася напісаць Адамовічу пісьмо, але не дазволіла самалюбства: знаёмства то ў нас сапраўднага няма (хоць ты нас не адзін раз зводзіў, рэкламаваў аднаго другому, ды не аднойчы мы разам ехалі ў тваёй «Волзе». Відаць, гэтага для знаёмства мала). Між іншым, уся яго крытыка – гэта не больш і не менш, на маю думку, як сумленныя і смелыя выказванні, якія ён гаворыць услых, асабліва на фоне Баразніных і Герцовічаў, робіць яго прыкметным. На самой справе не ў гэтым сіла Адамовіча. Ён – пісьменнік і не абы які!
У гэтым годзе мне крыху весялей: Вольскі і Макаёнак тут! Дарэчы, аб іх. Гэта не проста спалучэнне дваіх чалавек адным інтарэсам – пісаннем п'есаў. У іх вельмі дзіўнае сяброўства. Нейкае нават нібы святое! Паназіраеш на іх збоку, дык залюбуешся. Зранку да ночы яны спрачаюцца, дзеляцца ўражаннямі і пры гэтым усё ідзе такім ладам, ды так прыгожа, разумна, што я задумаўся не адзін раз: чаму ў нас гэтага не заўважаюць? Гэта ж яны ўжо варты паважання толькі з-за гэтай дружбы!
Вось табе ўсе мае навіны. Выздараўлівай!
Чысла 26, відаць, буду ў Мінску, бо паеду дахаты. Прывітанне тваёй сям'і!
Будзь здароў!
7. МІХАСЮ ЗАБЭЙДУ-СУМІЦКАМУ
14 снежня.1963 г., г. Гродна
Дарагі Міхась Іванавіч!
З вялікай прыемнасцю я атрымаў ад Вас ліст. Адказваю Вам са спазненнем, бо быў у Мінску.
У Гродне мы з Вамі бачыліся нахаду —у гасцініцы «Нёман». Вы ішлі па калідоры з Шыдлоўскім і др., а я – насустрач з пісьменнікамі з Далёкага Усходу і перадаў Вам прывітанне ад Геніюшаў.
Вельмі мне прыемна, што мая «Данута» прыпала Вам да густу. Вы просіце прыслаць яшчэ што свае. У мяне яшчэ ёсць кніжкі «Мая Гродзеншчына» і «Дзве сасны», але яны слабейшыя і сорамна іх Вам даваць. Праз пару месяцаў выйдзе з друку мая «Пушчанская адысея» асобным выданнем, вось яе я адразу Вам і вышлю.
А наогул я Вам магу з гонарам сказаць, што беларуская проза выйшла на першае месца ў СССР, хаця пра гэта пакуль што афіцыйна ніхто не гаворыць. Я Вам вельмі раю пачытаць нашых I. Мележа «Людзі на балоце», А. Адамовіча «Вайна пад крышамі» і «Сыновья уходят в бой», В. Быкава «Трэцяя ракета», Б. Сачанкі «Кароткія апавяданні», а таксама В. Адамчыка, Чыгрынава, Стральцова, В. Караткевіча, не гаворачы пра такіх буйных пісьменнікаў, як Я. Брыль. Адным словам, сэрца радуецца, гледзячы на нашых творцаў. Зрэшты, тэма гэтая не для пісьма. Я ўпэўнены, што калі-небудзь я ўсё Вам раскажу асабіста. Між іншым у Гродне нас траіх: вельмі таленавіты празаік Васіль Быкаў і таксама вельмі здольная маладая паэтэса Данута Бічэль. Усе мы Вас вельмі добра ведаем завочна, але неапісальнае ўражанне Вы на нас зрабілі сваім канцэртам. Каб мы мелі ўладу, то зрабілі б так, каб Вы не выязджалі з Радзімы, а неслі народу да сэрцаў сваю Песню.
Крыху пра сябе.
Ад вайны жыву пераважна ў Гродне. Маю сына (10 г.) і 2 дачкі (13 і 2 г.). Жонка – настаўніца (таксама была на Вашым канцэрце і не можа яго забыць). Сам я працую ў «Інтурысце».
Пісаць час маю. Вось і цяпер начаў новую рэч, што атрымаецца, – пабачым.
Калі будзеце ў Мінску, дайце знаць, я падскочу да Вас на сустрэчу.
