Текст книги "Психология проклятий (СИ)"
Автор книги: Альма Либрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Глава 4
Разумеется, Ойтко подтвердила, что ждала её здесь. И, конечно же, по очень важному делу. Сначала она, конечно, удивилась, но только-только заслышав о помощи, уже спустя миг защебетала, что да, да, именно Котэссы и не хватало до полного счастья, и, разумеется, найдётся огромное количество работы, которую она обязана выполнить сегодня. Ни минутой позже, ни минутой раньше – эту фразу Ойтко повторила вот уж сотый раз, и с каждой секундой у Арко всё больше и больше появлялась уверенность в том, что Литория на работе-то оказалась случайно, но уж точно не ждала никакой помощи.
Но ей и так было о чём думать. Женщина сгрудила у неё перед носом высоченные стопки личных дел студентов с заполненными образцами – и велела писать, немедленно, сию секунду, взяться за заполнение. Они, конечно же, должны были понимать, что с таким количеством работы Котэссе не справиться за день, но в ответ на замечание Литория уверила девушку – во времени она не ограничена и может приходить каждый день вот ещё целых две недели, пока не начнётся вступительная кампания.
Две недели! А ведь и эту-то ночь она провела у тётки в доме под видом последней – она повторила, наверное, раз десять, что больше не желает видеть иждивенку у себя на пороге.
Да, повторяла тётушка, да, она понимает, что Котэссе негде жить. Но ей надо развивать свой бизнес! У неё, в конце концов, родился внук, а внуку обязательно надо помочь. И младший сын наконец-то отыскал должную невесту, а невеста из богатого рода, надо продемонстрировать достаток семьи. Может быть, совсем скоро сын с супругой в этом доме и поселятся. Что? Нет, Кэтрин может остаться, она-то платит деньги, а вот Тэссе пора и честь знать. Потом она вполне может занять комнату в общежитии, а вот нынче собиралась к родителям, так пусть и уезжает к ним. А если у неё нет возможности, если ей надо работать, пусть университет озаботится о том, чтобы ей было где жить. Что значит закрыто на лето? Ну, глупый, глупый НУМ не желает подумать о своих студентах, но почему же за него должна отдуваться она одна?
– Может быть, – косясь на гору дел, промолвила Котэсса, – я возьму часть домой? И отправлю вам волшебной почтой? Просто я планировала отправиться к себе в родной город сегодня вечером…
– Нет-нет-нет! Котэсса, милая, зачем отправляться домой? Я вполне осведомлена, – она махнула у девушки перед носом её собственным личным делом, – твоим семейным положением. Магически одарённой особе нечего находиться в этом отвратительном болоте, тебя же там попросту погубят!
– Но мои родители… – несмело возразила та. – Ведь я же…
– Родители! Сколько тебе лет, дитя моё? Тебе исполнился двадцать один год, ты хороша, ты прелестна – а мне известно, что тебя вполне могут насильно выдать за какого-нибудь глупца замуж! Я сама из глубинки, едва-едва сбежала, – Ойтко тяжело вздохнула, – и ни на секунду не пожалела, что проработала тогда в университете всё лето. Между прочим, встретила своего будущего возлюбленного. А кого можно встретить в деревне? Неужели тебе хочется доить коз и коров, заниматься пастушьими делами, когда можно помочь родному университету? Ты талантливая девочка, зачем тебе к родителям!
– Повидать их впервые за год…
– Хорошие родители, которых стоит повидать, приехали бы сами! – отрезала Литория. – И если ты хочешь, чтобы моё мнение о тебе не испортилось, должна закончить работу, раз уж всё равно вызвалась её выполнять.
Котэсса пробовала было возразить, что она сама ни на что не вызывалась, что всё это – вина одного-единственного человека, что самым наглым образом обманул её, но кто бы стал слушать какую-то там студентку?
Поэтому, вытащив ручку, сотворённую, между прочим, самостоятельно, потому что на покупку у Котэссы ни за что не хватило бы денег, она поспешно заполняла одно дело за другим, справедливо полагая, что чем быстрее справится с работой, тем скорее сможет всё-таки отправиться домой. Лучше ночевать непонятно где одиннадцать ночей, чем двенадцать – и этим прекрасным принципом нынче планировала воспользоваться Тэсса.
…На десятом деле первой только группы у неё явственно заныла рука. Казалось, сейчас запястье вот-вот расколется на несколько частей – ручка скользила уже неуверенно по привычно ровным и понятным строкам, почерк нагло портился, а перед глазами буквы принялись танцевать.