Ад шчырага сэрца, дарагі Міхась Іванавіч, жадаю Вам многа здароўя, творчых поспехаў і яшчэ неаднаразовага прабывання на Радзіме.
Ваш А. Карпюк.
8. ВАЛЯНЦІНЕ КАРПЮК
27 лютага 1965 г.
Здравствуй, дочка!
Я сегодня получил 2 письма. Одно от тебя, за что большое спасибо. Другое – от одного литовского дяди, писателя из Вильно. Дядя писатель мне прислал свои стишки, чтобы я их перевел на белорусский язык. Ну, что в твоем письме было, ты сама знаешь. Я в магазинах видел много больших интересных картинок, но не обращал внимания. Сейчас специально похожу, погляжу и если еще только есть – обязательно куплю, пришлю.
Сегодня у нас выборы и я ходил голосовать. Потом мой директор мне сказал сходить в зоологический сад. Я туда пошел. А там здорово, интересно. Понимаешь, две медведицы Танка и Звездочка родили детей. Одна – одного ребеночка, другая – двое сразу. Детки такие маленькие, слабенькие. Ихние мамы залезли в буды, в берлоги, сидят, даже кушать не вылазят. Когда кто-то идет, они как зарычат и никого не подпускают, а только до деток что-то по-медвежьи мурлычут и их полизывают. А понимаешь, ихний папка, старый медведь Гришка, только издали на это все глядит. Его не подпускают к медвежатам, а то папы медведи кушают своих детенышей, такие они нехорошие, видишь. Поэтому директор зоопарка запер его в клетку. А когда детки подрастут, Гришку выпустит и медведи снова будут все вместе.
Потом я пошел к обезьянам. А там обезьянка Ика тоже родила сыночка. Только неживого. Одна тетенька хотела неживого сыночка забрать и схоронить в ямку на зверушечье кладбище, так Ика не отдала. Она как закричит, прижала его к груди и забралась на самый потолок клетки. И вот уже несколько дней Ика не отдает своего сыночка, а все прижимает его к себе, разговаривает с ним, целует его мертвого, ложит спать рядом с собой, дает ему кушать, смеется до него, как человек, и никак не поймет, что он помер и не живет, от беда!
А еще есть там попугай Костя. Директор зоопарка начал его гладить и я захотел погладить. А Костя меня клювом за палец – раз! – и укусил до крови, ну его! Я тогда собрался и пошел домой!
Ну, вот и все у меня новости.
Картинки, что я тебе присылаю, дай поглядеть ребятам, Ване, а тогда складывай в альбом. И письма мон тоже. Я твои складываю. Хорошо?
Ну, будь здорова.
Привет всем детям, Любови Павловне, дедушке, Ваньке, маме.
9. ПЯТРУ МАШЭРАВУ
18 студзеня 1966 г.
Первому секретарю ЦК КПБ товарищу Машерову П. М.
Дорогой Петр Мироновнч!
В прошлую пятницу в Гродно имело место такое событие. В областную библиотеку им. Карского зашел [...][32] N, срочно созвал сотрудниц и обьявил:
Немедленно соберите мне компрометирующий материал на Карпюка!
Встревоженные женщины через несколько часов принесли ему все рецензии на мои произведения, все заметки из газет и журналов, где упоминалось мое имя и в недоумении заметили:
N, но тут везде его хвалят?!
Ка-ак? – очень удивился т. N. – Не может этого быть!
– А вы читали его «Дануту», «На лесных стежках»?.. Выяснилось, что т. N ни одного моего произведення не читал.
Тогда раздраженно он им заявил опять:
Вы обязательно должны на него что-то мне дать! Нашему Мицкевичу поручено на сьезде КПБ выступнть по вопросам искусства, я ему готовлю доклад!
Город наш относнтельно небольшой, тихий. В Гродно писателей несколько и все они на виду. Событие в библиотеке стало немедленно сенсацией определенных кругов города. Назавтра десятки людей начали мне звонить по телефону, искать со мной встречи, сочувствовать, спрашивать, что случилось.
Я в недоумении, что, казалось бы, опытный партийный работник т. Мицкевнч В. Ф. доверил такой важный вопрос людям, превратившим это в очередную кампанию. И, честно говоря, роль какого-то великомученика мне не по душе.
В последнее время на совещаниях и собраниях слишком часто склоняется мое имя. Мне думается, что некоторые товарищи используют для этого неправильно истолкованные мои фразы или оговорки.
На последнем пленуме Союза писателей БССР я допустнл несколько ляпсусов. Например, собирался поругать т. Пашкевнчакак редактора, хотел напомнить ему о ленинском руководстве, а сказал, что якобы у нас не чувствуется ленинского руководства литературой вообще. Сам не понимаю, как я сделал нетактичный выпад против присутствующей на пленуме русской писательницы т. Воронковой и пр.
Дело в том, что я могу выступать только по готовому тексту. В данном случае этим я пренебрег, отсюда и мои ошибки. Я очень переживаю за них, и стараюсь на ошибках учиться.
Я не хочу уйти от ответственности за неправильные слова, заслуженно принимаю наказания. Но, ей богу, наказаний этих замного.
Год тому назад в «Маладосці» была напечатана моя автобиография. Ее вряд ли можно назвать законченным литературным произведением. Это пока фрагменты. Над вещью этой я работаю и думаю, со временем получится нз нее неплохая книга. Но мне кажется, что вокруг этих фрагментов слишком много создали шума. Вместо того, чтобы автору указать на недостатки в них, началась расправа.
Вскоре после напечатания моей биографии были наказаны тт. Панченко и Асипенко (я перед ними очень виноват). Затем меня из-за этого произведения уволили из «Интуриста» (некоторые товарищи для этого подделали так, будто я дал... американцу документ!). Вычеркивают все время мои книги из списков издательств (днями т. Коновалов опять вычеркнул меня из очередного списка). Страдают из-за меня даже родные и посторонние люди. Недавно кандидат фил[ологнческих] наук т. Козлов принес в «Гродненскую правду» рецензию на мою книгу, ему ее вернули заявив:
– Карпюк в опале, разве вы не знаете?!
Днректор 12 СШ, где работает моя жена учительницей, завел в горкоме партии разговор о поощреннн педагога И. Карпюк, но получнл за это взбучку...
И т. д. И т. п. Всей этой ерунды не хочется описывать.
Если меня выгонять с работы, не печатать тех книг, которые уже приняты читателем, преследовать даже членов семьи и посторонних лнц, так это уже будет называться не работа с автором, сделавшим промахи в произведении, а – местью. Я понимаю, что все это как-то получается само собой, ведь никто не заинтересован мне мстить, поэтому стараюсь разьяснить положение дел.
Создалась какая-то нездоровая атмосфера вокруг моего имени. По значению моих произведений, по способностям, я не стою того, что бы обо мне было столько разговоров. Наша белорусская проза в последнее время заметно шагнула вперед и, мне кажется, надо больше говорить о ее достижениях, а не сосредотачивать внимание на отдельных недостатках и невольных промахах ее литераторов.
Попутно хочу заявить еше об одном.
Со стороны некоторых местных товарищей наблюдается неправильное отношенне и ко второму гродненскому прозаику – Василию Быкову. Не знаю такого областного или городского совещания или пленума, где бы не говорилось о крупных идейных промахах прозаика Быкова.
Быков тоже может что-то сказать опрометчиво, но разве можно вокруг этого поднимать такую шумиху? Не лучше было бы кому-то его вызвать, да лично высказать претензии к нему? Василий Быков беспартийный, все разговоры потом до него доходят в разных интерпретациях, он человек издерганный жизнью и израненный на фронтах, очень болезненно их воспринимает. Я знаю случай, когда у него из-за этого был сердечный припадок.
Василий Быков гордость всей белорусской литературы. Его первая книга вышла совсем недавно, но в настоящее время тираж его произведений (советских и иностранных) дошел уже до 6 миллнонов экземпляров! Нельзя так относиться к народному самородку.
На бумаге всего не опишешь. Я прошу Вас принять меня – я бы рассказал подробнее. С уважением
А. Карпюк,
член КПСС с 1947 г., секретарь Гродненского областного отделения Союза писателей БССР г. Гродно, ул. Ожешко, 49, кв. 46. Карпюк Алексей Никифорович
Рэзалюцыя: т. Пилотовичу С. Прошу принять его и информировать о результатах беседы в ближайшие дни. П. Машеров. 21.2.1966 г.
Паліета: Беседа состоялась 11 марта. Пилотович.