Одна из букв напоминала Сагрона – такая же гордовитая, с таким же отвратительным характером. Котэссе хотелось зачеркнуть её, зарисовать чернилами, чтобы никогда-никогда больше не видеть за всю свою жизнь ничего подобного, но она знала, что не получится. Увы, но дикая и бездумная пляска этих невообразимо тупых, пустых слов, обозначающих заковыристые названия предметов, вызывала у неё страшное желание изорвать каждое личное дело, что она уже успела заполнить.
Голова как-то странно кружилась. Вчера Котэсса не плакала, разумеется, когда тётка выставила её за дверь – но ночевала-то она на улице, неужели заболела? Подхватить сейчас какую-нибудь заразу – хуже и не придумаешь! От этого у неё не появится какое-нибудь удачное и удобное жильё, а вот проблем станет только в разы больше. Куда тогда деваться? Где поселиться? У кого попросить приют?
Мысленно перебирая всех друзей и однокурсников, что жили в столице, Котэсса продолжила писать. Но с девушками в их группе она ведь почти не контактировала, а единственная знакомая с собственной квартирой, двумя курсами старше, уже магистр, недавно вышла замуж и уж точно не пустила бы себе под крышу никого юного и привлекательнее обезьяны.
– Как идут дела, Тэсси?
Она подпрыгнула на месте. В последний раз подобным образом столь нагло её имя сокращал только покойный дедушка, но ему-то как раз подобное позволялось, ведь он был родным и любимым человеком. Сейчас же мягкий мужской голос в условиях серого затхлого кабинета не сулил ничего хорошего.
– Кто вам дал право так ко мне обращаться? – возмутилась Котэсса, оборачиваясь и узрев-таки Сагрона, замершего по привычке у неё за спиной.
– А почему нет? Почему нельзя? – полюбопытствовал мужчина, устраиваясь поудобнее на свободном стуле, стоявшем прямо рядом с нею.
– У вас отпуск.
– Отнюдь! – возразил он. – Никакого отпуска у меня нет, когда юная леди оказалась в плену бесконечных бумаг…
Котэсса вздохнула. Бесконечные бумаги были не самым отвратительным в её жизни, если бы, конечно, не повлекли за собой целую гору других неприятностей. Но делиться подобными новостями с Сагроном она, разумеется, не планировала – и сейчас смотрела ан него до того спокойно и уравновешенно, что если б не подрагивающий от нервного напряжения глаз, можно было подумать, что с девушкой за всю жизнь не случалось ну совершенно ничего плохого, а день этот вообще был одним из лучших.
– Я не думал, что Литория аж так увлечётся своей работой, что поручит тебе всё это, – отметил Дэрри.
– Разве вас это волнует?
Сагрон тяжело вздохнул. Перед Котэссой ровненькими стопочками лежали личные дела всех студентов факультета – с первого по шестой, выпускной для магистратуры, курс. Учитывая то, что в среднем каждый год их факультет – ФБМИЗ, – выпускал больше двухсот студентов, работы здесь могло хватить не на две недели, а на целое лето.
– Я могу помочь, – предложил он.
– Морально? Спасибо, я в вашей поддержке сомнительного характера совершенно не нуждаюсь, – строго ответила Котэсса. – Не отвлекайте меня, пожалуйста. Прежде чем я всё это закончу, я не должна…
Её прервало собственное громкое чихание. Очередное проявление слабости! Ну что за ужас? Конечно же, насморк сам по себе не сулил ничего хорошего, особенно в сочетании с отсутствием жилья и возможности отправиться к родителям, но при Сагроне всё обстояло ещё хуже. Он мог вновь начать задавать какие-то крайне неуместные и лишние вопросы, мог докопаться до того, что исключительно для себя после величал бы истиной, а её бы это и вовсе опозорило!
– Просто не мешайте, – повторила она, не бросаясь уже в пространственные изъяснения, а после, подтверждая все гипотезы, что крутились у Дэрри в голове, чихнула вновь.
Мужчина окинул взглядом кабинет – горы папок на столах, на полу, на подоконниках – да на бедную девочку скинули всё, что только могли! Каждый год деканат, заполняя личные дела и индивидуальные планы, привлекал для этого студентов во время практики, но…
Но Сагрон не хотел отпускать Котэссу домой, а посему вручил её прямо в загребущие ручонки доцента Ойтко, заместителя декана, ещё и такой отвратительной с любой точки зрения женщины! И зачем он это сделал?
На глаза попалась сумка. Вспомнить её было не так и трудно – магия, сверкавшая особенно ярко, указывала на владелицу, словно путеводный клубок. У мужчины даже сомнений не возникло, что это были вещи Котэссы – зато причина, по которой она могла взять их сегодня с собой, совершенно не радовала.
– Тебе негде жить? – не удержавшись, спросил он. – Здесь работы не на один день, и это видно.
– Это не имеет значения, – сухо ответила Котэсса, в подтверждение собственных слов чихнув уже не раз, а трижды. Она тут же покраснела, словно стыдилась насморка, и отвернулась от него, стараясь больше внимания уделить личным делам, а после принялась бормотать беспорядочные целительские заклинания, которые знала явно очень и очень слабо.
– Может быть, я могу чем-то помочь?
– Прекратить меня преследовать! – уверенно воскликнула Котэсса. – Я сама разберусь со всеми проблемами, причиной которых стали вы – или даже кто-то другой. А всё остальное не имеет никакого значения.
Он нахмурился. Девушки вообще достаточно редко оказывали сопротивление, ещё и такое яростное, когда он подходил знакомиться или даже предлагал отношения серьёзнее, чем просто короткий поцелуй в её комнате. Это дурацкое проклятие, привязавшее её к Котэссе, со стороны казалось таким безобидным, но…
Если он уж и взялся за то, чтобы избавиться от него окончательно и бесповоротно, то без проклинательницы не обойтись никак.
– Послушай, – Сагрон попытался улыбнуться. – Если тебе действительно нужна какая-нибудь помощь…
Он не договорил. Котэсса бросила на мужчину такой пламенный, такой злой взгляд, что на мгновение даже захотелось упасть перед нею на колени и рассыпаться в бесконечных извинениях, хотя проклинала как раз она.
– Это вы послушайте. Я с вами… – она запнулась. – В общем, через год проклятие спадет, а вы навсегда забудете о том, что я существую.
Она вновь склонилась над очередным личным делом, которое заполняла, и сделала вид, что ничего, кроме тысячи папок, не видит.
Но Сагрон не мог заставить себя отвести взгляд от её старой, застиранной сумки, набитой доверху вещами.
Он раскрыл первое попавшее под руки дело, коснулся пальцами бумаги – словно пытался заставить буквы проступить на ней, – но запоздало вспомнил, что индивидуальные планы студентов и иже с ними имеют к волшебству иммунитет, чтобы учащиеся не смогли изменить в них что угодно по собственному желанию. Новаторство Министерства Образования. Разумеется, там-то уж точно не могли придумать ничего хорошего!
Котэсса продолжала делать вид, будто бы совершенно не замечает его. Мужчина поднялся, понимая, что девушку ему не переубедить, в последний раз покосился на неё, словно жаждал удостовериться в обратном, и вышел из деканата. Конечно, можно было остаться и помочь, но если она не желает…
Вышел очень зря. В коридоре, напоминающая нечто среднее между пуделем бойцовской породы и фурией из сводки Самых Опасных Волшебных Существ, стояла доцент Ойтко. Сагрон мысленно пожелал себе как минимум несколько раз провалиться под землю – но женщина уже успела его заметить, а теперь бодро отправилась коллеге навстречу, широко улыбаясь.
– Добрый день вам, доцент Дэрри! – заявила она. – Как приятно видеть вас во время отпуска на рабочем месте. Прежде я не замечала никакой страсти к работе, но вы, очевидно, решили исправиться.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Сагрон. – Мне всё равно нечем заняться дома. А что, у вас есть очередная доза поручений?
Литория плотоядно усмехнулась. Поручения у неё были всегда, в любое время дня и ночи. Черноволосая, с чрезмерно кудрявыми волосами, что вечно торчали вокруг её головы, она напоминала излишне верную своему делу собаку, что лает там, где не надо, но не может открыть пасть, когда кричать действительно пора.
Даже голос у Ойтко был такой – неприятный, с какими-то лекарскими нотками, когда она пыталась язвить, но вполне крикливый, когда надеялась просто напугать студентов.
И кому он отдал на растерзание бедную Котэссу?