10. МІХАСЮ ЗАБЭЙДУ-СУМІЦКАМУ
9 жніўня 1967 г. Дарагі і паважаны Міхась Іванавіч!
Чамусьці толькі ўчора прышла Ваша адкрытка, хоць яе Вы выслалі два тыдні таму назад.
З 25.V па 6.УШ я быў на Поўначы (у Петразаводску), Вашу цудоўную пласцінку атрымалі мае хатнія. Вялікае Вам дзякуй. Дай Вам бог яшчэ многа іх выпусціць. Ведаю, М. Танк і іншыя стараліся арганізаваць закуп Вашых пласцінак, як справа заавансавана – не чуў.
У нас шмат чаго цікавага, многа ёсць пра што Вам расказаць, на жаль, у пісьме гэтага не ахопіш.
Васіль Быкаў пасылае Вам шчырае прывітанне і пажаданне здароўя і поспехаў у нясенні нацыянальнай песні.
Ларыса Геніюш выдае зборнік. Ён вось-вось выйдзе з друку. Апошнія часы ад яе так і чуеш вельмі добрую мелодыю і, думаю, мы адкрылі яшчэ аднаго выдатнага паэта, такога ж як Танк. Чыталі яе падборку ў другім нумары «Полымя» за гэты год? Пачытайце, калі ласка, гэта была ў нас сенсацыя.
У Гродне маем дзве добрыя паэтэсы Данута Бічэль-Загнетава выдае зараз пятую кніжку (хаця ёй толькі 29 гадоў), калі выйдзе, пастараюся выслаць. Дарэчы, у Дануты вершы ёсць такія, што просяцца па музыку.. З'явілася яшчэ маладая зусім (Оля Іпатава), таксама вельмі таленавітая.
Адным словам, на Гродзеншчыне ёсць літаратура і вельмі мне прыемна ад сведамасці такой. Горш іншае.
Дзе Вы праводзілі лета? Як ваша здароўе?
З прывітаннем ад мяне і ўсёй маёй сямейкі.
Ваш А. Карпюк.
11. ВАСІЛЮ БЫКАВУ
17 чэрвеня 1974 г., г. Гродна
Дарагі Васіль!!! Вялікая моц таіцца ў растворы, які сцыментаваў цагліны гэтага будынка. Але ж якімі, скажы, якімі масштабамі змерыць тую магутную сілу Тваіх твораў, што паланілі мільёны душ рознага ўзросту і нацыянальнасцей, прымушаюць біцца ў рытме Твайго шчодрага сэрца, лунаць сярод Тваіх вобразаў ды жыць сярод Тваіх герояў? Вось чаму мы Цябе любім, шануем, паважаем і Табою ганарымся!
Ты – яркая ўспышка на шляху развіцця нашай нацыянальнай культуры і Табе, упартаму Зубру Гродзеншчыны, які піша так шчыра, хвалююча, аголенымі жыламі, – усенародная чэсць і пашана!
У дзень Твайго паўвяковага Юбілею мы ўсе, тут сабраныя, перадаем вялікае дзякуй тым настаўнікам, што Цябе калісьці вучылі!
Нізкі паклон Тваім бацькам – цётцы Ганне і дзядзьку Уладзіміру з далёкай вёскі Бычкі з-пад Ушачы, якія цябе нам далі такога!
Удзячнасць і прызнанне перадаем Твайму вернаму другу – жонцы, харошай і добрай Надзі, якая чвэрць стагоддзя дзеліць Твае радасці і нягоды, бо так ужо вядзецца, што дарога сапраўднага талента ўсыпана не аднымі ружамі ды пракладзена не толькі сярод фанфар і юбілеяў!
Сынам Тваім жадаем быць вартымі свайго Бацькі!
А Табе, Васіль, жадаем захаваць сілы, бадзёрасць і на бліжэйшага паўвека ды ўвесь час даваць нам прыемнасць ганарыцца Табою – так жа сей каштоўныя зёрны ды збірай буйныя плёны на ніве дасканалення душы савецкага чалавека, прынось славу нашаму гораду,
Прынёманшчыне! Краіне!
Карпюк і Твае сябры.