– Ко мне в гости, – шипящим тоном, будто бы была змеёй, начала Литория, – недавно явился один из наших студентов. Заявил мне, что вы, однако, пытаетесь увести у него невесту. Приглашали её на свидание…
Сагрон вздохнул. Студентов, ревнующих своих однокурсниц к преподавателям, особенно к преподавателям молодым и привлекательным, хватало всегда. Он, правда, поводы давал, но не сомневался, что девица на ровном месте уже успела придумать слишком много условностей и обещаний, которые никогда не сорвались бы с его губ.
Разве что Котэссе он мог бы нынче наобещать всё, что угодно.
– Увы, но к вам поступила неправдивая информация, – покачал головой Сагрон. – Я не соблазняю студенток, ну, и уж точно не приглашаю их на свидания, если у меня нет, скажем, желания на них жениться.
– Да? В таком случае, – хмыкнула Ойтко, – вы должны были бы жениться на большинстве представительниц женского пола факультета.
– Разумеется, – согласился Сагрон. – Но мы не сошлись характерами.
– Не растлевайте молодёжь, доцент! – сурово воскликнула она. – Зачем вы пришли?
– Я подумал… – он запнулся. – Что мог бы чем-нибудь помочь. К примеру, я слышал, что…
– Вы хотите заполнять индивидуальные планы?
Мужчина первым делом намеревался было отказаться, но… Это подразумевало возможность находиться рядом с Котэссой – а значит, и шанс расположить её к себе. Сагрон до конца не понимал, зачем ему вообще это нужно, но, в конце концов, от этой девушки многое зависело. Проклятье, к примеру.
Позавчерашнего разговора с головой хватило для того, чтобы убедиться в стойкости Котэссы и в том, что она выгонит его с огромным удовольствием, стоит только передать с настойчивостью. Сагрон к отказам не привык, может быть, потому Тэсса вызывала даже некий спортивный интерес…
К тому же, это он виновен в том, что девушка осталась в городе. Виновен, но не мог сожалеть, что ещё недели две ему не придётся задумываться о том, где её искать, если вдруг проклятие решит проявить себя ещё с какой-нибудь весёлой стороны.
Ещё несколько дней назад всё казалось таким простым. Избавиться от ненавистного заклинания прежде, чем оно вообще успело себя продемонстрировать, и забыть о нём навсегда. Но Элеанор была непреклонна, когда сообщала о том, что ни какого-нибудь волшебного противодействия, ни снадобья от этого проклятия не существует – потому что само оно всё ещё достаточно свежее, чтобы такое и вовсе не придумали.
А потом он явился к Котэссе и натолкнулся на радикальный отказ и сопротивление. Думал, что девушка сама, с огромным удовольствием сбросит со своих плеч любую ответственность за содеянное – а она самым наглым способом сопротивлялась и явственно продемонстрировала, что не планирует сдаваться.
Мужчина вздохнул. Котэсса демонстрировала себя, как особа крайне принципиальная, и он не мог сказать, что это так уж и расстраивало. Но не чувствовать себя виноватым за то, что девушка осталась без жилья, не мог.
– Да, пожалуй, – согласился он с Ойтко, – я не откажусь заняться заполнением индивидуальных планов. Заодно помогу нашей старосте.
– Да? – оживилась женщина. – Надо же? Вы решили замолить свои грехи перед обществом?
– Возможно, – кивнул мужчина. – Я пойду?
– Да-да… Постойте! – Литория перехватила его за руку, когда Дэрри попытался пройти мимо. – Но, дорогой мой, деканат находится в противоположной стороне.
Он вздохнул. Жажда избежать всё-таки ненавистной работы была слишком сильной, но Сагрон послушно кивнул и повернул в указанную Ойтко сторону. Может быть, он и вправду, поработав, как-нибудь быстрее скоротает день.
А сколько тех дней в году! Совсем-совсем мало. Четыре с половиной (и маленьким хвостиком) двадцатки в каждом сезоне, четыре сезона… Ничего страшного. Проклятье как проклятье – Ролан, может быть, совершенно прав, заявляя, что подобного рода проклятие – это далеко не самое страшное из всего арсенала, которым могла наградить Элеанор. Ну, а может, девушка даже изобретёт что-нибудь полезное. Что-то, что поможет избавиться от кары…
Следовало и вовсе отпустить Котэссу домой – сказать, что сам заполнит все индивидуальные планы, и точка.
Но всё же, а вдруг способа никакого нет? Вдруг к нему ради выяснения явится кто-нибудь? Пусть уж остаётся здесь, по крайней мере, противодействие от проклятия всегда должно находиться рядом, даже если это противодействие является живым, полноценным человеком, может быть, абсолютно несогласным с подобным узурпированием её личного пространства.