12. МІХАІЛУ СЯРГЕЕВІЧУ ГАРБАЧОВУ
29 красавіка 1987 г., г. Гродно,
Генеральному секретарю ЦК КПСС тов. М. С. Горбачеву! Прошло уже столько дней с тех пор, как Гродно с официальным визитом посетил посол ПНР В. Наторф, консул в Минске М. Обединский, как в Кремле побывал В. Ярузельский, а мне все не дает покоя неприятная мысль. Терпеть больше не могу, беспокойством спешу поделиться с Вами.
То, что до 1939 г. я жил в буржуазной Польше (на тер. бывшей Западной Белоруссии), учился там в школах, приобщался к польской культуре и истории, то, что потом в концлагере Штутгоф с поляками терпел иго фашизма, затем вместе сражался против немцев (за организацию партиз. отряда на территории ПНР получил от Завадского высшую награду – золотой крест ордена «Virtuti military»), бесследно не прошло. Так меня жизнь сформировала, что поляки пе имеют от меня тайн и часто сердца наши бьются в одном ритме. Если приезжаю в ПНР, окунаюсь в круг искренних друзей, которые в настоящее время на разных общественных уровнях – от милиционера до министра и работника ЦК ПОРП. С одними когда-то пас коров, ходил в школу и на вечеринки, с другими в подпольном комсомоле давал клятву «как Ленин, не пить и не курить», с третьими сражались вместе против немцев и банд. Обо всем этом заявляю не для бахвальства, а чтобы подчеркнуть, что при такой ситуации, когда мы встречаемся, светских разговоров, конечно же, не ведем. Тогда у нас, как подобает между проверенными жизненными невзгодами друзьями, разговор идет на волнующую тему и без тайн. Говорим один одному все, что лежит на душе.
Так вот, об этой болячке поляков, устранение которой для нас имеет государственное значение, я наслышался столько, что как коммунист, терпеть дальше не имею права. Берусь изложить ее для принятия мер.
На территории Гродненской области по официальной статистике проживает 26,7% поляков (на 1,1 млн. населения), а во всей Белоруссии – больше 400 000 человек. Если в восточных воеводствах ПНР в данный момент на 180 000 белорусов имеются национальные школы, лицеи, в Варшавском университете существует белорусская кафедра, в Ольштыне – издательство, в Белостоке на белорусском языке издается еженедельник «Ніва», существуют белорусские ансамбли и белорусскне фольклорные группы, то наши поляки (в Белоруссии) ничего этого не имеют. После войны в Гродненской области существовали польские школы, но теперь даже надписи под экспонатами писательницы Элизы Ожешко (домик ее с маленькой экспозицией украшает центр Гродно) звучат только на русском и белорусском языках, а сделать их еше и на польском нам не разрешили.
И вообще, эта тема в Белоруссии до сих пор считается «табу». В то же время рядом – в Литовской ССР, где поляков проживает куда меньше, польские школы существуют, имеются там соответствующие кафедры, на подмостках звучат польский хор и танцевальные коллективы. Конечно, литовскому советско-партийному активу при такой ситуации приходится «крутиться» куда больше, но советская власть от этого не страдает ничуть, ибо по Ленину, интернациональность не означает безнациональность.
До войны в нашем Минске имелись не только польские учебные заведения, библиотеки, но и польский театр. В связи с этим вспоминается неприятный факт. За десять последних лет в Минске генеральные консулы сменились уже четвертый раз, но как и первый Древняк, второй – Розняк, так и третий – Рачковский безуспешно пытались через Министерство культуры БССР организовать выступление в Минске польской оперы «Галька» (автор Манюшко, который родом из-под Минска и свое выдающееся произведение написал по мотивам фольклора белорусов).
Невнимание наших властей к значительному количеству поляков в БССР, упорное неучитывание их национальных интересов в наш коммуникабельный век непростительно. Это является жаркой темой споров при каждой нашей частной встрече с представителями ПНР – писателями, учеными и партийными работниками, но аргументов для оправданий мы имеем все меньше (не будешь же вечно ссылаться на послевоенные трудности!). Если при встречах с Вами Войцех Ярузельский об этом молчит, то делает это лишь из такта, а в душе, как и недавно побывавшие в Гродно посол и консул ПНР, об этом, конечно же, подумал.
Так зачем этн недомолвки между друзьями?
Что стоит нашей могучей державе в центрах проживания поляков в Белоруссии по образу национальных школ для белорусов в ПНР открыть с десяток школ польских, в Гродненском университете организовать соответствующую кафедру, а при одном из Дворцов культуры создать польский ансамбль? Это сразу удалило бы еше одно ненужное нам нравственное напряжение в важном регноне. Да и Ярузельскому было бы легче отбиваться от нападок оппозиции, которая хитро и коварно использует наши просчеты.
С таким посланием не обращаюсь к нашим руководителям лишь потому, что мы все-таки провинция, а симптомы той Грандиозной Перестройки, которая разворачивается в стране, чувствуются здесь еще слабо. По крайней мере, в области духовной. Такое впечатление, что у наших отдельных, но влиятельных руководителей преобладает все тот же принцип – держать, не пускать, не разрешать. Подозревать и ничего не менять. Наглядным примером служит письмо ведущих писателей и деятелей культуры БССР, посланное Вам в конце прошлого года, в котором характеризовалось состояние белорусского языка в республике. Наболевший вопрос наше начальство, ничего по сушеству не меняя, постаралось спустить на тормозах. Но белорусы – народ упрямый, да и существуют какие-то высшие законы, управляющие людьми, из которых следует, что такого под сукно не запрячешь. Рано или поздно, а проблема вылезет наверх опять, и придется все-таки ее решать. Но там речь шла о делах как бы внутрисемейных, сугубо наших. Польский же вопрос, мне кажется, выходит за рамки государственных границ и его надо решать немедля.
Коммунист с 1947 г., засл. работник культуры БССР, лауреат литературной премии имени Ивана Мележа – А. Карпюк
Карпюк Алексей Никифорович, 230029, БССР, Гродно, ул. Калиновского, 3 «а», кв. 2, тел. квартирный 4-08-52, служ. 4-83-75.
13. АЛЯКСАНДРУ АМІЛЬЯНОВІЧУ
18 чэрвеня 1991 г., г. Гродно
Олек, честь!
Вчера прочел Твою повесть. Проглотил ее на одном дыхании. Она содержит очень много фактического материала, написана мастерски. Я пророчу Тебе успех. Дай Тебе Боже, дорогой Друг!
Между прочим, повесть наводит на мысль, что все это ннтересует только наше поколение. Молодым все это – до лампочки, вот трагедия! Между прочим, я тоже из такого рода литераторов, и я пишу то, что молодым чуждо.
Привет пани Мире
Твой А. Карпюк.
ДАДАТАК
УСПАМІНЫ ПРА АЛЯКСЕЯ КАРПЮКА
Васіль БЫКАЎ
ДОЎГАЯ ДАРОГА ДАДОМУ (Фрагменты)
[...] Стаўшы сакратаром абласнога аддзялення СП, Аляксей Карпюк імкнуўся актывізаваць працу гродзенскіх пісьменнікаў, арганізоўваў усялякія вечары і сустрэчы – у школах, на прадпрыемствах, часам з выездамі ў раёны. Звычайна для таго запрашаў Дануту Бічэль, Вольгу Іпатаву, якая са школьных урокаў прыбягала куды-небудзь – у педінстытут ці ў рэдакцыю і бойка чытала вершы. Карпюк звычайна ганарыўся маладымі і недалюбліваў старых – некалькіх дужа актыўных пенсіянераў-адстаўнікоў. [...]
Як я з часам пераканаўся, жыццё ў правінцыі мае хіба ўяўную перавагу перад сталічным жыццём, дзе ў сучаснага чалавека сапраўды ёсць магчымасць схавацца ў мурашніку шматлюддзя. Насуперак пашыранаму меркаванню, у правінцыі тое немагчыма. Па-першае, тут ён пад няспынным наглядам начальства, суседзяў, органаў, якія заўсёды імкнуцца ўсё і пра ўсіх ведаць. Зноў жа – візіты. У Горадні, дзе мы шмат год жылі з Карпюком, не мінала тыдня, каб хто не прыехаў да нас – з Менску, Масквы ці з Польшчы. Вядома ж, прыязджалі сябры, харошыя людзі, журналісты, якім мы былі рады. Звычайна пасля такіх знаёмстваў завязвалася сяброўства, якое часам доўжылася гадамі. [...]
На дзень ці два мы з Карпюком мелі прыемнасць сустракаць у Горадні ўжо тады слыннага пісьменніка з Беластоку, апальнага Сакрата Яновіча. У часе прагулянак па гарадзенскіх ваколіцах ён распавядаў пра свой пераслед ад польскіх уладаў, а мы распавядалі яму пра свой. Тым і паразумеліся. Як паказаў час, – назаўжды.