И… Он помнил слова Элеанор.
Каждое нарушение продлевает проклятье ещё на год. А кара за нарушение может становиться от раза к разу страшнее и страшнее. Испытывать же на себе все прелести наказания за измену девушке, которую он знал без году неделя, Сагрон не собирался. Это было по меньшей мере глупо.
Когда он вернулся в кабинет, всё такой же серый, мрачный и заставленный светлыми папками, Котэсса старательно что-то писала и делала вид, что совершенно его не замечает. Мужчина занял стул, придвинул к себе ближайшую стопку, наколдовал ручку – ему, благо, покупать это чудо инноваций не приходилось, магия работала отменно, – и, раскрыв первую же папку, принялся заполнять бланк колонкой предметов. Оценки потом вписывал деканат; они, собственно, должны были заполнять весь индивидуальный план от начала и до конца, но, к сожалению, заниматься этим не любили, предпочитая всё чаще срываться на крик и призывать несчастных старост к подобной бесполезной работе.
Девушка делала вид, что его совершенно не замечала. Сагрон не настаивал; в этом сегодня не было никакого смысла. Может, и вправду оставить её в покое?
Но Котэсса, неумело пытаясь излечиться магией, теперь не чихала, но вздрагивала ежеминутно и подпрыгивала на месте, руки у неё побелели, словно кровь отхлынула, а лицо, напортив, было красным-красным, словно она страдала от невыносимой жары, но не могла попросить отворить окно.
– А вы не знаете, – не выдержала она наконец-то, – принимает ли летом студентов общежитие?
– Нет, – пожал плечами Сагрон. – Не должно. А что?
– Это не имеет значения, – Котэсса вновь склонилась над бумагами.
Для неё и вправду всё это было неважно. Она отправила родителям почти всю свою стипендию, потому что не смогла отправиться сама и помочь, так что теперь даже об уплате за общежитие приходилось забыть. А что до съема какой-нибудь квартиры на лето, то об этом Арко даже и не думала, прекрасно понимая, что денег у неё на подобные выдумки нет, не было и никогда, скорее всего, не будет.
Ну ничего. Она найдёт где-нибудь место.
…За окном громыхнуло. Дело приближалось к вечеру, а она всё писала, не прерываясь даже на обед. Быстрее сделает – быстрее отправится домой и освободится от этого бесконечного, ненужного занятия, освободится от потребности находиться в университете. А Сагрон может делать всё, что его душе угодно – хоть на голове стоять, хоть рыдать и падать на колени. Она просто не обратит внимания.
Ушла Котэсса поздно-поздно – мужчина ещё оставался, дописывал последнее дело из избранной стопки, а когда поднял голову, то девушки на месте больше не было. И сумки её тоже.
Зато осталась Ойтко, словно искренний фанат учёбы. Она лучезарно улыбнулась мужчине, вновь поправляя свои чёрные кудрявые волосы, находившиеся в беспорядке ещё худшем, чем до любых манипуляций с причёской.
– Что ж, – заявила она, – вы с Котэссой очень хорошо потрудились, готова половина первого курса, представляете! Ещё немного – и можно будет переходить ко второму… Хорошо, что она пришла. У нас проверки, всегда получаем по голове за то, что планы не заполнены, а теперь вот у нас будет прекрасная, замечательнейшая возможность…
Мужчина вздохнул и кивнул. Хотелось спросить, куда именно отправилась Котэсса – но откуда об этом было знать Литории?
– Я завтра вернусь, – промолвил он. – И продолжу работу.
По крайней мере, дела помогали отвлечься от мыслей о проклятии, а заодно и от страждущих дам, которые, несомненно, появятся у него на пороге совсем-совсем скоро. Об этом – о брошенной им безо всяких объяснений своей недовозлюбленной в частности, – Сагрон тоже предпочитал не думать. Лучше всего решать проблемы по мере их поступления – по крайней мере, не будет так уж сильно болеть голова.
– Я буду с нетерпением вас ожидать, – Литория склонила голову набок, умилённо улыбаясь.
Она проводила его взглядом до выхода из деканата, а после принялась перекладывать какие-то стопки бумаг и бесконечных документов, всем своим видом показывая, что не самая слабая и сдаваться до следующего утра да уходить домой совершенно не намеревается.