Асаблівую прыязнасць госці праяўлялі да Карпюка, тым болей, што ён быў заўсёды даступны, днямі сядзеў у сваім офісе, стукаў на друкарцы. Неяк зачасціў у Горадню журналіст і пісьменнік Олек Амельяновіч, таксама з Беластоку. Карпюк звычайна не любіў пачостак і ў пэўных выпадках запрашаў мяне або прыводзіў каго да мяне на кватэру. Амельяновіч быў просты, таварыскі хлопец, ахвотна піў і шмат распавядаў пра свае экзатычныя вандроўкі на поўдзень, у Лацінскую Амерыку. Але аднойчы, перад тым, як ён меўся прыехаць, у Карпюковым офісе раздаўся ананімны званок, і хтось папярэдзіў, каб Олека не прымалі. Мы апынуліся ў разгубленасці – чый гэта званок, з якога боку? Памятаю, тады ўтрох – я, Карпюк і Клейн, – адышоўшыся ў парк ля Каложы, абмяркоўвалі тое здарэнне. Што гэты званок – з бяспекі, не выклікала сумневу, але з якой? Карпюк кажа: а раптам то з іхняй? Разумны Клейн адказвае: і з нашай не лепш. Так мы нічога і не вырашылі. Але, здаецца, пасля гэтага Амельяновіч не прыехаў зусім. Затое, калі неўзабаве ў Карпюка з'явілася патрэба звярнуцца да яго ў Беластоку, той яго выручыў, як не мог выручыць ніхто ў Беларусі.
Запомніўся прыезд з Ленінграду інжынера Вайцяхоўскага, былога партызанскага камбрыга. Памятаю, тады было добрае надвор'е, мы ўзялі колькі бутэлек і паехалі на прыроду ў Пышкі. Як выпілі, камбрыг і яго колішні падначалены, якога ён прызначыў камандзірам атраду, пачалі ўспамінаць шмат якія эпізоды свайго сумеснага партызанства. Вайцяхоўскі тады вельмі добра выказваўся пра Карпюка-камандзіра, яны ўспаміналі шматлікіх агульных сяброў-партызан. Называлі імёны – тых, хто загінуў, хто і дзе жыве, якую кар'еру зрабіў па вайне. Вайцяхоўскі дакараў, але і хваліў Карпюка, што той не застаўся пасля вызвалення ў 44-м мацаваць савецкую ўладу на Гродзеншчыне, як гэта рабілі ці не ўсе партызанскія камандзіры, а падаўся на фронт, дзе яго пакалечыла. [...]
У мяне быў транзістарны радыёпрыёмнік з кароткімі хвалямі – японскі «Панасонік», які я ці не кожную ноч настройваў —лавіў «Свабоду», Бі-Бі-Сі, «Голас Амерыкі». З усіх, аднак, аддаваў перавагу «Свабодзе». Добра пачуць яе рэдка ўдавалася – глушылі заўжды і шчыльна. Некаторыя раілі шукаць здатнае мейсца ў кватэры, каля водаправодных трубаў, паспрабаваць настройваць за горадам. Я спрабаваў і так, і гэтак – часцей заўсё нічога не атрымлівалася. Перадатчыкі былі за тысячы кіламетраў, а глушылкі – во яны, побач, на ўскраіне горада. Няўдалымі былі ўсе мае спробы і ў тую ноч. А менавіта тады хацелася дазнацца пра падзеі, што выспявалі ў адносінах да Чэхаславаччыны, на якую нацэліўся «крыважэрны блок НАТА». Міралюбны Варшаўскі блок рыхтаваўся яе ратаваць.
Раніцай, як заўжды, скіраваў у рэдакцыю і на пешаходным мастку цераз чыгунку спаткаў Клейна. Барыс здаўся нязвыкла маўклівы, на чымсь засяроджаны і толькі буркнуў: «Ну, чуў? Яны ўвялі. Танкі ў Празе...»
Тое, вядома, ашаламляла. Я тады зразумеў вэрхал, што ноччу не даваў спаць – на вуліцах штось адбывалася, ішлі калоны машынаў, даносіліся чыесь галасы, у пад'ездах грукалі дзверы і бегалі нейкія людзі. Аказваецца, ішла мабілізацыя, як на вайну. У дапамогу перадавым часцям, што ўвайшлі ў Чэхаславаччыну, на базе Гарадзеншчыны разгортвалася рэзервовая армія. Хапалі запаснікоў, мабілізоўвалі транспарт, на ўскраінах у вайсковых гарадках фармавалі каманды. Як пасля выявілася, тэлефоны гарадской сеткі ў тую ноч былі адключаны. Мы з Клейнам выправіліся да Карпюка.
Яшчэ на падыходзе да Дому Ажэшкі, дзе звычайна працаваў Карпюк, пачулі, як на ўсю вуліцу гучэла перадача Б-Бі-Сі, распавядала, што савецкія войскі акупуюць Прагу. На вуліцы было нямала прахожых, некаторыя спыняліся, слухалі, а бальшыня хуценька кудысьці бегла. Мы тузанулі дзверы Карпюковага офісу, тыя былі не замкнёныя, а ў пакоі на канапе ляжаў Карпюк. Ён быў у поўнай вайсковай форме, побач на стале ляжала яго партупея і кірзовая палявая сумка. Карпюк хутка ўскочыў, працёр вочы. Мы выключылі транзыстар. «Во, халера, праспаў», – мовіў змабілізаваны ваяка. Аказалася, што ён усю ноч прабыў у Фолюшы на фармоўцы, раніцай прыехаў сюды і заснуў. Цяпер хутка адпраўка на вызвольны паход у Чэхаславаччыну. «I ты пойдзеш?» – папытаўся Клейн. – «Абавязкова. Ужо я там напішу», – быў яго выразны адказ.
Карпюк хутка паехаў на зборны пункт, і што з ім было далей, стала вядома праз некалькі дзён.
Вялізную мехкалону з мабілізаванымі выцягнулі на шашы ў напрамку польскай мяжы. Прыехала начальства з акругі, пачалі правяраць. Хадзілі адны, другія, трэція. Карпюк цярпліва сядзеў у кузаве МАЗа. І раптам паявіўся начальнік палітаддзелу акругі генерал Дэбалюк. «А гэты нашто? – кіўнуў ён на Карпюка. Нейкі палкоўнік пачаў штосьці тлумачыць, але генерал не даслухаў: – Зняць! Ён не паедзе». Давялося Аляксею злазіць з высокага кузава, на спадарожных машынах дабірацца да Горадні. Калона пайшла да Чэхаславаччыны без Карпюка.
Карпюк, безумоўна, быў чалавек сумленны і, магчыма, нават хацеў быць сумленным камуністам. Але не ведаў, як ім можна быць. I наогул, што гэта такое – сумленны савецкі чалавек? Што пэўна, ён не любіў хлусні і не цярпеў непарадку – хоць у літаратуры, хоць у войску таксама. Таму, здаўшы ў Фолюшы сваю амуніцыю, пайшоў уздоўж калючага дроту агароджы паглядзець, ці не засталося што забытае ягонымі папярэднікамі. I – во дзіва! Убачыў у траве тры пакінутыя карабіны. Адчуваючы з вайны каштоўнасць зброі, ён узваліў карабіны на плечы і панёс да капцёркі. Але тая аказалася ўжо зачыненай – усе пайшлі на фронт. Каб не кідаць карабіны ў лесе, давялося іх везці ў горад, у штаб арміі. Там, аднак, карабіны ўзяць адмовіліся – не нашай часці. А ўжо настала ноч, і ён змушаны быў несці карабіны дамоў. Адтуль патэлефанаваў мне: во халера, што мне рабіць? Кажу: там за тваім домам цячэ Ванючка, бухні туды твае карабіны, і справе канец. Ён мяне аблаяў: ты быццам у войску не служыў, не ведаеш, што такое аружжа. – Я, кажу, ведаю. Гэтым аружжам загаўняны ўвесь свет. Тваіх трох там не хапае... Не паразумеліся тады мы з Карпюком, ледзь не пасварыліся. Назаўтра ён пачаў хадзіць з тымі карабінамі зноў, аж покуль у яго не запатрабавалі пісьмовага тлумачэнпя: дзе і з якой мэтай узяў і г. д. Ледзьве ён выбавіўся з таго канфлікту, які сам сабе і стварыў. [...]